Введение опричнины

Понятие и содержание опричнины, основные причины и исторические предпосылки ее возникновения. Этапы протекания данного процесса, оценка его последствий и место в истории России. Формы крепостнического произвола. Политические результаты опричнины.

Рубрика История и исторические личности
Вид контрольная работа
Язык русский
Дата добавления 20.11.2011
Размер файла 46,5 K

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение опричнины

Итак, декабрь 1564 г., последний доопричный месяц. Ситуация в стране была тревожной. Всего четыре года тому назад начались перемены в высших эшелонах власти. 7 августа 1560 г. умерла царица Анастасия Романовна, женщина, которую царь Иван, похоже, искренне любил. При жизни царицы клан ее родственников Захарьиных-Юрьевых (впоследствии за ними утвердилась фамилия Романовых) был в напряженных отношениях с реально правившим в стране неофициальным правительственным кружком, возглавлявшимся костромским вотчинником Алексеем Федоровичем Адашевым и придворным священником Сильвестром. После смерти Анастасии влияние Захарьиных на оплакивавшего любимую жену царя усилилось, а отношения Ивана IV с Избранной радой обострились.

Нелегка внешнеполитическая ситуация. Еще в правление Избранной рады началась (1558) Ливонская война - против властвовавшего в Прибалтике на территории современных Латвии и Эстонии Ливонского ордена. В течение двух первых лет Ливонский орден был разгромлен. Немалую роль в победах русских войск сыграла татарская конница из покоренного в 1552 г. Казанского ханства. Но плодами победы воспользовалась не Россия: рыцари перешли под покровительство Великого княжества Литовского, которое и развернуло военные действия против России. Выступила и Швеция, не хотевшая упустить свою долю в Прибалтике. Два сильных противника вместо одного слабого оказались перед Россией в этой войне. Первое время ситуация еще складывалась благоприятно для Ивана IV: в феврале 1563 г. после долгой осады удалось взять важную и хорошо укрепленную крепость Полоцк. Но, видно, слишком велико было напряжение сил, и военное счастье стало изменять русскому оружию. Меньше чем через год, в январе 1564 г. в битве у реки Улы, недалеко от Полоцка, русские войска потерпели жестокое поражение: множество воинов было убито, сотни служилых людей попали в плен.

В апреле 1564 г. из Юрьева Ливонского (ныне - Тарту) бежал в Великое княжество Литовское опытный и видный воевода князь Андрей Михайлович Курбский. Человек, близкий к Адашеву и Сильвестру, Курбский сначала избежал опалы. Но в августе 1562 г. он проиграл битву под Невелем, и только боевая рана спасла князя от репрессий. Курбский, однако, знал, что царь не простил ему неудачи, до него доходили слухи о «гневных словах» повелителя. В послании инокам Псково-Печерского монастыря князь Андрей писал, что «напасти и беды» на него «кипети многи начинают». Бегство Курбского тем сильнее ударило по Грозному, что беглый боярин прислал из-за рубежа краткое, но энергичное послание своему бывшему монарху, в котором гневно обвинял царя в тирании, казнях невинных людей.

Таков был канун опричнины. 3 декабря 1564 г. началось стремительное развитие событий: в этот день царь с семьей и приближенными выехал на богомолье в Троице-Сергиев монастырь. На первый взгляд, в выезде не было ничего необычного: к Троице царь ездил почти каждый год, изредка и по два раза. Но обычно поездки назначались на сентябрь, реже - на май-июнь, один раз царь навестил Троице-Сергиев монастырь в январе: между венчанием на царство и свадьбой, в 1547 г. Всего лишь один раз, в 1542 г., он ездил на богомолье (да и то не к Троице, а в другие монастыри) в декабре. К тому же в 1564 г. государь уже побывал у гроба Сергия Радонежского и вернулся из «объезда» 8 июля. Еще больше настораживало то, что царь увез с собой всю свою казну, а заранее отобранным многочисленным сопровождающим было приказано ехать с семьями.

Задержавшись под Москвой из-за внезапно наступившей распутицы, помолившись у Троицы, царь к концу декабря добрался до Александровой слободы (ныне - г. Александров Владимирской области) - села, где не раз отдыхали и «тешились» охотой и Василий III, и сам Иван IV. Оттуда 3 января 1565 г. в Москву приехал гонец, который привез две грамоты. В первой, адресованной митрополиту Афанасию, сообщалось, что царь положил свой гнев на всех епископов и настоятелей монастырей, а опалу - на всех служилых людей, от бояр до рядовых дворян, поскольку служилые люди истощают его казну, плохо служат, изменяют, а церковные иерархи их покрывают. Потому он, «от великие жалости сердца, не хотя их изменных дел терпети, оставил свое государьство и поехал, где вселитися, иде же его, государя, бог наставит». Вторая грамота была адресована всему посадскому населению Москвы; в ней царь заверял простой московский люд, «чтобы они себе никоторого сумнения не держали, гневу на них и опалы никоторые нет».

Это был блестящий политический маневр талантливого демагога: царь выступал в тоге радетеля за интересы посадских низов, против ненавистных посадскому люду феодалов. Все эти гордые и знатные вельможи, по сравнению с которыми простой горожанин - человек третьего сорта, оказывается, - гнусные изменники, прогневавшие царя-батюшку, доведшие его до того, что он бросает государство. А «посадский мужик», ремесленник или купец - опора трона. Но как же теперь быть? Ведь государство тем и государство, что во главе государь. Без государя «х кому прибегнем и хто нас помилует и хто нас избавит от нахождения иноплеменных?» - так, по словам официозной летописи, толковали московские люди, выслушав царские грамоты. И они решительно потребовали, чтобы бояре упросили царя вернуться на царство, «а хто будеть государьских лиходеев и изменников, и они за тех не стоят и сами тех потребят».

Уже через два дня депутация духовенства и бояр была в Александровой слободе. Царь смилостивился и согласился возвратиться, но при двух условиях: «изменников», в том числе и тех, кто всего лишь «в чем ему, государю, были непослушны», «на тех опала своя класти, а иных казнити», а во-вторых, «учинити ему на своем государъстве себе опришнину».

В опричнину (от слова «опричь», «кроме» всей остальной «земли» - отсюда - земщина или земское) царь выделил часть уездов страны и «1000 голов» бояр и дворян. Зачисленным в опричнину полагалось иметь земли в опричных же уездах, а у земских, у тех, «которым не быти в опришнине», царь приказал забирать вотчины и поместья в опричных уездах и давать взамен другие в земских. В опричнине действовала своя Боярская дума («бояре из опришнины»), были созданы свои особые войска, возглавлявшиеся воеводами «ис опришнины». Опричная часть была выделена и в Москве.

С самого начала в число опричников вошли многие отпрыски знатных и старинных боярских и даже княжеских родов. Те же, кто не принадлежали к аристократам, тем не менее, и в доопричные годы в основном входили в состав «дворовых детей боярских» - верхушки феодального сословия, традиционной опоры русских государей. Внезапные возвышения таких малознатных, но «честных» людей неоднократно случались и раньше (например, Адашев). Дело было не в якобы демократическом происхождении опричников, потому будто бы вернее служивших царю, чем знать, а в том, что опричники стали личными слугами самодержца, пользовавшимися, кстати, и гарантией безнаказанности. Опричники (их число за семь лет выросло примерно в четыре раза) были не только личной стражей царя, но и участниками многих боевых операций. И все же палаческие функции для многих из них, особенно для верхушки, были главными. Кульминацией опричного террора стали конец 1569 - лето 1570 г. Вероятно, летом 1569 г. царь получил давно желанный донос. Новгород Великий, город, который всегда был под подозрением, задумал изменить: царя извести, на его место посадить старицкого князя Владимира Андреевича и передаться под власть короля польского (в 1569 г. королевство Польша и Великое княжество Литовское превратили личную унию в государственную, создав объединенное государство - Речь Посполитую). Перед этим он в сентябре 1569 г. вызвал к себе Владимира Андреевича с женой и младшей дочерью и заставил их принять яд. По дороге к Новгороду опричники устроили кровавые погромы в Твери, Торжке. Погибло множество жителей, были уничтожены содержавшиеся там ливонские и литовские пленные. В январе 1570 г. начался погром в Новгороде, продолжавшийся больше месяца. Погибло от трех-четырех тыс. (по подсчетам Р.Г. Скрынникова) до 10-15 тыс. человек (как полагает автор настоящего очерка). Были ограблены новгородские церкви. В селах и деревнях Новгородской земли свирепствовали разбойничьи шайки опричников, опустошавшие и помещичьи усадьбы, и крестьянские дворы, убивавшие жителей, вывозившие насильно крестьян в свои поместья и вотчины. Несколько десятков человек погибло и в Пскове. Новые беды стране принес 1571 г. Крымский хан Девлет-Гирей совершил очередной набег на Русь. Большая часть опричников, которые должны были держать оборону берега Оки в районе Калуги, на службу не вышла: воевать с мирным населением было привычнее и безопаснее, безнаказанность развратила. Опричнина из мрачного карательного механизма выродилась в шайку убийц с княжескими и боярскими титулами. Хану удалось обойти русские войска и беспрепятственно подойти к Москве. Он не стал штурмовать городские стены, а поджег посады. Огонь перекинулся в Кремль и Китай-город. Пожар бушевал три часа, пока хватало пищи огню. В итоге - пепелище вместо столицы, множество обгоревших и задохнувшихся людей. Хоронить их было некому, а потому из-за разлагавшихся трупов (Москва сгорела 24 мая) «смрад велик был». Только к 20 июля, почти через два месяца, город удалось очистить от мертвых тел.

Поражение оказалось тяжелым ударом не только для страны, но и для престижа царя Ивана и его опричников. И современники, и ближайшие потомки считали это событие божьей карой за бесчинства опричников. Правда, царь, как обычно, нашел виноватого: уже летом читали публично покаянную грамоту князя Ивана Мстиславского, признававшегося в том, что «государю… и всей Русской земле изменил, навел семи с моими товарыщи безбожного крымского Девлет-Кирея царя». Кто мог бы поверить этому «признанию», если сам «изменник» продолжал первенствовать в Боярской думе, а вскоре был назначен наместником в Новгород? Просто покладистый Мстиславский оказал царю услугу - взял грех на себя. Зато у царя появилась новая возможность обвинять «бояр-изменников» во всех бедах страны. Разгром 1571 г. значительно ухудшил внешнеполитическое положение страны. На переговорах с Крымом русские дипломаты получили тайную инструкцию, в крайнем случае соглашаться на уступку Астрахани, но ханские послы требовали Казани. В этих условиях Девлет-Гирей решил следующим летом повторить поход. У царя не оставалось выхода. Он назначил командующим войсками опытного воеводу, часто оказывавшегося в опале, - князя Михаилу Ивановича Воротынского и объединил под его началом и опричников и земских людей. В каждом полку вместе воевали люди из земщины и опричнины, в каждом полку среди воевод были и опричники, и земские. Это объединенное войско 30 июля 1572 г. возле деревни Молоди (примерно в 45 километрах к югу от Москвы, возле Подольска) наголову разбило Девлет-Гирея. В плен попал даже знаменитый крымский полководец Дивей-Мурза. Страна была спасена. Спасителя же - Воротынского - царь Иван отблагодарил по-своему: меньше чем через год он был казнен по доносу своего холопа, утверждавшего, что Воротынский хотел околдовать царя. Курбский сообщает, что князя связанным держали над огнем, а Грозный сам подгребал угли поближе к жертве. Битва при Молодях стала победой не только над Девлет-Гиреем, но и над опричниной. Даже Ивану IV стало ясно, что сохранение этого зловещего учреждения угрожает обороноспособности страны. Осенью 1572 г. государь опричнину «отставил», и сразу она стала одиозной: наказанию кнутом подлежал тот, кто только осмелится произнести это слово, внезапно превратившееся в крамольное. Отмена опричнины не прекратила террора (хотя ничего похожего ни на Новгородский погром, ни на казни лета 1570 г. уже не повторялось), более того: были казнены некоторые опричники, в том числе чересчур скомпрометировавшие себя палачеством. Но царь сделал и некоторые жесты в пользу земщины: была возвращена небольшая часть конфискованных имений, реабилитированы (посмертно) некоторые из жертв террора, в Новгород торжественно вернули две иконы в серебряных окладах, хотя все остальное награбленное осталось у царя.

Причины и цели опричнины

Каковы же были ее причины, на какие цели она была направлена и к каким объективным результатам привела?

Был ли все же какой-то смысл в этой вакханалии казней и убийств? Речь идет не об оправдании опричнины, ибо цель не оправдывает средств, и никакие «государственные соображения» не могут обелить убийство десятков тысяч невиновных людей. Речь - о задачах опричнины, о ее корнях. По концепции С.Ф. Платонова: борясь с реакционным боярством, царь опирался на дворян. Поэтому он выселял из опричных уездов враждебных ему бояр, заменяя верными дворянами.

В результате изучения истории опричнины удалось выявить много существенных фактов, которые, однако, уже не уместились в рамках платоновской концепции.

Прежде всего, о переселениях. Они вовсе не были такими массовыми, как представлялось Платонову. Еще перед Великой Отечественной войной молодой историк Г.Н. Бибиков (погибший вскоре на фронте) выяснил, что в опричнину вошли главным образом заселенные рядовыми служилыми людьми уезды, а вовсе не форпосты крупного княжеско-боярского землевладения, как полагал Платонов. А.А. Зимин показал, что выселению подлежали в основном опальные и их родня, значительное же количество местных землевладельцев было, вероятно, просто принято в опричнину. А ведь именно на опричных переселениях в основном базируется представление об опричнине как об антибоярском мероприятии.

В этой связи необходимо остановиться на вопросе об отношениях боярства и дворянства, о политических позициях этих социальных групп класса феодалов. Кобрину представляется ошибочным распространенное представление о том, что боярство было постоянной аристократической оппозицией центральной власти. Начнем с логического противоречия, заключенного в этом тезисе. Все историки единодушны в том, что вся правительственная политика XV-XVI вв. была направлена на централизацию страны, а воплощалась она в указах и законах, оформленных как «приговоры» Боярской думы - высшего правительственного учреждения. Аристократический состав думы известен и твердо установлен, ее подчас считают неким советом знати, ограничивающим власть монарха. Итак, именно бояре принимают меры, направленные на централизацию.

Экономически бояре не были заинтересованы в сепаратизме, скорее наоборот. Они не владели крупными латифундиями, расположенными компактно, «в одной меже». Крупный землевладелец имел вотчины и поместья в нескольких - четырех-пяти, а то и в шести уездах. Границы же уездов - это рубежи бывших княжеств. Возврат к удельному сепаратизму серьезно угрожал земельным владениям знати.

Титулованные бояре, отпрыски старых княжеских родов, утративших свою независимость, постепенно сливались с нетитулованной знатью. Обломки собственно княжеских вотчин, где их права еще в первой трети XVI в. носили некоторые следы прежней суверенности, составляли все меньшую часть их владений, расположенных столь же чересполосно, как и у нетитулованных бояр.

Ошибочно также, по мнению Кобрина, противопоставление бояр-вотчинников дворянам-помещикам, встречающееся в учебной и популярной литературе. В социальном составе помещиков и вотчинников не было существенной разницы: и среди тех и других мы встречаем и аристократов, и служилых людей среднего ранга, и «мелкую сошку». Нельзя противопоставлять вотчину и поместье как наследственное и ненаследственное владения: и вотчину можно было конфисковать в опале, за служебную провинность или за политическое преступление, и поместья фактически с самого начала передавались по наследству. Да и размеры вотчин и поместий не дают основания считать вотчину крупной, а поместье мелким. Наряду с крупными вотчинами было много мелких и даже мельчайших, где землевладелец наряду с эксплуатацией труда зависимых крестьян вынужден был сам пахать землю. Вместе с тем одновременно с небольшими поместьями (но таких микроскопических, как мелкие вотчины, первоначально не было) встречались и весьма крупные, не уступающие по размерам большим вотчинам. Все это очень важно, ибо как раз противопоставление крупной «боярской вотчины» «мелкому дворянскому поместью» - главная опора концепции противоборства боярства и дворянства, борьбы боярства против централизации.

Не была антибоярской и опричнина. И дело здесь не только в том, что переселения, в которых видели главный социальный смысл этого мероприятия, не были столь массовыми и всеобъемлющими. С.Б. Веселовский тщательно изучил состав казненных при Иване Грозном. Разумеется, среди погибших немало бояр: они стояли ближе к государю, а потому на них чаще обрушивался царский гнев. «Кто был близок к великому князю, тот ожигался, а кто оставался вдали, тот замерзал», - писал Генрих Штаден. Да и казнь знатного боярина была куда заметнее, чем гибель рядового сына боярского, не говоря уже о крестьянине или «посадском мужике». В Синодике опальных, куда по приказу царя Ивана были записаны для церковного поминовения его жертвы, бояре названы по именам, а люди из низших слоев общества - часто цифрой с добавлением: «ты, господи, сам веси знаешь имене их». И все же, по подсчетам Веселовского, на одного боярина или человека из государева двора «приходилось три-четыре рядовых землевладельца, а на одного представителя класса привилегированных служилых землевладельцев приходился десяток лиц из низших слоев общества». Дьяки и подьячие, незнатные государственные чиновники - основа складывающегося аппарата государственного управления, опора централизации. Но сколько их погибло в годы опричнины! «При царе Иване, - писал Веселовский, - служба в приказном аппарате была не менее опасным для жизни занятием, чем служба в боярах».

Итак, острие опричного террора было направлено вовсе не только и даже не главным образом против боярства. Выше уже отмечалось, что и состав самих опричников был не менее аристократичен, чем состав земщины.

Таким образом, по Платонову, уничтожая аристократический строй служилого землевладения, опричнина была направлена, в сущности, против тех сторон государственного порядка, которые терпели и поддерживали такой строй. Она действовала не «против лиц», как говорит В.О. Ключевский, а именно против порядка, и потому была гораздо белее орудием государственной реформы, чем простым полицейским средством пресечения и предупреждения государственных преступлений. Говоря так, Платонов совсем не отрицает тех отвратительно жестоких гонений, которым подвергал в опричнине Грозный царь своих воображаемых и действительных врагов.

Результаты и последствия опричнины

Путь централизации страны через опричный террор, по которому пошел Грозный, был разорительным и даже гибельным для России. Централизация двинулась вперед, но в таких формах, которые просто нельзя назвать прогрессивными. Дело здесь не только в том, что протестует нравственное чувство (что, впрочем, тоже немаловажно), но и в том, что отрицательно сказались на ходе отечественной истории последствия опричнины. Рассмотрим ближе её политические последствия:

а). Первое из политических последствий опричнины Ивана Грозного заключалось в необыкновенно энергичной мобилизации землевладения, руководимой правительством. Опричнина массами передвигала служилых людей с одних земель на другие; земли меняли хозяев не только в том смысле, что вместо одного помещика приходил другой, но и в том, что дворцовая или монастырская земля обращалась в поместную раздачу, а вотчина князя или поместье сына боярского отписывалось на государя. Происходил как бы общий пересмотр и общая перетасовка владельческих прав. Результаты этой операции имели бесспорную важность для правительства, хотя были неудобны и тяжелы для населения. Ликвидируя в опричнине старые поземельные отношения, завещанные удельным временем, правительство Грозного взамен их везде водворяло однообразные порядки, крепко связывавшие право землевладения с обязательной службой. Это требовали и политические виды самого Грозного и интересы, более общие, государственной обороны. Стараясь о том, чтобы разместить на землях, взятых в опричнину, «опришнинских» служилых людей, Грозный сводил с этих земель их старых служилых владельцев, не попавших в опричнину, но в то же время он должен был подумать и о том, чтобы не оставить без земель и этих последних. Они устраивались в «земщине» и размешались в таких местностях, которые нуждались в военном населении. Политические соображения Грозного прогоняли их с их старых мест, стратегические надобности определяли места их нового поселения. Нагляднейший пример того, что испомещение служилых людей зависело одновременно и от введения опричнины и от обстоятельств военного характера, находится в так называемых Полоцких писцовых книгах 1571 г. Они заключают в себе данные о детях боярских, которые были выведены на литовский рубеж из Обонежской и Бежецкой пятин тотчас после взятия этих двух пятин в опричнину. В пограничных местах, в Себеже, Нещерде, Озерищах и Усвяте, новгородским служилым людям были розданы земли каждому сполна в его оклад 400 - 500 четей. Таким образом, не принятые в число опричников, эти люди совсем потеряли земли в новгородских пятинах и получили новую оседлость на той пограничной полосе, которую надо было укрепить для литовской войны. У нас мало столь выразительных образчиков того влияния, какое оказывала опричнина на оборот земель в служилом центре и на военных окраинах государства. Но нельзя сомневаться, что это влияние было очень велико. Оно усилило земельную мобилизацию и сделало ее тревожной и беспорядочной. Массовая конфискация и секуляризация вотчин в опричнине, массовое передвижение служилых землевладельцев, обращение в частное владение дворцовых и черных земель - все это имело характер бурного переворота в области земельных отношений и неизбежно должно было вызвать очень определенное чувство неудовольствия и страха в населении. Страх государевой опалы и казни смешивался с боязнью выселения из родного гнезда на пограничную пустошь без всякой вины, «с городом вместе, а не в опале». От невольных, внезапных передвижений страдали не только землевладельцы, которые обязаны были менять свою вотчину или поместную оседлость и бросать одно хозяйство, чтобы начинать другое в чуждой обстановке, в новых условиях, с новым рабочим населением. В одинаковой степени страдало от перемены хозяев и это рабочее население, страдало особенно тогда, когда ему вместе с дворцовой или черной землей, на которой оно сидело, приходилось попадать в частную зависимость. Отношения между владельцами земель и их крестьянским населением были в ту пору уже достаточно запутаны; опричнина должна была еще более их осложнить и замутить.

В XVI в., в результате того, что численность служилого класса росла с чрезвычайной скоростью, активно шла раздача земель служилым людям. На интенсивный рост численности повлияла борьба с соседями на окраинах немецкой, литовской и татарской, которая заставляла во что бы то ни стало увеличивать боевые силы государства. На границах протягивались линии новых и возобновленных крепостей. В этих крепостях водворялись гарнизоны, в состав которых поступали люди из низших слоев населения, менявшие посадский или крестьянский двор на двор в стрелецкой, пушкарской или иной «приборной» слободе. Этот вновь поверстанный в государеву службу мелкий люд в большинстве своем извлекался из уездов, которые тем самым теряли часть своего трудоспособного населения. На смену ушедшим в уездах водворялись иного рода «жильцы»; они не входили в состав тяглых миров уезда и не принадлежали к трудовой массе земледельческо-промышленного населения, а становились выше этой массы, в качестве ее господ. То были служилые помещики и вотчинники, которым щедро раздавались черные и дворцовые земли с тяглым их населением. В течение всего XVI века можно наблюдать распространение этих форм служилого землевладения, поместья и мелкой вотчины, на всем юге и западе Московского государства в Замосковье, в городах от украйн западных и южных, в Понизовье. Нуждаясь в людях, годных к боевой службе, сверх старинного класса своих слуг, вольных и невольных, знатных и незнатных, правительство подбирает необходимых ему людей, сажая на поместья, отовсюду, изо всех слоев московского общества, в каких только существовали отвечающие военным нуждам элементы.

Следует отметить те последствия, какими сопровождалось для коренного городского населения водворение в города и посады служилого люда. Военные слободы и осадные дворы губительно действовали на посадские миры. Служилый люд отнимал у горожан их усадьбы и огороды, их рынок и промыслы. Он выживал посадских людей из их посада, и посад пустел и падал. Из центра народнохозяйственной жизни город превращался в центр административно-военный, а старое городское население разбредалось или же, оставаясь на месте, разными способами выходило из государева тягла. Нечто подобное происходило и с водворением служилых людей в уездах.

Таким образом, к исходу XVI в. в уездах южной половины Московского государства служилое землевладение достигло своего крайнего развития в том смысле, что захватило в свой оборот все земли, не принадлежавшие монастырям и дворцу государеву. Тяглое население южных и западных областей оказалось при этом сплошь на частновладельческих, служилых и монастырских землях, за исключением небольшого, сравнительно, количества дворцовых волостей.

Нет сомнения, что описанное выше развитие служилого и вообще частного землевладения было одним из решительных условий крестьянского прикрепления. Неизбежным последствием возникновения привилегированных земельных хозяйств на правительственных землях был переход крестьян от податного самоуправления и хозяйственной самостоятельности в землевладельческую опеку и в зависимость от господского хозяйства. Этот переход в отдельных случаях мог быть легким и выгодным, но вообще он равнялся потере гражданской самостоятельности. Коренное население тяглой черной волости - крестьяне старожильцы, «застаревшие» на своих тяглых жеребьях, с которых они не могли уходить, не получали права выхода и от землевладельца, когда попадали со своей землей в частное обладание. Прикрепление к тяглу в самостоятельной податной общине заменялось для них прикреплением к владельцу, за которым они записывались при отводе ему земли.

За такой порядок стояли не только сами землевладельцы, - его держалось и правительство. С точки зрения правительственной, он был удобен и необходим. Крепкое владельцу рабочее население служило надежным основанием и служебной исправности служилого землевладельца, и податной исправности частновладельческих хозяйств.

Но мы видим, что передача правительственных земель была осложнена опричниной. Обращение земель подгонялось политическими обстоятельствами и принимало характер тревожный и беспорядочный. Пересмотр «служилых людишек» с необыкновенной быстротой и в большом количестве перебрасывал их с земель на земли, разрушая старинные хозяйства в одних местах и создавая новые в других. Все роды земель, от черных до монастырских, были втянуты в этот пересмотр и меняли владельцев, - то отбирались на государя, то снова шли в частные руки. К этому именно времени более всего приурочивается замечание В.О. Ключевского, что в Московском государстве XVI в. «населенные имения переходили из рук в руки чуть не с быстротой ценных бумаг на нынешней бирже». Только эта «игра в крестьян и в землю» доведена была до такого напряжения не одними иноками богатых монастырей, как говорит Ключевский, но прежде всего самим правительством Грозного.

Вот в чем мы видим главную причину усиления во второй половине XVI в. крестьянского выхода из местностей, занятых служилым землевладением.

Также следует отметить, что новые владельцы, как правило, не заботились о налаживании хозяйства в полученных ими поместьях и вотчинах. Одни рассчитывали на скорое возвращение их старых владений, а поэтому продавали и отдавали «на помин души» полученные ими земли. 1569-1572 годы были временем резкого подъема числа вкладов в монастыри. Немногим больше хозяйственной сметки проявляют новые господа из опричной среды, знавшие, что рано или поздно наступит конец их владычеству. Поэтому они стремились выжимать их крестьян как можно больше доходов. Хищническая эксплуатация поместий приводила часто к их разорению. Правительство стремилось прекратить этот процесс путем строгих наставлений. В поместных грамотах часто специально оговаривалось, чтобы впредь эти владения «не пустошились».

Постепенное обезземеливание крестьян, переход черносошных земель в орбиту эксплуатации светскими и духовными феодалами сопровождались в годы опричнины резким ростом податей, взимаемых государством, и земельной ренты в пользу светских и духовных землевладельцев. В годы опричнины происходили серьезные сдвиги в формах феодальной ренты. Усилился процесс развития барщины, наметившийся уже в середине XVI в.

Разорение крестьянства, обремененного двойным гнетом (феодала и государства), дополнялось усилением помещичьего произвола, что подготавливало окончательное торжество крепостного права.

Одной из широко распространенных форм крепостнического произвола было дозволение опричникам вывозить крестьян из владений земских. Штаден писал, «кто не хотел добром переходить от земских под опричных, тех вывозили насильством и не по сроку. Вместе с тем увозились и сжигались (и крестьянские) дворы». И здесь мы сталкиваемся с основной особенностью опричнины: старые формы удельных времен (свобода крестьянского выхода) используются для новых целей, т.е. для дальнейшего закрепощения.

В годы опричнины закон о Юрьевом дне продолжал действовать. Некоторые крестьяне уходили к более предприимчивым или удачливым помещикам, уплатив необходимые в таких случаях подати.

Однако обстановка опричнины с ее экономическими потрясениями и распрями среди самих феодалов отнюдь не содействовала утверждению начал законности в отношениях крестьян и помещиков. Гораздо чаще энергичные хищники из новых «господ на час» свозили крестьян в приобретенные ими разными средствами пустоши.

По С.М. Каштанову, в опричнину почти совершенно не вошли наиболее крепостнические районы центра - восточное Замосковье, тогда как менее закрепощенные районы запада и юго-запада стали опричными. Все это позволяло за счет усиления в этих районах крепостнического гнета улучшить положение опричного войска, основной опоры Ивана IV. Сердцевина наблюдений С.М. Каштанова верна: ее можно объяснить тем, что в опричнину попали главным образом земли, где светское землевладение вообще не было распространено и формы эксплуатации крестьян были анархичнее, чем на поместных землях основной территории Русского государства.

Годы опричнины явились новым этапом в истории антифеодальной борьбы крестьянства. В отличие от предшествующего времени ареной классовых битв были уже широко охвачены не отдельные села и деревни, а вся страна. Голос стихийного протеста слышался в каждом русском селении. В условиях опричного террора, роста государевых и владыческих податей и других совсем уже нежданных бедствий (мор, голод) основной формой борьбы сделалось массовое бегство крестьян и горожан, приводившее к запустению центральных районов страны. Конечно, эта форма крестьянского сопротивления феодалам еще носила пассивный характер, свидетельствовала о незрелости крестьянства, задавленного нуждой и невежеством. Но крестьянские побеги сыграли огромную и еще не вполне оценимую роль в дальнейшей истории России. Оседая на севере и «за камнем», в далекой Сибири, в Поволжье и на юге, беглые крестьяне, ремесленники и холопы своим героическим трудовым подвигом осваивали эти территории. Именно они, эти безвестные русские люди, обеспечивали экономический подъем российских окраин и подготавливали дальнейшее расширение территории Русского государства. Вместе с тем беглые крестьяне и холопы составляли основной контингент складывающегося донского, яицкого и запорожского казачества, которое сделалось в начале XVII в. наиболее организованной активной силой крестьянской войны.

б). Рассмотрим другое политическое последствие опричнины. Первый кризис, оставивший глубокий след в обостренном сознании Ивана Васильевича, был связан с его внезапной и тяжелой болезнью после возвращения из Казанского похода и составлением в марте 1553 г. завещания в пользу младенца Дмитрия (первого сына, рожденного от Анастасии). Царь потребовал принесению присяги наследнику в пеленках, но у некоторых ближних бояр, которые первыми целовали крест, появились сомнения, и они, сказавшись больными, уклонились от присяги. Ходили слухи, что они «хотели… на государство» старицкого князя Владимира Андреевича, двоюродного брата Ивана IV.

Больной царь говорил боярам: «Если вы сыну моему Димитрию креста не целуете, то значит, у вас другой государь есть… Я вас привожу к крестному целованию, велю вам служить сыну моему Димитрию, а не Захарьиным; вы души свои забыли, нам и детям нашим служить не хотите, в чем нам крест целовали уже не помните; а кто не хочет служить государю - младенцу, тот и большому не захочет служить». По известию одной летописи, бояре насильно заставили присягнуть князя Владимира Андреевича, объявивши ему, что иначе не выпустят из дворца; к матери его посылали трижды с требованием, чтобы и она привесила свою печать к крестоприводной записи. «И много бранных речей она говорила. И с тех пор пошла вражда, между боярами смута, а царству во всем скудость», - говорит летопись.

Противники царя не желали видеть на престоле 13 - летнего наследника царевича Ивана, при котором отец мог в любой момент вновь взять бразды правления в свои руки. Владимир Андреевич, внук Ивана III, слабовольный и недалекий человек, казался боярам приемлемым кандидатом для противников царя. Они рассчитывали при нем вернуть себе прежнее влияние на дела государства.

Иван IV давно не доверял брату и пытался надежно оградить себя от его интриг. Он заточил в монастырь его волевую и энергичную мать, назначил в удел бояр, не вызывавших подозрений, наконец, отобрал у брата родовое Старицкое княжество и дал ему взамен Дмитров и несколько других городов.

Следя за перипетиями длительной борьбы Ивана Грозного с крупнейшим удельным владыкой опричной поры - Владимиром Старицким, можно убедиться, что эту борьбу нельзя объяснять чисто династическими причинами или болезненной мнительностью царя. Это была сознательно осуществлявшаяся политическая линия, имевшая целью сломить противника, который стал знаменем антиправительственных сил. И то, что этим знаменем сделался человек сам по себе ничтожный, сути дела не меняло.

Отношение правительства Ивана IV к Старицкому княжеству было лишь наиболее ярким образцом антиудельной политики царя Ивана. Ту же судьбу, что и князь Владимир, испытали и другие «служилые» князья. Во время опалы 1571 г. потерял свои обширные вотчины в Епифани и Веневе князь И.Ф. Мстиславский. Тогда же в казну попали г. Лух с волостями, оказавшиеся выморочным владением после смерти И.Д. Бельского. М.И. Воротынский (владелец Новосильского уезда) и Н.Р. Одоевский (владелец вотчин в Одоеве и Перемышле) погибли не в опричнину, а в 1573 г. Но судьба их владений не очень многим отличается от истории Старицкого княжества: правительство неоднократно отнимало владения у опальных князей (в 1562 г. временно были забраны уделы И.Д. Бельского и М.И. Воротынского, последнему позднее на некоторое время был пожалован Стародуб), но возвращало их, прежде чем ликвидировать уделы этих виднейших членов Боярской думы. Только беспрекословное подчинение царской воле на некоторое время давало крупнейшим княжатам видимость гарантии от опалы и казни.

Опричные гонения покончили со сторонниками Старицкого в Боярской думе. Теперь князь Владимир еще меньше, чем прежде, мог добиться царского титула при поддержке одних только своих приверженцев. В значительно большей мере судьба короны зависела от влиятельного боярства, возглавлявшего земщину. В периоды междуцарствий управление осуществляла Боярская дума, представителями которой выступали старшие бояре думы - конюшие. По традиции конюшие становились местоблюстителями до вступления на трон нового государя. Немудрено, что раздор между царем и боярами и слухи о возможном пострижении государя не только вызвали призрак династического кризиса, но и поставили в центр борьбы фигуру конюшего Челяднина-Федорова.

Между тем Грозный занят был своими военными планами. С наступлением осени он собрал все военные силы земщины и опричнины для нового вторжения в Ливонию. Поход начался, как вдруг царь отменил его, спешно покинул армию и на перекладных помчался в Москву. Причиной внезапного отъезда было известие о заговоре в земщине.

Сведения о заговоре противоречивы и запутанны. Многие современники знали о нем понаслышке. Но только двое - Г. Штаден и А. Шлихтинг - были очевидцами. Штаден несколько лет служил переводчиком в одном из земских приказов, лично знал «главу заговора» конюшего Челяднина и пользовался его расположением. Осведомленность его относительно настроений земщины не вызывает сомнений. По словам Штадена, у земских лопнуло терпение, они решили избрать на трон князя Владимира Андреевича, а царя с его опричниками истребить, и даже скрепили свой союз особой записью, но князь Владимир сам открыл царю заговор и все, что замышляли и готовили земские. Шлихтинг, подобно Штадену, также служил переводчиком, но не в приказе, а в доме у личного медика царя. Вместе со своим господином он посещал опричный дворец и как переводчик участвовал в беседах доктора с Афанасием Вяземским, непосредственно руководившим расследованием заговора. Шлихтинг располагал самой обширной информацией, но он, дважды касаясь вопроса о земском заговоре, дал две противоположные и взаимоисключающие версии происшествия. В своей записке, озаглавленной «Новости», он изобразил Челяднина злонамеренным заговорщиком, а в более подробном «Сказании» назвал его жертвой тирана, неповинной даже в дурных помыслах. И Шлихтинг, и Штаден служили в опричнине и черпали сведения в опричных кругах, где взгляд на события подчинен был предвзятой и сугубо официозной точке зрения. Противоположную версию передавали неофициальные летописи земского происхождения. Их авторы в отличие от опричников утверждали, что вина земцев сводилась к неосторожным разговорам: недовольные земские люди «уклонялись» в сторону князя Владимира Андреевича, лихие люди выдали их речи царю и недовольные «по грехом словесы своими, погибоша». Следует учесть, что данную точку зрения по поводу непосредственного участия в вышеописанных событиях, откровенно говоря, не разделяют многие историки, вплотную занимающиеся исследованиями данной проблемы. А.А. Зимин откровенно заявляет об отсутствии доверия такому историческому источнику как сведения Г. Штадена, поскольку, по словам Р.Г. Скрынникова «Генрих Штаден никогда не служил в опричнине».

Выяснить, где кончались крамольные речи и начинался подлинный заговор, никогда не удастся. Недовольство земщины носило вполне реальный характер. Недовольные исчерпали легальные возможности борьбы с опричниной. Преследования убедили их, что царь не намерен отменить опричный режим. Тогда они втайне стали обсуждать вопрос о замене Грозного на троне. Рано или поздно противники царя должны были посвятить в свои планы единственного претендента, обладавшего законными правами на трон, князя Владимира Андреевича. Последний, оказавшись в двусмысленном положении, попытался спасти себя доносом. Во время похода в Ливонию он передал царю разговоры, которые вели в его присутствии недовольные бояре. Царь увидел в его словах непосредственную для себя угрозу, начало боярской крамолы, которой он боялся и давно ждал. Вероятно, показания князя Владимира не отличались большой определенностью и не могли служить достаточным основанием для обвинения Челяднина. Популярность конюшего в думе и столице была очень велика, и Иван решился отдать приказ о его казни только через год после «раскрытия» заговора. Не располагая уликами против «заговорщиков», царь прибегнул к провокации. По его приказу князь Владимир посетил ничего не подозревавшего Челяднина и по-дружески попросил его составить списки лиц, на поддержку которых он может рассчитывать. В списки Челяднина записались 30 человек, старавшихся снискать расположение претендента на трон. Все происходило в строгой тайне, и никто не ждал беды.

Коварно «изобличив» недовольных, царь приступил к разгрому «заговора». Опричники начали с того, что взыскали с конюшего огромную денежную контрибуцию и сослали его в Коломну. Многие его сообщники были тотчас же казнены. Начался трехлетний период кровавого опричного террора, вошедшего в историю как «опричный террор».

Казни и судебные преследования расстроили механизм опричного управления. Штаден, посетивший главную резиденцию в Москве, был поражен царившим там настроением. «Когда я пришел на опричный двор, - повествует он, - все дела стояли без движения… бояре, которые сидели в опричных дворах, были прогнаны; каждый, помня свою измену, заботился только о себе». В годы опричнины пострадали многие представители феодальной аристократии. Но опричная гроза миновала крупнейшие княжеско-боярские фамилии Мстиславских, Воротынских, Бельских, Шуйских, Глинских, Одоевских, Романовых-Юрьевых. А они-то и составляли цвет Боярской думы, роль которой в этот период фактически возросла. Но все это не означало, что в опричнине в конечном итоге взяла верх высшая аристократия. Опричники Таубе и Крузе весьма метко характеризовали последнее опричное правительство, заметив, что при особе царя не осталось никого, кроме отъявленных палачей и молодых ротозеев. Представители высшей титулованной знати, появившиеся в опричнине, принадлежали ко второй категории: в большинстве своем это были люди сравнительно молодые. Их роль сводилась к внешнему представительству. Подлинными же руководителями опричной думы были Малюта Скуратов и его подчиненные, возглавлявшие сыскное ведомство. Царь, живший в постоянном страхе перед воображаемыми заговорами, слепо доверял своему главному сыщику Малюте и видел в нем всегдашнего спасителя. Скуратов помог Грозному расправиться со старой опричной гвардией. Знати имя Малюты Скуратова-Бельского было столь же ненавистно, как и имя основателя опричнины Басманова - Плещеева. Курбский желчно бранил царя за приближение «прегнуснодейных и богомерзких Бельских с товарыщи», «опришницов кровоядных». Даже среди незнатных опричников Скуратов выделялся своим худородством. В списках думных дворян опричнины его имя стояло последним. Лишь накануне полной отмены опричнины, когда влияние Малюты достигло апогея, он получил назначение на пост дворового воеводы. Такие посты могли занимать исключительно представители родословной боярской знати. Успех Скуратова невозможно объяснить одним только расположением царя. Высокое назначение было, по-видимому, следствием того, что Малюта способствовал заключению брака Грозного с Марфой Собакиной и через этот брак породнился с царской семьей. Среди дочерей Бельского одна вышла замуж за двоюродного брата царя И.М. Глинского, другая - за будущего царя Б.Ф. Годунова, а третья за князя Д.И. Шуйского, брата будущего царя. Помощником Малюты в сыскном ведомстве был думный дворянин Василий Грязной. Он также происходил из худородной семьи и начал службу у одного старицкого боярина «мало что не в охотникех с собаками». После роспуска свиты В.А. Старицкого Грязной был зачислен в опричнину и попал из псарей в царские советники. Вместе с Малютой Грязной исполнял роль следователя в деле князя Владимира, а затем руководил разгромом Новгорода. Положение Грязного пошатнулось во время чистки опричной гвардии, когда казни поверглись его двоюродные братья. Василий избежал той же участи благодаря покровительству своего друга Малюты. Едва только Скуратов погиб, Грязной лишился думного чина и был сослан в небольшую крепость на крымской границе, где попал в плен к татарам. Письма из Крыма дают весьма точное представление о характере и достоинствах главного сподвижника Малюты. Неутомимый собутыльник царя, завоевавший его благосклонность застольными шутками, Васютка Грязной сочетал в себе качества шута и палача разом. Это был человек невероятно хвастливый, тщеславный и легкомысленный. Под стать Бельскому и Грязному был думный дворянин Роман Олферов - Нащекин, выдвинувшийся в самом конце опричнины. Несмотря на полную безграмотность, он стал по милости царя хранителем печати (печатником) и возглавил весь приказной аппарат опричнины. Однажды Олферов затеял местнический спор с земским казначеем князем Мосальским и, нимало не смущаясь, написал в своей челобитной царю: «Я, холоп твой, не ведаю, почему Мосальские князи и хто они». Государственный казначей не только стерпел бесчестье, но и смиренно заявил, что «своего родства Мосальских князей не помнят», «Роман-человек великой, а я человек молодой…» В местническом деле безграмотный печатник предстает перед нами как «великий человек» опричнины.

Князю Владимиру Андреевичу также не удалось избежать террора Ивана Грозного. Он был отравлен в Москве вместе с его женой и дочерью. Гибель князя Владимира означала завершение длительной агонии последнего сколько-нибудь значительного удельного властителя на Руси.

Мы убеждаемся в полной справедливости слов Флетчера о княжатах, что Грозный, учредив опричнину, захватил их наследственные земли, за исключением весьма незначительной доли, и дал княжатам другие земли в виде поместий, которыми они владеют, пока угодно царю, в областях столь отдаленных, что там они не имеют ни любви народной, ни влияния, ибо они не там родились и не были там известны. Теперь, прибавляет Флетчер, высшая знать, называемая удельными князьями, сравнена с остальными; только лишь в сознании и чувстве народном сохраняет она некоторое значение и до сих пор пользуется внешним почетом в торжественных собраниях.

На территории старых удельных владений еще жили старинные порядки, и рядом с властью московского государя еще действовали старые авторитеты. «Служилые» люди в XVI в. здесь служили со своих земель не одному «великому государю», но и частным «государям». В середине столетия в Тверском уезде, например, из 272 вотчин не менее чем в 53-х владельцы служили не государю, а князю Владимиру Андреевичу Старицкому, князьям Оболенским, Микулинским, Мстиславскому, Ростовскому, Голицыну, Курлятеву, даже простым боярам; с некоторых же вотчин и вовсе не было службы. Понятно, что этот порядок не мог удержаться при переменах землевладения, какие внесла опричнина. Частные авторитеты поникли под грозой опричнины и были удалены; их служилые люди становились в непосредственную зависимость от великого государя, а общий пересмотр землевладения привлекал их всех на опричную государеву службу или же выводил их за пределы опричнины. С опричниной должны были исчезнуть «воинства» в несколько тысяч слуг, с которыми княжата раньше приходили на государеву службу, как должны были искорениться и все прочие следы старых Удельных обычаев и вольности в области служебных отношений. Так, захватывая в опричнину старинные удельные территории для испомещения своих новых слуг, Грозный производил в них коренные перемены, заменяя остатки удельных переживаний новыми порядками, такими, которые равняли всех перед лицом государя в его «особом обиходе», где уже не могло быть удельных воспоминаний и аристократических традиций.

Таким образом, из среды опричников стала вырастать новая знать, не отличавшаяся своими замашками от старой. Но на этот раз, вместо предков бывших удельных князей, на первые роли вышли простые боярские семьи (Захарьины и Годуновы). Это и является еще одним из политических последствий опричнины.

в). Одним из наиболее важных последствий опричнины является то, что взаимоотношения центральной власти и церкви стали очень сложными и напряженными. Церковь оказалась в оппозиции к режиму Ивана Грозного. Это означало ослабление идеологической поддержки царской власти, что в то время грозило серьёзными последствиями как для царя, так и для государства в целом. В результате опричной политики, независимость церкви в российском государстве была подорвана.

Для того чтобы понять, из-за чего возникли противоборствующиеся отношения между царской властью и духовенством, необходимо обратиться непосредственно к событиям того времени.

Мы видели, как духовенство русское могущественно содействовало утверждению единовластия; но когда московские единовластители вступили в последнюю борьбу с остатками старины, с притязаниями князей и дружины, то духовенство приняло на себя священную обязанность - среди этой борьбы сдерживать насилие, не допускать торжествующее начало употреблять во зло свою победу; усердно помогая московскому государю сломить притязания князей и членов дружины, духовенство в то же время брало этих князей и членов дружины под свой покров, блюло над их жизнью как членов церкви; так утвердился обычай, что митрополит и вообще духовенство печаловались за опальных и брали их на поруку.

Выговаривая себе неограниченное право казнить своих лиходеев, учреждая опричнину, Иоанн жаловался на духовенство, что оно покрывало виновных, и требовал от него отречения от обычая печаловаться.

Столкновение церкви и государства наиболее ярко проявилось при митрополите Филиппе. Поначалу Филипп объявил, что он согласится быть митрополитом только под условием уничтожения опричнины; Иоанн рассердился; наконец Филипп уступил убеждениям, что его обязанность нейти прямо против царской воли, но утолять гнев государя при каждом удобном случае.

Но продолжались казни; опричнина буйствовала; вельможи, народ умоляли митрополита вступиться в дело; он знал, что народ привык видеть в митрополите печальника и не хотел молчать.

Митрополит Филипп посетил царя и долго беседовал с ним наедине. Убедившись в тщетности увещаний, он выждал момент, когда царь со всей своей свитой явился на богослужение в кремлевский Успенский собор, и при большом стечении народа произнес проповедь о необходимости упразднить опричнину. Это нарушило благочиние церковной службы и имело неблагоприятный для Грозного исход. На другой день о столкновении царя с митрополитом говорила вся столица. Открытый раздор с главой церкви ставил Грозного в исключительно трудное положение. Он вынужден был удалиться в слободу и заняться там подготовкой суда над Филиппом. Опричные власти поспешили вызвать из Новгорода преданного царю архиепископа Пимена, а затем направили в Соловки особую следственную комиссию, состоявшую из опричников и духовных лиц. Соловецкие иноки сначала давали только хорошие отзывы о Филиппе. Но Пафнутий соблазнил игумена Паисия обещанием епископского сана, если он станет свидетелем против митрополита. К Паисию присоединилось несколько старцев, склоненных угрозами. Пафнутий привез их к царю. Собрали собор. Первенствовал на нем из духовных Пимен новгородский: из угождения царю он заявил себя врагом Филиппа, не подозревая, что через два года и его постигнет та же участь, какую теперь готовил митрополиту. К тому времени оппозиция в думе была обезглавлена террором, и никто не осмелился высказать вслух своих сомнений. Послушно следуя воле царя, земская боярская дума вынесла решение о суде над главою церкви.


Подобные документы

  • Формирование личности Ивана Васильевича, истоки политики опричнины. Указ об опричнине. Раздор с церковью. Опричный террор. Отмена политики опричнины. Предпосылки и отмена опричнины. Итоги опричнины. Суждение современности.

    курсовая работа [33,1 K], добавлен 09.01.2004

  • Правление Ивана Грозного и истоки политики опричнины. Сущность, цели и причины опричнины - периода в истории России, обозначившегося государственным террором и системой чрезвычайных мер. Предпосылки отмены политики опричнины, ее итоги и последствия.

    контрольная работа [32,2 K], добавлен 19.02.2012

  • Сущность и содержание опричнины, основные социальные и политические предпосылки ее ведения Иваном Грозным. История подписания Указа об опричнине. Поход на Новгород и московские казни. Обстоятельства отмены опричнины, оценка ее негативных последствий.

    курсовая работа [43,8 K], добавлен 25.12.2012

  • Деятельность Ивана Грозного как одна из дискуссионных проблем российской истории. Понятие опричнины как попытки Ивана IV силой установить самодержавие на Руси, ее сущность и особенности, предпосылки и последствия. Сильные и слабые стороны опричнины.

    реферат [27,5 K], добавлен 25.02.2009

  • Формирование царского характера и влияние детских впечатлений на последующие его действия. Шесть "эпох" опричнины. Общественно-политический кризис в России после смерти царя. Разорение опричных лет (1565—1572гг.). Повторение опричнины в истории России.

    реферат [31,5 K], добавлен 20.03.2016

  • Концепция царской власти Ивана Грозного. Активная военная политика. Политическое господство боярства. Обстоятельства и причины введения опричнины. Содержание, итоги и последствия опричной политики. Оценка опричнины в отечественной исторической науке.

    реферат [27,6 K], добавлен 17.10.2008

  • Предпосылки и сущность опричнины в российской истории. Феномен глазами Р.Г. Скрынникова, изучение вопроса ссылок в Казань. Опричнина как проявление жестокости царя в работах В.О. Ключевского. Террор как укрепление личной власти в оценке В.Б. Кобрина.

    реферат [31,0 K], добавлен 18.01.2011

  • Перемены в опричной политике. Разгром земской оппозиции. Причины введения опричнины. Место концепции Платонова в исторической литературе. Формирование единого общерусского служилого землевладельческого сословия. Новгородский погром и отмена опричнины.

    реферат [41,5 K], добавлен 19.05.2009

  • Основные причины введения опричнины. Выступление представителей боярства против продолжения борьбы за выход к Балтики. Введение опричнины, деление страны на две части: "опричнину" и "земщину". Жестокое выступление Ивана Грозного против Новгорода.

    реферат [18,2 K], добавлен 26.11.2010

  • Краткий биографический очерк жизни Ивана Грозного как великого российского царя, обстоятельства его вхождения на трон, завоевания. Сущность опричнины, исторические и социально-общественные предпосылки данного явления, оценка результатов и последствий.

    контрольная работа [46,8 K], добавлен 22.04.2013

Работы в архивах красиво оформлены согласно требованиям ВУЗов и содержат рисунки, диаграммы, формулы и т.д.
PPT, PPTX и PDF-файлы представлены только в архивах.
Рекомендуем скачать работу.