Деятельность Александра I

Размещено на http://www.allbest.ru/

Деятельность Александра I

Старший сын Павла I и внук Екатерины II родился 12 декабря 1777 года. Екатерина II нарекла его в честь Александра Невского - покровителя Петербурга. Александр был ее любимым внуком, и она сама руководила его воспитанием. Русскую словесность и историю ему преподавал М.Н. Муравьев - писатель, один из просвещеннейших людей своего времени (отец будущих декабристов); естественные науки - известный ученый и путешественник П.С. Паллас; законоучителем и духовником был протоиерей А.А. Самборский - по отзывам современников, «человек светский, лишенный глубокого религиозного чувства», сумевший однако же внушить это чувство своему ученику. Самборский долго жил в Англии, был страстным англоманом; ему было поручено, помимо духовных наставлений, обучать Александра английскому языку.

По рекомендации публициста и дипломата Ф. Гримма, с которым Екатерина вела дружескую переписку, в 1782 г. в Россию был приглашен швейцарец Ф.П. Лагарп - человек высокообразованный, приверженец идей Просвещения и республиканец по взглядам - состоять «кавалером» при Александре и обучать его французскому языку. В этой должности он находился 11 лет (1784-1795). Знакомя Александра с отвлеченными понятиями о естественном равенстве людей, предпочтительности республиканской формы правления, о политической и гражданской свободе, о «всеобщем благе», к которому должен стремиться правитель, Лагарп при этом тщательно обходил реальные язвы крепостнической России. Более всего он занимался нравственным воспитанием своего ученика. Рассказывают, что по совету Лагарпа Александр вел журнал, куда записывал все свои проступки. Впоследствии он говорил, что всем, что есть в нем хорошего, был обязан Лагарпу.

Общий надзор за воспитанием Александра и его младшего брата Константина был вверен графу Н.И. Салтыкову, ограниченному, но ловкому придворному интригану, главной обязанностью которого было доносить императрице о каждом шаге Александра и Константина, равно как и их воспитателей.

Несмотря на подбор блестящих преподавателей, Александр не получил основательного образования. Они отмечали в своем ученике нелюбовь к серьезному учению, медлительность, леность, склонность к праздности. Он не умел сосредоточиться. Мало читал; обладая незаурядным умом, быстро схватывал всякую мысль, но потом также быстро ее забывал. В 1793 г., когда Александру еще не исполнилось и 16 лет, Екатерина II женила его на 14-летней баденской принцессе Луизе, нареченной в православии Елизаветой Алексеевной. Женитьба положила конец учебным занятиям Александра.

Федоров Владимир Александрович - доктор исторических наук, профессор Московскою университета.

Действенной школой его воспитания была атмосфера враждующих между собою «большого двора» Екатерины II в Петербурге и «малого» - Павла Петровича в Гатчине. Необходимость лавировать между ними приучила Александра, по выражению В.О. Ключевского, «жить на два ума, держать две парадные физиономии», развила в нем скрытность и лицемерие. Роскошь и утонченные салонные разговоры не могли скрыть от него закулисную, неприглядную жизнь двора его державной бабки. Он видел непривлекательность грубых гатчинских порядков, презрение Екатерины и ее придворных к «малому двору» в Гатчине, слышал недвусмысленные высказывания своего отца об «узурпации» Екатериной его прав на престол. Тогда-то и сложилась личность Александра, вызывавшая разноречивые оценки и суждения как современников, так и позднее историков.

Уже в 1787 г. Екатерина решила передать престол Александру минуя Павла, а в 1794 г. ознакомила с этим планом своих наиболее доверенных сановников, ссылаясь на «нрав и неспособность» Павла. Утверждают, что против выступил В.А. Мусин-Пушкин, и дело о престолонаследии на время остановилось. В сентябре 1796 г., незадолго до кончины, Екатерина вновь говорила с Александром о своем решении и начала составлять об этом манифест. Намерения Екатерины не были тайной для Павла. О них ему было известно от самого Александра. Уверяя отца в своем нежелании принять престол, он в присутствии А.А. Аракчеева принес Павлу присягу как императору и еще при жизни Екатерины называл его «императорским величеством».

Чтобы погасить подозрительность отца, Александр во всеуслышание заявлял, что желает вообще «отречься от сего неприглядного поприща» (наследования престола); об этом же он сообщал в письмах, несомненно перлюстрируемых для Павла. В 1796 г. он писал Лагарпу (в то время уже выехавшему из России) о своем желании «поселиться с женою на берегах Рейна» и «жить спокойно частным человеком, полагая свое счастие в обществе друзей и в изучении природы».

По вступлении Павла на престол Александр получает ряд важных постов: его назначают военным губернатором Петербурга, шефом лейб-гвардии Семеновского полка, инспектором кавалерии и пехоты, а несколько позже и председателем военного департамента Сената. Каждое утро он обязан был являться к отцу с рапортом, выслушивая от него строгие выговоры за малейшую ошибку. Ряд крупных военных назначений получил и Константин, с которым Павел обращался так же круто, как и с любым офицером. Как свидетельствуют современники, Александр и Константин очень боялись своего деспотичного отца.

В 1796 г. вокруг Александра сложился дружеский, «интимный» кружок молодых аристократов - князь А.А. Чарторыский, граф П.А. Строганов, Н.Н. Новосильцев, граф В.П. Кочубей. Собираясь тайно, члены кружка вели откровенные беседы о необходимости отменить крепостничество, о вреде деспотизма, о предпочтительности республиканского образа правления. При этом Александр высказывал весьма радикальные взгляды. Он, как вспоминал Чарторыский, говорил, «что ненавидит деспотизм… любит одну свободу, на которую имеют одинаковое право все люди, что он с живым участием следил за французскою революциею, что, осуждая ее ужасные крайности, он желает республике успехов и радуется им., что желал бы всюду видеть республики и признает эту форму правления единственно сообразною с правами человечества., что наследственная монархия - установление несправедливое и нелепое, что верховную власть должна даровать не случайность рождения, а голосование народа, который сумеет избрать наиболее способного к управлению государством». Чарторыский уверяет, что Александр говорил это вполне искренне.

Во время коронации Павла I Чарторыский по поручению Александра подготовил проект «манифеста», в котором указывалось на «неудобства» неограниченной монархии и на выгоды той формы правления, которую Александр, когда он станет императором, надеялся даровать, утвердив свободу и правосудие. Далее говорилось, что Александр, «исполнив эту священную для него обязанность», намерен «отказаться от власти для того, чтобы признанный наиболее достойным ее носить мог упрочить и усовершенствовать дело, основание которого он положил». Александр был весьма доволен составленным проектом, благодарил за него Чарторыского, а затем надежно спрятал проект и никогда не заговаривал о нем. Это было вполне в духе Александра.

Впоследствии, уже будучи императором, он не раз заявлял о своем намерении ввести в России конституцию, «законно-свободные учреждения», представительное правление, поручал составить проекты в этом духе, одобрял их и неизменно прятал под сукно. Разрыв между словом и делом, демагогическими заявлениями и реальной политикой был для него характерен и находит свое объяснение в несомненном влиянии противоречивой политики «просвещенного абсолютизма». Модные либеральные и просветительские идеи прекрасно уживались в ней с реакционной абоолютистско-крепостнической практикой.

«Ужасная четырехлетняя школа при Павле», по словам Н.М. Карамзина, не прошла бесследно. К скрытности, лицемерию прибавился страх перед деспотом-отцом, а впоследствии и боязнь заговора. Не только «тень убитого отца», но и опасность самому стать жертвой заговора постоянно преследовали Александра. Правление Павла I вызвало всеобщее недовольство, особенно среди дворянства, интересы которого были сильно ущемлены. К тому же при непредсказуемом поведении Павла никто не мог чувствовать себя в безопасности. Один из современников свидетельствует, что Павел уже готовил приказ своим фаворитам Аракчееву и Ф.И. Линденеру «заточить императрицу и двух сыновей и тем избавиться от всех тех, которые казались ему подозрительными». Императрицу Марию Федоровну предполагалось сослать в Холмогоры, Александра посадить в Шлиссельбург, а Константина в Петропавловскую крепость. Это и помогло заговорщикам привлечь Александра на свою сторону.

Заговор против Павла I созрел уже к середине 1800 года. Вдохновителем его был екатерининский вельможа И.П. Панин, а руководителем и исполнителем петербургский военный генерал-губернатор граф П.А. Пален; причастен к заговору был и английский посол Ч. Витворт; была вовлечена также большая группа гвардейских офицеров. В сентябре 1800 г. состоялся конфиденциальный разговор Панина с Александром, в котором он «намекнул» на возможное насильственное устранение Павла. Далее все переговоры с Александром вел Пален. Александр дал согласие при условии сохранения жизни отцу, даже заставил Палена поклясться. «Я дал ему это обещание, - говорил после Пален, - я не был так безрассуден, чтобы ручаться за то, что было невозможно. Но нужно было успокоить угрызения совести моего будущего государя. Я наружно согласился с его намерением, хотя был убежден, что оно невыполнимо «. Впоследствии Александр утверждал, что заговорщики его «обманули» и демонстративно удалил их всех в деревни. Некоторые исследователи полагают, что Александр лишь на словах потребовал от заговорщиков клятвы, хотя сам не рассчитывал на иной исход дела.

В начале марта 1801 г. Павел прослышал о готовящемся заговоре и поделился этим с Паленом. Медлить было нельзя. С Александром был согласован срок выступления - ночь с 11 на 12 марта, когда караул должны были нести солдаты Семеновского полка, шефом которого был Александр. В первом часу ночи Пален принес ему весть о «скоропостижной кончине» Павла I. Рассказывают, что Александр «залился слезами». Пален заставил его выйти к собранным во дворе Михайловского замка Семеновскому и Преображенскому полкам. «Довольно ребячиться, ступайте царствовать и покажитесь гвардии», - сказал он. 12 марта 1801 г. был обнародован манифест, в котором говорилось: «Судьбам всевышнего угодно было прекратить жизнь любезнейшего родителя нашего, государя императора Павла Петровича, скончавшегося скоропостижно апоплексическим ударом в ночь с 11-го на 12-е число сего месяца».

При известии о смерти Павла I «столичное общество предалось необузданной и ребяческой радости, - вспоминал один из современников, - восторг выходил даже из пределов благопристойности». Дружный хор торжественных од приветствовал восшествие на престол Александра I. Среди них была и ода Г.Р. Державина «На всерадостное восшествие на престол императора Александра Первого». Правда, она не была пропущена в печать, ибо в ней содержался недвусмысленный намек на дворцовый переворот, но Александр пожаловал за нее поэту бриллиантовый перстень. День коронации нового царя приветствовал стихами и Карамзин. «После краткого и несчастливого царствования Павла вступление на престол Александра было встречено восторженными возгласами, - писал декабрист А.М. Муравьев. - Никогда еще большие чаяния не возлагались у нас на наследника власти. Спешили забыть безумное царствование. Все надеялись на ученика Лагарпа и Муравьева».

Сам Александр своим поведением и даже внешним видом производил впечатление на публику. Скромно одетый император «запросто» разъезжал или гулял пешком по улицам Петербурга, и толпа восторженно приветствовала его, а он «милостиво отвечал на эту дань почтения». Самые его слова и поступки, по выражению А.М. Муравьева, «дышали желанием быть любимым».

В августе 1801 г. в Петербурге появился вызванный Александром из Женевы Лагарп. Но это был уже не тот республиканец и «якобинец», некогда смущавший придворные круги. Теперь он предостерегает своего воспитанника от «призрачной свободы народных собраний и либеральных увлечений вообще», указывает на пример Пруссии, «соединившей с законами порядок» - твердую монархическую власть. Он советует «сохранить в неприкосновенности» абсолютную власть. «Не дайте себя увлечь тем отвращением, какое внушает вам абсолютная власть, сохраните ее в целости и нераздельно», - говорил Лагарп. Он давал совет: «Надо приучать своих министров к мысли, что они - только уполномоченные», обязанные докладывать монарху все дела «во всей полноте и отчетливости»; царю следует «выслушивать внимательно их мнения, но решение принимать самому и без них, так что им остается лишь исполнение». Наконец, он требовал от Александра покарать убийц Павла, дабы впредь не было подобных покушений. Лагарп хотя и понимал вред крепостничества, но советовал Александру вести дело постепенно, «без шума и тревоги» и без малейшего посягательства на права собственности дворянства.

Александр вступил на престол со сложившимися взглядами и намерениями, с определенной «тактикой» поведения и управления государством. Современники говорили о таких чертах его характера и поведения, как скрытность, лицемерие, непостоянство: «сущий прельститель» (М.М. Сперанский), «властитель слабый и лукавый» (А.С. Пушкин), «сфинкс, не разгаданный до гроба» (П.А. Вяземский), «коронованный Гамлет, которого всю жизнь преследовала тень убитого отца» (А.И. Герцен). Отмечали в нем и «странное смешение философских поветрий XVIII в. с принципами прирожденного самовластия». Друг его юности Чарторыский впоследствии отзывался о нем: «Император любил внешние формы свободы, как можно любить представление… но кроме форм и внешности, он ничего не хотел и ничуть не был расположен терпеть, чтобы они обратились в действительность». Генерал П.А. Тучков отметил в воспоминаниях, что уже «при начале вступления на престол» Александра «из некоторых его поступков виден был дух неограниченного самовластия, мщения, злопамятности, недоверчивости, непостоянства и обманов». А.И. Тургенев (брат декабриста Н.И. Тургенева) называл Александра «республиканцем на словах и самодержцем на деле» и считал, что «лучше деспотизм Павла, чем деспотизм скрытый и переменчивый» Александра.

Александр I отличался поистине виртуозной способностью строить свои успехи на чужой доверчивости; обладая «врожденным даром любезности», мог ловко расположить к себе людей различных взглядов и убеждений: с «либералами» говорить о «либерализме», с ретроградами - о «незыблемых устоях», проливать «обильные слезы» с религиозной фанатичкой баронессой В.Ю. Крюденер, беседовать с квакерами о спасении души и веротерпимости. За актерство современники называли Александра «северный Тальма» (знаменитый в то время французский актер).

Крайне самолюбивый, недоверчивый и подозрительный, Александр ловко пользовался людскими слабостями, умел играть в «откровенность» как надежное средство управлять людьми, подчинять их своей воле. Он любил приближать к себе лиц, плохо относившихся друг к другу, и ловко пользовался их взаимной неприязнью и интригами, а однажды так и заявил управляющему канцелярией Министерства полиции Я.И. де Санглену: «Интриганы так же нужны в общем государственном деле, как и люди честные, иногда даже более».

М.А. Корф вспоминал, что Александр, подобно бабке своей Екатерине II, «в высшей степени умел покорять себе умы и проникать в души других, утаивая собственные ощущения и помыслы». Французская писательница мадам де Сталь, на которую Александр произвел большое впечатление при встрече с ним в 1814 г. в Париже, писала о нем как о «человеке замечательного ума и сведений». Александр говорил с нею о вреде деспотизма и заверял в своем искреннем желании освободить крепостных. В том же году во время визита в Англию он наговорил массу любезностей вигам и уверял их, что намерен создать оппозицию и в России, ибо она правильнее помогает отнестись к делу.

«Благодушие» и «приветливость» Александра покорили известного прусского государственного деятеля барона Ф. Штейна. Однако от прусского министра не укрылась присущая российскому императору черта: «Он нередко прибегает к оружию лукавства и хитрости для достижения своих целей». Известно высказывание Наполеона: «Александр умен, приятен, образован, но ему нельзя доверять; он неискренен: это - истинный византиец… тонкий, притворный, хитрый». Известно и высказывание шведского посла Лагербилъке: «В политике Александр тонок, как кончик булавки, остер, как бритва, фальшив, как пена морская». «Изворотлив, как грек», - отозвался о нем французский писатель Ф. Шатобриан.

Александр не любил тех, кто «возвышался талантами». Современники отмечали, что он «любит только посредственность; настоящий гений, ум я талант пугают его, и он только против воли и отворотясь, употребляет их в крайних случаях». Конечно, он не мог обойтись без умных, талантливых государственных и военных деятелей, таких, как М.М. Сперанский, М.И. Кутузов, Н.С. Мордвинов. Нельзя назвать бездарностями и реакционных деятелей его царствования, таких как А.А. Аракчеев, А.С. Шишков, митрополит Филарет. Но в большинстве своем его окружали беспринципные, без чести и совести царедворцы наподобие московского генерал-губернатора Ф.В. Ростопчина, министра духовных дел и народного просвещения А.Н. Голицына, «гасителей просвещения» Д.П. Рунича и М.Л. Магницкого, изувера-фанатика архимандрита Фотия.

Александр и сам довольно нелестно отзывался о сановниках, которыми себя окружил. В 1820 г. он жаловался прусскому королю Фридриху-Вильгельму III, что «окружен негодяями» и «многих хотел прогнать, но на их место являлись такие же». Он старался приблизить к себе людей, не имевших прочных связей в аристократических кругах, привлекал лиц, заведомо ничтожных и даже презираемых в обществе, неохотно назначал на государственные посты представителей родовой аристократии, которая вела себя независимо. Особенно оскорбляло чувства обойденных «засилье иностранцев» на русской службе, которым Александр демонстративно отдавал предпочтение. «Чтобы понравиться властелину, нужно быть или иностранцем или носить иностранную фамилию», - сетовал А.М. Муравьев.

В салонах передавали друг другу остроту генерала А.П. Ермолова, который на вопрос царя, какую награду он хотел бы получить за свои воинские заслуги, ответил: «Государь, сделайте меня немцем». Декабрист И.Д. Якушкин вспоминает: «До слуха всех беспрестанно доходили изречения императора Александра, в которых выражалось явное презрение к русским». Во время смотра своих войск в 1814 г. во французском городке Вертю, в ответ на похвалы герцога Веллингтона по поводу их организации, Александр во всеуслышание заявил, что этим он обязан иностранцам, а однажды в Зимнем дворце, «говоря о русских вообще, сказал, что каждый из них плут или дурак». Не случайно в числе задач Союза спасения было противодействие иностранцам, находившимся на русской службе.

Помимо неискренности, «изменчивости и двусмысленности его характера», у Александра отмечали упрямство, подозрительность, недоверчивость, большое самолюбие и стремление «искать популярности по любому поводу». В семейном кругу его называли «кротким упрямцем». Шведский посол барон Стединг отзывался о нем: «Если его трудно было в чем-нибудь убедить, то еще труднее заставить отказаться от мысли, которая в нем возобладала». Особенное упрямство и настойчивость он проявлял, когда дело касалось его самолюбия. Упрямство вполне соединялось со слабой волей, как «либерализм» на словах - с деспотизмом, и даже жестокостью, на деле. «Он слишком слаб, чтобы управлять, и слишком силен, чтобы быть управляемым», - отзывался о нем Сперанский, который отмечал и непоследовательность царя («он все делает наполовину»).

Александр никогда не забывал событий марта 1801 г. - не столько из-за «угрызения своей совести», сколько как предостережение. Подозрительность, унаследованная от Павла I, с годами возрастала. Отсюда система надзора и сыска, особенно развившаяся в последние годы его царствования. Сам он охотно слушал доносы и даже поощрял их, требуя от своих сотрудников, чтобы они следили друг за другом, и даже считал допустимым прочитывать корреспонденцию своей жены.

У современников сложилось представление о крайней его ветрености и непостоянстве. Для ближайшего окружения Александра не были тайной его сложные семейные отношения, полные взаимной подозрительности и притворства. Все прекрасно знали, в том числе и императрица Елизавета Алексеевна, о продолжительной (более чем 20 - летней) связи Александра с А.М. Нарышкиной, которая в 1808 г. родила ему дочь Софью (смерть Софьи Нарышкиной в 1824 г. Александр переживал как самую большую личную трагедию). Он особенно любил «общество эффектных женщин», выказывая им «рыцарское почтение, исполненное изящества и милости», как выражались его современницы. По свидетельству графини Эдлинг, «отношение к женщинам у Александра не изменялось с летами, и [его] благочестие отнюдь не препятствовало веселому времяпровождению».

Полицейские донесения австрийскому канцлеру Меттерниху во время Венского конгресса, куда съехались монархи Европы, пестрят сообщениями о волокитстве русского царя. Но надо сказать, что «игра в любовь» у Александра подчинялась дипломатической интриге. В салонах Вены велась закулисная дипломатическая игра, и Александр, как и французский министр иностранных дел Талейран, от нее не уклонялся.

Сохранилось немало портретов императора, где Александр выглядит высоким и стройным молодым человеком, розовощеким и голубоглазым, с приятной улыбкой. Наиболее близким к натуре считается портрет, написанный английским художником Дж. Доу. Здесь изображен задумавшийся мужчина средних лет с небольшими бакенбардами и сильно поредевшими волосами. С юности Александр был близорук, но предпочитал пользоваться не очками, а лорнетом; был глух на левое ухо, поврежденное еще в детстве, когда он во время стрельбы оказался рядом с артиллерийской батареей. С юности он закаливал свое здоровье, ежедневно принимая холодные ванны. В повседневном быту жил относительно скромно, был скуп. С весны до глубокой осени обычно проживал в Царском Селе, занимая там малые комнаты дворца. Ранним утром, в любую погоду, прогуливался по царскосельскому парку. С 1816 г. постоянным спутником его прогулок стал Карамзин. Император и придворный историограф беседовали по самым острым политическим вопросам. Зимой император переезжал в Петербург, где по утрам бывал на разводе караула, затем на воинских экзерцициях.

В первые годы царствования он редко покидал Царское Село или Петербург. Частые и продолжительные разъезды приходятся на последние 10 лет его царствования. Подсчитано, что за это время им проделано более 200 тыс. верст пути. Он путешествовал на север и юг России, бывал на Урале, Средней и Нижней Волге, в Финляндии, Варшаве, ездил в Лондон, несколько раз в Париж, Вену, Берлин, посетил ряд других городов Западной Европы.

В манифесте 12 марта 1801 г. Александр I объявил, что будет управлять «богом врученным» ему народом «по законам и по сердцу почивающей августейшей бабки нашей», тем самым подчеркнув свою приверженность политическому курсу Екатерины II, много сделавшей для расширения дворянских привилегий. Он и начал с того, что восстановил отмененные Павлом I «Жалованные грамоты)) дворянству и городам, дворянские выборные корпоративные органы, освободил дворян и духовенство от телесных наказаний (которые ввел Павел), объявил амнистию всем бежавшим за границу от павловских репрессий, вернул из ссылки до 12 тыс. опальных или репрессированных Павлом по политическим мотивам чиновников и военных. Среди них значились возвращенный еще Павлом I из Сибири, но находившийся в ссылке в Калужской губернии «бывший коллежский советник Радищев» и сосланный в Кострому «артиллерии подполковник Ермолов».

Были отменены и другие раздражавшие дворянство павловские указы, вроде запрета носить круглые французские шляпы, выписывать иностранные газеты и журналы, выезжать за границу. В городах исчезли виселицы, к коим прибивали доски с именами опальных. Была объявлена свобода торговли, повелено распечатать частные типографии и дозволить их владельцам издавать книги и журналы. Была упразднена вселявшая страх Тайная экспедиция, занимавшаяся сыском и расправой. Пока это были еще не реформы, а лишь отмена наиболее тиранических распоряжений Павла I, вызывавших всеобщее недовольство, но влияние этих мер на умы было исключительно велико и породило надежды на дальнейшие перемены. В серьезность реформаторских намерений Александра верили не только в России: даже американский президент Т. Джефферсон полагал, что новый русский царь всерьез готовится к реформам.

Хотя в манифесте о восшествии на престол Александр I и подчеркивал преемственность своего правления с царствованием Екатерины II, однако его правление не было ни возвратом к «золотому веку» Екатерины, ни полным отказом от политики, проводимой Павлом. Александр не любил, когда напоминали о царствовании бабки, и недружелюбно относился к екатерининским вельможам. Демонстративно подчеркивая свое отрицание характера и методов павловского правления, он воспринял много черт его царствования, причем в главной его направленности - к дальнейшей бюрократизации управления, к укреплению самовластья. Да и сами «гатчинские привычки» (приверженность к воинской муштре) глубоко укоренились в нем, любовь к парадам и разводам осталась у него на всю жизнь. По натуре Александр I не был реформатором. К такому заключению пришел и весьма осведомленный его биограф великий князь Николай Михайлович: «Император Александр никогда не был реформатором, а в первые годы царствования он был консерватором более всех окружавших его советников».

Однако Александр не мог не считаться с «духом времени», в первую очередь с влиянием идей французской революции, и даже в какой-то мере использовал эти идеи в своих интересах. Любопытно его заявление: «Самое могучее оружие, каким пользовались французы и которым они еще грозят всем странам, это общее убеждение, которое они сумели распространить, что их дело есть дело свободы и счастья народов», поэтому «истинный интерес законных властей требует, чтобы они вырвали из рук французов это страшное оружие и, завладевши им, воспользовались им против их самих». В русле этих намерений и следует рассматривать широковещательные демагогические заявления царя (особенно за границей) о его стремлении к преобразованиям, к обеспечению «свободы и счастья народов», о намерении отменить в России крепостное право и ввести «законно-свободные учреждения», т.е. конституционные порядки.

По сути дела Александр I стремился, не меняя основного направления политики Екатерины II и Павла I, к укреплению абсолютизма - такими способами, которые соответствовали бы «духу времени». В этом и заключалась суть его заигрывания с либерализмом, присущего, впрочем, не только Александру, но и другим российским монархам. Однако он не чуждался, особенно в годы откровенной реакции, применять и «палаческие методы управления». Одна из характерных черт российского самодержавия - его умение, в зависимости от конкретной обстановки, проводить гибкую политику, идти на уступки, приспособляться к новым явлениям и процессам в стране и использовать их в интересах укрепления своих позиций.

Вступая на престол, Александр I публично и торжественно провозгласил, что отныне в основе политики будет не личная воля или каприз монарха, а строгое соблюдение законов. В манифесте от 2 апреля 1801 г. об уничтожении Тайной экспедиции говорилось, что отныне положен «надежный оплот злоупотреблению», что «в благоустроенном государстве все преступления должны быть объемлемы, судимы и наказуемы общею силою закона». При каждом удобном случае Александр любил говорить о приоритете законности. Населению были обещаны правовые гарантии от произвола.

Все эти заявления имели большой общественный резонанс. Идея законности, утверждения «власти закона» была главнейшей у представителей различных направлений русской общественной мысли: Сперанского, Карамзина, декабристов, Пушкина (наиболее четко выражена эта идея в его оде «Вольность»). Для разработки плана преобразований царь привлек своих «молодых друзей» Строганова, Кочубея, Чарторыского и Новосильцева, которые и составили его «интимный кружок», или «Негласный комитет». Хотя комитет и назывался «негласным», о нем знали и говорили многие. Впрочем, и сам Александр не делал из него тайны, опираясь на него в борьбе с сановной оппозицией. «Молодые друзья», однако, уже оставили былые республиканские увлечения и придерживались весьма умеренных взглядов, были осторожны в своих проектах и предположениях и, строя планы реформы государственного управления, рассуждая о необходимости издать «Жалованную грамоту народу», тем не менее, исходили из незыблемости основ абсолютизма и сохранения крепостничества.

С июня 1801 по май 1802 г. комитет собирался 35 раз, но в 1803 г. после всего лишь четырех заседаний был закрыт. Александр I уже прочнее чувствовал себя на троне и не было нужды в либеральных разговорах. Хотя все дело и ограничивалось по существу этими разговорами, но они пугали аристократию екатерининских времен, окрестившую комитет «якобинской шайкой». Повод к такому нелестному эпитету подал сам царь, в шутку называвший свой «интимный кружок» «комитетом общественного спасения».

«Дух времени» выразился однако в проведенных Александром мерах, хотя и второстепенных, по такому жгучему вопросу, как крестьянский. С самого начала новый царь без какого-либо специального указа или манифеста прекратил раздачу крестьян в частные руки. Уже во время коронации в сентябре 1801 г. таких раздач не последовало «к великому огорчению многих жаждавших сего отличия». Когда один из сановников (герцог А. Виртембергский) в 1802 г. обратился к Александру I с просьбой о пожаловании ему имения, царь ответил: «Русские крестьяне большею частию принадлежат помещикам; считаю излишним доказывать унижение и бедствие такого состояния, и потому я дал обет не увеличивать число этих несчастных и принял за правило не давать никому в собственность крестьян».

Это отнюдь не означало, что казенные крестьяне были вполне гарантированы от перевода их на положение крепостных. В 1810-1817 гг. в связи с тяжелым финансовым положением империи было продано в частные руки свыше 10 тыс. душ мужского пола; широко практиковалась сдача казенных крестьян в аренду частным лицам в Белоруссии и на Правобережной Украине (к концу царствования Александра І в аренде там числилось 350 тыс. душ). Казенных крестьян закрепощали и другими путями: например, переводили в удельное ведомство, приписывали к казенным заводам и фабрикам, наконец, организовывали военные поселения (последнее было худшим видом крепостной зависимости).

О характере мер к смягчению крепостной зависимости можно судить и по указу 1801 г. о запрещении публиковать объявления о продаже крепостных «без земли», хотя практика такой продажи не запрещалась: в публикуемых объявлениях теперь сообщалось, что крестьянин не «продается», а «отдается внаймы». Указами 1808-1809 гг. помещикам запрещалось продавать крестьян на ярмарках «в розницу», ссылать их в Сибирь за маловажные проступки; помещиков обязывали кормить своих крестьян в голодные годы. Ничтожные результаты дал и указ 20 февраля 1803 г. о «вольных хлебопашцах», предусматривавший выкуп крестьян на волю по обоюдному согласию их с помещиками. Выкупная сумма была настолько высока, и сделка обставлялась такими кабальными условиями, что к 1825 г. дарованным правом смогли воспользоваться менее 0,5% крепостных крестьян. В 1804-1805 гг. был проведен первый этап крестьянской реформы в Латвии и Эстонии. Реформа распространялась только на «креотьян-дворохозяев». Они получали личную свободу без земли, которую должны были арендовать у своих помещиков за феодальные повинности - барщину и оброк. Эти меры Александра І в принципе не затрагивали прав и привилегий помещиков. Правда, указом 12 декабря 1801 г. недворянские свободные сословия - купцы, мещане, казенные крестьяне - получили право покупать землю.

Многие меры Александра I касались просвещения, печати, центрального управления. Цензурный устав 1804 г. считается самым «либеральным» в России XIX века. Он гласил, что цензура вводится «не для стеснения свободы мыслить и писать, а единственно для принятия пристойных мер против злоупотребления оною». Цензорам рекомендовалось руководствоваться «благоразумным снисхождением для сочинителя и не быть придирчивым, толковать места, имеющие двоякий смысл, выгоднейшим для сочинителя образом, нежели преследовать». Однако цензорская практика сводила эти благие пожелания на нет, а годы усиления реакционного курса Александра I характеризуются настоящим цензурным террором. И все же некоторые цензурные послабления в первые годы его царствования нельзя не отметить; расширялась издательская деятельность, появился ряд новых журналов и литературных альманахов, печатались переводы.

По инициативе Александра за счет казны были переведены на русский язык и изданы произведения известных западноевропейских просветителей - философов, экономистов, социологов, юристов - А. Смита, Дж. Бентама, Ч. Беккариа, Ш. Делольма, Ш. Монтескье. Позже декабристы на следствии будут постоянно указывать на этих авторов, из произведений которых они заимствовали «первые вольнодумческие и либеральные мысли».

Реформа народного образования была проведена в 1803-1804 годах. Отныне в учебные заведения могли быть приняты представители всех сословий, на низших ступенях училищ обучение было бесплатным. Вводилась преемственность учебных программ. Низшей ступенью являлось одноклассное приходское училище, второй - уездное трехклассное училище, третьей - шестиклассная гимназия в губернском городе, высшей - университет, который был поставлен и во главе учебного округа и должен был обеспечивать его учебными программами и кадрами учителей. Помимо существовавшего с 1755 г. Московского университета, в 1802-1804 гг. были открыты еще Дерптский, Виленский, Казанский, Харьковский, а также на правах университета Петербургский педагогический институт (преобразован в университет в 1819 г.). Университеты призваны были готовить кроме учителей для гимназий кадры чиновников для гражданской государственной службы и специалистов-медиков. Университетам предоставлялась довольно широкая автономия. К университетам приравнивались привилегированные средние учебные заведения - Демидовский (в Ярославле) и Царскосельский лицеи. Основанием в 1801 г. Института путей сообщения и в 1804 г. Московского коммерческого училища было положено начало высшему специальному образованию.

Еще большее значение имели преобразования органов центрального управления. Все важные законы 1802-1812 гг. (а позже при Николае I) составлялись или редактировались Сперанским, то была вершина его карьеры: он занимал посты товарища (заместителя) министра юстиции, государственного секретаря, директора Комиссии составления законов и Комиссии финляндских дел, ведал подготовкой финансовых реформ. В конце 1808 г. Александр I поручил Сперанскому разработку плана государственного преобразования России и к октябрю 1809 г. проект под названием «Введение к уложению государственных законов» был им представлен царю. Реформы должны были проводиться сверху, в интересах укрепления самодержавия, придавая ему «законную форму».

В своем проекте Сперанский теоретически оправдывает и закрепляет неравенство сословий, привилегии дворянства и отсутствие политических и гражданских прав у «народа рабочего», куда зачислялись помещичьи крестьяне, рабочие по найму и домашние слуги. Вводимому «среднему состоянию» (купцы, мещане, государственные крестьяне) предоставлялись «гражданские», но не политические права. Проект проводил принцип «разделения властей» - законодательной, исполнительной и судебной, при независимости судебной власти и ответственности исполнительной перед законодательной. Эта система давала доступ к управлению страной лишь помещикам и верхам нарождавшейся буржуазии, нисколько не нарушая абсолютной власти царя.

Александр I признал проект «удовлетворительным и полезным», однако проведение его в жизнь встретило сильное противодействие со стороны высших сановников, считавших его слишком радикальным и «опасным», и дело свелось к учреждению в 1810 г. Государственного совета - законосовещательного органа при императоре. Новый орган, централизуя законодательное дело, обеспечивал единообразие юридических норм» предотвращая появление противоречий в законодательных актах, но сама законодательная инициатива и окончательное утверждение законов оставались всецело прерогативой царя. Члены Государственного совета не избирались, а назначались императором.

В 1811 г. было обнародовано подготовленное Сперанским «Общее учреждение министерств», которое увенчало реформу, начатую в 1802 г., когда старые петровские коллегии были заменены новой, европейской формой высшей исполнительной власти - министерствами. Теперь дела по каждому ведомству решались единолично министром, ответственным только перед императором. Если, однако, первоначально структура и функции министерств еще не были четко определены, то новый закон строго разграничивал компетенцию министерств, устанавливал принцип единоначалия и регламентировал взаимоотношения министерств с другими органами высшего государственного управления - Сенатом, Комитетом министров и Государственным советом. Реорганизованное таким образом центральное управление просуществовало, с небольшими изменениями, вплоть до 1917 года.

Преобразовательная деятельность Сперанского вызвала недовольство в реакционных придворных кругах; вокруг него плелись интриги. До Александра I доходили слухи, муссируемые придворной средой, о «неблаговидных» отзывах о нем Сперанского. Самолюбивый император почувствовал себя оскорбленным, но не подавал виду, более того, стал демонстративно оказывать Сперанскому знаки своей «благосклонности», а это, как знали по собственному опыту придворные, служило верным признаком приближавшейся опалы. 1 января 1812 г. Сперанский был удостоен ордена Александра Невского. А 17 марта 1812 г. его вызвали на аудиенцию к императору. После двухчасового конфиденциального разговора он вышел из кабинета императора «в великом смущении». Дома он застал министра полиции А.Д. Балашова с помощником, которые опечатывали его бумаги. У дома уже стоял возок для отправки Сперанского в ссылку. Сначала Сперанский был доставлен в Нижний Новгород, но вскоре переведен в Пермь.

Падение Сперанского вызвало в придворных сферах бурю восторга. Некоторые даже удивлялись «милосердию» царя, не казнившего «этого преступника, изменника и предателя». Сам Александр был убежден в невиновности Сперанского, но решил принести его в жертву, чтобы погасить растущее недовольство. На следующий день после удаления Сперанского Александр говорил А.Н. Голицыну: «Если бы у тебя отсекли руку, ты наверно кричал бы и жаловался, что тебе больно; у меня прошлой ночью отняли Сперанского, а он был моею правою рукою!». Как вспоминал Голицын, «все это было сказано со слезами на глазах». Позже графу К.В. Нессельроде Александр объяснял; «Обстоятельства заставили вынудить у меня эту жертву общественному мнению» . Через четыре года Сперанский был «прощен», назначен сначала пензенским губернатором, а в 1819 г. - генерал-губернатором Сибири, где провел ряд административных реформ. В 1821 г. он был возвращен в Петербург, назначен членом Государственного совета и управляющим Комиссией составления законов, получил значительные земельные пожалования.

Начало XIX в. в Европе было ознаменовано полосой наполеоновских войн, в которые были вовлечены все европейские страны и народы, в том числе и Россия. В 1803 г. началась подготовка Наполеона к вторжению в Англию. Британское правительство энергично сколачивало новую европейскую коалицию против Франции, чему помогли и действия самого Наполеона. По его приказу в 1804 г. в Бадене был схвачен и затем расстрелян принадлежавший к французскому королевскому дому герцог Энгиенский, подозревавшийся в заговоре против Наполеона. Это событие вызвало взрыв негодования всех европейских монархов, однако лишь Александр I заявил официальный протест. В Петербурге был демонстративно объявлен траур, а Наполеону направлена нота против «пролития венценосной крови». Наполеон ответил вызывающим посланием, в котором говорилось, что и в самой России была пролита «венценосная кровь», и пусть Александр I позаботится схватить и наказать убийц своего отца. Это было прозрачное и публичное обвинение.

Военные действия против Франции протекали неудачно для коалиции. После поражения союзных войск 2 декабря 1805 г. при Аустерлице Австрия капитулировала и заключила унизительный мир с Наполеоном. Русские войска были отведены в пределы России, а в Париже начались русско-французские переговоры о мире. 8 июля 1806 г. был заключен мирный договор между Россией и Францией, однако Александр I отказался его ратифицировать, и Россия формально продолжала оставаться в состоянии войны с Францией. Летом 1806 г. Наполеон захватил Голландию и западногерманские княжества, и осенью образовалась четвертая коалиция против Франции (Пруссия, Англия, Швеция и Россия), однако воевать пришлось только Пруссии и России. В середине октября в двух сражениях прусские войска подверглись полному разгрому. Фридрих-Вильгельм III бежал к границам России. Почти вся Пруссия была оккупирована французами. Русской армии пришлось одной в течение семи месяцев вести упорную борьбу против превосходящих сил французов.

Наполеону удалось оттеснить русские войска к Неману, но и французская армия понесла столь значительные потери, что Наполеон не решился тогда войти в пределы России. 25 июня 1807 г. в Тильзите между Россией и Францией были заключены мирный и союзный договоры. По настоянию Александра I Наполеон согласился сохранить самостоятельность Пруссии, хотя территория ее была сокращена наполовину. Неблагоприятные для России условия Тильзитского мира и союзного договора вовлекали ее в фарватер политики Наполеона, ограничивали самостоятельность Александра І в международных делах, вели к внешнеполитической изоляции. Особенно тяжелые последствия вызвало присоединение в 1808 г. России к континентальной блокаде, что причинило существенный ущерб экономике страны, поскольку Англия была ее главным торговым партнером.

Тильзитский мир наносил серьезный удар по международному престижу России, уязвлял и патриотические чувства. Популярность Александра I резко упала. Поднялся всеобщий ропот. «Вообще неудовольствие против императора более и более возрастает, - доносил шведский посол Стединг своему королю, - и на этот счет говорят такие вещи, что страшно слушать». По свидетельству русского современника, «от знатного царедворца до малограмотного писца, от генерала до солдата, все, повинуясь, роптало с негодованием». Французский посол в Петербурге герцог Р. Савари писал: «Видна оппозиция решительно против всего, что делает император». В 1807 г. распространялся в списках «Проект обращения» дворянства к императору, с требованием проявлять твердость во внешнеполитических вопросах. Поговаривали даже о возможности дворцового переворота и возведении на престол умной и энергичной сестры Александра I Екатерины Павловны, жившей в Твери. По данным французского историка А. Вандаля, усердно собирал и распространял слухи о «заговоре» против русского царя герцог Савари.

Александр внимательно следил за настроениями различных кругов и собирал об этом сведения. Еще в 1805 г., уезжая на войну, он создал Временный комитет высшей полиции для наблюдения за общественным мнением, толками среди публики. После Тильзитского мира этот комитет был преобразован в Комитет общественной безопасности, которому вменялась в обязанность и перлюстрация частных писем.

В правящих кругах, однако, прекрасно понимали, что соглашения 1807 г. знаменовали лишь передышку перед новым военным конфликтом с наполеоновской Францией. «Тильзитский мир для Франции, - писал Сперанский, - всегда был мир вооруженный. Вероятность новой войны между Россией и Францией возникла почти вместе с [этим] миром: самый мир заключал в себе почти все элементы войны».

Ни к одной из войн Наполеон не готовился так тщательно, как к походу на Россию, прекрасно отдавая себе отчет в том, что ему предстоит иметь дело с сильным противником. Под ружье он поставил 1200 тыс. солдат. Около 650 тыс. составивших так называемую Большую армию были двинуты к русским границам. В России знали о всех деталях подготовки Наполеона к войне. Царский посол в Париже князь А.Б. Куракин начиная с 1810 г. регулярно, дважды в месяц доставлял точные данные о численности, вооружении и дислокации французских войск, ценные сведения он за крупные денежные суммы получал от Талейрана - министра иностранных дел в наполеоновском правительстве.

В России знали примерные сроки вторжения французской армии. Распространенное в литературе мнение о «внезапности» нападения Наполеона несправедливо. Неверно также и утверждение, будто вторжение произошло «без объявления войны»: за несколько дней до него Наполеон официально сделал такое объявление. Но Россия к этой войне не была готова, хотя с 1810 г. полным ходом шло перевооружение русской армии, укрепление ее западных границ, строительство крепостей, устройство складов боеприпасов, фуража и продовольствия. Однако тяжелое финансовое положение страны не позволило выполнить эту программу. Архаическая рекрутская система не могла подготовить необходимые резервы.

Александр I не блистал военными талантами. Современники отметили закономерность: там, где он непосредственно находился, его войска терпели неудачи. Во время тильзитской встречи Наполеон прямо сказал Александру: «Военное дело - не Ваше ремесло». В сущности такого же мнения придерживались и трезво мыслящие русские военные и государственные деятели и даже члены царской семьи.

В преддверии войны Александр имел долгую беседу со Сперанским и в частности спросил, что он думает о предстоящей войне и принимать ли ему, императору, непосредственное руководство военными действиями. Сперанский советовал Александру не брать командование лично на себя, а создать Боярскую думу и ей поручить вести войну, при этом «имел дерзость» расхваливать «воинственные таланты» Наполеона, чем сильно уязвил самолюбие царя.

Первая акция Александра при известии о вторжении французских войск - предложение Наполеону мира; с письмом императора к Наполеону был направлен генерал А.Д. Балашов. Впрочем, Александр не верил в успех этой миссии, надеясь лишь выиграть время. Присутствие царя в армии сковывало действия русского командования. Александр нашел в себе мужество внять доводам влиятельных лиц и членов царской семьи, но его отъезд из армии преследовал и другую цель - возложить ответственность за первые неудачи и отступление русских войск на своих генералов. Не мог Александр не прислушаться и к голосу общественности, требовавшей назначить главнокомандующим М.И. Кутузова, которого он особенно не жаловал после Аустерлица. «Общество желало его назначения и я его назначил, - сказал он генерал-адъютанту Е.Ф. Комаровскому. - Что же касается меня, то я умываю руки». При этом Александр сетовал, что в молодости не отдали его к Суворову или Румянцеву: «Они меня научили бы воевать».

Находясь в столице, Александр был в курсе всего, что происходило в действующей армии, отнюдь не довольствуясь официальными донесениями ее командующих. Верный своему принципу противопоставлять одних лиц другим, Александр, передав командование М.Б. Барклаю де Толли, начальником штаба назначил его соперника генерала А.П. Ермолова с правом личного доклада императору; назначив главнокомандующим Кутузова, начальником штаба поставил личного его недруга генерала Л.Л. Беннигсена, доносившего царю о всех шагах Кутузова.

Русские войска с боями, организованно и в полном боевом порядке отступали. Наполеон убедился еще до подхода к Смоленску, что предстоит длительная и изнурительная кампания. Из Смоленска он отправил пленного генерала П.А. Тучкова к Александру I с предложением мира, но оно осталось без ответа. Позже Наполеон, находясь в Москве, несколько раз обращался к царю с подобными предложениями, но все они были отвергнуты. Еще перед началом войны, видя ее неизбежность, Александр заявил: «Я не начну войны, но не положу оружия, пока хоть один неприятельский солдат будет оставаться в России». Когда война разразилась, он неоднократно заявлял о своей готовности «истощить все силы империи, дойти до Камчатки», но не заключать мира с Наполеоном. Узнав о взятии Москвы, Александр сказал: «Я отращу себе бороду и лучше соглашусь питаться картофелем с последним из моих крестьян, нежели подпишу позор своего отечества».

Война 1812 г. явилась поистине всенародной, освободительной войной, и это обеспечило победу над агрессором. 25 декабря 1812 г. был издан царский манифест, возвестивший об окончании Отечественной войны. Но победоносное окончание кампании 1812 г. не означало, что невозможна новая агрессия. Сам Наполеон считал, что война против России не закончена. Но теперь военные действия велись уже за ее пределами. Советские историки обычно рассматривают заграничные походы русской армии 1813-1814 гг., как продолжение Отечественной войны 1812 года. Александр I расценивал продолжение борьбы за пределами России как достижение своей цели - низвержения Наполеона. «Не заключу мира, пока Наполеон будет оставаться на престоле», - открыто заявил он. Добивался он также и восстановления «легитимных», т.е. абсолютистских, режимов в Европе.

Военные успехи России сделали Александра вершителем судеб Европы. С лихвой было удовлетворено и его самолюбие. После решающей битвы при Фершампенуазе (под Парижем) он с гордостью говорил Ермолову: «Ну что, Алексей Петрович, теперь скажут в Петербурге; меня считали за простачка». И далее: «Двенадцать лет я слыл в Европе посредственным человеком: посмотрим, что она заговорит теперь». В 1814 г. Сенат преподнес Александру I титул «благословенного, великодушного держав восстановителя». Император находился в зените величия и славы. Декабрист И.Д. Якушкин вспоминает об энтузиазме, с каким был встречен Александр по возвращении в Россию. Его поразил такой эпизод во время царского смотра возвратившейся из Франции гвардии: какой-то мужик, оттесненный толпой, перебежал дорогу перед самым конем Александра I. «Император дал шпоры своей лошади и бросился на бегущего с обнаженной шпагой. Полиция приняла мужика в палки. Мы не верили собственным глазам и отвернулись, стыдясь за любимого царя. Это было во мне первое разочарование на его счет».