Шоковая терапия: от 1955-го к 1956 году

Размещено на http://www.allbest.ru/

ШОКОВАЯ ТЕРАПИЯ: ОТ 1953-ГО К 1956 ГОДУ

М. Р. ЗЕЗИНА

В течение трех лет -- с 1953 по 1956 год -- многомиллионное население Советского Союза испытало два психологических потрясения: смерь И. В. Сталина -- человека, олицетворявшего собой социализм, партию, родину, и низвержение его с пьедестала. Что могли думать и чувствовать искренне рыдавшие в дни траура люди, когда им открылась страшная правда о преступлениях «отца народов»? Насколько целительной оказалась эта правда для сознания, сформированного тоталитарным режимом?

Общепризнано, что тоталитарный режим в СССР опирался не только на репрессивный аппарат, но и имел социальную базу и глубокие корни в общественном сознании. Пожалуй, что ни один из политических лидеров в XX в. не обладал такой властью над страной, над умами и сердцами ее граждан, как Иосиф Сталин.

Предлагаемая статья посвящена главным образом событиям 1953--1956 гг., когда массовое общественное сознание пережило смерь «отца народов» и шок от разоблачения его преступлений.

Общественная реакция на смерть Сталина, как это известно по многочисленным воспоминаниям современников, была очень острой и неоднозначной: от искреннего глубокого горя до тайного ликования . 1953-й год прочно отпечатался в исторической памяти народа наряду с 1917, 1941, 1945-м и стал важной вехой в истории страны. Трагические похороны, унесшие сотни человеческих жизней, обозначили конец эпохи.

Смерть советского лидера имела самые серьезные последствия. Сталин не оставил преемника, и для властных структур это означало изменения в общем балансе сил и необходимость перестройки всей системы отношений в руководстве страны и партии. Рядовые граждане лишались высшего авторитета, к которому можно было апеллировать, на чью мудрость и справедливость можно было надеяться.

В марте 1953 г. в ЦК хлынул поток соболезнований и предложений по увековечению памяти Сталина, которые в значительной степени отразили состояние умов и первые сбои в механизме взаимодействия руководящих звеньев.

Ни одно из предложений принято не было. Поворот был совершен буквально в один день группой из ближайшего окружения Сталина, включая тех, кто в последние месяцы его жизни оказался в опале.

По негласному решению Политбюро в первые дни и месяцы после смерти Сталина его имя постепенно стало исчезать со страниц прессы без каких-либо объяснений и критики в его адрес.

Впервые критика ошибок Сталина прозвучала на июльском Пленуме ЦК в 1953 г. Пленум был посвящен разоблачению Л. П. Берии, арестованного незадолго до того, и в заключительном слове Маленков заговорил о культе личности Сталина. Скорее всего, это было реакцией на выступления А. Андреева и И. Тевосяна, которые обвинили Берию в дискредитации имени Сталина.

Вопрос о культе личности и о преемнике вождя был тесно связан с борьбой за власть, поэтому в защиту Сталина выступали партийные деятели, не претендовавшие на первые места в руководстве.

Отсутствие четкой политической линии, закулисная политическая борьба, уход со сцены харизматического лидера ослабили авторитет власти. Высший авторитет, олицетворявшийся «отцом народов», исчез и «коллективное руководство» не могло заполнить этот вакуум.

Если Сталин был вне критики, то этого нельзя сказать о его преемниках. Материалы партийных организаций 1954--1955 гг. свидетельствуют, что, по выражению писателя Федора Абрамова, «время рабьего молчания кончилось». Многие рядовые коммунисты, особенно в интеллигентских парторганизациях, поверили в возможность перемен и почувствовали свою личную ответственность за происходящее в стране. Начавшаяся реабилитация создавала впечатление, что с нарушениями законности покончено, и освобождала людей от страха высказываться свободно.

Со смертью Сталина ореол непогрешимости партийного руководства исчез, а призывы развивать критику, часто звучавшие в выступлениях лидеров воспринимались некоторыми буквально. Критическая волна, которую инспирировало и готово было допустить в определенных масштабах высшее партийное руководство, легко перешла и на Центральный Комитет.

Единственным выходом для бывших соратников Сталина, ставших теперь во главе власти, было осуждение мертвого Сталина, гипотетической альтернативой которому могла стать только коллективная отставка. Публичная критика Сталина представляла для его соратников психологически трудный шаг, решиться на который мог не каждый и далеко не сразу.

Решение провести на съезде закрытое заседание с докладом Хрущева «О культе личности и его последствиях» было принято Пленумом ЦК накануне съезда, 13 февраля . Выступление Хрущева на съезде было прежде всего политическим шагом. Остановить начавшуюся реабилитацию было невозможно, комиссии по реабилитации были завалены письмами и просьбами о пересмотре дел. Люди стали возвращаться из лагерей, скрывать правду о трагических страницах истории стало невозможно. Выступая на съезде, Хрущев брал инициативу в свои руки. Но реакция общества в значительной степени скорректировала шаги руководства по десталинизации.

5 марта 1956 г. Президиум ЦК принял постановление «Об ознакомлении с докладом тов. Хрущева Н. С. «О культе личности и его последствиях» на XX съезде КПСС». Предполагалось, что текст доклада будет разослан всем партийным организациям и будет доведен до сведения всех коммунистов и комсомольцев, а также «беспартийного актива рабочих, служащих и колхозников». Сразу после съезда доклад Хрущева начали читать на партийных, комсомольских и профсоюзных собраниях. Расчет был прост -- настроения людей легче контролировать на собраниях, а партийная дисциплина обязывала коммунистов подчиняться решениям вышестоящих органов.

Слухи о «секретном докладе» быстро распространялись по стране.

Основная масса партийных руководителей на всех уровнях не хотела открытых разоблачений сталинских преступлений. Антисталинское выступление Хрущева бросало тень на партию в целом, подрывало привычные идеологические и пропагандистские стереотипы партийной работы, наконец, заставляло пересматривать собственные взгляды и отношение к «хозяину».

Особую остроту конфликту придал национальный аспект. Хотя Сталин, грузин по рождению, никогда не выказывал особой привязанности к Грузии, которая пострадала от террора ничуть не меньше других республик, для грузинского народа он оставался предметом особой национальной гордости.

Волнения в Грузии были крайним проявлением тех настроений и чувств, которыми встретили люди критику Сталина. После многих лет лжи страшная правда о прошлом воспринималась с трудом, особенно теми, кто не изведал ни ареста, ни лагеря, ни ссылки. Эта инертность массового сознания, его стихийный консерватизм усугублялись многолетним воздействием тоталитарного режима на общество.

Собрания с обсуждением материалов XX съезда проходили бурно, особенно в творческих организациях, вузах, научных учреждениях.

Однако главный постулат доклада Хрущева о том, что основы социалистического строя остались неизменными, а нарушения сводились лишь к личным ошибкам Сталина, вызывал у рядовых коммунистов сомнения.

Сталинизм как тоталитарная система пронизывал все ячейки общества. Союз советских писателей с могущественным первым секретарем во главе и с кастой несменяемых секретарей правления можно рассматривать как мини-модель общественной структуры. Многие писатели после XX съезда заговорили о необходимости преодоления «последствий культа личности» в самом Союзе писателей.

Рядовые члены партии свободно говорили о наболевшем впервые за долгие годы вынужденного молчания. Страх зажимал им рот, когда уже после смерти Сталина официальная критика превращала в идейных противников талантливых литераторов -- авторов «Нового мира» В. Померанцева, Ф. Абрамова и М. Щеглова. Осуждение культа личности XX съездом дало надежды честным и думающим людям на перемены к лучшему.

Голоса защитников Сталина в это время звучали слабо, хотя, как свидетельствовали грузинские события, их было немало.

Стенограммы собраний по итогам съезда тщательно анализировались вышестоящими партийными органами. В ЦК поступали сводки наиболее существенных вопросов, которые были заданы на собраниях. Чаще всего повторялся вопрос о соратниках Сталина -- нынешних руководителях партии, которые не могли не знать о преступлениях. Поступали вопросы о реабилитации жертв репрессий, о привилегиях и всевластии первых секретарей на местах, о необходимости демократизации избирательной системы, об истоках антисемитизма в советском обществе. Вопросы отражали различное восприятие нового партийного курса.

После доклада Хрущева рамки дозволенного оказались размытыми. Нужно было четкое указание сверху, что можно, а что нельзя в критике Сталина. И такой документ, определяющий границы отступления, появился. Это -- постановление ЦК от 30 июня 1956 г. «О культе личности и преодолении его последствий». В отличие от хрущевского доклада постановление было опубликовано и содержало не столько разоблачение сталинских преступлений, сколько объяснение, почему нарушения законности оказались возможными при социализме.

Помимо открытого постановления 16 июля было подготовлено и разослано по партийным организациям закрытое письмо ЦК «Об итогах обсуждения решений XX съезда».

В 1957 г. в стране прошла волна арестов, направленных на ликвидацию зарождающихся диссидентских групп. В Ленинграде были арестованы группа Р. Пименова и «Союз коммунистов», в Москве -- Союз революционного ленинизма и группа аспиранта исторического факультета МГУ Л. Краснопевцева .

На советских руководителей повлияли события в Польше и Венгрии, толчок которым дали начавшиеся реформы в СССР и критика Сталина. Если в Польше удалось достигнуть компромиссного решения конфликта с Москвой, то в Венгрии попытка избавиться из-под советского диктата была подавлена вооруженным путем.

Внешняя политика Советского государства в те годы не подлежала обсуждению, поэтому среди открытых откликов на венгерские события можно встретить лишь одобрение вооруженного вмешательства советских войск в дела суверенного государства. Судя по письмам читателей в редакции газет и журналов, имперское мышление было широко распространенным в массах и питало ностальгию по Сталину. Осуждалось кровопролитие, но не сам факт вмешательства в дела другого государства.

Протесты против советского вторжения в Венгрию носили единичный характер. В сводках КГБ они попадали в число наиболее значительных происшествий, даже если речь шла о десятикласснике, развернувшем во время демонстрации в Ярославле 7 ноября самодельный плакат с требованием вывода советских войск из Венгрии. Написание и распространение тезисов о Венгерской революции стало одним из основных обвинений на процессе группы Р. Пименова.

Разрозненные открытые протесты одиночек было легче подавить, нежели усилившееся после XX съезда брожение в интеллигентской среде. Роль своеобразного общественно-политического клуба взяла на себя литература. В центре внимания оказались вопросы партийного руководства литературой и искусством, свободы художественного творчества. Прямой разговор о необходимости тех или иных реформ подменялся обсуждением литературных произведений и критических статей.

В начале декабря 1956 г. в ЦК прошло пятидневное совещание по вопросам литературы. Беспокойство вызывали не только «крамольные» произведения. В течение 1956 г. в печати и публичных выступлениях неоднократно звучала мысль о необходимости изменения политики партии в области литературы и в частности пересмотра постановлений ЦК по идеологии 1946--1948 гг.51. Партийные работники среднего уровня, стоявшие на страже идеологических устоев, как правило, не решались публично вступать в спор, тем более что «крамольные» мысли всегда находили поддержку аудитории. К тому же в атмосфере некоторой идеологической неопределенности они предпочитали действовать, только получив четкую санкцию сверху.

Такое указание было дано в закрытом письме ЦК в декабре 1956 г.: «Партийные организации и все коммунисты, работники литературы и искусства, научных учреждений обязаны... давать решительный отпор всяким попыткам пересмотреть линию партии в области литературы и искусства» .

Окончательно точки над «и» были поставлены на встрече руководителей партии и правительства с участниками Третьего пленума правления Союза советских писателей 13 мая 1957 г. Как вспоминал В. Каверин, «в кулуарах до заседания и на самом заседании в любой речи чувствовалась неуверенность: никто не знал, зачем нас созвали и что скажут члены правительства, сидевшие за столом в полном составе». Двухчасовая речь Хрущева перед участниками писательского пленума, по словам Каверина, была похожа на обваливающееся здание. Между бесформенными кусками, летящими куда придется, не было никакой связи. Но смысл ее был совершенно ясен -- против интеллигенции, «потерявшей почву под ногами».

В печати началась кампания борьбы против очернительства советской действительности. Предъявляемые претензии выходили за рамки чисто литературной критики, и носили идеологический характер. Партийные идеологи обозначили брожение умов после XX съезда как праворевизионистские шатания.

Призвать к порядку московских писателей, а именно Московское отделение Союза писателей стало одним из рассадников свободомыслия в эти годы, было сравнительно нетрудно. Если среди них и оставались несогласные, то они предпочитали молчать, и не выступали открыто против ужесточения партийной линии. Более жесткие меры были применены в вузах. В 1957 г. были восстановлены классовые критерии набора студентов, отмененные еще в 30-е гг. Преимущественным правом при поступлении в вузы стали пользоваться молодые люди, имевшие стаж практической работы на производстве не меньше двух лет.

Таким образом, брожение в обществе, вызванное развенчанием Сталина, было успокоено с помощью различных средств воздействия -- от танков, как это было в Тбилиси, и арестов до партийных взысканий и идеологических ярлыков. Тем не менее реформы, названные А. Авторхановым «калькулированной десталинизацией», продолжались.

Частичная реабилитация имени Сталина не помешала проведению многих мер социальной направленности -- был принят Закон о государственных пенсиях, сокращен рабочий день, отменена судебная ответственность рабочих и служащих за самовольный уход с работы или прогул, введено авансирование колхозников, отменена плата за обучение в старших классах школы и вузах. Продолжалась реабилитация жертв репрессий, была реорганизована система исправительно-трудовых лагерей, началось возвращение репрессированных народов и восстановление их национальных автономий. Наметилось потепление в международных отношениях, был возобновлен иностранный туризм, расширялись культурные контакты, страна стала более открытой миру.

В 1957 г. после неудавшейся попытки переворота в партии была отправлена в отставку группа, олицетворявшая консервативное крыло в руководстве. Ряд политических процессов, прошедших над представителями наиболее радикальной интеллигенции в том же году, свидетельствовал, что власти стремились избежать не только давления со стороны консерваторов, но и подталкивания со стороны радикалов. Зарождающееся диссидентское движение оставалось слабым и малозаметным. На основе медленных и часто противоречивых шагов по пути десталинизации был достигнут временный компромисс, объединивший большинство руководства и общества.

Размещено на Allbest.ru