Государственный строй Англии накануне революции 1640–1660 годов

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Государственный строй Англии накануне революции 1640-1660 годов

феодальный гражданский война революция

Политическая история Англии в первые десятилетия XVII века обыкновенно рассматривается в исторической литературе через призму катастрофического будущего - событий революции и гражданской войны. Главное внимание при таком взгляде обращается на борьбу между королем и парламентариями, которая считается определяющим фактором политической жизни английского общества как для периода правления Якова I, так и для того времени предреволюционной эпохи, когда королевский трон занимал Карл I[1]. Революция в Англии возникла, как известно, из конфликта между королем и парламентом, разгоревшегося после начала работы последнего в ноябре 1640 года. В свете указанного факта и борьба между этими политическими силами более раннего периода представляется в качестве пролога к революционной драме. В книге историка Дж.Р. Таннера «Английские конституционные конфликты семнадцатого столетия. 1603-1689» данное представление выражается следующими словами: «Характер революции определялся мятежом; тогда как правление Якова I являлось лишь прологом к той же великой драме. Если мы хотим понять историю семнадцатого столетия, мы должны начать с постижения их драматического единства» [2].

Между тем смысл борьбы между королем и парламентом, развернувшейся после восшествия на английский трон Стюартов, оказывается иным, если взглянуть на нее из прошлого - с точки зрения тех процессов, которые происходили в государственном строе на протяжении предшествовавшего столетия, в период правления королей династии Тюдоров. При таком взгляде развернувшийся в Англии в первые десятилетия XVII столетия конфликт между королем и парламентом предстает не прологом к революционной драме, но вполне нормальным способом совершенствования английского государственного строя - формой ревизии его юридической конструкции, сложившейся в эпоху Средневековья, и выработки юридической конструкции, соответствовавшей условиям новой исторической эпохи - Нового времени.

Главным итогом развития английского государственного строя в течение XVI века стало ослабление феодальных, частноправовых начал и усиление публично-правовых принципов в организации государственной власти и в механизмах ее осуществления.

В политико-правовой идеологии эти изменения выразились в утверждении понятия государства как самостоятельного политического сообщества и в появлении трактовки короля в качестве политического института, существующего наряду с королем как физической персоной.

На практике же их проявлением стал переход от монархии персональной, при которой король управлял страной как личным своим хозяйством, то есть с помощью домашних слуг и, самолично вникая во все государственные дела, к монархии институционной, в условиях которой управление страной осуществлялось королем преимущественно через посредство специально созданного для этого исполнительного аппарата государственной власти, то есть бюрократическими методами.

В исторической литературе произошедшая в эпоху правления династии Тюдоров трансформация государственного строя Англии определяется иногда как «революция в управлении». Одним из первых употребил этот термин Жофрей Элтон (Geoffrey Elton): он назвал «революцией» административные реформы Генриха VIII. В своей книге, посвященной этим реформам, английский историк сделал вывод о том, что шестнадцатый век «был временем не столько перехода, сколько революции в администрации». Он отметил, в частности, что «Генрих VII взошел на трон королевства, которое управлялось по-средневековому, тогда как Елизавета передала своему наследнику страну, управлявшуюся современным образом. Многое произошло, многое было изобретено незадолго до этого, многое претерпело глубокие перемены в переходном столетии, даже если значительная часть была при этом сохранена. Мы близки к тому мнению, что шестнадцатое столетие видело создание современного суверенного государства: дуализм государства и церкви был разрушен победой государства, корона восторжествовала над своими соперниками, парламентский статут восторжествовал над абстрактным правом христианства, и замкнутое национальное сообщество стало не молчаливо принимаемой необходимостью, какой оно было в течение некоторого времени, но сознательно желаемой целью. В ходе этой трансформации был создан исправленный вариант правительственной машины, принципом устройства которой стала бюрократическая организация вместо личного контроля короля и скорее национальное управление, чем управление королевским имуществом. Реформированное государство базировалось на отрицании средневековой концепции королевства как королевского имущества, его частного дела, управляемого соответственно его частной организацией; оно понимало свою задачу в качестве национальной, свою опору и сферу как общенациональную и поэтому обособляло свои административные нужды от королевского домовладения» [3].

Развивая выдвинутую Жофреем Элтоном концепцию «революции в управлении», Джон Гай (John Guy) высказал мнение о том, что «тюдоровский период и его институты должны рассматриваться как целое, чтобы надлежащим образом понять значение как генрицианской, так и елизаветинской эпох» [4]. Сущность изменений в английском государственном управлении в тюдоровские времена этот историк описал следующим образом: «В то время, как Генрих VII лично управлял своим королевством из своих покоев и частного кабинета и проверял каждую страницу своих домовых счетов, Елизавета глубоко вникала только в самые главные политические решения и важные государственные дела, оставляя массу рутинных административных и финансовых дел членам Тайного Совета, которые одновременно брали на себя функции правителей в графствах, сначала в качестве мировых судей, а затем, во времена войны с Испанией, и как наместники. Самый значительный сдвиг был сделан от не обособленного от домовладения управления королевскими доходами при Эдуарде IV и Генрихе VII к диверсифицированному менеджменту посредством многочисленных налоговых ведомств при Генрихе VIII и Кромвеле[5] и в конце к концов к корпоративному, основанному на казначестве, фискальному менеджменту посредством Тайного Совета при Елизавете. Поэтому тезис о том, что имела место тюдоровская «революция в управлении» понятен при условии, если периодизация перемены продлевается до смерти Елизаветы» [6].

Сходное представление о трансформации английского государственного строя в течение XVI века выразил историк Нил Вуд, который написал в своей книге, посвященной взглядам на государство в тюдоровской Англии, что Генрих VII, правивший с 1485 до 1509 года, «лично руководил делами государства через королевское домовладение, как это делали средневековые монархи с незапамятных времен. Путем ловкого управления множеством различных феодальных органов, включая широкий совет, он был в состоянии крепкой хваткой держать государственное предприятие и добиваться сотрудничества самых крупных магнатов королевства. Ко времени правления Елизаветы королевское домовладение не являлось более центром правительственной власти. Королева направляла политический курс, но каждодневное управление оставила своему Тайному Совету, относительно малому кругу доверенных должностных лиц, служивших как коллективный орган (при частых консультациях с парламентом), деятельностью которого руководили главные государственные секретари с помощью маленького бюрократического аппарата» [7].

Употребляя термин «революция» применительно к изменениям в государственном строе Англии, происходившим на протяжении XVI века, историки стремятся подчеркнуть тем самым их качественный характер. И надо признать: реформы Генриха VIII и политика королевы Елизаветы I действительно вносили существенные перемены в конструкцию английской государственной власти. Однако перемены эти были постепенными, новые элементы государственного строя не заменяли собой элементы традиционные, но дополняли их. Поэтому революционность тюдоровской модернизации английского государственного строя была лишь частичной. Способ, которым она проводилась, предполагал не разрыв с традицией, характерный для всякой революции, но ее сохранение и опору на нее, что типично именно для эволюции.

Король принимал на себя титул императора и главы англиканской церкви: он становился абсолютным монархом в том смысле, что над ним не было отныне никакой другой политической власти. Это новое качество королевской власти оформлялось Актом об ограничении апелляций 1533 года[8], Актом о Верховенстве 1534 года[9]. В Акте о Верховенстве 1559 года[10] повторно закреплялось: «Пусть все узурпаторские и иностранные власть и полномочия, духовные и светские, будут навсегда полностью уничтожены, и никогда не будут их использовать и им повиноваться в пределах королевства или какого-либо владения или какой-либо страны, принадлежащей Ее Величеству; пусть угодно будет Ее Высочеству в дальнейшем установить на основании вышеуказанной власти, чтобы ни один иностранный монарх, лицо, прелат, государство или властелин, духовные или светские ни в какое время после последнего дня этой сессии Парламента, не применяли, использовали или осуществляли в какой-либо манере власть, юрисдикцию, верховенство, авторитет, преимущество или привилегию, духовные или светские, в пределах этого королевства или владений и стран, которые в настоящее время принадлежат или когда-либо будут принадлежать Ее Величеству, но чтобы с этого времени и впредь все перечисленное было бы полностью отменено в этом королевстве и во всех других владениях Ее Высочества навсегда» [11]. Новое качество королевской власти, воплотившееся в императорской короне, было объявлено в Акте об ограничении апелляций 1533 года традиционным, присущим ей с давних времен и обозначенным в различных «старинных достоверных историях и хрониках» [12]. Подобным же образом и Акт о Верховенстве 1559 года был представлен как закон, «восстанавливающий Короне ее древнюю юрисдикцию над Государством».

На основе традиционных управленческих структур и как результат дальнейшего их развития формировался в тюдоровской Англии и тот бюрократический исполнительный аппарат королевской власти, создание которого в работах историков Жофрея Элтона и Джона Гая представляется одним из главных элементов тюдоровской «революции в управлении». Его ядром стал Королевский совет, сложившийся в качестве самостоятельного, обособленного от королевских судов и парламента, государственного органа к 70-м годам XIV века[13]. В его состав входили высшие должностные лица государственного управления и королевского двора: канцлер (Chancellor), казначей (Treasurer), управляющий двором (Chamberlain), хранитель гардероба (keeper of the wardrobe), судьи, бароны казначейства (barons of the Exchequer), клерки канцелярии. Кроме того, в Совете обыкновенно присутствовали несколько рыцарей и лиц из духовной и светской знати. В течении XVI века Совет постепенно обособился от королевского двора и приобрел внутреннюю организацию и функции настоящего правительства. Его состав уменьшился за столетие более чем в десять раз. Если при Генрихе VII в нем было 227 членов, а в первые два десятилетия правления Генриха VIII число советников сократилось до 120, то с 1536 до 1547 года их количество не превышало 19, в 1548 году их стало 22, в 1552-м - 31, при Марии Тюдор - 50, в период же правления Елизаветы I Совет стал еще более узким по составу: в 1559 году в него входило 19 человек, в 1597-м - всего 11, в 1601 году - 13 членов[14]. Яков I расширил состав Совета до 23 человек.

Должностные лица королевского двора продолжали входить в состав Совета, но не они определяли характер его деятельности, а высшие должностные лица государственного управления. Большинство последних были выходцами не из аристократии, как это было в XIV и XV веках, но из коммонеров - социальных групп, представители которых формировали Палату общин. Эта перемена была обусловлена во многом тем, что значительная часть английских аристократов погибла во время гражданской войны 1455-1485 годов, но она отражала также стремление королевской власти формировать свой Совет из лиц, материальное положение которых в большей мере зависело от доходов, получаемых за государственную службу.

Новую сущность Королевского совета, который стал именоваться Тайным советом (Privy council), ярче всех из его членов воплощали государственные или главные секретари (Principal Secretary) - должностные лица, специально предназначенные для ведения его дел. По словам Г.У. Протеро, «эти должностные лица, которых было в это время обыкновенно двое, являлись характерными инструментами тюдоровской системы. Их происхождение в действительности далеко уходит в прошлое, но их политическая важность датируется установлением тюдоровской автократии и указывает на, мы почти вправе это сказать, начало правительства в современном смысле» [15].

К началу XVII века в рамках Тайного совета наметилась определенная специализация. Так, юридические функции сосредоточились в руках лорда канцлера (Lord Chancellor), лорда хранителя Большой печати Англии (Lord Keeper of Great Seal of England) [16] и одного из главных судей (Chief Justice); финансовые - в ведении лорда казначея (Lord Treasurer) или канцлера казначейства (Chancellor of the Exchequer), религиозными вопросами заведовали архиепископ и епископы, морскими делами управлял лорд высокий адмирал (Lord High Admiral), формировавшейся военной организацией - руководитель кавалерии (Master of the Horse) и руководитель артиллерии (Master of Ordnance), королевским двором заправляли казначей домовладения (Treasurer of the Household), контролер домовладения (Comptroller of the Household), управляющий двором (Chamberlain) и лорд камергер (Lord Steward).

Один из государственных секретарей, а именно: Роберт Сесил (Robert Cecil), превратился в начале XVII столетия в должностное лицо, близкое по своему значению к главе правительства - премьер-министру. В введении второго секретаря - Джона Герберта (John Herbert) - были сосредоточены функции министра иностранных дел. Он должен был знать, например, о «всех договорах с иностранными монархами, о действиях и переговорах послов к Ее Величеству и от нее», «хранить письма иностранных монархов к королеве и ответы, данные на них», в его ведении была заграничная разведка[17] и т.д.

При вступлении в свою должность члены Тайного совета клялись «быть верным и преданным Ее Королевскому Величеству», «хранить тайну всех дел», открываемых им как советникам Ее Величества[18]. Но это совсем не означало, что данный орган не был самостоятельным в некоторых своих действиях. Именно Тайный совет сыграл главную роль в передаче английского королевского трона от Елизаветы I, умершей 24 марта 1602 года - буквально накануне нового года, который по действовавшему тогда в Англии Юлианскому календарю начинался 25 марта, к шотландскому королю Якову VI, ставшему в Англии королем Яковом I. По словам историка Христофера Ли, «Роберт Сесил и его клерки не стали ждать до 1603 года, чтобы многое понять в природе монарха. Сесил подготовился к наследованию [трона] задолго до марта 1603 года» [19].

Яков I не забыл оказанной ему Робертом Сесилом услуги и оставил его на прежнем посту. А поскольку особого желания вмешиваться в текущие административные дела новый английский король не имел, то первый секретарь получил свободу действий, которой не имел при королеве Елизавете. Тайный совет превратился при Якове I во влиятельный государственный орган.

К этому времени в Англии сложились элементы новой, бюрократической по своему характеру системы местного управления. Наиболее значимым среди них был институт наместников (Lord-Lieutenants), возникший в период правления Генриха VIII, но получивший настоящее развитие лишь при Елизавете I. Властные полномочия, которыми эта королева наделяла своих наместников, превращали их в подлинных военных губернаторов. Они получали право в случае войны или мятежа созывать и собирать в армейские подразделения всех подданных, какого бы состояния, сословия и достоинства они ни были, проживавших в пределах вверенного им графства[20]. Наместники имели на местах заместителей или помощников и действовали в контакте с шерифами и мировыми судьями, роль которых как королевских должностных лиц местного управления существенно возросла в XVI веке.

Назначенные из представителей английской знати, наместники входили в состав Тайного совета: они являлись одновременно и должностными лицами центрального правительственного аппарата, а значит и членами Палаты лордов. С другой стороны, многие мировые судьи становились членами Палаты общин. Английский парламент был в этих условиях местом, где скатывались в единый клубок нити центрального и местного управления.

Разложение феодальных структур в странах Западной Европы эпохи Возрождения означало в сущности разрушение традиционных форм самоорганизации общества. Заменить их можно было в тех условиях только механизмами государственной власти. Развитие же этих механизмов предполагало в первую очередь усиление их ядра, которым повсеместно была королевская власть.

Во Франции усиление королевской власти могло идти лишь по пути расширения и совершенствования подчиненного монарху бюрократического исполнительного аппарата. Французский сословно-представительный орган - Генеральные штаты - был оторван при своем рождении от корней: властных органов, существовавших на местах - провинциальных штатов. С другой стороны, он не сросся и с королевской властью до такой степени, чтобы она не могла существовать без него. Верховная государственная власть во Франции воплощалась в Средние века исключительно в персоне короля и институте короны.

Иная ситуация сложилась в Англии. Здесь еще в эпоху высокого Средневековья сформировалась конструкция верховной государственной власти, при которой король был неразрывно связан с парламентом. Более того, с точки зрения юридической доктрины английской верховной власти, король мыслился неотъемлемой частью парламента - одной из корпораций (estates), существовавшей наряду с корпорациями (estates) общин (commons), лордов духовных и лордов светских[21]. В связи с этим усиление королевской власти в Англии неизбежно предполагало и должно было вылиться в возрастание значения парламента как государственного органа. Так и произошло на самом деле. Генрих VIII и особенно королева Елизавета I сознательно действовали в направлении упрочения парламентской организации, сознательно стремились придать парламентской деятельности больше эффективности. Одним из результатов этого стремления стала, в частности, институционализация парламентских привилегий. Еще в 1515 году спикер, следуя практике предшествовавшей эпохи, просил у короля свободы слова и доступа к его персоне с прошениями только для себя[22]. В 1542 году спикер Мойль обращался с просьбой предоставить свободу слова всем членам парламента. В 1554 году спикер просил короля дать парламентариям свободу от ареста, свободу слова и свободу доступа к персоне ее величества. При открытии сессии первого парламента правления Елизаветы I спикер взывал к ней с просьбой разрешить парламентариям пользоваться их «древними свободами». А в 1562 году спикер Палаты лордов Уильямс говорил о соблюдении «древней привилегии» парламента, которая заключается в том, чтобы парламентарии «могли оставаться на свободе, быть открытыми и свободными от ареста, приставаний, беспокойств или другого вреда их телам, землям, имуществам или слугам, обладая при этом всеми другими своими свободами в течение сессии настоящего парламента, посредством которых они смогли бы лучше выполнять свой долг». В заключение же спикер сказал: «Все привилегии, которых я желаю, могут быть записаны, как это было принято в другие времена» [23].

В 1584-1589 годах в рамках парламента существовал специальный комитет по вопросам парламентских привилегий[24]. Такой комитет действовал и в парламентах, созывавшихся Яковом I и Карлом I. Во времена правления этих монархов тема парламентских привилегий стала одним из главных предметов спора между ними и парламентариями.

20 июня 1604 года на обсуждение членов Палаты общин был вынесен документ под названием «Апология», который намечалось направить от имени парламента в адрес короля Якова I. Парламентарии стремились выразить этим документом протест против высказанных его величеством мнений о том, что они обладают привилегиями не по праву, а исключительно по милости короля, возобновляемой для каждого парламента с помощью петиции. В «Апологии» говорилось, в частности: «Мы, рыцари, горожане и жители бургов из Палаты общин, собравшиеся в парламенте и от имени всех общин королевства Англии с единым согласием для нас и нашего потомства, выражаем протест против этих утверждений, наимилостивейший суверен, ведущих прямо и очевидно к полной ликвидации самых фундаментальных привилегий нашей палаты, а с ними прав и свобод всех Общин вашего королевства Англии, которыми они и их предки несомненно пользовались с незапамятных времен при наиболее знатных прародителей вашего Величества» [25]. Приведенное обращение к королю Якову I не получило большинства голосов в Палате общин и не было направлено в его адрес, тем не менее содержание этого документа весьма интересно как новая ступень в осознании парламентариями сущности парламентских привилегий. Их происхождение относится к незапамятным временам. Это свидетельствует о том, что парламентские привилегии стали рассматриваться парламентариями как обычаи их предков. С этим взглядом на привилегии была связана и трактовка их в качестве «самых фундаментальных привилегий» Палаты общин.

Подобный взгляд на парламентские привилегии проводился и в петиции о праве (petition de droit) королю Якову I, рассмотренной в Палате общин 23 мая 1610 года. В ней говорилось о «древнем и фундаментальном праве свободы парламента (ancient and fundamental Right of the Liberty of the Parliament)» при обсуждении всех вопросов, касающихся подданных и их владений, имуществ и каких бы то ни было прав. «Мы считаем древним, общим и несомненным правом парламента, - заявляли депутаты, - дебатировать свободно все вопросы, которые касаются подданного и его права или состояния; если свобода дебатов будет однажды ликвидирована, сущность парламента в тот же момент растворится. И в то время, когда, как в данном случае, право подданных находится на одной стороне, а прерогативы вашего Величества - на другой, то невозможно в дебатах отделить одно от другого; мы утверждаем, что такого рода прерогативы вашего Величества, прямо затрагивающие права и интересы подданных, должны ежедневно подниматься и обсуждаться во всех Судах[26] Уэстминстера (in all Courts at Westminster); и всегда свободно дебатироваться при всех подходящих обстоятельствах. Как в этом, так и во всех прежних парламентах без ограничений: если это запретить, то для подданного будет невозможно, как узнать, так и защищать свое право и право собственности на свои земли и имущества» [27].

Вопрос о парламентских привилегиях увязывался парламентариями в приведенной петиции с вопросом о королевских прерогативах. Содержание парламентских дебатов, проходивших в первые десятилетия XVII века, показывает, что оба эти вопроса стояли в центре дискуссий внутри парламента, они составляли существо споров между парламентариями и королем. И в этом была закономерность.

В своих выступлениях парламентарии неоднократно ссылались на фундаментальные законы (fundamental laws) и даже конституцию (constitution) Английского королевства. Так, например, правовед и парламентарий Дж. Уайтлок (James Whitelocke, 1570-1632), выступая 2 июля 1610 года в Палате общин при обсуждении вопроса о праве короля устанавливать таможенные пошлины (impositions) без согласия парламента, заявлял, что подобные действия его величества «противоречат естественному порядку и конституции политики этого королевства, которая представляет собой jus publicum regni (публичное право королевства); и тем самым ниспровергают основной закон королевства и ведут к созданию новой формы государства и правления» (курсив мой. - В.Т.) [28]. О «фундаментальном законе Англии», по которому «парламент является общим советом короля и королевства» [29], говорил в 1638 году в одной из своих судебных речей судья Королевской Скамьи сэр Роберт Беркли.

Подобные термины имели под собой мало реального основания. Употребляя словосочетание «фундаментальные законы» Английского королевства, парламентарии и правоведы подразумевали под ними чаще всего не что иное, как совокупность отдельных, несвязанных один с другим, общих правовых принципов или норм, регулирующих взаимоотношения парламента и короля. Если же они все же говорили о законах, то называли, как правило, Великую Хартию Вольностей и серию актов, принятых королями Эдуардом I (1272-1307) и Эдуардом III (1327-1377). Английский государственный строй был традиционным в двояком отношении: во-первых, в силу того, что основы его сложились в давние времена и были незыблемыми в течение нескольких веков, а во-вторых, потому что политические отношения внутри этого строя регулировались в большинстве своем традицией и обычаем. Происходившая на протяжении XVI столетия модернизация политической системы Англии придала новое качество основным ее элементам: королевской власти, Тайному совету, парламенту. Взаимоотношения между этими государственными органами перестали укладываться в прежнюю, существовавшую несколько веков юридическую конструкцию государственного строя, в которой главную роль играли частноправовые элементы.

Их основой являлись феодальные социально-экономические структуры. В течение XVI века эти структуры все более размывались, в результате чего к началу нового столетия английский феодализм превратился в совокупность форм, лишенных реального содержания.

По своей сословно-классовой структуре английское общество первых десятилетий XVII века почти не отличалось от общества середины XVI века. Правовед Томас Смит (Thomas Smith, 1513-1577) писал в трактате «De Republica Anglorum (Об английском государстве)», созданном в 1562-1565 годах[30]: «Мы в Англии обыкновенно делим наших людей на четыре категории: джентльменов, горожан, йоменов, ремесленников или работников. Из джентльменов первыми и главными являются король, принц, герцоги[31], маркизы[32], графы[33], виконты[34], бароны[35], и их называют знатью (the nobility), и все они именуются лордами и знатными людьми: за ними следуют рыцари, эсквайры и простые джентльмены» [36]. Эту характеристику сословной структуры английского общества почти дословно повторил в своем описании Англии[37] младший современник Томаса Смита Уильям Харрисон (William Harrison, 1534-1593).

Сходную картину английского общественного строя рисовал в начале XVII века и представитель королевской администрации Томас Уилсон (Thomas Wilson, 1560? - 1629). «Пятерным является грубо проведенное деление Англии: знать, горожане, йомэны, ремесленники, сельские работники» [38], - писал он в своем трактате «Государство Англии в 1600 году (The state of England, 1600)», составленном на основе документов английской центральной и местной администрации.

В среде знатных англичан Томас Уилсон выделял светскую знать и духовную. С другой стороны, он делил знать на старшую (nobilitas maior), к которой относил маркизов (marchiones), графов (comites), виконтов (vicecomites), баронов (barones) и епископов (episcopes), и младшую (nobilitas minor), которую составляли, по его мнению, рыцари (equites), эсквайры (armigeros), джентльмены (generosos), священники (ministros) и образованные люди (literatos) [39]. К последней категории Томас Уилсон причислял всех, кто получил какую-либо ученую степень («omnes qui gradus aliquos in Academiis acceperunt») [40].

В то время, когда Томас Уилсон писал это, в Англии не было ни одного герцога. Титул маркиза носили двое знатных особ, титул графа - восемнадцать, виконтами являлись два человека, баронов было тридцать девять[41], рыцарей - около 500 человек[42], эсквайров - 16 000 или более[43]. Общая же численность населения Англии составляла в конце XVI - начале XVII веков около четырех миллионов человек или немногим больше[44].

В эпоху правления Эдуарда III существовал титул баронета, который даровался патентом короля в обмен за определенную сумму денег[45]. Термин «баронет» встречается в тексте одного из статутов короля Ричарда II: он употребляется здесь для обозначения представителя знати, лишенного привилегии участия в парламенте по индивидуальному вызову от имени короля. В последующие времена титул баронета никто не носил, и он был забыт.

Возродил данный титул король Яков I, который 22 мая 1611 года создал наследственную сословную группу баронетов в надежде получить денежные средства для обустройства Ирландии. Его величество предложил титул баронета и земельные участки в Ольстере двумстам джентльменам, которые имели доход не менее 1 000 фунтов стерлингов. Для того чтобы стать баронетами, они должны были купить специальный патент, уплатив в королевскую казну 1 095 фунтов. При этом претенденты на указанный титул брали на себя обязательство содержать в течение трех лет 30 солдат из армии, размещенной в Ирландии. Несмотря на то, что Яков I разрешил платить за баронетские патенты не всю сумму сразу, но с отсрочкой на три года, спрос на них оказался не слишком великим. До 1615 года патент на титул баронета купили менее сотни состоятельных англичан. В социальной иерархии баронеты заняли место, которое было выше положения рыцарей, но ниже положения баронов.

Любопытно, что в описании сословных групп английского общества Томас Смит, Уильям Харрисон и Томас Уилсон главное внимание уделяли их роду занятий и имущественному положению. Так, Т. Смит отмечал, что «джентльменами являются те, кого их кровь и раса делают знатными и известными» [46], но вместе с тем подчеркивал, что «ни один человек не делается в Англии бароном, если он не может расходовать из ежегодного дохода, по меньшей мере, одну тысячу фунтов или одну тысячу марок» [47]. Ежегодные же доходы виконтов, графов, маркизов и герцогов должны были, согласно Т. Смиту, позволять им расходовать еще больше денег. Если представители указанных сословных групп имели доходы меньше установленных норм, они все равно сохраняли свои титулы. Однако в случае, когда уровень их имущественного положения падал настолько, что не позволял им «поддерживать честь», они «не допускались в верхнюю палату в парламенте, хотя и сохраняли при этом звание Лорда» [48].

Для рыцаря ежегодный доход должен был обеспечивать, как отмечал Т. Смит, установленные «старинным правом Англии» расходы в сумме сорока фунтов стерлингов - например, «на коронацию короля, или свадьбу его дочери, или посвящение в рыцари принца» [49].

Согласно сведениям, приводимым в трактате Томаса Уилсона, маркизы и графы имели каждый доход в среднем по 5 000 фунтов стерлингов в год. Ежегодный доход барона и виконта составлял около 3 000 фунтов[50]. Трое из епископов - Кентеберийский, Винчестерский и Айл-оф-Илийский имели доход в сумме от 2-х до 3-х тысяч фунтов стерлингов в год, ежегодный доход остальных епископов составлял от одной тысячи до 500 фунтов, но некоторые из них получали меньше этих сумм[51].

Английская «старшая знать» или аристократия (герцоги, маркизы, графы, виконты, бароны и епископы) переживала в начале XVII века трудные времена. Политическое влияние этого социального слоя неуклонно слабело.

Во-первых, он был слишком малочисленным, насчитывая немногим более шестидесяти семей. Сохранению малочисленности английской аристократии во многом способствовала королева Елизавета I, стремившаяся сохранить чистоту данной группы и предотвратить ее размывание разбогатевшими выходцами из менее знатных слоев. За последние тридцать лет ее величество возвела в аристократический ранг всего лишь одного человека и двоим позволила унаследовать аристократические титулы своих предков. В соответствии с порядком, закрепленным обычаем и правом, титулы герцога, маркиза, графа и барона передавались по наследству только старшим сыновьям. Остальные сыновья аристократов становились всего лишь эсквайрами. При этом все сыновья герцогов и маркизов и старшие сыновья графов величались лордами[52].

Во-вторых, подавляющее большинство английских аристократов начала XVII века не могло похвалиться древностью своего рода. Аристократическая родословная почти всех представителей английской «старшей знати» не простиралась далее одного-полутора столетий. Аристократические кланы, имевшие более древнее происхождение, были за редким исключением[53] целиком истреблены в ходе гражданской войны 1455-1485 годов между Йорками и Ланкастерами. Из 50 лордов, составлявших на момент начала указанной войны верхнюю палату английского парламента, к 1485 году осталось в живых 29. К 1540 году их число было восполнено. К концу XVI века, если судить по материалам трактата Томаса Уилсона «Государство Англии в 1600 году», численность английской аристократии едва превышала шесть десятков семей.

С 1615 года король Яков I стал возводить в пэрство за деньги[54]. В связи состав высшей знати в течение нескольких лет существенно обновился. В 1621 году в Палате Лордов заседал 91 светский пэр, из которых 42 человека получили пэрство во время правления Якова I.

В-третьих, к началу XVII века заметно ослабли экономические позиции аристократии в английском обществе. В отличие от французской, испанской и германской знати, опиравшейся в своем могуществе на обширные земельные владения, английская аристократия имела главным основанием своего могущества должности при королевском дворе. Титулы английских аристократов, как правило, не были связаны с находившимися в их владении землями[55], чему в немалой степени способствовала утвердившаяся еще во времена Вильгельма Завоевателя практика раздачи королем земель своим вассалам не единым массивом, а несколькими участками, располагавшимися в различных местностях. «Герцоги, маркизы, графы, виконты и бароны, или возводятся в звание монархом, или удостаиваются этой почести, будучи старшими сыновьями, как высшими и ближайшими наследниками по отношению к своим родителям», - писал Томас Смит. При этом он отмечал, что возведением в звание именует «в первую очередь дарование и определение условий почести (пожалованной монархом за добрую службу…), которая с титулом этой почести обыкновенно (но не всегда) жалуется ему и его наследникам, только мужского пола…» [56].

К началу XVII века во владении английской аристократии находилось не более 3% земельных угодий[57]. Не имея возможности обеспечить соответствующий своим титулам жизненный уровень за счет эксплуатации аграрных хозяйств, английские аристократы искали необходимые им источники дохода при королевском дворе. Они стремились любыми способами добиться для себя каких-либо материальных пожалований, пенсий или рент, заполучить должности, позволявшие присваивать казенные средства и брать взятки. С конца XVI века английские аристократы стали более активно и во все большем числе вовлекаться в предпринимательскую деятельность. По сведениям историка Л. Стоуна, в начале XVII века в этой сфере получали различного рода доходы 78% аристократических семей Англии[58]. Одним из самых распространенных и быстрых способов обогащения становилось в это время для аристократов получение от королевской власти патентов, предоставлявших им исключительные права на производство чего-либо или торговлю каким-либо товаром. Самые выгодные отрасли внешней торговли Англии - например, экспорт шерсти и сукна, импорт вин, изюма и других продуктов - оказались, таким образом, в монопольном владении отдельных аристократов. Как правило, это были крупные сановники, имевшие доступ к королевской персоне.

Английская «старшая знать», хотя и не была кастой, во все времена представляла собой сословную группу, имевшую вполне определенные рамки. Число герцогов, маркизов, графов, виконтов и баронов всегда было хорошо известно. Да и правовое положение носителей данных титулов являлось достаточно определенным. «Пэрство герцогов, графов, маркизов, виконтов и баронов отличалось их наследственными титулами, их благоприятным правовым положением и их привилегированным парламентским статусом» [59].

Баронеты обладали, подобно названным группам, наследственным титулом, но они не имели юридических привилегий и мест в Палате Лордов.

Сословная группа, называвшаяся «младшей знатью», являлась более открытой, чем знать «старшая». Еще Томас Смит признавал, что войти незнатному человеку в эту категорию было нетрудно. Необходимо было лишь достичь определенного уровня жизни. По его словам, тот, кто изучил где-либо законы королевства, кто учился в университетах, кто освоил свободные науки и, короче говоря, кто может жить праздно, не предаваясь ручной работе и будет при этом в состоянии иметь осанку, обязанности и вид джентльмена, того назовут мастером, так как это и есть звание, которое люди дают эсквайрам и другим джентльменам» [60]. Коллегия герольдов давала такому человеку за плату новоизобретенный герб и титул. При этом в геральдической книге делалась запись о том, что герб с титулом пожалованы ему за заслуги и некие достоинства. «Таких людей, - замечал Томас Смит, - иногда пренебрежительно называют джентльменами в первом поколении» [61]. В звание рыцаря возвести мог только король. Елизавета I была скупа в раздаче данного титула. Однако в период правления Якова I и Карла I приобрести его мог практически любой землевладелец, имевший возможность заплатить за него требуемую сумму и не отказывавшийся от выполнения соответствовавших рыцарскому званию обязанностей. Впрочем, и обязанности и права лиц, относившихся к «младшей знати», не имели четко определенного характера. По этим причинам число рыцарей, эсквайров, джентльменов, священников и относившихся к названной группе образованных людей поддавалось только приблизительному учету.

В первые десятилетия XVII века в Англии происходил быстрый рост экономического влияния «младшей знати». Представители данной сословной группы активно втягивались в сферу развивавшейся капиталистической экономики. Многие из них становились успешными торговцами или налаживали производство каких-либо товаров. Этот процесс подметил Томас Уилсон, который писал в своем трактате «Государство Англия» о том, что «джентльмены, которые обыкновенно предавались войне, вырастают в настоящее время в добрых хозяев и знают так же хорошо, как фермеры или крестьяне, каким образом максимально улучшить свои земли» [62]. В исторической литературе вовлеченные в капиталистическую экономику предприимчивые представители «младшей знати» получили наименование «джентри» или «новое дворянство». По словам историка М.В. Винокуровой, «новый дворянин (как правило, в сословном отношении принадлежавший к тем, кто в источниках манориальной истории фиксируется как рыцарь - knight, эсквайр - esquire, просто джентльмен - gentlman, оруженосец - armiger и т.д.) вполне мог быть лендлордом, жестоко эксплуатировавшим крестьян, сгоняющим их с наделов для запуска этих наделов под пастбище для овец (чья шерсть в то время являлась для предприимчивых людей поистине «золотым руном»), предпочитающим крестьянам арендаторов и наемных рабочих. В то же время он мог выращивать скот для сбыта на Лондонском рынке, разводить коров для изготовления из их молока сыра и масла, которые выгодно придавались в Англии и за рубежом, одновременно с этим добывать руду или каменный уголь (нередко на территории своего же поместья - источники подчас на наличие в манорах каменоломен, залежей угля или других полезных ископаемых) и т.д.» [63]

Принадлежность джентри к категории знати давала им возможность участвовать в местном управлении, занимая должности мировых судей, шерифов, присяжных и т.д. Вместе с тем джентри составляли значительную часть Палаты Общин английского парламента. К 1628 году совокупное имущественное состояние членов данной палаты стало более чем в три раза превышать совокупное богатство всех членов Палаты Лордов, если при этом не считать короля[64]. Рост материального благосостояния нового дворянства способствовал, таким образом, изменению соотношения сил в политической сфере английского общества.

Вслед за «старшей» и «младшей» знатью в иерархии английского общества конца XVI века - начала XVII века шли горожане или буржуа. Среди них были не только торговцы или владельцы мануфактур, но и должностные лица городской администрации, а также члены Палаты Общин английского парламента.

Самым мощным торговым центром в Англии был Лондон. В первые десятилетия XVII века происходил быстрый рост его населения, что дало королю Якову I основание сказать однажды в шутку: «Со временем Англия - это будет только Лондон» [65]. Во второй половине указанного столетия численность лондонцев увеличивалась медленнее, но в результате к началу XVIII века она удвоилась: в 1600 году в Лондоне проживало не более 250 000 человек, в 1700-м - 500 000 или более[66].

После горожан или буржуа Томас Смит ставил такую категорию населения, как йомены (yeomen). В его описании - это люди, которые, будучи лично свободными, свободно владели собственной землей, получая от нее доход в сумме сорока фунтов стерлингов в год[67]. В социальной иерархии они стояли по рангу ниже джентльменов (дворян), но выше работников и ремесленников. Как правило, йомены были зажиточными людьми, проживали в добротных домах, вели какое-либо дело, приносившее доход, позволявший содержать слуг и купить дворянский титул. Томас Вильсон отмечал в своем трактате, что знал «многих йоменов в различных провинциях Англии, которые были способны ежегодно расходовать триста или пятьсот фунтов, получаемых посредством эксплуатации своей или арендованной земли, а некоторые в два и в три раза больше этого» [68].

Численность богатых йоменов, «которые способны одалживать деньги королеве (что они обыкновенно делают по ее письмам за печатью, когда она ведет какие-либо войны, оборонительные или наступательные, или осуществляет какое-либо другое мероприятие)» [69], Томас Вильсон оценивал в 10 000 человек только в сельской местности, не считая городов.

Количество йоменов, называвшихся фригольдерами, державших шесть-десять коров, пять-шесть лошадей, помимо телят, жеребят, овец и имевших ежегодный доход в 300-500 фунтов стерлингов, насчитывалось в Англии и Уэльсе на рубеже XVI-XVII веков в 80 000 человек. Эту цифру Томас Вильсон вывел, как он сам указывал, из лично им просмотренных шерифских книг[70].

Таким образом, к началу XVII века английское общество перестало быть феодальным. Этот переворот в социальных отношениях, произошедший постепенно, без революции, лишил феодальную прерогативу короля реальной основы. Земельное держание, вокруг которого данная прерогатива вращалась, потеряло свое прежнее значение. В дебатах, состоявшихся в Палате общин 8 марта 1609/1610 года, по вопросу о прерогативной опеке, прямо констатировалось, что такие должностные лица, как наместники и их заместители, мировые судьи в графствах, военачальники и т.д. служат своему монарху независимо от своих держаний, и «когда необходимо поднять какие-либо войска для службы монарху, все считают себя обязанными служить в качестве подданных, и ни один человек не задает вопроса, ни о том, чьим держателем он является, ни о том, как он держит свою землю.

Размещено на Allbest.ru