Волнения в Пекине в 1989 году

Размещено на http://www.allbest.ru/

Волнения в Пекине в 1989 году

сяопин китайский политика власть

Прошла 21-я годовщина волнений в Пекине (1989 год), закончившихся кровопролитием. Об этих событиях писали довольно много и, в основном, в политизированном виде. Интересно систематизировать сведения, чтобы попытаться взглянуть на события объективно.

Начало волнений

К 1989 году Китай в целом успешно решал задачи модернизации, но в экономике обострились проблемы, связанные с безработицей, инфляцией, в общественном сознании серьезной проблемой стала коррупция. Однако, обострилась и политическая ситуация. В обществе это проявлялось в увеличении числа демонстраций с политическими требованиями, во власти - в идейных шатаниях, которые отражали внутренние противоречия в китайской верхушке, разницу во взглядах на перспективы политических реформ. В 1986 году в центральном органе КПК «Жэньминь жибао» появились критические по отношению к марксизму статьи профессора астрофизики и проректора Научно-технического университета Пекина Фан Личжи, который в открытую выступал за «полную вестернизацию». В конце того же года в Пекине и других городах прошли студенческие демонстрации. Реакцией на это со стороны Дэн Сяопина было решение начать кампанию против «буржуазной либерализации». В январе 1987 года состоялось расширенное заседание Политбюро ЦК КПК, которое дало сохранить лицо Генеральному секретарю ЦК КПК Ху Яобану, формально удовлетворив его просьбу об отставке. Это не было полной опалой - он остался членом Политбюро. На пост Генсека был избран Чжао Цзыян. С Фан Личжи поступили круче - он был освобожден от всех должностей и исключен (что вполне логично, учитывая его заявления) из Коммунистической партии. Впрочем, других мер репрессий не последовало. Позже он эмигрировал в США.

Все это, однако, еще не означало немедленного сворачивания критики и свободы слова. Летом 1988 года по китайскому телевидению был показан разоблачительный по отношению к прошлому Китая и его традициям сериал «Элегия Желтой реки». В сентябре того же года состоялась встреча между Чжао Цзыяном и премьер-министром Сингапура Ли Куан Ю. Вообще Ли Куан Ю с его книгой «Сингапурская история: из «третьего мира» в «первый» - источник достаточно ценный. Человек незаинтересованный, далеко не коммунист по убеждениям, что исключает его предвзятость, по крайней мере, с этой стороны, и в то же время информированный во многом, что называется, из первых рук. Чжао Цзыян поинтересовался у собеседника, получил ли тот посланный ему сериал «Элегия Желтой реки» и каково его мнение. Ли Куан Ю выразил убеждение, что сериал чересчур пессимистичен, Китаю не следует отказываться от традиционных ценностей, которые помогли некоторым другим странам Азии добиться высокого уровня производительности труда и быстрых темпов экономического роста. Сериал же, оказывается, был подготовлен несколькими молодыми сотрудниками Центра по подготовке программы реформ. То есть, санкционирован на официальном уровне, что подтверждается и фактом его отправки по официальным каналам премьер-министру Сингапура.

Достаточно серьезный ученый-востоковед Ю.М. Галенович пишет в своей книге «Противостояние: Пекин, Тяньаньмэнь» о высказываниях, сделанных Дэн Сяопином 08 апреля 1989 года (вероятно, на том самом заседании IV пленума ЦК КПК XIII созыва, на котором случился приступ у бывшего Генерального секретаря ЦК КПК Ху Яобана, приведший к его смерти). Дэн Сяопин подтвердил правильность установок 3-го пленума ЦК КПК 11-ro созыва, состоявшегося в декабре 1978 года, направленных на экономические реформы. Однако, продолжал Дэн Сяопии, вслед за тем в области экономики стал наблюдаться перегрев, что вызвало ряд проблем в сфере отношений между спросом и предложением. Если бы мы, говорил Дэн Сяопин, обратили на это должное внимание пять лет тому назад или даже три года тому назад, то ситуация сегодня была бы намного лучше. Разработанное пленумом стратегическое направление развития страны остается правильным, Вместе с тем, по мнению Дэн Сяопина, люди, которые отвечали за практическое продвижение в жизнь этой стратегии, совершили ошибки тактического характера, особенно в сфере экономики, что привело к отрицательным последствиям, которые стали проявляться, начиная с 1985 г., и особенно с 1986-1987 гг. Косвенно это можно воспринять как критику Ху Яобана и сменившего его на посту Генерального секретаря Чжао Цзыяна. Но в словах этих нет еще политической критике, речь идет об экономических вопросах. За неделю до этого Чжао Цзыян заявил, что реформы и развитие страны невозможны без стабильной обстановки, а создание стабильной обстановки невозможно без реформы политической системы. Однако, если забегать вперед или отставать при проведении реформы политической системы, то это может привести к нарушению стабильности. Все это означает стратегический курс на политические реформы и еще не свидетельствует о намерении приступать к ним немедленно. Кстати, Ли Куан Ю отмечал у Чжао Цзыяна такие черты, как острый ум, способный быстро поглощать информацию, спокойную уверенность в себе, и вместе с тем сравнительную мягкость, для верхушки КПК несвойственную.

Однако, тактически ситуация скоро изменилась.

08 апреля 1989 года у популярного в народе бывшего Генерального секретаря ЦК Компартии Китая Ху Яобана на заседании не то Политбюро, не то пленума ЦК КПК случился сердечный приступ (ему шел 74-й год). 15 апреля он умер. Это послужило поводом для начала студенческих волнений.30 июня 1989 года, уже после известных событий, мэр Пекина Чэнь Ситун прочитал доклад на заседании Постоянного комитета Всекитайского собрания народных представителей, в котором утверждал: в самом начале студенческих выступлений среди протестующих был намеренно распущен слух, что на заседании Политбюро ЦК КПК премьер Госсосовета Ли Пэн обругал Ху Яобана и тот не перенес оскорблений, что является ложью, направленной персонально против Ли Пэна.17 апреля 1989 года в Пекине прошла демонстрация 4 тысяч студентов Пекинского университета под лозунгами «Да здравствует демократия!», «Долой коррупцию!». Утром 18 апреля тысячи студентов собрались на площади Тяньаньмэнь. Был сформулирован список требований, изложенных в петиции для подачи в Дом Правительства: 1. Дать политическую оценку Ху Яобану, подтвердить демократические права. 2. Осудить кампании против буржуазной либерализации и идеологического загрязнения, реабилитировать пострадавших. 3. Руководителям и их родственникам отчитаться в своих доходах. 4. Разрешить независимые издания. 5. Увеличить расходы на образование, лучше относится к интеллигенции. 6. Отменить правила, регулирующие демонстрации. 7. Объективно освещать события в прессе. Вечером того же дня петиция была передана.

В ночь на 20 апреля студенты собрались перед воротами резиденции руководства страны - части бывшего императорского дворца - Чжуннаньхая. Полиция очистила улицу перед этим въездом в Чжуннаньхай (ворота Синьхуамэнь), студентов насильно развезли на автомашинах по соответствующим вузам. Уже в ходе этих демонстраций некоторые студенты выкрикивали: «Долой КПК!» (по информации, приведенной в книге Ю.М. Галеновича). Однако, уже 21 апреля на Тяньаньмянь собралось, по разным оценкам, от 60 до 100 тысяч студентов многих пекинских вузов. Была создана подготовительная группа союза столичных студентов.23 апреля 1989 года Генеральный секретарь ЦК КПК Чжао Цзыян отбыл с визитом в КНДР. Из поездки он вернулся 30 апреля. Согласно опубликованным в США в 2001 году протоколам заседаний Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК и совещаний старейших членов партии 25 апреля 1989 года дома у Дэн Сяопина состоялось совещание высших партийных руководителей, на котором было решено квалифицировать студенческие демонстрации как антиправительственные и антикоммунистические. Чжао Цзыян был проинформирован об этом решении и телеграфировал о своем согласии с ним.

На следующий день, 26 апреля, главная партийная газета «Жэньминь Жибао» в соответствии с данным ей накануне указанием опубликовала статью, в которой обвинила участников протестов в распространении слухов и в заговоре с целью свержения существующего строя, заявив, что «кучка людей» стремится ввергнуть Китай в хаос и под «демократическими лозунгами попирает законы демократии». Статья вызвала возмущение студентов и им сочувствующих, которые получили новый повод для протеста. В тот же день глава правительства Китая Ли Пэн (считавшийся консерватором) подчеркнул важность поддержания общественного порядка, без которого «ни одна страна, независимо от ее социальной системы, просто не сможет выжить». 28 апреля представители свыше 40 пекинских вузов создали Независимый союз пекинских студентов (HCC) во главе с Уэр Кайси. Чжао Цзыян между тем изменил свою позицию и 4 мая фактически поддержал студентов, публично признав их критику в адрес власти справедливой, направленной на устранение недостатков в работе системы.

13 мая большая группа студентов (вначале несколько сотен, затем их количество увеличилось примерно до 3 тысяч) на площади Тяньаньмэнь объявила голодовку и составила манифест, в котором говорилось, в частности, следующее: «...Мы пришли на Тяньаньмэнь с протестом против равнодушного и холодного отношения правительства к студенческим забастовкам, против затягивания правительством диалога с представителями студенчества, против ярлыка «беспорядки», которым правительство определило наше движение».

Далее прослеживать все события вплоть до начала вооруженных столкновений нет необходимости, наибольший интерес представляют требования протестующих, реакция китайского руководства и общее развитие событий.

Лозунги студентов были очень разнообразными по содержанию. Общая направленность была - против коррупции и за демократию. Ли Куан Ю, следивший за событиями, отмечает постепенную радикализацию лозунгов, их смещение в сторону более резкой критики партийного руководства. Появились выпады против Ли Пэна (непопулярного в народе), а затем и против Дэн Сяопина: «Долой Дэн Сяопина», «Дэн должен уйти» и т.п. 19 мая у восточного подъезда здания Всекитайского собрания народных представителей, выходящего на площадь, студенты развернули многометровый транспарант: «Да здравствуют четыре новых принципа - демократия, свобода, права человека и власть закона. Немедленно созвать чрезвычайную сессию ВСНП». Появился лозунг «Демократия или смерть». Тем временем к демонстрантам присоединились рабочие со сталелитейного комбината «Шоуду», железнодорожники, работники метрополитена, печатники, уборщики мусора, курсанты высшей полицейской школы и даже слушатели спецкурсов министерства государственной безопасности КНР. Сочувствовали им и полицейские.

Согласно опубликованным в США воспоминаниям Чжао Цзыяна, которые согласуются с там же опубликованными протоколами заседаний Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК, утром 17 мая дома у Дэн Сяопина состоялось расширенное, с участием старейших членов партии, совещание Постоянного комитета, на котором обсуждались события в Пекине. Постоянный комитет Политбюро ЦК КПК состоял тогда из 5 человек. Наиболее известными из них были Генеральный секретарь ЦК КПК Чжао Цзыян и премьер Госсовета КНР Ли Пэн. Интересная особенность китайской политики - Дэн Сяопин, формально занимая второстепенную должность Председателя Военного совета ЦК КПК, фактически был главным лицом в партии и стране. При этом он даже не был членом Политбюро, не то, что Постоянного комитета. Необходимость советоваться с Дэн Сяопином Чжао Цзыян отметил в беседе с Горбачевым 16 мая, что китайскими руководителями было отмечено как скрытый выпад против Дэн Сяопина. На утреннем совещании 17 мая Дэн Сяопин, Ли Пэн и другие раскритиковали Чжао Цзыяна за изменение позиции в отношении волнений, Дэн Сяопин высказался за военное положение и ввод войск в Пекин. Окончательное решение было принято вечером того же дня уже на официальном заседании Постоянного комитета в правительственной резиденции Чжуннаньхае. Причем только два из пяти членов комитета (Ли Пэн и Яо Илинь) проголосовали за, Цяо Ши воздержался, а Чжао Цзыян и Ху Цили проголосовали против. Тем не менее, в соответствии со странной китайской политической спецификой решение было принято - решающим было мнение Дэн Сяопина.

Впрочем, практическое осуществление военного положения было отложено. Очевидно, китайское руководство решило сначала попытаться договориться с протестующими. Во всяком случае, 17 мая Чжао Цзыян письменно обратился к студентам от имени Политбюро ЦК КПК с обещанием рассмотреть поставленные ими вопросы и с призывом прекратить голодовку. Он также о6сщал, что партия и правительство ни в коем случае не будут «сводить счеты». Утром 18 мая члены Политбюро ЦК КПК Чжао Цзыян, Ли Пэн, Ху Цили, Цяо Ши навестили в больницах студентов, которых доставили туда в тяжелом состоянии с площади Тяньаньмэнь, где они проводили голодовку.

18 мая с 11 до 12 часов дня состоялась встреча премьера Госсовета КНР Ли Пэна с представителями студентов - участников голодовки. Корреспондент «Комсомольской правды» Александр Платковский вспоминал, что Ли Пэн отчитал студенческих лидеров «как непослушных мальчишек». Впрочем, 21-летний студенческий вожак Уэр Кайси по сравнению с 60-летним Ли Пэном и был мальчишкой. Ли Куан Ю, следивший за событиями по телерепортажам, запомнил все несколько по-иному: представители студентов, в джинсах и футболках, грубо спорили с премьером Ли Пэном. Как бы то ни было, премьер потребовал, вероятно, достаточно жестко, прекращения голодовки. Студенческие лидеры, наверняка не менее резко, потребовали от властей прямых равноправных переговоров и извинений за критическую редакционную статью 26 апреля в «Жэньминь жибао». Переговоры ни к чему не привели. Студенческое самоуправление власти признавать не захотели. На следующий день, 19 мая, Ли Пэн пришел уже на площадь Тяньаньмэнь, но студенты не захотели его слушать. Вместе с ним пришел Чжао Цзыян, который, уже зная о решении ввести военное положение, умолял студентов разойтись.

В ночь на 20 мая в Пекине состоялось совещание партийных, государственных и армейских органов центрального и городского уровня, на котором обсуждались вопросы, связанные с введением в Пекине военного положения. Оно было введено с 10 часов утра 20 мая. Но это вызвало только еще больший подъем волнений. Появился новый лозунг - «Поддержать третью народную революцию». Демонстранты начали устраивать на улицах заграждения - поставленные поперек проезжей части автобусы и троллейбусы, завалы из стальных труб и бетонных конструкций, груженные углем самосвалы. Войска пытались войти в город с самого начала, но далеко не проникли, будучи остановленными, а агрессивность проявлять не стали.

27 мая созданный манифестантами «Союз по защите конституции» постановил завершить акцию на площади 30 мая. Но это решение отверг другой студенческий союз - «Штаб обороны площади Тяньаньмэнь» во главе с 23-летней аспиранткой факультета психологии Пекинского университета Чай Лин. Владимир Попов в своей книге «Три капельки воды: заметки некитаиста о Китае» приводит ее слова, сказанные американскому журналисту Филипу Каннингэму за месяц до трагических столкновений 4 июня: «Студенты спрашивают меня: что нам делать дальше, чего мы можем добиться? Мне очень грустно, потому что, как я могу им сказать, что мы в действительности надеемся именно на кровопролитие, ожидая момента, когда у правительства не будет иного выбора, кроме беззастенчивой бойни. Только когда площадь умоется кровью, китайский народ прозреет. Только тогда он действительно будет един. Но как я могу объяснить всё это моим друзьям-студентам?». Сама Чай Лин не погибла и не была казнена, а после подавления волнений перебралась в США.

Существовала у студентов, впрочем, и единая организация - Ассоциация самоуправления студентов вузов города Пекина.

19 мая было объявлено о создании независимой от властей организации рабочих, которая в источниках носит разное название: Ассоциация самоуправления рабочих Пекина, Автономный рабочий союз Пекина, Автономная федерация рабочих Пекина. Сложно установить, сколько рабочих она в действительности объединяла. По имеющейся информации в течение нескольких дней в эту организацию вступило около 3 тысяч человек. Однако, в создании палаточного штаба на площади Тяньаньмэнь участвовало всего около 100 представителей этой организации. Судя по имеющимся данным, на самом деле помимо рабочих в эту организацию вступали и служащие. Забастовки же были более массовыми. Ассоциация рабочих призвала «послать тиранию в ад..., низвергнуть диктатуру и тоталитаризм... и развивать демократию». Более конкретные озвученные требования: контроль за деятельностью коммунистической партии, контроль рабочих на предприятиях, участие рабочих в политических делах. Обсуждались проблемы большого различия в зарплатах между рабочими и управленцами, отсутствия демократии на рабочих местах, отстранения рабочих от участия в процессе принятия политических решений, отсутствия мер безопасности на производстве, снижения уровня жизни рабочих.

Михаил Зубцов, находившийся в то время в Пекине в рамках программы культурного обмена между МГУ и Пекинским госуниверситетом вспоминает, что 20-22 мая в Пекине появились большие массы военных, но без оружия, снабженные только щитами и дубинками. В активные столкновения они не вступали. Он был свидетелем блокирования и разоружения демонстрантами одной из таких колонн военных. Будучи остановленными толпой, которая не проявляла, впрочем, особой агрессивности, военные отступили, оставив грузовики и амуницию в них (щиты, дубинки, радиостанции). Числа 24-25 мая, по словам М. Зубцова, с улиц Пекина исчезла и вся полиция. Впрочем, масштабных беспорядков и погромов не было. Студенты пытались сами навести порядок, наладить регулирование уличного движения. После кратковременного сбоя с 23 мая возобновилось уличное движение, жизнь города внешне вошла в обычный ритм. По словам корреспондентов ТАСС 23 мая в районе площади Тяньаньмэнь находилось около миллиона человек (точную оценку, конечно, вряд ли кто-то может дать). Большинство лозунгов, по сообщению информационного агентства «Синьхуа», были направлены лично против главы правительства Ли Пэна. К демонстрациям присоединились многие представители интеллигенции, в том числе из партийной школы и Центра по изучению истории партии при ЦК КПК, которые несли лозунги «Долой военное правление!», «Защитим столицу и конституцию», «За правовое государство».

В беседе с премьер-министром Сингапура Ли Куан Ю, состоявшейся в конце августа 1989 года, когда речь зашла о волнениях в Пекине, министр торговли Китая Ху Пин признал, что правительство Китая в тот момент утратило контроль над ситуацией. То же самое Ли Куан Ю позже сказал премьер Госсовета Ли Пэн: «Китайское правительство утратило полный контроль над ситуацией». По словам Ху Пина к началу июня студенты стали вооружаться, воруя оружие и снаряжение у солдат Народно-освободительной армии. Михаил Зубцов вспоминает: впоследних числах мая перед южными воротами университетского городка стали дежурить студенты с бутылками с горючей смесью. Рядом с каждым ящиком с бутылками лежала небольшая кучка колотой тротуарной плитки. На вопрос, зачем им это нужно, они отвечали: это для грузовиков: надо камнем разбить стекло и бросить внутрь кабины бутылку. Что действительно делалось позже.

27-28 мая решение о введении военного положения поддержали председатель Постоянного комитета Всекитайского собрания народных представителей Вань Ли, Верховный народный суд и Верховная народная прокуратора КНР.

В последних числах мая - первых числах июня войска вновь начали продвижение в город. Вначале оно было постепенным. Военные взяли под контроль некоторые важные объекты, в том числе вокзал, аэропорт, центральный телеграф. Несколько воинских частей некоторое время находились на окраинах Пекина, в ходе общения с местными жителями были распропагандированы и потеряли надежность. Они были выведены из города, вместо них вводились новые части 27-й и 28-й армий Пекинского военного округа.

Силовая фаза

Активная фаза столкновений началась утром 3 июня, когда военные начали продвижение непосредственно к площади Тяньаньмэнь. В это время Михаил Зубцов стал очевидцем поджога армейской колонны у моста Муксиди. Дорога через мост была перекрыта несколькими сочлененными троллейбусами. У этого места была остановлена колонна из примерно 30 грузовиков и бронетранспортеров. Из них 10 - 15 были подожжены, причем по сообщениям очевидцев - одновременно. Попыток прорыва колонна не делала, оружие не применялось, по крайней мере, массированно, так как трупов видно не было, и вся техника осталась в распоряжении толпы. Солдаты спешились и ушли в сторону ближайшей официальной резиденции. По словам Михаила Зубцова, который не все видел своими глазами, но общался в те дни со многими китайцами, большая часть жертв была именно в районе этого моста, когда в ночь на 4 июня военные вновь двинулись через этот мост. На этот раз они открыли огонь и, судя по всему, применяли оружие интенсивно. Это подтверждает и Владимир Попов (книга «Три капельки воды: заметки некитаиста о Китае»). Вероятно, под огонь попали, кроме активно сопротивлявшихся, и случайные люди.

По сведениям Ю.М. Галеновича («Противостояние: Пекин, Тяньаньмэнь»), который ссылается на газету «Жэньминь жибао», 3 июня в 17 часов на площади Тяньаньмэнь от имени ассоциации самоуправления студентов вузов города Пекина и ассоциации самоуправления рабочих города Пекина раздавалось самодельное холодное оружие тем, кто хотел воспрепятствовать проникновению солдат на площадь.

Еще днем 3 июня произошло столкновение у ворот Синьхуамэнь в правительственную резиденцию Чжуннаньхай между участниками студенческих выступлений, пытавшимися проникнуть туда, и охраной, которая применила слезоточивые газы.

В 18 часов 30 минут 3 июня по радио было передано обращение от имени военного командования, в котором сообщалось, что военным предписано проявлять максимальную сдержанность, но в случае неподчинения они имеют право применять все имеющиеся в их распоряжении средства. Жителям рекомендовалось не выходить на улицы, не посещать площадь Тяньаньмэнь, оставаться дома.

Корреспонденты ТАСС сообщали, что с балконов российского дипломатического городка в районе Цзяньгомэнь вечером 3 июня было видно, как сотни людей окружали военные машины, блокируя их продвижение к центру.

Судя по всему, столкновения были ожесточенными, но происходили эпизодически, в разных частях города. В основном - в районе проспекта Чанъанцзе, вдоль оси, идущей через город с запада на восток через площадь Тяньаньмынь.

Около 22 часов началась стрельба в районе Военного музея, где были построены баррикады. Наиболее активно, с использованием военными огнестрельного оружия, столкновения происходили примерно в течение двух часов, с 12 часов до двух ночи 4 июня. Кроме моста Муксиди, большое число пострадавших было в районе Сидань, около километра к западу от Тяньаньмэнь. Протестующие действовали активно, повсюду в грузовики и БТР бросали камни и поджигали их бутылками с зажигательной смесью. Возможно, они применяли и огнестрельное оружие, но конкретных свидетельств этому нет, и можно считать, что, во всяком случае, это не было повсеместным явлением. Войска вышли к площади Тяньаньмынь около 1 часа 30 минут 4 июня и постепенно начали оцеплять площадь, начиная с ее восточной и северо-восточной стороны. На площади было еще много людей, которым было предложено уйти. Масштабных столкновений и стрельбы на самой площади не было, но отдельные столкновения, видимо, все же происходили, так как корреспонденты ТАСС сообщали о двух горевших на площади БМП. Военные вели переговоры с находившимися на Тяньаньмэнь людьми, и в результате около 4 часов 30 минут утра было достигнуто соглашение о том, что демонстранты покидают площадь. Она была очищена к 5 часам 30 минутам утра.

О степени насилия, которые применяли обе стороны, в деталях судить трудно, так как сообщения имеются отрывочные и противоречивые.

Если верить опубликованным в США в 2001 году протоколам заседаний Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК и совещаний старейших членов партии 3 июня около 4 часов дня Председатель КНР Ян Шанкунь инструктировал генералов по поводу предстоящих действий армии и призвал их сделать все, чтобы избежать кровопролития. Вместе с тем площадь должна быть очищена до рассвета.

В 2000 году американское издательство «PublicAffairs» опубликовало книгу «Архивы Тяньаньмэнь», в которой, если верить ей, приведены секретные отчёты и протоколы процесса принятия решений, которые привели к подавлению движения протеста. Книга, рисует, в частности, следующие эпизоды: «Более пятисот армейских грузовиков были подожжены в одно и то же время на десятках перекрёстков…. На бульваре Чанъан армейский грузовик остановился из-за проблемы с двигателем, и две сотни мятежников набросились на водителя и забили его до смерти…. На перекрёстке Куйвей грузовик, перевозивший шестерых солдат, замедлил ход, чтобы не врезаться в толпу. Группа манифестантов стала тогда бросать в него камни, коктейли Молотова и факелы. В какой-то момент грузовик стал заваливаться на левую сторону, потому что одна из его шин была проколота гвоздями, разбросанными мятежниками. Тогда манифестанты стали забрасывать его горящими предметами, в результате его бак взорвался. Все шесть солдат погибли в пламени». Другой эпизод касается того, как один из сопротивлявшихся войскам бросил внутрь бронетранспортера устройство с токсичным газом. ТАССовцы описывают сцену, увиденную ими в кадрах, заснятых оператором и показанных по телевидению. Толпа выбегает наперерез несущимся по улице грузовикам. В машины летит град камней. Одна из них остановилась, вдребезги разлетаются стекла, камни летят и в сидящих внутри. Остальные машины, не останавливаясь, следуют мимо. Но вот в головную брошена бутылка, а следом - факел. Грузовик мгновенно превращается в огромный костер.

Неназванный работник советского посольства в Пекине описывал, как разъяренная толпа, набросилась на совсем еще юного солдата в форме китайской армии, вовсе не принимавшего непосредственного участия в расстреле демонстрантов. Вспоров юноше живот, его повесили на дереве для всеобщего обозрения (информация появилась в украинской газете «Кieвскiй телеграфъ», номер от 18-24 июня 2004 года).

С другой стороны есть конкретные свидетельства того, что танки переезжали лежащих на земле людей. Цзян Яньюн, в то время врач 301-го военного госпиталя Пекина, куда привозили пострадавших, утверждал, что, судя по характеру ранений, военные использовали запрещенные международным правом разрывные пули.

Большая часть других сообщений о жестокости военных представляет собой политизированную болтовню, без конкретных фактов.

Особенно сложно судить о числе погибших. Цифры разнятся в диапазоне от 200 человек до 7000. Ли Пэн 6 июня на заседании Политбюро будто бы зачитал доклад, в котором привел следующие цифры: погибло 23 военных и полицейских, ранено около 5000, пропало без вести 200 солдат. Со стороны гражданских погибло около 200 человек, в том числе 36 студентов, ранено около 2000. Эти цифры были озвучены и публично. Приводились и другие официальные цифры - убито около 100 военных и полицейских. Было сожжено 180 военных грузовиков, 40 бронетранспортеров, 90 полицейских машин и 80 автобусов. Два стажера Пекинского университета, которых эвакуировало советское посольство, даже видели по дороге на вокзал из автобуса подбитый танк Т-72.

В какой-то степени о числе погибших можно догадываться по косвенным данным. Михаил Зубцов 5-7 июня объехал около полутора десятков вузов (а всего их в Пекине порядка 60-ти) и насчитал 40-50 некрологов, причем ему пояснили, что иногда они повторялись в нескольких вузах. Одним из крупнейших в Пекине является университет Цинхуа. В нем учится 25-30 тысяч студентов. Едва ли их было намного меньше в 1989 году (всего в вузах Пекина в 1997 году обучалось около 450 тысяч человек, по 1989 году нет данных). Разумеется, возможно, что не все из них участвовали в волнениях. Но факт: из примерно 20 тысяч студентов в числе погибших оказалось 11 человек. Разумеется, нужно учитывать, что в волнениях принимало участие много приезжих.

Обоснование своей позиции Дэн Сяопин изложил на заседании Политбюро 2 июня: события могут вызвать смуту, которая будет еще хуже, чем «культурная революция»; начнется гражданская война, в регионах появятся свои правители, поток беженцев из страны составит сотни миллионов человек, от чего пострадают и соседние азиатские страны.

Выводы

В китайском руководстве произошел раскол по поводу отношения к волнениям. Раскол, однако, не вылился в открытый конфликт и был преодолен на раннем этапе. Решающим было мнение Дэн Сяопина.

Очевидно, Дэн Сяопин с самого начала не сомневался, что нельзя допускать разрастания выступлений, нельзя идти на политические уступки и следует в случае необходимости применить силу. Но у него были серьезные колебания по поводу характера и масштабов силовых методов. Принятие решительных мер он оттягивал до последнего момента. Он вовсе не был настроен на то, чтобы просто «утопить в крови» движение протеста.

Китайское руководство не желало идти на политические уступки, но пыталось избежать кровопролития. Решение о введении военного положения в принципе было принято утром 17 мая, но начало проводиться в жизнь только 20 мая. В течение этих трех дней - 17-го, 18-го и 19- мая власти предприняли три попытки мирного решения проблемы. Это письменное обращение Чжао Цзыяна 17 мая, встреча Ли Пэна с лидерами студентов 18 мая, которая была показана по китайскому телевидению, и выход Чжао Цзыяна и Ли Пэна на площадь к протестующим 19 мая. Ввод войск, начавшийся 20 мая, вплоть до вечера 3 июня проходил без применения огнестрельного оружия со стороны военных и вообще без активного использования силы. Первоначально с демонстрантами пытались справиться только при помощи дубинок. Военные долго проявляли умеренность и на применение насилия их во многом спровоцировали сами протестующие. Приказ стрелять был получен, очевидно, только 2-3 июня.

Чжао Цзыян не мог планировать таких волнений и, судя по всему, вообще оказался к ним не готов. Он был в принципе сторонником демократизации Китая по западному образцу, но вместе с тем желал сохранения стабильности. Но одно дело - стратегический курс на демократизацию, другое дело - практические меры в ближайшей перспективе. Для мер в ближайшей перспективе, если власть не желала просто плыть по течению, требовалась разработанная и последовательная программа, а ее у Чжао Цзыяна не было, по крайней мере, он не озвучивал ее публично. На открытый конфликт с Дэн Сяопином и Ли Пэном он не пошел. Впрочем, ему не оставили времени для политического маневра.

Вместе с тем нужно учитывать, что у протестующих не было известных нации лидеров. Если бы быстрая демократизация политической жизни стала фактом, им некого было бы выставить в качестве собственных политических лидеров. Нельзя всерьез считать таковыми 23-летнюю аспирантку Чай Лин и 21-летнего студента Уэра Кайси, да еще и уйгура по национальности. Такие люди могли быть митинговыми вожаками, но не политическими фигурами, способными выступать на равных с Дэн Сяопином и Ли Пэном. Значит, протест студентов неизбежно персонифицировался и объективно был ориентирован на раскол в китайском руководстве. Если бы волнения разрастались и привели к политическим переменам, сама логика событий все больше выталкивала бы из власти Ли Пэна и Дэн Сяопина и давала все больше шансов на концентрацию власти в руках Чжао Цзыяна. Чжао Цзыян не мог этого не понимать и при удачном стечении обстоятельств, вероятно, воспользовался бы ситуацией.

Движение протеста имело реальные основания, поскольку в китайской жизни действительно существовали социально-экономические проблемы. Но оно превратилось в бессмысленный и разрушительный мятеж. Насилие должно быть политически обосновано. У Дэн Сяопина такое обоснование было. Оно не является оправданием в глазах многих, но у него хотя бы была внутренняя логика. У насилия со стороны протестующих не было никакого разумного обоснования, оно было политически бессмысленным. Они не пытались сформировать параллельный центр власти, отстранить от власти руководителей Китая. Они выбрали тактику пассивного давления на власть.

Обе стороны проявили ожесточение, но в большей степени действия протестующих спровоцировали жесткость, проявленную военными, чем наоборот.

Насилие со стороны демонстрантов было связано не только с тем, что к студентам присоединились случайные люди, люмпены и т.п. (хотя и с этим тоже). Организованные студенты также проявили готовность к самым жестким методам борьбы, причем готовились к ним заранее. Несомненно, они стали бы стрелять, если бы у них было огнестрельное оружие.

Число погибших гражданских могло быть и больше двухсот, но, скорее всего, реальная цифра намного ближе к нижней границе диапазона (200 - 7000), чем к верхней.

На самом деле к демократизации оказались не готовы обе стороны. Обе стороны проявили бескомпромиссность и жестокость. Власть отчасти виновна в таком исходе событий. Она не стала признавать независимые организации, мало внимания уделила переговорам, не попыталась расколоть движение и изолировать наиболее радикальную часть. В то же время такие меры могли и не дать результата. Едва ли организации студентов и рабочих сами контролировали ситуацию в полном объеме. Да и они не проявили желание договариваться и решить все мирным путем. В то же время они и не пытались перехватить власть, что делало насилие и жестокость с их стороны политически бесперспективным и тупиковым.

Интересно сопоставить волнения в Пекине 1989 года с некоторыми похожими событиями в других странах.

Если сопоставить их с выступлениями студентов во Франции 1968 года, можно выявить как общие черты, так и различия. Общим был антисистемный характер движений, интеллектуальный радикализм, нерациональность, то есть отсутствие позитивной программы. Во французской жизни 1968 года также были реальные основания для протеста. Но тот протест был нерациональным, как и китайский, только в лозунгах французского движения больше проявилась интеллектуальная сторона. Парижские лозунги типа «Запрещается запрещать» и «Дважды два уже не четыре» можно сопоставить с китайским «Демократия или смерть». Даже если это переиначенное «Социализм или смерть» Фиделя Кастро, это не рациональный призыв. Это абстракция, возведенная в абсолют. У китайских студентов не было конкретной программы, как и у парижских. Были отдельные политические призывы, например, свободной прессы и независимых изданий. И французские, и китайские студенты пытались в какой-то степени наладить общественный порядок. Но силы, способной взять власть и предложить конкретную программу преобразований, не было ни в том, ни в другом случае.

Различие было в том, что китайские протестующие выбрали тактику давления на власть, французские студенты отрицали власть как таковую, несмотря на отдельные попытки, навести порядок, которые вызывались просто требованиями жизни и противоречили их собственным идейным установкам.

Во Франции раскол был в большей степени идейно-культурным, то есть интеллектуальным, чем социальным. В Китае - наоборот.

В Китае стороны в большей степени продемонстрировали бескомпромиссность, что связано с традицией политического насилия, во многом преодоленной к 1968 году во Франции, несмотря на ее революционный опыт. 11 мая 1968 года в Латинском квартале было мало похоже на 3-4 июня 1989 года в Пекине. Во Франции столкновения по-своему были также ожесточенными, полиция также применяла дубинки, но никто не бросал в нее бутылки с зажигательной смесью и факелы и не готовился к таким действиям.

Во Франции между властью и противостоявшей ей частью общества были промежуточные звенья, такие, как оппозиционные партии, не контролируемые властью напрямую профсоюзы и Национальный совет французских предпринимателей. Соглашение с профсоюзами и предпринимателями, достигнутое правительством после долгих переговоров, привело к снижению напряженности. В Китае таких промежуточных звеньев не было, что способствовало радикализации конфликта.

И во Франции, и в Китае раскола элиты не произошло, вернее, он оказался преодоленным, только разными методами.

Китайцы проявили очень высокую способность к самоорганизации, но у них не было политических лидеров.

Если бы в китайском руководстве произошел раскол и оно пошло бы на уступки, события вполне могли бы стать аналогом «оранжевой революции». Вероятнее всего, это привело бы к общей дестабилизации Китая.

Китайское протестное движение было в первую очередь антибюрократическим и только в этом смысле его можно считать демократическим. Идеи западной демократии китайцы восприняли только потому, что у них не было других идей, способных их организовать. По той же причине студенты во Франции в 1968 году выдвигали лозунги, связанные с идеями социализма и коммунизма, только с анархическим оттенком. Что же касается китайцев, то идеалы демократии они восприняли просто как способ самоорганизации и борьбы с властью, то есть чисто абстрактно, безо всяких реальных оснований рассчитывать на то, что быстрое их воплощение в жизнь приведет к немедленному улучшению в социальном и экономическом плане. В этом не только их вина, объективно ситуация сложилась так, что движение протеста стало разрушительным.

Если подобные события всерьез рассматривать как попытку прийти к власти, нужно иметь в виду необходимость создания для этого параллельного центра власти. Это достигается либо путем раскола в существующей политической элите, либо путем создания новой, политически активной. Для чего должна быть политическая основа как минимум, но надежнее всего - идейно-культурная. В Иране в 70-е годы против режима шаха выступило духовенство. Оно начало играть политическую роль. С учетом места религии и священнослужителей в иранском обществе, это делало положение шаха совершенно безнадежным, если бы только духовенство само не пошло на уступки, а оно этого делать не собиралось. Наличие сильного репрессивного аппарата, меры репрессий не могли помочь шаху. Это привело только к полному отчуждению власти от общества, к радикализации конфликта.

В принципе, то же самое касается Афганистана конца 70-х - начла 80-х годов. Народно-демократическая партия пришла там к власти только благодаря слабости существовавшего режима, а не потому, что у нее была прочная опора в обществе. Прочной опоры там не было, впрочем, ни у кого, кроме духовенства, а оно не было политически консолидированным, в отличие от Ирана, как и общество в целом. Только благодаря этому НДПА могла некоторое время удерживаться у власти. Хотя, если бы в Афганистане не сталкивались интересы различных сторонних сил (СССР, США, Пакистана) и он был бы предоставлен самому себе, небольшой шанс сплотить афганское общество у НДПА имелся бы при разумном подходе (которого у нее изначально не было, а когда она стала делать попытки в этом направлении, было уже слишком поздно).

На Филиппинах в 1986 году произошел раскол элиты. Несмотря на то, что президент Маркос на выборах, судя по всему, в действительности получил большинство голосов, лидер оппозиции Корасон Акино сумела сплотить своих сторонников, оказавшихся более политически активными, чем сторонники Маркоса. Она самостоятельно объявила о своей победе и приняла присягу, создав, таким образом, параллельный центр власти. Решающей была позиция США. Не получив от них поддержки, Маркос не решился активно использовать силу. Это была типичная «цветная революция».

Размещено на Allbest.ru