Начало духовного подъема на Руси во II половине XIV

Начало духовного подъема на Руси во II половине XIV в. Св. митрополит Алексий, его церковная и государственная деятельность. Выдающаяся роль св. Алексия в деле объединения Руси вокруг Москвы. Новые попытки Ольгерда Литовского и Казимира III Польского изъять своих православных подданных из юрисдикции митрополитов всея Руси. Митрополиты Литовско-Русские Роман и Киприан. Митрополит Галицкий Антоний.

Время святительства св. митрополита Киевского и всея Руси Алексия, Московского чудотворца, -- это необычайно важная в истории Русской Церкви и Русского государства эпоха. Эпоха эта ассоциируется в нашем сознании с деятельностью трех наших великих соотечественников, причтенных к лику святых. Будучи святыми Русской Православной Церкви, они в то же время внесли исключительный вклад и в созидание Российской государственности. Без их подвига невозможно было бы объединение Руси вокруг Москвы и создание могущественного, централизованного Российского государства. Это, в первую очередь, святитель Алексий, который был устроителем церковной жизни на Руси во II половине XIV в. Во-вторых, это святой благоверный князь Димитрий Донской: при нем Москва стала бесспорным центром объединения Руси, а Куликовская битва показала, что монголо-татар можно побеждать и можно, в конце концов, добиться свержения ига Золотой Орды. А основой этого процесса освобождения от татарского ига и созидания Российской державы стал исключительный по масштабу духовный подъем, в центре которого лежал молитвенный подвиг третьего крупнейшего святого этого времени -- преподобного Сергия Радонежского. Именно Радонежский игумен способствовал возрождению того православного духовного начала в жизни русского народа, без которого он так никогда бы и не осмелился подняться с колен и стряхнуть с себя иго поработителя-татарина.

Святитель Алексий родился около 1300 года в семье боярина Феодора Бяконта, представителя родовитой черниговской фамилии, который вместе со своей женой Марией перебрался из разоренной татарами Черниговщины в набиравшую силу Москву, ко двору св. князя Даниила Александровича. Вновь на примере святого Алексия мы видим, как западно-русские выходцы в это время трудятся ради единства Русской земли и Русской Церкви. Феодор Бяконт стал впоследствии родоначальником многих знатных русских фамилий: Плещеевых, Бяконтовых, графов Игнатьевых и прочих. Боярин пользовался такой благосклонностью св. князя Даниила, что крестным отцом одного из его многочисленных сыновей, нареченного Симеоном-Елевферием, стал молодой княжич Иоанн Данилович, будущий Калита. Впоследствии крестного и крестника связывали тесные узы дружбы. Уже в молодые годы Елевферий (в древне-русской транскрипции -- Алферий), получивший блестящее образование и даже знавший греческий язык, проявил склонность к монашеству. В двадцатилетнем возрасте он стал монахом в Богоявленском монастыре, что в Китай-городе. Обитель эта впоследствии стала местом упокоения Феодора Бяконта и его многочисленных потомков, почитавших за честь быть ктиторами Богоявленского монастыря. Свыше двадцати лет провел будущий святитель простым монахом в этой московской обители. Он обращал на себя внимание своими аскетическими подвигами, отличался воздержанием. Здесь же он продолжал совершенствовать свое образование. О молодом подвижнике узнали великий князь Симеон Гордый и митрополит Феогност. Он был вопреки своему желанию и устремлению к тихой монашеской жизни приближен ко двору, чему немало способствовало его знатное происхождение. Около 1340 г. Феогност сделал Алексия своим митрополичьим наместником во Владимире. А когда в 1350 г. Первосвятитель заболел, он принял решение ходатайствовать перед патриархом Константинопольским о поставлении Алексия на митрополию в случае своей кончины. Ставший горячим патриотом Руси и приверженцем объединительного курса Московских князей Феогност тем самым хотел обеспечить продолжение уже четко оформившегося к тому времени союза между великокняжеской властью и митрополией всея Руси. Не дожидаясь ответа из Царьграда, Феогност совершил в 1352 г., незадолго до своей кончины, хиротонию Алексия во епископа Владимирского. Поскольку к этому времени во Владимире уже более полувека не было собственных архиереев, а город с прилежащей областью входил в митрополичий округ, такая титуляция Алексия должна была свидетельствовать о том, что как викарий митрополита он является его официальным преемником.

Голубинский объяснял поставление Алексия на Владимирскую кафедру таким образом: это будто бы было сделано на случай поставления какого-либо другого митрополита, который в таком случае, при наличии во Владимире своего архиерея, был бы принужден жить в Москве. Однако, подобная постановка вопроса представляется несколько упрощенной. Добиться союза митрополита и великого князя столь примитивной хитростью едва ли было возможно. Феогносту нужна было именно конкретная личность, способная продолжить его дело. И он сделал все для того, чтобы поднять авторитет Алексия в глазах Константинополя и убедить патриарха поставить в митрополиты именно его. Посольство Феогноста вернулось в Москву, привезя весть о согласии на поставление Алексия в митрополиты, в 1353 г., когда уже не было в живых ни самого Феогноста, ни великого князя Симеона, умерших от чумы. Великим князем стал Иоанн Иоаннович Красный (1353-1359 гг.). Он отправил Алексия в Царьград на поставление. Здесь его, однако, продержали около года, долго не решаясь поставить в митрополиты. Алексия испытывали. По официальной версии -- в плане духовно-нравственном. Но скорее всего, на предмет лояльности по отношению к грекам. Кроме того, утвердив Алексия на митрополичьей кафедре, его поставили под весьма строгий контроль со стороны Патриархии. Ему вменялось в обязанность раз в два года являться в Константинополь для отчета о своей деятельности. На Русь был также отправлен экзарх -- диакон Георгий Пердика, -- который должен был также держать под контролем дела Русской Церкви.

Уже ощущалось, что церковная зависимость от Константинополя для Русской Церкви, вполне созревшей к середине XIV в. для своей автокефалии, становится фактором неблагоприятным. Если в период раздробленности независимые от русских князей греки-митрополиты много содействовали объединению Руси в смысле духовном, то теперь, когда начался процесс государственного объединения Руси, греческое влияние становилось его тормозом, так как в Константинополе стремились учитывать в первую очередь свои собственные интересы, а не русские. Если бы на кафедре оказался какой-либо архиерей, равнодушный, в отличие от Феогноста, к делам Руси, это могло бы привести к печальным для Руси последствиям. Очень скоро это ярко проявится в случае с митрополитом Исидором, который в интересах гибнущей Византии втянет Русскую Церковь в авантюру с Флорентийской унией. Поэтому вполне объяснимо стремление русских видеть на митрополичьей кафедре в столь ответственное время своего соотечественника. Однако и греки отчаянно пытаются сохранить свое влияние на Русскую Церковь, дабы извлечь максимум выгоды в годы, когда судьба Византии «висит на волоске». Отсюда обострение противоречий между русскими и греками при поставлении митрополитов на Киево-Московскую митрополию в XIV-XV вв. К этому примешивается и еще одна проблема -- стремление Литовских князей к созданию независимой от Москвы митрополии на подвластных Литве землях Руси. И в этом направлении греки также действуют, прежде всего оценивая политическую выгоду от союза с Литовским князем.

По этой причине в Константинополе во время пребывания там св. Алексия произошел весьма неприятный для новопоставленного митрополита и опасный для Русской Церкви эпизод, связанный с появлением нового ставленника Ольгерда Литовского -- Романа. Последний происходил из рода Тверских князей и был свояком Ольгерда, женатого на княжне-тверитянке Иулиании. Князь Литовский, который извлек полезный урок из неудачной аферы с Феодоритом, решил повторить попытку изъятия своих православных подданных из Московской юрисдикции. Ольгерд убеждал Царьград посвятить Романа в митрополиты для Литвы, обещая взамен принять Православие и крестить всех литовцев. Перспектива политического союза с могущественным князем и его щедрые подношения сделали в Константинополе свое дело. Роман был поставлен в митрополиты Литовские еще во время пребывания Алексия в Царьграде. Но к этому времени Алексий, к счастью, уже был поставлен на Киевскую кафедру. Иначе Ольгерд имел бы возможность интриговать в плане поставления Романа митрополитом Киевским и всея Руси. Это было вполне реально, учитывая сколь оппозиционно по отношению к Москве были тогда настроены некоторые княжества Северо-Восточной Руси, в первую очередь, Тверское. Новое разделение Русской Церкви оказалось также возможным и в силу продолжавшегося в Византии противостояния паламитов и варлаамитов. Последние активно поддерживали Романа. Он получил под свое начало те же епархии, которые входили в состав Литовской митрополии при Гедимине: Туров, Полоцк и Новогрудок. Тем не менее, Роман претендовал на Киев, рассчитывая утвердиться в нем с помощью Ольгерда. Но в Константинополе все же определили иначе: святитель Алексий сохранил за собой Киев и титул митрополита Киевского и всея Руси.

После поставления на Русь двух митрополитов оба они какое-то время еще пребывали в Константинополе. Здесь Алексий и Роман весьма поиздержались, давая взятки сребролюбивым грекам. В связи с этим произошел любопытный эпизод: оба митрополита обратились за деньгами в Тверь. Очевидно, Роман, будучи выходцем из Тверского княжеского дома, надеялся на положительный ответ земляков. Это могло быть впоследствии использовано им в плане утверждения своей юрисдикции над Тверью. Но тверичи политическую борьбу между Тверью и Москвой не смешивали с вопросами церковной жизни. Деньги они послали Алексию, которого и признали своим законным митрополитом. Роман не оставил попыток выйти за пределы очерченных ему узких рамок Литовской митрополии. Вскоре он предпринял попытку явочным порядком утвердиться в Киеве. Резидируя здесь, он мог претендовать на преемство от митрополитов всея Руси, а заодно и на все епархии Русской Церкви, которые находились на территории Литовского княжества, но были отнесены к юрисдикции св. Алексия. Однако, «не прiяша его кiяне». Но домогательства Романа продолжались. Этому благоприятствовало то, что в 1355 г. в Константинополе императором вместо низложенного Иоанна VI Кантакузена вновь стал Иоанн V Палеолог. Патриарха Филофея сменил Каллист. Роман, надеясь на пересмотр своего статуса, в 1356 г. снова прибыл в Царьград. Сюда же был вызван и Алексий. Однако, у Алексия была грамота на Киевскую и всея Руси митрополию, поэтому его статус был не оспорим. Но все же Роману удалось оттягать у Алексия епархии Галицко-Волынской земли: Владимирскую, Луцкую, Холмскую, Перемышльскую и Галицкую. Это, тем не менее, не удовлетворило Романа. Он уехал из Константинополя обиженный, не простившись с патриархом. В 1356 г. Роман самовольно прибыл в Киев и утвердился здесь, очевидно, не без помощи Ольгерда. Роман совершал здесь богослужения и хиротонии. А когда Ольгерд завоевал Черниговское княжество и подчинил своей власти Брянск, Роман присвоил себе главенство и над Брянско-Черниговской епархией. Ненависть Романа к святителю Алексию была столь велика, что по его наущению литовцами была разорена митрополичья вотчина св. Алексия -- город Алексин на Оке (ныне в Тульской области).

Св. Алексий жаловался на Романа в Константинополь, но особого успеха это не возымело. Когда же Алексий в 1358 г. лично приехал в Киев, он был арестован по приказу Ольгерда, его казна разграблена, а сам святитель едва сумел спастись бегством. По этой причине Алексий более не посещал православных епархий на территории Литовского княжества. Это позднее дало повод Ольгерду выставлять в качестве аргумента в пользу независимой от Москвы митрополии мнимое нерадение св. Алексия о западных епископиях.

Вскоре, в 1360 г., Роман предпринял ответный демарш, прибыв в родную Тверь. Однако, Тверской епископ Феодор не принял его, хотя Тверские князья, враждебные Москве выказали Роману дружественные чувства. Распря между Алексием и Романом превращалась в продолжительную церковную смуту. Увы, она постепенно, но неуклонно приучала русских людей к мысли о возможности разделения единой Русской Церкви и последующего бытия двух независимых друг от друга митрополий Московской и Литовской. Наконец, в дела Русской Церкви решил вмешаться патриарх Каллист, который послал на Русь двух своих клириков для расследования причин конфликта. Но их помощь не понадобилась: в 1361 г. распря двух иерархов закончилась со смертью Романа.

Подводя итог этой очередной попытке Литовского князя создать независимую от Москвы митрополию, патриарх Каллист объявил Ольгерду, чтоне будет по смерти Романа ставить ему преемника: было слишком очевидно, сколь пагубны для судеб Русского Православия устремления Литовского государя. Впрочем, и сам Ольгерд имел возможность убедиться, как мало сочувствия его церковная политика находит среди его православных подданных: Романа практически не признавала даже Русь Литовская. Поэтому Ольгерд примирился с Алексием, но поставил условием признания его Предстоятелем единой Русской Церкви переезд митрополита в Киев. Впрочем, это заведомо невыполнимое условие скорее было, что называется, «хорошей миной при плохой игре». Карташев считал, что Ольгерд провоцировал тем самым новые обвинения против митрополита Алексия на случай возможных в будущем требований к Константинополю восстановить Литовско-Русскую митрополию.

Филофей, вновь ставший в 1362 г. патриархом после низложения Каллиста, хотя и был ранее вынужден уступить требованию Ольгерда поставить Романа митрополитом на Литву, теперь думал загладить свою вину перед св. Алексием. Филофей в 1364 г. издал акт, который объявлял Русскую Церковь неделимой на вечные времена, при всех последующих преемниках святителя Алексия. Однако, привести его в исполнение уже было невозможно. Патриаршая грамота дошла до нас в перечеркнутом виде, с пометкой о признании акта недействительным. И хотя окончательное разделение Русской Церкви на две митрополии произойдет лишь спустя почти столетие, но уже в правление митрополита Алексия обозначилось со всей очевидностью, что в создавшейся политической ситуации это разделение неминуемо должно случиться. К противостоянию Москвы и Литвы в борьбе за наследие Киевской Руси добавлялась агония гибнущей Византии, судорожно цеплявшейся за любую возможность продлить свое бытие. На все эти обстоятельства наслаивалась также вполне различимая тенденция Рима использовать клубок восточно-европейских противоречий для реализации своих экспансионистских планов.

Но на этом рациональном фоне политических событий II половины XIV столетия мы не можем не видеть закономерностей духовно иррациональных. В русском народе и Русской Церкви наметился духовный подъем, что было ответом на ужасы и испытания периода татарского ига. И как только это духовное, а вслед за ним и государственное возрождение Руси обозначилось, а во главе Русской Церкви встали такие великие святители, как Петр и Алексий, почти мгновенно последовала реакция ополчившихся сил зла. Взлет святости, начавшийся со времени преподобного Сергия и святителя Алексия, не мог не вызвать против себя борения духовного. И частью его стали непрекращающиеся попытки расколоть единство Русской Церкви.

И тем не менее, несмотря на столь сложную обстановку, святитель Алексий продолжает дело возрождения православной духовности на Русской земле, начатое его предшественниками. Во время его святительства Москва окончательно обретает статус духовного центра Северо-Восточной Руси, что немало способствовало и государственному объединению русских земель вокруг Московского княжеского дома. И хотя лишь при поставлении св. Алексия на митрополию в Константинополе был юридически оформлен акт перенесения Первосвятительской кафедры из Киева во Владимир, на деле уже можно было говорить об окончании короткого Владимирского периода русской церковной истории: митрополиты со времени св. Феогноста прочно обосновались в Москве. Трудами св. Алексия за Москвой был окончательно закреплен авторитет нового церковного центра Руси. Не последнюю роль при этом сыграло то обстоятельство, что Первосвятитель стал, согласно духовной великого князя Симеона Гордого, попечителем его братьев -- князей Иоанна Красного и Андрея. По смерти же Иоанна (правил в 1353-1358 гг.) Алексий становится опекуном малолетнего сына и преемника великого князя -- Димитрия Иоанновича, -- будущего Донского, героя Куликовской битвы. Это был беспрецедентный случай, когда Предстоятель Русской Церкви стал фактически главой Русского государства. Подобное стало возможным благодаря небывало высокому авторитету, который имела Церковь на Руси в это тяжелейшее время, ибо в ней народ видел главный залог единства. Русь воскресала из небытия в эти годы именно как православная держава, как Святая Русь.

И в то же время, несмотря на исключительное положение святого Алексия как правителя-регента при князе-отроке Димитрии Иоанновиче, смешения государства и Церкви, подмены одного другим не произошло. Православие дало Руси счастливую возможность избежать клерикализма в западном духе и реализовать на практике идею подлинной симфонии государства и Церкви. Причем, тяготы и страдания Руси в период татарщины позволили в значительной степени преодолеть соблазн возвышения одного начала над другим. Мудрость и святость митрополита Алексия проявились в том, что он не воспользовался слабостью государственной власти для того, чтобы возвысить над ней Церковь. Святитель помнил слова Спасителя: «Царство Мое -- не от мира сего», которые св. Алексий поставил во главу угла своей деятельности на благо Церкви и государства. К сожалению, уже очень скоро, как только Русь минует критическую фазу своей истории и начнет стремительно возвышаться, государство Русское, окрепнув благодаря Церкви, проявит тенденцию к нарушению этой симфонии.

Святитель Алексий служил верой и правдой Московским князьям, но отнюдь не как их царедворец. Убеждение в том, что им суждено стать той силой, которая объединит Русь, лежало в основе деятельности митрополита. Св. Алексий понимал: если Русь не станет великой и свободной от Орды и Литвы державой, она потеряет не только государственность, но, неминуемо, и православную веру. Интересы Церкви и государства в этом историческом промежутке сошлись как никогда тесно.

Примером того, как послужил на благо Церкви и Отечества митрополит Алексий, являются его взаимоотношения с ханами Золотой Орды, в которых проявились и духовно-нравственная высота святителя, и его блестящие политический и дипломатический таланты. Общеизвестна история исцеления св. Алексием в 1357 г. Тайдулы, жены Ордынского хана Джанибека. Последний обратился к Московскому князю с просьбой прислать великого святителя к нему в Орду, пределов которой уже достигла слава о духовных подвигах молитвенника-митрополита. Джанибек, хотя и был мусульманином, в этой ситуации проявил типично языческий релятивизм в духе уже заметно иссякшей к этому времени традиции веротерпимости монголов. Впрочем, Джанибек свою просьбу сопроводил угрозой разгромить Русь в случае отказа митрополита помочь его ослепшей жене. Алексий едет в Орду, не зная что его ожидает. Если бы ханша не выздоровела, ему реально могла угрожать смерть. Но митрополит фактически жертвует собой ради того, чтобы отвести угрозу нового татарского нашествия на Русь. Молитва святителя, который, по слову Спасителя, возлюбил и врагов, исцелила больную ханшу. Алексий вернулся в Москву с почетом и подарком: ему был подарен татарский двор в московском Кремле. Подобные дворы имелись в каждом крупном городе Руси и являлись центрами административного контроля татар над русскими княжествами. Алексий избавил своим подвигом Москву от этого страшного символа ига. На месте двора в память о чуде исцеления, случившемся 6 сентября, святитель основал монастырь во имя Чуда святого архистратига Михаила в Хонех, в котором впоследствии и был, согласно своему завещанию, погребен (обитель уничтожена в 1930-х годах, мощи святителя Алексия впоследствии перенесены в Патриарший собор Богоявления в Елохове).

Вскоре Джанибек был убит своим сыном Бирдибеком, который сменил отца на ханском престоле. Отцеубийца похвалялся, что пойдет на Русь в поход, ибо не довольствовался той данью, которую она платила Орде до сих пор. Но даже этого изверга сумел укротить вновь приехавший в Орду Алексий. Проявив недюжинный талант дипломата и обаяв своей светлой личностью нового хана, митрополит получил от него ярлык в подтверждение прав Русской Церкви и изъявление отказа от намерения идти в поход на Русь.

Свою верность объединительной политике Московских князей митрополит Алексий засвидетельствовал и после того, как малолетством Димитрия Иоанновича Московского воспользовался князь Димитрий Константинович Суздальско-Нижегородский. Он добыл себе ярлык на великое княжение у свергнувшего Бирдибека хана Навруза. Однако за полвека, прошедшие со времени, когда Калита закрепил за Московским домом великокняжеское достоинство, уже успела окрепнуть в сознании русских людей идея единения Руси вокруг Москвы. То, что начиналось как личное дело Московских князей, уже стало всенародным чаянием. Поэтому за князя-ребенка мгновенно вступились его бояре и митрополит, душой болевшие за продолжение объединительной политики Московской династии. Великое княжение удалось вернуть Димитрию Иоанновичу уже к 1363 г. В этом была немалая заслуга святителя Алексия.

Авторитет Церкви еще не раз помогал сохранить политическую линию Москвы, столь нужную в это время. Так, святитель Алексий и преп. Сергий Радонежский помогли исключительно своим духовным авторитетом бескровно покончить с конфликтом, возникшим в Нижнем Новгороде. Здесь в 1365 г. власть узурпировал князь Борис Константинович, изгнавший своего брата Димитрия, того самого, который еще совсем недавно претендовал на великое княжение. Димитрий Константинович обратился за помощью к Москве, что способствовало упрочению ее лидирующего положения среди русских княжеств. Алексий тогда наложил на Нижний Новгород интердикт за непослушание законному князю. Прибывший в город преп. Сергий затворил в отлученном от Церкви городе все храмы. Авторитет св. Алексия и преп. Сергия был столь высок, что Борис мгновенно покаялся, и конфликт в Нижнем был улажен. В другой раз св. Алексий отлучил от Церкви Смоленского князя Святослава и некоторых других русских князей за клятвопреступление, нарушение союзного договора с Москвой и последующее участие в походе на Москву Ольгерда Литовского.

Однако, иногда союз митрополита и великого князя Московского оборачивался для св. Алексия большими трудностями. В частности, некоторая тень пала на митрополита после того, как в 1368 г. в Москве был вероломно взят под стражу шурин Ольгерда Тверской князь Михаил Александрович. Он был отпущен лишь после того, как целовал крест, обещая пребывать в союзе с Московским князем. Но Михаил нарушил клятву и бежал в Литву. Он спровоцировал поход Ольгерда на Москву, за что был отлучен св. Алексием. Это отлучение было подтверждено по просьбе митрополита и патриархом Каллистом. В то же время патриарх просил князей и митрополита примириться между собой. В конечном итоге этого удалось достичь.

Однако, одна недовольная сторона все же осталась при своем мнении. Ольгерд Литовский использовал любую возможность для того, чтобы очернить святителя Алексия перед лицом патриарха и вновь вытребовать для своего Литовского государства отдельного митрополита. Заваливая Константинополь жалобами на митрополита Алексия, вменяя ему в вину промосковскую ориентацию и небрежение к делам западно-русских земель. Причем, Ольгерд в 1371 г. требовал отдельного митрополита не только для Литвы, но и для всех других русских княжеств, которые находились в оппозиции Москве. Но, помня о нестроениях церковных, связанных с деятельностью Романа, в Константинополе не хотели идти навстречу пожеланиям Ольгерда.

Гораздо труднее дела обстояли с еще одним желающим оторвать от Русской Церкви часть ее епархий -- королем Польши Казимиром III Великим. Во II половине XIV в. он окончательно присоединил к своим владениям Галицию и часть Волыни. На этом основании король требовал восстановления Галицкой митрополии, независимой от юрисдикции святителя Алексия. При этом, посылая в Константинополь на поставление в митрополиты Галицкие своего кандидата -- Антония, -- Казимир утверждал, что это необходимо ради блага его православных подданных, так как дела церковные в Галиции пришли в упадок. Это было естественным следствием постигших Галицкую землю испытаний: сначала она подпала под власть Венгрии, а затем вошла в состав католической Польши и была практически изолирована от всей остальной Руси. Казимир лукаво изображал себя защитником интересов православных галичан и требовал восстановления «исторической справедливости», ссылаясь на то, что Галицкая митрополия существовала якобы «испокон веков». Свои требования король подкреплял нешуточной угрозой -- в случае невнимания к его пожеланию король обещал перевести всех православных галичан в католичество. Очевидно, этот аргумент был решающим. В 1371 г. Антоний был поставлен митрополитом Галицким. В его юрисдикцию вошли, помимо Галича, епархии Владимиро-Волынская, Перемышльская и Холмская.

Подобный пример, конечно же, не мог не вдохновить Ольгерда Литовского на новые притязания. После новых жалоб Ольгерда на Алексия патриарх прислал в Литовскую Русь для ознакомления с церковными делами иеромонаха Киприана, родом из элинизированных болгар (или, по другой версии, серба). Его целью было примирение Ольгерда с Алексием. Однако, честолюбивый Киприан повел дело так, что сумел убедить Филофея Константинопольского в невозможности мира между Литовским князем и митрополитом Алексием и необходимости ради блага Православия поставить на Литовскую Русь независимого от Москвы митрополита. Киприан привез из Литвы грамоту, которая содержала новые обвинения в адрес св. Алексия и угрозу Литовского князя перевести свой народ в католичество в случае отказа греков дать Литовской Руси отдельного митрополита. Киприан, судя по всему, был не прочь встать во главе не только митрополии Литовской, но и объединить под своей юрисдикцией всю Русскую Церковь, перенеся ее центр в завоеванный Литвой Киев.

Константинополь в создавшейся ситуации поступил самым недопустимым и бестактным образом. Случившееся можно было объяснить лишь сложной сетью интриг и продажностью греческих чиновников. В конце 1375 г. Киприан был поставлен в митрополиты «Киевские и всея Руси», то есть с тем же титулом, который имел Алексий. При этом в Москву была направлена группа греческих патриарших чиновников для проведения расследования. В случае доказательства вины митрополита Алексия соборное определение предписывало отрешить его от управления церковными делами, а Киприану возглавить всю Русскую Церковь.

Однако, в Москве греки не обнаружили фактов, подтверждающих возведенные на Алексия обвинения. Киприан, между тем, прибыл в Киев и отсюда отправил грамоты в Новгород и Москву, объявляя себя митрополитом всея Руси. Из обоих городов ему ответили достойным образом, объявив, что признают лишь одного митрополита -- Алексия. Ситуация складывалась скандальная, что отметил в своей отповеди Киприану князь Димитрий Иоаннович Московский. На Руси такого еще не бывало, чтобы при живом митрополите вся Руси поставили вместо него нового. Димитрий и Алексий послали в Константинополь свой протест.

Между тем, реальностью стало расчленение Русской Церкви на три независимые митрополии с центрами в Москве, Киеве и Галиче. Такого в истории Руси до сих пор не случалось. Очевидно было, что Русская Церковь начинает становиться заложницей политики -- главным образом, литовской и византийской. Наступало время, когда появлялась необходимость обрести независимость от Царьграда. Неблаговидные действия Константинопольской патриархии уже поставили Русскую Церковь в ситуацию, которая могла привести к весьма драматическим последствиям в случае смерти святого Алексия. Принять Киприана в Москве после всего случившегося не представлялось возможным. Вместе с тем, Москва уже не могла позволить, чтобы Русскую Церковь возглавил человек, враждебно настроенный к ее политической линии. Преп. Сергий, которому Алексий предлагал стать его преемником, решительно отказался. Князь Димитрий исподволь готовил почву для продвижения в митрополиты своего духовника -- священника Митяя-Михаила. Впереди уже обрисовывались контуры новой церковной смуты. Она разразилась после кончины св. Алексия, последовавшей 12 (25) февраля 1378 г.

Говоря о конфликте между св. Алексием и Киприаном, необходимо отметить, что рядом исследователей была выдвинута оригинальная гипотеза, которая сводилась к тому, что противостояние между иерархами на деле было лишь уловкой. Целью ее, по мнению сторонников этой версии, было обмануть Ольгерда, которому нельзя уже было открыто отказывать в его притязаниях на создание в Литве митрополичьей кафедры. Возможно, что между Киприаном, который действительно прежде, чем ехать в Литву, прибыл в Москву, и Алексием существовала договоренность, согласно которой они и действовали. Престарелый Алексий якобы был согласен на то, чтобы Киприан занял кафедру в Москве после его кончины и вновь объединил Русскую Церковь. Все остальное -- кляузы Киприана и протесты Алексия -- якобы было мистификацией, направленной на усыпление бдительности Ольгерда. Существует ряд фактов, которые могли бы свидетельствовать в пользу подобного предположения. В частности, поддержка, которую оказали Киприану после кончины св. Алексия преп. Сергий Радонежский и некоторые другие видные церковные деятели Московской Руси. Да и сам факт последующего переезда Киприана в Москву, его деятельность, продолжающая промосковскую линию его предшественников на митрополичьей кафедре и, в конечном итоге, его канонизация -- все это также может свидетельствовать в пользу данного предположения. Но все же с трудом верится в то, что такой духоносный старец, каким был св. Алексий, стал бы участвовать в столь изощренной интриге, тем более, в преддверии близкой кончины.

Завершая обзор деятельности св. митрополита Алексия, надо отметить, что он немало способствовал возрождению русского монашества. Один лишь факт дружбы, существовавшей между Первосвятителем и преп. Сергием Радонежском, говорит сам за себя. Кроме того, св. Алексий основал несколько монастырей. В частности, в Москве: Спасо-Андронников, созданный им по обету в благодарность за спасение от бури на Черном море; Чудов в Кремле; Алексеевский женский, где подвизались родные сестры святителя. В Серпухове митрополит основал Владычный монастырь.