Подвиг защитников Севастополя

Размещено на http://www.allbest.ru/

Тридцать первое октября 1941 года. Хмурый, ранний из-за ненастья вечер. Бурая осенняя степь в центре Крымского полуострова. Распластавшись над нею, ползут низкие сумрачные облака.

На севере, где, прорвав Ишуньские позиции и рассекая наш фронт, развивает наступление 11-я немецкая армия фон Манштейна, не смолкает артиллерийская канонада. Но те, кто сейчас не на передовой, настороженно прислушиваются к отдаленным орудийным выстрелам в другой стороне - на западе, где расположены Евпатория и Саки. Слышны они уже и на юго-западе... Что это означает, всем понятно: частью своих сил противник обошел левый фланг нашей Приморской армии.

На суше противник уже стоял одной ногой в Крыму. Но нельзя упрекнуть в чем-либо тех, кто дрался на Ишуньских позициях. Части оборонявшей их оперативной группы генерала II.И. Батова сражались мужественно и не раз отбрасывали немцев контратаками. Но у противника был слишком большой численный перевес, особенно в танках и артиллерии, над полем боя господствовала его авиация. И пока подошли из Севастополя приморцы, положение успело стать критическим: назревал прорыв фронта.

Первой из наших дивизий (если не считать 157-ю стрелковую, вывезенную из Одессы значительно раньше других и уже не числившуюся за Приморской армией) вечером 22 октября вступила в боевые действия на севере Крыма 2-я кавалерийская полковника П.Г. Новикова. Через день - 95-я стрелковая генерал-майора В.Ф. Воробьева и полк чапаевцев. 25 октября сражалась уже вся армия. Но обеспечить перелом на фронте она не смогла.

Полки и дивизии спешно вводились в бой, по мере того, как выгружались па степных станциях за Симферополем и форсированным маршем выдвигались на исходные рубежи. На марше вручался командирам и боевой приказ. Задача была наступать, отбить у врага только что оставленную Воронцовку, а затем и Ишунь, восстановить положение, существовавшее неделю назад.

Готовясь к отражению танковых атак, командиры размещали впереди занимаемых рубежей группы бойцов-истребителей с гранатами и бутылками с зажигательной смесью. Одну такую группу, принадлежавшую 18-му батальону морской пехоты, возглавлял политрук Николай Дмитриевич Фильченков. Группа была выдвинута вперед в предвидении того, что противник может направить танки в обход обороняемой батальоном высоты. С Фильченковым пошли краснофлотцы Иван Красносельский, Даниил Одинцов, Юрий Паршин, Василий Цибулько.

Ныне эти имена известны далеко за пределами Севастополя. А там каждый школьник укажет дорогу к памятнику пяти героям - коммунисту и четырем комсомольцам, которые 7 ноября 1941 года ценой своей жизни остановили рвавшиеся к городу фашистские танки. Уже подорвав несколько машин и не имея иной возможности задержать остальные, моряки, обвязавшись последними гранатами, бросились под танки...

Такова была решимость защитников города остановить врага во что бы то ни стало. Пожалуй, достаточно вдуматься в один этот факт, чтобы понять, почему гитлеровцы не смогли с ходу ворваться в Севастополь, несмотря на немногочисленность его гарнизона и незавершенность оборонительных рубежей.

О подвиге у Дуванкоя, которому суждено было стать бессмертным, узнали не сразу. Санитар, добравшийся туда, когда один из пяти героев - Василий Цибулько - был еще жив, сам получил тяжелое ранение и не успел никому передать до отправки в госпиталь то, что он услышал от умирающего краснофлотца. Как все было, выяснилось лишь через некоторое время. Но что какие-то бойцы остановили вражеские танки, видели с соседних высот, из расположения других подразделений, и о подвиге этих бойцов разнеслась молва.

На войне не раз бывало, что в легенду превращалось событие, уже хорошо известное. Здесь же получилось наоборот: подвиг группы Фильченкова сначала стал героической легендой, передаваемой из уст в уста, из окопа в окоп, а потом уже обрел достоверность восстановленного во всех подробностях факта. И пятеро славных севастопольцев были посмертно удостоены звания Героя Советского Союза.

Весь день 8 ноября шли упорные бои за хутор Мекензня, но и он оставался в руках противника. Крайне напряженное положение сохранялось в Бельбекской долине. И все же стало чувствоваться, что натиск гитлеровцев идет на спад. Они овладели двумя из четырех опорных пунктов нашего передового рубежа. Всего семь километров отделяло их от берега Северной бухты. Однако продвинуться дальше противник не смог.

«В этих условиях, - констатировал потом фон Манштейн в своих мемуарах, - командование армии должно было отказаться от своего плана взять Севастополь внезапным ударом с ходу...»

Столкнувшись со стойкой и активной обороной севастопольцев, враг пришел к выводу, что сил, первоначально выделенных для овладения городом (50-я и 132-я пехотные дивизии, сводная мотобригада Циглера и румынские части) недостаточно. «Потребовалось, - писал Манштейн, - перебросить сюда для подкрепления 22-ю пехотную дивизию из состава 30-го армейского корпуса».

Кажется, совсем невелик Крым! Треугольник Симферополь - Алушта - Севастополь, вмещающий всю южную часть полуострова, можно объехать на машине за несколько часов. Но обманчивы короткие крымские расстояния, если надо пересекать этот треугольник через горные хребты и их отроги. А тем более, если приходится прокладывать себе путь с боем.

Конечно, с передовой в город могли попасть немногие. Но о том, как он живет, рассказывают фронтовикам и сами горожане. У соединений армии наладился обмен делегациями с предприятиями ближайшего городского района.

По старой привычке гостей из города называют в войсках шефами. Однако дружба, которая завязывалась в Севастополе между гражданскими и воинскими коллективами, шла куда дальше прежнего шефства, значила много больше. Потом в горячие дни обороны не раз бывало, что севастопольцы, пришедшие проведать подшефное подразделение на его рубеже, участвовали вместе с ним в бою, заменяли выбывших из строя стрелков, пулеметчиков, медсестер. Командир танкового батальона, посылая в ремонт поврежденную машину, мог запросто попросить, чтобы в мастерских подобрали и надежного парня на смену убитому или раненому механику-водителю.

А пока на передовой было не очень жарко, туда добирались и школьники - передать бойцам подарки, порадовать их самодеятельным концертом. Самые будничные факты из жизни Севастополя в осаде приобретают, доходя до войск, огромную агитационную силу. Да и на командном пункте армии известия из города, касающиеся чего-нибудь совершенно обыденного по прежним понятиям, часто вызывают восхищение и гордость.

В Севастополе возобновляются занятия в школах! - сообщил кто-то в начале декабря. Школьные занятия были прерваны месяц назад, когда враг оказался на подступах к городу, а Приморская армия еще пробивалась к нему через горы. Теперь городской комитет обороны решил открыть восемь школ в подготовленных для них подземных помещениях.

А в здании, где помещалась одна из школ раньше, оборудовали мельницу, в которой очень нуждались и город, и армия: хлебный запас, созданный в Севастополе до осады, был в зерне. В это же время городской комитет обороны обеспечил пуск макаронной фабрики, и ее продукция также шла и населению, и войскам. Фактически каждый трудовой коллектив чем-то помогает армии. Железнодорожники давно уже работают только для фронта. В их мастерских изготовляется и ремонтируется оружие. В ноябре единственным составом, уходившим со станции Севастополь, был бронепоезд «Железняков». Однако скоро сможет отправляться еще один - без пушек и брони, но тоже очень нужный: генерал Петров подал идею оборудовать для обслуживания фронтовиков поезд-баню, с тем, чтобы подавать его (пути это позволяют) по ночам в войсковые тылы.

А в колхоз «Рыбацкая коммуна», расположенный в черте города, на Северной стороне, командарма в первый раз привела заявленная рыбаками претензия. Кто-то из наших тыловиков, не в меру разворотливый, употребил их сети для маскировки своих складов: все равно, мол, рыбу пока ловить не будете, никто вас из бухты, под огонь, не выпустит!

Рыбаки действительно с некоторых пор в море не выходили. Обычные их места лова - у Качи - стали недоступны: рядом враг. Но можно, утверждали они, найти другие, например у Херсонеса. А рыба - большое подспорье и городу, и армии.

Снасти колхозу были возвращены. Рейдовая служба получила от адмирала Октябрьского приказание выпускать рыбацкие суда из бухты. Ну а рыбу рыбаки нашли. И стали добывать ее десятками и сотнями центнеров среди минных полей, нередко под артиллерийским обстрелом, а, иногда подвергаясь и атакам «мессершмиттов» (генералу Острякову случалось специально для прикрытия баркасов «Рыбацкой коммуны», выбирающих сети с уловом, поднимать в воздух истребители).

Во время лова бывали и потери - убитые, раненые, как бывали они в Севастополе везде, кроме разве надежно укрытых подземных цехов. Но рыбаки уходили за камбалой и хамсой вновь и вновь, лишь бы позволяла погода. Этот коллектив мужественных людей, большей частью пожилых, возглавляли председатель колхоза И.Е. Евтушенко и парторг П.И. Котко, они же - руководители одного из участков МПВО Северной стороны.

Продолжала наперекор врагу заниматься своим делом и артель рыбаков, существовавшая в Балаклаве,- потомки описанных Куприным в его «Листригонах»... А там условия еще тяжелее.

Если подчас трудно провести границу между фронтом и тылом в Севастополе, то что сказать о Балаклаве? Улочки этого городка, прилепившиеся к уступам горы над маленькой бухточкой, гитлеровцы, захватив гребни соседних высот, могли обстреливать не из дальнобойных орудий, а из минометов, пулеметов, автоматов...

Остановились местные предприятия, вышел из строя водопровод, вместо улиц надо ходить по проложенным по дворам тропинкам и траншеям. Однако часть населения, несмотря ни на что, не покинула родного крова.

Рыба балаклавского улова (ловля ее тут сводится иногда к тому, что рыбаки после очередного минометного обстрела просто собирают оглушенную кефаль, которой богата их бухточка) доставляется и в Севастополь. А жены рыбаков, принося воду из далеких колодцев, куда можно дойти только в темноте, стирают белье бойцам рубцовского полка, занявшим оборону в нескольких сотнях метров от рыбацких домиков.

Обслуживает бойцов маленькая, защищенная скалой парикмахерская. Работают хлебопекарня, баня. И даже школа в Балаклаве действует в штольне рудоуправления. Там же, почти на линии фронта, открыта детская кухня... Это и по севастопольским меркам казалось чем-то исключительным. Но так было.

В подвале бывшего клуба Эпрона (до войны в Балаклаве находилась известная эпроновская школа водолазов) поместился гражданский штаб обороны, связанный полевым телефоном с командными пунктами ближайших батальонов. Штаб ведает в городе всем, заботится, чтобы в нем могла продолжаться жизнь, и готов в любую минуту подать сигнал, по которому все, кто способен держать оружие, присоединятся к бойцам, а остальные должны будут покинуть Балаклаву.

В критические дни ноября до этого чуть пе дошло. Но и без такого сигнала в боях участвовало немало жителей городка. Недаром в первых списках награжденных защитников Севастополя среди имен отличившихся командиров и бойцов стояло имя балаклавской комсомолки Любы Харитонской, удостоенной ордена Красного Знамени.

Севастополь узнал за эти недели многих женщин-героинь. В 25-ю дивизию вернулась из госпиталя, и снова командует расчетом «максима» раненная под Одессой Нина Онилова - девушка, истребившая уже сотни фашистов. Продолжает увеличивать личный счет уничтоженных врагов спайпер Людмила Павличенко. В бригаду Жидилова пришла начмедом врач с Корабельной стороны А.Я. Полисская. Отправив на Большую землю детей, она добилась назначения именно в эту часть, чтобы заменить мужа, военного врача, погибшего в боях на севере Крыма...

А на Историческом бульваре, возле Панорамы, занимаются по вечерам строевой и тактической подготовкой женские добровольческие роты - единственные подразделения городского ополчения, которые, несмотря на настойчивые просьбы их бойцов, не влиты пока в состав действующих частей. Женщины составляли в то время большую часть гражданского населения города. Так что во всем, что в Севастополе делалось - и для поддержания жизни в нем самом, и в помощь обороне,- им принадлежала, без всякого преувеличения, решающая доля самоотверженного труда.

И среди женщин, не ставших пулеметчицами или снайперами, тоже появились настоящие героини.

В декабре местная газета сообщила об Анастасии Чаус. Это была 25-летняя штамповщица консервного завода в Симферополе. Спасаясь от гитлеровцев, она добралась до Севастополя, встала к станку, чтобы штамповать детали для гранат. Чуть не на следующий день, продолжая работу во время воздушного налета, была тяжело ранена осколком бомбы, в результате чего лишилась левой руки. Но, выйдя через четыре недели из больницы, Чаус наотрез отказалась эвакуироваться, уверяя, что лишней во фронтовом Севастополе не будет. Не без колебаний ее приняли на спецкомбинат на такую же работу - штамповать детали гранат. И по прошествии нескольких дней она выполнила за смену две нормы. Потом стала давать и по три...

Некоторое время спустя командарм Петров вручил Анастасии Кирилловне Чаус орден Красной Звезды. Трудовой подвиг этой работницы сделался как бы символом несгибаемой стойкости жителей Севастополя, мирных граждан, не уступающих в доблести бойцам.

Чей это был почин, кто организовал в Севастополе первую женскую бригаду помощи фронту - мы уже не узнаем. Наверное, свои первые нашлись бы в каждом районе города, на каждой его окраине, откуда рукой подать до рубежей обороны. Эти бригады вызывала к жизни материнская забота о солдатах и матросах, которые совсем близко сражаются за Севастополь, которым нужно что-то постирать, починить, заштопать, сшить... Этим и занялись сотни немолодых женщин, кому не под силу было встать к станку или взять в руки оружие.

Домохозяйка из пригородной Буденновки Мария Лукьяновна Анисимова попросила красноармейцев вмазать у нее во дворике найденный ею где-то старый котел и, подбив на доброе дело соседок, пустила в ход домашнюю прачечную, которая стала обслуживать несколько зенитных батарей.

На окраинной Керченской улице такой же котел установили во дворе у Марии Тимофеевны Тимченко - матери трех фронтовиков, внучки участника первой Севастопольской обороны. Здесь женщины со всей улицы стирали белье богдановцам. Они же, узнав, что тыловики не управляются заготавливать маскхалаты, взялись общими силами шить их для дивизии Ласкина, притащив два десятка швейных машинок в самый просторный подвал.

В другой самодеятельной мастерской, на квартире у Лидии Алексеевны Раковой, начали шить для бойцов теплые шапки, сперва из материала, раздобытого самими, а когда мастерскую признали интенданты, из казенного. Тот, кому доставалась сшитая тут ушанка, находил в ней записку: «Носи, дорогой, и будь невредим!» Где-то еще пряли шерсть (один старик изготовлял веретена), вязали варежки с двумя пальцами, как нужно для стрелков... Ни о какой плате за работу не было, разумеется, и речи.

Женщины из бригад помощи фронту бывали на позициях батарей, в окопах, в дотах, чинили на месте порванное обмундирование, наводили уют в землянках, выспрашивали у солдат и старались заметить сами, в чем еще есть нужда. Главных хозяек, активисток итого замечательного движения, знали в «своих» частях едва ли не все поголовно, как, например, Марию Тимофеевну Тимченко в 172-й дивизии.

Темпераментный комиссар Осман Асанович Караев с чувством, сам вновь это переживая, передавал, как комдив Ласкин представлял Марию Тимофеевну командирам полков и как выступала она у них в подразделениях 514-го стрелкового. Эта домашняя хозяйка, вряд ли произносившая когда-нибудь публичные речи, говорила о войне, о Севастополе, о своей ненависти к врагу так, что ее негромкие слова зажигали бойцов. Подняв автоматы, они клялись ей: «Пока мы живы, мать, фашистским гадам в Севастополе не быть!»

В Севастополе уделялось много внимания тому, что потом стали называть гражданской обороной. Здесь настойчиво, последовательно готовили население к возможной войне, пусть представляя ее и не совсем такой, какой она сюда пришла. Для развертывания сети артиллерийских наблюдательных постов армии не хватило радистов. Узнав об этом, заведующий военным отделом горкома партии Иосиф Ионович Вакши сказал: Радистов найдем! И прислал шестьдесят человек - больше, чем в тот момент было нужно, причем неплохо подготовленных. Произошло это много времени спустя после мобилизации запасников, уже, после того как в наши соединения влились ополченцы и ушли в армию даже сами работники горвоенкомата (потому изыскивать дополнительные резервы мог только военный отдел горкома). Или такой факт: Севастополь оказался в состоянии дать армии более 800 обученных медсестер, сотни санитаров.

Высокой подготовленностью отличался состав местной противовоздушной обороны, бойцами которой были около. 5 тысяч рабочих, служащих, домашних хозяек. В учениях МПВО - а они в последние год-полтора перед войной устраивались тут часто - участвовало практически все население. Городская система МПВО включалась, помимо того, и в учения флота. Люди привыкали к тревогам.

В городе, насчитывавшем немногим более 100 тысяч жителей, было 50 тысяч осоавиахимовцев. Тут работали в мирное время школы и клубы, готовившие связистов, шоферов, снайперов, специалистов для флота, учившие защите от бомб и газов, тушению пожаров, оказанию первой помощи... Не нужно объяснять, как пригодились эти знания тем, кто ушел на фронт. А оставшиеся в Севастополе смогли увереннее чувствовать себя па дежурствах при воздушных налетах, в заводских и уличных группах самозащиты, в разных других отрядах и командах - гражданских, но с военной дисциплиной и частично находившихся на казарменном положении.

Понадобилась, например, команда по очистке города от неразорвавшихся авиабомб, и сразу нашлись гражданские люди, добровольцы, достаточно к этому делу подготовленные, - команда инженера Козлова. Неразорвавшихся бомб уже за ноябрь набралось довольно много, причем крупных, зарывшихся глубоко в землю. Очевидно, бомбы не срабатывали просто из-за каких-то дефектов, а были и замедленного действия.

Откапывали бомбы в нелетную погоду, когда не могла начаться бомбежка. Оповещенные жители окрестных кварталов уходили в убежища. Опасная работа завершалась тем, что машина со смертоносным грузом, предваряемая подвижным оцеплением милиционеров, медленно проходила - иногда через весь город - к оврагу за Воронцовой горой, где бомбу взрывали. Впоследствии самоотверженные люди из этой же команды стали разоружать отдельные бомбы, чтобы дать спецкомбинату взрывчатку для лишней партии гранат.

Героическое становилось в Севастополе будничным. Не допустить ни одного случая малодушия - это сделалось повседневной практической задачей, которая ставилась комитетом обороны перед всеми руководителями, перед партийным и комсомольским активом.

севастополь оборона мекензня онилова

Размещено на Allbest.ru