Египет и египтяне в представлении английского общества последней четверти XIX первой четверти XX века

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Египет и египтяне в представлении английского общества последней четверти XIX первой четверти XX века

Египет стал интересовать широкую европейскую общественность в начале ХІХ в. после Египетского похода Наполеона (1798-1801). В английской же прессе египетский вопрос начали активно обсуждать после восстания Араби-паши 1882 г., введения в страну английских войск и начала борьбы за английский контроль над Суэцким каналом.

Каждая восточная страна, где Великобритания имела свои интересы и которую активно осваивала, привлекала внимание не только политиков, военных и представителей торговых кругов страны, но и обывателей. Британцы, наряду с приверженностью к своей стране, отличались огромным интересом к самым различным уголкам мира. Они ощущали себя нацией, способной помочь отсталым народам и донести до них свет разума: Египет предоставлял для этого прекрасную возможность. Зачастую английские представления о Египте были лишены объективности, страна рассматривалась с точки зрения цивилизаторской миссии Великобритании, жители априорно считались стоящими на более низкой ступени развития. Хотя некоторые журналисты и путешественники стремились к объективности, пытались показать колоссальную разницу между двумя культурами, руководствуясь мыслью английского публициста В. Мивиля: «Нередко сложно испытывать доверие или симпатию даже к тем, кто живет как мы, кто думает как мы, но гораздо труднее иметь дело с людьми, пути которых не наши пути, мысли которых не наши мысли»¹.

Англичане интересовались прошлым, настоящим, будущим Египта, жителями страны. У английской общественности сформировался свой особый взгляд на Египет и его жителей. Можно выделить несколько подходов, на основе которых давались характеристики самому Египту его жителям. египет европейский житель наполеоновский

Первый подход олицетворяют английские политики и колониальные деятели. Прежде всего, это А. Милнер, Э.Б. Кромер и А. Колвин. Их основной заботой было создание корпуса работоспособных англо-египетских чиновников. Они рассматривали местное население как сырой материал, который надо доработать и приспособить к эффективному решению задач административного управления страной: «Фактически, англичанин скоро обнаружит, что египтяне, из которых он хотел формировать что-то действительно полезное, по меньшей мере, самый сырой из необработанного материала.»² В соответствии с этим подходом все качества, присущие египетскому народу, четко подразделялись на полезные, бесполезные и откровенно вредные. Разум, таланты, особенности восприятия мира, межличностных коммуникаций, все это не имело самостоятельной ценности и призвано было только служить британским интересам. Основной тезис, из которого исходил сначала сам лорд Кромер, а затем все его последователи, был четко сформулирован в его книге: «Египтяне многочисленны, но с политической и административной точек зрения они не более чем ноль»³.

А. Милнер, характеризуя египетское население в целом, склонен писать о нем даже не как о сыром материале, а как о людях, стоящих на более низкой ступени развития, что позволяет ему проявлять бесконечную снисходительность: Египтяне «обладают исключительно смирным темпераментом, жизнерадостным, общительным и легко удовлетворяющимся. Они никогда не устают разговаривать и любят то, что они называют «фантазия» всякого рода шоу и представления»⁴.

Большое внимание в характеристике египетского населения Э.Б. Кромер уделял его интеллектуальным качествам, которые находил неудовлетворительными: восточный человек для него «серьезный и молчаливый, лишенный энергии и инициативы, косный разумом <.>, безразличный к потере времени и терпеливый в страдании»⁵. Наиболее приемлемыми для англичан качествами было терпение и выносливость египтянина, то, что население не было склонно к частым и быстрым бунтам, к постоянному выражению недовольства. Однако, привыкнув к покорности крестьян, позже англичанам сложно было смириться с появлением среди передовых общественных деятелей страны тех, кто призывал к борьбе за независимость. Эти призывы казались глупостью еще и потому, что отсутствие противодействия своей политике Великобритания принимала за полное согласие с ней и довольство ею. Оценивая прошлое страны, каждый считал своим долгом упомянуть о том, что на протяжении всей своей истории Египет находился под властью завоевателей, т.к. его государственная власть характеризовалась слабой организацией, фатализмом, который принимал неизбежное и покорностью властям. Э.Б. Кромер негативно говорит о покорности и безынициативности местного населения только пока это касается власти аборигенной. Взрывы же непокорности по отношению к англичанам его раздражают. Возможно, в этом сказывается представление об особой цивилизаторской миссии Великобритании, противиться которой величайшее из преступлений⁶. Лорду Египтянам отказывалось в возможности самостоятельных действий, им не полагалось даже иметь собственного мнения по политическим вопросам: «На политической арене они слишком слабы, чтобы иметь то или иное мнение»⁷.

В целом же, английские колониальные деятели считали, что египтянин не способен не только к созданию великой культуры, но даже к полному восприятию уже существующей европейской. Строительство пирамид, древнее величие страны отошли далеко в прошлое, современные египтяне, как считалось, не имели ничего общего с великим наследием. А. Милнер считал, что «подобная раса не сможет породить великих людей или новые идеи или занять лидирующую позицию в развитии человечества»⁸. Египтянам не интересны науки, они не склонны изучать далекие от них материи, плохо воспринимают абстракции, равнодушны к точным цифрам, лишены логики: «Они часто не в состоянии вывести очевидные заключения из простых предпосылок». Египтяне не обладают, по мнению англичан, четкостью и логичностью мысли: «Его объяснение всегда будет длинным и нуждающимся в ясности. Он, скорее всего, прервет себя полдюжины раз, прежде чем закончить историю».

Именно колониальные деятели чаще других использовали сравнение египтян с детьми, основанием для этого сравнения служила их наивность в глазах англичан. Египтянин, считал Э.Б. Кромер, не склонен к скептицизму. В политике, как и в повседневной жизни, он склонен воспринимать как правду самые абсурдные вещи¹⁰. Не стоит забывать, что основания английской и египетской культур были совершенно различными: если первая строилась на рационализме, то уделом второй была нерасчлененность сознания, буквальное восприятие многих вещей. Это проявлялось не только в повседневной жизни, но и на политическом уровне: англичане зачастую не выполняли тех своих обещаний, которые противоречили их интересам, и им это казалось логичным; египтяне же не могли допустить мысли об обмане, это не укладывалось в логику их мировоззрения.

Англичане пытались изменить не только страну, но и самих ее жителей, отмечая резкое отличие их от европейцев: «Европеец близок к благоразумию, его утверждения лишены неясности, он по натуре логичен, хотя мог и не учиться логике, он любит симметрию всех вещей. Восточное же сознание, напротив, нуждается в симметрии»¹¹, писал Э.Б. Кромер и проводил школьную реформу, целью которой была попытка перекроить египетский разум по европейскому образцу.

Отмечался консерватизм египтян, их нежелание что-либо изменять в привычном образе жизни: «Истинный восточный человек основательно консервативен. Его консерватизм дань инстинкту самосохранения». А. Милнер с некоторым недоумением отмечал, что египтянин неизменен в своих привычках и идеях¹³. Европейцам, сынам динамичного ХІХ в., сложно было понять подобную вековую неподвижность. Еще сложнее было осознать, что самим египтянам эта неподвижность кажется вполне естественной, они отнюдь не стремятся догонять Запад. Египетское равнодушие к точным цифрам выражалось и в небрежном отношении ко времени. Европейский лозунг «Время деньги» был им чужд и непонятен. Они жили сегодняшним днем, редко строили планы на будущее, время для них представляло бесконечный неиссякаемый поток, делить который на части было бессмысленно. Как отмечал лорд Кромер, «Его [египтянина] жизнь в прошлом и настоящем. Будущее позаботится о себе само»¹⁴.

Вращаясь в высших кругах египетского общества, английские политики отмечали его стремление приблизиться к европейским стандартам жизни. Во многом увеличение числа европеизированных англичан было данью необходимости. Англичане отмечали, что местным населением воспринимается преимущественно внешняя сторона европейской культуры: одежда, манеры, мода. Восприятие культуры носило подражательный характер. Столкновение с европейской цивилизацией породило у аристократии потребность воспринять ее преимущества. Они учили европейские языки (преимущественно французский и английский), посылали своих сыновей в Европу. Однако А. Милнер считал, что они только демонстрируют поверхностную осведомленность о европейских модах, привычках и идеях. «У них на устах общие места политического прогресса, но восприятие часто только снаружи»¹⁵.

Английские колониальные политики в своей повседневной деятельности сталкивались с египетскими чиновниками, поэтому оставили их подробную характеристику. Прежде всего, бросалось в глаза подобострастие чиновника: «Их общие характеристики это подобострастные манеры, неуклюжесть, близорукость, доходящая до слепоты, общий дух тусклости и раболепства»¹⁶. А. Милнер считал, что с этими отрицательными явлениями можно справиться, если обращаться с египтянами как с равными, видеть в них людей. Э.Б. Кромер отмечал, что египетский чиновник «менее думает о том, что должно быть сделано, чем о том, чтобы действовать таким образом, чтобы на него самого нельзя было возвести обвинений»¹⁷. Английских администраторов возмущало отсутствие у чиновников самостоятельности, ответственности, инициативы. Для восточного человека было характерно восприятие чиновничьей должности как кормушки, которой человек обеспечивается на всю жизнь: однажды став чиновником, человек редко покидал эту сферу деятельности. Каждый египтянин стремился стать чиновником, чтобы получать стабильную зарплату и не беспокоиться о будущем. Большинство из них просто клерки, занятые монотонной работой, отмечал один из английских журналистов¹⁸. Возмущение вызывало нежелание многих египетских бюрократов изучать английский язык, нелюбовь к британской администрации, их негодование по отношению к духу превосходства, который привнесли англичане. На протяжении всей английской оккупации Египта постоянно шел спор между английскими и египетскими чиновниками: англичане утверждали, что они призваны обучить египтян современным административным приемам, последние же считали, что представители Великобритании занимают неоправданно много мест в системе египетской бюрократической машины. Лорд Кромер характеризовал чиновников как англофобов, многие из них и были таковыми.

Деревенские шейхи и омды (главы деревень) вызывали у англичан гораздо большую симпатию, чем центральные чиновники. В деревнях они были полезными агентами правительства, разбирались в вопросах агрокультуры и ирригации, во всех простых проблемах деревенской администрации. Однако А. Милнер с сожалением отмечал, что омды стремятся отправить своих детей учиться в город, а после получения образования те остаются в Каире, пополняя количество клерков¹⁹.

В Египте, как и во всех традиционных обществах, большую роль играла религия, причем особенно важны были внешние проявления религиозности, обряды. Положение имама во многом отличалось от положения христианского священника. Он не имел никаких особых прав и пользовался уважением лишь в той мере, в какой заслуживал его своей святостью и ученостью. Сам ритм жизни, более неторопливый, способствовал тому, что имамы и прихожане больше времени посвящали молитве, созерцательности. Колониальные администраторы придавали исламу огромное значение, считая его основой, на которой формировался характер народа. Э.Б. Кромер видел в нем причину раболепства и ограниченности сознания людей: «ислам не поддерживает, но допускает в людях раболепство», «религия ислама не приемлет компромиссов». Сущность ислама не интересовала английских политиков, они отмечали лишь «недостатки» этой религии, затруднявшие общение с мусульманами, и превращение их в орудие английской администрации. Э.Б. Кромер был убежден, что ислам объективно мешает реформам в стране²⁰.

Среди англичан было распространено твердое убеждение, что они способны больше привнести в Египетскую культуру, нежели взять от нее: «Английские инженеры могут дать египетским крестьянам воду для полей, железные дороги для доставки товаров на рынок. Английские учителя могут открыть им дорогу к западной науке и знаниям», утверждал Э.Б. Кромер. Восток в ХІХ веке перестал восприниматься как сокровищница культуры и науки, как это было в средневековье, запад начал смотреть на него снисходительно и покровительственно.

Сочинения английских политиков акцентировали внимание на негативных сторонах египетского характера: инертности, безынициативности, отсутствии дисциплины и ответственности, создавая тем самым картину мрачную и безысходную. Путешественники и журналисты, общаясь с представителями различных социальных групп, отмечали положительные черты египетского характера: гостеприимство, жизнерадостность, оптимизм, хорошее отношение к окружающим их людям. Наиболее характерно в этом отношении сочинение У. Лэйна, которое характеризует не столько сугубо английское отношение к Египту, сколько описывает социокультурный облик египтянина в целом. Некоторые авторы склонны были создавать пасторальные картины египетского быта, главным содержанием которых было описание внешнего антуража, а не стремление проникнуть в причины и суть происходящего. Одна из наиболее ярких статей подобного плана «Мой друг феллах» Ф. Уолтера, опубликованная в журнале «Найнтинс сентшери». Это практически художественное произведение с длительными описаниями природы, работы и развлечений крестьян. Ф. Уолтер отмечает и равнодушие крестьян ко времени, и детское восприятие ими окружающего мира. Он дает достаточно емкую характеристику характера феллахов: «С эпохи фараонов феллах мало изменился; каким он был во времена бедствий, таким он остался и во время процветания: терпеливым, законопослушным, трудолюбивым, с хорошим чувством юмора, здоровым, подозрительным по отношению к мотивам власти, всегда склонным к сплетням, легко возбудимым и склонным к ссорам.»²². В статье Ф. Уолтера феллахи предстают частью окружающего их ландшафта, создавая с ним органическое целое. Египетские крестьяне, по его мнению, полностью довольны жизнью, им нечего желать, если у них достаточно еды, и нет нужды заботиться о суровой холодной зиме²³.

Если представители английской администрации были склонны рассматривать характер, религию, обычаи египтян как комплекс недостатков, мешающих им воплощать в жизнь европейские идеи, то журналисты, путешественники зачатую оценивали страну и ее жителей как абстрактную экзотическую картину. В этом отношении типичной является книга Д. Адамса «Страна на Ниле». Автора интересует история, природа, мифология Египта, он пытается воссоздать в воображении читателя некую картину, причем жители страны в этой картине либо не присутствуют, либо представляют собой детали пейзажа: «Пейзаж очень монотонен или был бы таковым, если бы не сменялся иногда проблесками восточной жизни: мальчики, продающие сахарный тростник, женщины, медленно идущие по дороге.». В Каире основное внимание привлекают не жители, а архитектура, автор склонен описывать парадную сторону жизни, понятную европейцу: роскошные магазины, дорогие товары, зажиточные арабы все это интересная и забавная экзотика. Для многих путешественников и журналистов Египет являлся лишь совокупностью пышной природы, медленного течения Нила, мечетей и минаретов.

Для оживления повествования используется описание уличных сцен, однако подоплека происходящего не раскрывается, описывается лишь эстетическая сторона происходящего. Например, при описании танца дервишей автор подробно расписывает фигуры танца, но не задумывается о его значении, не углубляется в религию и обычаи Египта. Английского обывателя привлекало древнее величие страны, строительство пирамид. Именно англичане одними из первых начали целенаправленное изучение египетских древностей, стали создавать художественные произведения о фараонах. Д. Адамс также пытается украсить повествование яркими картинами прошлого страны: «Команды рабочих были собраны вместе со всех концов империи: в те времена труд был дешев, а царские приказы непреодолимы»²⁵. Подобные картины гигантского подневольного труда не вызывают у автора желание сравнить это с современным положением феллаха, который является для него лишь частью пейзажа.

Журналисты, которых интересовала политическая подоплека положения Англии в Египте и международное положение этой страны также не задумывались над характером и судьбой жителей Египта. Например, Ф. Эджертон посвятил свою работу Суэцкому каналу. Однако он говорит лишь о значении канала для Великобритании. Мысль о том, что канал это часть Египта, никак не озвучивается, создается полное впечатление того, что канал это стратегическая часть Великобритании²⁶.

Многие журналисты шли гораздо дальше колониальных политиков в характеристике влияния Великобритании на Египет. Например, Дж. Стивенс писал: «В конце своего 60 столетия египтянин, кажется, наконец, нашел хозяина, который говорит ему делать правильные вещи»²⁷. Г. Файф считал, что у египтян нет «сбалансированного сознания, твердых суждений, беспристрастности»²⁸. Г. Файфу и Дж. Стивенсу вторит Д. Сладен: «Египтянин происходит не из правящей расы, а из расы, которая всегда будет управляема»²⁹. В оценке умственных способностей египтян Дж. Сладен был не просто предвзят, а откровенно груб: «Если послушать египетские разговоры, то можно вообразить, что их единственное желание улучшить свой разум и подняться до равного положения с высокообразованными европейцами. Как правило, у египтян нет разума»³⁰. Подобные высказывания формировали у английского обывателя образ неразумного, слабого, инертного человека, что вызывало жалость и легкое презрение. Среднестатистический англичанин ощущал свое превосходство над этими «дикарями», мог с чистой совестью нести им цивилизаторскую миссию. Был сформирован такой мощный стереотип, преодолеть который долгое время не могли не только обыватели, но и политики, более детально знакомые с реальным положением дел.

В политике мнение о врожденной неразумности египтян приводило к отказу им в самоуправлении. К 1910 г. появилась точка зрения, согласно которой западный путь развития не всегда ведет к прогрессу восточной цивилизации, Восток не способен в полной мере воспринять достижения западной цивилизации: «Ни знания, ни интеллектуальное образование никогда не приспособят восточных людей или кого-либо еще к самоуправлению»³¹. Египтяне могли воспринимать западную науку, культуру, но были, по мнению англичан, лишены западных моральных и духовных характеристик: мужества, инициативы, ответственности, чувства долга и справедливости. Эти качества формировались на Западе веками под сенью христианства, на Востоке они не могли возникнуть за несколько десятилетий, к тому же ислам казался неподходящей религией для их культивирования.

Англичане не заблуждались на счет того, насколько глубоко было их влияние и насколько хорошо относится к ним местное население. Они отдавали себе отчет в том, что египтяне не любят новшеств, вводимых ими, с трудом терпят засилье англичан в административном управлении страной. Однако они считали отрицательное к ним отношение не более чем детским капризом, который с течением времени пройдет сам собой, поэтому неожиданным и пугающим для них стал рост националистического движения и поддержка его по всей стране. Естественное отсутствие взаимопонимания двух народов усиливалось нежеланием англичан объективно воспринимать духовные запросы и потребности местного населения. Англичане считали, что египтяне обязаны учить их язык и усваивать принципы британской системы управления как наиболее логичные и результативные, египтяне же зачастую воспринимали все эти новшества как покушение на свою культуру и образ жизни.

Примечания

интерес египет европейский житель

1 Mieville, W.F. Britain's Task in Egypt / W.F. Mieville // The nineteenth Century and after. 1907. №364. Р. 995.

2 Cromer, E.B. Modern Egypt / E.B. Cromer. L., 1908. Vol. 2. Р. 131-132.

3 ! bid. Р. 132.

4 Milner, A. England in Egypt / A. Milner. L., 1901. Р. 316.

5 Cromer, Е.В. Op. cit. Р. 148.

6 ftid. Р. 151.

7 Milner, A. Op. cit. Р. 317.

8 ftid. Р. 314.

9 Cromer, Е.В. Op. cit. Р. 147.

10 ftid. Р. 147-148.

11 ftid. Р. 146.

12 ftid. Р. 161.

13 Milner, A. Op. cit. Р. 316.

14 Cromer, Е.В. Op. cit. Р. 149.

¹⁵Milner, A. Op. cit. Р. 322.

16 Milner, A. Op. cit. Р. 325.

17 Cromer, Е.В. Op. cit. Р. 240.

18 См.: Wallace, M. Egypt and the Egyptian Question / M. Wallace. L., 1883. Р. 139.

19 См.: Milner, A. Op. cit. Р. 324.

20 Cromer, Е.В. Op. cit. Р. 136, 141.

21 rbid. Р. 143.

22 Walter, F.M. My Friend the Fellah / F.M. Walter // The nineteenth Century and after. 1904. №31. Р. 444.

23 rbid. Р. 445.

24 Adams, D. The Land of the Nile. L., 1881. Р. 110.

²⁵ftid. Р. 130.

26 См.: Egerton, F. Great Britain, Egypt and the Suez Canal / F. Egerton. L., 1883.

27 Steevens, G.W. Egypt in 1898 / G.W. Steevens. L., 1898. Р. 277.

28 Fyfe, H.H. The New Spirit in Egypt. L., 1911. Р. 148.

29 Sladen, D. Egypt and the English: Showing British Public Opinion in Egypt upon the Egyptian Question / D. Sladen. L., 1908. Р. 4.

30 ftid. Р. 73.

31 Butler, A.J. The Misgovernment of Egypt / A.J. Butler // The nineteenth Century and after. 1910. №404. Р. 595.

Размещено на Allbest.ru