Открытие берестяных грамот

Размещено на http://www.allbest.ru/

ОТКРЫТИЕ БЕРЕСТЯНЫХ ГРАМОТ

Берестяные грамоты -- письма, записки, документы 11-15 вв., написанные на внутренней стороне отделенного слоя березовой коры (бересте). Возможность использования бересты в качестве материала для письма была известна многим народам. Античные историки Дион Кассий и Геродиан упомянули записные книжки, изготовленные из бересты. Заготавливавшие бересту для своих писем американские индейцы долины реки Коннектикут называли росшие в их земле деревья "бумажными березами". Латинское название этого вида берез -- Betula papyrifera -- включает искаженную латинскую лексему "бумага" (papyr).

Первое упоминание о письме на бересте в Древней Руси относится к 15 в.: в Послании Иосифа Волоцкого говорится, что основатель Троице-Сергиева монастыря Сергий Радонежский писал на ней по причине бедности: пергамент берегли для летописей. На эстонской земле в 14 в. бытовали берестяные грамоты (и одна из них с немецким текстом была обнаружена в музейном хранилище перед Второй мировой войной). О берестяных грамотах в Швеции 15 в. писал автор, живший в 17 столетии; известно также о позднем их употреблении шведами в 17-18 вв. В Сибири 18 в. берестяные "книги" использовали для записи ясака (государственного налога). Старообрядцы и в 19 в. хранили берестяные богослужебные книги "дониконовской поры" (то есть до церковной реформы патриарха Никона середины 17 в.), они написаны чернилами.

Однако вплоть до начала 1950-х российским археологам не удавалось обнаружить древнерусских берестяных грамот в раскапываемых ими ранних культурных слоях 10-15 вв. Первой случайной находкой была золотоордынская берестяная грамота 14 в., обнаруженная при рытье силосной ямы под Саратовом в 1930. После этого археологи пытались найти берестяные письма именно там, где к бересте нет доступа влаги, как это было в Поволжье. Однако этот путь оказался тупиковым: в большинстве случаев береста превращалась в труху, и обнаружить следы писем не удавалось. Лишь глубокая убежденность советского археолога А.В.Арциховского в том, что берестяные письма следует искать на северо-западе России, заставила организовать специальные раскопки в центре Новгорода. Там почвы, в отличие от Поволжья, очень влажны, но к слоям глубокого залегания нет доступа воздуха, а потому в них хорошо сохраняются именно предметы из древесины. Арциховский основывал свои гипотезы и на древнерусских упоминаниях в литературных текстах, и на сообщении арабского писателя Ибн ан-Недима, приведшего слова "одного кавказского князя" 987 года: "Мне рассказывал один, на правдивость которого я полагаюсь, что один из царей горы Кабк послал его к царю руссов; он утверждал, что они имеют письмена, вырезаемые на дереве. Он же показал мне кусок белого дерева, на котором были изображения…" Вот этот "кусок белого дерева" -- береста, плюс информация о распространенности писем на бересте среди аборигенов Нового Света и заставляли его искать берестяные письма на северо-западе России.

Предсказание Арциховского о неизбежности находок берестяных грамот в русской земле, впервые высказанное им вначале 1930-х, сбылось 26 июня 1951. Первая берестяная грамота была обнаружена на Неревском раскопе Великого Новгорода разнорабочей Н.Ф. Акуловой.

Первая грамота, все же сохранила большие участки связного текста. Это вообще одна из самых больших грамот, когда-либо найденных в Новгороде. В ней тринадцать строк, а длина каждой строки -- 38 сантиметров. Если вытянуть строки в одну линию, то получится пять метров! Правда, почти все строки изуродованы. Но содержание документа улавливалось легко. В нем были перечислены села, с которых шли подробно обозначенные повинности в пользу какого-то Фомы.

С тех пор число найденных берестяных грамот перевалило уже за тысячу, из них свыше 950 найдено как раз в новгородской земле. Помимо Новгорода, за 50 лет раскопок найдено около 100 берестяных грамот (полтора десятка во Пскове, по несколько грамот в Смоленске, Твери, Витебске, единственная, свернутая и заложенная в закрытый сосуд, найдена в 1994 в Москве). Всего известно около 10-ти городов России, где были найдены берестяные грамоты. Более всего их, как предполагают, можно найти во Пскове, где почвы схожи с новгородскими, но культурный слой в нем расположен в застроенном центре города, где раскопки практически не возможны.

Берестяные свитки были распространенным бытовым предметом. Единожды использовав, их не хранили; потому-то большая часть их найдена по обеим сторонам деревянных мостовых, в слоях, насыщенных грунтовой водой. Некоторые тексты, вероятно, случайно выпали из новгородских вотчинных архивов.

А так же археологами было найдено очень много инструментов которыми наносились буквы. Это такая палочка, как правило, металлическая или костяная, с одним острым концом и лопаточкой на другом конце. Форма - совершенно классическая, идущая из Греции и Рима, где она была придумана для того, чтобы писать по воску: острым концом писать, а лопаточкой на противоположном конце затирать воск, когда уже все прочитано и можно написать что-нибудь следующее. На бересте, конечно, ничего затирать невозможно, но, тем не менее, форма сохранялась традиционной именно эта.

Общая характеристика

Берёзовая кора как материал для письма получает на Руси распространение не позднее первой четверти XI века и выходит из употребления в середине XV века в связи с распространением бумаги, которая именно около этого времени становится дешёвой. Береста рассматривалась как эфемерный, не престижный материал для письма, непригодный для долгого хранения; её использовали в основном как материал для частной переписки и личных записей, а более ответственные письма и официальные документы писались, как правило, на пергаменте (бересте доверялись лишь их черновики). В одной из берестяных грамот, представляющей собой черновик жалобы должностному лицу, есть прямое указание переписать её текст на пергамент и только потом послать адресату. Лишь немногие грамоты, по-видимому, хранились относительно долго: это два берестяных листа огромного размера с записью литературных произведений, оба найденные в земле в развёрнутом виде, а также две берестяные книжечки: с записью молитв и с текстом заговора от лихорадки.

В силу указанных обстоятельств обнаруженные археологами берестяные грамоты представляют собой, как правило, выброшенные документы, попавшие в землю в том месте и в тот момент, когда в них исчезала практическая надобность. Таким образом, находки археологов не связаны с каким бы то ни было древним архивом (даже в том случае, когда высокая концентрация грамот обусловлена нахождением на данном месте некоторого учреждения или канцелярии -- как, например, на одной из усадеб Троицкого раскопа, где в XII веке находился совместный суд князя и посадника).

Целые берестяные грамоты в момент обнаружения обычно представляют собой свёрнутый свиток бересты с выцарапанным текстом на внутренней стороне коры (реже на обеих её сторонах). Меньшая часть целых документов находится в земле в развёрнутом виде. Текст помещается на бересте в строку, в подавляющем большинстве грамот (как и средневековых славянских рукописях вообще) без разделения на слова.

Кроме того, значительную долю находок составляют фрагменты берестяных грамот, нередко повредившихся уже после попадания в землю, но ещё чаще уничтоженных (разорванных или разрезанных) непосредственно перед тем, как их выбросили. Цель уничтожения грамот понятна: адресаты писем заботились о том, чтобы ставшее ненужным письмо не прочёл посторонний. В роли такого «постороннего» и оказываются современные исследователи. Несмотря на то, что в интерпретации фрагментированных грамот накоплен значительный опыт, и общий характер документа удаётся уловить в большинстве случаев (лишь совсем крохотные фрагменты интерпретации не поддаются), наличие оборванных букв и лакун часто затрудняет истолкование отдельных мест (как с языковой, так и с содержательно-исторической стороны).

Грамоты как исторический источник

В летописях говорится о событиях государственного масштаба, то есть о событиях, которые кажутся летописцу важными и достойными внимания потомков. Но не менее важно для истории знать о жизни простых людей, про их быт, без этого невозможно дать полную картину никакому предмету истории. Государство есть общность его граждан, поэтому, не зная о жизни граждан, невозможно в полной мере знать и о самом государстве. Такие знания нам дают берестяные грамоты.

Как важнейший исторический источник берестяные грамоты были оценены уже их первооткрывателем А.В. Арциховским. Основные монографические работы на эту тему принадлежат Л.В. Черепнину и В.Л. Янину. береста письмо археологический свиток

Берестяные грамоты являются одновременно вещественными (археологическими) и письменными источниками; место их нахождения -- столь же важный для истории параметр, как и их содержание. Грамоты «дают имена» безмолвным находкам археологов: вместо безликой «усадьбы знатного новгородца» или «следов деревянного навеса» мы можем говорить об «усадьбе священника-художника Олисея Петровича по прозвищу Гречин» и о «следах навеса над помещением сместного суда князя и посадника». Одно и то же имя в грамотах, обнаруженных на соседних усадьбах, упоминания князей и других государственных деятелей, упоминания значительных денежных сумм, географических названий -- всё это много говорит об истории строений, их владельцев, об их социальном статусе, об их связях с другими городами и областями.

Благодаря берестяным грамотам изучена генеалогия боярских родов древнего Новгорода, выявлена политическая роль некоторых деятелей, недостаточно освещённая в летописи (таков известный нам благодаря работам А.А. Гиппиуса Пётр-Петрок Михалкович, видный деятель боярской олигархии XII века) Немало говорят документы на бересте о землевладении в Новгородской земле, об экономических связях новгородцев с Псковом, Кучковом (будущей Москвой), Полоцком, Суздалем, Киевом, даже Сибирью.

Челобитные крестьян, купчие и завещания XIV--XV веков свидетельствуют о закреплении крепостного права, о развитии судебной бюрократии и делопроизводства (эта область в до монгольский период ещё практически не отграничена от частной переписки). Мы узнаём о военных конфликтах и внешней политике Новгорода, о сборе дани с покорённых земель -- узнаём в массе бытовых подробностей, которые нам никогда бы не сообщили официальные документы. Ряд первостепенных данных имеется по истории церкви -- засвидетельствована древность некоторых черт литургии, есть сведения о взаимоотношениях членов клира с жителями окормляемых ими усадеб, а упоминание Бориса и Глеба в списке святых в грамоте 3-й четверти XI века почти совпадает со временем их канонизации (1071).

Уникален этот источник для изучения повседневной жизни Древней Руси -- тематики, столь популярной в медиевистике XX века. Берестяные грамоты свидетельствуют о широком распространении грамотности в Древней Руси, о том, что горожане обучались азбуке с детства и сами писали свои письма, что грамотны были и женщины; вместе с тем в ряде ситуаций (особенно в переписке высокопоставленных чиновников) уместна была и фигура писца, записывавшего под диктовку и служившего затем в роли посыльного. Семейная переписка новгородцев свидетельствует о высоком положении женщины, посылавшей мужу наказы («приказы»), вступавшей самостоятельно в денежные отношения.

Есть в берестяных грамотах сведения о рационе древних новгородцев, их одежде, их ремёслах, а также о сфере человеческих взаимоотношений, родственной и дружеской заботе, гостеприимстве, конфликтах.

Важнейшая особенность берестяных грамот - их древность и подлинность. Подлинных памятников письменности XI - XII вв., кроме церковных, практически не сохранилось. До наших дней дошли лишь две грамоты, написанные на пергаменте - Мстислава грамота около 1130 г. и Варлаамова грамота конца XII - начала XIII в. (обе хранятся в Новгороде).

Нумерация

По ряду причин единица нумерации не всегда соответствует отдельному первоначальному документу. Единицей нумерации является отдельная находка - как целый берестяной лист, так и фрагмент. Лишь в том случае, если в течение одного и того же археологического сезона найдено несколько фрагментов, которые очевидным образом являются частями единого первоначального листа, они получают единый номер. Но части одного и того же берестяного листа могут быть найдены и с интервалом в несколько лет; кроме того, сам факт такого единства может быть установлен далеко не сразу. Грамота, сложившаяся из таких фрагментов, получает составной номер, например: 259/265, 275/266, 494/469, 607/562, 662/684, 877/572 (части составного номера ставятся в порядке следования текста).

Следует учитывать также, что относительно длинные документы могли записываться на двух или более берестяных листах. Они обозначаются тем же способом, например: 519/520, 698/699. Изредка на одном берестяном листе содержится два текста, написанных разными лицами, например, на одной стороне листа - письмо, на другой - ответ на него. В этих случаях мы имеем дело с двумя разными документами. Для их различения применяются буквенные индексы, например, 736а и 736б.

Совокупность грамот, написанных одним и тем же почерком, называется блоком. Для обозначения блоков (кроме записываемых с косой чертой, типа 259/265) используется знак +, например: «блок № 19+122+129».

Датирование

Датирование берестяных грамот представляет собой комплексную проблему: учитывается несколько разных аспектов документа.

Основную роль играет стратиграфическое датирование, т. е. датирование средствами археологии того слоя, в котором залегала грамота. Оно складывается из ряда элементов, главным из которых в условиях Новгорода является дендрохронология, т. е. определение даты рубки деревьев, использованных для строительства мостовых и прочих деревянных сооружений. В максимально благоприятных случаях (например, когда грамота лежит прямо на мостовой между двумя точно датируемыми настилами) точность ее датирования может достигать 10-15 лет. Чем дальше от мостовых лежит грамота, тем эта точность меньше -- скажем, до 30, 40, 50, 60 лет. Чрезмерная (хотя и легко объяснимая) эйфория начального периода новгородской дендрохронологии, когда грамотам давались жесткие датировки типа «1282-1299», «1340-1368», ныне преодолена. В то же время продолжаются поиски методов более точного датирования находок, удаленных от мостовых.

Следует учитывать также специфику самой стратиграфической датировки: в подавляющем большинстве случаев истинная дата попадания берестяной грамоты в землю действительно находится в рамках этой датировки; но в отдельных случаях всё же возможны не поддающиеся учету случайные перемещения бересты в более глубокий или в менее глубокий слой, которые искажают истинную картину.

Еще одна проблема состоит в том, что грамота могла в некоторых случаях быть выброшена не сразу, а какое-то время храниться в доме. Но роль этого фактора для датирования, по-видимому, в целом незначительна -- потому что, во-первых, по самому своему содержанию берестяные грамоты почти никогда не требовали хранения, во-вторых, берестяная грамота, хранившаяся в доме, сгорала в первом же пожаре, т. е. сравнительно скоро (по меркам наших хронологических оценок).

Итак, стратиграфическая оценка служит ценнейшим и незаменимым средством датирования берестяных грамот; но важное значение имеет также и дополнительный контроль этой оценки с помощью внестратиграфических (т. е. всех прочих) средств датирования, пригодных для рассматриваемого документа.

Главным средством внестратиграфического датирования служит палеография. Как уже давно установлено, палеография документов на бересте имеет ряд отличий от палеографии пергаменных рукописей. Ныне в нашем распоряжении имеется уже достаточно полный свод данных по палеографии берестяных грамот. Эти данные позволяют в большинстве случаев датировать новонайденную грамоту (если только она не слишком мала) с точностью примерно до 100 лет, при благоприятных обстоятельствах -- до 40-60 лет.

Помимо собственно палеографии, датирующим средством служит также графика (т. е. сам инвентарь используемых писцом букв и основные принципы их применения). При благоприятных обстоятельствах графический анализ дает почти такую же степень хронологической точности, как и палеографический.

Следующее средство датирования -- анализ языковых особенностей текста, имеющих значение для хронологии. Правда, данное средство может использоваться лишь с большой осторожностью и только на основании показаний других берестяных грамот, но не памятников книжной письменности (поскольку время первой фиксации некоторого явления в этих двух родах письменности может сильно различаться).

Хронологическое значение имеет также характер этикетных формул, используемых в берестяных письмах.

Наконец, исключительно важное значение для контроля датировок, полученных всеми перечисленными средствами, имеет упоминание в грамоте людей, которые отождествляются с историческими лицами, известными из летописи. В настоящее время примерно для 25 персонажей, фигурирующих в общей сложности примерно в 80 берестяных грамотах, такое отождествление с нашей точки зрения надежно. Самое впечатляющее из этих достижений -- обнаружение в грамотах конца XIII - сер. XV вв. из Неревского раскопа представителей целых шести поколений знаменитого боярского рода Мишиничей. Кроме того, в берестяных грамотах имеется еще несколько десятков персонажей, отождествление которых с историческими лицами представляется достаточно вероятным.

Весьма существенно также, что берестяные грамоты, найденные на одном раскопе (или соседних раскопах), могут быть связаны между собой различными связями -- с одной стороны, принадлежностью к одному и тому же слою, с другой -- упоминанием одних и тех же лиц (не обязательно исторических). Благодаря этому надежная датировка одной грамоты часто оказывается важным основанием для уточнения датировок нескольких других грамот, так или иначе с ней связанных.

Совокупность всех перечисленных средств датирования позволяет датировать подавляющее большинство берестяных грамот с точностью до 20-50 лет, в особо благоприятных случаях -- несколько точнее, в особо неблагоприятных-- с точностью до века. Для лингвистических целей датирование с точностью до 20-50 лет как правило вполне достаточно, поскольку этот интервал меньше, чем срок протекания любого, даже относительно быстрого, диахронического процесса в языке. Напомним, что в пределах обычного срока человеческой жизни даже рукописи, датированные конкретным годом, не обязательно отражают этапы развития языка в точном соответствии с порядком их дат: языковые (равно как палеографические и т. п. ) особенности, например, у 70-летнего писца, пишущего в 1170 г., практически те же, что в его юности, т. е. они архаичнее, чем у 20-летнего, пишущего в 1150 г.

Содержание, специфические трудности изучения

Подавляющее большинство берестяных грамот написаны по -древнерусски, небольшое число -- по-церковнославянски. Имеется также несколько грамот, написанных на неславянских языках.

Берестяные грамоты, как правило, предельно кратки, прагматичны, содержат только самую важную информацию; то, что автору и адресату и так известно, в них, естественно, не упоминается. Те трудности интерпретации, с которыми из-за отсутствия контекста постоянно сталкиваются современные исследователи -- расплата за чтение «чужих писем». Самые длинные грамоты-- насчитывают 176 и 166 слов. Но чаще всего: большинство полностью сохранившихся грамот не длиннее 20 слов, лишь немногие из них длиннее 50 слов.

Безусловное большинство берестяных грамот -- это частные письма. Они посвящены самым разнообразным делам текущей жизни -- хозяйственным, семейным, денежным, торговым и т. д. К категории частных писем тесно примыкают также челобитные (XIV-XV вв.) феодалу от крестьян. Например в грамоте № 2 запись феодальных повинностей или долгов, но исчисленных не в деньгах и продуктах, а в мехах. И плательщиками там оказываются карелы, а не русские.

Заметную группу составляют различные реестры (в основном долговые списки и росписи денежных или натуральных поставок). Они могли быть сделаны на память для себя; но могли также служить и письменными распоряжениями о том, чтобы взять указанные долги, т. е. играть ту же роль, что аналогичные документы, начинающиеся словом `возьми'. Иначе говоря, граница между этой группой документов и собственно письмами не вполне строгая.

Грамота № 125, брошенная в землю в конце XIV века, не указывает на занятия автора письма и его адресата, но думается, что они люди небогатые: «Поклон от Марине к сыну к моему Григорью. Купи ми зендянцу добру. А куны яз дала Давыду Прибыше. И ты, чадо, издей при собе да привези семо». «Зендянцей» называлась хлопчатобумажная ткань бухарского происхождения по имени местности Зендене, где ее стали изготовлять раньше, чем в других селениях. «Куны» - древнерусское название денег. Если бы Григорий был богатым человеком, вряд ли его матери пришлось бы посылать деньги на покупку с оказией. У Григория денег могло не оказаться, и мать посылает ему нужную сумму из своих сбережений.

Имеется около двух десятков ярлычков, вот например берестяной ярлык, привязывавшийся, вероятно, к каким-то вещам, чтобы обозначить их владельца, -- грамота № 58. На ней только одно слово: « Маремеяне».

В своей совокупности эти три категории составляют подавляющую часть всего массива берестяных грамот. Грамоты этих категорий (за исключением нескольких писем, выдержанных в книжном стиле) можно условно обозначить как «бытовые». В абсолютном большинстве случаев они написаны на диалекте. В целом они стоят ближе к живой древнерусской речи, чем любые другие ныне известные письменные источники.

Остальная часть берестяных грамот складывается из следующих категорий:

а) официальные документы (или их черновики) -- завещания, рядные, расписки, протоколы и т. п.

б) учебные -- азбуки, перечни цифр, склады, упражнения;

в) литературные и фольклорные -- отрывки литературных сочинений, школьная шутка, заговоры, загадка: грамота № 10. Это не письмо и не деловая записка, а ободок небольшого берестяного туеса. По ободку нацарапано: «Есть град межу нобом и землею, а к ному еде посол без пути, сам ним, везе грамоту непсану». Вот она в переводе: «Есть город между небом и землей, а к нему едет посол без пути, сам немой, везет грамоту неписаную». Эту загадку загадывали еще в прошлом веке, да и в начале нынешнего, когда библейские легенды были общеизвестны. Город между небом и землей это ковчег, в котором Ной спасался во время потопа. Немой посол -- голубь, посланный узнать, не показалась ли земля. А грамота неписаная -- масличная ветвь, которую голубь несет в клюве как знак, что земля близка.

г) церковные -- литургические тексты, обрывки молитв и поучений, а также списки имен, представляющие собой заказы на иконы или церковные поминания.

Следует учитывать, что палеографическое, филологическое и лингвистическое изучение берестяных грамот обычно бывает сопряжено со специфическими трудностями, нехарактерными для традиционных древнерусских источников. Эти трудности определяются целым рядом причин, в частности: в большинстве грамот текст частично оборван; идентификация букв в тексте грамоты иногда бывает очень трудна и не вполне надежна, особенно если сохранность бересты плохая; грамоты нередко столь кратки, что при анализе нет возможности опереться на контекст; в языковом отношении берестяные грамоты таят в себе много неожиданностей, при разгадке которых материал традиционных источников иногда не столько помогает, сколько вводит в заблуждение.

В этой ситуации нет ничего удивительного в том, что первоначальное прочтение и интерпретация грамоты редко оказываются окончательными. Позднейшее дополнительное изучение грамоты (по оригиналу, по фотографии или даже по прописи) может давать поправки всех уровней -- от идентификации букв и словоделения до синтаксической структуры и перевода. Очень помогают в этой работе новые находки: они часто проливают дополнительный свет на трудные места в ранее найденных грамотах. Ныне накоплено уже большое количество поправок, сделанных многочисленными исследователями; и ясно, что какие-то коррективы будут появляться и в дальнейшем.

Язык берестяных грамот

Большинство берестяных документов с территории Новгородской феодальной республики (из Новгорода, Старой Руссы и Торжка) написано на древненовгородском диалекте, отличающемся от известного по традиционным памятникам древнерусского языка на различных уровнях: в фонетике, морфологии, отчасти также лексике. В широком смысле к древненовгородскому диалекту можно относить также и диалект древнего Пскова (имеющий ряд собственных фонетических особенностей). Отдельные диалектные новгородские и псковские явления были известны историкам русского языка и раньше, но лишь по эпизодическим вкраплениям в рукописях, на фоне общей установки писца на более престижный язык (церковнославянский, наддиалектный древнерусский). В берестяных же грамотах эти явления представлены либо совершенно последовательно, либо (реже) с незначительным влиянием книжной нормы.

Кроме того, в берестяных грамотах (из всех городов) используется т. н. бытовая графическая система, где, в частности, пары букв ъ--о и ь--е могут взаимозаменяться (например, слово конь может записываться как къне); по такой системе написано подавляющее большинство грамот середины XII -- конца XIV века. До открытия берестяных грамот подобная орфография была известна лишь по некоторым пергаментным грамотам и надписям, а также по отдельным ошибкам в книжных текстах.

В силу указанных обстоятельств в 1950--1970-х годах, несмотря на то, что уже в этот период был накоплен значительный фонд ценных наблюдений за лексикой, грамматикой, орфографией, палеографией берестяных грамот (Н.А. Мещерский, Р.О. Якобсон, В.И. Борковский, Л.П. Жуковская), исследователи берестяных грамот нередко трактовали непонятные места как произвольные ошибки малограмотных писцов (или даже иностранцев) против «правильного» древнерусского языка: это позволяло истолковывать спорные отрезки текста практически как угодно.

А.А. Зализняк, автор наиболее подробных исследований языка берестяных грамот, в начале 1980-х годов показал, что в документах на бересте соблюдается достаточно стройная грамматическая и орфографическая система, в рамках которой свыше 90 % грамот написаны вообще без единой ошибки. Есть всего две славянские грамоты, где возможно предположить, что они написаны нерусскими; в них смешиваются глухие и звонкие, что характерно для речи прибалтийско-финских народов (но и тут возможен русский говор с финским субстратом). Значительная часть прежних прочтений и переводов была пересмотрена, и теперь при исследовании вновь открытых грамот непременно учитывается большое количество сведений о древненовгородском диалекте и бытовой орфографии.

Берестяные грамоты -- важный источник по истории русского языка; по ним точнее, чем по другим средневековым рукописям, зачастую сохранившимся только в списках, можно установить хронологию и степень распространённости того или иного языкового явления (например, падения редуцированных, отвердения шипящих, эволюции категории одушевлённости), а также этимологию и время появления того или иного слова. Десятки слов, встречающихся в берестяных грамотах, по другим древнерусским источникам неизвестны. Преимущественно это бытовая лексика, у которой практически не было шансов попасть в литературные сочинения с их установкой на высокую тематику и соответствующий отбор слов. Таким образом, открытие берестяных грамот постоянно заполняет лакуны в существующих словарях древнерусского языка. Грамоты практически непосредственно отражают живую разговорную речь Древней Руси и не несут на себе, как правило, следов литературной «шлифовки» стиля, книжного влияния в морфологии и синтаксисе и т. п. В этом отношении их трудно переоценить.

Список использованных источников

1. Арциховский А.В. «Новгородские грамоты на бересте. Из раскопок 1952 года»,-- М.: Изд-во Академии наук СССР, 1954

2. Янин В.Л. «Я послал тебе бересту...»,-- М.: Изд-во Московского университета, 1965

3. А.В. Арциховский, В.И. Борковский. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1953 - 1954 гг.). М.: "Наука", 1978.

4. А.В. Арциховский. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1952 г.). М.: Из-во Акад. Наук СССР, 1954.

5. А.В. Арциховский. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1958 - 1961 гг.). М.: Из-во Акад. Наук СССР, 1963.

6. А.В. Арциховский, В.И. Борковский. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1955 г.). М.: Из-во Акад. Наук СССР, 1958.

7. А.В. Арциховский, В.И. Борковский. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1956 - 1957 гг.). М.: Из-во Акад. Наук СССР, 1963.

8. А.В. Арциховский, М.И. Тихомиров. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1951 г.). М.: Акад. Наук СССР, 1953.

9. Черепнин Л.В. Новгородские берестяные грамоты как исторический источник. Москва: "Наука", 1969.

10. Зализняк А.А., Берестяные грамоты (общие сведения) Славянская энциклопедия. 2007.

11. Уханова Е.В., У истоков славянской письменности. Москва, 1998.

Размещено на Allbest.ru