Исторические условия формирования научного мировоззрения Карла Ясперса

Размещено на http://www.allbest.ru/

Исторические условия формирования научного мировоззрения Карла Ясперса

1. Германия в конце XIX - начале XX века и становление личности Карла Ясперса

Невозможно себе представить человека, чья система мировоззрений была бы «оторвана» от окружающей его действительности, оттого, что в совокупности формирует различные стороны его реальной жизни. Несомненно, любой человеческий индивид - не просто продукт своей эпохи, этнической принадлежности, соответствующей ей культуры; он - ее носитель, ее адепт, мыслящий и старающийся строить свою жизнь согласно законам цивилизации. И, разумеется, изучение системы научного мировоззрения того или иного мыслителя диктует необходимость изучения его жизненной и творческой биографии. Это дает возможность комплексного и наиболее объективного анализа его научных воззрений, а так же способствует выявлению основных причин их трансформации. В качестве подтверждения высказанного, на наш взгляд, будет вполне уместным привести слова самого Карла Ясперса: «…Сам человек, его основные познания, его действия, его эпоха и мир, его повседневный образ жизни, те внутренние его силы, которые сказывают себя в нем, - всего этого нельзя оставлять в стороне, если пытаешься вникнуть в его мысли и мыслить вместе с ним…».

Таким образом, прежде чем приступить к рассмотрению воззрений Ясперса, совершенно необходимо выявить исторические условия их формирования.

С 1890 г. в немецкой истории началась новая эпоха. Определяющими принципами предшествующего периода были идея европейского равновесия, национальная идея, конституционное государство и утверждение капитализма либерального типа. Главным же явлением новой эпохи стали экспансионистская мировая политика, всплеск национализма, политически мобилизовавшего массы, рабочее и социалистическое движение. В этот период национальная идея переросла в Германии в националистическую, нашедшую обоснование в произвольно истолкованном дарвинистском учении о борьбе за существование, дополненном утверждением о праве сильнейшего диктовать другим свою волю. Восторжествовала уверенность в том, что в будущем мире смогут утвердиться только крупные государства, обладающие значительными колониями и зависимыми территориями.

Период 1890-1918 гг. в Германии обычно именуют «вильгельмовской эпохой». Термин не означает, будто кайзер Вильгельм II был, подобно Бисмарку, фигурой, определяющей ход событий того времени. Хотя он стремился играть роль Бисмарка и единолично проводить внешне- и внутриполитический курс страны, но по причине частой смены решений и некомпетентности во многих вопросах личное правление императора реально чаще всего выражалось в неожиданном, бесцеремонном и даже неуклюжем вмешательстве в сферу деятельности отдельных министров. Это делало немецкую политику непредсказуемой и опасной для других европейских держав. В этой связи старший современник Ясперса - выдающийся немецкий ученый Макс Вебер расценивал стиль правления кайзера как «буланжистски-бонапартистский и проводимый в манере лейтенанта, стремящегося прослыть оригиналом», и резко осуждал «династическое тщеславие и личные амбиции» Вильгельма.

В определенной мере император воплощал в своей личности облик правящих в Германии верхов, их менталитет, основополагающие ценности и негативные черты. Будучи ярым сторонником мировой экспансии и создания мощного военно-морского флота, кайзер опирался на поддержку буржуазии, а его вера во всемогущество силовой политики роднила его с прусским юнкерством, милитаристским по своей натуре. Интерес, проявляемый Вильгельмом к проблемам развития промышленности и торговли, его тесные связи с крупнейшими предпринимателями Германии Круппом и Штуммом позволяли рассматривать его как идущего в ногу со временем монарха, опирающегося на успехи и расцвет немецкой индустрии и технологии. Но при этом император всегда оставался сторонником сохранения приоритета монархической власти над парламентом, что отвечало убеждениям дворянских слоев и находило поддержку со стороны крупной буржуазии, прежде всего магнатов крупной и военной промышленности.

Экспансионизм во внешней политике, принявший характер соревнования между ведущими державами Старого Света, привел к тому, что к 1913 году Германия превратилась из пятой во вторую колониальную державу мира, хотя мощь ее военного флота все еще значительно отставала от британской. Немецкие товары успешно вытесняли английские с рынков России, Австро-Венгрии, Дании. Швеции, Турции и др. стран. В Азии и Латинской Америке началась ожесточенная конкуренция английских и немецких банков за захват сферы вложения капиталов. Предвидя неизбежность военного конфликта, германское руководство вело энергичную подготовку к нему. Германия опережала остальные европейские державы по общим военным расходам, увеличившимся с 1910 по 1914 г. почти вдвое.

Подготовка Германии к войне включала не только вооружения, но и сферу идеологии. Пропаганду милитаризма, национализма, широкой внешней экспансии развернули многочисленные союзы и общества. Ведущим среди них являлся созданный в 1891 г. Пангерманский союз, выступавший с требованиями создания обширной колониальной империи. Пангерманисты пропагандировали концепцию, согласно которой немцы являются «народом без жизненного пространства», окруженным со всех сторон врагами, война с которыми является неизбежной и к которой необходимо всемерно готовиться.

Подготовка Германии к войне усугубила внутриполитическую обстановку. Канцлер Бетман-Гольвег, учитывая возросшую роль социал-демократов в рейхстаге, требовавших скорейшего проведения социальных реформ, оказался в затруднительном положении: консерваторы обвиняли его в попустительстве по отношению к леволиберальной оппозиции. В свою очередь леволиберальная и социал-демократическая оппозиция критиковали кабинет за недостаточную демократичность проводимой политики.

В целом в Германии с 1913 г. резко возросла возможность общего социально-политического кризиса, что и стало одной из главных причин, побудивших руководство страны летом 1914 г. поддержать союзную Австро-Венгрию и решиться на развязывание большой войны.

В этой чрезвычайно сложной для народа Германии обстановке формировалось мировоззрение выдающегося немецкого ученого Карла Ясперса. Время его активной творческой деятельности приходится на 20-50-е годы XX столетия, когда Германия переживала самые трагические этапы своей истории, в силу чего основные идейно-теоретические выкладки ученого несут в себе отчетливые характеристики эпохи.

Карл Ясперс родился 23 февраля 1883 г. в городе Ольденбург одноименного герцогства (территория современной нижней Саксонии), близ побережья Северного моря. Его отец (1850-1940), юрист, а впоследствии - директор банка, происходил из торгового и крестьянского рода. «Службу свою, - писал Карл об отце, - он исполнял с мудростью, основательностью и сознанием долга. Но любимыми его занятиями были живопись и охота». Отец, в воспоминании Ясперса, предстает перед ним как человек незаурядный, ненавидевший рутину, доктринерство, ханжество. Он приучал детей с раннего возраста к самостоятельным и ответственным поступкам и суждениям.

Ясперс с большой любовью и признательностью вспоминает своих родителей. Мать Карла (1862-1941) была крестьянского происхождения. Она всегда оставалась для него самым близким, уважаемым и любимым человеком. О ней он пишет как о деятельной, стойкой к жизненным ударам женщине.

В целом в семье чтили традиции и порядок, впрочем, как и в большинстве бюргерских семей того времени, но в религиозном отношении как для матери, «для которой не существовало рамок условностей», так и для отца был характерен индифферентизм, который в юности разделял и их сын. «В родительском доме, - пишет биограф Ясперса Готшальк, - церковный мир игнорировался». Таким образом, ребенок с детства привык мыслить самостоятельно, ему было чуждо шаблонное восприятие окружающей действительности. И эта непримиримость с тем, с чем он был не согласен, уже в школьные годы отчетливо проявлялась. Об этом свидетельствует следующий описанный им случай: «В гуманитарной гимназии у меня произошел конфликт с директором. Я взбунтовался, отказавшись исполнять те распоряжения, которые казались мне неразумными. Отец с раннего детства приучил меня к тому, что я получу ответ на любой вопрос, и не заставлял меня делать то, смысл чего я не мог понять… Воспитанный своим отцом, я держался того принципа, что существует разница между порядком на уроке и армейской дисциплиной, без всяких на то оснований распространенной на школу. «Это - оппозиционный дух!.» - торжественно объявил мне директор. Этот дух свойственен де всей моей семье, и, будучи директором, он вынужден дать ему отпор. Конфликт достиг апогея, когда я отказался вступить в один из трех ученических союзов, созданных с одобрения директора… Я обосновал свое решение тем, что союзы формировались по социальному происхождению учеников и в зависимости от профессий их родителей, а не по принципу личной дружбы. Одноклассники мои вначале заявили, что поддерживают меня, но на деле осудили мой поступок. Я остался в одиночестве».

Этот эпизод - единственный из описанных в его «Автобиографии» случаев, относящихся к детству автора. Во всяком случае, это описание ярко иллюстрирует тот социальный контекст, общественную конъюнктуру Германии тогдашней эпохи, в которой прошли детство и юность будущего великого мыслителя. Надо полагать, данный случай сыграл ключевую роль в процессе дальнейшего формирования характера юного Карла, оказал огромное влияние на развитие системы ценностей и жизненных установок тогдашнего школьника, ибо на протяжении всей жизни он руководствовался принципами, выработанными еще в отчем доме: всегда оставался человеком свободным и сильным духом, проявляя твердость и непримиримость относительно всего, с чем он был не согласен, способность не отступать от своих внутренних убеждений ни при каких обстоятельствах.

В 1901 году юный Ясперс окончил классическую гимназию и поступил в Гейдельбергский университет, где в течение трех семестров изучал право, после чего, окончательно охладев к юриспруденции, перешел на медицинский факультет, который окончил в 1908 году.

Чем, однако, объясняется такой резкий поворот, разочарование в избранной изначально профессиональной карьере? Вероятнее всего причина заключалась в том, что он разуверился во всем, что считается бесспорной основой любого цивилизованного государства - в законе, который казался Ясперсу абстракцией от жизни общества, совершенно чуждой будущему мыслителю. Он не был доволен ни собой, ни состоянием германского общества, ни фикцией общественного мнения. «Основное ощущение, - пишет он, - было таково: что-то неладно в мире людей и во мне самом». Таким образом, налицо факт нежелания отстаивать в качестве юриста тогдашние законы немецкого общества, устоев которого он не понимал и не желал понимать. А, учитывая особенности его бескомпромиссной натуры, невозможно даже предположить саму вероятность его дальнейшего обучения на юридическом факультете.

Однако теперь предстояло выбрать в жизни определенную дорогу и двинуться по ней. Он хотел знать все, что только возможно; как ему представлялось, медицина открывала широкие горизонты, потому, что была связана со всеми естественными науками, а предметом своим имела человека. Став врачом, он надеялся найти признание в обществе.

Интерес к медицине, помимо прочих мотивов, сформировался у молодого Карла из-за его врожденной болезни: он страдал неизлечимым заболеванием бронхов, постоянно провоцировавшим сердечную недостаточность. Диагноз этой опасной болезни, которая, как правило, сводит людей в могилу не позднее тридцатилетнего возраста, был поставлен Ясперсу уже в 18 лет. Следствием болезни было то, что он не мог принимать участия в забавах и развлечениях молодежи. Вылазки на природу полностью прекратились уже с началом университетской учебы. Верховая езда, плавание, танцы были полностью исключены. С другой стороны, по причине своего заболевания, Ясперс освобождался от военной службы. Тем самым исключалась опасность погибнуть на войне.

По словам самого Ясперса, одним из следствий болезни стал «…внутренний настрой, определивший способ работы. При постоянных перерывах в работе, вызванных болезнью, приходилось вести меж ними жизнь, насыщенную до предела, коли я вообще желал сохранить смысл этой жизни. Я был обречен учиться, все схватывая на лету, сразу проникать в суть, испытывать внезапные откровения и моментально строить свои планы. Мой шанс состоял в упорном использовании каждого подходящего мгновения, чтобы продолжать работу при любых обстоятельствах».

Это стало главной причиной того, что молодой человек, по своему характеру склонный к общению и дружбе, рано узнал тоску одиночества. Тем не менее, во все периоды жизни, в том числе и в годы студенчества, у Ясперса были немногие, но близкие друзья. На факультете молодой Карл подружился с одним достаточно одаренным студентом Эрнстом Майером, братом своей будущей супруги Гертруд Майер. Характерно, что и брат, и сестра Майер живо интересовались философией, причем Гертруд изучала философию профессионально. Карл познакомился с ней в 1907 году, а спустя три года молодые люди поженились. С тех пор одиночество больше не мучило Ясперса: в жене он нашел не только любящую душу, но и близкого по духу человека: «Одиночество, тоска, самокопание - все это переменилось вмиг, стоило мне повстречать Гертруд Майер…. С первого же часа меж нами возникла непостижимая, совершенно немыслимая гармония… Невозможно было представить себе человека, понимающего мои мысли и чувства, мои стремления, каким являлась Гертруд».

Таким образом, профессиональный интерес к общественным наукам у молодого естествоиспытателя - ведь медицина принадлежит к естественным наукам - развился не без влияния его жены и «философствование на. уровне экзистенции», о котором впоследствии так много писал Ясперс, составляло одну из самых больших радостей его семейной жизни.

2. Начало научной деятельности и формирование общественно-политических взглядов Ясперса

В августе 1914 г. Германию охватил патриотический подъем. Если еще в июле в Берлине, Кёльне, Мангейме и других индустриальных центрах Германии проходили многолюдные антивоенные демонстрации, то после начала войны она предстала в глазах значительной части населения как национальная и оборонительная, как война за само существование немецкого государства. Сказались плоды многолетней националистической пропаганды. Словами кайзера: «Я не знаю больше партий, я знаю только немцев», была провозглашена политика «гражданского мира» и согласия.

Структура экономики Германии была такова, что облегчало ее приспособление к нуждам войны и в какой-то мере компенсировало недостаток специальной и заблаговременной экономической подготовки. Этому благоприятствовала высокая степень концентрации производства, делавшая возможной быструю мобилизацию индустрии, новейшая техника, позволявшая перейти на новое производство, высокая квалификация и дисциплинированность рабочих. Государственный аппарат империи так же имел неплохие навыки управления хозяйством, так как Пруссия давно обладала государственной собственностью в виде железных дорог, каменноугольных шахт и т.п. Названные особенности Германии дали ей возможность выдерживать длительную войну в условиях фактической блокады и недостатка собственных ресурсов значительно дольше, чем можно было рассчитывать. Однако нехватка сырья и квалифицированной рабочей силы, снижение производительности труда (на заводах и фабриках ушедших на фронт мужчин заменяли женщины и подростки) вели к неуклонному снижению объема промышленной продукции. Тяжелое положение сложилось и в сельском хозяйстве, продукция которого в 1915-1916 гг. сократилась почти вдвое, в результате чего правительство было вынуждено ввести карточную систему на основные продукты питания. Все это усиливало антивоенные настроения. Уже с августа 1915 г. в стране нарастал экономический и политический кризис. Установлением «гражданского мира» правительство Бетман-Гольвега стремилось укрепить тыл и создать необходимое единство всех слоев немецкого общества. Тем не менее, в конце 1914-1915 г. в Германии произошло более 160 стачек.

Октябрьская революция в Петрограде и выход России из войны заметно усилили антивоенные и революционные настроения в Германии. В январе 1918 г. всеобщая политическая стачка охватила основные индустриальные центры страны - Берлин, Гамбург, Бремен, Рейнско-Вестфальский район, Среднюю Германию. Свыше миллиона ее участников требовали заключения мира с Россией, амнистии политических заключенных, отмены военной диктатуры, улучшения продовольственного снабжения. Лишь введя осадное положение, власти через посредничество правовых лидеров социал-демократии Фридриха Эберта и Филиппа Шейдемана добились прекращения стачки и сурово расправились с ее участниками.

Провал наступления на фронте, предпринятого весной и летом 1918 г. вызвал сильнейшее брожение в тылу. Экономика Германии трещала по швам, население окончательно утратило веру в кайзера и генералитет, происходили почти непрерывные забастовки, началось разложение армии и флота. В Германии назревал сильнейший социальный взрыв, нашедший свое выражение в создании парламентского правительства для проведения переговоров о перемирии на основе «14 пунктов» В. Вильсона. Поражение Германской империи свершилось. 10 ноября власть в Берлине перешла к социал-демократическому Совету народных уполномоченных. Империя Гогенцоллернов прекратила свое существование.

Ко времени, когда началась первая мировая война, Ясперс уже закончил медицинский факультет, и, получив профессию врача-психиатра, с 1909 по 1915 год работал научным ассистентом в психиатрической и неврологической клинике в Гейдельберге. Здесь он написал свою первую большую работу «Всеобщая психопатология» (1913), которую защитил в качестве диссертации, и получил степень доктора психологии. Методологическую базу этой работы составили метод описательной психологии, как его развивал Гуссерль (более позднего Гуссерля с его методом «созерцания сущностей» Ясперс не принял) и так называемая «понимающая психология» В. Дильтея. Эта работа имела большое значение и для дальнейшего развития научного мышления Ясперса. После защиты диссертации он начал читать лекции по психологии в Гейдельбергском университете; среди его первых тем была психология характеров и дарований, а так же патография выдающихся личностей (модная в то время тема - гений и болезнь). Впоследствии Ясперс опубликовал об этом несколько работ: о Стриндберге, Ван Гоге, Сведенборге и Гельдерлине, о болезни Ницше и связи с его творчеством.

Изучение политических и социологических трактатов и знакомство с видными мыслителями того времени привели к тому, что Ясперс все более увлекался историей философии. В 1913 году он получает доцентуру на философском факультете Гейдельбергского университета. «Итак, - пишет Готшальк, - двери клиники закрылись за ним. Будущее, к которому вел путь через психологию, отныне принадлежало философу Ясперсу».

В 1919 году Ясперс издает плод многолетнего труда - «Психологию мировоззрений», которая затрагивала уже собственно философские проблемы и принесла ее автору широкую известность. «В исторической ретроспективе, - пишет Ясперс, - «Психология мировоззрений» является самым ранним произведением, где излагается та современная философия, которая впоследствии стала называться экзистенциализмом, философией существования…. Здесь были затронуты почти все основные вопросы, которые позднее осознавались со всей ясностью и были развернуты во всей широте: вопрос о мире, - каков он для человека; вопрос о ситуации, в которой находится человек, и о тех пограничных ситуациях, которых он не может избегнуть (смерть, страдания, случай, вина, борьба); вопрос о времени и многомерности чувства времени; вопрос о развитии свободы при создании человеком самого себя; вопросы об экзистенции, о пути мистики и пути идеи, и т.д.».

Самим Ясперсом признается тот факт, что «Психология мировоззрений» несет на себе печать влияния Макса Вебера, которому он во многом обязан как своей мировоззренческой - особенно политической ориентацией, так и своими методологическими подходами к анализу философских проблем. В своей «Философской автобиографии» Ясперс, в частности, писал: «Всем мышлением и всем существом своим Макс Вебер… глубоко влияет на мои взгляды, как не влиял ни один другой мыслитель».

Вероятнее всего, в учении Вебера Ясперса привлекало «жесткое разделение личностного мировоззрения с одной стороны, и научного исследования, с другой».

Вебер «…стремился отклонить признание неумолимости жестких исторических законов, точно так же, как и обобщающие концепции марксизма, эволюционизма, дарвинизма, органологии (теория органического развития общества). Всем им Вебер противопоставлял методологический индивидуализм…. На практике Вебера более всего интересовали взаимосвязи между мировоззрением, интересами и социальными структурами. Теоретически же при таком понимании речь шла о том, чтобы измерить социальное действие по шкале его большего или меньшего приближения к критерию рациональности». Таким образом, в полемике против неверно понимаемого «закона причинности» Вебер отстаивал понятие исторической причинности как эмпирической причинной цепи, имеющей для нас культурную значимость.

Аргументация Вебера в защиту истории как науки о действительности была направлена против общепринятого тогда понимания истории как процесса развития чего-то объективно существующего или прогрессивного развертывания какого-то феномена - будь то абсолютный дух, мировой разум, государство, нация или общественно-экономическая формация.

Вообще, увлечение историей-развитием было особенно характерно для Германии. Еще Ницше в работе «По ту сторону добра и зла» писал, что «…и сам немец не есть, он становится, он «развивается». Поэтому «развитие» является истинно немецкой находкой и вкладом в огромное царство философских формул: оно представляет собой то доминирующее понятие, которое в союзе с немецким пивом и немецкой музыкой стремится онемечить всю Европу».

Вебер, однако, пересмотрел традиционные представления о прямолинейном прогрессе, в котором он рассматривал социокультурную эволюцию как рационализацию по многим параметрам и во многих направлениях. Одновременно он отклонял тогдашние «научные теории развития», основанные на признании исторической закономерности, неважно какого вида. Его ответом на кризис эволюционизма явился подход к истории не как к процессу единого развития, а ее разделение на аспекты многомерного анализа. В этом и заключается влияние воззрений Вебера на развитие теорий модернизации, неоэволюционизма, исторической социологии как одного из вариантов «новой социальной истории».

Отвергая, таким образом, признание неумолимости жестких исторических законов (марксизм, эволюционизм и т.д.), и отрицая тезис, что, следуя какой-либо из упомянутых обобщающих теорий, есть возможность предопределить будущее человечества во всех его исторических аспектах, Вебер писал: «Судьба всякой культурной эпохи, вкусившей плоды с древа познания, состоит в осознании того, что мы не можем вывести смысл мироздания из самых современных результатов его исследования, но сами придаем ему этот смысл, а «мировоззрения» никогда не могут быть продуктом развивающегося опытного знания».

Будучи учеником Вебера, высоко ценившего таких художников-мыслителей как Ницше и Достоевский, молодой Ясперс был не чужд и их влияния. Наконец, с Вебером Ясперса сближал и общий для обоих острый интерес к политике. Семья Ясперсов была не чужда политических интересов: дед и отец Карла, а так же два брата его матери были депутатами ландтага в Ольденбурге. Кроме того, отец философа в течение многих лет был председателем Ольденбургского магистрата. Поэтому, Ясперс, как и Вебер, с ранних лет в кругу семьи слышал обсуждение самых разных политических вопросов. «Суровый либерализм» Вебера, его убеждение в том, что реальная гражданская жизнь в обществе предполагает политическую свободу, молодой Ясперс полностью разделял: «Все то, что я думал о политике с начала войны в 1914 г., определилось влиянием Макса Вебера. Национальная идея была до этого чужда мне. Благодаря Максу Веберу я научился национальному мышлению и воспринял его близко к сердцу. Ситуация в мировой истории, как он говорил, ставит народ великой державы перед лицом ответственности, от которой он не в праве уклониться. Не какое-то маленькое государство - к примеру, швейцарское, существование которого имеет другой смысл, тоже в высшей степени желательный (наибольшая свобода индивида в маленьком государстве), но которое лишено ответственности, ибо лишено силы - а именно мы в ответе перед грядущим человечеством за то, что будет или не будет. Мир поделен между русским кнутом и англо-саксонским конвенциализмом. Наша задача и наш шанс состоят в том, чтобы спасти то третье, что существует между тем и другим - дух либерализма, свободы и разнообразия жизни личностей, величие западной традиции. Такова была позиция Макса Вебера, и я присоединился к ней».

Смерть Вебера была ощутимым ударом для Ясперса: «Когда в 1920 году Макс Вебер умер, - пишет он, - у меня было чувство, будто перевернулся мир. Не стало человека, который оправдывал для меня существование этого мира и наполнял его душевностью. Макс Вебер был таким авторитетом, который никогда не вставал в позу и не вещал, никогда не освобождал остальных от ответственности, - он просто поддерживал те начинания, которые были созвучны его глубоко человеческому мышлению, строгому и ясному. Не стало человека, умевшего очень надежно, незаметно, исподволь направлять ход разумных дискуссий, человека, мышление которого давало прочную основу для глубочайшего понимания современной ситуации и позволяло судить об усилиях реальных действий ученых, о событиях и достижениях познания». Неудивительно, что впоследствии он оказался непримиримым противником тоталитаризма в любом его проявлении - особенно в условиях национал-социализма.

3. Деятельность Ясперса как профессора Базельского университета

10 января 1920 г. вступил в силу Версальский договор, согласно которому территория Германии уменьшилась на 1/8, население - на 1/10. Страна лишилась военного и торгового флота, ее порты были объявлены открытыми для судов стран Антанты. Германия потеряла все свои колонии, взяла на себя тяжелые репарационные обязательства. Франции возвратили отторгнутые в 1871 г. Эльзас и Лотарингию, Польше - земли, захваченные Пруссией в XVIII в. Левый берег Рейна оккупировали войска Антанты сроком на 15 лет. Саарская область была передана так же на 15 лет под управление Лиги наций, угольные шахты Саара переданы Франции. Кроме всего прочего, Германии отныне запрещалось содержать вооруженные силы. Таким образом, Германия на ряд лет перестала играть роль великой державы.

Тем не менее, в период Веймарской республики гуманитарные науки и литература переживали довольно значительный подъем. Условия для их развития, по сравнению с кайзеровскими временами, были более благоприятны в силу образовавшегося после падения империи идеологического вакуума и, как следствие, значительного ослабления цензуры. На 20-е годы приходится взлет творчества корифеев немецкой социально-политической и исторической мысли: Макса и Альфреда Веберов, Хейзинги, Шпенглера, Ранке и, разумеется, Ясперса, социально-исторические позиции которых кардинально отличались ох их более старших коллег по научному цеху.

Когда 1 апреля 1922 года Ясперс получил кафедру, став ординарным профессором в Гейдельберге, ему казалось, что он еще не готов к этому - по его собственным меркам. Он стал заниматься изучением общественных наук более основательно. В качестве более конкретной задачи Ясперс выдвинул самостоятельную переориентировку и акклиматизацию в этой сфере. Решение этой задачи требовало особого методологического осмысления и глубокого проникновения в основополагающие социально-политические и исторические произведения великих. Задача состояла не в учении и не в умножении знаний, а в освоении тех форм мышления и образов действия, которые требовались при обращении к великим мыслителями, но научиться которым было нельзя, поскольку их не существовало в готовом виде. Ясперсу предстояло выйти на новый уровень мышления. Сделав такой выбор, нужно было начать практически с азов.

Примечательно, что лекции и семинары Ясперса не были изолированы от его поисков. Если прибегнуть к традиционному делению, то эти лекции были отчасти историческими, а отчасти - систематизирующими. В своих лекциях по истории философии он приводил идеи и образы, посещавшие его в ходе изучения материала, давал характеристики эпох и говорил о смысле принятия в эти эпохи рациональных концепций и методов. Не чувствуя необходимости жестко привязываться к хронологическому порядку, он периодически затрагивал темы из самых разных времен европейской истории философии: «Наверное, я был похож на дирижера оркестра, который дает зазвучать то одному, то другому голосу из прошлого…».

Таким образом, его нельзя назвать ни заурядным ученым, ни заурядным преподавателем. Надо сказать, что Ясперс никогда не был эпигоном. В науке, равно как и в жизни, он всегда стремился к независимости в мышлении и искал новые пути, что часто ставило его в положение оппозиционера. Приведем пример, описываемый его биографом Г. Готшлаком: «В 1924 году приватдоцент в области статистики Гумпель, выражавший пацифистские взгляды, высказался против существования рейхсвера и перевооружения Германии. Среди большинства верноподданных преподавателей это вызвало взрыв возмущения. Выступление Гумпеля было объявлено позорным для университета, и реакционная часть профессуры потребовала его официального наказания. Что же касается Ясперса, то он решительно выступил против травли Гумпеля. Требование о наказании Гумпеля он воспринял как угрозу свободе университета в целом и каждого его сотрудника в отдельности. Он опасался, что подобные репрессии могли бы открыть путь к расправе с учеными, которые не согласны с господствующими официальными взглядами, и низвести университет до положения раба господствующего режима».

В своих трудах, относящихся к периоду Веймарской республики, Ясперс настаивал на том, что ни история, ни философия не могут быть чисто научным знанием, что они не могут отвлечься от реального человека, от «его фактической действительности во времени», от болевых точек эпохи.

Начиная с середины 20-х, годов Ясперс становится одним из ведущих ученых Германии. Однако с установлением диктатуры национал-социалистов в жизни Ясперса наступает тяжелый драматический период. С 1933 года он был лишен возможности принимать участие в управлении университетом, поскольку был снят со всех постов, имевших отношение к университетской администрации. В 1937 году его окончательно отстраняют от преподавания и, наряду с профессурой, в 1938 году лишают права издавать в Германии свои работы. Одной из причин было то, что жена Ясперса - еврейка. Будучи женатым на еврейке, Ясперс, таким образом, терял все права на своей родине «Общее и главное ощущение от всего было - утрата правовых гарантий в собственном государстве. Заставить забыть эту бесправность, оставленность на произвол судьбы не могли ни хорошее отношение отдельных людей, не порвавших со мной, ни поддержка друзей…, ни помощь торговцев и ремесленников, которую они оказывали моей жене, ни глубокая внутренняя связь с ближними…».

Идеи ученого никак не соответствовали постулатам национал-социализма, он решительно разошелся со своим другом Мартином Хайдеггером, поддерживавшим (хотя бы и временно) режим и ставшим ректором Фрайбургского университета.

Эти двенадцать лет (1933-1945) означали для Ясперса вступление в особую жизнь. Произошло полное внутреннее «отмежевание» от германского рейха как политического образования: «За бесконечно малым исключением немцы - включая моих старых друзей - страстно желали победы, тогда как я в атмосфере ликования отчаянно озирался по сторонам в поисках какого-нибудь признака, который говорил об ином повороте событий». Вместе с тем следует отметить, что Ясперс, не будучи сторонником нацистов, не выступал открыто против нацистского господства. «Я не герой, - говорил о себе философ, - и не хочу, чтобы меня таковым считали». Биограф Ясперса пишет, что в той обстановке Ясперс решил придерживаться тактики «…тщательной осторожности в отношениях с властями. Это относилось, прежде всего, к гестапо».

Находясь на пенсии, в тревожном ежедневном ожидании «стука в дверь», ученый продолжает работать - писать «в стол», поскольку надеялся, что придет время, и его труды все-таки будут востребованы: «В годы национал-социализма мы и все наше окружение жили на краю пропасти. Мы сами считали катастрофу совершенно неотвратимой, но надежда на лучшее никогда не исчезала совсем» .

Этот период жизни Ясперса - время раздумий о политической истории Германии, существовавшей на протяжении тысячи лет. Именно в прошлом своей родины он ищет истоки теперешней ее трагедии, того длительного состояния национального позора, в котором она пребывала в период господства национал-социалистов. Эти размышления привели его к мысли, что у будущей, освобожденной от фашизма Германии, нет иного пути, кроме как после невиданных внутренних и внешних катастроф в новой ситуации воссоздаваться заново. И делать это надо, как он считал, постигнув с предельной ясностью те эпизоды истории, которые означали крах и катастрофу.

Окончание второй мировой войны круто изменило жизнь мыслителя. Когда 1 апреля 1945 года американцы заняли Гейдельберг, у Ясперса появились большие надежды на будущее. Уже три дня спустя он вошел в состав избранной по его инициативе комиссии, состоящей из тринадцати профессоров, которая должна была подготовить к открытию временно закрытый университет.

Имя Ясперса значилось в «белом списке» противников нацизма, ему вернули права ординарного профессора и ввели в состав руководящих органов открытого вновь университета. Ясперс - вместе с Альфредом Вебером - стал издателем публицистического журнала «Die Wandlung» («Преображение»).

Университет был делом его жизни. Здесь, как ему казалось, он кое-что смыслил и мог кое-что предложить. Его давние надежды начинали осуществляться: после длительного перерыва, Ясперс, наконец, возвращается к преподаванию, сначала в Гейдельберге, а с 1947 года - в университете Базеля. Не имея по причине слабого здоровья возможности стать деканом или ректором, он трудился в меру своих сил - участвовал в различных обсуждениях, вносил предложения, и, таким образом, способствовал тому, чего не мог реализовать сам в полной мере.

Это время рождения Ясперса как политического мыслителя. Принимать активное участие в политике в послевоенный период он не мог: ему оставалось лишь размышлять, писать, выступать с лекциями.

В это время Ясперс, продолжая развивать свои исторические и политические взгляды в ряде фундаментальных научных произведений, все больше увлекается публицистикой, что, несомненно, расширяет его аудиторию, делает его идеи более доходчивыми и для широких кругов населения. Ясперс часто выступает по радио с беседами на различные политические и философские темы. Причем, следует отметить, что именно политические выводы Ясперса сделали его весьма известным.

Рассматривая самые жгучие и больные вопросы эпохи, как бы возвращаясь к первой своей профессии врача-психиатра, Ясперс поставил диагноз болезни немецкой нации и предложил ей пути решения. Главным для будущего Германии Ясперс считал процесс национального самоосмысления и национальной самокритики. На первый план выходила проблема вины - вины и ответственности каждого: «Требование переплавиться, возродиться, отбросить все пагубное, - говорил он, - это задача для народа в виде каждого в отдельности».

Книги Ясперса получают большое распространение и популярность среди широкой общественности, чем среди специалистов. Это в значительной мере объясняется тем, что учение Ясперса не носит сугубо академического характера. Некоторые его произведения переиздавались пять раз, а их тираж достигал 100 тыс. экземпляров (для Западной Германии это была внушительная цифра).

Безусловно, известность и популярность Ясперса объясняются, прежде всего, тем, что он вторгается в самые животрепещущие сферы, не избегает острых вопросов и зачастую резко критикует государственных и политических деятелей, включая и наиболее высокопоставленных. Еще в 20-х годах он писал о том, что военщина не в состоянии решать политические задачи, поэтому ее притязания на политическое влияние не оправданы. Он выступал за то, чтобы в руководстве жизнью страны государственные деятели и ученые дополняли друг друга, объединяя свои усилия. Там, где политику подобает молчать, ученый может говорить. Но ответственность несут и тот и другой. Политик должен быть готов к тому, чтобы ради истины пойти на риск потери своего поста. Такой государственный деятель заслуживает уважения, ибо, по словам Ясперса, политика, служащая истине, является единственной «достойной человека политикой». В работах Ясперса, таким образом, политические вопросы нередко переплетаются с вопросами научного мировоззрения.

Сам Ясперс ставил перед собой две задачи: во-первых - прояснить для самого себя нравственные предпосылки политики и реального отношения к ней, а во-вторых - ориентировать свое политическое мышление в соответствии с позицией «гражданина мира», то есть человека без определенной гражданской принадлежности, которую он занял еще в годы фашистской диктатуры в Германии. Ясперс много писал о роли политического сознания и о тех последствиях, которые неизбежно следуют за несоблюдением основных его принципов: «Где бы в мире я не ощущал великое дыхание политического мышления, сознающего ответственность за человечность, то есть за свободу человека и человеческие права, где бы я при этом не усматривал силу, мужество жертвенности, готовность к борьбе за единую великую идею, там я сразу прислушивался со всем вниманием, стараясь ничего не упустить, и обретал надежду. Не обладая силой сам, я чувствовал, что должен, по крайней мере, сопереживать в мысли и воспроизводить то, что на этом пути могло быть необходимым для политического сознания».

Ясперс осуждает национализм. Он пишет о пагубном влиянии национализма на политическое сознание. Отмечая, что немецкий национализм формировался на протяжении целого тысячелетия, Ясперс подчеркивает, что именно необходимо предотвратить, чтобы он не стал фактором политической жизни и не превратился в национально-государственную доктрину. Любая нация, считает Ясперс, должна лишь «бороться за преимущество разума».

В первое послевоенное десятилетие Ясперс сделал для себя очень важное открытие, которое, правда, было уже известным на протяжении веков, но, как говорится, немного подзабылось: философия не лишена практических выводов. При этом подразумевалось, что ни одна великая философия не лишена политического мышления. «От Платона до Канта, - говорит Ясперс, - до Гегеля, Киркегора и Ницше простирается большая политика философов». Он понял: то, что представляет собой какая-либо философия, она обнаруживает в своем политическом проявлении. И это - не какое-то ее побочное свойство. В этом - ее центральное значение. Он утверждал, что не случайно национал-социализм и большевизм видели в философии смертельного врага в духовной сфере.

С тех пор для Ясперса вопрос о политическом мышлении стал одним из основных критериев при оценке взглядов любого ученого, либо человека, себя таковым считающего.

Итак, в послевоенные годы Ясперс - один из духовных лидеров новой Германии, Германии, очищенной от нацистской ереси, страны с великим, но в тот период еще неопределенным будущим. Особенно важна была его роль в первые годы после второй мировой войны, на развалинах гитлеровской империи. Он стал тогда «мыслящей совестью немецкого народа». В то время среди общей растерянности Ясперс твердо знал, что он мог и должен был сказать.

Он обращается к соотечественникам в своих книгах, статьях, о и в выступлениях по радио, и везде его главная мысль - как спасти человечество от тоталитаризма, этой главной опасности XX века, ввергающей людей в кровавые революции и истребительные войны.

По мнению мыслителя, к осуществлению этого великого замысла ведут два пути: первый путь - широкое обращение к гуманистическим традициям - к Лессингу, Гете, Канту; второй - более серьезный, более надежный, как он полагал, путь для всех, кто утратил веру в жизнь в ее традиционной форме и «пробудился» к автономии, к своей духовной самостоятельности, - обретение философской веры, которую Ясперс ставил выше всякой религии, исключающей глубокое философское осмысление и требующей слепого, фанатичного поклонения от своих адептов. Ясперс считал, что в «…основе всего лежит всеохватывающая вера, которую никто не может назвать своей собственной, представив ее в определенном облике: вера в путь истины, на котором могут встретиться все, кто честно ведет исследование. Они остаются открытыми в мышлении своем, они не замыкаются от других. Другие образы веры не исключаются, а если это происходит, то, скорее, служит признаком неистинной веры».

Таким образом, философская вера обосновывается Ясперсом как смысл философского учения, направленного на воспитание человечества посредством самовоспитания отдельных индивидов в атмосфере духовной свободы. Люди должны понять, что ни один этнос в целом и ни один индивид в частности, не обладает правом ставить себя выше остальных. Только так, по мнению мыслителя, возможно избежать повторения в мире тоталитаризма. В работе «Философская вера» (1931) он сформулировал ее суть со всей четкостью и определенностью. В некоторых из последних своих работ («Наше будущее и Гете» (1947), «Разум и антиразум в нашу эпоху» (1950), «Об условиях и возможностях нового гуманизма» (1962) мыслитель «…возвращается к ценностям старой бюргерской культуры в Германии, пытаясь их обновить и отчасти ограничить, «привив» к ним опыт «кризисного сознания» Киркегора и Ницше, но в то же время сохранить их непреходящую правду».

Обстановка, сложившаяся в ФРГ в первые десятилетия существования страны, вызывала у Ясперса стойкое неприятие. Военно-политический крах германского национал-социализма открывал перспективы демократического переустройства страны. Однако условия этого были тогда крайне неблагоприятными. Широкие массы населения находились в состоянии полной деморализации. Нередко они считали крушение нацистского режима катастрофой Германии вообще, поскольку послевоенное существование определяла нужда, а главными заботами миллионов людей стали поиски пропитания и крыши над головой.

Сепаратная денежная реформа, проводимая в западных оккупационных зонах согласно «плану Маршалла» и начатая в ответ на это блокада Западного Берлина стали первым опасным кризисом «холодной войны», что явилось еще одним шагом к расколу Германии. Раскол завершился в 1949 г. утверждением «Основного закона Федеративной Республики Германии» и конституированием двухпалатного парламента. Президентом страны был избран лидер Свободной демократической партии Т. Хейс, а федеральным канцлером стал представитель Христианского демократического союза К. Аденауэр, пришедший к власти под антимилитаристскими лозунгами, в то же время пропагандируя совместную оборону стран Запада против «агрессора мирового коммунизма». Во внутренней политике данный правительственный курс выразился в запрещении радикальных партий.

В стране сложилась двусмысленная ситуация: с одной стороны - налицо экономический подъем и рост жизненного уровня населения, в связи с проведением в жизнь хозяйственной политики министра экономики Л. Эрхарда, которого называли «отцом экономического чуда»; с другой - реальное ограничение демократических прав и свобод, выражавшееся в олигархии партий, сужении правовой сферы населения и невозможности его участия в политической жизни страны, жесткой цензуре средств массовой информации с целью предотвращения публичной критики деятельности правительства (прежде всего - в области военной и международной политики).

Данная политическая ситуация послужила для Ясперса толчком к тому, чтобы по-новому осмыслить происходящие в ФРГ процессы и дать им соответствующую политическую оценку. И хотя Ясперс стремился к тому, чтобы «как можно осмотрительнее высказать самые радикальные идеи», в умах его слушателей преобладало все же «нежелание знать», «стремление забыть», что и было ведущей тенденцией в германском историческом сознании первых послевоенных лет. В умах немцев сочетались и ненависть к фашизму, и стремление забыть прошлое, даже оправдать его, готовность извлечь уроки из истории «третьего рейха» и, одновременно, приспособиться к политике оккупационных властей. Летом 1947 г. еженедельник «Die Zeit» констатировал, что тогдашнюю социально-психологическую ситуацию определяло «вытеснение прошлого из коллективной памяти», осуществлявшееся под девизом: «Мне не к чему знать обо всем этом, у меня совсем иные заботы».

Радикализм и непримиримость идей Ясперса снискали ему славу оппозиционера, причем не только антиадминистративного, но и антиобщественного. Осенью 1946 г. Карл Ясперс сообщал Хане Арендт: «Мне трудно читать, когда я вижу перед собой враждебные лица. Только после 1937 года я ощущал такое настроение в аудитории, как сегодня». Ясперс был уверен, что в отношении к нему студентов преобладало «пренебрежение и недоверие». По этой причине Ясперс был вынужден в том же году переехать в Швейцарию по приглашению Базельского университета.

Даже спустя два десятилетия после отъезда Ясперса в Базель ученого не переставали волновать некоторые тенденции в развитии ФРГ. В частности - нараставшая активность неонацистов - людей, выступавших против самой идеи преодоления коричневого прошлого. С 1964 г. неонацисты располагали организационным центром - Национал-демократической партией, которая проиграла выборы в бундестаг, но прорвалась в ландтаги нескольких федеральных земель. Шла «холодная амнистия» нацистских преступников. В 1966 г. канцлером ФРГ стал христианский демократ, бывший член нацистской партии Курт Георг Кизингер. Правительство обнародовало проекты авторитарных антиконституционных законов о чрезвычайном положении. Ущемлялась свобода печати. Правительство упрямо заявляло о непризнании послевоенной границы с Польшей по Одеру и Западной Нейсе, неоднократно требовало передачи ФРГ американского ядерного оружия, не желало установить нормальные отношения с ГДР. Возникла реальная опасность забвения уроков коричневого прошлого.

В этой вязи в Ясперсе все более крепла уверенность выступить с «последней политической публикацией», в которой он «до конца», «как никогда определенно и как никогда резко» выскажется о Федеративной Республике». Ученый стремился не только. обнажить корни зла, но и обратиться не к политикам, а к народу. Эта книга, ставшая бестселлером, и получила название «Куда движется ФРГ?».

Ясперс считал совершенно недопустимым то, что народ в Западной Германии практически отстранен от участия в политической жизни, партии и боннское государство «не информируют народ, не приучают его мыслить». Что же касается выборов, то они на деле являются не подлинными выборами, а опросом, регулируемым партийной олигархией: «Руководство государством, - пишет Ясперс, - находится в руках партийной олигархии, которая узурпирует государство». И далее ученый пишет: «Мы идем по пути, в конце которого не будет ни демократии, ни свободного гражданина…. В чем заключаются изменения в структуре Федеративной Республики? Мне кажется, - в переходе от демократии к олигархии партий, от олигархии партий - к диктатуре… Все решает партийная иерархия и бюрократия».

Мыслитель полагает, что на пути к авторитарному государству люди, находящиеся у власти, пытаются обезопасить себя тем, что запрещают неугодные режиму политические партии. Касаясь в этой связи запрета КПГ, Ясперс подчеркивает, что с политической точки зрения это недемократично. В ФРГ, как явствует из его слов, царит произвол властей, развивается чуждое свободе интриганство. «У нас, - пишет Ясперс, - призывают к развитию личности, но делают все для того, чтобы она не развивалась и не могла проявить себя».

При этом мыслитель подчеркивал, что авторитарное государство может развиться не только в направлении диктатуры, но и в условиях многопартийного правительства, а тем более в условиях большой коалиции. Знаменательно, что эти слова были написаны еще до образования правительства «большой коалиции» во главе с Кизингером - Брандтом, основной задачей которого во внутриполитической сфере стало «чрезвычайное законодательство», направленное на «усмирение» внепарламентской оппозиции.

Резкое и решительное осуждение в книгах Ясперса получают чрезвычайные законы. Причем в их оценке Ясперс идет, пожалуй, даже дальше некоторых видных профсоюзных деятелей, занимающих левые позиции в западногерманском рабочем движении. «Если правительство на основании чрезвычайных законов применит силу против безоружных масс, оказывающих лишь пассивное сопротивление, то насилие по отношению к правительству будет оправдано если не с юридической, то с морально-политической точки зрения».

Таким образом, в качестве выхода из создавшейся ситуации Ясперс предлагает радикальное решение. Он пишет: «Свобода не дается легко, ей приходится утверждать себя. Когда речь идет о том, чтобы отстоять политическую свободу народа, спасти ее, обрести все, то всегда возможна гражданская война. Гражданские войны были в Голландии, Швейцарии, Англии. Когда не идут на риск такой войны, то покоряются произволу, бесправию и даже преступному государству национал-социализма. «Только не гражданская война», - в своей жизни я тысячи раз слышал это; так говорили еще в моем детстве, а в последний раз - в 1933 году. Я сказал бы: именно потому, что у нас никогда не было гражданской войны (если не считать монархических, поистине отвратительных, навязанных силой…), мы так и не завоевали свободы; вместо этого мы привыкли терпеть и санкционировать бесправие, ссылаясь на то, что это, мол, относится к области политики». Это, однако, не означает, что Ясперс - сторонник гражданской войны. Он просто считает, что если положение не изменится, то гражданская война станет неизбежной.