Краткая история семьи Морозовых

Размещено на http://www.allbest.ru/

Краткая история семьи Морозовых

Среди богатейших фамилий Российской империи не было генеалогического древа богаче -- во всех смыслах, -- чем у текстильных фабрикантов Морозовых.

Мало того что в начале прошлого века одновременно существовали и процветали четыре ветви семейного клана, фактически -- четыре независимые компании, входившие в группу лидеров российской текстильной промышленности. Так вдобавок ко всему истовые старообрядцы Морозовы взяли за правило превращать своих конкурентов в деловых партнеров, вступая с ними в брак. Так клан текстильных фабрикантов породнился с крупными купеческими семействами.

Старообрядчество наложило свой отпечаток и на методы ведения дел Морозовыми, и на их представления о деловой этике (которую с натяжкой можно считать российским аналогом “протестантской”). Так, клан “миллионщиков” предпочитал обходиться без сторонних инвестиций -- особенно иностранных. И почитал за грех влезать в долги -- задолженность Морозовых поставщикам и банкам обычно была ниже морозовских же товарных кредитов покупателям.

На фоне индустриально отсталой России фабрики Морозовых можно было считать гигантами: на них работало более 50 тысяч человек.

Основателем династии купцов и текстильных фабрикантов принято считать Савву Васильевича Морозова (1770-1862), или Савву I (в роду еще будет более известный тезка, о котором ниже), -- крепостного крестьянина из деревни Зуево Владимирской губернии. В Российской империи многие крестьяне начинали осваивать “купецкое дело” еще в неволе -- Морозов не стал исключением. В юности он работал ткачом на местной фабрике и там же продемонстрировал предпринимательскую хватку -- на занятые у хозяина деньги “откосил” от рекрутчины. А затем додумался до сдельной оплаты труда -- и за два года выплатил заем!

Женившись, 20-летний ткач нашел выгодное приложение приданому в 5 рублей: в 1790 году прикупил небольшую шелкоткацкую и красильную мастерскую. Чтобы сбывать товар не где-нибудь, а в самой Москве, новоиспеченный фабрикант ежегодно пешком отправлялся в Первопрестольную, на Рогожскую заставу. Спустя три десятка лет развернувшийся текстильный магнат смог выкупить себя и четверых сыновей -- Елисея, Захара, Абрама и Ивана, уплатив за всех огромную по тем временам сумму 17 тысяч рублей ассигнациями. Пятый, Тимофей, был выкуплен позже -- также за немалые деньги.

В 1825-1840 годах Морозовы основали 4 хлопчатобумажные фабрики, которые во второй половине XIX века выросли в крупные фирмы. Морозов основал будущую знаменитую Никольскую мануфактуру, а два года спустя -- еще одну, уже в Москве. К 1840-м годам последняя насчитывала более десятка корпусов и была оснащена двумя с лишним сотнями новейших ручных “жаккардовых” машин для выработки цветных узорчатых тканей.

Правда, после Крымской войны Морозов был вынужден закрыть московскую фабрику, но уже заработала основанная еще в 1830 году третья мануфактура -- будущая Богородско-Глуховская в Московской губернии. Морозовы уже числились потомственными почетными гражданами, а глава семейства, так и не выучившись грамоте, ворочал миллионами и носил звание купца первой гильдии. Само семейное дело в 1860 году было преобразовано в паевой торговый дом “Савва Морозов с сыновьями”, в управлении которым отцу помогали два старших сына -- Елисей и Захар.

После кончины отца-основателя, совсем немного не дотянувшего до столетнего юбилея, четверо сыновей Саввы Морозова сами стали основателями четырех промышленных династий (пятый сын, Иван, рано отошел от дел). В народе их прозвали соответственно Елисеичами, Захарычами, Тимофеичами и Абрамычами.

Самым известным представителем второго поколения текстильных фабрикантов был Тимофей Саввич Морозов (1823-1889). Воспитанник монахов-старообрядцев, он получил в наследство еще одну основанную отцом фабрику -- Тверскую мануфактуру бумажных изделий. И поначалу управлял ею по старинке, боясь как черт ладана каких бы то ни было новаций. Позже, поддавшись на уговоры другого знаменитого текстильного магната-“миллионщика” -- Людвига Кнопа, Тимофей Морозов начал помаленьку модернизировать производство и оснащать его импортными станками. А также одним из первых занялся подготовкой “отечественных кадров” -- специалистов-инженеров.

В 1846 году Тимофей женился на купеческой дочери Марии Федоровне Симоновой , наследнице сразу трех богатых купеческих родов (Симоновых, Рахмановых и Солдатенковых), От этого удачного брака 3 февраля 1862 года родился Савва Морозов-младший Тимофей. Морозов в 1872 году передал Тверскую мануфактуру племянникам Абраму и Давиду -- сыновьям рано умершего Абрама Саввича Морозова, а сам занялся более перспективной Никольской. К концу жизни нового владельца, первым в Российской империи получившего титул мануфактур-советника, его фабрика уверенно лидировала в неофициальном рейтинге текстильных предприятий страны. Управляющая компания номинально числилась паевой, поскольку 90% паев (акций) находилось в руках семьи. А фактический владелец Никольской мануфактуры сращивал промышленный капитал с финансовым -- стал одним из учредителей двух крупных банков, Московского купеческого и столичного Волжско-Камского, и восемь лет был председателем Московской биржи.

Единственное, что омрачало конец жизни одного из крупнейших предпринимателей России, о чьем богатстве ходили легенды, -- это участившиеся стычки со старшим сыном, Саввой. Потому что авторитарный (если не сказать самодурский) стиль руководства и невероятная скупость владельца Никольской мануфактуры также стали притчей во языцех, из-за чего предприятие постоянно сотрясали стачки. А наследник слыл отчаянным “прогрессистом”, сторонником построения в России “капитализма с человеческим лицом”. После одной из ссор отца хватил удар, от последствий которого владелец текстильной компании, сменившей название на “Саввы Морозова сын и Ко.”, так и не смог оправиться. Закончил свои дни Тимофей Морозов в своем роскошном крымском поместье в Мисхоре.

Савва Тимофеевич [3 (15) февраля 1862 -- 13 (26) мая 1905], российский предприниматель и меценат из семьи Морозовых старший сын Тимофея Саввича Морозова и Марии Федоровны Морозовой, управлявшей всем состоянием, после того как в 1885 муж отошел от дел и вскоре умер.

Будущий меценат и “спонсор революции” получил отличное образование. Начал он с традиционного для Морозовых домашнего старообрядческого обучения, потом окончил гимназию и физико-математический факультет Московского университета. А затем отправился в легендарный Кембридж, откуда вернулся дипломированным химиком. Там же, на родине текстильной индустрии (которая, как известно, стала “инкубатором” промышленной революции, изменившей облик мира), будущий глава крупнейшей российской текстильной компании приобрел бесценный опыт управленца.

По сути, Савва Морозов был талантливым управленцем, а не хрестоматийным “буржуем”. Имея пакет акций Никольской мануфактуры -- отнюдь не самый крупный, выпускник Кембриджа занимал всего лишь пост директора-управляющего. То есть, говоря по-нынешнему, был наемным топ-менеджером. В то время как главным пайщиком и распорядителем отцовского капитала оставалась мать -- уже упоминавшаяся Мария Федоровна, сыгравшая роковую роль в судьбе сына.

А еще Савва Морозов был прирожденным “новатором производства”. Дипломированный химик постоянно старался внедрять на своем предприятии “высокие технологии” -- насколько это было возможно на столь традиционном для России производстве, как текстильное. В 1890 году директор-управляющий Никольской мануфактуры купил на Урале имение вместе с железоделательным заводом, который позже был преобразован в химический. В 1893 году Савва Тимофеевич купил у А.Н. Аксакова дом на Спиридоньевке, сломал его и по проекту архитектора Ф.О. Шехтеля построил роскошный особняк, который в настоящее время принадлежит Министерству иностранных дел России. Здесь он принимал гостей и устраивал балы, на которых можно было встретить Мамонтова, Боткина, Шаляпина, Горького, Чехова, Станиславского, Боборыкина и других видных людей России. Об одном из таких балов вспоминала Книппер-Чехова: «Мне пришлось побывать на балу у Морозова. Я никогда в жизни не видела такой роскоши и богатства». Да, богатство и могущество С.Т. Морозова, пожалуй, не имели себе равных в стране. Ещё один случай рассказывает об этом. Однажды Зинаида Григорьевна была приглашена к Великой княгине Ксении Александровне. Букет у гостьи был такой красоты и роскоши, что высочайшая особа от зависти закусила губы. Лучшие морозовские садовники составляли этот букет, превзошедший по искусству царский. Хозяева московских ресторанов Тестова и «Славянский базар» гордились тем, что часто принимали такого посетителя, как Савва Тимофеевич. Лучшие в России рысаки «Ташкент» и «Неяда», принадлежавшие С.Т. Морозову, выигрывали почти все престижные скачки на московских ипподромах.

В семье не без сумасброда.

К началу прошлого века необычайно разросшаяся текстильная империя управлялась уже пятым поколением Морозовых и состояла из четырех основных компаний -- Никольской, Богородско-Глуховской, “Викула Морозов с сыновьями” (принадлежала еще одной образовавшейся семейной ветви -- Викулычей) и Тверской мануфактуры бумажных изделий. К тому времени продукция Морозовых уже не нуждалась в рекламе. По воспоминаниям Павла Рябушинского, “морозовский товар можно было брать с закрытыми глазами: самые подозрительные и недоверчивые восточные люди к этому привыкли”. В 1905 году учредил Анонимное общество соединённых химических заводов «С.Т. Морозов, Крель и Оттман». Пользовался влиянием в предпринимательских кругах: возглавлял комитет Нижегородской ярмарки, был членом московского отделения Совета торговли и мануфактур и Общества для содействия улучшению и развитию мануфактурной промышленности. Оказал большую помощь МХТ: в 1898 году вошёл в состав Товарищества для учреждения в Москве Общедоступного театра, регулярно вносил пожертвования на строительство и развитие МХТ, заведовал его финансовой частью (1901--1904), был инициатором и председателем правления паевого товарищества по эксплуатации МХТ (1901) и строительства нового театрального здания в Камергерском переулке. Морозов был связан также с революционным движением. Финансировал издание социал-демократической газеты «Искра», на его средства учреждены первые большевистские легальные газеты «Новая жизнь» и «Борьба». Морозов нелегально провозил на свою фабрику запрещённую литературу и типографские шрифты, в 1905 году прятал от полиции одного из лидеров большевиков Н.Э. Баумана. Дружил с М. Горьким, был близко знаком с Л.Б. Красиным.

После 9 января 1905 года заявил председателю Комитета министров С.Ю. Витте о необходимости покончить с самодержавием; составил записку с требованиями свободы слова, печати и союзов, всеобщего равноправия, неприкосновенности личности и жилища, обязательного школьного образования, общественного контроля за государственным бюджетом и другое.

Морозовские фабрики, которые уже с полным основанием можно было называть заводами, на фоне индустриально отсталой России смотрелись настоящими промышленными гигантами. На Никольской мануфактуре трудилось более 18 тысяч человек, на Богородско-Глуховской и Тверской -- по 5 тысяч. Всего же на промышленных предприятиях, принадлежавших семейному клану, было занято более 50 тысяч работников, а годовой оборот превышал 100 млн рублей. Морозовы могли похвастать и рекордной для отрасли прибылью, достигавшей 25% (тогда как у конкурентов она в среднем не поднималась выше 10%). Правда, достигалось это за счет классической потогонной системы: абсолютная правовая незащищенность рабочих плюс низкая квалификация (на мануфактурах широко применялся детский труд) и низкая же оплата труда. Лишь после крупных стачек и волнений 1885 года, потрясших текстильную империю Морозовых, государство соизволило “почесаться”, приняв давно назревшие законы о трудовом найме и фабричных инспекциях.

Впрочем, как раз на Никольской мануфактуре ее директору удавалось какое-то время удерживать рабочих от радикальных действий. Представитель богатейшего семейства Российской империи не скрывал сочувствия социалистическим идеям и водил дружбу со многими видными деятелями российской социал-демократии. Причем роман Саввы Морозова с революцией не ограничивался платоническими отношениями -- крупнейший представитель российской деловой элиты неоднократно рисковал свободой, если не жизнью. Свой знаменитый особняк на Спиридоновке, построенный Федором Шехтелем, Морозов предоставлял для сходок помещиков-либералов из нелегального “Союза земцев-конституционалистов”, в 1905 году прятал разыскиваемого полицией Николая Баумана, а на своей фабрике -- запрещенную литературу и типографские шрифты. Кроме того, текстильный магнат дружил с Горьким и Красиным, на свои деньги учредил первые большевистские легальные газеты “Новая жизнь” и “Борьба” и финансировал ленинскую “Искру”. Хотя, надо отдать ему должное, Морозов достаточно трезво оценивал перспективы большевиков, назвав в письме Горькому ленинские работы “курсом политического мордобоя”. А после “кровавого воскресенья” в январе 1905 года Савва Морозов и вовсе не побоялся подать записку председателю Комитета министров Сергею Витте, в которой требовал отмены самодержавия и широких демократических преобразований. Там были перечислены свобода слова, печати и союзов, всеобщее равноправие, неприкосновенность личности и жилища, обязательное школьное образование -- и общественный контроль над госбюджетом!

Впрочем, по мнению семьи, Савва начал “чудить” еще раньше. Взять хотя бы его брак с Зинаидой Зиминой -- по неподтвержденным данным, представительницей еще одной крупной бизнес-династии. Мало того что пылкий возлюбленный увел ее у законного мужа (а среди старообрядцев развод почитался за тяжкий грех), так ведь муж оказался еще и близким родственником -- двоюродным братом Сергеем Викуловичем Морозовым! Но это были цветочки.

Зато когда в том же 1905 году директор-управляющий Никольской мануфактуры сразу после “кровавого воскресенья” выдвинул идею привлечения рабочих к управлению компанией и участию в прибылях, терпению родственников пришел конец.

Искусство требует пожертвований.

В марте того же года мать, пользуясь привилегией главного пайщика, отстранила сына от управления компанией. А еще через месяц опасного сумасброда почти насильно отослали в Канны -- лечить “тяжелое общее нервное расстройство”. И в мае того же года Савву Морозова нашли в гостиничном номере с простреленной грудью.

По официальной версии, это было чистое самоубийство. Но вот уже больше века бытует иная версия -- убийства. Авторы многих публикаций утверждают, что перед смертью Морозов передал свой страховой полис на 100 тысяч рублей близкой приятельнице -- актрисе Марии Андреевой (гражданской жене Горького), а та, в свою очередь, переправила 60 тысяч в фонд РСДРП. С другой стороны, версию насильственной смерти еще век назад поддерживали и родственники Морозова -- иначе его ни за что бы не похоронили в семейной усыпальнице московского старообрядческого Рогожского кладбища.

Кроме революции было у Саввы Морозова и другое увлечение всей жизни -- театр. Конкретно, Московский художественный. Текстильный фабрикант не только регулярно поддерживал детище Станиславского и Немировича-Данченко деньгами (по разным оценкам, заядлый театрал потратил на любимый храм искусства от полумиллиона до миллиона рублей), но и три последних года жизни заведовал его финансовой частью. А также предложил и реализовал одну из первых “бизнес-моделей” в русском сценическом искусстве, возглавив правление паевого товарищества по эксплуатации театра.

Морозов тяжело переживал свою беспомощность, невозможность что-либо изменить. Он стал много времени проводить в одиночестве, не желал никого видеть. По Москве начали распространяться слухи о его сумасшествии. По настоянию жены и матери Морозова 15 апреля 1905 г. был созван консилиум, в котором участвовали врачи Г.И. Россолимо, Ф.А. Гриневский и Н.Н. Селивановский. Консилиум пришел к выводу, что у Саввы Морозова «тяжёлое общее нервное расстройство, выражавшееся то в чрезмерном возбуждении, беспокойстве, бессоннице, то в подавленном состоянии, приступах тоски и прочее». Рекомендовалось направить Морозова для лечения в Европу.

Через несколько дней в сопровождении жены и доктора Селивановского Савва Морозов выехал в Берлин, а затем в Канны. Здесь 13 (26) мая 1905 г. он был найден в гостиничном номере мёртвым, с простреленной грудью.

Согласно официальной версии Морозов покончил с собой, однако нельзя исключать и другую версию: его могли убить, инсценировав самоубийство.

В день своей гибели после второго завтрака Морозов сказал жене: «Жарко, отдохну до обеда» -- и пошёл к себе. Зинаида Григорьевна осталась разговаривать с доктором, а затем, радостная поднялась к себе и села к зеркалу, чтобы привести себя в порядок. И в этот момент услышала хлопок выстрела…

Руки Саввы Тимофеевича были сложены на животе, пальцы левой были опалены, правая рука была разжата и около неё лежал браунинг. На полу лежал листок:

«В смерти моей прошу никого не винить».

морозов текстильный династия меценат

На нём не было ни подписи, ни даты. Доктор Селивановский спросил у Зинаиды Григорьевны: «Это вы закрыли ему глаза?». Она отрицательно покачала головой и сказала, что когда вошла в комнату, то через распахнутое окно увидела убегающего мужчину.

Официальные власти проявили самое уважительное отношение к этому трагическому событию. Козлов, Александр Александрович, тогдашний генерал-губернатор Москвы, пишет градоначальнику графу П.А. Шувалову: «Ввиду имеющихся у меня документов, прошу Ваше сиятельство распорядиться о выдаче удостоверения об отсутствии со стороны администрации препятствий преданию земле по христианскому обряду тела мануфактур-советника Саввы Тимофеевича Морозова». На похоронах Морозова А.А. Козлов, подойдя к Зинаиде Григорьевне, которую он хорошо знал и в доме которой бывал, выразил ей соболезнование и прямо сказал: «Не верю я в разговоры о самоубийстве, слишком значимым и уважаемым человеком был Савва Тимофеевич. Потеря для всех -- огромная».

Савва Морозов в последние годы жизни находился в близких отношениях с Максимом Горьким, который, в частности, передавал пожертвованные для революционных целей средства С.Т. Морозова их получателям. Незадолго до выезда из Москвы Морозов рассорился с Горьким, и в Канн к нему приезжал один из московских революционеров, а также революционеры из Женевы. По мнению некоторых современных публицистов (Ф.Разумовского), Морозова шантажировали именно они.

Однако, по воспоминаниям Максима Горького, сам Савва Тимофеевич ещё задолго до своей смерти говорил ему, что в его смерти заинтересованы черносотенцы, которые неоднократно присылали ему письма с угрозами из-за его участия в революции. В устранении С.Т. Морозова были заинтересованы и некоторые люди, связанные с бизнесом Морозова, в частности через близкого Савве Тимофеевичу человека, доверие которому было общеизвестно, ему настоятельно «советовали» уйти из дела…

Похоронен на старообрядческом Рогожском кладбище в Москве.

Меценатству и коллекционированию художественных произведений отдали дань и другие Морозовы. Брат Саввы -- Сергей Тимофеевич (1860-1944) -- с 1911 года возглавлял Никольскую мануфактуру, но отошел от дел и целиком посвятил себя основанному еще в 1885-м Музею кустарных изделий (ныне там расположен Фонд народных художественных промыслов Российской Федерации). Кроме того, Сергей Морозов оказывал финансовую помощь журналу “Мир искусства” и лично художнику Левитану, да и сам неплохо рисовал, интересовался музыкой и вместе с братом состоял в учредителях МХАТ. После революции Сергей Морозов эмигрировал и умер в Париже.

Посвятил себя служению “высокому” и представитель другой ветви семейного клана -- Михаил (Мика) Абрамович Морозов (1870-1903). Делами Тверской мануфактуры (Абрамычей, породнившихся с еще одним известным родом купцов и текстильных фабрикантов -- Хлудовых, прозывали также “тверскими Морозовыми”) он не занимался вовсе. Зато много писал, читал лекции, а во время путешествий по Франции раньше других “старых русских” оценил по достоинству творчество Гогена, Ренуара, Дега, Ван-Гога и других мастеров, чьи шедевры завещал Третьяковке.

Его брат Иван Абрамович Морозов (1871-1921), окончив Цюрихский политехникум, некоторое время успешно управлял Тверской мануфактурой, после 1904 года ушел в политику, а затем увлекся коллекционированием живописи. Начав с русских мастеров, Иван Морозов, “заболел” французскими импрессионистами и начал скупать их работы десятками. Его коллекция западного искусства конца XIX -- начала XX века, состоявшая из 250 полотен и скульптур, считалась (наряду с собранием Сергея Щукина) одним из крупнейших частных собраний не только в России, но и в мире.

После октября 1917 года собрание Ивана Морозова было национализировано. Его владелец получил от новой власти охранную грамоту и пост замдиректора нового государственного музея, но тот, по сути, так и не заработал. В конце 1918 года большей части семейства удалось уехать за границу, а собрание Ивана Морозова стало основой московского Музея нового западного искусства. Сегодня собранные Морозовыми шедевры украшают питерский Эрмитаж и московский Музей изобразительного искусства имени А.С. Пушкина.

Страстным коллекционером был и Алексей Викулович Морозов (1857-1934) -- потомок упоминавшегося выше Елисея Саввича (1798-1868). В 1897-м Алексей Морозов возглавил “Товарищество Викулы Морозова сыновей”, но спустя три года охладел к бизнесу. Передав бразды правления брату Ивану, он занялся коллекционированием фарфора, гравюр и икон -- коллекция последних считалась одной из лучших в России (с ней могли соперничать только собрания Ильи Остроухова и Степана Рябушинского). Кстати, этот представитель рода Морозовых успешно пережил революцию. После событий 1917 года его даже назначили… хранителем своих же коллекций, национализированных новой властью! А в особняке Алексея Морозова во Введенском переулке новые власти открыли Музей фарфора.

Размещено на Allbest.ru