Размещено на http://www.allbest.ru/

Контрольная работа на тему:

«Реформация Жана Кальвина»

2010 г.

ПЛАН

Введение

1 Жан Кальвин: жизнь и деятельность

2 Протестантизм - движение в оппозицию гуманизму

2.1 Борьба с реформацией

2.2 Рассмотрение философии, как врага религии

3 Критика античной культуры и христианских гуманистов

4 «Обмирщение» Библии. Борьба теологии с этим явлением

Заключение

Список использованной литературы

ВВЕДЕНИЕ

Жан Кальвин - безусловно, яркая, но, вместе с тем, противоречивая фигура в истории Европы. Его последователи, такие как Теодор де Без, убеждали современников в святости «отца протестантизма» («История жизни и смерти покойного Жана Кальвина, верного служителя Иисуса Христа» [6; Стр.77]). Кальвинизм, в дальнейшем развиваемый английскими пуританами, определил развитие и облик англосаксонского мира, став руководством к действию. Именно кальвинизм заложил основы мироустройства и жизненной философии цивилизации, которая добилась зримых успехов и до сих пор оказывает влияние практически на весь мир.

Противники же Кальвина, вроде французского гуманиста Кастелио видели в нем кровавого тирана.

Разойдясь с католицизмом, Кальвин, однако, не отверг методов католической инквизиции. В частности, сожжение на костре как метод духовного воспитания он вполне признавал. «Разойдясь с католицизмом, Кальвин, однако, не отверг методов католической инквизиции. В частности, сожжение на костре как метод духовного воспитания он вполне признавал. При нем был сожжен в Женеве известный ученый и астроном Сервет, который был человеком весьма свободомыслящим, у него были типично возрожденческие взгляды. Методом его перевоспитания и одновременно предостережения для женевцев было избрано сожжение на костре».

Как прошла жизнь Жана Кальвина? Только ли в беззаветном служении богу был смысл его жизни? Разобраться в этих вопросах - вот цель данной работы.

Анализ жизни и деятельности Жана Кальвина сделан через анализ роли его деятельности в складывании протестантизма, как движения в оппозиции гуманизма, его роль в пересмотре авторитета античной культуры, борьбе с «обмирщением Библии», «религиозным нейтрализмом».

1 ЖАН КАЛЬВИН: ЖИЗНЬ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

Жан Кальвин родился в Нуайоне, около Парижа, в 1509 году. Второй сын в семье, сначала он предполагал стать священником, но отказался от своего намерения по совету отца и посвятил себя юриспруденции. До этого момента он был молодым человеком, общительным в кругу друзей, с изысканным вкусом и блестящим знанием.

В течение 1533 года с Кальвином произошла перемена. Он нашел свое жизненное призвание, «подсказанное ему, - как он говорил позже, - и одобренное божественным провидением». Теперь Кальвина стали подозревать в ереси, и он оказался под угрозой наказания. В 1534 году Жан Кальвин нашел себе убежище в швейцарском городе Базеле. Там, в следующем году, он опубликовал богословский трактат, где изложил все протестантское вероучение, - «Christianae religionis institutio» («Наставление в христианской вере»). Кальвин свел воедино все протестантские идеи, создав ясную, систематизированную и исчерпывающую концепцию в возрасте двадцати шести лет. Он был одним из тех талантов, которые придают вещам окончательный вид, делая дальнейшую работу излишней.

«Кальвин, - не без основания замечает Тони, - совершил для буржуазии XVI века то, что Маркс сделал для пролетариата в XIX веке... [2; Стр.126] Доктрина о предопределении внушала всем жаждущим этого такую же уверенность, что вся мощь Вселенной на стороне избранных, какую должна была внушить в последующую эпоху теория исторического материализма».

В 1536 году Кальвин приехал в Женеву, торговый город, с определенным, устоявшимся укладом жизни и однородным населением. Женевцы только недавно отказались от католицизма и изгнали местного епископа. Сюда дошла слава о выдающихся способностях Кальвина, проявившихся в столь раннем возрасте, и его сейчас же избрали в органы власти. Царству божьему теперь предстояло стать божьей республикой, а закон божий должен был тщательно проводиться в жизнь членами городского магистрата. Граждане Женевы, которые только что избавились от тирании, отнеслись неодобрительно к первым мероприятиям Кальвина. Одного человека поставили к позорному столбу за игру в карты. Какая-то невеста появилась в слишком блестящем и пышном свадебном наряде, и ее портниху, мать и двух подружек арестовали. Пара, обвинявшаяся в прелюбодеянии, подверглась наказанию кнутом на улицах города, а потом была изгнана из Женевы. После двух лет такой деятельности Кальвина женевцы изгнали и его самого [5; соч., т. 8, стр. 119].

Однако в 1541 году те же самые женевцы снова призвали его к себе.

«У меня нет времени, - писал он, - чтобы взглянуть из окна моего дома на благодатное солнце, и, если так будет продолжаться, я забуду, как оно выглядит…». [3; раздел 6, стр.11]

Кальвин создавал великую теократию, власть бога на земле, вызвавшую множество подражаний и вместе с тем подвергавшуюся ожесточенной критике. При Кальвине Женева превратилась как бы в стеклянный, открытый взору город, где следили за малейшими проступками, фиксируя их, и, если требовалось, публично осуждали за них или даже наказывали. Нельзя было улыбнуться во время церковной службы, спать во время проповеди. Нельзя играть в кости. Не следовало петь легкомысленную песенку или танцевать в воскресенье. Родители не могли назвать своего сына Клодом, если члены магистрата хотели, чтобы он был назван Авраамом.

И, конечно, появились ереси - новые ереси, обнаруженные впервые, а с ними - и новые жертвы. Между 1542 и 1546 гг., когда теократия еще только начинала расцветать, было пятьдесят восемь казней и среди них - что кажется чудовищным - обезглавливание ребенка за то, что он ударил своих родителей. Всего в Женеве за период в шестьдесят лет было сожжено на костре сто пятьдесят еретиков.

Серьезная схватка на почве вновь открытой ереси произошла между Кальвином и врачом-ученым Серветом. Двуличие Кальвина в этом деле, пожалуй, может подвергаться сомнению, но в нем убеждены многие историки. Испанец Сорвет разделял взгляды, близкие к пантеизму, который фактически увенчал и подытожил достижения эпохи Возрождения в области философии.

Из-за отрицания догмата о триединстве бога эти взгляды были в глазах католиков, конечно, еретическими. Правда, сам Кальвин был не очень последователен в данном вопросе, но взгляды Сервета оказались еще левее. К этому примешались также некоторые элементы личной неприязни. По-видимому, Кальвин тайно донес на Сервета католической инквизиции, и Сервет, находившийся тогда в Лионе, бежал из Франции в Италию. По совершенно непонятным причинам он заехал по пути в Женеву. Дальше ехать ему не пришлось. 27 октября 1553 года Сервет примкнул к огромному сонму мучеников, сожженных на костре. Кальвин говорил, что хотел быть более гуманным: он выступал за обезглавливание.

Всякое насилие порождает тоже насилие, и насилию внутренне присуще зло.

Массовые казни, устраивавшиеся реакционерами, могут объяснить поведение Кальвина, но оправдать его могут только отчасти. Можно ли чем-нибудь оправдать обезглавливание ребенка? [2; стр.128]

Исключительно верно выразился в те годы французский гуманист Кастелио, написавший в защиту Сервета трактат «О еретиках»; он сказал прямо: «Христос был бы Молохом, если бы требовал приносить ему в жертву людей, сжигая их живыми на костре».

2 ПРОТЕСТАНТИЗМ - ДВИЖЕНИЕ В ОППОЗИЦИЮ ГУМАНИЗМУ

2.1 Борьба с Реформацией

Жан Кальвин вышел на историческую арену позже Лютера и столкнулся с социальными последствиями начатого ранее идейного движения. Теоретик и практик громадного диапазона, лидер европейской Реформации в течение почти трех десятилетий разрабатывал новую религиозную доктрину с учетом тех процессов, которые на его глазах изменяли религиозное сознание, «портили веру». Ему пришлось бороться с двумя силами - католицизмом и народной Реформацией, напряженно лавируя между освящением принципа тираноубийства, в котором были заинтересованы буржуазные слои XVI в., и освящением принципа покорности господствующим властям, который впоследствии, сдерживал протест низов в борьбе с буржуазными порядками.

Кальвин, представитель «третьего сословия» осознавшего унизительность феодальной иерархии для достоинства человека, начинал свой жизненный путь как ученый филолог и правовед. В своей первой значительной работе - комментарии к трактату Сенеки «О милосердии» - он воздавал публичные хвалы философскому делу Эразма. Вовлеченный в реформационное движение университетской средой, активно протестовавшей против засилья софистов (теологов Сорбонны), Кальвин мотивировал всю жизненную позицию стремлением жить «по совести», руководствуясь «философией Христа».

Резкий перелом в его жизни пришелся на период, когда во Франции вспыхнуло движение народной Реформации и правительство усилило гонения на университеты и книгопечатание. Спасаясь от преследования, Кальвин некоторое время скитался по стране, а затем эмигрировал. Предложение проповедовать новое вероучение в Женеве, только что свергшей иго феодальных правителей и католицизм, привело к тому, что Кальвин был втянут в водоворот политической борьбы [4; стр. 214].

Женева к тому времени стала центром европейской реформации, сюда прибывали все те, кто не хотел больше мириться с католицизмом (Франция, Италия, католическая Германия). Кальвин появился в Женеве уже после гибели Цвингли (1531 г.), когда в городах Швейцарии не осталось авторитетных политических лидеров. В Цюрихе, Берне и Женеве разгорелись схватки между демократическими прослойками горожан и семьями городской олигархии. В обстановке обострившихся классовых конфликтов, которые развели по разную сторону баррикад участников реформационного движения, и была создана доктрина кальвинизма.

Противоречия периода становления кальвинизма отразились в парадоксальности его доктрины: призыв к божьей мести преступным властителям и категорическое осуждение «бунта черни», апология «маленького человека» и освящение безудержной инициативы, борьба с церковной иерархией и апология структуры церкви, призыв к независимости совести и беспощадность к ереси. Это были принципы, которые изначально отрицали друг друга, и построение на их основе системы с самого начала обрекало ее на различные, и даже противоположные, интерпретации. В борьбе с католицизмом Кальвин проповедовал свое учение о «благодати», которая якобы нисходит на человека прямо от бога; дает возможность каждому проверить свою избранность в мирской деятельности. Психологической основой деятельности верующего Кальвин видел убежденность в собственной божественной миссии. При этом он обращался не к крестьянину, дворянину или ремесленнику, а к человеку вне сословий. Такая позиция соответствовала целям усиливающейся буржуазии. Верующему внушалось, что лишение свободы воли - благо для человека, ведь взамен ему дается сила «божественного духа», который, как утверждал Кальвин, не может быть ни побежден, ни сломлен.

Этот догмат о предопределении к спасению, сформулированный Кальвином, стимулировал инициативу в борьбе с феодальными порядками и отражал реальные изменения в положении человека, утрачивающего сословные характеристики и становящегося слепым оружием в руках тогда еще не совсем ясно видимых социальных сил. Этот догмат служил и борьбе с народной Реформацией. Если в борьбе с католицизмом подчеркивалась свобода внутреннего мира человека, то в борьбе с народной Реформацией был усилен принцип принуждения в делах веры. Принудительная власть церкви над личностью ужесточила предписания католицизма, настаивая на контроле за поведением, мыслями, совестью.

Изучение различий между идеологией Реформации и протестантской религией, изучение массового сознания в странах и регионах реформационного движения стали отправным пунктом формирования кальвинистской концепции религии. Задача борьбы с «врагами» веры требовала выявить общественную роль ересиархов в реформационном движении и установить воздействие на общественное мнение подозрительно близкой к еретическим истолкованиям Реформации ренессансной философии. Наличие внерелигиозного осознания мира у ряда участников реформационного движения для Кальвина - удручающий, но реальный фактор общественного сознания, касающийся всех слоев населения - от придворных до ремесленников. Апологетические поиски реформатора по-своему уникальны, ибо они отражали постоянные колебания социального климата в различных регионах Европы в ходе развития Реформации.

2.2 Рассмотрение философии, как врага религии

Антифилософские инвективы Кальвина насыщены доказательствами того, что идеологическую ответственность за все виды «порчи веры» несет ренессансный гуманизм. Он утверждал, что присутствие бога в системах мыслителей Возрождения отнюдь не свидетельствует об их религиозности. Гуманизм, осознавший себя как философия, по Кальвину, является отрицанием бога.

Разоблачая социальную роль философии, Кальвин проделал титаническую работу по классификации новых принципов бытия и познания, которые оказали непосредственное воздействие на обыденное сознание. Борьбу философии против религии реформатор умел видеть там, где она шла подспудно, - в рациональном исследовании догматов, в проповедях народных лидеров, в гуманистических концепциях религии. В его мировосприятии специфическое ренессансное свободомыслие предстает как целое, со своим прошлым и настоящим, своей теорией и практикой. Разумеется, это целое устанавливается ради того, чтобы попытаться пресечь его истоки, нейтрализовать успехи и предотвратить последствия, но точности описываемых процессов и явлений это не умаляет.

Кальвин пытался провести видимую границу между верой и неверием, снабдить небогослова и нефилософа мерилами «истинного христианства». «Наставление» по праву считается самым цельным сводом положений протестантской теологии, на который в отличие от кодексов Цвингли и Меланхтона смог опереться догматический церковный протестантизм. Если кодексы ранней Реформации суммировали разрушительные для католицизма идеи, то кодекс Кальвина суммировал новый догматизм и утверждал республиканскую структуру церковной организации. Если теологи ранней Реформации учили верующего отстаивать свои права от покушений клира и властей, то «Наставление» тщательно дозировало соотношение идеи борьбы и идеи смирения. Если авторам первых сводов реформированной веры гуманистический идеал человека представлялся идеалом христианина, то Кальвин все свое литературное дарование и глубокие познания в области истории и психологии религии направил на доказательство того, что жизненная позиция гуманизма неприемлема для христианина - это позиция еретика. Католицизм порицался здесь всесторонне, но помимо прочего - и как такая доктрина, которая не справилась с философской ересью.

Указывались изъяны католической идеологии, которые, как утверждал Кальвин, не давали христианину устойчивости перед воздействием светских учений, мешали культивированию воинствующей религиозности. Пропагандировалось, что прежней церкви не под силу справиться с умножившейся «порчей веры» и эту задачу берет на себя церковь реформированная. «Правильное» религиозное разрешение проблем бога, мира и человека Кальвин предлагал как единственный выход из узла противоречий, перед которыми поставили общество наиболее актуальные «заблуждения» философии, суммировавшее должные и недолжные для верующего мысли, чувства и представления, «Наставление» может быть прочитано не только как кодекс веры, но и как документ эпохи, в котором были учтены идеи, обусловившие свободомыслие Реформации. Постепенно становясь философской мыслью эпохи, гуманизм формировал себя на опыте решения проблемы человека. Отсюда шел разрыв со схоластикой и пересмотр системы соотношений бога и мира. Пропасть между творцом и сотворенным миром, охраняемая усилиями схоластического средневекового богословия, постепенно преодолевалась, и утверждение идеала «божественного человека» указало на поражение схоластики. Ренессансная практика универсально одаренной личности - живописца, поэта, мыслителя, наблюдателя природы, знатока древних языков - формировала идеал, осознанный гуманизмом в новом понятии, где «божественность» личности торжествовала над ее «тварностью».

Внешне идеал «божественного человека» не декларировал разрыва с религией, давая свои гарантии приближения человека к бессмертию и всемогуществу. В Италии гуманизм проник на вершину католической иерархии. Так, папский престол в 1458-1464 гг. занял писатель-гуманист Эней Сильвий Пикколомини (Пий II).

В помещениях папского дворца тех лет можно было услышать массу скабрезных анекдотов о монахах. Кардиналы открыто слыли эпикурейцами, что, впрочем, не мешало им преследовать еретиков. Образ погрязшего в разврате Рима, «блудницы Вавилонской», вдохновлял на разрыв с ним, но, странное дело, идеал «божественного человека», который почти открыто чтился в Риме, не был дискредитирован. Напротив, в ходе Реформации он все более проникал в души приверженцев «чистого евангельского учения», ненавидевших папизм. Обнаружилось это не сразу, а по мере того, как полемика против католиков расширялась, и на обсуждение в протестантских регионах миряне стали ставить не только вопросы о проблематичности чистилища, таинств священства и непогрешимости папы, но и важнейшие философские проблемы века. Когда споры городских реформаторов коснулись проблематичности «первородного греха», «бессмертия души» и «троичности бога», Кальвин забил тревогу. Критика католицизма переросла в пропаганду религии без догматов, религии «божественного человека».

Мысль о том, что самодеятельность в догматике, отступление от основных христианских догматов и определенного круга источников доктрины ведут к утрате веры, впервые была высказана Кальвином в 1534 г., когда он обрел собственный голос, отрекшись от разделявшихся им ранее принципов Эразма. [7; стр. 64] Систематическая критика гуманистической концепции человека нашла место в его сочинении «Наставление в христианской вере». Впервые эта книга увидела свет в Базеле в 1536 г. Над окончательной ее редакцией Кальвин работал всю жизнь. Менялось расположение материала, появлялись новые главы, но определившаяся в первом издании принципиальная позиция автора оставалась неизменной. Он упрекал католицизм в недостатке религиозности и неумении донести до верующих основы религиозного миропонимания. Задача «Наставления» определялась им как задача реставрации вероучения, которое не только погрязло в схоластике, но и оказалось в плену средневековой философии - светской науки, которую отныне следовало лишить права манипулировать «божественными» вещами. Выстроив в единую систему основные мировоззренческие вопросы - о познании бога и человека, о свободе воли, о христианской свободе, о власти церкви, об отношении к Писанию, Кальвин подчеркнул цельность и эмоциональную природу религии. Папство не сумело подчинить разум религиозному чувству, и теперь настала пора разъяснить «ученым людям» и «простому народу», что в «школе господа бога» обыкновенный человек не может быть наставником.

Проблема человека в католической теологии решалась как проблема соотношения усилий бога и человека в деле спасения. Кооперация этих усилий (синергизм) предполагала наличие у человека свободной воли. Достижение спасения обеспечивалось «добрыми делами» - постами и молитвами, паломничествами и дарениями. «Добрые дела» отображали на языке религии представления о сословиях и сословных градациях, которые отделяли верующих от бога, подобно тому, как лестница вассальных отношений отделяла подданного от государя. Это сходство открыла протестантская критика католицизма, и в наблюдательности ей здесь отказать нельзя.

Теология протестантов преследовала цель ликвидировать всякие проявления сословности в отношениях между богом и человеком. Теология Лютера сделала благодать бога индивидуальным достоянием, а теология Кальвина помимо этого подчеркнула тайну ее достижения, божественный произвол. В религии отразилось новое положение человека в формирующемся буржуазном обществе, где воля и действия личности вовлекались в стихию обстоятельств.

Исключение доктрины синергизма из арсенала богословия у Кальвина мотивировалось ее античным происхождением. «Наставление» начинается с классического античного определения философии как познания бога и себя: «Только познавая бога, каждый из нас может познать также и себя».

Античной формулой «Познай самого себя» Кальвин иллюстрирует свое положение о том, что все достоинства человек может обрести лишь в боге - «источнике всей мудрости, истины, доброты, милосердия, справедливости, могущества и святости». Самопознание же, считает реформатор, вскрывает лишь «нашу нищету, слабоумие, тщеславие, грубость, ведет нас к неверию, отвращению и ненависти к самим себе... Ибо без бога мы пусты и наги».

Утвердившийся в гуманистической философии взгляд на «божественное» начало в природе человека Кальвин обличает как ересь. Он считает, что источник сомнения в догмате о «первородном грехе» кроется в недостаточной последовательности представлений об испорченности человеческой природы, порожденных не религией, а философией. Кальвин отмечает, что учение о суверенных достоинствах личности (мудрость, добродетель, разум, воля, сила, умение отличать добро от зла) создано античной языческой философией. Суммой философских подходов к природе человека он считает определение Цицерона, который «дерзал говорить, что каждый сам достигает добродетели, отнюдь не предусматриваемой чьей-либо мудростью или милостью бога». В патристике цицероновская трактовка человека, как считал Кальвин, не была изжита, и именно под влиянием античной философии творцы католического вероучения признали «свободу воли». Некритическое отношение к языческой философии, утверждает Кальвин, привело почти всех «отцов церкви» (исключая Августина) к тому, что, «гордясь, будто они являются учениками Христа, оказались слишком похожими на философов».

Отклонение от Писания Кальвин находит в схоластике и у своих современников - сорбоннских «софистов», которые употребляют понятие «свобода воли» в качестве теологического, как будто теология предполагает возможность человека быть распорядителем своих достоинств. Христианскую антропологию Кальвин строит на идее Августина о различии естественных и «супернатуральных» даров бога. Последними человек не обладал никогда. Поэтому, будучи венцом творения и «образом божьим», он лишен собственного внутреннего содержания, он только «прах и червь» в рабстве греха. Вожделение греха, утверждает Кальвин, заложено в каждом члене тела, а природа человека так испорчена, что ниже себя он пасть уже не может. Отсюда он делает вывод, что каждый раз, когда у человека появляется мысль о сходстве с богом, он должен помнить, что такая мысль и стала причиной греха Адама. Стремление уподобиться богу Кальвин квалифицирует как разрыв с Писанием и происки дьявола. Восхищение человека собой, довольство и гордость своими добродетелями ведут, по мнению Кальвина, к святотатству, оскорблению божества и узурпации славы божьей.

Угрозу основам религии Кальвин видит и в самих представлениях о «божественной» природе человека, в обоснованиях этого представления - в суждениях о добродетели, о естественной предрасположенности человека к добру, в гуманистической трактовке разума и воли. В «Наставлении» оспаривается мысль о естественном характере добродетели как проявлении природы личности. Если добродетели одного человека отличны от моральных качеств другого человека, то необходимо объяснить источник тех и других добродетелей. Источник силы, влекущей человека к добру, не известен. Одни полагают его в природе, но Кальвин апеллирует к простоте догмата о грехе, который «вернее» разрешает проблему». Он считает, что в понятии «добродетель» отсутствуют содержание и оценка. Им можно оперировать лишь как понятием о вместилище качеств, содержание которых зависит от бога. В самой трактовке добродетели, как у светских философов, так и у католических богословов Кальвин обнаруживает общий «грех» - отклонение от догмата о «первородном грехе». Непоследовательность схоластов и сорбоннских богословов, считает он, была в том, что они и под частью души понимали целое. Возражая католическим богословам и философам, одухотворяющим «чувственного» человека, реформатор настаивает на том, что людская натура не может ни целиком, ни частично обладать «божественным началом». Поэтому добродетель, будучи мерилом человеческих качеств и небесполезной дефиницией «для шумной толпы», перед богом оказывается пустой видимостью.

Лишив категорию добродетели независимого содержания, Кальвин указывает, что светская дефиниция добродетели противоречит религиозным критериям морали. Христианин не может руководствоваться понятием «добродетель», его жизненная позиция должна выражаться в смирении. Смирение в «Наставлении» - прямая альтернатива добродетели. Несовместимость добродетели со смирением, полагает Кальвин, лучше всех писателей раскрыл Августин, считавший смирение главным предписанием христианства.

Созерцая себя в зеркале Писания, проповедует Кальвин, христианин излечивается от ослепления своими добродетелями и «безумной» любви к себе. Важна и степень убежденности: мало считать себя добродетельным и не гордиться этим - нужно признать единственной истиной свою ничтожность перед богом, отказаться от предрассудков о независимом содержании своей натуры. В конечном итоге уверенность в доброй природе человека, чувство собственного достоинства и творческое начало личности Кальвин, ссылаясь на Августина, называет «орудиями безбожия».

Кальвиновская критика, в сущности, квалифицирует гуманистическое содержание понятия «добродетель» как вольнодумство. Такую же оценку получает в «Наставлении» и представление о разуме как божественном даре, влекущем человека к добру, истине, свободе. Оспаривая гуманистическую трактовку разума, Кальвин полностью отрицал возможность его применения в качестве «исследователя и переводчика истины». Реформатор подчеркивал недостаточность «поврежденного», «суетного» и «шатающегося» разума для руководства личностью, а на этом основании и его несовершенство в качестве инструмента познания. Он считал, что у человека есть только «проблески» ума, отличающие его от животных, но пагубная сила аффектов искажает «искры» естественного разума.

Кальвиновская концепция человека не игнорирует ренессансный порыв к знанию, а исследует его. Наслаждаясь ощущением безграничности познания, гуманисты интеллектуальной деятельностью и творчеством измеряли длительность своей жизни. Гуманизм не противопоставлял «человеческие науки» вере, а подходил с равными критериями к «божественному» и человеческому началам познания.

Равенство критериев веры и знания нарушало учение об исключительном значении «божественной» мудрости, но до Кальвина реформаторы этого не замечали. Цвингли, например, помещал Платона в христианский рай. Меланхтон в знании видел путь к вере. Кальвин лучше большинства своих предшественников, единомышленников и последователей уловил и выразил несовместимость гуманистического идеала с религиозным. Он был первым, кто объяснил христианину, что уравнение «божественной» мудрости с гуманитарными науками, христианства с античностью, теологии с философией - это позиция ереси и оскорбления бога.

Следует учесть, что познавательную и этическую ценность знания вообще Кальвин не оспаривал. Он считал, что науки и искусства «полируют» человека, делают его более «гуманным». Невежество он считал отрицательным качеством, а для теолога - недопустимым. Богословская аргументация Кальвина иногда прямо обращена к ученым и философам, которых следует снабдить, считает он, объяснениями отдельных положений Писания с целью исключить сомнения не только в их умах, но и в умах простого народа, который воспринимает их идеи. Называя свою эпоху «временем оживления евангельского учения с помощью человеческих наук», Кальвин критикует культ науки с тех же позиций, что и культ человека. Главным звеном в кальвиновской системе опровержения мировоззренческой значимости науки является разделение сфер знания на «небесные» и «земные» дисциплины. К «низким» и «мирским» он относит свободные искусства, ремесла, философию вместе с «впечатанными» в общественного человека представлениями о гражданском порядке, честности и уважении законов. Их источник - внечеловеческий, они «дары бога» и его «изобретения».

Веру в постижение конечных причин бытия реформатор исключал из компетенции «человеческих, низких и мирских» наук. Если гуманисты - от Эразма до Кастеллиона - считали философию и теологию равноценными и связанными взаимно частями пути к истине, то Кальвин вообще отрицал высшую истину в трудах «неправедных и неверующих» античных мыслителей. «Правила и объяснения высшей справедливости, чистое знание о боге и тайнах царства небесного, - утверждает он, - выше человеческого разумения, не подвластны человеческой науке, ограниченной низкими вещами». Отсюда он делает вывод, что «человеческие науки» не относятся к «фундаменту истины»: занятия ими не являются христианской добродетелью.

Альтернативой приверженности к знаниям служит христианская совесть. Свободные искусства могут служить дополнением к ней, но и без них христианин обладает теми благами и добродетелями, к которым он предназначен свыше. Оправданием науки Кальвин считал набожность, хотя при этом ни одна «человеческая» наука, по его мнению, никогда не сравняется с теологией. Вопреки отношению гуманистов к теологии как составной части совокупности наук, где истина добывается в итоге творческих усилий разума, реформатор отстаивал непознаваемость высших истин. Исследовательский подход к проблемам бога, мира и человека рассматривается в «Наставлении» как одно из проявлений неумения человека распоряжаться даром разума. Более того, Кальвин утверждает, что «вожделение к знанию - это вид безумия». Из этого следовало, что религия ни в малейшей степени не должна считаться с объяснениями мира и человека. Кальвин неустанно демонстрировал своему читателю недостатки философии по сравнению с религией - увлечение «бесплодными науками», «беспочвенные фантазии», бесконечная борьба мнений, сложность аргументации и языка, отсутствие той эмоциональности, которая может вдохновить массы. Но главный грех философов состоял в том, что они никогда не признавали догмата «первородного греха».

Таким образом, «Наставление» точно и недвусмысленно объясняло, что, когда о высших истинах дерзает говорить философ, он публично демонстрирует неправильное понимание веры.

В отличие от инквизиции, каравшей отдельных мыслителей, Кальвин осудил гуманистический метод мышления, где бы он ни проявлялся - в науке, искусстве или еретической теологии. Свою задачу реформатор видел в том, чтобы указать, где расставлены «ловушки» безбожников: в литературной «шуточке», попытке астронома выйти за рамки прикладной «пользы» своей науки, в чисто филологической критике «священного» текста. Главный враг веры для него - это философия, доказывающая веру собственными средствами, утесняющая «божественную» мудрость. Реформатор учил подчинять науку вере, «мирскую», опошляющую высшие истины гуманистическую философию и филологию - «божественной» догматической теологии, на причастность, к которой достоин далеко не каждый претендент.

В восприятии Кальвина содержание гуманизма означало систему представлений, противостоящую религии. Основной вероучительный кодекс кальвинизма, обращенный к массовому читателю, фиксирует внимание на тех положениях гуманизма, которых следует остерегаться приверженцу «истинной» веры. Антитезисы «Наставления» к идеям гуманизма учили христианина «сознательному» выбору между богом и человеком.

Спасение христианства виделось Кальвину уже не только в обновлении вероучения, но и в решительном искоренении веротерпимости. Выступления мирской науки о человеке против воспитания воинствующей религиозности Кальвин расценивал как поощрение «нерешительности» сторонников реформационного движения в поддержке реформированной церкви и республики в Женеве.

Субъективное отношение Кальвина к гуманизму, начиная с того момента, когда он отказался от собственного гуманистического прошлого, лишено двусмысленности. Это искренняя, сознательная и трудная борьба (каковы бы ни были ее методы, достойные своего времени) с равным противником. Суд над Эразмом, дискредитация Н. Коперника, непримиримое осуждение Деперье, Доле и Рабле, наконец, казнь в Женеве Сервета за «богохульство» и судебный процесс против Кастеллиона - таковы наиболее показательные моменты разрыва идеолога второго этапа Реформации с гуманистами. Мирская жизненная позиция, пропагандировавшаяся гуманизмом, мешала протестантизму строить новую церковь, увеличивать численность «солдат господа». Гуманисты с помощью книги вступили в отважную и почти безнадежную битву за общественное мнение, когда в Европе все сильнее разгорался пожар религиозных войн. Гуманистические издания обесценивали принцип борьбы за веру, поскольку резервировали ее не для католиков или протестантов, а для «божественного» человека. [7; стр.73] Как идеолог и политик Кальвин заподозрил всю «нацию философов» в сговоре против христианства.

3 КРИТИКА АНТИЧНОЙ КУЛЬТУРЫ И ХРИСТИАНСКИХ ГУМАНИСТОВ

Воздвигнутые гуманистами пьедесталы «святому Сократу», «божественному Платону» окружали ореолом святости светский ум, красоту мира и человека. На них опирались гуманистические версии христианства, полагавшие возможной «божественность» человека. Реформатор «второго поколения», Кальвин, рассматривая гуманистические версии христианства, считал их явлением, унижающим бога и веру. Он поставил задачу вырвать христианина из плена античной культуры.

Вопрос о том, каким должно быть отношение христианина к античным писателям у Кальвина - важнейшее новое звено его теологии, которая формировала себя на разрыве с гуманизмом в процессе размежевания гуманистического и реформационного движений. Развенчивая гуманистический идеал человека, которому отдали дань признания лидеры Реформации, Кальвин старался дискредитировать позицию религиозного индифферентизма, терпимости к христианам других конфессий и нехристианам.

Будничная практика Кальвина - проповедника и реформатора поведения протестантов заставила Кальвина - теолога и знатока античной философии дать отрицательный ответ на вопрос: может ли христианин искать разрешения своих сомнений в вере у латинских и греческих философов?

Именно потому, что для многих приверженцев Реформации Цицерон и Платон олицетворяли универсальную истину, их собственные сочинения были проанализированы Кальвином как источники чуждого христианству мироощущения. Новаторство Кальвина-теолога заключалось в смелом введении в вероучительный кодекс полемики со школами античной философии, что само по себе является важнейшим свидетельством авторитета античной философии у верующих - самых обычных людей, не богословов и не философов. «Наставление» поучает, что моральную ценность может иметь только прирожденная религия и отступление от постулата естественной религии влечет за собой ошибочное понимание цели человеческой жизни (его несчастье, т. е. отрицание «бессмертия души») и места человека в природе. В качестве подтверждения приводится платоновское понятие о счастье - единении души с богом - и высказывание одного из персонажей Плутарха о религии как признаке, отличающем человека от животного, следовательно, оперируя теми же источниками, что и гуманистическое свободомыслие, Кальвин противопоставляет естественную религию всякой другой. Против изложенной Цицероном идеи функциональной политической религии мобилизуется цицероновское же понятие о естественной религии.

Соответственно истолковывая сочинения Цицерона, Платона и Плутарха, Кальвин дискредитирует ренессансную «версию обмана». «Битву цитат» сопровождает вывод автора: «Вот почему вполне легкомысленны те, кто говорят, что религия измышлена с помощью коварства и хитрости неких ловких людей с целью обуздать простой народ».

Полемика на страницах «Наставления» с Цицероном и Платоном была направлена на активную пропаганду религии, для которой самым серьезным противником являлся ренессансный пантеизм. Натурфилософские концепции бога препятствовали утверждению протестантской догматики, и поэтому, насаждая догматизм, Кальвин неустанно обличал пантеизм - основной источник как философской, так и народной ереси. Христианину предлагалось категорически усвоить, что «не бог есть природа, а природа есть установленный богом порядок вещей». Положение о том, что пантеистическое миросозерцание отличает большинство «безбожников» того времени, конкретизировали памфлеты и письма реформатора, где указывалось, что в основе учений народной Реформации можно обнаружить идеи античного пантеизма. В борьбе с авторитетом античной философии Кальвин разработал свою концепцию истории. Если гуманистические концепции истории возвысили эпоху античности как источник более истинных представлений о мире, человеке и христианстве, чем церковные, то Кальвин подверг этот взгляд на исторический процесс фундаментальному пересмотру. [7; стр. 80]

Места античности как начального звена в поступательном ходе всемирной истории Кальвин не отрицает. Но творения «неправедных и неверующих» мудрецов древности лишаются, с его точки зрения, права на формирование христианской души, ибо диалектика, физика, медицина древних - это порождения «телесного» человека. Будучи инструментами обучения «низким, мирским, относящимся к земному бытию вещам», они являются «дарами бога», которыми христианину не запрещено ни пользоваться, ни восхищаться. «Но разве наше восхищение не есть признание всех вещей исходящими от бога? В противном случае мы окажемся более неблагоразумными, чем языческие поэты, верившие, что философия, законы, медицина и прочие дисциплины имеют божественное происхождение».

Кальвин дискредитировал ренессансное убеждение в том, что «книги философов содержат надежный и достоверный метод жизни». Он считал это «обмирщением» веры. Его попытки доказать, что христианскую совесть человеческие науки не воспитывают, а искажают, строились на основе использования античных источников. Феноменологически развитые античной философией представления о боге, «бессмертии души», религиозном долге есть, по Кальвину, школа того, как не должно размышлять христианину. Кальвин считал, что школу отрицательного опыта надо не отбрасывать, а использовать, чтобы подтвердить христианскую истину. Отношение к античному наследию приобрело у Кальвина значение универсального критерия религиозности. Отныне указание на языческие истоки ренессансного философствования означало синоним антихристианской позиции. Это относилось к неоплатонизму, неостоицизму и, естественно, к эпикурейству. [7; стр. 84]

4 «ОБМИРЩЕНИЕ» БИБЛИИ. БОРЬБА ТЕОЛОГИИ С ЭТИМ ЯВЛЕНИЕМ

Гуманизм доказал, что «святое невежество» католических монахов, их неспособность к чтению древних авторов, привело к непониманию церковью текста Писания. Поскольку оно обращалось к христианину на том же языке, каким повествовал о добродетелях Цицерон и каким прославляли прекрасные и сильные человеческие чувства Вергилий и Гораций, постольку гуманизм и предложил понять истину Писания как поэтическую. Поэтому образы Писания могли бы рассматриваться как художественные и расшифровываться в зависимости от уровня культуры читателя. Оправдывая античную систему ценностей, гуманизм обесценил церковную традицию отстранения христианина от чтения Библии. В связи с этим Реформация, преследуя цель разоблачения папства, утвердила национальные переводы библейского текста.

Однако приобщение верующих к поэтическому и философскому восприятию библейских произведений подрывало не только престиж католицизма. Создавалась угроза и для утверждения протестантской церкви, доктринальные основы которой непосредственно из текста Библии читатель вывести не мог. Протестантизму пришлось спасать Библию от низведения ее в разряд античных источников культуры в ожесточенной полемике с ренессансной филологией. Светской гуманистической критике Библии Кальвин противопоставил задачу воспитания религиозного отношения к тексту, в котором миряне пытались найти истину, но часто находили вместо нее сомнения.

Интерес широкой читательской аудитории к Библии, обусловленный общими закономерностями жизни эпохи и поддержанный гуманистическим просветительством, имел важные последствия для утверждения светской культуры в процессе развития Реформации. По мере изучения текстов Библии гуманистами, их переводов на национальные языки, распространения среди мирян она утрачивала авторитет безупречного источника истины. Текст книги, которую церковная традиция наделила значением источника откровения бога, как оказалось, был противоречив, неточен и не соответствовал знаниям читателя XVI в. о природе и истории.

Начался процесс «обмирщения» Библии. Однако протестантская теология пыталась предотвратить этот процесс, всячески помешать утверждению светского восприятия Писания.

Наибольшую трудность для непредвзятого восприятия библейских текстов представляет «согласование» содержания Ветхого и Нового заветов в нечто единое. Над этим усердно потрудились богословы. Реформаторы уже были не в силах освоить груды книг, теорий и мнений на эту тему. Вместе с тем ренессансные гуманисты задали себе и последующим поколениям вопросы, поставившие под сомнение «божественное» происхождение Писания. Это были вопросы текстологической традиции, смыслового и стилистического анализа, адекватности переводов и в конечном итоге аутентичности и авторства.

Стремление светских лиц изучать Писание по оригинальным текстам рассматривалось как посягательство на древнейшую функцию церкви, на защиту которой, прежде всего, выступили католические библеисты, а затем и Кальвин. Католическая церковь освобождала христиан от непосильного для них бремени изучать Писание по латинскому первоисточнику (Вульгата).

Кальвина раздражало, что адвокаты и судьи, врачи и богословы, но главное - философы ограничиваются тем, что «обсуждают и обдумывают в своих кабинетах» пути реформы христианства. «Они насмехаются над теми, кто заботится о подлинной Реформации, обвиняя их в опрометчивости». Эти люди нанесли ущерб вере, «подчинив бога своей юрисдикции», присвоив себе не принадлежащее им право высказываться о божественном. Они оскорбляют веру, пытаясь потеснить теологию собственными доводами. «Творя мудрецов помимо бога и утверждаясь вопреки ему», философы уравняли свой разум с божественным, а это самый большой урон, который можно нанести религии, ибо доверие к себе обратно пропорционально христианскому рвению. «Я предпочел бы, чтобы все человеческие науки были на земле уничтожены, если бы они вызывали подобное ослабление усердия христиан и отвращение их от бога». Речь шла о содержании религии, которое у гуманистов «наполовину сводилось к философии», в то время как, по Кальвину, оно должно быть обязательно «в сердце».

Для католических экзегетов посягательство на авторитет «истинной» теологии олицетворял, прежде всего, лютеровский перевод Библии. Действительно, немецкий реформатор сомневался в подлинности Пятикнижия, отрицал каноничность Экклезиаста и Апокалипсиса, аутентичность не только ряда книг Ветхого завета, но и двух апостольских посланий Лютеровская критика текстов вкупе с его переводческими новациями, позволившими ему в немецком тексте усилить акценты в интересах протестантской доктрины, давала повод усомниться в «святости» учения. Отсюда вытекала необходимость разработки и утверждения принципов протестантского библеизма, поскольку, отринув «святость» церковной традиции, реформационное учения настаивало на «святости» своего толкования Писания. Эту работу проделал Кальвин, исходивший из потребности дать верующему критерий веры в эпоху острейших религиозных и общественных столкновений. Писание провозглашалось единственным источником откровения, единственным каналом связи между богом и людьми. Следовательно, оно должно было стать неподвластным сомнениям, обеспечить каждому христианину уверенность в своей правоте, устойчивую веру.

В отличие от Лютера Кальвин считал весь комплекс библейских текстов целиком инспирированным свыше. Но хотя «боговдохновенность» Писания прокламировалась как догмат, система аргументаций Кальвина выявила его шаткость в общественном мнении. Поэтому «боговдохновенность» Писания Кальвину пришлось интенсивно защищать от сомнений, вопросов и недоумений. Это свидетельствовало о неудовлетворенности тогдашнего читателя Библии ее содержанием.

Католицизм Кальвин обвинял в том, что он унижал Библию тем, что пролагал пути ересям. Вместе с тем католикам ставилось в вину то, что они закрыли доступ к истине, погребли евангелие в глоссах: сделав Писание привилегией «докторов», они недооценили универсальные качества откровения и презрели евангельскую простоту. Авторитет Библии пострадал за счет авторитета внебиблейского - вселенских соборов и декретов пап. [7; стр. 91]

Полемика Кальвина с лидерами народной Реформации свидетельствовала об определенной общности народного библеизма с приемами гуманистической критики: доказательство Писания, проверка его содержания, «спор о словах».

Кальвина заботила общность приемов «обмирщения» Писания в философской и народной культуре: отрицание избранности иудейского народа, отношение к Библии как к литературному памятнику, тенденция подчинить освоение содержания «наветам» разума. В прямой полемике с защитниками «мирского» прочтения Библии Кальвин защищал сверх природную мудрость Писания, его отличие от «человеческих» дисциплин, невозможность и ненужность его рационального изучения.

Обличая светское отношение к Библии, Кальвин прямо указывает на мировоззренческие последствия филологического исследования текстов, ставя их наравне с ересью. Превращение Библии в объект изучения и индивидуальных размышлений и споров о ее содержании рассматривалось официальной церковью как путь к утрате «истинной веры», той веры, которая претендовала на внутренний мир и жизнь верующего, заставляла забывать об отдыхе и развлечениях ради «дела», диктовала политическую принадлежность и освящала любую войну за «правильный» вариант христианства. [7; стр. 96]

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

реформация жан кальвин

Жан Кальвин, при всей противоречивости своей натуры был типичным представителем своей эпохи. Да, и это факт, Кальвин - гениален. За его гением пошли сотни и тысячи людей во всём мире. Его идеи по утверждению многих исследователей явились идеологией формирующейся в то время буржуазии. Макс Вебер в своей работе «Протестантская этика и дух капитализма» писал: «Основное свойство Кальвинистского благочестия состоит в том, что каждый христианин должен быть монахом в течение всей своей жизни. Перемещению аскезы из мирской повседневности в монастыри был поставлена преграда, и те глубокие пристрастные натуры, которые до той поры становились лучшими представителями монашества, теперь вынуждены были осуществлять аскетические идеалы в рамках своей мирской профессиональной деятельности» [1; стр. 130].

Тем самым можно с уверенностью сказать, что Кальвинизм дал широким слоям религиозных людей положительный стимул к аскезе, а обоснование кальвинисткой этике учением о предопределении привело к тому, что духовную аристократию монахов вне мира и над ним вытеснила духовная аристократия святых в миру. Можно сделать вывод, что благодаря учению Кальвина, рационализация жизни в миру, ориентирующаяся на потустороннее блаженство, была следствием концепции профессионального призвания аскетического протестантизма. Многие могут говорить о Кальвине исключительно в отрицательном контексте и даже считать его тираном. За многие поступки, с точки зрения нашего современника, Жан Кальвин не может быть оправдан. К примеру, небезызвестное обезглавливание ребенка в Женеве за то, что он ударил своих родителей. В жизни Кальвина было множество таких противоречивых, двояко трактуемых фактов. Но, всё же, мы не сможем не оценить его вклад в мировую историю, реформацию, формирование людского мировоззрения.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Макс Вебер. Протестантская этика и дух капитализма. Избранные произведения. М., 1990.

2. Б. Данем. Герои и еретики. М., «Прогресс», 1967.

3. «Encyclopaedia Britannica», CD Personal Edition, 1997.

4. История Европы. Т. 8., М., 1980.

5. К. Маркс, «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта», К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 8.

6. Плешкова С.Л. Французская Реформация (Спецкурс и переводы источников), Москва, 1993.

7. Ревуненкова Н.В. Ренессансное свободомыслие и идеология реформации. М., «Мысль», 1988.

Размещено на Allbest.ru