Дмитрий Донской в летописях

Размещено на http://www.allbest.ru/

Летописцы Древней Руси очень редко на страницах своих сводов называли имена людей из народа. Гораздо чаще они перечисляли имена князей, бояр, иерархов церкви, тысяцких и посадников, иногда купцов, изредка художников и зодчих. Это обстоятельство ни в коей мере не свидетельствует о сословном высокомерии наших стародавних историков. Наоборот, летописи как раз и были по преимуществу гласом народным о тех или иных именитых людях. В летописях народ веками обсуждал свою историю, на разные голоса судил о ее наивиднейших представителях. Летописцы вовсе не были подобострастны по отношению к сильным и видным мира сего. И именно поэтому постоянно держали их в поле своего зрения, оценивая каждый поступок, одобряя правоту, подмечая изъян.

Так было и с Дмитрием Донским. Обстоятельства его жизни представлены в летописях сравнительно подробно, по крайней мере, вполне различим довольно широкий круг его современников, в том числе родственников, соратников. Но такая сравнительная подробность может стать своего рода камнем преткновения для биографа Куликовского вождя. Судьбы и деяния ближайших, именитых современников великого московского князя способны заслонить собою безымянную стихию народной жизни, скромно подаваемую в летописях лишь в общих чертах. Случилось так, что при малолетстве княжича Дмитрия в разных покоях и закутах большого московского княжеского дома проживали три (а то даже и четыре?) его тетки, и каждую из них звали Марией. В иную пору подобное обстоятельство наверняка служило бы поводом для всевозможных смешных путаниц и забавных нескладиц при взаимоотношениях родственников, обыгрывалось бы на разные лады в беззлобных и безобидных шутках. Дмитрию еще и трех лет не исполнилось, как овдовела самая знатная из его теток, Мария Александровна, супруга великого князя московского и владимирского Симеона Ивановича Гордого. Происходила она из тверского великокняжеского гнезда, ее отец, брат, дядя и дед приняли в разные годы мученическую смерть в Орде. Сама она почти в одночасье схоронила не только мужа, но и двоих сыновей, мал мала меньше, а до этого еще двое было у нее ребят, но тоже умерли в малолетстве, так что теперь осталась Симеонова Мария горлицей на сухом суку, у пустого гнезда, и долго ей вековать, одинокой, даже и племянника своего переживет. Вдовья доля досталась в тот же год и другой его тетке, Марии, жене князь-Андрея, младшего из сыновей Калиты. Андрей сгинул от той же лютой болезни, что и Симеон, о чем позже рассказ. Тетка эта, Мария Ивановна, в течение многих лет почти постоянно будет на виду у своего племянника и также переживет его, хотя и на полгода всего.

Третья Мария была дочерью Ивана Калиты от второго брака - с Ульяной, приходившейся его сыновьям мачехой. (Была у Калиты еще одна дочь с тем же именем Мария, но она сейчас в наш счет не входит, поскольку давным-давно уже из Москвы выехала в Ростов, выйдя за тамошнего князя Константина. Эта единокровная Дмитриева тетка скончается в 1365 году во время язвенного мора.)

Судьбе было, очевидно, заказано, что в силу приведённых выше обстоятельств Московским князем стал Дмитрий Иванович, в будущем "Донской", один из величайших деятелей Российской истории, а пока просто 9-летний мальчик. Малолетний князь не смог бы в одиночку решить весь комплекс политических проблем, вмиг навалившихся на его плечи. Нужна была такая сила, опираясь на которую юный князь мог чувствовать себя в безопасности, набираться уму-разуму, политического и житейского опыта. Была ли в Москве такая сила? Была. Таковыми оказались московское боярство и духовенство во главе с митрополитом Алексием. Еще со времён Ивана Калиты Москва, добившись первенства над другими княжествами Северо-Восточной Руси, не упускала из своих крепких рук великое княжение Владимирское. Поколение московских бояр выросло на этом превосходстве, получая ряд преимуществ, возвышавших их над боярами других княжеств. Русская православная церковь со времён митрополита Петра, благословившего Москву стольным городом, видела именно в нём центр духовенства. И вот это лидерство и могущество из-за отсутствия крепкой княжеской власти могло вмиг улетучиться. Такого, естественно, не могло себе позволить московское правительство, стоявшее за юным князем. Состав его просматривается очень нечетко. Мы лишь знаем, что его главою - и в исторической литературе сложилось твёрдое убеждение в том - был митрополит Алексий, хотя в духовной грамоте Ивана Ивановича не встречается даже упоминания о "наставничестве" над малолетним Дмитрием со стороны митрополита. Но это объяснимо. В год смерти Ивана Красного самого Алексия в Москве не было. Он находился в это время в Киеве, в плену у Ольгерда, и предсказать дальнейшую его судьбу было попросту невозможно. Поэтому маловероятно, что главным правителем при князе был назначен именно Алексий, хотя Иван, конечно же, надеялся на благополучный приезд митрополита. С другой стороны, мы имеем ряд документов, правда, более позднего происхождения, в которых говорится, что "великий князь московский и всея Руси" Иван "перед своею смертью не только оставил на попечение тому митрополиту (Алексию) своего сына, нынешнего великого князя всея Руси Дмитрия, но и поручил управление и охрану всего княжества, не доверяя никому другому, ввиду множества врагов - внешних, готовых к нападению со всех сторон, и внутренних, которые завидовали его власти и искали удобною времени захватить её". Хотя нельзя исключать того факта, что подобные материалы могли появиться позднее, чтобы объяснить, оправдать то лидирующее положение, которое занял в первые годы правления Дмитрия митрополит Алексий. И нужно обязательно учитывать, что первенство за Алексием стало возможным в той значимости, что имел в тогдашней жизни митрополит, благодаря его духовной целостности, богатому житейскому и политическому опыту. Дмитрию нужен был наставник, поводырь по жизни, и таковым стал Алексий сразу же по возвращении из плена. Святой благоверный великий князь Московский и всея Руси Дмитрий Донской в отличие от своего прапрадеда Александра Невского не пользовался в среде историков таким непререкаемым авторитетом, как его предок. Признавая судьбоносность для русского государства Куликовской битвы, некоторые исследователи событий XIV века явно принижают одного из главных, мирового масштаба, деятелей того времени, его политический, военный талант, личностные черты характера. Грешили этим и известные дореволюционные историки. Так, Н.И. Костомаров пишет: "Личность великого князя Дмитрия Донского представляется по источникам неясною. Мы видим, что в его отрочестве, когда он никак не мог действовать самостоятельно, бояре вели дела точно в таком же духе, в каком бы их вел и совершеннолетний князь. Летописи, уже описывая его кончину, говорят, что он во всем советовался с боярами и слушался их, что бояре были у него как князья; так же он завещал поступать и своим детям. От этого невозможно отделить: что из его действий принадлежит собственно ему и что его боярам; по некоторым чертам можно даже допустить, что он был человек малоспособный и потому руководимый другими; и этим можно отчасти объяснить те противоречия в его жизни, которые бросаются в глаза: то смешение отваги с нерешительностью, храбрости с трусостью, ума с бестактностью, прямодушия с коварством, что выражается во всей его истории (?) сам Дмитрий не был князем, способным мудростью правления облегчить тяжелую судьбу народа; действовал ли он от себя или по внушениям бояр своих - в его действиях виден ряд промахов. Следуя задаче подчинить Москве русские земли, он не только не умел достигать своих целей, но даже упускал из своих рук то, что ему доставляли сами обстоятельства…"Желчному, не утруждающему себя доказательствами дореволюционному гиперкритику вторили и ангажированные советские историки. О нынешних демократических учебниках истории и говорить не хочется. К такой оценке профессиональных историков-компиляторов можно прибавить сентенции и фантазии множества "художников слова" и т.п. Приплюсуем и совершенно невменяемые, но очень модные теории воинствующих дилетантов типа академика Фоменко.

летопись полководческий донской князь

Между тем существует целая традиция исследований, подтверждающих величие славного сына русского народа. Впрочем, удивляться этому не стоит. Именно на таких личностях, как Александр Невский, Дмитрий Донской, Иван III,

Иван Грозный, Петр Великий, Николай I, Александр III, Сталин, завязываются те узлы русской истории, в которых проявляется истинное отношение человека к России, русскому народу, русской государственности, место России в созданном Богом миропорядке.

Начнем с того, что его детство и юность очень напоминает этот же отрезок жизни князей Святослава и Александра Невского. Как и они, Дмитрий начал княжить малолетним отроком - 6 лет от роду. Сын великого князя Ивана Кроткого, внук Ивана Калиты родился в 1350 году. После неожиданной смерти отца в 1356 году стал князем, а еще через три года великим князем получив в Орде! великокняжеский ярлык, причем сразу от двух враждующих группировок татарской верхушки. Знак, думается, далеко не случайный. Понятно, что правил мальчик-князь под крылом боярской думы, но руководил-то думой, а значит и всей Русью, митрополит Алексий, который будет посмертно канонизирован как святитель. Большой друг умершего князя Ивана, он заменил Дмитрию отца на долгое время, и о таком наставнике и духовном попечителе можно было только мечтать. Под его руководством князь получил достойное образование, постепенно приобретал навыки мудрого государственного правителя, а, главное, укрепился, как истинно православный человек. Пожалуй, только прапрадед Дмитрия Александр Невский столь трепетно исповедовал Православие в мыслях и делах и столь точно следовал советам отцов церкви. С раннего детства и до конца дней ни одного значительного государственного решения, в том числе и военного, князь Дмитрий не принимал без благословения Церкви. Три человека, облеченные духовным саном, сопровождали его по жизни: митрополит Алексий, игумен Сергий и духовник князя игумен Федор Симоновский, впоследствии архиепископ Ростовский. Какой еще правитель и полководец может укрепиться такими духовными наставниками? Безволие, нерешительность, несамостоятельность и прочие грехи, которые хулители Дмитрия ставят ему в вину - не более чем полное непонимание характера князя, его поступков, в основе которых истинная православная вера. Да, князь Дмитрий прислушивался к мнению других, часто бывал противоречив, но не поступался в главном - служении Богу и земле русской. Здесь он был постоянен и непреклонен. Летописец пишет: "с Богом все творящий и за Него борющийся, царским саном облаченный, жил он по ангельски, постился и снова вставал на молитву и в такой благости всегда прибывал. Тленное тело имея, жил он жизнью бесплотных. Землею Русскою управляя и на престоле сидя, он в душе об отшельничестве помышлял, царскую багряницу и царский венец носил, а в монашеские ризы всякий день облекаться желал. Всегда почести и славу от всего мира принимал, а крест Христов на плечах носил, божественные дни поста в чистоте хранил, и каждое воскресенье Святых Таин приобщался. С чистейшей душой перед Богом хотел он предстать. Поистине земной явился ангел и небесный человек". Как это напоминает летописные характеристики Александра Невского!

И военное дело он осваивал так же успешно, как и его великий предок. Индивидуальное мастерство воина-профессионала - первое, что требовалось постичь, натренировал до автоматизма. Вот почему он совершенно спокойно встал в ряды простых воинов на Куликовом поле. Как и Александр Невский, полностью лишенный личной бравады, рыцарского честолюбия, он как профессионал не сомневался в своей способности побеждать противника в поединках. Сложнейшее искусство управления войсками князь Дмитрий не только постиг, но творчески развил, подтвердив тем самым одну из черт таланта военачальника. К военной организации Русского государства он подошел творчески, вводя новинки во многие элементы военного строительства.

Предвидя суровые годы борьбы, он уже в 1367 году первым из князей соорудил Московский Кремль из белого камня, опоясав стены широким и глубоким рвом с водой. В это же время он начал создавать постоянные оборонительные кордоны и засеки со сторожевыми постами, способными в кратчайший срок донести вести о надвигающейся опасности и проводить разведку боем, с целью определения маневра и численности противника. Жизнь очень скоро доказала правоту юного князя. Москва, ставшая настоящей крепостью, не раз выдерживала штурмы и осады литовского, тверского, да и татарского войска. Взятие Москвы Тохтамышем объясняется исключительно коварством и вероломством ордынского князя. Но главная заслуга князя Дмитрия в военном строительстве состоит в том, что он создал фактически новые, достаточно мощные вооруженные силы Русского государства, которые стали по-настоящему неприятным сюрпризом для многочисленных врагов Московского княжества. Сразу оговорюсь. Рассматривая военные дарования Дмитрия Донского, я сознательно исключаю оценку его способностей в братоубийственных столкновениях и боевых действиях против русских князей, особенного тверского Михаила и рязанского Олега. Ибо, как уже не раз говорил, в гражданских братоубийственных войнах не может быть победителей, не может развиться полководческий талант. Хотя формально, и из этих столкновений князь Дмитрий практически всегда выходил победителем.

Итак, русское войско. Начал молодой князь с вооружения. На известной картине художника А.П. Бубнова "Утро на Куликовом поле" бросается в глаза пестрота воинского оснащения: прекрасное вооружение князей и рогатины, копья, просто дубины рядовых ратников. На самом деле вооружение русского войска было не только отменно, но и стандартизировано. Князь вложил в перевооружение войска большие средства, в том числе личные, а мастерство русских оружейников славилось далеко за пределами Руси. Все русские полки, а не только княжеская дружина вооружались единообразным оружием. Это, прежде всего длинные и крепкие копьи с узколистыми наконечниками, легко пробивающие кожаные татарские доспехи с нашитыми на них металлическими бляшками. Оружием ближнего боя служили боевые топоры, секиры-чеканы, палицы. Конница вооружалась знаменитыми прямыми русским мечами длиной более метра или изящными легкими саблями, которые были весьма эффективны в единоборствах с татарскими кавалеристами. Надежное защитное вооружение состояло из знаменитой кольчуги зачастую с "дощаной защитой" - пластинчатой или наборной броней, шлема-шишака. Татарские сабли и стрелы "дощатую защиту" не пробивали. Князь Дмитрий первым заменил каплевидные, длинные и тяжелые щиты (они видны на картине Бубнова - С. К.) на небольшие круглые, очень удобные в рукопашном бою. Кстати, в Западной Европе такие щиты появятся только через 100 лет. Так что русская рать на Куликовом поле представляла сплошной строй одетых в доспехи воинов. В "Сказании о Мамаевом побоище" читаем: "доспехи русских сынов, как вода всебыстрая, блещут, и шлемы на их головах, как роса во время ясной погоды светятся". Первым оценил молодой князь и огнестрельное оружие. Именно в годы его княжения со стен Московского Кремля начали стрелять первые русские пушки - "тюфяки".

Изменил Дмитрий Донской и организацию русского войска. Его ядром по-прежнему являлась дружина (гвардия) князя. Но теперь к ней присоединились многочисленные хорошо вооруженные московские полки. К ним, в случае необходимости, примыкали полки других князей. Собирали эти полки, командовали ими не князья-вассалы, как это было прежде, а великокняжеские воеводы. По всей Руси складывались своеобразные военные округа, из которых приходили полки: Коломенские, Звенигородские, Муромские, суздальские и т.д. Князь Дмитрий создал единую общерусскую военную организацию, пожалуй, впервые после времен Святослава. Это, кстати, оказало огромное влияние на будущий процесс объединения русских княжеств в единое государство.

Изменил князь Дмитрий и тактику русского войска. Точнее, развил так блестяще проявившее себя трех-полковое построение с конницей на флангах. Кстати, он отлично использовал и традиционное построение. Например, в битве с ордынцами на реке Воже. Но для борьбы с основными силами Орды, великой армией, он начал использовать шести-полковой строй - добавил Сторожевой, Передовой и Засадный полки. Именно это построение обеспечило Дмитрию Донскому победу на Куликовом поле. В стратегическом плане он вернулся к практике своих великих предков Святослава, Мономаха, Александра - практике упреждающих ударов. Он не ждал ордынцев под стенами своих городов, а сам выходил навстречу, навязывая свой способ ведения сражений, а значит, заранее перехватывая инициативу. Главная линия обороны начиналась на реке Оке, ее просто называли "берегом". Фактически русские полки занимали в год Куликовской битвы линию обороны протяженностью более 200 верст: от Коломны до Калуги. Впереди же тянулись уже упомянутые линии засек и сторожевых постов, разъездов.

Наконец, как всякий большой полководец, он не только умело воевал сам, но и окружил себя талантливыми военачальниками, из которых можно выделить, прежде всего, двоюродного брата князя Владимира Андреевича Серпуховского и воеводу Дмитрия Михайловича Боброка-Волынского.

Следует еще раз напомнить, что свои масштабные военные преобразования князь проводил отнюдь не в мирное время, а в ходе непрекращающихся набегов внешних врагов и внутренней междоусобицы. И проводил эту военную реформу не умудренный опытом военачальник, а совсем еще молодой человек. Мог ли подобное совершить робкий, нерешительный, несамостоятельный правитель? Ответьте, господа критиканы. Такое под силу только настоящему политическому и военному гению. Это сейчас, в славные демократические времена, наши политики и полководцы так "реформируют" многострадальную армию, что от таких "реформаторов" саму армию надо спасать, и как можно быстрее. Иначе, не ровён час, вернемся во времена ордынские.

Отказывать же Дмитрию Донскому в международной значимости его военных побед, по-моему, просто вершина неблагодарности. Почитайте всемирную историю, господа хорошие. В это время в Западной Европе полыхала череда рыцарских войн, более похожих на турниры, появлялись и исчезали новые княжества, карликовые государства, победным шествием католические миссионеры утверждали крестом, а более мечом, папскую власть не только над церквями, но и государствами. Лишь отчаянная борьба некогда великой, а теперь гибнущей Византии, да появление в центре Азии великого Тамерлана, могут соперничать по геополитической значимости с войнами и победами Дмитрия Донского. Победа на Куликовом поле, как бы ни принижали ее значение нынешние русофобы, как ни пытались низвести её до одного из множества эпизодических столкновений Руси и Орды, есть воистину ключевой, поворотный момент всей тогдашней геополитики, всего миропорядка Евро-Азиатского континента. На Куликовом поле восстала из пепла новая Русь, вновь мир услышал русский голос, пусть ещё неокрепший. И хотя окрепнет он еще через 100 лет, но окрепнет так, что уже не будет заглушён никогда. Верим в это! Именно с Куликова поля уйдет в небытие старый страх перед Ордой не только у русских, но и у европейцев. Именно с Куликова поля начнется новое, пока смутно проявляемое, многовековое противостояние русских, литовцев и поляков за первенство в Восточной Европе. Не стоит забывать, что в то время граница с Литвой проходила всего в нескольких километрах от Можайска и Калуги. Вот что означает так ненавистная многим русофобам всего одна битва, всего одна победа великого полководца земли русской, святого благоверного князя Дмитрия Донского. Когда же говорят, что у него и была всего одна настоящая битва, что в ней он ровным счетом ничем не проявил себя, то, по меньшей мере, лукавят.

Кратко проследим боевой путь князя Дмитрия. Кратко потому, что сказано об этом достаточно много, подробно, и потому, что, как и его могучие предки, прожил он на этом свете недолго. В истории вообще, а в военной особенно, имя полководца довольно часто связывают с одним, или двумя-тремя самыми значительными сражениями его военной биографии. Может быть это и верно, когда личность полководца, его заслуги и гениальность неоспоримы. Но когда возникают разногласия в оценках, чаще всего субъективные, основанные на политической, идеологической конъюнктуре, приходится вспомнить многие, на первый взгляд незначительные боевые эпизоды из биографии героя.

Воевать князь Дмитрий начал, как и Святослав, Владимир Мономах, Александр Невский с детского возраста. К сожалению, с врагами внутренними - русскими князьями за великокняжеский престол. Безусловно, эти войны были несчастием для русского народа, но без них не усилилась бы Москва, не объединила бы, в конце концов, вокруг себя всю Русь. Дмитрия часто обвиняют в коварстве, вероломстве, непостоянстве по отношению к князьям-соперникам. Но это примитивный, не исторический подход, чаще всего несущий в себе современную политическую и идеологическую основу. Исторически, по нравам и обычаям, законам и морали того времени князь Дмитрий действовал даже более безупречно, чем его соперники. Судя по летописям, суздальско-нижегородский князь Дмитрий, а особенно, тверской князь Михаил и рязанский князь Олег шли на откровенно недостойные поступки, вплоть до открытого предательства интересов Руси. Вот этого у Дмитрия не было никогда! К тому же, он всегда старался мирно решить противоречия, уповая на Бога и посредничество своих великих наставников Алексия и Сергия Радонежского. Тому есть многочисленные летописные подтверждения. С военной точки зрения Дмитрий практически всегда выходил победителем в междоусобных схватках. Уже в 11 лет, в первом походе, московский князь согнал с великокняжеского престола князя Дмитрия Константиновича. Кстати, своего будущего тестя, породнившись с которым в 16-летнем возрасте, навсегда прекратил соперничество между московскими и суздальскими князьями. Это ли не настоящее миролюбие и практические шаги к миру? Потом были многочисленные стычки, походы против тверского князя Михаила, который для достижения собственных, личных целей, вступал в союз с самыми лютыми врагами Руси. Последняя война с Тверью в 1375 году стала по сути генеральной репетицией сбора общерусского войска на решающую битву с Ордой. Для похода на Тверь князь Дмитрий сумел объединить 20, то есть почти всех, русских князей!"И все князи Русские, каждый со своими ратями служаще князю великому". В этих походах тоже ковался полководческий талант князя Дмитрия.

Главной же практической полководческой школой стали для Дмитрия схватки с литовцами и ордынцами. Почему-то их считают незначительными и не существенными. Странно. Между тем, Литва - в то время, может быть, самое сильное княжество Восточной Европы, - трижды, в 1368, 1370 и 1372 годах, совершала смертельно опасные походы на Москву. Литовский князь Ольгерд, после того, как в 1362 году разбил татар под Синими Водами и освободил Подолию, повернул на Москву, возжелав присоединить к Литве другие русские земли. Ему не давали покоя лавры брата и соправителя Кейстута, успешно боровшегося на Западе с Тевтонским орденом. В первой войне князь Дмитрий спешно собрал сторожевой полк из москвичей, коломенцев, дмитровцев, выслал его вперед. Но этих сил явно не хватало для решительного сражения, что и показала стычка с литовцами под Волоколамском. Времени на сбор полноценного войска у Дмитрия не было. Вот когда пригодились недавно возведённые каменные крепостные стены Кремля. Ольгерд спешно подходил к Москве. Князь Дмитрий с двоюродным братом Владимиром Андреевичем и митрополитом Алексием держали оборону в Кремле. Все деревянные строения городского посада были заблаговременно сожжены. Ольгерду не удалось взять Кремль. Простояв под Москвой три дня и три ночи, он порушил и сжег церкви, монастыри, окрестные села и вернулся в Литву. Как отмечает летописец, "другая литовщина случилась два года спустя". Снова Ольгерд пошел на Москву, с союзниками - князем Михаилом тверским и князем смоленским Святославом. Несмотря на этот союз, а может быть и из-за него, удар не получился внезапным. Уже под Волоколамском Ольгерд встал. Два дня литовцы штурмовали город, но взять его не могли. Тогда Ольгерд двинулся прямо на Москву, куда и прибыл в зимний Николин день. На сей раз, литовцы стояли под городом восемь дней. Князь Дмитрий руководил обороной, а князь Владимир постоянно атаковал литовцев с тыла. Обратите внимание, как меняется тактика русских войск. От пассивной обороны, они переходят к активной, что и вынуждает Ольгерда почувствовать опасность и согласиться на переговоры с князем Дмитрием. Договорились о "вечном мире", который через год скрепили брачным союзом. Князь Владимир Андреевич обручился с Еленой, дочерью Ольгерда, принявшей православие с именем Евпраксии. Но, как часто тогда бывало, "вечный мир" кончился всего лишь через год, и снова Ольгерд пошел на Русь. На сей раз, обратите на это внимание, князь Дмитрий вышел с ратью навстречу литовцам, и уже через сутки был на Оке. Столь быстрый маневр и внушительная сила московских полков озадачила Ольгерда и он вынужден был отказаться от сражения. Под Любутском заключил с князем Дмитрием второй "вечный мир". Следует отметить, что во всех сражениях с литовцами князь Дмитрий на практике шлифовал управление новой организацией русского войска через воевод. Уже тогда проявили самостоятельность и показали воинское мастерство военачальники князя Дмитрия, и, прежде всего, князь Владимир Андреевич.

Еще большую науку прошел князь Дмитрий в схватках с основным противником - ордынцами. В русских летописях сохранились сведения о трех больших походах великого князя Дмитрия Ивановича к южным рубежам. В 1373 году ордынцы напали на Рязанское княжество, их конные разъезды рыскали на границе московских владений. В летописи говорится: "Дмитрий Иоаннович собрався со всею силою своею и стоял у реки Оки на брезе все лето и татар не пустиша". Опять мы замечаем, как князь Дмитрий как бы прощупывает противника, не спешит к активным действиям. Но даже стояние, не позволившее татарам атаковать, он немедленно подкрепил политическим актом. В 1374 году Дмитрий Иванович прекратил выплату дани Золотой Орде. Не удивительно, что уже в 1376 году князь Дмитрий не ограничился обороной "берега", но сам пошел за Оку "стережася рати татарскиа".

В том же году московские и нижегородские рати ходили на Волжскую Болгарию. Казанцы выплатили огромный по тем временам выкуп в 5 тысяч рублей, приняли в свой город русского "таможника". В этом походе отличился будущий герой Куликова поля воевода Дмитрий Михайлович Боброк-Волынский. Так росли помощники, военачальники Дмитрия Ивановича. Кстати, уже эта победа произвела колоссальное впечатление, и не только на Руси. Ордынцев начали бить в их собственных владениях. Орда возмутилась и зашевелилась. В 1377 году ордынский царевич Арапша налетел на южные районы Нижегородского княжества и сильно потрепал русские рати. Но уже на следующий год князь Дмитрий показал татарам всю силу нового русского войска при набеге ордынцев под предводительством мурзы Бегича. Ордынский поход был предпринят большими силами. Для примерного наказания русских правитель Орды Мамай, по словам летописца, "собрал воинов много". Князь Дмитрий встретил врага во всеоружии. Благодаря хорошо налаженной разведке, отличной маневренности русские войска опередили татар и первыми подошли к реке Воже, правому притоку Оки, и перекрыли брод. Князь Дмитрий занял самую удобную позицию на холме Черный Угол, с которого открывался хороший обзор противоположного берега и контролировался брод. Появление русских полков так далеко в чистом поле оказалось неожиданностью для ордынских военачальников. Контроль русских над бродами через реку и вовсе их озадачил. Татары в замешательстве встали, да на целых три дня. На сей раз, стояние не входило в планы князя Дмитрия. Ему просто необходима была решительная победа в открытом сражении. Он приказал немного отойти от берега, как бы приглашая врага, при этом татары осыпались насмешками. Ордынцы не выдержали и начали с криками и воплями форсировать реку. Что и требовалось доказать!

Мы уже говорили, что князь Дмитрий применил здесь классический трехполковой порядок построения. Сам возглавил центральный полк. Русские неподвижно ожидали врага, тем самым еще больше озадачивая татар. Монголо-татарские конники были поражены - противник настолько уверен в себе, что позволяет им переправляться через реку по болотистым берегам. Они растерялись, замедлили ход и остановились, обстреливая русские полки из луков. Задние ряды татар наседали, приводя к еще большему замешательству. В этот момент князь Дмитрий дал сигнал к атаке, и русские двинулись на ордынцев, охватывая их фланги. Передние ряды татарской конницы были смяты, последующие повернули обратно, и столкнулись со своими же переправляющимися войсками. Началась паника. Татары бросились назад к болотистому берегу, многие тонули. Погибло пять ордынский мурз, в том числе и сам Бегич. Только наступившая темнота помогла спастись остаткам ордынского войска. Утром русская конница переправилась через Вожу и захватила весь ордынский обоз. Кстати, победы Дмитрий Иванович добился малой кровью. У нас погибло два воеводы - Дмитрий Монастырев и Назар Кусков.

После разгрома на Воже стало ясно - впереди решающее сражение с основными силами Орды, сражение до победного конца, а в ином исходе не сомневался на Руси уже никто. К этому времени, как писал историк В.О. Ключевский: "успели народиться и вырасти целых два поколения, к нервам которых впечатления детства не привили безотчетного ужаса отцов и дедов перед татарином: они и вышли на Куликово поле". То, чего себе не мог позволить великий воин Александр Невский, ради чего он смирил гордыню и Русь, свершил его праправнук Дмитрий.

Итак, главная битва великого князя Дмитрия, одно из главных сражений когда-либо проводимых русскими полководцами. Битва эта освещена достаточно подробно и всесторонне. Единственно, считаю просто необходимым исключить из этого анализа совершенно бредовые идеи Фоменко, ибо кроме как геростратовым комплексом это объяснить невозможно. Да и не нужно. Позволю в рамках небольшой статьи остановиться на важнейших, на мой взгляд, моментах Куликовской битвы, характеризующих Дмитрия Донского именно как полководца.

Первый момент, старательно замалчиваемый военными историками разных поколений, это несомненное благословение самого Господа нашего на битву и Его несомненное покровительство русскому воинству. Чудеса, явленные до и во время сражения, во многом определили характер поведения и сами действия военачальника великого князя Дмитрия. Прежде всего - Божественное знамение: незадолго до битвы во Владимире были обретены мощи благоверного князя Александра Невского. Инок - пономарь той церкви, где находилась гробница князя, ночью спавший на паперти, внезапно увидел, что свечи, стоящие перед иконами, сами загорелись, и к гробу вышли из алтаря два старца. Обратившись к лежащему там князю, они воззвали к нему, понуждая встать и выйти на помощь праправнуку, идущему на бой с иноплеменниками. Князь встал и вместе со старцами сделался невидимым. Наутро гроб был выкопан, и были обнаружены нетленные мощи. Это событие явилось достоверным свидетельством незримой помощи великому князю Дмитрию со стороны его предков.

И, конечно же, совершенно особое значение имело благословение князя Дмитрия на сражение игуменом Сергием Радонежским. На второй день Успения великий князь со свитой отправился в Троицкий монастырь. После литургии Сергий благословил князя идти на битву, уповая на Бога, и предсказал победу русским войскам. Сергий, делая великому князю Дмитрию на челе крестообразное знамение, изрек: "Иди, Государь, небоязненно: Господь Бог тебе поможет на враги". И, наклонившись к нему одному, добавил тихо: "Победиши супостаты своя". И снаряжение на битву двух Троицких монахов, Александра Пересвета и Андрея Осляби, в миру храбрых богатырей и искусных воинов, как бы накладывало практическую черту на духовное знамение. В день выступления из Москвы князь Дмитрий вошел в церковь Пресвятой Богородицы, преклонил колени пред иконою Христа Спасителя, потом повергся перед образом Богоматери, писанным, по преданию, святым Евангелистом Лукой, и со слезами на глазах, молил Небесную Заступницу об усмирении и уничижении гордых и свирепых врагов православного народа русского. После отправился в церковь Архистратига Михаила и там на гробницах своих предков восклицал: "Православные поборники! Молите о нас Господа, да подаст Он нам победу и одоление над врагами нечестивыми". Уже по дороге к Куликову полю было явление князю иконы святителя Николая в подмосковном урочище Угреше. И, наконец, сама молитва перед битвой и последние слова: "На Тебя мое упование, Господи!" Я не случайно так подробно остановился на этом, ибо только поняв православную душу князя Дмитрия, можно понять все его поступки.

Вторая особенность битвы, которая наконец-то стала рассматриваться всерьез - это интернациональный состав войска Мамая. Ордынская армия всегда была разноплеменной, но монголо-татарский "плавильный котел", как бы переваривал ордынских союзников и вассалов в монолитное ядро, которое отличалось не только высоким профессионализмом, но и моральной стойкостью. У Мамая такого единения не было. По свидетельству летописца, он выступил в поход "со всеми князьями ордынскими и со всею силою татарскою и половецкою", да еще по пути "многие орды присоединил к себе". Присоединил, но не сделал настоящими ордынцами. У Мамая было очень много наемников: "бесерменов и армян, фрязев (генуэзцев) и черкесов, буртасов". Многие из них, особенно тяжеловооруженная генуэзская пехота, были профессионалами высочайшего класса, но оказались слишком несовместимы с кочевой конницей. Орда была еще сильна, но уже далеко не так, как во времена Батыевы. Князь Дмитрий это понимал, как понимал и то, что разорвать цепи рабства даже теперь можно только военным путем, благодаря решительной победе. Да и сам поход Мамая на Русь, хотя он не скрывал, что собирается повторить "Батыев погром", существенно отличался от типичных походов Орды. Классическая Орда покоряла земли и уходила в родную степь, принимая от покоренных народов завидную дань. Мамай хотел не только покорить Русь, но и поселиться на русских землях, создав новую, свою Орду. В старой, несмотря на все свои таланты и заслуги, места под солнцем он не находил. Это тоже хорошо понимал Дмитрий Иванович, понимал, что от исхода битвы с Мамаем зависит быть или не быть земле русской, быть или не быть самому русскому народу. Вот почему у него не оставалось другого выбора, как только обязательная, полная и решительная победа именно над Мамаем.

Третий существенный момент Куликовской битвы - это блестящий маневр русского войска, предшествовавший решающему сражению. Новая организация войска в пяти-полковой состав и строгое подчинение воевод центру позволили сделать русскую рать чрезвычайно маневренной и мобильной. А скорость маневра, как мы уже знаем, позволяет взять инициативу в свои руки, навязать противнику свои правила, поставить его в заведомо невыгодные условия, что уже является половиной успеха. Князь Дмитрий Донской провел этот маневр блистательно. Судите сами. Расстояние в 100 верст от Москвы до Коломны войска прошли за четыре дня. К устью Лопасни подошли 26 августа, то есть, за неделю до предполагаемой встречи с противником. Войско двигалось в составе полковых колонн, строго соблюдая установленный порядок. Во время движения непрерывно осуществлялось сторожевое охранение и велась разведка. Это позволило нейтрализовать многочисленных татарских лазутчиков и захватывать так необходимых "языков". Дмитрий знал о татарах все, Мамай о русских - ничего. Авангард составлял Сторожевой полк воеводы Семена Мелика, сформированный из отборной конницы, способный обезопасить главные силы от внезапного нападения. За Сторожевым полком несколькими колоннами следовали полки: Передовой, Большой, Правой и Левой руки, Засадный. Разведка вскоре донесла, а "языки" подтвердили, что Мамай не торопится с нападением, ждет соединения с союзниками - литовским князем Ягайло и рязанским князем Олегом. (Хотя некоторые историки, не без основания, считают, что и польский король Ягайло, и рязанский князь Олег не были безусловными союзниками Мамая. - С. К.) Вот почему Князь Дмитрий как бы обходил рязанское княжество с запада, забирая вправо.30 августа он начал переправляться через Оку в 2-х верстах ниже устья Лопасни и устремился к Дону. В 30 верстах от Дона у местечка Березуй к русскому войску присоединились союзные литовские полки Андрея и Дмитрия Ольгердовичей, чья "кованная рать" тяжеловооруженных всадников значительно усилила русское войско. Разведка уточнила нахождение Мамая. Тот неспешно кочевал у Кузьминой гати в трех переходах от устья Непрядвы, ожидая союзников только через три дня. Движение князя Дмитрия от устья Лопасни на запад имело целью не дать возможности соединиться литовскому войску Ягайло с Мамаем, который уже три недели бродил по степи в районе реки Меча, не имея вестей. Ягайло же, узнав о маршруте и численности русского войска, засомневался в целесообразности присоединения к Мамаю и остановился. Что и требовалось доказать! 5 сентября русская кавалерия вышла к устью Непрядвы. Быстрота и скрытность похода русской рати стали для Мамая настоящим сюрпризом. Это ли не первая блестящая заявка русского полководца на победу?

Следующий момент - воистину гениальное полководческое решение Дмитрия о форсировании Дона. На военном совете 6 сентября мнения разделились. Многие советовали оставаться на северном берегу Дона и разбить противника, как некогда на реке Воже. Другие советовали все-таки форсировать Дон и принять сражение на южном берегу. Окончательное решение принял князь Дмитрий, и никто иной! При этом произнес знаменательные и поныне слова: "Братья! Честная смерть лучше постыдной жизни; лучше было бы нам не идти против сих безбожных, нежели пришедши, возвратиться, ничего не сделав. Нынешний день мы все переправимся за Дон и сразимся за Веру и Отечество наше!" Он велел каждому полку построить мосты, "ополчиться доспехами и перешед реку разрушить за собой все мосты". До сих пор многие считают, что князь как бы обрубал концы, превращал своих воинов в смертников. Но для православного воина смерть в бою - верная дорога к вечной жизни на небесах. Вопрос о смерти просто не мог стоять в нынешнем понимании и не стоял. Главное же заключалось в том, что этот маневр позволил Дмитрию удерживать в своих руках инициативу не только стратегическую (бить противника по частям), но и тактическую (выбор места сражения и навязывание противнику своей воли). Кстати, уже вечером после совета князь Дмитрий лично с воеводой Боброком-Волынским переправился через Дон и лично выбрал место будущего сражения. Немаловажная деталь для характеристики полководческого таланта князя Дмитрия!

Выбор места сражения и определил боевой порядок русского войска. Он общеизвестен. Я хочу лишь уточнить некоторые детали. По фронту русская позиция растянулась почти на 8 верст, однако, удобная для действий конницы противника местность ограничивалась не более 4-мя верстами и находилась в центре позиции - около сходящихся верховий Нижнего Дубика и Смолки. Рать Мамая, имея преимущество по фронту более 12 верст, могла атаковать конницей русские боевые порядки только на ограниченном участке. Это же полностью исключало маневр конными массами. Вот и построил князь Дмитрий русские войска с учетом местности и излюбленного способа борьбы, применяемого ордынцами (охват конницей одного или обоих флангов противника с последующим выходом в его тыл). На Куликовом поле Мамай мог атаковать только с фронта, что уменьшало фактор численного превосходства и сковывало маневр. Кстати, надо прояснить и постоянно меняющуюся численность войск противостоящих сторон, которые либо раздувают до неимоверных размеров или снижают до уровня какого-то рыцарского турнира. Есть же точные сведения о примерном числе ратников в полку. Исходя из этого, и размеров места сражения, можно с уверенностью определить численность русского войска в 50 - 70 тысяч человек, а войска Мамая - в 90 - 100 тысяч человек.

Необходимо внести еще одно существенное уточнение. Уже стало как бы аксиомой, что сражение началось с поединка инока Пересвета и батыра Челубея, и уходом князя Дмитрия в ряды простых воинов. Это не совсем так. На самом деле войска изготовились к сражению, но Мамай тянул время, все еще надеясь на подход Ягайло. В его стане даже начались приготовления к обеду. Дмитрию Ивановичу это было крайне невыгодно, и он решил во чтобы то ни стало втянуть Мамая в бой. Он действительно снял свои великолепные доспехи, передал их боярину Михаилу Бренку, а сам облачился в простые доспехи (кстати, не уступающие по своим защитным свойствам княжеским - С. К.), вручил ему черемное знамя Спаса. Не могу не привести его ответ воеводам, которые всячески отговаривали князя: "Да как же я скажу кому-нибудь: "Братья, встанем крепко на врага!" - а сам встану сзади, и лицо свое скрою? Не могу я сделать, чтобы таиться и скрывать себя, но хочу, как словом, так и делом прежде всех начать и прежде всех голову положить, чтобы прочие, видя мое дерзновение, так же сотворили с многим усердием! Мне должно пить общую с вами чашу: смерть ли, живот ли едино с вами вкушу. Я обязан вступить в брань прежде прочих, прежде других положить свою голову и получить венец бессмертия от правосудного Бога. Приемля от Господа моего вся благая, злых ли не стерплю?". Да, князь переоделся, но возглавил Сторожевой полк, который нанес сильный упреждающий удар, смял татарскую разведку и заставил ордынский сторожевой полк отступить к основным силам Орды. "Монголы бросили котлы … и стали готовиться к бою". Мамай вынужден был начать сражение по замыслу князя Дмитрия. Вот только тогда, видя, что войско построено, как он задумал, что ни чем себя не выдал главный сюрприз - Засадный полк, что татары начали атаку в том месте и на том направлении, тогда, когда он хотел, князь Дмитрий вернулся в Большой полк, а Сторожевой полк отошел к основным силам. Только тогда вступил в поединок инок Пересвет.

Ну и как можно говорить о трусости великого князя? Даже поверхностное представление о рукопашной схватке в страшной средневековой сече, напрочь исключает добровольное участие в ней труса! Что же касается руководства сражением, то оно может быть разным. В жизни почти у всякого великого полководца были моменты, когда он вступал в схватку, как простой воин. Этого требовала обстановка, высокая морально-нравственная составляющая данного момента сражения. Вспомним хотя бы Наполеона на Аркольском мосту или Суворова в Альпах. И несть числа таким примерам. Дмитрий Донской, именно как великий полководец, понял, что его воеводы, его полки четко и строго выполнят план своего главнокомандующего, а ему важнее слиться с каждым ратником в единую плоть, олицетворяющую в этой битве непобедимость русского народа по воле Господа!

Ход и исход самой битвы проанализирован в источниках и исследованиях достаточно подробно, но я все же хочу привести несколько выдержек из "Сказания о Мамаевом побоище", на мой взгляд, наиболее ощутимо передающих весь средневековый аромат, колорит столь знаменательного для русского человека сражения:

"Пришел праздник 8 сентября, начала спасения нашего, рождество святой Богородицы, рассвет в пятницу, восход солнца. И была утром великая мгла, начали знамена христианские простираться и многие трубы трубить. Уже у русских князей и воевод и у всех удалых людей кони укротились, звук трубный, каждый под своим знаменем, полки пошли, как кому велено по приказу".

"И когда настал третий час дня… И сошлись оба войска, крепко бились не только оружием, но и убивали друг друга врукопашную, умирали под конскими копытами, задыхались от великой тесноты, ибо невозможно им было уместиться на Куликовом поле, тесное ведь место между Доном и Непрядвою. На том поле сошлись сильные полки вместе, из них выступили кровавые зори от сияния мечей, точно молнии блещут. И был треск ломающихся копий и удары мечей, нельзя было увидеть грозного часа смертного, в единый час, в мгновение ока сколько тысяч погибает созданий Божьих.

В четвертом и пятом часу бьются, не ослабевают христиане. Когда же настал шестой час, Божьим попущением, за наши грехи, начали татары побеждать: многие вельможи перебиты татарами, удалые витязи, как деревья дубровные, клонятся к земле, под конские копыта, многие сыновья русские погибли. Самого великого князя ранили; он покинул войска и сошел с коня, потому что не мог уже сражаться. Татары подсекли уже многие знамена великого князя".

"И пришел восьмой час, внезапно потянул южный ветер им в спину. Закричал Волынец громким голосом князю Владимиру: "Час пришел, время приблизилось". И еще сказал: "Братья мои и друзья, дерзайте". И одновременно выехали русские из дубравы, точно выдержанные сокола, ударили на многие стада гусиные, знамены их направлены грозным воеводою.

Татары же, увидев их, закричали: "Увы, нам, снова Русь обманула, слабейшие люди с нами сражались, а сильные все сохранились". И обратились татары в бегство и побежали.

Мамай, увидев свое поражение, сказал своим людям: "Побежим, братья, никакого добра нам не будет, только свои головы унесем". И внезапно побежал с четырьмя людьми. Многие христиане за ним гнались, но не догнали, потому что кони у них утомились, и после погони возвратились. И лежали трупы мертвых по обе стороны реки Непрядвы, где нельзя было пройти русским полкам".

Дружины русских преследовали ордынцев на протяжении более 30 верст - до реки Красивая Меча, где были захвачены обозы и богатые трофеи. Огромное войско Мамая было разгромлено. Но и мы понесли просто огромные по тем временам потери - около 20 тысяч убитыми и ранеными. Восемь дней русское войско собирало и хоронило убитых воинов, а затем двинулось к Москве. 28 сентября победители вступили в столицу перед ликующим народом, который прозвал князя Дмитрия за заслуги Донским, а его брата князя Владимира Серпуховского Храбрым. Сам князь Дмитрий немедленно отправился к игумену Сергию. В Троицком монастыре по погибшим воинам служились многочисленные панихиды. Тогда-то и был учрежден особый день их ежегодного поминовения, названный Дмитриевской субботою. Позже он стал днем общего воспоминания усопших предков, родительским днем.

На века воссияла слава Дмитрия Донского, а жить ему оставалось всего девять лет. И сколько горя, печали и страданий суждено было ему пережить за столь короткий срок. Еще не успела русская земля остыть от Мамаева побоища, как на нее уже шла новая татарская рать, теперь под стягами настоящего ордынского хана Тохтамыша. До сих пор укоряют Дмитрия Донского за то, что он допустил взятие Москвы, разорение русских земель, сам же чуть ли не трусливо скрылся в костромских лесах. Но если беспристрастно вглядеться в те события, то можно сделать и другой вывод. Да, Дмитрий оставил Москву, но оставил сознательно, в полной уверенности, что ее каменные стены и достаточный гарнизон продержаться до тех пор, пока он соберет распущенные после Куликовской битвы полки. Успешная оборона Москвы от неоднократных попыток Литвы взять ее укрепляла князя в этой уверенности. И Москва устояла бы, если бы не коварство Тохтамыша. Только хитростью он сумел ворваться в Кремль. Да, Москва тогда пала, да татары тут же устремились разорять и грабить Русь. Но, получив первый же отпор (под Волоколамском князь Серпуховской Владимир Андреевич Храбрый разгромил один из ордынских отрядов - С. К.), а главное, узнав что поспешает сам князь Дмитрий с войском, Тохтамыш немедленно убрался в степи. Причем, татары буквально бежали, теряя по пути захваченную добычу и пленных. Ну и какой же это адекватный реванш, о чем до сих пор талдычат ненавистники России?

Были в эти последние годы княжения Дмитрия Донского и междоусобные войны, недоверие князей-родственников и князей-соседей, был великий мор по земле русской. Но, окормляемый молитвами Сергия Радонежского, его духовного наставника и покровителя, князь пришел к своему земному концу как истинно православный человек, воин.

А было ему, умнице и красавцу всего 39 лет. Летопись гласит, что он от самого отрочества возлюбил живого Бога, с усердием начал притекать во святые его храмы, всегда слушал и читал Божие Слово со вниманием и умилением, украшал храмы Божии со всяким великолепием, почитал священников и монахов, весьма был щедр к нищим, охотно из своих рук раздавал милостыню, был почтителен к старшим, уклонялся суетных бесед, едких насмешек и вредных игрищ; никогда не употреблял пустых слов и всякими способами уклонялся общества злонравных людей. По воле матери и желанию всего московского народа Дмитрий еще в нежной юности вступил в супружество с Евдокией, добродетельной дочерью князя суздальского. Почувствовав приближение смерти, князь Дмитрий послал за игуменом Сергием, который и преподал ему необходимые в такой час православные таинства исповеди и причащения. Великий князь Дмитрий Донской преставился 19 мая 1389 года и был погребен в церкви св. Архангела Михаила "на правой руке".

На Поместном Соборе Русской Православной Церкви 1988 года, посвященном 1000-летию Крещения Руси, великий князь Владимирский и Московский Дмитрий Иванович Донской был канонизирован. Спустя 599 лет русский национальный герой, полководец был торжественно причислен к лику святых. Этим актом наша Церковь подтвердила истинность местного всемосковского молитвенного почитания князя, которое возникло сразу после его кончины и никогда не прерывалось. Кстати, и жена его издревле почитается на Руси, как святая благоверная Евфросиния, великая княгиня Московская.

Имя Дмитрия Донского будут не раз вспоминать русские полководцы в дни суровых для Отчизны испытаний. Его именем будет названа в годы Великой Отечественной войны танковая колонна, построенная на средства, собранные в православных приходах нашей страны.

"Велика обрете в бедах тя поборника земля Русская, языки побеждающа. Якоже на Доне Мамаеву низложил еси гордыню, на подвиг сей приняв благословение преподобного Сергия, тако, княже Дмитрие, Христу Богу молися даровати нам великую милость".

О Дмитрии Донском написано не мало. В первую очередь это летописные записи и повести конца XV-XVIII вв., известия родословцев, житие. В последующие столетия о нем было создано множество литературных произведений: повести и романы писателей, сочинения поэтов и музыкантов, картины живописцев и научных трудов: работы ученых-историков, публицистов, фольклористы, литературоведы. В том числе к этой теме обращались такие именитые ученые-историки, как В.О. Ключевский, С.М. Соловьев, С.Ф. Платонов (в рамках исследования полного курса истории России). Полковник Сергей Куличкин