Алжир в Новое время

Размещено на http://www.allbest.ru/

Алжир в Новое время

План

1. Алжир в начале XVI в. Испанская оккупация

2. Алжирские смуты XVII в. Становление режима деев

3. Внешнее и внутреннее положение Алжира в XVIII в.

4. Алжир в предколониальный период

5. Начало колонизации. Становление колониального строя

6. Общественное развитие Алжира в конце XIX в.

1. Алжир в начале XVI в. Испанская оккупация

В конце XV в. династия Зайянидов (Абдальвадидов), правившая в Среднем Магрибе с XIII в., растеряла свою власть в изнурительной борьбе с присахарскими кочевниками и более сильными соседями -- тунисскими Хафсидами и марокканскими Меринидами. К началу XVI в. Зайяниды еще удерживали свои позиции в Западном Алжире, но большая часть страны представляла собой пеструю мозаику княжеств, племенных территорий, земель духовных лидеров-мурабитов и портовых городов-государств, мало связанных друг с другом. Бесконечные усобицы постепенно привели в упадок торговлю, земледелие, ремесла и градостроительство Алжира. В первом десятилетии XVI в. центральная часть Магриба была сильно разорена. Экономическая активность и общественная жизнь были сосредоточены на побережье, тогда как в горах и степях присахарской глубинки расселение местных жителей было разреженным.

Вместе с тем, потерявший единство и обнищавший Алжир, по-прежнему, имел в Европе репутацию воинственной страны. После победы Реконкисты в Испании (1492 г.) алжирское корсарство резко прибавило в размахе и ожесточении. Мавры-андалусцы составили в это время основную ударную силу корсаров. Стремясь отомстить испанцам-католикам, поправшим их интересы и изгнавшим их с родных мест, они придали пиратскому промыслу характер «священной войны». Алжирские корсары захватывали корабли европейских держав, обращали в рабство их команды и пассажиров и даже нападали на прибрежные селения, порты и острова Испании и Италии. Поджоги и разграбления испанского и итальянского побережий наносили немалый ущерб торговле и безопасности христиан. Впрочем, каталонские, генуэзские и Сицилийские корсары не оставались в долгу, и в конце XV в.

Западное Средиземноморье было охвачено почти непрерывной морской войной.

В первом десятилетии XVI столетия в пиратские предприятия европейцев и магрибинцев вмешалось испанское государство. Военная дезорганизация и политическая раздробленность Алжира немало поощряли объединителя Арагона и Кастилии Фердинанда II к «африканскому крестовому походу». Разгром мусульманского оплота в Испании -- Гранад-ского эмирата (1492 г.) -- сделал эти планы реальностью. Уже в 1505 г. испанские солдаты взяли штурмом Мерс-эль-Кебир -- лучшую якорную стоянку алжирского побережья, в 1508 г. -- захватили крупный порт Оран, а в 1510 г. -- пиратскую республику в Беджайе. В эти же годы испанцы принудили несколько портов Алжира (Тенес, Дел лис, Шершель, Мостаганем) регулярно платить дань. Наконец, захватив небольшой островок в море напротив города Алжир, испанцы построили на нем крепость Пеньон и заблокировали этот крупный корсарский порт.

Казалось бы, честолюбивые устремления Фердинанда II исполнились: всего за несколько лет Испания овладела основными пунктами приморского Алжира, а крупные убежища корсаров были захвачены или уничтожены. Однако вскоре события Итальянских войн отвлекли внимание мадридского двора от Африки, и испанская экспансия в Алжире приостановилась. Завоевателям пришлось довольствоваться «ограниченной оккупацией»: захваченные порты они превращали в крепости (пресидиос), охраняемые гарнизонами; предместья же оставались в руках местных вождей. Находясь в постоянной осаде алжирцев при посредственном снабжении, испанцы были способны только совершать набеги на земли соседних племен.

Население прибрежной части Алжира в своих стремлениях освободиться от испанского присутствия, активно поддерживало действия корсаров-мусульман, поднявших знамя «священной войны». Среди последних наибольшим авторитетом в то время пользовался османский «борец за веру» (гази)

Арудж, обосновавшийся на тунисском побережье. Выходец из греко-славянской семьи с острова Митилини (Лесбос), он в начале XVI в. перенес свою деятельность в Западное Средиземноморье. Здесь, уничтожая испанские корабли и вывозя тысячи морисков с Пиренейского полуострова в Магриб, Арудж снискал славу «грозы христиан». К нему начали стекаться сотни авантюристов, а его эскадра насчитывала более 20 кораблей. Еще в 1512 г. он попробовал отобрать у испанцев Беджайю, но потерпел неудачу -- при штурме ему оторвало ядром руку. Через два года он захватил Джиджелли, ав151бг. по призыву жителей города Алжира вступил в него со своими отрядами. Укрепив свои позиции в столице, Арудж начал устанавливать контроль над побережьем и внутренними районами страны. Свергнув зайянидского султана Абу Хамму ПI, однорукий корсар ненадолго подчинил своей неукротимой воле запад Алжира. Однако его триумф был непрочным и кратковременным: в 1518 г. он был осажден испанцами в Тлемсене, а при попытке прорвать осаду после отчаянного сопротивления был убит.

После гибели Аруджа корсарские команды в Алжире признали первенство его брата -- Хайраддина, прозванного Барбароссой (Рыжебородым). Положение Хайраддина поначалу было затруднительным. Испанцы по-прежнему оккупировали побережье, а жители приморских городов устали от бесчинств пиратов и уже видели в них не столько защитников от посягательств Испании, сколько заурядных авантюристов. Тогда Хайраддин, проявив прозорливость и политическое чутье, принял важнейшее решение, предопределившее как его жизненный путь, так и судьбу Алжира. Он обратился за помощью к Османской империи.

В начале XVI в. Османское государство одержало большие победы и сделало огромные территориальные приобретения в Европе и на Ближнем Востоке. В Средиземноморье у Османов было множество интересов, но на их пути неизменно стояла Другая крупная держава региона -- объединенная Испания. Два гиганта не смогли мирно ужиться в пределах средиземноморского бассейна, и между ними вскоре развернулась ожесточенное соперничество за торговые пути и политическое влияние. С первых лет испано-османского противостояния оно было ярко окрашено духом религиозного конфликта католичества и ислама, а одним из главных его фронтов стало побережье Северной Африки. В этих обстоятельствах Стамбул всячески стремился использовать «священную войну» {джихад) для того, чтобы закрепиться на новых землях в Северной Африке. Поэтому султан Селим I Явуз {Грозный) благосклонно принял клятву верности Хайраддина, пожаловал ему титул «бей над беями» {бейлербей) и прислал в Алжир крупный янычарский корпус {оджак), а также военные корабли, артиллерию и солидную финансовую помощь.

Опираясь на присланных ему янычар и военный флот, Барбаросса планомерно подчинил себе большую часть страны. Не всегда ему сопутствовал успех. В 1520 г. его воинство было разбито в Кабилии хафсидской армией и предприимчивому корсару пришлось временно укрыться в Джиджелли. Однако в 1522-- 1525 гг. он вновь покорил предгорья Кабилии и центральную часть побережья, а в 1529 г., выполнил обещание покойного Аруджа, взяв штурмом крепость Пеньон и освободив столицу Алжира от испанского контроля. Затем он перестроил и укрепил столичный порт, превратив его в свой бастион для дальнейшей борьбы с испанцами. Ему не удалось изгнать противника только из Орана и Тлемсена, где по-прежнему правили, уже в качестве испанских марионеток, эмиры Зайяниды. Зато в 1534--1535 гг. отважный корсар вмешался в Династийные распри тунисских Хафсидов и ненадолго присоединил к своим владениям северное побережье Туниса. Наряду с военными кампаниями на суше Хайраддин прославился и дерзкими военно-морскими выпадами. За время своего правления в Алжире (1518--1536 гг.) он направил к берегам Испании семь экспедиций, в ходе которых вывез в Алжир и Тунис около 70 тысяч насильно обращенных в христианство мусульман-андалусцев {морисков). Позже спасенные Хайраддином Мориски заметно содействовали восстановлению алжирских крепостей, производству оружия и снаряжению алжирского флота.

В 30-х годах XVI в. высокий авторитет Хайраддина в Алжире и его талант флотоводца привлекли к нему внимание Стамбула. Еще в 1533 г. османский султан Сулейман I назначил его капудан-пашой (главнокомандующим) имперского флота, но Хайраддин, занятый тунисскими делами, выехал в османскую столицу только через три года. Новому бейлер-бею Алжира Хасан-аге (1536--1543 гг.) пришлось осенью 1541 г. отражать грандиозную экспедицию испанского короля и императора «Священной Римской империи* Карла V

Габсбурга, насчитывавшую 516 кораблей. Карла V, лично возглавившего вторжение, сопровождали его лучшие полководцы -- герцог Альба и завоеватель Мексики Фернандо Кортес. Под началом императора было 12 тысяч моряков и 24 тысячи солдат. Однако испанское воинство сразу же было обращено алжирцами в бегство, а проливные дожди сделали предместья алжирской столицы непроходимыми. В итоге Карл V предпочел вернуться к европейским делам и всего через две недели экспедиции испанская армада отчалила от негостеприимных алжирских берегов. Вскоре испанцам пришлось заметно потесниться и в западном Алжире. Следующий бей-лербей -- сын Хайраддина Барбароссы Хасан-паша (1544-- 1552 гг.) энергично довершил предприятия своего отца. Он блокировал Оран, а в 1551 г. взял Тлемсен, покончил с Зайя-нидами и установил надежный контроль над алжиро-марок-канской границей. Таким образом, территория Алжира была объединена под формальным сюзеренитетом Стамбула. Только сам порт-крепость Оран и его округа оставались испанским владением до конца XVIII в.

При Хайраддине и его преемниках сложилась военно-политическая организация алжирского государства, не претерпевшая глубоких изменений вплоть до начала XIX столетия. Бейлербеи назначались непосредственно османским султаном и действовали как абсолютные повелители алжирского приморья. Они не были связаны мнением представительного органа (дивана) и осуществляли права сюзерена в отношении пашей Туниса и Триполи. Постепенно влияние бейлербеев распространилось и на глубинные районы страны, где они также взимали налоги. Их верность Стамбулу была высока и в XVI в. Алжир действительно был частью Османской империи. Добиваясь милостей султана, бейлербеи отправляли в имперскую столицу значительные суммы и получали взамен континген-ты янычар, боевые корабли, порох и военное снаряжение. Опору власти бейлербеев составляли две постоянно соперничавшие силы -- янычарское войско (оджак) и корпорация пиратов (та'ифа).

Янычары, прибывавшие в Алжир, обычно набирались из низов населения Анатолии (Малой Азии). Служба в Северной Африке превращала вчерашних турецких поденщиков и портовых грузчиков в привилегированных воинов империи. Их особое положение подчеркивалось множеством льгот: они освобождались от налогов, бесплатно получали хлеб, мясо и оливковое масло, а прочие продукты покупали по специально установленным для них очень низким ценам. Кроме жалованья янычарам полагалась доля добычи от пиратства. Наконец, янычары не подлежали обычному мусульманскому суду, а наказания для них назначали их командиры. В силу этих привилегий алжирские янычары ощущали себя высшей кастой общества со своими неписаными законами и обычаями. Янычарское войско состояло только из пехоты. Оно было вооружено огнестрельным оружием, кинжалами и саблями (ятаганами), и размещалось в хорошо обустроенных казармах. Традиционная «форма» янычар состояла из открытой куртки с рукавами, полотняных штанов, схваченных на поясе куском ткани, и заломленной двурогой шапки (тортора) из цветного сукна. Эта одежда отличала их от всадников (Спахи), которые набирались из местных жителей и не имели янычарских привилегий. Внутри оджака царил дух боевого товарищества, взаимовыручки и подчеркнутого равенства: янычары жили отдельно от своих семей, питались из общего котла, сами избирали командиров (ага), которые вместе с выборными от солдат составляли войсковой совет (диван) и представляли их интересы перед бейлербеем. Допуск в янычарский корпус был закрыт для местных жителей, да и их сыновья, родившиеся в Алжире, не могли вступать в ряды оджака. Поэтому в Алжире, в отличие от других арабских стран, янычарское войско пополнялось из Малой Азии и не подверглось ара-бизации.

Корпорация пиратов -- сподвижников Барбароссы -- гораздо в меньшей степени сохранила турецкий облик. Мало в ней было также арабов и берберов. Большинство алжирских пиратов XVI--XVII вв. были выходцами из Южной Италии, с Сицилии и Корсики. Все они отступили от католичества и, став мусульманами, оказались, по меткому замечанию современника, «турками по профессии». Крупные доходы от грабежа и продажи рабов, а также высокий престиж пиратского промысла под флагом джихада придавали корсарам особую значимость в жизни Алжира и умножали зависть янычар. В корсарских кругах действовала своеобразная демократия: судовые команды подчинялись своим капитанам (ра'исам), а сообщество ра'исов выступало на местной политической сцене как единая сила.

В XVI в. авторитет вождей заставлял алжирских пиратов уважать приказы Стамбула и их войска не раз отличились в сражениях османского флота с «неверными». Презирая янычар, которых они за грубость и буйство прозвали «анатолийскими быками», корсары последовательно поддерживали бейлербеев, всегда приходивших к власти из их среды. Пиратские экипажи, отличавшиеся мужеством и сплоченностью, всячески противостояли финансовым и политическим притязаниям оджака. Только в 1568 т.ра'исы, по просьбе бейлербея все же допустили вербовку новых корсаров из янычар. Эта мера, направленная на смягчение отношений оджака и та'ифы, обострила конкуренцию внутри пиратского сообщества и способствовала его размыванию.

Непрерывное соперничество янычар и корсаров придавало алжирской политической системе XVI в. крайнюю нестабильность. Так, сын Хайраддина Хасан-паша трижды становился бейлербеем (1544--1552, 1557--1561, 1562--1567 гг.) и трижды терял свою власть, причем причины его отставок весьма показательны: первый раз Порта отозвала его из-за интриг французского посланника в Стамбуле; второй раз разъяренные его политикой янычары обвинили его в измене и отправили в столицу под конвоем; в третий раз, отличившись при осаде турками Мальты (1565 г.), Хасан (как и его отец) был назначен командующим всем османским флотом. Нередко янычары выдвигали своих претендентов на власть и свергали назначенных в Стамбуле бейлербеев, либо пытались помешать новым назначенцам исполнять свои обязанности. Пиратское сообщество реагировало на это встречными силовыми выпадами в адрес янычарских ага. Частые смены бейлербеев, заговоры, политические убийства и казни мало способствовали укреплению османской власти в Алжире.

Некоторое спокойствие в стране установилось только при бейлербее Ульдж Али (1568--1587 гг.). Уроженец Калабрии, попавший в плен и 14 лет томившийся на турецких галерах, он освободился ценой перехода в ислам. Новый бейлербей хорошо знал Алжир, где провел многие годы своей жизни. Несмотря на доставлявшую ему много беспокойства кожную болезнь, он активно и искусно управлял своей нестабильной провинцией. С тем, чтобы несколько умерить буйства янычар, Ульдж Али противопоставил им вспомогательные силы из берберских племен Кабилии. Довольно требователен был он и к своим соратникам -- пиратским капитанам, которые, недолюбливая его за ум и властность, прозвали его Али алъ-Фар-таш (Али Шелудивый).

Во внешней политике новый бейлербей стремился главным образом присоединить центральную и южную части Туниса к Алжиру. Повторяя приключения Барбароссы на востоке Магриба, Ульдж Али в 1569 г. перенес джихад на тунисскую территорию и изгнал из города Тунис Хафсидов. Вскоре ему пришлось, однако, оставить Тунис и выступить со своей эскадрой к берегам Греции. Разгром турецкого флота кораблями Священной лиги при Лепанто (1571 г.) возвысил Ульджа Али до поста главнокомандующего: в ходе этой грандиозной морской битвы он не только проявил чудеса храбрости, но и спас за счет ловкого маневра немалую часть турецких галер. Занимаясь восстановлением османского флота и подготовкой реванша над испанцами в Тунисе, он лишь изредка наведывался в Алжир. Вместо него в стране управляли его доверенные заместители, выбранные им из корсарской среды.

Когда Ульдж Али скончался в преклонном возрасте в 1587 г., османский султан Мурад III отозвал его заместителя, упразднил пост бейлербея и включил Алжир в стандартные рамки османской государственности. Теперь в Средний Магриб назначались периодически сменяемые наместники-паши. Таким образом, для Стамбула Алжир перестал быть бастионом «священной войны» и формально превратился в обычную провинцию (эйалет), хотя и отдаленную от имперской столицы.

2. Алжирские смуты XVII в. Становление режима деев

Отмена поста бейлербея вовсе не способствовала упрочению дисциплины в алжирской провинции. Напротив, замена корсарских выдвиженцев временными чиновниками привела лишь ко все большей самостоятельности Алжира в пределах империи. Уже первым пашам, сменившим Ульджа Али, пришлось довольствоваться ролью парадного, но почти безвластного правителя. Контроль над боровшимися за власть янычарами и пиратами мог удержать в своих руках только авторитетный и сильный лидер, хорошо знакомый обоим сообществам -- наподобие Хайраддина или самого Ульджа Али. Однако паши, не имевшие связей среди местных вождей, вынуждены были предоставить конкурентов самим себе и ради сохранения своего поста и жизни налаживать «взаимопонимание» с ними. В итоге политическая история Алжира XVII столетия представила собой бесконечную цепь кризисов власти, мятежей и убийств.

В начале XVII в. упразднение поста бейлербея позволило янычарам взять долгожданный реванш над корсарами. Паша после своего приезда из Стамбула сразу же попадал в янычарское окружение; его принимали с большой пышностью и поселяли во дворце Дар ас-Султан. Однако на деле его полномочия с каждым годом ограничивались. Сначала паша еще разделял власть с диваном янычар, который для «удобства» паши собирался непосредственно в его резиденции Дженина, расположенной в центре дворцовых садов. Затем янычарский диван выступил как последняя властная инстанция. Пашам вскоре осталось лишь право утверждать его решения и предпосылать своим распоряжениям формулу «Мы, паша и диван непобедимого войска Алжира...».

К середине XVII в. янычарский корпус, насчитывавший 22 тысячи воинов, отобрал у пашей последние прерогативы (уплату жалованья, кадровые решения, верховную судебную власть) и оставил им только почетный титул. В 1659 г. военный предводитель янычар (ага) взял на себя все функции правителя Алжира, осуществляя их с помощью дивана. Сосредоточение власти в руках аги оказалось крайне неудачным ходом, поскольку присущее янычарам стремление к демократии заставило их переизбирать командира оджака каждые два месяца. Если ага подчинялся решению дивана, преемственность власти постоянно нарушалась; если же он пытался сохранить за собой власть, то неминуемо сталкивался с мятежом. При таком положении дел убийство старого аги при передаче власти оказалось почти неизбежной политической процедурой: первые же четыре аги, получившие от паши «согласие» на правление, были вскоре убиты коллегами-янычарами.

Несостоятельность янычар как лидеров Алжира проявилась настолько быстро, что уже в 1671 г. пиратская та'ифа смогла вернуть себе власть. В этом году корсарские капитаны-ра'исы спровоцировали очередной мятеж янычар против аги, а после его свержения самостоятельно избрали нового руководителя -- дея, который получил пожизненную власть из рук очередного паши. Избрание дея не только в янычарской среде оказалось спасительным компромиссным решением: уже в 1689 г. нового дея впервые избирал совместный диван янычар яраисов. Примирение противников заметно стабилизировало положение дел в стране и одновременно полностью обесценило статус паши. В 1711 г. десятый деи Баба Али Шауш просто выслал из Алжира нового посланца Порты и убедил Стамбул пожаловать это звание ему самому. Одновременно Алжир перестал выплачивать султану регулярную дань.

Анархия и постоянный передел власти, раздиравшие верхушку алжирского эйалета на протяжении всего XVII в., не помешали Алжиру претендовать на главенство в регионе. Это бурное столетие ознаменовалось частыми столкновениями алжирских властителей с шерифскими султанами Марокко и тунисскими беями из дома Мурадидов. После Ульджа Али алжирские турки уже не рисковали предъявлять прямые притязания на Марокко. Однако постоянные интриги при посредстве религиозных братств и поддержка восставших против Алауитов племен стали излюбленными средствами Алжира в борьбе с Шерифской империей за первенство в Магрибе. Так, в 60-х годах XVII в. турки усердно поддерживали корсара Гайлана, создавшего на северо-западе Марокко настоящую пиратскую республику. Но особенно острый конфликт между Алжиром и Марокко развернулся в конце XVII -- начале XVIII в., когда шерифский султан Мулай Исмаил попытался отобрать у алжирских деев их житницу -- богатые западноалжирские провинции с городами Тлемсен и Оран. Однако деи Ша'бан, а затем его преемник Хадж Мустафа умело организовали отпор чернокожей шерифской армии в 1692 и 1701 гг. и вынудили Исмаила отказаться от своих захватнических планов. Тунисцы также нередко были вовлечены в конфликты с Алжиром, иногда даже действуя совместно с марокканцами, однако плохая координация их усилий неизменно приводила к краху их начинаний. В целом войны Алжира с Тунисом и Марокко носили эпизодический характер и не приводили к заметным переменам на карте Северной Африки.

На протяжении XVII в. экономическое развитие и международные отношения Алжира почти целиком предопределялись перипетиями пиратского промысла. В этом столетии

морской разбой получил в Западном Средиземноморье наивысшее развитие -- ни раньше, ни позже не наблюдалось подобных его масштабов. Этому имелось несколько причин.

Во-первых, в конце XVI в. заметно ослабли международные позиции Испании. В это время мадридский двор был парализован восстаниями в Нидерландах и экономическими трудностями, а потом и банкротством. После краха испанского протектората в Тунисе (1574 г.) Мадрид оставил планы активной африканской политики и удерживал за собой лишь опорные пункты в Мелилье, Мерс аль-Кабире и Оране. В 1581 г. испанский король Филипп II окончательно отказался от «африканского реванша» и подписал перемирие с османским султаном Мурадом III. Наконец, неожиданная гибель испанской «Непобедимой Армады» у берегов Ирландии (1588 г.) нанесла сокрушительный удар по испанскому морскому могуществу. Ослабление Испании, в свою очередь, быстро привело к росту соперничества между европейскими странами за господство на море. Особенно интенсивную борьбу на морских коммуникациях Средиземноморья вели Англия -- будущая «владычица морей», Голландия и Франция. Все заинтересованные государства широко использовали алжирских, тунисских и триполитанских корсаров для борьбы против соперников.

Во-вторых, в начале XVII столетия африканские эйалеты Османской империи упрочили свою независимость от Стамбула. Их властители уже не принимали во внимание политические предосторожности Порты и занимались пиратством, невзирая на ее планы. Поэтому османской метрополии оставалось только кое-как направлять и координировать их действия; но это удавалось чем дальше, тем хуже. Осознав занятость Порты войнами с Австрией, Венецией и Россией, лидеры североафриканских эйалетов все чаще руководствовались в ходе пиратских кампаний собственными экономическими соображениями. Эти соображения могли заставить их самовольно вступить в союз с европейскими государствами; однако мирные отношения с Европой были невыгодны маг-рибинским корсарам, поскольку препятствовали морским грабежам и сокращали добычу. Поэтому пиратские капитаны предпочитали, несмотря на риск, состояние войны и захват богатой добычи.

В-третьих, XVII в. принес Европе и Магрибу новую технику морского дела. Грандиозная битва при Лепанто (1571 г.) была последним в мировой истории столкновением гребных флотов. К началу XVII в. корсары (как европейские, так и африканские) начали широко применять парусные суда. Переход от весла к парусу произвел в деятельности корсаров настоящий переворот. Парусные корабли не нуждались в непрерывном пополнении гребных команд, а также в обеспечении гребцов продовольствием и одеждой. Поэтому ареал деятельности корсаров значительно расширился. Впрочем, гребные суда еще не сошли со сцены: при набегах на побережья корсары искусно подкрадывались к ним на веслах, с тем, чтобы паруса не выдали их присутствия.

Культура мореплавания и морская техника мусульман в XVII в. еще не уступала европейской. Тяжелые и заваленные грузом испанские галеры были не в состоянии угнаться за легкими, тщательно очищенными от ракушек и водорослей галиотами магрибинцев. По свидетельству современников, на мусульманских судах той эпохи царили необычные порядок и чистота, а главной заботой пиратских капитанов было правильное распределение нагрузки судна. Помимо рационального приспособления кораблей к морской войне, североафриканские корсары делали ставку на тренировку и дисциплину гребных команд. В итоге быстроходность, маневренность и качественное снаряжение судов сделали корсаров-мусульман грозными соперниками европейцев. Благодаря использованию новых приборов и парусному вооружению корсары Магриба отваживались плавать даже в период зимних штормов, когда европейские морские силы отстаивались в портах.

Все эти обстоятельства привели к тому, что пиратство получило в западной акватории Средиземного моря невиданный размах. Одни только алжирские корсары в сотрудничестве с тунисскими «коллегами» захватили всего за 9 лет (с 1613 по 1621 г.) 447 голланских кораблей, 193 французских, 120 испанских и 60 английских (не считая сожженных и потопленных судов). Беспредельный разгул активности корсаров привел к тому, что морские державы стали ощущать недостаток кораблей и моряков. Ни один корабль в Средиземном море не мог обойтись без конвоя. Дерзость пиратов Африки и широта ареала их рейдов вскоре были подчеркнуты их успешными «визитами» в Исландию (1616 г.) и на ирландское побережье (1631 г.).

Само мусульманское пиратство в XVII в. заметно изменило свою сущность. Оно почти потеряло характер «священной войны» на море. В отличие от мавров-андалусцев XV--XVI в., обуреваемых религиозными чувствами и жаждой отмщения «неверным», турки и ренегаты прагматично интересовались тем, как выгоднее продать пленников и захваченные товары. Более того, в XVII в. пиратское сообщество Средиземноморья стало космополитическим: соперники мусульман -- европейские корсары -- ничуть не стеснялись использовать порт Алжир как базу для отдыха и снабжения экипажей. Сотрудничество христианских и мусульманских пиратов, совершенно невозможное в XV в., стало в XVII столетии вполне обычным явлением. Особенно тесные отношения сложились у алжирских корсаров с их «коллегами» с Мальты, несмотря на то, что те содержали в неволе до 10 тысяч мусульман.

Экономическое развитие Алжира было связано с пиратством как ни в одной другой стране Северной Африки. Почти все городское население, начиная от дея и до последнего поденщика, так или иначе обогащалось от продажи товаров и работорговли. Главным источником доходов алжирцев был выкуп пленников. Только монашеский орден тринитариев, имевший в Алжире постоянное представительство, выкупил на протяжении XVII в. более 30 тысяч европейцев. Торговле же вожди Алжира не придавали большого значения. Однако европейские страны, в первую очередь, Франция, вели с Алжиром оживленный торговый обмен и создавали по мере возможности свои фактории на алжирском побережье. XVII столетие свело воедино торговлю и морской грабеж: торговые суда стремительно вооружались, а отличить купца от пирата становилось все труднее. Примечательно, что алжирские власти не прерывали торговые отношения с купцами тех стран, с которыми Алжир вступал в войну. Для них лишь повышался налог с ввозимых и вывозимых товаров -- изюма, инжира, фиников, тканей, табака, шерсти, кожи, воска, оружия и пороха.

Обильный поток пленников и товаров способствовал тому, что Алжир в XVII в. непрерывно богател, а его городская жизнь развивалась. В столице в конце XVI в. проживало не менее 60 тысяч, а в середине XVII в. -- более 100 тысяч жителей, не считая 25--30 тысяч христианских пленников. Город стремительно разрастался: разбогатевшие корсары строили роскошные дома, деи, стремясь успокоить янычар, отстраивали для них новые казармы, расширялся и укреплялся порт,

в котором базировалось до ЗОО пиратских экипажей, а в предместьях росли скопления соломенных хижин (гурби), населенных берберской беднотой. К XVII в. относятся почти все значительные памятники османской архитектуры в Алжире.

Алжирские города имели в эту эпоху всецело магрибин-ский вид, запечатленный на европейских гравюрах: по склонам приморских гор теснились белые дома с плоскими крышами и террасами. Однако их население было очень пестро и большинство его было пришлым: наряду с коренными алжирцами -- арабами и берберами (баляди), города населяли бежавшие из Испании андалусцы (мориски), янычары (среди которых было множество левантинцев, греков, венгров, кавказцев и славян), а также корсары-ренегаты европейского происхождения. В портовых городах были многочисленны еврейские общины, проживавшие в специально отведенных им кварталах. Особую роль в жизни Алжира играли потомки турок от браков с местными женщинами (кулугли). Они участвовали в государственных делах, несли военную службу, однако уступали по численности и влиянию янычарам. Арабское население городов преимущественно занималось ремеслом, а берберы чаще выполняли роль торговцев, поденщиков, чернорабочих. Европейцы были представлены главным образом рабами-пленниками, которых их владельцы содержали в специальных каторжных домах в предместьях столицы.

Условия их содержания вовсе не были столь тяжелы, как это представляли себе европейские современники. Раб имел большую ценность как предмет выкупа, поэтому убивать или калечить его было крайне невыгодно для владельца. Более того, рабам-христианам в Алжире не возбранялось исповедовать свою веру, а их переход в ислам отнюдь не приветствовался, поскольку в этом случае их следовало освободить. Рабы-мусульмане на французских галерах подвергались худшему обращению: их клеймили раскаленным железом и не давали возможности отправлять мусульманские обряды. Алжирцы в основном использовали труд европейских пленников на строительстве, в сельском хозяйстве, домашнем обиходе, при постройке и снаряжении кораблей.

«Золотой век» средиземноморского пиратства оставил свой отпечаток на неровном развитии внешних связей Алжира. Столетием раньше постоянным противником алжирцев была Испания, а нередким союзником -- Франция. В XVII в. у Испании уже не было сил бороться с алжирским пиратством, а рядом с Францией в средиземноморских водах возникли два сильных конкурента -- Англия и Голландия. Все эти державы признали самостоятельность Алжира и заключили с ним торговые договоры. Раньше всех это сделало правительство Франции (1628 г.), пользуясь памятью алжирцев о том, как турки и французы старались сообща подорвать могущество Испании в Западном Средиземноморье. В 1662 г. примеру франции последовала Великобритания, а в 1680 г. -- Голландия. Все эти страны платили алжирским деям ежегодную дань за свободу мореходства для своих судов.

Вместе с тем, европейцы быстро убедились в неэффективности соглашений с Алжиром. Как правило, после заключения договора он долго не вступал в силу, а позже мог быть легко расторгнут. Ведь суда протежируемой нации уже нельзя было грабить, и мир с христианами, таким образом, порождал в алжирской казне нехватку средств. В этих обстоятельствах правители Алжира умело пользовались соперничеством европейских держав и постоянно объединяли свои силы с разными партнерами. При этом заключая договор с одной державой, они разрывали отношения с другими и усиливали морской разбой в отношении их судов, чтобы компенсировать сокращение добычи. Неизменным результатом этой переменчивой политики были постоянные конфликты и репрессии со стороны Европы. Так, английские эскадры в XVII в. трижды бомбардировали город Алжир (1622, 1655 и 1672 гг.), а французы шесть раз нападали на алжирское побережье (1661, 1664, 1665, 1682, 1683 и 1688 гг.). Однако бомбардировки, потопление, поджоги алжирских кораблей и прочие демонстрации военно-морской силы слабо сдерживали североафриканских корсаров. Единственной же гарантией безопасной торговли на море служило усиленное конвоирование торговых судов и непрерывное патрулирование линий сообщения.

3. Внешнее и внутреннее положение Алжира в XVIII в.

В XVIII в. Алжир по-прежнему считался провинцией Османской империи, но фактически стал суверенным государством. Его властители-деи имели собственную армию, флот и администрацию, проводили самостоятельную внутреннюю и внешнюю политику, заключали международные договоры. Символическое же главенство Стамбула выражалось в признании алжирцами османского султана духовным главой мусульман. Его имя чеканилось на монетах и упоминалось в проповеди после пятничной соборной молитвы, а по религиозным праздникам деи неизменно посылали в Стамбул богатые дары (ковры, одежды, золоченое оружие, львиные шкуры, арабских скакунов и т. д.). В ответ османские султаны присылали в Алжир вооружение (корабли, пушки, порох, селитру, свинец, ядра и др.), а также символ инвеституры -- почетный кафтан паши. Это звание теперь имело для деев чисто символическое значение. Зато предоставляемое султаном право вербовать в Малой Азии янычар для пополнения состава оджака сохраняло в алжирских условиях исключительную важность. Поэтому отношения Алжира с османской метрополией в XVIII в. скорее можно назвать взаимовыгодным союзом единоверцев, нежели зависимостью. Судьба пиратско-янычарской верхушки во многом зависела от постоянной помощи Стамбула, но и Порта была заинтересована в надежном союзнике на североафриканских берегах.

В этих обстоятельствах начавшийся в XVIII столетии закат османского могущества отразился и на Алжире. Структурный кризис, поразивший империю, не позволял султанам помогать деям Алжира в прежних объемах. Приток свежих пополнений янычарского войска, оружия и снаряжения становился все слабее. Естественная убыль янычар почти не восполнялась, и оджак катастрофически сократился -- с 11 тысяч человек в начале века до 5--6 тысяч в его конце. Не лучшей была участь и пиратского сообщества. В XVIII в. ясно обозначилось военно-техническое превосходство европейцев на море. Поэтому деям поневоле приходилось четко выполнять свои обязательства перед державами. В то же время частые нападения французских и английских эскадр и нехватка опытных экипажей сильно угнетали корсарский промысел. По сравнению с XVII в. добыча алжирских пиратов сократилась более чем в десять раз, вместо 30--35 тысяч пленников теперь в Алжире находилось менее 1 тысячи, а некогда грозный алжирский флот обветшал и частично вышел из строя: в 1724 г. его силы состояли из 24 кораблей, а в 1788 г. -- уже только из 17. Упадок Алжира ускоряли и часто случавшиеся в это л столетии эпидемии чумы, засуха и неурожаи. В итоге население Алжира заметно заметно сократилось: к концу XVIII в. в столице страны осталось не более 30 тысяч жителей. Алжирские торговля и ремесло страдали от негативных демографических процессов и общего обнищания страны.

Однако именно в XVIII столетии Алжир сложился как государство. Если раньше правители Алжира довольствовались примерными и достаточно размытыми рубежами с Тунисом и Марокко, то в эту эпоху впервые сформировались границы страны в их современном виде. Кроме того, на дротяжении XVIII в. единство территории Алжира уже не нарушалось могущественными соседями с запада и востока (последнюю попытку такого рода со стороны Марокко деи успешно отразили в 1701 г.). Наконец, в XVIII в. выкристаллизовался и обрел окончательную форму режим власти деев и система управления Алжиром.

Алжирское государство деев являло собой выборную монархию. Деи, в отличие от янычарских командиров, выбирались без ограничения срока полномочий. Однако выборы в Алжире, как и в других мусульманских странах, не предполагали победы кандидата большинства. По кандидатуре дея требовалось единогласие янычарских ага и пиратских капитанов, причем с 1689 г. дело выдвижения дея перешло от корсаров в руки янычар. Выборы обычно превращались в долгую и нередко фиктивную процедуру, сопровождавшуюся закулисными сделками и подкупами. Если достичь согласия не удавалось, стороны выясняли отношения при помощи оружия. Впрочем, XVIII столетие ознаменовалось стабилизацией дейской власти: из 10 деев, правивших страной в 1710-- 1798 гг., только трое были убиты в ходе переворотов.

Деи, присвоившие себе в 1711 г. полномочия османских пашей, выступали одновременно в роли главы государства и главы правительства. Свои полномочия они осуществляли вместе с правительственным советом (диваном), в состав которого входило 50--60 человек из числа видных военных, гражданских сановников и представителей мусульманского Духовенства. По своему усмотрению деи назначал пять «министров», среди которых важнейшими были посты казначея {хазнаджи), командующего сухопутными силами (ага алъ-ме-халла) и командующего флотом (укиль аль-хардж), ведавшего также иностранными делами. Этим сановникам помогали руководители канцелярий и секретари. Дей выступал как главный хранитель янычарских традиций. С воцарением в своей резиденции Дженина он уже не принадлежал себе. Как все янычары, он жил отдельно от семьи и навещал собственный дом только раз в неделю. Руководя Алжиром, он из уважения к фикции равенства не получал никаких доходов, кроме жалованья янычара. Однако деи всегда имели обильные побочные доходы, состоявшие из подношений должностных лиц, даров консулов, доли в пиратской добыче или коммерческих предприятиях. По сути дела, деи были заложниками янычарского войска и навязчивый страх за свою жизнь нередко толкал их на немотивированные расправы с возможными заговорщиками.

Территория страны делилась на четыре области (бейлика); три из них управлялись беями, а столичный округ (Дар ас-Султан) являлся личным доменом дея. Бейлики были полуавтономны и состояли из округов во главе с каидами, управлявшими конфедерациями племен и сельских общин. Местное арабо-берберское население было слабо вовлечено в систему управления. Общины и племена пользовались самоуправлением при условии выплаты налогов. Единого государственного аппарата не существовало и управление Алжиром было децентрализовано. Реальная власть деев распространялась на приморскую равнину (1/в территории страны), тогда как горцы Кабилии и пустынные племена им обычно не подчинялись. Обладая слабым государственным аппаратом и малочисленным войском (несколько тысяч янычар и кулугли), деи и беи все же удерживали в относительном повиновении большую часть населения страны. Это достигалось за счет ловкого использования межплеменных противоречий, контроля за рынками и торговыми путями, взятия заложников. Помощь дей-скому правительству оказывали освобожденные от налогов служилые племена (ахлъ аль-махзен), расселенные в приморье и на окраинах Сахары. Но в целом турки, более интересовавшиеся морскими преимуществами алжирского побережья, чем подчинением самого Алжира, вступали лишь в слабое политическое и культурное взаимодействие с населявшими его народами.

Внешнее положение ослабшего дейского государства в течение всего XVIII столетия оставалось стабильным. Европейские державы и США заставляли деев уважать своиинтересы скорее деньгами и подарками, чем военно-морскими кампаниями. Полномасштабное нападение на Алжир позволило себе только правительство Испании: в 1775 г. Карл ПI организовал крупную экспедицию с целью расширить свои владения в Западном Алжире. Однако испанский десант был окружен под стенами алжирской столицы и полностью разгромлен. Бомбардировки Алжира испанским флотом (1783-- 1784 гг.) ничего не дали, и в 1786 г. Мадрид вынужден был подписать мирный договор с деем Мухаммедом бен Османом (1766--1791 г.), а через шесть лет сдать алжирцам главный город Западного Алжира -- Оран (1792 г.).

Заключение мира с Испанией обернулось для Алжира некоторым возрождением былых пиратских традиций. Алжирские корсары в конце XVIII в. развернули целую серию атак на торговые суда итальянских государств, Пруссии и США. Действуя совместно с английским флотом, алжирцы приняли участие в борьбе против американской торговли в Средиземном море. Однако администрация США, искавшая поддержки в Средиземноморье после успешной войны за независимость, поспешила заключить с Алжиром договор о мире (1795 г.) и обязалась не только поставлять корсарам навигационное оборудование, но и выплатить контрибуцию.

4. Алжир в предколониальный период

Победы над Испанией и успехи на море, достигнутые алжирцами в конце XVIII в., явно диссонировали с общим упадком страны. В первых десятилетиях XIX в. хозяйство Алжира по-прежнему оставалось полунатуральным. В городах, живших обособленно от села, проживало не более 5--6% населения, да и в самих городах разные этнические группы проживали в отдельных кварталах, почти не смешиваясь. Ремесло и торговля переживали не лучшие времена: сокращалось число ремесленных мастерских, починкой судов занимались преимущественно европейцы, а все оружие было привозным. Алжирское купечество было представлено еврейскими торговыми домами, осуществлявшими караванную и морскую торговлю. Однако стоимость импорта неизменно превышала стоимость экспорта, и общий торговый баланс Алжира был отрицательным.

В общественной жизни и экономике страны господствовал патриархальный уклад. В племенах сохранялись многие формы патриархальных отношений (кровная месть, племенное покровительство, совместный перегон скота, взаимопомощь сородичей и др.). Большая часть земель находилась в общинном пользовании, и только на побережье и в долинах рек распространялась частная собственность. Государство считалось верховным собственником всех земель, а на их части вело хозяйствование непосредственно. Такие земли в основном были представлены в крупных хозяйствах (латифундиях), обрабатываемых издольщиками. Ненадежность владельческих прав способствовала обращению имущества в хабус -- неотчуждаемый фонд религиозных братств или благотворительных учреждений и мечетей.

Слабость алжирского государства и его исключительно выгодное положение в Центральном Средиземноморье все больше привлекали в начале XIX в. внимание европейских держав. Особенно серьезные планы подчинения Алжира зрели во Франции. Наполеон I еще в конце XVIII в. планировал путем захвата Египта и Магриба превратить Средиземноморье во «французское озеро». Однако разгром французского флота англичанами при Абукире (1798 г.) и Трафальгаре (1805 г.) на время отвлек внимание французских военных от Алжира. Поражение Наполеона и реставрация Бурбонов вновь пробудили интерес Парижа к завоеванию алжирской территории. Между тем, Венский конгресс 1814--1815 гг., завершивший наполеоновские войны, так и не выработал единой позиции по борьбе с «варварийским пиратством». В этих условиях каждая держава предпочла самостоятельно требовать привилегии у Алжира, подкрепляя свои требования орудийными залпами.

Несмотря на активность притязаний Запада к Алжиру, успехи такой политики были весьма скромными. Так, в 1815 г. США с трудом заставили дея пересмотреть в свою пользу мирный договор 1795 г. В начале 1816 г. к берегам Северной Африки прибыла англо-голландская эскадра под командованием лорда Эксмауса. Войдя в порт города Алжир, Эксмаус подверг его семичасовой бомбардировке, однако натолкнулся на энергичное сопротивление, и вынужден был удовлетвориться заверениями дея о прекращении корсарства. Действительно, в том же году деи с тем, чтобы лишить европейские

державы причин для вторжения, воспретил пиратские нападения и отменил рабство христиан. Оборона Алжира с успехом выдержала и еще одну английскую бомбардировку (1825 г.). Дейский режим в Алжире мог бы просуществовать еще долго, если бы не знаменитый «удар веером», который деи Хусейн нанес по лицу французского консула П. Деваля 29 апреля 1827 г. Наглость Деваля, не раз публично оскорблявшего правителя и вызывавшего его гнев, была хорошо известна в столице Алжира. Тем не менее правительство Карла X использовало этот инцидент для объявления блокады алжирского побережья. Первоначально в Париже планировали привлечь к завоеванию Алжира египетского пашу Мухаммеда Али, но нажим английской дипломатии на Стамбул и Каир свел этот план на нет. Тогда французские власти при деятельной поддержке торговых компаний Марселя начали подготовку к самостоятельному вмешательству в алжирские дела.

Летом 1830 г. французское правительство начало открытую военную интервенцию в Алжире. 14 июня 37-тысячный экспедиционный корпус под командованием генерала де Бур-мона высадился на алжирских берегах недалеко от столицы. Слабое войско дея было без больших потерь дважды разгромлено у стен Алжира и после недолгой осады город перешел в руки завоевателей. Последний деи Хусейн вынужден был капитулировать 5 июля 1830 г. и был выслан в Неаполь, а его янычары -- в Турцию и Сирию. Случившаяся через две недели революция изменила власть во Франции и французское командование в Алжире, однако общие планы Парижа в отношении «алжирского наследства Бурбонов» сохранились. В1834 г. король Луи-Филипп объявил о присоединении Алжира к Франции и создании гражданской администрации французских владений в Африке в главе с генерал-губернатором.

Между тем, в начале 30-х годов XIX в. гражданского правления в Алжире попросту не существовало. За несколько лет после высадки французам удалось укрепиться на тех же территориях, на которых традиционно господствовали турки: в их руках находилась узкая полоса алжирского приморья с городами Алжир, Оран, Мостаганем, Арзев и Беджаия, а также плодородная долина Митиджа (бывший домен бея -- Дар ас-Султан). Вся остальная территория страны им не подчинялась, и ее еще предстояло завоевать. При высадке генерал де Бурмон предположил, что Алжир подчинится «за пятнадцать дней без единого выстрела». Однако он ошибся. Закаленной французской армии, прошедшей наполеоновскую школу, здесь противостоял необычный и изобретательный противник -- вооруженные племенные ополчения горцев и степняков. Их тактика строилась на высокой подвижности, отличном знании театра боевых действий, использовании фактора внезапности и массовой поддержке мирного населения. К тому же воевать с ними пришлось в условиях крайне пересеченной горной местности и тяжелого для европейцев полупустынного климата. В итоге Алжир на 40 лет стал ареной ожесточенной партизанской войны.

Поначалу сопротивление алжирцев оккупации было в основном стихийным. Лишь на востоке страны, в Кабилия, авторитетный бей Константины Хадж Ахмед укрепил янычарские роты племенными отрядами и организовал защиту своих гористых владений. В остальном же алжирцы, приветствуя крах турецкого правления на побережье, старались не допускать французов в глубь страны. Поскольку французский корпус крайне нерегулярно получал продовольствие морем, ему пришлось быстро перейти на самоснабжение. Реквизиции и грабежи 1830--1831 гг. всколыхнули у мусульман Алжира давнее неприятие европейцев, основанное еще на исторической памяти о борьбе с испанскими захватчиками. Однако нападения на французские гарнизоны носили беспорядочный характер и были малоэффективны.

Положение изменилось в 1832 г., когда антииностранное движение возглавил 24-летний эмир Абд аль-Кадир -- сын главы исламского братства Кадирийя Мухъи ад-Дина. Смелый воин-партизан и талантливый полководец, Абд аль-Кадир успешно преодолел разногласия между племенами Северо-Западного Алжира и возглавил джихад. Используя классическую партизанскую тактику, он в 30-х годах XIX в. не раз наносил сокрушительные поражения французским войскам. «Мы не трусы, но мы и не безумцы, -- писал он впоследствии французскому маршалу Бюжо, -- когда твоя армия будет наступать, мы отступим. Затем она будет вынуждена отступить, и мы вернемся. Мы будем утомлять ее и уничтожать по частям, а климат довершит остальное».

Не останавливаясь на собственно вооруженном сопротивлении, Абд аль-Кадир в 1832--1834 гг. устроил блокаду французских гарнизонов Орана и Арзева, а позже подчинил себе находившиеся еще под контролем янычар города Тлемсен и Мостаганем. Затем, проявив недюжинные способности организатора, молодой эмир основал в Западном Алжире настоящее партизанское государство, состоявшее из племенных территорий. Государство Абд аль-Кадира вскоре было признано и французскими военными: не имея возможности одновременно воевать с Хадж Ахмед-беем на востоке и Абд аль-Ка-диром на западе, французский генерал Демишель заключил с ним в 1834 г. договор о перемирии и свободе торговли. Согласно этому документу, Франция признавала весь Западный Алжир, за исключением приморских городов, территорией суверенного арабского государства. Это обстоятельство подняло авторитет Абд аль-Кадира и привлекло новые племена к его движению.

Договоренность с Демишелем была крупным дипломатическим достижением эмира. Однако главной ее причиной была острая нужда как французов, так и алжирцев в передышке и укреплении позиций. Поэтому Абд аль-Кадир сразу же после его заключения энергично взялся за централизацию управления своими территориями, разделив их на провинции и упорядочив взимание налогов. Многие его реформы были навеяны успехами египетского правителя Мухаммеда Али. Эмир не понаслышке знал о них, поскольку еще в 20-х годах XIX в. по пути в хадж посетил Каир и убедился в масштабности и продуманности преобразований, проведенных в Египте. Подобно Мухаммеду Али, °н ввел в Западном Алжире монополию на внешнюю торговлю, чем немало укрепил свою казну. Объем внешней торговли свободного Алжира заметно вырос по сравнению с дейской эпо-х°й. К середине 1830-х годов Абд аль-Кадиру удалось наладить производство на целом ряде мануфактур. Будучи высокообра-3ованным (по традиционным понятиям) государем, он заботился о просвещении подданных и успел открыть немало школ при суфийских обителях.

Однако главным предметом забот эмира было вооружение и снабжение армии. Не питая никаких иллюзий в отношении французов и их намерений, Абд аль-Кадир целеустремленно готовился к продолжению войны. Наряду с созывом племенных ополчений численностью до 70 тысяч человек, он создал регулярное войско в составе 10 тысяч солдат. Для его обучения эмир выписывал инструкторов из Марокко, Туниса и Европы. Армия Абд аль-Кадира располагала турецкими пушками, к которой он присоединил артиллерийский парк, захваченный у французских войск. Большую помощь в оснащении своих отрядов эмир получал из шерифского Марокко. В 1834-- 1840 гг. алжирцы с марокканской помощью возвели две линии небольших крепостей, прикрывавших их государство на востоке и юге, а в гористых районах и лесах северо-запада разместили укрепленные партизанские базы, в которых имелись даже литейные и пороховые заводы. Дружеские отношения с марокканским султаном Мулай Абд ар-Рахманом позволили Абд аль-Кадиру не только получать материальную поддержку, но и использовать марокканское приграничье как резервную территорию для перегруппировки сил, отдыха и лечения раненых.