Рыцарство и куртуазность

Главным наступательным оружием, образцы которого весьма многочисленны, были, как и прежде, меч, длинный и короткий нож, копье и секира. Секира, меч и копье считались главным оружием франков, в то время как длинный нож и длинное копье составляли главное оружие саксов.

Мечи предназначались главным образом для удара и отличались только длиной и лезвием. Мечи от 2,5 до 3,5 футов в длину, при 2--3 дюймах в ширину, были всегда обоюдоострыми и походили на римскую «спата» (франки их так и называли). Короткие мечи были почти всегда однолезвийные, обычно от 1,5 до 2 футов в длину, при 1,5 дюймах в ширину, или же 2,5 фута в длину при 2 дюймах в ширину. Эти мечи назывались «семиспата», или на франкском наречии «скрамасакс» (название, указывающее на то, что они считались разновидностью древнего тяжелого ножа «сакс»). Один богато украшенный меч такого типа был найден в гробнице Хильперика вместе с золотыми изделиями. Использовались также длинные мечи с одним лезвием, о чем свидетельствуют громадные мечи 4 фута в длину и 3 дюйма в ширину с широким основанием, найденные в Фронстеттских могилах. Рукоять этих мечей достигала как минимум фута длины, поэтому сражавшимся приходилось держать их обеими руками.

Украшение Рукоять обычно делалась без поперечной перекладины, которую заменяла широкая круглая или продолговатая тарелка, слегка выдававшаяся с боков. Главное украшение рукояти составляла головка, как правило, несколько закругленная и отделанная выложенными или литыми выпуклыми орнаментами. Иногда головка выполнялась из цельного золота со вставленными в металл цветными стеклышками или драгоценными камнями (таково, например, украшение на Хильпериковом мече). Сама рукоять, состоявшая чаще всего из крепкого дерева, обтянутого кожей, украшалась золотой обкладкой со стеклышками или камнями. Ножны, как и прилагавшаяся к ним перевязь, украшались металлическим набором. «У Григория Турского говорится про нечестивых сыновей майордома Ваддо, которые поднесли в дар королю перевязь, обложенную золотом и драгоценными камнями, и великолепный меч, рукоять которого блистала золотом и драгоценными испанскими камнями. Среди знати было принято жаловать подобными богато украшенными перевязями в качестве почетного подарка». Вейс Герман. История цивилизации: архитектура, вооружение, одежда, утварь: Иллюстрированная энциклопедия в 3-х томах. «Тёмные века» и Средневековье (IV-XIVвв). Т.2.- М.: ЗАО Изд-во ЭКСМО-Пресс, 1999. стр. 410

Ножи были различной величины -- от 1 фута до 16 дюймов. Они предназначались главным образом для удара, но не были целиком обоюдоострыми, как кинжалы позднейших времен, а лишь на одну треть длины к концу, так что одновременно они могли служить и метательным оружием. Для них, как и для мечей, также имелись ножны, часто с похожими украшениями.

Следует упомянуть о топорах или секирах как о наиболее распространенном вплоть до конца VIII в. оружии почти всех народов. Основная их форма была скандинавской. Хотя современные авторы часто дают им латинское название двойного топора, тем не менее среднеевропейские секиры были, по-видимому, односторонними. Так как секиры предназначались не только для удара, но и для метания в неприятеля, к ним приделывалась короткая, несколько изогнутая рукоять, к которой мог крепиться длинный ремень, чтобы опять притянуть брошенное оружие .

Копье почти до X в. играло роль метательного оружия, и лишь позднее стало употребляться как оружие ударное. Копья, дошедшие до нашего времени, имеют железный наконечник 3 и 4 фута в длину, снабженный острым крючком, и очень похожи на древний римский «пилум».

Ручной лук со всеми принадлежностями во времена Тацита на войне народами Средней Германии уже не использовался. Однако с IV в. он считался одной из главных частей вооружения у готов, алеманнов и франков, а также у лангобардов, у которых лук служил еще и главным охотничьим орудием.

«Григорий Турский рассказывает, что франки, преследуемые римским полководцем Квинтином по болотистым полям, напали на него из своих засад и «оттуда, как с башен, бросали в него множеством стрел, как будто из метательного орудия» Вейс Герман. История цивилизации: архитектура, вооружение, одежда, утварь: Иллюстрированная энциклопедия в 3-х томах. «Тёмные века» и Средневековье (IV-XIVвв). Т.2.- М.: ЗАО Изд-во ЭКСМО-Пресс, 1999. стр. 411

Стрелы эти были пропитаны соком ядовитых растений, так что малейшая царапина на коже, причиняемая ими, неминуемо влекла за собой смерть». Стрелы хранились в колчане, который носили на плече. О форме и устройстве стрел и луков можно судить по многочисленным экземплярам этого оружия, найденным в могилах. Стрелы у всех племен состояли из крепкого деревянного прута с наконечником ланцетовидной или ромбоидальной заостренной формы, с крючком или без него или же просто с шилообразно заостренным концом. Последнюю, самую простую форму имеют хорошо сохранившиеся длинные деревянные стрелы, найденные в могилах у Лупфена близ Оберфлахта в Швабии вместе с луками, разными копьями, длинными мечами и ножами. Луки, соответствующие английским, имеют в длину 6 футов и сделаны из дуба.

Прочие виды оружия,- каменные и железные молоты, деревянные и металлические палицы,- использовались только в исключительных случаях. Вооружение боевых коней и упряжь были такими же, как у северных народов. Найденные в древних могилах во Франции, Англии и Германии остатки удил, стремян, седел, пряжек, ременных наборов и пр. сходны с подобными предметами, обнаруженными в Скандинавии. Поскольку в могилах всегда находились одиночные шпоры, можно предположить, что конники в то время носили только одну шпору, вероятно, на левой ноге. По некоторым письменным источникам и по фрагментам золотых, богато отделанных принадлежностей конской упряжи, найденным в могиле Хильперика, можно заключить, что конский убор, особенно у королей, иногда отличался немалым великолепием. Позже к некоторым принадлежностям конского вооружения стали применять новый способ изготовления кольчатой брони. С каждым веком всё более проявляется стремление к роскоши в отделке сбруи. По мере того как увеличивалась роскошь в отделке и украшении деталей вооружения (кXIVвеку), усиливалось щегольство богатым убранством боевых коней. Почти всюду для них были введены латы, значительно увеличились размеры попон, нередко закрывавших лошадь до самых копыт и отличавшихся такой же роскошной отделкой, как и воинский кафтан. В это время броней все чаще стали закрывать все тело коня, за исключением ног и мягких частей. Броня обычно делалась из чешуйчатого или кольчатого набора, а также из соединения мелких пластинок и колец и состояла из следующих частей: налобник, изредка закрывавший и голову; нашейник, составленный из нескольких полос; примыкавший к нему нагрудник, прикрывавший грудь и бока, и задняя часть брони. Все это удерживалось и плотно затягивалось с помощью множества крючьев и крепких ремней на пряжках. Между передней и задней частями брони, поверх широкой подушки, покрытой чепраком, помещалось седло со стременами. Седло представляло собой надежное и относительно широкое сиденье, укрепленное на лошади при помощи крепкого подбрюшного ремня. Оно делалось из дерева, окованного железом, имело высокую переднюю и заднюю части и набивалось чем-либо мягким, а также украшалось. Стремена, как правило, делались из железа и чаще всего имели треугольную форму. Их подвешивали к седлу на крепких ремнях или, изредка, на цепях. Верховую сбрую составляли, как и прежде, нагрудник, налобник, узда и повода. Набор и украшения на этих вещах соответствовали отделке остальных частей вооружения

Судя по изображениям вооруженных воинов, помещенным в рукописях(IX), в эту эпоху в войсках вновь появилось древнейшее римское защитное вооружение. Но наряду с ним, возможно под греческим влиянием, возникла вполне самостоятельно другая, отличавшаяся от римской форма вооружения. Так, например, если в некоторых доспехах форма кирас или грудных лат соответствует изображениям на римских памятниках, то в большинстве случаев заметна разница не только в устройстве грудных лат, но и в форме шлемов. Новые шлемы имели вид довольно глубокой полусферы, сделанной либо из железа, либо из кожи, с железными дужками; иногда с нащечниками, иногда без них (в таком случае их заменяли длинные выпуски шлема). В некоторых случаях щеки и уши прикрывались подвижными выступами, приделанными к шлему, или верхней частью кирасы. В XI в. шлемы начинают делать из толстого листа железа. Их форма была либо остроконечная, конусообразная, либо цилиндрическая, с плоским верхом и крепким ободом, от которого спереди спускалась металлическая полоса к носу. Иногда к шлему по-прежнему сзади приделывался затыльник. Шлем надевался поверх кольчатого колпака, составляющего одно целое с кольчугой, а при таком устройстве наносник представлял весьма полезное нововведение.

Кираса представляла собой либо чешуйчатую броню, либо короткую куртку, обложенную металлическими выпуклыми бляшками. Иногда к этим курткам прикреплялись ремни с подобной накладкой. Нигде не встречаются наножники, но зато почти везде воины вооружены ручными щитами обычных форм.

Наряду с этими видами защитного оружия были также в ходу заимствованные от древних галльских племен кольчатые брони, которые не следует путать с настоящими кольчугами. Кольчатые брони состояли из крепкой кожи или материи, на которой рядами были нашиты кольца, либо одно возле другого, либо таким образом, что одно кольцо наполовину прикрывало следующее, и их ряды шли в горизонтальном направлении то в правую, то в левую стороны. В конце IX в. в устройстве чешуйчатых броней произошли изменения. Обычные чешуевидные пластинки на броне все чаще заменялись продолговатыми, широкими и косоугольными.

Сказанное подтверждается свидетельствами авторов X в., из которых следует, что защитное оружие нередко отличалось богатыми украшениями. Иногда использовались наножники, а для прикрытия груди существовала особого рода броня.

«Лиутпранд сообщает, что на Генрихе, брате императора Оттона, и на самом императоре в сражении при Биртене на Рейне в 939 г. была тройная броня. Несмотря на это, император был так сильно контужен ударом тяжелого меча по руке, что, вопреки стараниям врачей, постоянно страдал от боли. Другой историк, Титмар, отмечает в своей хронике за 990 г., что один из отрядов армии Оттона II «с головы до ног был одет в железные латы». В поэме о Вальтаре, относящейся к этой же эпохе, упоминается о чешуйчатой броне, а в подробном описании вооружения самого Вальтара говорится о панцире, круглом щите, украшенном дорогими камнями и расписанном различными цветами, о шлеме с красным гребнем и золотых наножниках. В числе подарков, которые посол Лйутпранд преподнес греческому императору, кроме панцирей, мечей, копий и дротиков, значатся щиты, украшенные золоченой выпуклой оковкой. Тот же Лйутпранд в 926 г. замечает, что потеря единственной шпоры была равносильна бесчестью». Вейс Герман. История цивилизации: архитектура, вооружение, одежда, утварь: Иллюстрированная энциклопедия в 3-х томах. «Тёмные века» и Средневековье (IV-XIVвв). Т.2.- М.: ЗАО Изд-во ЭКСМО-Пресс, 1999. стр.415

С конца XII в., благодаря развитию турниров и влиянию второго крестового похода, щегольство оружием не только усилилось, но изменилась и его форма, а также вид и способ ношения военной одежды.

Судя по изображениям в рукописях, изменения первоначально коснулись основных видов защитного оружия. К концу XII в. появившиеся в предыдущем веке кольчатые рубахи с рукавами стали соединяться с широкими кольчатыми штанами до колен. Из всех известных видов брони особо предпочитались мелкокольчатые, хотя в середине XII в. появились новые ее разновидности, отличавшиеся еще большей практичностью. Прежде всего эти чешуйчатые панцири отличались тем, что чешуи на них были не металлические, а либо из крепкой прокипяченной кожи, либо из рога. Последний вид чешуи, несомненно, азиатского происхождения. Подобный способ изготовления брони был известен многим восточным кочевым племенам, особенно сарматам и парфянам. Из двух новых видов кольчатой брони один состоял из кожаных полос, а второй -- из сплетения мелких колец. Первый представлял собой разновидность рубахи, на которой чешуи одного ряда наполовину прикрывали следующий. Везде, где один ряд колец касался другого, сверху накладывалась крепкая кожаная тесьма (как вдоль, так и поперек), таким образом, чтобы ряд колец перемежался с кожаной полосой. «Плетеная» кольчатая рубаха состояла из довольно мягких колец, каждое из которых держалось на заклепке и захватывало по четыре других кольца. По виду такая рубаха походила на кольчатую ткань. Почти одновременно с появлением плетеных кольчатых рубах произошли некоторые изменения в других видах защитного оружия. Открытые сзади наножники стали заменяться закрытыми со всех строи «железными штанами», состоявшими из того же частого мелкокольчатого сплетения, что и кольчатые рубахи. Рукавицы или перчатки, которые прежде соединялись с рукавами брони, теперь стали чаще выступать как отдельная часть общего вооружения, а соединенный с броней кольчатый колпак для лучшей защиты головы значительно увеличился в объеме. Под этот колпак или сетку надевался, как и раньше, особый наголовник на толстом подбое из какой-либо плотной материи. Наряду с традиционными формами шлема возникли различного вида шишаки. Кроме того, стали входить в употребление закрытые шлемы, которые низко надвигались на голову, закрывая нос, и снабжались узкими отверстиями для глаз. В то же время украшения, помещаемые на шлемах, стали принимать форму гербовых знаков, а в соответствии с ними изменилась форма орнаментов)которыми до сих пор украшались щиты в виде росписи или металлической обкладки. К вооружению, которым прикрывалась верхняя часть тела (плетеная, кольчатая и полукожаная броня), на груди, на плечах, а иногда к верхней и нижней частям рук стали прикрепляться так называемые бляхи. Эти бляхи, о которых не раз упоминает еще Ульрих Лихтенштейнский, представляли собой соединение многих стальных пластинок, обычно продолговато-четырехугольной

Подобным образом были усилены части вооружения, защищавшие ноги. Для защиты голеней стали использоваться цельные поножи вместо составных из пластинок. Металлические поножи всегда делались в виде узких полос, широкие изготавливались только из кожи, местами обложенной металлом . В связи с этим появились наколенники для защиты колен, состоявшие из туго набитых валиков . Ко всем этим изменениям, окончательно закрепившимся в конце XIII в., следует прибавить, что верхнюю часть кольчатого колпака заменил железный кованый шишак. Перчатки стали обкладываться железными пластинами. Высота шлема несколько увеличилась, а его верхняя часть заострилась. Для защиты лица к шишаку стали приделывать либо решетчатый навес, либо неудобное откидное забрало.

Одежда, которая надевалась под доспехи либо поверх них, одновременно с защитным оружием подвергалась довольно значительным изменениям. Она издавна ограничивалась распространенным в гражданской жизни нижним платьем и курткой (гамбизоном) из плотной ткани или кожи, которая надевалась под доспехи, чтобы ослабить силу ударов. Преимущественно в Северной Германии, стал распространяться обычай, заимствованный из Франции или Англии,--носить поверх доспехов особый полукафтан, который должен был предохранять от пыли и солнца ценное вооружение. По фасону он напоминал шаперун, с той разницей, что доходил только до колен и имел разрезы спереди и сзади, для того чтобы было удобнее сидеть на коне. Такая одежда, наготовленная из белого сукна или холста и первоначально не имевшая никаких украшений, вскоре стала предметом особой заботы. Еще до «конца XIII века полукафтан стал обшиваться по нижнему краю широкой каймой или отделываться зубчиками с пришитыми к ним кисточ ми, иногда на его груди вышивалось какое-либо гербовое изображение. Подобное щегольство достигло таких размеров, что в 1190 г. король Ричард в Англии и Филипп Август во Франции были вынуждены издать особые указы, запрещавшие такую роскошь. Башмаки, соединенные с кольчатыми штанами, получили более тонкие носки, а к шпорам прибавились колечки. У шлемов, наглухо закрывавших лицо до носа, появилась нижняя часть, защищавшая затылок и подбородок и доходившая до плеч. В ней были проделаны отверстия для доступа воздуха. Вначале эта часть шлема несколько суживалась книзу, а потом стала делаться совершенно ровной. В таком виде названные части вооружения сохранились и при плетеных кольчужных рубахах, и при кольчатых кирасах с кожаными полосами, и при чешуйчатой броне вплоть до XIII в. С XIV века щегольство и роскошь были в основном направлены на отделку воинского кафтана. Он стал ниже колен, разрезы стали делать не спереди и сзади, а по бокам, так что своим покроем кафтан напоминал монашеский нарамник. Кроме того, эта одежда все чаще стала шиться из какой-либо ценной ткани, преимущественно из шелковой, и богато обшиваться по краям и на груди, иногда даже золотом и драгоценными камнями.

Во второй половине XIII в. появился особый нагрудный панцирь, отличавшийся богатством отделки и изяществом форм. Эти панцири являлись сочетанием чешуйчатой рубахи и воинского кафтана, потому нередко заменяли последний. Чаще всего они делались из дорогой цветной ткани (бархата или шелка), обшитой изнутри металлическим чешуйчатым набором так, что чешуи везде прилегали к телу, а смыкавшие их заклепки выступали наружу на лицевой стороне панциря в виде мелких металлических (позолоченных) пуговок, звездочек, крестиков и пр.

Наступательное оружие в IX и X в. не подвергалось каким-либо радикальным изменениям. Боевые секиры приблизительно с IX в. стали выходить из употребления, хотя кое-где они сохранились. К концу X в. в дополнение к простым ручным лукам был изобретен род самострелов, которые использовались даже для боя в открытом поле. Эти самострелы, вероятно, были только грубым подражанием ручным метательным орудиям древних римлян. Насколько позволяют судить имеющиеся источники, все прочие виды наступательного оружия остались неизменными вплоть до начала XI в. Меч по-прежнему считался главным наступательным оружием, потому на его украшение обращалось особое внимание, а в числе почетных подарков он занимал первое место. У франков и других западных народов в этот период исход битвы решался главным образом мечом. В мирное время за королями и высшими вельможами не ели меч особо назначенные для этого «меченосцы». Наряду с длинным обоюдоострым мечом сохранился и широкий «скрамасакс» с одним лезвием. Копья вплоть до XI в. использовались в качестве метательного оружия. Праща уже считалась второстепенным оружием, а топоры совершенно утратили свое боевое назначение и использовались только как вспомогательное рабочее орудие.

В устройстве различных видов наступательного оружия с начала XIII в. (не считая постановлений о турнирном оружии) произошли следующие изменения: из двух видов рыцарского оружия -- копья (дротика) и меча -- первое стало исключительно ударным. Поэтому длина копья была значительно увеличена (до 8 и даже 10 футов), а древко усилено. Чтобы с ним справляться, требовалась немалая физическая сила. Для уравновешивания копья к его пятке приделывалась тяжелая металлическая оправа, а к тому месту, где его держали,-- особый щиток для защиты рук (ср. рис. 281). Сохранился обычай украшать копья отличительными цветными значками, вместо которых позднее стали использовать гербовые знаки. На верхнем конце копья нередко располагались золотые украшения, а по обточенному древку шла роспись. О подобных украшениях часто упоминают поэты того времени.

Меч стал длиннее и нередко достигал 4 футов, зато его ширина уменьшилась. Поперечник, служивший для отражения ударов, также стал длиннее, крепче и разнообразнее по форме. Иногда его концы были загнуты вверх к рукояти, иногда вниз к клинку или расширялись постепенно. К оконечностям поперечника часто приделывались большие головки. Рукоять меча делалась разнообразной формы -- чаще всего четырехгранной или витой. Головка на ней тоже увеличилась соответственно с прочими частями. Рукоять меча по-прежнему украшалась роскошно.

Наряду с древним обычаем давать мечам особые наименования в начале XIII в. появилась традиция вырезать на клинках мечей разные изречения и девизы.

С превращением копья в самостоятельное ударное оружие большого размера метательное копье (или дротик) утратило прежнее значение рыцарского боевого оружия. Остальные виды наступательного оружия -- топор, палица (или булава) и праща -- сохранили прежний вид, причем палица была приспособлена только для турнирных состязаний.

Глава V. Куртуазность

«Было, однако, в эту эпоху одно чувство, которое явно модернизировалось. Это любовь. В обществе, где ценились прежде всего мужественность и воинственность, как это было в собственно феодальную эпоху, большая изысканность отношений между полами граничила с отношениями дружбы между мужчинами». Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. -- М., 1992, стр. 327 Брак был главным полем сражения за революционизацию не только нравов, но и всего мира эмоций. Требовать самоценности чувства, претендовать на то, что между полами могут существовать иные отношения, кроме тех, которые диктуются инстинктом, силой, интересом и конформизмом, это было, конечно, настоящее обновление. А то, что это сражение развернулось в душах людей благородного сословия именно на Юге, что гут удивительного! Южная аристократия была более культурной, более тонко чувствующей, чем варвары-феодалы Севера; однако в мире, где все технические новшества появились и распространялись прежде всего на Севере, южная аристократия все более утрачивала свое первенство и испытывала возрастающую тревогу.

С конца XI в. в феодальных дворах южной Франции расцветают своеобразная культура и куртуазный быт, создаются новый стиль жизни и новая поэзия трубадуров. Но эта поэзия похожа на науку. «Поэты-министериалы, воспевающие высокопоставленных дам, знакомы не только с мотивами народной поэзии и Овидием. Им известны схоластические различения, их занимают философско-богословские проблемы, хотя и увлечены они весёлой наукой любви. Трубадурам не чужда мистика, основные идеи которой они применяют не к жизни души в Боге, а к жизни ее в прекрасной даме». Карсавин Л.П. Культура средних веков. -- Киев, 1995, стр. 169 Мотивы народной поэзии и глубокие душевные переживания выливаются в заимствуемые формы, а эти формы творчески переплавляются в новые, художественные, для того, чтобы внешне быть воспринятыми немецким миннезангом, более глубоким и непосредственным в своей лирике.

Готфрид Страсбургский рассказывает тянущемуся за рыцарством городскому патрициату о чарах куртуазной любви.

«Поэт требует у неба прекраснейших звезд, у земли величайших наслаждений". До XII в. на брак смотрели практически: в жене искали не друга и возлюбленную, а здоровую хозяйку и любовницу, ждали от нее хорошего приданого. Брачную любовь понимали грубо-элементарно или относились к ней с осуждением, видя в ней уступку греховной природе. Вне брака любовь сводилась к чувственному наслаждению, и рыцарь искал себе любовниц среди своих крепостных. С XI. он уже с вожделением взирает на жену своего товарища, а в феодальном обществе женщины становятся законодательницами хорошего тона и музами поэтов. «Поэт-министериал, почерпая вдохновение в античности и неистребимом вечно живом очаровании стихийной весенней любви, отраженной народною песнью, чеканит новые формы любви почтительного служения высокопоставленной даме. Недоступная, она возносится на пьедестал богини, у подножия которого певец, забывая о ней, лелеет свое чувство любви, неустанно любуясь им». Там же, стр. 170 Любовь становится тоньше и женственнее, и в произведениях искусства идеал красоты приобретает нежность, томность и мягкость. И в эти новые формы выливается любовь рыцаря, сочетающего жажду героических подвигов со служением прекрасной даме. Жажда подвигов вырождается в искание приключений и увлечение новыми фантастическими рыцарскими романами. В поэзии трубадуров любовь становится условной, превращаясь в этикет. Она по-прежнему не связана с браком, а течёт параллельно ему, воодушевляя и углубляя душевную жизнь. Но она не может не перерождать и семейного идеала. "Бедный Генрих" по любви женится на своей крестьянке, ради него готовой отдать жизнь. Разница положения не мешает идиллической любви графского сына Галерана к прекрасной Фресн, и неожиданно обнаружившееся высокое происхождение Фресн оправдывает в глазах читателей романа неравный брак.

В рыцарской культуре возникает культ дамы, бывший необходимым элементом куртуазности, придававшей исключительное значение любви как чувству, возвышающему человека, пробуждающему в нем все лучшее, вдохновляющему на подвиги. Эта любовь, горячая и земная, но в то же время поэтическая и идеализированная, бросала открытый вызов церковному аскетизму. Она вдохновляла авторов рыцарских романов и трубадуров, поэтов-рыцарей, появившихся в Провансе в конце XI в. В XII в. поэзия поистине становится «повелительницей» европейской словесности. Из Прованса увлечение ею распространяется в другие страны. На севере Франции появляются труверы, в Германии -- миннезингеры, куртуазная поэзия расцветает на Пиренейском полуострове.

Любовное служение стало своего рода «религией» высшего круга. Не случайным представляется и то совпадение, что в это же время в средневековом христианстве на первый план выдвигается культ девы Марии. Мадонна царила в небесах и сердцах верующих, подобно тому как дама царила в сердце влюбленного в нее поэта-рыцаря.

При всей своей привлекательности идеал куртуазности далеко не всегда воплощался в жизнь. С упадком рыцарства он становится элементом модной игры. На излете средневековья усиливается моральное осуждение рыцарства, цеплявшегося за чисто внешние проявления этикета, рыцарская честь уступала место выгоде, а рыцари подчас превращаются в объект насмешек, рыцарский роман вырождается в пародию.

Как бы то ни было, но куртуазная любовь, поднявшись над протестом и бунтом, смогла найти изумительное равновесие души и тела, сердца и ума, влечения пола и чувства. Возвысившись над словесной мишурой и ритуалом, делавшим ее феноменом эпохи, поднявшись над манерностью и заблуждениями куртуазной схоластики и, конечно, над нелепостями новых трубадуров, она остается нетленным даром. Этот дар из числа тех, которые творит культура мира, пробуя множество преходящих форм; вся эта культура созидает чувственный мир человека. Говорить об этом бессмысленно, нужно просто прочесть:

Хотите услышать, сеньоры, прекрасную повесть о любви и смерти?

а) Особенности куртуазной любви

Куртуазную любовь отличал ряд особенностей. Прежде всего, это была тайная любовь, поэт избегал называть свою даму по имени. Куртуазная любовь - любовь тонкая, изысканная, в отличие от чувственной, глупой любви. Она должна была выглядеть трепетным обожанием. Именно в такой призрачной любви находили высшую меру радости. Но не следует преувеличивать платонизм куртуазной любви, в лучших любовных песнях того времени звучит горячее человеческое чувство.

Поэтических текстов, созданных в ту эпоху, чрезвычайно много, и сегодня, конечно, уже никто не знает, кто были авторы большего числа их, но среди поэтов бесцветных появлялись и запоминающиеся фигуры с яркой индивидуальностью. Наиболее известными трубадурами были трепетный Бернарт де Вентадорн, пылкий Гираут де Борнейль, суровый Маркабрюн, рассудительный Пейролъ, мечтательный Джауфре Рюделъ.

В Провансе существовало множество форм куртуазной поэзии, но к наиболее распространенным относились кансона, альба, баллада, пасторела, тенсона, плач, сирвентес.

Кансона («песня») в повествовательной форме излагала любовную тему:

В час, когда разлив потока

Серебром струи блестит,

И цветет шиповник скромный,

И раскаты соловья

Вдаль плывут волной широкой

По безлюдью рощи темной,

Пусть мои звучат напевы!

От тоски по вас, Далекой

Сердце бедное болит.

Утешения никчемны,

Коль не увлечет меня

В сад, во мрак его глубокий,

Или же в покой укромный

Нежный ваш призыв, - но где вы?!

(Джауфре Рюделъ)

Альба («утренняя заря») посвящалась земной, разделенной любви. В ней рассказывалось о том, что после тайного свидания влюбленные расстаются на заре, и о приближении утренней зари их предупреждает слуга или друг, стоящий на страже:

Молю тебя, всесильный, светлый Бог,

Чтоб друг живым уйти отсюда мог!

Да бодрствует над ним твоя десница!

С зари вечерней здесь свиданье длится,

И близок час рассвета…

Мой милый друг! Я с вечера не спал,

Всю ночь я на коленях простоял:

Творца молил я жаркими словами

О том, чтоб снова свидеться мне с вами.

А близок час рассвета.

(Гираут де Борнейль)

Баллада в то время обозначала плясовую песню:

Все цветет! Вокруг весна!

- Эйя! -

Королева влюблена,

- Эйя! -

И, лишив ревнивца сна,

- Эйя! -

К нам пришла сюда она,

Как сам апрель, сияя.

А ревнивцам даем мы приказ:

Прочь от нас, прочь от нас!

Мы резвый затеяли пляс.

(Безымянные песни)

Пасторела - песня, в которой рассказывалось о встрече рыцаря и пастушки:

Встретил пастушку вчера я

Здесь, у ограды блуждая.

Бойкая, хоть и простая

Мне повстречалась девица.

Шубка на ней меховая

И кацавейка цветная,

Чепчик - от; ветра прикрыться

К ней обратился тогда я:

- Милочка! Буря какая

Нынче взметается злая!

-Дон!-отвечала девица,

Право, здорова всегда я,

Сроду простуды не зная, -

Буря пускай себе злится!..

(Маркабрюн)

Плач - песня, в которой поэт тоскует, оплакивает свою долю либо скорбит о смерти близкого человека:

Нет, не вернусь я, милые друзья,

В наш Вентадорн: она ко мне сурова.

Там ждал любви - и ждал напрасно я,

Мне не дождаться жребия иного!

Люблю ее - то вся вина моя,

И вот я изгнан в дальние края,

Лишенный прежних милостей и крова...

(Бернарт де Вентадорн)

Тенсона - стихотворный спор, в котором принимают участие либо два поэта, либо поэт и Прекрасная Дама, поэт и Любовь:

Я велел с недавних пор

Сердцу моему молчать,

Но Любовь со мною спор

Не замедлила начать:

- Друг Пейроль, решили, знать,

Распрощаться вы со мной,

Да и с песнею былой?

Что ж, бесславный ждет удел

Тех, кто сердцем охладел!

- Ах, Любовь, на ваш укор

Мне не трудно отвечать:

Долго Донны светлый взор

Я готов был воспевать,

Но в награду мог стяжать

Только боль обиды злой,

Дайте ж наконец покой!

Я роптать на вас не смел,

Но уж песни-то отпел!

(Пейроль)

Сирвентес - песня, в которой поднимаются уже социальные вопросы, главный из которых: кто больше достоин любви - учтивый простолюдин или бесславный барон?

- Перигон? Порой бесславно

Жизнь ведет свою барон,

Он и груб и неумен,

А иной виллан бесправный

Щедр, учтив, и добр, и смел,

И в науках преуспел.

Что Донне можете сказать:

Кого из этих двух избрать,

Когда к любви ее влечет?

- Мой сеньор! Уже издавна

Был обычай заведен

(И вполне разумен он!):

Если Донна благонравна,

С ровней связывать удел

Тот обычай повелел.

Как мужику любовь отдать?

Ведь это значит потерять

И уваженье и почет...

(Дальфин и Перигон)

Наличие в провансальской поэзии таких форм, как тенсона, сирвентес и плач, свидетельствует о том, что хотя любовная тема и занимала в ней господствующее положение, она не являлась единственной. Трубадуры охотно откликались на злобу дня, касались в своих песнях вопросов политических и социальных.

За ними последовали немецкие миннезингеры - «певцы любви». Однако в их поэзии чувственный элемент играл меньшую роль, нежели в поэзии романской, и скорее преобладал морализаторский оттенок, например:

Те времена прошли давно

Царили в мире заодно

Любовь и добродетель.

Все в грех теперь погружено

Когда-то, Бог свидетель,

Любить грешно и жить грешно.

Губительный владетель,

Грех греху радетель..

Творчество трубадуров, труверов, миннезингеров можно назвать первым великим расцветом европейской лирики, за которым последовал еще более могучий расцвет, порожденный эпохой Возрождения.

б) Рыцарский куртуазный роман

В XII в. возник новый литературный жанр - рыцарский роман. Создание романа предполагает не только вдохновение и особое творческое восприятие мира, но и обширные знания. Авторами были чаще всего ученые люди, пытавшиеся примирить идеалы куртуазности и всеобщего равенства перед Богом с реальными придворными обычаями и нравами эпохи; идеалы куртуазности являлись своеобразным протестом против не очень поэтичной повседневности. Эта специфическая мораль рыцарства была утопична, но именно она была отражена в романе.

Первые романы появились во Франции, в англо-нормандской культурной среде, как своеобразный сплав кельтских эпических преданий, позднеантичных латинских пересказов Гомера, Вергилия, Овидия, увлекательных рассказов крестоносцев о неведомых странах и провансальских куртуазных песен.

Одним из создателей рыцарского романа был Кретьен де Труа (30-90-е гг. XII в.). Сюжеты его многочисленных произведений прочно вошли в арсенал европейской словесности, но наиболее знаменит «Ивейн, или Рыцарь со львом». Сюжет и герои романа связывают его с британским циклом о короле Артуре, сенешале Кее, королеве Геньевре, рыцарях Ивейне, Ланселоте и других. Важной приметой того мира, в котором живут и действуют герои, является переплетение реалистических и фантастических элементов. По описанию турниров, многолюдных охот, осад можно составить представление о быте обитателей средневековых городов и замков, его праздничности; вместе с тем чудесное встречается в романе на каждом шагу (вся природа заколдована и населена загадочными существами) и, передается через будничное, обыденное. Мир, созданный фантазией Кретьена де Труа, - воплощение рыцарственности, и действия героев, живущих в этом мире, направлены на совершение подвига, «авантюры». При этом не любовь толкает рыцаря на «авантюру», хотя любовь к даме играет в романе олень большую роль, ибо способность к любви - непременное качество настоящего рыцаря, - им движет страсть к приключениям, в ходе которых он оттачивает воинское мастерство, воспитывает волю, демонстрирует мужество. В то же время в романе «Ивейн» Кретьен показал, что сам по себе подвиг бессмыслен, что «авантюры» непременно должны быть внутренне исполнены смысла, целенаправленны: это защита оклеветанной дамы, спасение родственников друга, избавление от костра девушки. Благородство и самоотречение Ивейна иносказательно подчеркнуто в романе его дружбой со львом, царем зверей, спасение которого является определяющим в формировании характера героя. И показательно, что не воинские свершения, а полезные целенаправленные действия приводят героя к нравственному совершенству, делая его истинным рыцарем, не только смелым и ловким, но и обладающим душевной широтой и благородством.

Еще более сложные приемы раскрытия человеческого характера использовались Кретьеном де Труа в «Повести о Граале», где подвиг «повышенной трудности» обрекает героя на аскетизм. Но это совсем не христианская аскеза ради грядущего собственного спасения, глубоко эгоистическая по своим внутренним побуждениям, а величайшая собранность и целеустремленность. Персиваль покидает свою подругу, движимый не мистическим религиозным порывом, а сложным комплексом чувств, где скорбь о брошенной матери и желание помочь дяде Королю Рыболову занимает одно из первых мест. Королевство же Грааля помещено в некоторую топографическую неопределенность, ибо оно везде, где есть подлинная рыцарственность, где в чести справедливость и доброта, скромность и мужество, и нигде, коль скоро эти высокие нравственные качества отсутствуют.

Совершенно иная тональность у другого прославленного романа Средневековья - «Тристана и Изольды», в основу которого легли ирландские сказания о несчастной любви двух молодых прекрасных сердец. В сюжете романа отсутствует рыцарская «авантюра» и на первый план выдвинут неразрешимый конфликт между индивидуальными побуждениями героев и общепринятыми нормами. Пагубная страсть юноши Тристана и королевы Изольды толкает их на попрание вассального и супружеского долга, на цепь притворств и обманов. Поэтому общая тональность книги приобретает трагический оттенок: герои гибнут не под ударами более сильных противников, они становятся жертвой судьбы, рока. И если в куртуазной лирике трубадуров конфликт между силой большого чувства и его незаконностью намеренно снимался, то в рыцарском романе акцент делался на том, что подлинная любовь неизбежно незаконна, а потому трагична.

И в романе о Тристане и Изольде, и в произведениях Кретьена де Труа не было полного слияния с идеологией рыцарства; мировоззрение авторов оказывалось шире, демократичней и гуманней узкой сословной идеологии.

Все эти наивные рассказы о зловредных великанах, справедливых королях, мудрых отшельниках, великодушных рыцарях, о любви светлой и самоотверженной отразили определенный этап самосознания рыцарства и передали следующим эпохам высокое представление о человеческом долге, о чести, благородстве, бескорыстии, подвижничестве, о сострадании, т.е. о том, что стало называться трудно определимым, но всем понятным словом «рыцарственность».

Заключение

В своём реферате я попыталась рассказать о рыцарстве как одном из самых загадочных понятий средневековья и вообще истории человечества. На мой взгляд, невозможно было обойти вниманием ни становление рыцарства как закрытого сословия, ни жизни, ни других отличительных черт.

Не зря же, спустя несколько сот лет, мы всё чаще обращаемся к образам войнов средневековья в качестве примеров поведения и отношения к даме.

Стоит удержаться от слепого копирования, но везде есть свои рациональные зёрна. Возможно, спустя ещё 500-600 лет, кто-то будет вспоминать о нашей культуре и ставить её в пример своим потомкам.

Список литературы:

1. Кардини Ф. Истоки средневекового рыцарства. -- М., 1960.

2. Вейс Герман. История цивилизации: архитектура, вооружение, одежда, утварь: Иллюстрированная энциклопедия в 3-х томах. «Тёмные века» и Средневековье (IV-XIVвв). Т.2.- М.: ЗАО Изд-во ЭКСМО-Пресс, 1999.

3. Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. -- М., 1992.

4. Карсавин Л.П. Культура средних веков. -- Киев, 1995.

5. Элита и этнос средневековья. -- М., 1995.

6. История западноевропейской литературы. Средние века и Возрождение: Учеб. для филол. спец. вузов / М. П. Алексеев, В. М. Жирмунский и др. - М.: Высшая школа, Издательский центр «Академия», 1999.

7. Культурология: Учеб. пособие / Отв. редактор А. А. Радугин. - М.: Центр, 2000.-