Киевская Русь

1 Федотов-Чеховской. Акты гражданской расправы, стр. 407.,

2 За разъяснение греческих терминов, соответствующих древнерусскому "челядь", и перевод текста Маврикия приношу глубокую благодарность С. А. Жебелеву.

Несомненным мне кажется понимание термина челядь в некоторых летописных текстах в смысле пленников, судьба которых может быть самой разнообразной. Не случайно Маврикий Стратег, византийский писатель VI в., сказал о славянских пленных: "Находящихся у них в плену они не держат в рабстве (ар.), как прочие народы, в течение неограниченного времени, но, ограничивая им срок, предлагают на выбор: желают ли они за известный выкуп возвратиться восвояси или оставаться там, где нахо-дятся, на положении свободных и друзей (ар.) Для грека раб противополагается свободному, под которым разумеются все не рабы, т. е. не только подлинно свободные, но и зависимые люди всех оттенков, исключая рабов.

Нам хорошо известно, что пленники продавались, но нам также хорошо известно, что они и выкупались и их сажали на землю в качестве колонов.1

Договоры с греками подчеркивают право обеих договаривающихся сторон на выкуп пленных даже и в том случае, если их успели уже продать.

Ополоненные челядью князья не раз сбывали свой товар за границу. В этом смысле Святослав и говорил о том, что в Переяславец на Дунае, куда "вся благая сходятся", из Руси идет "скора и воск и мед и челядь".

Очень характерно, что пространная "Правда Русская" в особом отделе об обельном холопстве, - т. е. подлинном, настоящем в узком смысле слова рабстве, - среди источников рабства плен не упоминает. Здесь определенно и решительно эта "Правда" заявляет, что "холопство обельное трое", т. е. имеется только три источника рабства: 1) купля, 2) женитьба на рабе без особого договора, 3) поступление в тиунство без особого договора.2 Стало быть, пленный как таковой - еще не раб, но он уже челядин, который может стать рабом после продажи, да и то со значительными оговорками, пример которых указывают договоры с греками.

Если наши старые письменные источники, и прежде всего "Правда Русская", различают просто холопов и холопов обельных, только под последними разумея настоящих рабов, то тем резче они, как мы видели, отличают холопов от челяди. И эта очевидная потребность провести границу между обельным холопом и челя-дином заставила составителей "Правды Русской" в этом отношении быть очень точными.

Из этого факта строгого различия челядина и обельного холопа, мне кажется, можно было бы сделать вывод, что в составе челяди нет места по крайней мере полному или обельному холопу. Но этот кажущийся естественным вывод разбивается об утверждение Митрополичьего Правосудия", где челядином называется и полный холоп (под термином челядин-полный), которого господин может даже безнаказанно убить.

1 Лаврентьевская, Ипатьевская и Никоновская летописи, под 1031 г;: "Ярослав же и Мстислав собраста вой многы и идоша на ляхи и заяста грады Червенския опять и повоеваша Лядскую землю и многы ляхы приведоста и разделиста я; и посади Ярослав своя по Роси, и суть, до сего дни".

2 "Правда Русская", Троицк. IV сп., ст. 110.

Принимая во внимание все эти обстоятельства и учитывая факт различения "Правдой Русской" челядина и холера, мы естественно приходим к выводу, что если холоп даже и входит в понятие челяди, то он там не растворяется целиком, и в отдельных случаях "Правда" находит необходимым говорить о нем отдельно.

Если мы правильно поняли смысл термина "челядь", тогда мы можем видеть в "Правде Русской" челядь и там, где она прямо не называется.

Известно, например, что "Правда" Ярославичей, заключающая в себе материал для суждения об организации крупной феодальной вотчины XI в., ни разу не пользуется термином "челядь". Но, поскольку здесь речь идет о зависимых непосредственных производителях, эксплоатируемых крупным землевладельцем (в данном случае князем), нельзя себе представить, чтобы законодатель мог обойтись без самой мысли о челяди. Имение для данного периода без челяди также немыслимо, как фабрика без рабочих. Мне кажется, что законодатель челяди не забыл, но для данного случая он предпочел раскрыть перед нами конкретное содержание этого понятия, указав на отдельные элементы, в него входящие.

Возьмем знаменитые ст. ст. 24-26. "А в сельском старосте княжи и в ратайнем 12 гривен". "А в рядовници княже 5 гривен". "А в смерде и в холопе 5 гривен". Перед нами перечень непосредственных производителей, находящихся под прямым наблюдением княжеских старост, т. е. представителей собственника земли. Можем ли мы назвать всю эту группу рабочего населения вотчины челядью? Думаю, что можем, хотя и с некоторыми оговорками. Несомненно, сюда входят холопы, затем люди, зависимые от собственника по договорам ("ряд", отсюда "рядович", "рядовник"). Встречаем мы здесь и смерда. Однако, насколько можно судить по очень скудным и неясным данным "Правды", смерд едва ли входил в состав челяди так, как холопы и рядовичи. Смерд может работать на барском дворе в барской усадьбе, в барском хозяйстве вообще, но он не теряет своих специфических признаков непосредственного производителя, владеющего средствами производства, хотя и иногда не всеми, необходимыми для ведения самостоятельного хозяйства.

Появление смерда рядом с холопами и работающими по договорам людьми нужно рассматривать как симптом, угрожающий самому существованию челяди в качестве основы барского хозяйства. Это симптом перехода к новому, более прогрессивному способу ведения хозяйства, стало быть, к следующему, новому этапу в развитии всего общества.

Смерд действительно сделал в конечном счете челядь ненужной.

Но для данного отрезка времени, отраженного в "Правде" Ярославичей, смерд существует в барском хозяйстве рядом со старой челядью, надо думать, в значительной степени подчиняясь режиму, созданному здесь очень давно. При этих условиях и на смерда иногда распространялись черты, характерные для челядина, значительно роднившие его с положением патриархального раба.

Итак, термин "Правды Русской" "челядь" обнимает собой разновидности барской дворни, вышедшей из патриархальной familia; термин живет и в процессе своей жизни заполняется новым содержанием, обнаруживая, однако, тенденцию к исчезновению. По своему содержанию он столь же сложен, сколь и важен для правильного понимания общественных отношений IX-XII вв.

Мы переходим к рассмотрению входящих в него ингредиентов. Начнем с древнейшей разновидности непосредственных производителей, вынужденных работать не на себя, а на своих господ,- с рабов.

Рабы

Рабство продолжало существовать и в Киевском государстве. Мы видели рабов в составе челяди. Их прекрасно знают и договоры с греками и Правда Русская, и летописи и жития. Житие Феодосия Печерского, писанное в XI веке Нестором, сообщает нам, что тринадцатилетний Феодосии, сын небогатого землевладельца, будущий столп Печерской обители, "исходит с рабами своими на село делати со всяким прилежанием".1 Сыну богатого боярина Варлааму, насильно возвращенному в родной дом из Печерского монастыря, по распоряжению отца "служат раб множество". Те же рабы и рабыни плачут, когда Варлаам, несмотря на все меры, принятые отцом, чтобы оставить его дома, настоял на своем и решил вернуться в монастырь.2 Приблизительно тогда же (в 1068 г.) новгородского епископа Стефана в Киеве удавили собственные холопы.3

В самом Печерском монастыре работали рабы, и когда преподобный Василий в течение нескольких лет днем и ночью вместо них молол на братию жито, "легота бываше рабом".4

Наличие рабов и их производственное значение обозначено здесь совершенно четко. Но этих фактов мало для определения места рабов в структуре Киевского общества X-XI вв.

Мы должны обратить внимание и на другие стороны вопроса. Бросается, например, в глаза факт значительного простора, предоставляемого законом X-XI вв. выкупу пленных.

О выкупе говорит ст. 9 договора с греками Олега (911 г.): "аще от рати ят будет... такоже да возвратится во свою страну, и отдана будет цена его..." В договоре Игоря 945 г. об этом предмете говорится еще яснее: "Елико хрестиян от власти нашея (т. е. треков) пленена приведуть Русь, ти аще будет уноша или девица добра, да вдасть златник 10 и поиметь и; аще ли есть средовеч, да вдасть златник 8 и поимуть и; аще ли будеть стар или детещ? да вдасть златник 5. Аще ли обрящются Русь работающе у Грек, аще суть пленницы, да искупають е Русь по 10 златник; аще ли купил и будет гречин, под крестом достоить ему, да возьметь цену свою, елико же дал будеть- на нем".1 Здесь предусматривается даже случай, когда пленника успели продать; в этом случае вместо 10 золотников нужно за пленника платить сумму, за которую он был йродан.

Закон судный, хорошо известный на Руси, подтверждает это правило. "А се иже купит пленника от работных. Иже купит от работных пленника, свою цену даст на нем, то вдав на себе то же, да идет вспять свободь, да иметь купли его дондеже изработается, аще не имать что на себе юже съвеща; а мьзде ему на всяко лето наречется 3 щлязя пред послухом; тако коньчавшю ему цену, да отпущается на свободу".2

Очень важно подчеркнуть здесь, что пленник, не имеющий никаких надежд на выкуп кем-либо из своих близких, может отработать сумму выкупа, после чего отпускается на свободу.

Плен в качестве источника рабства имеет несомненную тенденцию к сокращению. Тем не менее выкуп пленного кем-либо со стороны или же путем отработки пленником известной суммы, повидимому, был делом не легким, и весьма вероятно, что масса пленников переходила из рук в руки в качестве товара чаще, чем отпускалась за выкуп на свободу. Здесь важно, однако, отметить самый принцип, который едва ли был возможен в античном обществе. Необходимо также обратить самое серьезное внимание и на другую сторону дела. Пленник либо отпускается за известное вознаграждение на волю, либо продается чаще всего за границу, т. е. и в первом и во втором случае он рассматривается не столько как рабочая сила, сколько как ценный товар. Если античные общества стремились сосредоточить у себя возможно большее количество рабов в качестве рабочей силы, если для античных обществ таким путем разрешался вопрос о воспроизводстве рабочей силы, то здесь мы имеем обратный процесс - не концентрацию рабов, а их распыление. Многие упоминания о рынках, где продавались русские рабы, говорят о продаже рабов прежде всего за границу и еще раз подчеркивают товарность раба.

Этими сопоставлениями русских рабов с античными рабами я отнюдь не собираюсь умалить роль раба в древнерусском обществе, как рабочей силы. Я хочу лишь показать, что место его в производстве на Руси X-XI вв. было иное, чем в античных рабовладельческих обществах.

Мы имеем сведения о том, что в XI в. рабов сажали на землю и превращали их, очевидно, в крепостных. По крайней мере, трудно иначе понять следующее место Лаврентьевской летописи, под 1031 г.: "Ярослав и Мстислав собраста вой многы и идоста на Ляхи и заяста Червенскыя грады опять и повоеваста Лядьскую землю и многы ляхы приведоста и разделиста я; Ярослав посади своя по Роси, и суть и до сего дни" (Лаврентьевская, Ипатьевская и Никоновская летописи, 1031 г.).

Пространная "Правда" в своем перечне источников рабства пропускает плен. Она говорит, что "холопство обельное трое: 1) еже кто то купить хотя и до полугривны, а послухы поставить, а нагату дасть пред самом холопом, а не без него; 2) а другое холопство: поиметь робу, а без ряду; поиметь ли с рядом, како ся будеть рядил, на том же и стоить; 3) а се третие холопьство: тиуньство без ряда или ключь к себе привяжеть, с рядом ли, то како ся будешь рядил, на том же стоить" (ст. ПО Троицк. IV сп.). Как мы увидим в дальнейшем, оговорки, сделанные во втором и третьем случаях из здесь обозначенных, очень часто осуществлялись на практике: люди поступали на службу, или женились на рабынях, для чего заключали соответствующие договоры и в холопов не превращались.

Супружеские отношения в качестве источника рабства известны древнерусскому обществу, но они говорят о том, что у раба может быть семья, и что далеко не обязательно превращение в рабов обоих супругов, если один из них свободный. В холопа превращается свободный человек только в том случае, если он "поиметь робу без ряду", "поиметь ли с рядом, то како ся будет рядил, на том же стоить".1 Повидимому, последний случай не был редкостью, В "Законе Судном людем", которым несомненно пользовались и у нас на Руси, помещено особое правило для тех, кто "работает из робы". Там сказано: "тако иже работает из робы, свещает цену его пред послухи (это и есть ряд-Б. Г.) да отпущается",2 т. е. можно по договору с господином рабыни отработать за нее определенную перед послухами сумму. Дети от рабыни после смерти свободного отца (вероятно, самого господина) получают свободу вместе с матерью, хотя отцу и не наследуют.3

Нужно сказать, что положение детей, прижитых свободным с рабыней, не всегда многим отличалось от детей, рожденных от свободной матери. Об этом как будто говорит нам известное место Новгородской летописи под 970 г., где рассказывается, как в Киев "приидоша людье Новогородьстии просяше князя собе". "Аще не пойдет к нам, - говорили они кн. Святославу, -то мы налезем собе князя". Святослав высказал некоторое сомнение: "да еще бы кто шел к вам". И действительно, два сына Святослава, Ярополк и Олег, отказались. Тогда Добрьшя посоветовал им просить Владимира, который, по его мнению, должен быть несколько сговорчивее, так как был "от Малуши, ключнице Ользине". Она приходилась родной сестрой Добрыни, а отец их был Малк Любечанин. Добрыня, стало быть, приходился родным дядей Владимиру. Владимир согласился: "И пояша новгородьци Володимира к себе, и пойде Володимир с Добрынею, уем своим, Новуграду".1 Как видим, происхождение Владимира от ключницы-рабыни (это видно из дальнейшего) не помешало ему пользоваться такими же правами,, как и его братьям от свободных матерей. Уколола его рабским происхождением Рогнеда, дочь полоцкого князя Рогвольда, когда Владимир изъявил желание на ней жениться. "Не хочу розути робичича",-сказала она, что, однако, не остановило Владимира, а только вынудило его прибегнуть к насилию.

В договоре Новгорода с немцами 1195 г. честь рабыни оберегается особой статьей: "Оже кто робу повержет насилием, а не соромит, то за обиду гривна, паки ли соромит, Собе свободна".2 Раба, имеющая детей от свободного, после его смерти делается свободной со своими детьми ("Правда Русская", Троицк. IV сп., ст. 98). Как будто, и супружеские отношения свободных и рабов не имеют аналогии, по крайней мере, в римском рабовладельческом, обществе.

Неисполнение обязательств по древнерусскому праву, как правило, не ведет к рабству. Правда, некоторые исследователи с этим положением не согласны. Дьяконов считает, что торговая несостоятельность в уплате долга, происшедшая по вине торговца (пьянство, расточительность), ставила его в полную зависимость от усмотрения кредиторов: "ждуть ли ему, а своя им воля, продадять ли, а своя им воля" (ст. 54 Троицк. IV сп.). В следующей статье идет речь вообще о задолженности ("Аже кто многим должен будет"), последствием которой также является продажа должника на торгу (ст. 55 Троицк. IV сп.).3 Но едва ли это не недоразумение.

Дьяконов буквально понимает слова "Правды Русской", где в ст. 55 (Троицк. IV сп.) говорится: "Аже кто многим должен будет",, то в случае нежелания или невозможности расплатиться с кредиторами : "вести я на торг и продати же и отдати же первое гостеви куны, а домачньш, что ся останет кун, тем ся поделять; пакы ли будуть княжи куны, преже взяти, а прок в дел". То же и в предыдущей статье: "Иже который купец, шед кде любо с чю-жим кунами, истопится, любо рать возметь, ли огнь, то не насилити ему, ни продати его...; оже ли пропиеться или про-биеться, а в безумии чюж товар потравить, то како любо тем, чьи то куны, ждуть ли ему, продадять ли его - своя им воля". Дьяконов понимает термин "продать" в буквальном смысле продажи-личности обанкротившегося купца в рабство.

Однако с этим согласиться трудно уже по одному тому, что от продажи купца в рабство едва ли можно было получить столь, значительную сумму, чтобы хватило расплатиться с кредиторами,, среди которых имеется даже князь. Средняя цена раба, по "Правде Русской", - рублей 35 на довоенные деньги.1 Едва ли кто-либо захотел бы переплачивать за него только потому, что это бывший купец. Гораздо проще объяснить этот термин иначе, именно так, как его понимали современники. В договоре Игоря 945 г. мы имеем прекрасное и совершенно ясное объяснение: "Ци аще ударить, мечем или копьем или кацем-любо оружием русин гречина или гре-чин русина, да того деля греха заплатит серебра литр 5 по закону русскому; аще ли есть неимовит (несостоятелен.-Б.Г.), да како мо-жеть, втолько же продан будеть, ако да и порты, в них же ходить, да и то с него сняти, а опроце да на роту ходить по своей вере, яко не имея ничтоже, ти тако пущен будеть".2 То же мы имеем и в Двинской; грамоте 1397 г., построенной на основе "Правды Русской": "А кто у кого что познает татебное, и он с себя сведет до десяти изводов, нолны до чеклого татя; и от того наместником и дворяном не взяти ничего, а татя впервые продати противу поличного; а вдругие уличат, продадут его не жалуя, а уличат втретьие, ино повесити".3 И здесь продают не самого татя, а его имущество.4 За первую кражу- в размере украденного, за вторую продается все его имущество, за третью он подвергается смертной казни.

Для продажи в рабство "Правда Русская" знает другой, более точный термин: "продать обель" ("продаст ли господин закупа обель", "Правда Русская" (Троицк. IV сп., ст. 61). И как будто для того, чтобы у нас не осталось никакого сомнения относительно того,, что долг не превращает свободного человека в раба, в особом отделе "Правды Русской" (Троицк. IV сп., ст. 111), посвященном вопросу о холопстве, после определения трех источников холопства (купля, женитьба без ряду на рабе и поступление без ряду в тиуны или ключники), помещается специальная статья: "А вдач не холоп и ни по хлебе роботят ни по придатце; но оже не доходят года, то ворочати ему милость, отходит ли, то не виноват есть", т. е. за "ссуду" деньгами или хлебом или за проценты не обращают в рабство. "Должник" отрабатывает долг в известный срок. Если он не отработает этого срока, должен возвратить долг. Едва ли, впрочем, здесь мы имеем обычную ссуду. Вероятнее предположить, что здесь говорится об особой форме феодальной зависимости, в некоторых отношениях напоминающей "добровольное холопство" или "служилую кабалу" раннего времени в Москве.

Отчасти в связи с этим правилом в Карамзинском списке "Правды" мы имеем расценку труда жонки с дочерью: "О сиротьем вырятьке". "А жонка с дчерью... по гривне на лето..."1 В этой статье существенно то, что она знает переход обязательств рядовича в случае его смерти на его семью и подчеркивает возможность выхода из зависимости через отработку.

Все письменные памятники, трактующие о рабах, позволяют говорить о том, что рабство как способ производства не развивается, не растет, а идет на убыль.

Интересно отметить факт, пока еще очень мало обследованный, что церковь, лучший хозяин во всех странах Европы и Византии, владевшая рабами и пользовавшаяся ими, отказывается от рабского труда первой. В древней Руси известны церковные рабы: епископские холопы в Новгороде, рабы Киево-Печерского монастыря, рабы Хутынского монастыря.2 "Правда Русская" знает чернеческих рабов. В "Правосудии Митрополичьем" где упоминается че-лядин полный, не обязательно понимать челядь церковную. В дальнейшем во всяком случае мы рабов в церкви уже не встречаем. Церковь начинает пользоваться трудом крепостных. Так постепенно меняется состав челяди. Рабов в ней делается все меньше и меньше, по крайней мере, в тех хозяйствах, которые умели во время приспособляться к требованиям жизни.

Раб в древней Руси, как и в любой другой стране, конечно, имеет свою историю. Мы, к сожалению, не можем проследить ее начала. Мы не знаем конкретно, что представляет собой раб VIII-IX вв., но мы знаем, что он играл тогда в производстве серьезную роль, что именно он помог своему господину овладеть более прогрессивным трудом крестьянина. Можно и следует утверждать, что в южных частях Восточной Европы, издавна и непосредственно соприкасавшихся со странами античного способа производства, рабство было развито значительнее, чем в северных ее частях. Тем не менее, в XI-XII вв. и на юге пленник был не только и, пожалуй, даже не столько рабочей силой, сколько частым товаром на рынках, особенно азиатских. В момент, доступный нашему наблюдению по русским источникам (X-XII вв.), раб - не основа всего производства; кроме того, он имеет ряд своеобразных признаков, отличающих его от римского раба периода "античного" способа производства.

Хочу еще раз подчеркнуть, что все мое внимание в этой главе сосредоточено не на истории рабства в нашей стране, а лишь на раскрытии ведущего процесса в истории изучаемого общества IX-XII вв. Основной вопрос заключается в том, достигло ли рабство в нашей стране того состояния, когда оно делается основой всего производства.

Образование "варварских" государств на территории Западной Римской империи Энгельс считал явлением прогрессивным потому, что исчезло античное рабство, исчезли обнищавшие свободные, презиравшие труд, как рабское занятие. Он подчеркивает, что "общественные классы IX столетия сформировались не в обстановке упадка гибнущей (римской рабовладельческой. Б.Г.) цивилизации, а в родовых муках новой цивилизации".1

Германцы оживили Европу, результатом чего явился новый, "более прогрессивный строй - феодальный. Оживляющая сила варваров заключалась, по мнению Энгельса, в их общинном строе. Общинный строй у германцев был причиной того, что германцы "могли развить и сделать господствующей уже. существовавшую у них на родине более мягкую форму зависимости, в которую и в Римской империи все более и более переходило рабство".2 Это крепостничество.

Ту же роль по отношению к античным рабовладельческим государствам Восточной Европы сыграли восточноевропейские варварские народы и среди них самый многочисленный народ - славянский, общинный строй которого, по мнению Маркса, абсолютно, до мельчайших деталей, тождествен с общинным строем германцев.3

Боспорское царство, в состав которого вошли Крым, Приазовье и пространство до Дона и Кубани, многочисленные греческие колонии на юге Восточной Европы, наконец - приблизительно до VI-VII вв. н. э. - вся Восточная Римская империя (Византия) были государствами рабовладельческими. Кризис рабского способа производства и здесь сопровождался активизацией варваров и прежде всего славян с уже знакомыми нам результатами утверждением феодального строя.

К VIII-IX вв. античное рабство во всей Европе стало уже пройденным этапом.

Киевский период нашей истории IX-XII вв. - это период роста и укрепления феодальных отношений.

Патриархальное рабство, прекрасно, известное славянскому обществу, при дальнейшем развитии феодальных отношений хотя и продолжало существовать, но все больше и больше теряло свое значение.

В связи с процессом феодализации и крестьянская община претерпевала заметные изменения. Рост имущественного неравенства разлагал ее изнутри, заставлял обедневших членов общины искать прибежища у богатых землевладельцев, а с другой стороны развитие феодального крупного землевладения ставило под удар независимость целых общин. В таких случаях крестьяне-общинники, даже и не лишенные средств производства, стали вместе со своей землей переходить под власть крупных собственников. Многие из недавних полноправных членов общины, обязанные барщиной своим новым господам, вынуждены были становиться в ряды барской челяди, хотя и не смешиваясь окончательно с рабами,, но в значительной степени, по крайней мере в глазах своих господ,, им уподоблялись. Именно об этом периоде раннего крепостничества Энгельс говорил, что оно носило в себе еще много черт древнего1 рабства.

"Правда Русская" сохранила для нас ценнейшие указания на этот период существования общества и позволяет нам изучать этот интереснейший процесс по крайней мере в основных его проявлениях.

Сейчас мы переходим к изучению не-рабских элементов челяди.

Рядовичи

Мое понимание термина "рядович", поскольку оно идет вразрез; почти со всей предшествующей научной трактовкой этого предмета, нуждается в серьезном обосновании.

Я не буду разбирать всю литературу вопроса, но попытаюсь привести мнения, особенно интересные или принадлежащие ученым,, авторитет которых до сих пор мало оспаривается.

У Сергеевича о рядовичах два мнения. Он считает рядовича,, упоминаемого в "Правде Русской", "рядовым" рабом на том основании, что "ценят его в 5 гривен, а это цена обыкновенного раба". Он же допускает, что рядович - не всегда раб. "Рядович - всякий по ряду (договору) у кого-либо живущий".1 Мрочек-Дроздовский считает рядовича несвободным приказчиком. Это несвободные подключники в княжеских, боярских или иных владельческих имениях.2 Пресняков считает рядовича низшим агентом хозяйственного или административного управления и в доказательство приводит известный текст из Даниила Заточника: "Тиун бо его (князя) яко огньтрепетицею накладен, а рядовичи его яко искры". "А сотским и рядовичем... не судити".3 Gоtz принимает толкование Сергеевича.

Для меня в данном случае не столь важны функции рядовича (он, действительно, в некоторых источниках рассматривается в качестве низшего агента вотчинной администрации), сколько его социальная природа. Тут с Сергеевичем можно согласиться только наполовину. Целиком приемлемой считаю его характеристику: "рядович - всякий, по ряду у кого-либо живущий". Стало быть, это не холоп. Соображения Сергеевича, вытекающие из оценки рядовича, одинаковой с рабом, не убедительны. Тогда и смерда нужно считать рабом, потому что и его оценка равна тем же 5 гривнам.4

Вообще исходить из штрафной сетки, применяемой к различным группам населения, для определения социального положения различных категорий населения - метод опасный. Мы, например, очень хорошо знаем, ткак "Уложение" Алексея Михайловича фиксирует эту сетку: "а деловым людем и монастырским и помещиковым и вотчинниковым крестьяном и бобылем за бесчестье и за увечье учинити указ против государевых дворцовых сел крестьян", т. е. по 2 рубля. Деловые люди, т. е. холопы, здесь стоят на одной доске с крепостными крестьянами и бобылями, между тем как за "гулящего человека", т. е. свободного, кормящегося временным заработком, взимается в два раза меньше ("Уложение", X, 94). Здесь оценка хозяйского холопа выше оценки свободного рабочего, и этим смущаться совершенно нечего.

В самой "Правде Русской" имеются данные для объяснения социальной сущности рядовича. В ст. 110 Троицк. IV списка читаем: "А холопство обельное трое:... поиметь робу без ряду; поиметь ли с рядом, то како ся будет рядил, на том же и стоить. А се третие холопство: тиунство без ряду или привяжеть ключ к собе; с рядом ли, то како ся будеть рядил, на том же и стоить". Совершенно ясно, что человек, собирающийся жениться на рабе, имел полное основание предварительно заключить ряд с господином невесты. Так, повидимому, чаще всего и бывало на самом деле, как об этом между прочим очень ясно говорит"3акон Судный людем". "А се иже работает из робы. Тако иже работает из робы, све-щает цену его перед послухи, да отпущается".1 Перед послухами, очевидно, заключается ряд о цене выкупа за жену-рабу, который и погашается работой мужа рабыни. Так, повидимому, было не только в Болгарии, но и у нас. По ряду можно было поступить в ключники или тиуны.

Надо думать, что этими указанными двумя случаями не исчерпываются все возможные виды ряда при поступлении на службу или на работу, потому что оба эти случая приводятся "Правдой Русской" только в связи с происхождением обельного холопства и отнюдь самостоятельного сюжета не составляют. Кажется, мы имеем еще одно довольно важное подтверждение высказанного положения. Статья Карамзинского списка озаглавлена: "О сиротьем вырядке", а под этим заголовком значится: "А жонка с дочерью, тем страды на 12 лет, по гривне на лето, 20 гривен и 4 гривны кунами".2 Если отбросить расчет на 12 лет, примерно взятый каким-то современным "Правде" "бухгалтером" вообще для всех его вычислений ("а от 20 овец и от двою приплода на 12 лет... а от 20 коз и двою приплода на 12 лет... а от трех свиней приплода на 12 лет..." и т. д.), и отбросить итоговые цифры, всюду сопровождающие его примерные вычисления, то получим в этой статье очень краткое и вразумительное содержание: жонка с дочерью вырабатывает по гривне на год, и работают они в целях "вырядка", т. е. для того, чтобы получить право ухода от своего хозяина, с которым муж этих оставшихся после его смерти "сирот" заключил ряд. Это - семья рядовича. Аналогичное положение мы имеем в "Псковской Судной Грамоте": "А у которого человека, у государя, изорник помрет в записи в покрути, а жена у него останется и дети не в записи, а та им покрута платить по той записи".3 В "Правде Русской" имеется в виду случай, когда рядович умирает, и жена его отрабатывает какие-то предусмотренные рядом обязательства. "Выряд" - это аннулирование "ряда", выход из зависимого положения, созданного рядом. Итак, рядович ни в коем случае не раб. Это, по московской терминологии, один из видов сере-бреничества. В хорошо всем известной грамоте середины XV в. кн. Михаила Андреевича Кириллову монастырю мы имеем довольно полный перечень поступающих на работу в монастырь людей: это - серебреники, половники, рядовые люди и юрьевские.4 В грамоте разъясняется, что они могут уходить от своих господ только при условии выплаты серебра. Стало быть, это все, строго говоря, серебреники. Рядовые люди в этом перечне, повидимому, те же рядовичи.

Если рядович не раб, то он также и не наемный рабочий капиталистического общества. Его зависимость чисто феодальная, так как рядович через договор вступает в зависимость крепостнического характера и становится принадлежностью зависимого населения вотчины рядом с холопом, т. е. входит в состав челяди.

Но это, по сравнению с рабством, несомненно, явление нового порядка, результат разложения патриархальной общины. Открепленные от средств производства недавние общинники вынуждены итти в эту кабалу. Положение рядовичей, как это видно из "Правды" Ярославичей, очень приниженное. "А в рядовницы княже 5 гривен, а в смерде и в холопе 5 гривен" читаем мы там. Эти 5 гривен не что иное, как возмещение убытка, причиненного хозяину-господину убийством челядина, в данном случае рядовича.

Мы не знаем всех условий существования рядовичей, но летописи, однако, дают нам основание думать, что их приниженное и тяжелое положение в момент обострения классовых отношений в связи с усилением наступления землевладельцев на общину определило их позиции в народных движениях, имевших место в XI - XII вв. и особенно ярко проявившихся в 1113 г., после чего в Киев и призван был господствующими классами Владимир Мономах.

Он должен был обратить внимание и на рядовичей.

"Устав Владимира Мономаха говорит не о рядовичах вообще, а только об их разновидности - закупах, в которых не трудно видеть все элементы социальной природы тех же рядовичей.

Закупы

Пересматривать литературу о закупах в целом я не собираюсь. Не могу лишь оставить без рассмотрений мнение Чичерина, заостренное Сергеевичем, о закупе как о наемном рабочем. Действительно, в некоторых редакциях "Правды" закуп называется "наймитом",1 но понимать этот термин необходимо так, как его понимали современники "Правды", а не так, как понимаем его мы. Термины часто переживают свое первичное содержание, и их приспособляют к условиям, совершенно не похожим на обстановку, их породившую. Поэтому совершенно необходимо в изучении подлинных явлений жизни итти не от терминов к выяснению фактов, а самую терминологию объяснять условиями, ее создавшими. В памятнике XII в. несколько раз встречается термин "наим" в смысле "лихвы", т. е. процентов на ряду с наймом в нашем смысле. Это сближение двух понятий в одном термине само по себе знаменательно.

В "Вопрошании Кириковом" мы имеем следующее место: "А наим деля, рекше лихвы, тако веляше учить: аже попа, то рци ему: не достоить ти служити, аще того не останеши. А еще простьця (мирянин в противоположность попу), то рци ему: не достоить ти имати наим... Дажь не могут ся хабить (воздержаться), то рци им: будите милосерди, возьмите легко: аще по 5 кун дал еси, а 3 куны возьми или 4".2 В "Поучении" новгородского епископа Илии читаем: "А и еще слышно и другие попы наим емлюще, еже священническому чину отинудь отречено". Совершенно ясно, что "наим" здесь, как весьма возможно и в "Правде Русской", нужно переводить термином проценты, безуспешно запрещаемым церковными правилами в средние века и на Западе и у нас.

Закуп, названный наймитом, - это человек, не просто продавший свою рабочую силу, но при помощи "долга", через особого рода "ряд", т. е. договор, попавший в особого вида личную зависимость.3 Не следует, однако, на мой взгляд, делать большое ударение и на понятии долга, так как мы и здесь рискуем модернизировать явление и впасть в ошибку. Договор займа совершенно ясно обрисован в "Правде Русской", но задолжавший человек еще не есть закуп. Закуп - несвободный человек, находящийся в тяжелых условиях зависимости. Это одна из обычных категорий феодальной зависимости населения, в какой находились непосредственные производители в средние века вообще. Этот "долг" в данном случае играл ту же роль, что и при заключении договора о деревенской служилой кабале в Московском государстве, был условием покупки рабочей силы в форме феодальной кабалы и, может быть, и здесь, как безусловно в Москве, часто шел не кабальному человеку, а его господину, от которого он переходил под такую же власть к другому. Это та самая кабала, о которой писал в свое время В.И. Ленин: "И "свободный" русский крестьянин в XX веке все еще вынужден итти в кабалу к соседнему помещику - совершенно так же, как в XI веке шли в кабалу "смерды" (так называет крестьян "Русская Правда") и "записывались" за помещиками!" 1

Такой же старый оттенок в понимании термина "наймит" мы, кажется, имеем и в самом начале XIV в. в Москве. В. князь Иван Данилович Калита в своей жалованной грамоте печерским сокольникам освобождает от платежа дани, между прочим, и "наймитов, кто стражет на готовых конех, а в кунах".2 Не будет большой экзегетической вольностью, если мы признаем в "готовых конех" аналогию с конем, на котором пашет хозяйскую пашню закуп, а в "кунах" - те самые деньги, при посредстве коих закуп становился в особую зависимость от своего господина.

В недавно воскрешенном из забвения очень интересном памятнике, в состав которого входит частично и "Правда Русская", этот предмет трактуется также весьма вразумительно. Имею в виду "Правосудие Митрополичье".3 Статья 27 звучит в несколько исковерканном старым переписчиком виде так (знаки препинания и некоторые исправления мои.-Б. Г.): "А се стоит на суде челядин-наймит, не похочет быти у осподаря: 4 несть ему вины, но дати ему вдвое задаток. А побежит от осподаря, выдати его оспо-дарю в польницу". И ст. 28 и 29: "Аще ли убиет осподарь челядина полного, несть ему душегубства... А закупного ли наймита, то есть душегубство". Из этого текста видно,что закуп входит в состав челяди.

Здесь совершенно отчетливо различаются два вида челяди: челядин полный, т. е. холоп обельный, и челядин-наймит, или "за-купный", несомненно, не кто иной, как хорошо известный нам закуп.

Напрашивается естественно сравнение со ст. 56 "Правды Русской" (Троицк. IV сп.) "Оже закупный бежит от господина, то обель; идет ли искать кун, а явлено ходить к князю, или к судьям бежит обиды деля своего господина, то про то не роботят его, но дати ему правду". И того же списка ст. 89: "А в холопа и в робе виры нету, но оже будет без вины убиен, то за холопа и за роба платити урок". Аналогию имеем в "Уставной Двинской грамоте": "А кто осподарь огрешится ударить своего холопа или робу, и случится смерть, в том наместници не судят, ни вины не емлют",5 тогда как закупа господин имеет право бить только "про дело".6

В "Правосудии Митрополичьем" челядин-наймит, или "закупный", стоит на суде по делу о желании разорвать свои закупнические отношения с господином. Он на это имеет право, но должен в этом случае вернуть своему господину задаток в двойном размере.

Тут закупный наймит выступает в виде зависимого человека, весьма мало похожего на капиталистического рабочего, продавшего свою рабочую силу. Задаток - это тоже не совсем то, что мы привыкли считать под задатком. Наши древние памятники часто употребляют термины "задати", "задатися" в смысле отдаться, приняв подданство, поступить под чью-либо власть.1 Совсем не случайно челядин-наймит поставлен рядом с близким ему по положению челядином полным. "Задаток" - это и есть та сумма денег, которую закуп получил от своего господина при вступлении в зависимое состояние. Это и не совсем то, что мы сейчас называем ссудой.

Неустойчивость экономической природы крестьянина достаточно известна, чтобы о ней говорить снова. Если принять во внимание, что в феодальный период крестьянина подстерегало много разнообразных бедствий, связанных с феодальным строем, - и прежде всего беспрерывные внутренние и внешние войны, - то станет вполне понятным массовое разорение смердов, одно из важнейших условий, порождавших закупничество и другие формы феодальной зависимости.

Но одними стихийными бедствиями нельзя, конечно, объяснить происхождение ни этой, ни другой какой-либо формы зависимости. Нельзя забывать, что сейчас мы имеем дело с таким обществом, где отношения зависимости вырастают непосредственно из самого производства, где класс феодалов - земельных монополистов - прибегает к внеэкономическому принуждению как к одному из самых действительных при данных условиях средств подчинения непосредственных производителей. Но едва ли в классовом обществе есть какая-либо форма хозяйства, которой было бы не известно и экономическое принуждение в качестве, по крайней мере, подсобного метода присвоения прибавочного продукта. Таким путем попадал в подневольное положение и закуп.

Владимир Мономах, прибывший на Киевский стол в момент восстания низов против господствующих классов и, в частности, должников - против своих кредиторов, рядом мер, в том числе и компромиссных, ликвидировал восстание. Очень выразительным памятником его деятельности этого периода служит та часть "Пространной Правды", которая носит заголовок: "А се уставил в. к. Владимерь Всеволодовичь Манамах". Происхождение всех элементов этого "Устава" 2 до сих пор определить не удалось, но не подлежит никакому сомнению, что в своем основном содержании он касался прежде всего вопросов о долгах во всех их формах, и закуп как человек, связанный со своим господином все же через деньги, попал в "Устав" на самом законном основании.

Следы революционного происхождения законодательства о закупах очень заметны. Закупу гарантировано право суда со своим, господином и право уходить от господина "искать кун": довольно точно определены случаи ответственности закупа за господское имущество, значительно защищены имущественные и личные права закупа. Бросается в глаза рассчитанная на политический эффект декларативность некоторых статей, касающихся закупа: господин может безнаказанно бить закупа только "про дело", но отнюдь не "без вины", "не смысля" или под пьяную руку. В этих всех гарантиях ясно чувствуется безвыходное положение закупа до восстания 1113 г. и желание законодателя поставить границы, хотя подчас и чисто словесные, господскому произволу.

Если есть основание полагать, что эти "гарантии", сослужив свою службу, преданы были забвению, то едва ли можно сомневаться в полной реальности штрихов, характеризующих положение закупа в господском хозяйстве.

Закупу посвящен специальный отдел в уставе в. к. Владимира Всеволодовича Мономаха, входящем в состав так называемой "Пространной Правды Русской". В виду того, что этот отдел "Правды"-"О закупе" (по Троицк. IV сп., ст. ст. 56-62) один из самых трудных для понимания вообще, - почему в нашей литературе в толковании его и существует так много разногласий, остановлюсь на наиболее важных его местах именно для того, чтобы в своих выводах не быть голословным. Ст. 56 о том, что закуп за побег от господина превращается в раба, но что он в то же время может открыто уходить "искать кун", или даже бежать в суд с жалобой на своего господина, достаточно ясна, если не считать не совсем ясное "искание кун". Мне все же кажется, что здесь идет речь о том случае, когда закуп по соглашению со своим господином отправляется раздобывать-деньги, в данный момент необходимые закупу для выхода из закуп-нического состояния. Закуп, стало быть, формально, юридически имеет право ликвидировать свои отношения с господином, подобно-московскому кабальному человеку в ранний период существования этого института. В этом отношении положение закупа было, может быть, даже не столь безнадежно, как положение крепостного смерда, едва ли имевшего какие-либо сроки своего освобождения, а если и имевшего, то, надо думать, с очень значительными ограничениями. "Правосудие Митрополичье" вполне подтверждает эту правовую реальность для закупа уйти от своего господина: "Асе стоит на суде челядин - наймит (это и есть "закупный"-Б. Г.), не похочет бытиу осподаря". Закон ясно говорит: "несть ему вины", но с него в этом случае господин имеет право взыскать "вдвое задаток". Вот для чего закупу необходимо "искать кун".

Две следующие статьи, 57 и 58, возбуждают много споров. Я не буду разбирать каждое мнение в отдельности, а попробую изложить собственное понимание этих двух статей, внутренне между собою связанных. Привожу здесь эти обе статьи целиком. "А иже у господина релейный закуп будеть, а погубить воински (в др. вариантах "свойскы") конь, то не платити ему (но еже дал ему господин плуг и борону, от него же купу емлеть, то ему погубившу, платити): 1 аще ли господин его отслет на свое орудие, а погибнет и без него, того ему не платити господину (ст. 57). Оже из хлева, из забоя выведуть, то закупу того не платити, но еже погубит на поли или на двор не вженеть и не затворить, где ему господин велел, или орудия своя дея погубит, то ему платити" (ст. 58). Часть текста, взятая мною в скобки, представляется мне пояснительной вставкой на том основании, что она по содержанию и по форме вклинивается в текст "Правды", говорящий об очень определенном предмете. Обе эти статьи говорят о релейном закупе (стало быть, закуп может быть и не релейным, как и кабальный человек московский) и о господском коне, с которым закуп не расстается в своей работе. Предусматривается здесь несколько случаев: 1) господский конь погиб в то время, когда закуп работал им. на своего господина (на барщине); 2) господский конь погиб в отсутствие закупа, посланного хозяином на другое дело; 3) коня украли из закрытого помещения, куда его загнал закуп, исполнив таким образом свои обязанности; 4) коня украли по небрежности закупа (он не загнал его, куда следовало); 5) хозяйский конь погиб в тот момент, когда закуп работал им на себя. В первых трех случаях закуп за коня не отвечает и убытков в случае погибели коня не возмещает; в двух последних случаях закуп обязан выплатить хозяину стоимость коня.

Вставка относительно плуга и бороны, сделанная по аналогии с сюжетом о коне, мне представляется, имеет следующий смысл: плуг и борону господин закупу "дал", т. е. предоставил ему право пользования этими орудиями под условием возмещения убытка в случае их гибели. Это "дал", ни разу не приложенное к коню, показывает, что коня господин закупу не давал, конь все время находился в господском хлеве или забое, закуп только берет его тогда, когда требуется по ходу работы на хозяина и в отдельных случаях на себя, конечно, с разрешения хозяина; между тем плуг и борона "даны" хозяином закупу, и он держит их у себя дома, на своем участке. Поэтому здесь не может быть никаких сомнений:, хозяин дал и требует, чтобы закуп ему вернул данную вещь или ее стоимость; никакие детали пользования этими орудиями хозяина решительно не интересуют.

Если купу понимать как оброк, что иногда допускается,2 тогда необходимо толковать придаточное предложение "от него же купу емлет" в том смысле, что господин, предоставив закупу участок земли, снабдив его орудиями производства во временное пользование, поскольку и сам закуп - зависимый человек лишь на известный срок, сделал его таким образом в некоторой степени рентабельным, получает с него небольшой оброк (большим он не может быть, так как главная работа закупа протекает на барщине).

На эти размышления наводит отчасти и термин "отарица", термин до сих пор еще не достаточно разъясненный. Суздальский архиепископ Дионисий в грамоте 1382 г. этим термином перевел греческое слово (ар.).1 Архиепископ Дионисий пишет о недопустимости частной собственности в монастырях и указывает, что институт собственности или отдельного частного владения посеян диаволом и называется (ар.), по-русски "отарица". (ар.) это старый юридический термин и означает имущество, которое pater familias передает сыну или рабу для самостоятельного владения, но которое он может всегда у него отнять. Права распоряжения этим имуществом владелец не имел. Впервые законом разъяснен смысл слова (ар.) при императоре Августе.2 Отарица-(ар.) в применении к закупу, стало быть, участок земли, выделенный господином закупу в пользование.

Нужно, однако, сказать, что понимание термина "купа" в смысле оброка это только одно из существующих и допустимых пониманий. Весьма возможно, что "купа", входящая своим корнем в термин "закуп", - не оброк, а именно та сумма, которую закуп получал от своего господина в момент заключения с ним договора. Такое толкование "купы" очень старо и не менее популярно. Так понимал "купу" еще Карамзин,3 и в настоящее время имеются сторонники именно этого мнения.

Действительно, за это мнение имеется ряд серьезных аргументов. Противоречит ему лишь то, что в слове "емлет" предполагается систематическая повторяемость действия, между тем как "купа" в смысле денег, полученных от господина закупом, такой повторяемости не допускает. Зато коренное родство терминов "закуп" и "купа" говорит о предпочтительности второго понимания слова. Это, повидимому, не оброк, а деньги, при помощи которых недавний смерд приобретал новую социальную оболочку и превращался в закупа.

Далее, ст. ст. 59-62 рассматривают случаи, когда господин мог причинить некоторый ущерб закупу, нарушить свои обязательства или превысить свои права. Тут мы еще раз встречаемся с основными чертами, характеризующими хозяйственное и правовое положение закупа. Вот какие "обиды" может причинить закупу господин: 1) изменить в свою пользу сумму, данную им закупу в момент заключения договора; 2) изменить, конечно, в свою пользу, размеры оброка или участка земли, отведенного закупу (отарица), может быть, отобрать отарицу у закупа без достаточных оснований; 3) сделать попытку эксплоатировать закупа путем продажи или отдачи его в наймы, наконец, 4) побить его не "про дело", а "несмысля, пьян, без вины". Замечание Владимирского-Буданова о том, что здесь, в ст. ст. 59 - 62, имеется в виду закуп вообще, всякий закуп, -мне кажется очень приемлемым.

В отдельных случаях расшифровка ст. ст. 59-62, мною предложенная, может быть и требует уточнения и поправок (очень трудно брать на себя ответственность за толкование отдельных темных мест источника), но общий смысл их мне кажется ясным, не вызывающим сомнений.

Наконец, в ст. 64 рассматривается случай совершения закупом кражи не у своего господина, а на стороне. За него отвечает господин, но в этом случае сам закуп превращается в раба.

В "Правде Русской" есть еще ст. 66, которая, решительно запрещая послушествовать холопу, разрешает в малых тяжбах в случае необходимости ("в мале тяже по нуже") привлекать к послуше-ству закупа.

Вот, собственно говоря, и все, что нам известно о закупе.

Все наши наблюдения позволяют, как мне кажется, сделать ряд вполне обоснованных выводов.

Закуп - зависимый от феодала человек. Зависимость устанавливается актом выдачи господином некоторой суммы денег, которые закуп должен вернуть, если пожелает уйти от своего хозяина. Зависимость закупа срочная. Зэкуп может выполнять самую разнообразную работу во дворе господина. Так называемый релейный закуп связан целиком с сельским хозяйством господина. Повидимому, либо этот вид закупничества был особенно распространен, либо с ролейным закупничеством связывалось большее количество casus'ов, влекущих за собой судебное вмешательство, но факт остается фактом, что именно ролейному закупу в уставе Владимира Мономаха отведено больше всего внимания. Релейный закуп вне барского двора и барского хозяйства не мыслится: он пашет господским плугом барскую пашню, боронит господской бороной, запрягает в них господского коня, стережет господских коней, загоняет их во двор и в хлев, исполняет всякие другие хозяйские распоряжения: в то же время у него имеется и свое собственное хозяйство на участке земли, полученном от господина. Трудно более ясно показать форму эксплоатации закупа. Перед нами один из видов отработочной ренты прежде всего.

Итак, по своему происхождению закуп - это в большинстве случаев недавний смерд, лишенный средств производства и вынужденный экономической необходимостью искать заработка у крупного землевладельца. Это один из симптомов разрушения соседской общины под натиском надвигающихся феодальных отношений. Едва ли может быть какое-либо сомнение в том, что закуп -одна .из разновидностей рядовичей. Трудно также не согласиться и с тем, что закуп, постоянно работающий во дворе своего господина рядом с холопом, входит в состав барской челяди.

Вдачи

Самый термин "вдач" не может считаться точно установленным, так как в ряде редакций "Правды Русской" вместо "вдач" (Троицк. IV сп.) мы имеем разночтение "в даче" (Толстовский, Троицк. IV сп. и др.), "вда цену" (Пушкинск. сп.). Если допустить законнее!ь самого термина, то сущность вдачэ определяется только одной статьей "Пространной Правды". "Вдач не холоп, и ни по хлебе роботят, ни по придатце; но оже не до-ходять года, то ворочати ему милость; отходить ли, то не виноват есть" (ст. 111 Троицк. IV сп.), т. е. долг, взятый хлебом или деньгами, не превращает должника в раба; долг подлежит либо возврату, либо отработке в определенный срок.