К Х веку во всей Европе распространялись апокалиптические ожидания скорого конца света. Ждали Божьей кары за грехи, раздавались призывы проповедников покаянием, посещением Святой Земли и особым религиозным подвигом достичь спасения. Религиозная экзальтация населения усилила крайние проявления аскетизма, отшельничества. Благочестивые паломничества в Иерусалим становились массовым явлением.

Паломничества, или пилигримства, т. е. благочестивые странствования, получили столь широкое распространение, что это отразилось и на всей системе духовных ценностей феодального общества, в первую очередь на представлениях о святости, имевших большое значение в феодальной идеологии.

«С точки зрения средневекового религиозного сознания, жизнь человека представляла собой арену борьбы Бога и дьявола, грехов и добродетелей, и решение отправиться в Крестовый поход означало разрыв с грехом. Спасение понималось как перемещение в пространстве, паломничество или Крестовый поход - определенный вид аскезы». Лучицкая С. И. Крестовые походы // Словарь средневековой культуры / Под ред. А. Я. Гуревича. - М., 2003. - С. 236.

Паломничества становились как бы обязательной частью подвижничества, а хождение в Иерусалим -- непременным штрихом биографии любого героя житийной (агиографической) литературы. Тот, кто хотел закрепить за собой репутацию безгрешного «бедняка Христова», отправлялся в Иерусалим, дабы -- таково было, во всяком случае, обыденное понимание этого акта -- почтить находившиеся там испокон веков христианские святыни, помолиться в церкви Гроба Господня, благоговейно осмотреть все места, где некогда ступала нога евангельского богочеловека.

Обычай паломничества так тесно связывался в воззрениях эпохи с практикой жизненного поведения святых подвижников, что жития нередко приписывали путешествие в Иерусалим даже и тем лицам, «сподобившимся» прослыть святыми, которые никогда в Палестине не бывали. Иногда в житии упоминалось просто о намерении какого-либо святого идти в Иерусалим, осуществить которое помешали те или иные неожиданные обстоятельства. Намерение само по себе как бы характеризовало готовность к высшему подвигу благочестия.

Словом, странствование в Святую землю превращалось в канон житийного повествования, в его неотъемлемый и едва ли не центральный эпизод. Собственно говоря, именно такое странствование и знаменовало окончательное «обращение» обыкновенного человека в святого. Паломничество как бы выступало кульминационным пунктом восхождения к вершинам такой жизни, которая целиком посвящена потусторонним заботам. Оно сделалось наиболее важным признаком того, что человек разорвал с суетным миром, стало символом приобщения к безгрешности и «чистоте», наверняка обеспечивавшим небесное спасение.

Странствования в края, где некогда творил чудеса Иисус Христос и где хранились многочисленные реликвии его жизни и смерти, рассматривались церковью в качестве важной заслуги перед богом. Молитве в Святой земле приписывался особый эффект. Все это придавало Иерусалиму большую притягательную силу.

Бернард Куглер в своей «Истории Крестовых походов» так объясняет причины Крестовых походов: «Уже с давних времен христиане с благочестивым умилением посещали те места в Палестине, где ступала нога Господа, но только с тех пор, как церковь указала на похвальность путешествий к Святым Местам, только с тех пор, как в трудах, издержках, опасностях, которые брал на себя пилигрим, аскетическое настроение стало видеть приятное Богу дело покаяния, и в молитве на особенно священном месте, в прикосновении к реликвиям стало видеть самое верное очищение от грехов, -- только с этих пор, и главным образом в течение XI в., странствие к Святым Местам стало важным фактором христианской средневековой жизни.

Когда люди Запада достигали Иерусалима, то ими естественно овладевало двоякое чувство. Когда на долю их выпадало счастье иметь возможность молиться у Гроба Господня, они не только предавались безумному восторгу, но также решительно охватывала их горячая злоба на то, что в святейших для них местах властвовали враги их веры, и недоставало только какого-нибудь внешнего толчка, чтобы вызвать на Западе громадный военно-религиозный взрыв. Этот толчок дали сельджуки...». Куглер Б. История Крестовых походов. - Ростов-нв-Дону. 1998. - С.26.

Такого же мнения придерживается и русский историк А.А. Васильев:
«Положение европейских паломников в Иерусалиме и в других Святых Местах сразу ухудшилось. Арабы обходились с ними хорошо, беспрепятственно позволяли поклоняться святыням и совершать богослужения. Турки, овладев Иерусалимом, начали чинить всяческое препятствия, преследовать и оскорблять паломников. Мало-помалу в Европе создалось убеждение в необходимости помочь христианству на Востоке и возвратить христианскому миру его наиболее драгоценные и почитаемые святыни». Васильев А.А. История Византийской империи. Т.2. - Режим доступа: http://lib.aldebaran.ru.

Арабы не препятствовали таким паломничествам, но западное христианское чувство иногда сильно оскорблялось проявлениями мусульманского фанатизма: так, фатимидский халиф Гаким велел в 1010 году разрушить храм святого Гроба. Уже тогда, под впечатлением этого события, папа Сергий IV проповедовал священную войну, но безуспешно (по смерти Ганима разрушенные храмы были восстановлены).

Утверждение в Палестине турок сделало паломничества христиан гораздо более трудными, дорогими и опасными: пилигримам гораздо чаще приходилось становиться жертвами мусульманского фанатизма. Рассказы возвращавшихся пилигримов развивали в религиозно настроенных массах западного христианства чувство скорби о печальной участи святых мест и сильное негодование против неверных.

Велика роль паломничеств в создании той атмосферы религиозного воодушевления, которая породила Крестовые походы. Рассказы паломников о Святой Земле приучили средневековых людей рассматривать ее как свою далекую родину, породили также желание завладеть Гробом Господним, находившимся в руках неверных, и освободить от власти иноверцев Палестину - цель, которая была поставлена папой Урбаном II на Клермонском соборе 1095 г., положившем начало крестоносному движению.

На этом же соборе Урбан II, опять-таки именем господа, обещал участникам Крестового похода, «борцам за веру», отпущение грехов, а воинам, которые падут в боях с «неверными», -- вечную награду на небесах.

«Если кто, отправившись туда, окончит свое житие, пораженный смертью, будь то на сухом пути, или на море, или в сражении против язычников, отныне да отпускаются ему грехи. Я обещаю это тем, кто пойдет в поход, ибо наделен такой властью самим Господом…

Пусть выступят против неверных, пусть двинутся на бой, давно уже достойный того, чтобы быть начатым, те, кто злонамеренно привык вести частную войну даже против единоверцев, и расточать обильную добычу. Да станут отныне воинами Христа те, кто раньше были грабителями. Пусть справедливо бьются теперь против варваров те, кто в былые времена сражался против братьев и сородичей. Нынче пусть получат вечную награду те, кто прежде за малую мзду были наемниками. Пусть увенчает двойная честь тех, кто не щадил себя в ущерб своей плоти и душе. Те, кто здесь горестны и бедны, там будут радостны и богаты; здесь враги Господа, там же станут ему друзьями.

Те же, кто намерены отправиться в поход, пусть не медлят, но, оставив собственное достояние и собрав необходимые средства, пусть с окончанием зимы, в следующую же весну устремятся по стезе Господней…». Монусова Е. История Крестовых походов. - М.,2010. - С.59-60.

Это обещание придавало словам папы особый вес в глазах той бесчисленной массы сеньоров и их оруженосцев, что, по словам бретонского хрониста, очевидца клермонского сборища, Бодри Дольского, сошлась со всех концов страны на овернской равнине. Многие из них уже предпринимали паломничества во искупление грехов и бились в священных войнах с сарацинами. Освобождение Гроба Господня, выдвинутое папой в качестве цели войны, обеспечивало наверняка прощение всех ранее совершенных ими преступлений: это само по себе было слишком заманчиво, чтобы оставить рыцарей равнодушными к благочестивой фразеологии Урбана II. Заборов М. Крестоносцы на Востоке. - С.37. Ответом на речь явились крики слушателей: «Deus vult!» («Бог того хочет!»). Слова эти стали боевым кличем крестоносцев. Тысячи людей тут же дали обет, что отправятся на войну.

Покаянные паломничества существовали и раньше. Новизна Крестовых походов состояла в том, что обет паломничества (votum peregrinationis) заменялся теперь обетом креста (votum crucis). Лучицкая С. И. Крестовые походы. - С.237. Участие в Крестовом походе ставилось выше всякого иного покаяния. Не случайно многие хроники говорят о том, что в поход подчас отправлялись самые закоренелые грешники -- убийцы, насильники, воры, должники, беглые монахи.

»Рвение к пилигримству разгорелось повсюду; это сделалось единственным стремлением, единственным предметом интереса и честолюбия, - так описывает происходящее в своей «Истории Крестовых походов» французский исследователь Жозе Мишо. - Желание посетить святые места и завоевать Восток превратилось во всеобщую страсть. Даже воры и разбойники выползли на свет Божий из своих скрытых притонов и вымаливали счастье принять крест и идти искупить свои преступления в бою с врагами Иисуса Христа. Восторженное настроение крестоносцев, начавшееся во Франции, перешло оттуда в Англию, Германию, Италию и Испанию; под знаменем Креста различные западные народы слились в одном общем стремлении. Для народов, как и для отдельных личностей, не стало земли более желанной, чем Палестина; не представлялось более славного подвига, чем Крестовый поход; не утешала иная надежда, кроме освобождения Иерусалима». Мишо Г. История Крестовых походов. - М., 2001. - С. 27.

По сравнению с паломничеством, новым была посылка легатов и клириков для сопровождения войск и снижение покаянной дисциплины до уровня повседневной, а также введение внешних опознавательных знаков для участников военно-религиозных экспедиций. Крестоносцы часто принимали крест (давали определенный обет) при большом стечении народа под влиянием речей проповедника, чьей задачей и было эмоциональное воздействие на свою аудиторию, доведение слушателей до религиозного экстаза. О воздействии проповедей клириков на крестоносцев свидетельствует, например, то, что «проповедь Бернара (Святой Бернар Клервоский) вызвала такой бурный отклик, что заготовленных заранее матерчатых Крестов не хватило, и Бернар разрывал свою рясу на кресты для будущих крестоносцев». Райли-Смит Дж. История Крестовых походов [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://bookz.ru/authors/djonatan-raili-smit/istoria-_538.html . Принимавшие обет креста прикрепляли к одежде матерчатый знак креста, символизировавший их религиозные цели и намерения. «Некоторые впадали в исступление, выжигая кресты на своем теле». Там же

Крестоносцы идут по стопам паломников, тем же путем, но теперь посох паломника заменил меч. «К рыцарю были предъявлены новые требования: воину, гордому своей силой, было предложено служить своим мечом слабым; более того, он должен был стать монахом с мечом на боку и копьем в руках, чтобы «служить Царю Небесному»«. Перну Р. Крестоносцы. - СПб., 2001. - С.36.

Как и паломничество, Крестовый поход - покаянное бегство от мира. «Страх апостольского проклятия» (terror apostolicae maledictionis) постоянно тяготеет над крестоносцами. Настроения покаяния и искупления грехов, спасения души остаются главной доминантой крестоносного движения.

Как мы уже говорили выше, Крестовые походы это результат соединения традиции паломничества и новой идеи «священной войны». То есть Крестовый поход, провозгласивший борьбу против неверных с целью отвоевания христианских святынь, был по существу священной войной.

Возникновение идеи Крестовых походов явилось результатом длительной эволюции средневековых представлений о войне. Отношение христианства к войне было весьма сложным. С точки зрения церкви война оправдана, когда она защищает интересы христианства. Уже Августин разделил войны на справедливые и несправедливые, имеющие целью грабеж и обогащение. Идея справедливой войны (bellum justum) с особой силой зазвучала в Х в. в связи с набегами на Западную Европу венгров, викингов и сарацин. В борьбе против этих народов идея справедливой войны переплеталась с понятием войны против язычников.

Последующим войнам против иноверцев в Испании в эпоху реконкисты церковь стремилась придать конфессиональное звучание. Особую роль сыграло так называемое клюнийское движение за церковную реформу, укрепление папства и католического клира. Цель этих войн - подчинить католической вере прежние христианские земли, которые, как считалось, принадлежат cв. Петру, некогда в них проповедовавшему.

В так называемых «войнах св. Петра» часто непосредственное участие принимали епископы, аббаты и монахи. Устанавливался сюзеренитет апостольского престола над отвоеванными у неверных землями. Павшие на поле боя рассматривались как мученики, которые на небесах будут удостоены рая, а оставшимся в живых отпускали грехи. Эти моменты были весьма важны для формирования будущей крестоносной идеологии. Тема мученичеств в ней станет одной из важных, как и спасение души и прощение грехов.

Впервые в 1063 г. папа Александр II дал индульгенцию (remissio peccatorum) воинам, участвовавшим в войнах против норманнов. Эта практика вскоре получила большое распространение. В формировании идеологии священной войны большое значение имела и практика благословения воинов и оружия, а также культ святых воинов, который возникает в католической традиции в конце XI в.

«Войны св. Петра» сыграли важную роль в эволюции церковных представлений от идеи «справедливой войны» (bellum justum) к идее «священной войны» (bellum sacrum). Их кульминацией и явилась идея Крестового похода в Палестину. О ней говорилось как о наследстве, принадлежащем христианам, которое следует отвоевать.

Мысль о том, что «наследие Христово» находится в руках врагов христианства, побуждала христиан к действию. «Столь велик был подъем религиозных чувств, оскорбленных неверными; тай велико было влияние примера, поданного французами, что все христианские народы сразу же позабыли все, что составляло предмет их тщеславия или тревог, и предоставили на нужды Крестового похода своих воинов, которые необходимы были им для собственной защиты» - так пишет французский историк Г. Мишо о подготовке к первому Крестовому походу. Мишо Г. История Крестовых походов. - С.11.

В Крестовом походе идея паломничества была соединена с идеей войны против неверных. Идея священной войны дала Крестовым походам и идеологическое, и морально-религиозное обоснование, весьма характерное для дихотомии средневекового сознания, противопоставлявшего «верных» и «неверных», «рыцарей Бога» (milites Dei и «врагов Бога» (inimici Dei), Христа и Антихриста, добро и зло.

Провозглашая Крестовый поход, церковь имела возможность опереться на военную силу рыцарства. Для привлечения рыцарской вольницы к освященной церковью войне против неверных необходимо было христианизировать нравы военного общества. Развернувшееся клюнийское движение за церковную реформу сыграло в этом главную роль. Суть этой проведенной церковью работы лаконично характеризует хронист Фульхерий Шартрский: «Пусть станут рыцарями Христовыми те, кто прежде были разбойниками».

Папа Урбан II был одним из наиболее энергичных поборников реформы. Организованное церковью движение Божьего мира регламентировало военную активность и в целом способствовало христианизации рыцарства. Отныне рыцари должны были обратиться к аскезе, покаянию. Именно в это время многие из мирян уходили в монастырь или передавали свои земли церкви ради того, чтобы замолить грехи.

В грамотах, содержащих пожалования в пользу церкви накануне Первого Крестового похода встречаются описания потустороннего мира и Страшного суда. Апокалиптические страхи, чувство греховности, страх смерти и ада, жажда спасения и покаяния были в высшей степени характерны для настроений мирян конца XI в. В этом контексте становится понятной привлекательность обещанного Первым Крестовым походом отпущения грехов. Призыв церкви упал на подготовленную почву, и Крестовый поход дал возможность направить рыцарскую вольницу на Восток для борьбы против врагов Христа.

Крестовые походы были войнами, так что ошибкой стало бы не видеть в них ничего, кроме благочестия и добрых намерений. Как всегда на войне, насилие было жестоким (хотя и не в такой степени, как при современных войнах). Были неудачи и ошибки, были и преступления. Так в начале I Крестового похода шайка сброда под предводительством крестоносца графа Эмихо Лейнингенского двигалась вниз по Рейну, грабя и убивая всякого еврея, какого только могла отыскать. Местные епископы безуспешно пытались остановить резню. В глазах этих воинов евреи представлялись, как и мусульмане, врагами Христа, а значит -- уничтожать их и отнимать их собственность не было грехом. Напротив, это считалось праведным деянием, ведь еврейские деньги можно было использовать для финансирования похода на Иерусалим. Однако люди графа Эмихо ошибались, и Церковь резко осудила нападения на евреев.

Пятьюдесятью годами позднее, при подготовке II Крестового похода, св. Бернар в своих проповедях нередко говорил о том, что преследовать евреев нельзя: «Спросите любого, кто знает Святое Писание, что предсказывается касательно евреев в Псалмах. «Не о гибели их молюсь я». Евреи для нас -- живые слова Писания, ибо всегда напоминают нам о страданиях, которые перенес наш Господь... Под властью христианских князей терпят они тяжкое рабство, но «ждут лишь срока своего освобождения». Мэдден Томас О подлинной истории Крестовых походов [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.mgarsky-monastery.org/kolokol.php?id=1857 Тем не менее, другой цистерцианец, монах по имени Радульф, разжигал в народе вражду по отношению к евреям рейнских земель, невзирая на многочисленные письма, в которых св. Бернар требовал это прекратить. Наконец Бернару пришлось самому отправиться в Германию, где он изловил Радульфа, отослал обратно в монастырь и тем положил конец убийствам.

Центральное место в коллективных умонастроениях, сделавших возможным Крестовый поход, занимал образ Иерусалима. В нем нашли свое отражение присущие крестоносному движению апокалиптические и эсхатологические мотивы. Иерусалим - место страстей Спасителя. С первых веков христианства образ города был связан с различными символическими и аллегорическими интерпретациями. Расхожим было противопоставление небесного Иерусалима, представлявшего собой рай, церковь святых, город вечного мира, и земного Иерусалима, разрушение которого римлянами через 70 лет после смерти Христа воспринималось как наказание его жителей, не уверовавших в мессию. Земной город рассматривался как несовершенное отражение небесного.

Небесный Иерусалим, с его сапфировыми воротами, украшенными золотом и драгоценными камнями стенами (Отк. 21, 2--26), занимал большое место в средневековом воображении. Если отцы церкви отвергали земной Иерусалим и прославляли небесный как символ спасения, то на уровне обыденного сознания эти образы сливались. Чувства и помыслы людей обращались к небесному Иерусалиму, который был одновременно реальным городом. Поход в Иерусалим - не только движение к святым местам, но и приобщение к святости, путь (iter) в пространственном и спиритуальном смысле. Небесный Иерусалим можно обрести через Иерусалим земной.

Для средневековых христиан Иерусалим и связанная с образом вечного города идея Крестового похода были привлекательны еще и в другом плане. Здесь должно свершиться пророчество Апокалипсиса, в котором св. Иоанн возвещает о грядущем нисхождении небесного Иерусалима на землю, втором пришествии, воскресении мертвых и конце света (Отк. 21,1). Участники Крестового похода воспринимали его в этом контексте.

По средневековым представлениям, христианский «император последних времен» должен возложить на Масличную гору в Иерусалиме свои корону и скипетр, после чего наступит конец времен. Антихрист же до тех пор не появится в Иерусалиме, пока город не будет взят христианами. Иоанн предсказывал, что накануне конца света иноверцы будут либо обращены в христианство, либо сгинут с лица земли (уверенные в этом, крестоносцы станут расправляться с ними во время еврейских погромов). Крестоносцы ведут войну с сарацинами, «присными Антихриста» (satellites Antichristi), рассматривавшимися в церковной традиции как воплощение апокалиптического зла.

Накануне Крестового похода средневековые люди жили в ожидании конца света и окончательной битвы сил Христа и Сатаны. Близость Страшного суда провоцировала движение коллективного покаяния ради спасения души, где образ Иерусалима играл центральную роль.
Крестовый поход явился, таким образом, результатом длительной эволюции идеи, впитавшей в себя многие представления и практики - от покаянного паломничества и войны против язычников до движения за церковную реформу и эсхатологических мотивов. В долговременной перспективе такие темы, как паломничество, Иерусалим, священная война, покаяние, мученичество остаются движущими для крестоносного движения.

Своеобразным архетипом всего последующего крестоносного движения стал Первый Крестовый поход (1096-1099 гг.), в котором идея нашла свое наиболее полное воплощение. Он же увенчался и наибольшими военными успехами - были основаны четыре государства крестоносцев, из которых главным было Иерусалимское королевство. Из всех государств крестоносцев именно оно оказалось наиболее жизнеспособным.

Если Первый Крестовый поход сохранял во многом религиозный характер, то впоследствии политические или экономические моменты возобладали над религиозными. Всплеск религиозных настроений отразили так называемые Детские Крестовые походы 1212 г. Лишь Седьмой (1248-1254 гг.) и Восьмой (1270-1271 гг.) Крестовые походы, организованные французским королем Людовиком IX, рассматривавшимся в дальнейшей традиции как идеальный крестоносец, были попыткой отчасти вернуться к первоначальной религиозной идее и на фоне общей социальной и культурной эволюции выглядели анахроничными.

Отклонения от первоначальной идеи объясняются и эволюцией религиозного сознания. В XIII в. происходит определенная интериоризация религиозного чувства, когда оказывается возможным обрести небесный Иерусалим внутри себя, и для этого нет необходимости отправляться в далекое путешествие. Тускнеет образ земного Иерусалима.

Изменение строя религиозности сопровождается постепенным переходом в обращении с иноверцами от Крестового похода к миссии, и в результате деятельности доминиканских и францисканских миссионеров католическая церковь завоевывает более прочные позиции на Ближнем Востоке. Падение в 1291 г. Акры, последнего военного оплота христиан на Ближнем Востоке, знаменует окончание эпохи Крестовых походов, хотя сама идея неоднократно актуализовалась в различных исторических контекстах.
Таким образом, по мнению альтернативных историков, Крестовые походы наложили неизгладимый отпечаток на рыцарский класс; война, служившая ранее феодалам лишь средством к достижению эгоистических целей, в Крестовых походах получила новый характер: рыцари проливали свою кровь из-за идеальных, религиозных побуждений. Идеал рыцаря, как борца за высшие интересы, борца за правду и за религию, образовался именно под влиянием Крестовых походов.

Глава 2. Взгляд с Востока

2.1 Исламский мир эпохи крестовых походов

Средневековые мусульмане так хорошо представляли себе все детали конца света, что арабский хронист XIV века Ибн Касир смог закончить свой исторический труд «Начало и конец» описанием грядущих событий.

Во времена Крестовых походов многие мусульмане верили в то, что конец света наступит тогда, когда на западе встанет черное солнце, а за ним последуют варварские орды Гога и Магога. (Гог и Магог <в исламской мифологии -- Иаджудж и Маджудж> -- в эсхатологических мифах иудаизма, христианства и ислама воинственные антагонисты «народа Божьего», которые придут в последние времена с севера или с других окраин населенного мира).

Потом эти орды исчезнут (согласно одному описанию, составленному в XII веке в Сирии, перед тем как уйти дальше на восток, они выпьют всю воду из Тивериадского озера). Вслед за Гогом и Магогом придет одноглазый Даджжал (Даджжал -- в мусульманской мифологии искуситель людей, который должен появиться перед концом света; типологически и функционально соответствует Антихристу христианской мифологии), который проедет по Палестине на осле в сопровождении свиты из семидесяти тысяч евреев. Даджжал совершит множество лжечудес и установит свое царствование.

Но через сорок дней (или сорок лет) с небес спустится Иса (Иса -- в мусульманской мифологии имя Иисуса Христа, признаваемого великим пророком), убьет Даджжала и призовет все народы обратиться в ислам. Затем солнце зайдет на востоке, прозвучит первый сигнал трубы -- и все живое умрет.

При втором звуке трубы все люди, мужчины и женщины, когда-либо жившие на земле, воскреснут и придут на суд в Иерусалим. (В некоторых версиях дается несколько иная хронология событий и роль Исы отводится Махди -- человеку, «ведомому» Аллахом, обновителю веры. Он появится за несколько лет до страшного суда, убьет Даджжала, установит на земле справедливость и силой возвратит людей на путь Аллаха; его короткое царствование [от 3 до 9 лет] будет царством изобилия. После этого наступит воскресение мертвых и страшный суд.)

Размышления о конце света и роли Махди часто переплетались с пророчествами о победе ислама над христианством и о судьбе Иерусалима, Константинополя и Рима. Согласно хадису (рассказу о жизни пророка Мухаммада, приводящему его высказывания), известному еще до первого Крестового похода, Мухаммад сказал: «Последний час не пробьет, пока Аллах не даст моему народу победу над Константинополем».

На хадисах основана сунна -- священное предание ислама. Автором некоторых апокалиптических писаний считался Каб ибн аль-Ахбар -- спутник Мухаммада. Сочинения же в жанре malahim (дословно -- «избиения») о жестоких войнах перед концом света приписывались пророку Даниилу или, в XIII веке, мистику из Андалусии, последователю суфизма Ибн аль-Араби.

Наиболее ранние malahim появились в то время, когда мусульмане пытались защитить свои сирийские владения от Византии. Пророчества говорили о том, что перед окончательной победой мусульманам придется пройти через трудности и поражения, более того -- они даже могут на время потерять Иерусалим, который перейдет к христианам. Были распространены и рассказы о статуе, якобы хранившейся в центре Константинополя, которая держала земной шар с надписью: «Я буду править миром, пока этот шар находится у меня в руках», но, согласно арабским сказаниям, шар исчез из рук статуи.

Как видим, время перед появлением первых крестоносцев было для мусульман периодом напряженных эсхатологических ожиданий (в частности -- в связи с приближением 500-го мусульманского года, что соответствовало 1106-1107 году н. э.).

XI век на Ближнем Востоке был временем неуверенности в будущем и для мусульман, и для христиан, и для евреев. Одни ожидали усиления ислама в конце пятого мусульманского века, другие со страхом готовились к приходу Махди и к наступлению конца света. На более же прозаическом уровне многие мусульмане надеялись наконец-то дождаться решительной победы в затянувшейся борьбе фатимидских халифов и сельджукских султанов за контроль над Сирией. Но никто на Ближнем Востоке не ждал религиозно мотивированного вторжения армий Западной Европы.

2.1.2 Религиозная и политическая ситуация на Ближнем Востоке накануне Крестовых походов

Успех первого Крестового похода и образование христианских государств на Ближнем Востоке оказались возможны во многом благодаря распаду сельджукского султаната после смерти в 1092 году султана Мелик-шаха. Родственники султана немедленно начали междоусобную борьбу за его владения в Иране, Трансоксании (исторической области в Средней Азии), Ираке, Сирии и на Кавказе. При этом турецкие военачальники и местные вожди, поддерживая то одного принца, то другого, проводили все более самостоятельную местную политику. В это же время военачальники на службе египетских Фатимидов воспользовались междоусобицами и дезорганизацией сельджуков и захватили земли в Палестине и Сирии.

Начиная с 1038 года сельджукские султаны номинально подчинялись аббасидскому халифу в Багдаде и считались защитниками суннизма (одного из двух главных направлений в исламе). Сунниты наравне с Кораном чтили также и Сунну -- сборник устных преданий о Мухаммаде и его спутниках, способствовавший выработке исламского законодательства -- шариата -- и норм личной жизни каждого мусульманина. Сунниты признавали высшую политическую власть халифов, даже если со временем эта власть превращалась лишь в легалистическую фикцию. А имамы в суннизме были выборными духовными главами общины.

В отличие от суннитов шииты считали, что высшей религиозной и политической властью может обладать только семья Мухаммада, то есть его зять Али и его потомки и духовные преемники -- имамы. Шиа Али -- означало «партия Али». Большинство шиитов верили, что имамы -- наследники Мухаммада, непогрешимые первосвященники, обладающие тайным знанием.

Во второй половине VIII века в среде шиитов произошел раскол. Одна группа придерживалась веры в двенадцать имамов, прямых потомков Али. Каждый имам перед смертью назначал себе преемника. Одиннадцать имамов погибли мученической смертью, а двенадцатый в 878 году по воле Аллаха таинственным образом исчез и с тех пор пребывает в убежище и невидимо управляет шиитской общиной. Эта группа, наиболее многочисленная, называется имамитами, или двунадесятниками. Другая же -- исмаилиты, или семиричники, -- завершает цепь имамов не на двенадцатом, а на седьмом -- Исмаиле, который исчез в 760 году. Перед концом света «скрытый имам» вернется в образе Махди и восстановит в мире справедливость, обратив все народы в мусульманство.

В XI веке произошли и другие расколы внутри исламского мира -- друзы (шиитская секта) и ассасины (организация неоисмаилитов в Иране) откололись от исмаилитского халифата Фатимидов в Каире и стали к нему в оппозицию.

В XI-XII веках большинство мусульман в Сирии, Ливане и Палестине были суннитами, официально лояльными к аббасидских халифам. Однако различия между суннитскими и шиитскими учениями и ритуалами никогда не были четкими, многие сунниты сочувствовали шиитам, а многие шииты служили Аббасидам и Сельджукидам. В крупных мусульманских городах сунниты и шииты мирно жили бок о бок. В некоторых сирийских городах шииты даже имели численное превосходство. Большинство сирийских шиитов, вероятно, были сторонниками двенадцати имамов. Но в начале XII века в Алеппо и других крупных городах исмаилиты-ассасины сделали несколько попыток захватить власть, после чего основали маленькое княжество вокруг крепости Масиаф в горной части Сирии.

Так обстояли дела на территориях, подвластных Фатимидам. В большинстве же других регионов исламского мира шииты находились в неблагоприятном положении. Современный Иран -- шиитское государство, но в средние века он был бастионом суннитов. Однако Хасану ибн Саббаху, уроженцу Ирана арабского происхождения, удалось основать в горах к югу от Каспийского моря анклав исмаилитов-ассасинов. Его сподвижники захватили в 1090 году крепость Аламут («Орлиное гнездо»), после чего и другие замки этой области подчинились их власти.

Очевидно, что так называемая Большая Сирия (т. е. Сирия, Ливан и Палестина) не была единой монолитной мусульманской страной. В ней происходили не только религиозные расколы среди самих мусульман, там еще и сохранялись крепкие общины местных христиан -- как в городах, так и в сельских местностях. Мельхиты (православные христиане) искали помощи и защиты у византийского императора, однако другие христианские общины (яковиты, несториане, марониты и др.), кажется, предпочитали мирное сосуществование с мусульманскими властителями, которые не мешали им следовать христианской религии. Многие христиане состояли на службе у мусульман и даже делали успешную карьеру. Например, некоторые из них работали в городских управлениях и занимались медициной. Еще благополучнее складывалась для христиан ситуация в Египте, где копты (египетские монофизиты) занимали почти все важные посты в налоговом аппарате, а армянские христиане служили в армии офицерами.

Политическая ситуация на Ближнем Востоке накануне первого крестового похода была еще более сложной и запутанной, чем религиозная. Наиважнейшим событием исламской истории конца XI -- начала XII века был распад империи сельджуков. После смерти Мелик-шаха халиф аль-Мустажир пытался быть посредником между его воюющими друг с другом родственниками и воспользоваться этими междоусобицами для усиления авторитета Багдада. Одновременно с этим губернаторы и военные, поставленные управлять сельджукскими городами и провинциями, тоже извлекали пользу из династических споров и становились независимыми правителями. Некоторые из них сохраняли свой официальный титул «атабак» (дословно -- «отец-принц») для того, чтобы скрыть тот факт, что они фактически узурпировали власть. Атабак был чем-то вроде военной няньки, приставленной к отправленному управлять провинцией или городом несовершеннолетнему сельджукскому отпрыску. Но, как и следовало бы ожидать, в одной провинции за другой атабаки задвигали принцев в тень и брали власть в свои руки. Так, например, в Мосуле в 1090-х годах единолично правил атабак Кербога. Практически на всех территориях Ирака, западного Ирана и Сирии независимые тюркские вожди, амбициозные наемники и атабаки-узурпаторы делили земли между собой.

К концу XI века Большая Сирия превратилась в огромное поле боя, на котором сражались военачальники и бывшие подданные сельджуков с армиями египетских Фатимидов. Начиная с 1064 года на территорию Сирии начали проникать туркмены -- тюркское племя кочевников. Они не подчинялись сельджукскому султану, но вслед за ними регулярная сельджукская армия заняла большую часть континентальной Сирии, однако им не удалось захватить прибрежные города, которые остались под властью Фатимидов. Ко времени первого крестового похода городом Алеппо и большей частью северной Сирии управлял племянник Мелик-шаха Ридван. Он подпал под влияние секты ассасинов и вообще был очень непопулярен в Алеппо. К тому же интересам Ридвана в Сирии противостоял его младший брат Дукак, номинальный правитель Дамаска. Антиохия, расположенная к западу от Алеппо и находившаяся под властью эмира Яги Сийана, вступила в союз с Дамаском против Алеппо. Мусульманское население в Антиохии, по всей вероятности, было небольшим, поскольку до 1084 года это был византийский город. А с востока Ридвану угрожал мосульский атабак Кербога. Похоже, что почти каждый сирийский город имел собственного правителя; многие из этих правителей были военными тюркского происхождения. Так, Хомсом правил атабак-тюрк Джанах ад-Давла.

Несмотря на то, что большую часть населения Сирии составляли арабы, военная элита была представлена главным образом тюрками или курдами. Однако, начиная с 1086 года, город и крепость Шейзар в северной Сирии находились под властью арабского шиитского клана Бану Мункыза. Портовый город Триполи, в котором жили в основном шииты, в 1070 году восстал против Фатимидов и до захвата его крестоносцами (1109 год) управлялся династией судей (qadis). Бейрутом, Тиром, Сидоном и Акрой владели Фатимиды (правда, последними тремя только с 1089 года, и власть их там была очень неустойчивой -- время от времени в этих городах вспыхивали восстания против египетского владычества).

Что же касается Иерусалима, то в 1071 году он был отвоеван у Фатимидов одним из тюркских военачальников, но в 1098 году Фатимиды, воспользовавшись тем, что тюрки отвлеклись на военные действия против появившихся в северной Сирии первых крестоносцев, вернули себе город. По словам одного персидского путешественника, посетившего Иерусалим в 1050-х годах, в городе проживало около двадцати тысяч человек и в него приходило много мусульманских пилигримов, по тем или иным причинам не имевших возможности совершить паломничество (хадж) в Мекку и Медину.

Иерусалим был для мусульман «третьим самым святым Божьим местом» и местом проживания многих мусульманских мистиков. В мусульманском видении конца света Иерусалиму отводилось особое место: в день Страшного Суда, когда труба воскресения протрубит второй раз и все мертвецы воскреснут, человечество соберется в долине Геенны, за западной стеной Иерусалима. Поэтому многие мусульмане хотели быть похороненными недалеко от этого места. В 692 году было закончено строительство мечети Омара, более известной как Купол Скалы, в долине Храма Соломона в Иерусалиме. Причины ее возведения окутаны тайной, но к XI веку среди мусульман прочно утвердилась вера в то, что именно со скалы в центре мечети Мухаммад отправился в путешествие на небеса.

Хотя Фатимиды не поленились в 1098 году вернуть себе Иерусалим, особого значения этот город для них не имел. Их столицей в Палестине была Рамла, а флот базировался в Аскалоне. За пределами палестинских городов Фатимиды не имели никакой власти, и на палестинских дорогах бедуинские и туркменские грабители терроризировали поселян, купцов и паломников всех религий. В письме, написанном в 1100 году из Египта еврейским пилигримом, рассказывается, как его автор тщетно пытался в течение пяти лет добраться до Иерусалима -- бедуины и бандиты сделали дороги практически непроходимыми.

Итак, накануне Крестовых походов исламский мир был далек от единства. Главными политическими событиями, влиявшими на историю Ближнего Востока в 1090-1290-х годах, были падение Сельджукидов, возвышение и падение Хорезма и появление монголов. В эти же годы была достигнута довольно широкая политическая победа суннитов над шиитами. Власть ассасинов была уничтожена сначала в Иране, а затем и в Сирии.

2.2 Реакция мусульман на крестоносцев и Крестовые походы