Императрица Екатерина II и ее "Наказ"

Императрица Екатерина II и ее "Наказ"

“Россия велика сама по себе, я что ни делаю, подобно капле, падающей в море”.

(Екатерина II - Потемкину (1787 г.).

“Нужно ехать в Россию, чтобы увидать великие события. Если бы вам сказали в ваши детские годы, что русские, которые были толпою рабов, заставят дрожать султана в Константинополе, вы приняли бы эти слова за сказки… На земле нет примера иной нации, которая достигла бы таких успехов во всех областях и в столь короткий срок!”

(Вольтер)

Екатерина II - неординарная фигура в истории России и прежде всего в истории политико-правовой мысли и государственного управления. Тридцать четыре года (1762 - 1796) она находилась на вершине российской государственной власти - больше, чем все царствовавшие особы как до (за исключением Ивана Грозного), так и после нее, включая генеральных секретарей ЦК КПСС. Ей принадлежит важная роль в появлении в нашей стране идеологии “просвещенного абсолютизма”. Екатерина II выступила продолжательницей дела Петра I в реформировании российского общества и государства, их возвеличивании. Заслуживает ли она титула “великая” - вопрос скорее личных пристрастий, личного восприятия этой фигуры, чем возможной объективной оценки. Скорее нет, чем да, хотя в целом ее деятельность можно оценить положительно. То, что она сделала, чему была инициатором, чему дала толчок, даже то, что пыталась сделать, но не смогла, позволяет называть годы ее правления “Эпохой Екатерины II” в истории России.

Мы часто употребляем выражение “политическая история учит”. Это надо понимать в том смысле, что обращение к прошлому важно нам не только с точки зрения исторического и политологического знания, но и правильного понимания сегодняшних насущных проблем.

Штрихи к портрету Екатерины II

Она родилась в 1729 г. в Германии в одном из мелких княжеских семейств. Девочку назвали Софьей-Августой. В 1744 г. ее привезли в Москву, а затем в Петербург, обратили в православную веру, дав имя Екатерины. В следующем году она стала женой наследника русского престола Петра - сына императрицы Елизаветы. Единственной целью организаторов этого брака было рождение “запасного наследника”, ибо Петр по [c.21]своим физическим и умственным способностям был весьма неблагонадежен. Став императором Петром III, он правил всего полгода, но успел вызвать всеобщее негодование. Причиной тому были не столько слабости и сумасбродства Петра III (много пил, мог приказать прилюдно высечь ближайших сановников), сколько полное пренебрежение к национальным интересам России, раболепство перед всем прусским.

Тогда не без основания говорили, что прусский посол правил Россией, а русский император, по словам прусского короля Фридриха II, служил Пруссии как ее министр. Свою супругу Петр демонстративно третировал, унижал, намеревался отправить в пожизненную ссылку в монастырь. В результате переворота, совершенного дворянской гвардией в 1762 г., Екатерина стала самодержавной императрицей России. На медалях в память коронации Екатерины II была сделана надпись: “За спасение веры и отечества”.

О чудесном превращении бедной немецкой принцессы в могущественную российскую императрицу, о годах ее царствования написано множество книг. Но в большинстве из них - как российских авторов, так и особенно западных - дается весьма односторонний образ Екатерины II. Послушать иных, так получается, что, оказавшись волею судеб на российском престоле, она занималась только дворцовыми интригами, пустопорожними светскими беседами, организацией балов и разного рода празднеств, а также тем, что часто меняла своих фаворитов.

Спору нет, все это в той или иной мере “имело место быть”. Но не в этом главное. Главное в том, что в годы ее правления произошло заметное преображение российской государственной власти, распространились новые идеи и представления. По инициативе императрицы фактически началась дискуссия на тему “власть - общество - закон”. Что касается личностных качеств Екатерины, ее поведения и образа жизни, то они тоже не укладываются в рамки отрицательной характеристики.

Личностные качества

Среди всех личностных качеств Екатерины на одно из первых мест можно поставить ее трудолюбие. Она всегда придерживалась строгого распорядка дня. Вставала в 6 часов утра, два часа читала и писала. Затем начинались занятия государственными делами, слушания докладов, совещания с сановниками. После обеда опять рассматривались текущие государственные дела, продолжалась работа с книгами. И только ближе к вечеру она расслаблялась: осматривала предметы искусства, сама занималась живописью, гравировала. И уже собственно вечером были карты, бильярд, театральные представления. Ложилась спать в 11 часов. И так из года в год. Постоянная работа была нормой ее жизни.

Екатерина II была упряма, своенравна, могла выглядеть высокомерной. Тем не менее, по свидетельству многих окружавших ее лиц, она была способна выслушивать иное мнение, иную оценку, умела сдерживать свой гнев, признавать свои ошибки.

У нее хватало ума не считать себя самой умной. Она говорила, что знает много людей несравненно умнее ее. Как выразился В. О. Ключевский, она “умела быть умна кстати и в меру”. Екатерина обладала счастливым даром, необходимым для “человека власти”: сообразительностью, чутьем положения, умением быстро схватывать и обобщать все наличные данные, чтобы вовремя принять решение, а приняв его, постараться провести в жизнь.

Еще одно ценное качество заключалось в том, что она умела располагать к себе самых разных людей - от прислуги до королей. Причем, наперекор общему правилу замечать чужие слабости, чтобы пользоваться ими, Екатерина предпочитала находить в людях сильные стороны, чтобы опереться на них.

Как и любая коронованная особа, тем более женщина, Екатерина II не лишена была тщеславия и себялюбия. Она охотно выслушивала лестные слова в свой адрес. Как-то ей сообщили, что итальянские художники делают ее профиль по бюстам или медалям [c.22] Александра Македонского и вполне довольны получаемым сходством. Императрица шутила над этим с явным самодовольством.

Но когда Екатерине II предложили от имени депутатов Комиссии по составлению проекта нового законодательного Уложения принять титул Великой премудрой матери отечества, она “отписала” следующее: “О званиях же, кои вы желаете, чтоб я от вас приняла, - на сие ответствую: 1) на великая - о моих делах оставляю времени и потомкам беспристрастно судить; 2) премудрая - никак себя таковою назвать не могу, ибо Един Бог премудр, и 3) матери отечества - любить Богом врученных мне подданных я за долг звания моего почитаю, быть любимою от них есть мое желание” (Соловьев, 1993, с. 500).

Немка по крови, француженка по любимому языку и воспитанию, Екатерина, как признавалась сама, очень хотела быть русской. Быстро овладев русским языком, она с большой энергией и охотой принялась изучать русско-российскую историю: много читала, а позже и писала, о Рюрике и первых русских князьях, о Дмитрии Донском и Петре I. В ответ на предложение Д. Дидро, основателя и редактора знаменитой французской “Энциклопедии”, написала ряд статей о населении, взаимоотношениях различных сословий, о хлебопашестве в России.

Обращает на себя внимание тот факт, что Екатерина II сразу же обозначила свою принципиальную теоретико-политическую позицию в подходе к особенностям культуры и жизненного уклада россиян. Когда в 1769 г. некий аббат Шапп опубликовал в Париже “дурную”, по оценке Екатерины, книгу о России и русских, она приняла активное участие (как главный организатор и автор) в появлении в Амстердаме на французском языке книги - опровержения. В последней подчеркивалось, что русские стоят ничуть не ниже других европейцев.

Изучение русской истории не было преходящим увлечением императрицы. Напротив, с течением времени, оно возрастало и углублялось. Для нее в разных монастырях искали и находили древние рукописи. Около сотни летописей составляли ее подручную библиотеку.

В 1783 - 84 гг. Екатерина II опубликовала “Записки по русской истории”, специально предназначенные для юношества. В них проводилась мысль, что человечество всюду руководствуется одинаковыми идеями и страстями, которые только видоизменяются под влиянием местных особенностей. В “Записках” была предложена периодизация русско-российской истории, которой позже следовала отечественная историография (Ключевский, Т. VII, 1989, с. 206 - 207).

Императрица распорядилась открыть для ученых архивы, помогала в издании “Древней российской библиотеки”. В словах Екатерины II: “Я люблю эту историю (России) до безумия” нет ни большого преувеличения, ни неискренности. За несколько дней до своей смерти в письме барону Ф. М. Гримму она сообщала, что занята составлением огромного исторического труда (Брикнер, Т. II, 1991, с. 734 - 735).

Политическое сознание формировалось у Екатерины как путем чтения, изучения передовой и модной тогда литературы европейского, прежде всего французского, Просвещения, так и под влиянием повседневной дворцовой жизни, бесед с окружавшими ее людьми, переписки с друзьями. Ее склад ума был скорее практически-политическим, чем абстрактно-философским. Из изучения политической философии она извлекла больше политики, чем философии. Но и в политике она умела выбирать самое главное и существенное.

Еще когда Екатерина не была самодержавной императрицей, в ее сознании четко и определенно обозначилась установка на власть. “Или умру, или буду царствовать”, - писала она. А став императрицей, так определила, для чего ей нужна власть: “Я желаю, я хочу лишь добра стране, куда Бог меня привел; слава страны - моя собственная слава, вот мой принцип; была бы очень счастлива, если бы мои идеи могли этому способствовать”. [c.23]

Ни тогда, ни позже, став императрицей, Екатерина не скрывала источника своих идей. Произведения Монтескьё, Вольтера, Дидро, Юма, итальянского просветителя и юриста Беккариа, многих других мыслителей XVIII в. и прошлых эпох были ее настольными книгами. О книге Ш.-Л. Монтескьё “О духе законов” Екатерина II отозвалась так: “Дух законов” должен быть молитвенником монархов со здравым смыслом”, а о самом Монтескьё еще более определенно: “Будь я папой, я признала бы его святым, даже не выслушав речей адвоката сатаны” (Брикнер, Т. II, 1991, с. 529).

Изучение Екатериной II произведений Монтескьё, Вольтера и других европейских просветителей “приучило ее мысль размышлять о таких трудных предметах, как государственное устройство, происхождение и состав общества, отношение лица к обществу, дало направление и освещение ее случайным политическим наблюдениям, уяснило ей основные понятия права и общежития, те политические аксиомы, без которых нельзя понимать общественной жизни и еще менее можно руководить ею” (Ключевский, Т V, 1989, с. 300).

Будучи в центре, а то и просто центром столкновений различных, нередко противоположных интересов и течений, она предпочитала руководствоваться общими государственными интересами, а не частными или групповыми. “Боже сохрани играть печальную роль вождя партии, - говорила она, - напротив, следует постоянно стараться приобрести расположение всех подданных” (Ключевский, Т V, 1989, с. 309).

Екатерина II много лет находилась в дружеской переписке с главным вольнодумцем Европы XVIII века Вольтером, который в молодые годы за свои стихи побывал в Бастилии, а в зрелые годы был избран почетным членом Петербургской Академии наук и даже написал “Историю России при Петре Великом”. В “обществе Вольтера”, а это было общество европейских знаменитостей, русскую императрицу весьма чтили и называли самой дивной женщиной всех времен или просто Като (Cathos). Хотя она не стала, да и не могла стать, “вольтерьянкой”, идейное влияние Вольтера на Екатерину II не подлежит сомнению.

“Като” не только переписывалась с французскими энциклопедистами, но и помогала им материально. Узнав, что французские власти лишили Даламбера академической пенсии за книгу против иезуитов, она за большую сумму купила у него личную библиотеку, оставив ее в пожизненном пользовании философа (“Было бы жестоко разлучить ученого с его книгами”, - объясняла российская императрица). И как хранителю ее книг, назначила Даламберу жалование в тысячу франков.

Восхищенный этим поступком Вольтер писал: “Кто бы мог вообразить 50 лет тому назад, что придет время, когда скифы будут так благородно вознаграждать в Париже добродетель, знание, философию, с которыми так недостойно поступают у нас?” (Соловьев С.М., 1993, с. 446).

Вольтер мог бы добавить, что перед этим Екатерина II предлагала Даламберу приехать “вместе со всеми друзьями” в Россию для обучения и воспитания наследника престола цесаревича Павла. Но Даламбер отказался.

Можно сказать, что XVIII век российской истории начался царем-плотником, Петром I, а заканчивался императрицей-писательницей, Екатериной II. В конце XIX века Академия наук издала ее сочинения в 12 объемистых томах.

Подготовка “Наказа” императрицы Екатерины II

Главным ее трудом в области политико-правовой мысли является “Наказ императрицы Екатерины II, данный Комиссии о сочинении проекта нового Уложения 1767 г., или просто “Наказ” (См.: Наказ императрицы Екатерины II., с. 3-5).

В двухтомном сборнике памятников русского законодательства начала XX века отмечалось: “Наказ” императрицы Екатерины II никогда не имел силы действующего закона, но тем не менее он является памятником исключительного значения. Он важен как первая попытка положить в основу законодательства выводы и идеи [c.24] просветительной философии, он важен и по тем источникам, непосредственно из которых исходила императрица; он замечателен и своим положительным содержанием; он интересен, наконец, по особым обстоятельствам, сопровождавшим его написание.

Столько вопросов связано с изучением “Наказа”, что к нему непременно обращается всякий, кто работает над историей екатерининской эпохи” (Памятники, Т. II, 1907, с. 11).

Основное содержание “Наказа”, который Екатерина II намеревалась сделать “фундаментом законодательного здания империи”, состоит из 20 глав (522 статьи) и окончания (статьи 523-526). Кроме того, несколько позже, Екатерина внесла два дополнения к основному тексту - специальные главы о полиции (статьи 527-566) и о доходах, расходах, государственном управлении (статьи 567-655).

Екатерина II основательно готовила разработку “Наказа”. Она писала: “Два года я читала и писала, не говоря о том полтора года ни слова, последуя единственному уму и сердцу своему с ревностным желанием пользы, чести и счастия империи, и чтоб довесть до высшей степени багополучия всякого” (Пикуль, 1990, с. 232).

При рассмотрении и оценке “Наказа” необходимо учитывать ряд обстоятельств.

Первое. Некоторые российские деятели тех времен, характеризуя “Наказ”, говорили о “законодательном преемстве” России от греческой Византии, Екатерины II от Юстиниана. “Преемство”, действительно, было (в нескольких случаях Екатерина ссылается на Юстинианов кодекс, на греческое и римское законодательство), но в большей части не прямое, а опосредованное: от Древней Греции, Рима и Византии к европейским политико-правовым учениям XVII-XVIII веков и уже от них - к России. Основные идеи и многие формулировки этого сочинения были заимствованы (это не раз признавала сама императрица) из произведений Ш. Монтескьё (“О духе законов”) и Ч. Беккариа (“О преступлениях и наказаниях”) и пользовались известностью в кругах европейской образованной публики. Но для России они были новыми и исходили не от какого-то “вольнодумца”, а от самой императрицы. Такого еще не было.

Второе. Представленный Екатериной II текст (проект) “Наказа” обсуждался весьма представительной Комиссией из более чем 550 депутатов, избранных от разных социально-политических слоев тогдашнего российского общества - правительственных чиновников, дворянства, горожан, служивых людей, свободного (некрепостного) сельского населения. Депутатский корпус состоял из людей самых разнообразных вер, культур и языков - от высокообразованного представителя Святейшего Синода митрополита Новгородского Димитрия до депутата служилых мещеряков Исетской провинции муллы Абдуллы мурзы Тавышева и до самоедов-язычников (Ключевский, Т. V, 1989, с. 324 - 325).

Официальная процедура обсуждения “Наказа” была весьма свободной. Вот как описывает ее С. М. Соловьев: “Когда депутаты съехались в Москву, императрица, находясь в Коломенском дворце, назначила разных персон вельми разномыслящих, дабы выслушать заготовленный “Наказ”. Тут при каждой статье родились прения. Императрица дала им чернить и вымарать все, что хотели. Они более половины из того, что написано было ею, помарали, и остался “Наказ”, яко оный напечатан” (Соловьев, 1993, с. 497).

Третье. Вычеркнутые депутатами места из екатерининского текста “Наказа” (некоторые отрывки первоначальной редакции были найдены между бумагами Екатерины II после ее смерти и опубликованы) представляют несомненный интерес для понимания духовного настроя как самой императрицы, так и представителей российского общества той эпохи.

Четвертое. Следует иметь в виду то немаловажное обстоятельство, что депутатам было предписано изучить нужды населения своего региона, обобщить их и представить в Комиссию в качестве депутатских “наказов” для чтения и обсуждения. Многие депутаты представили несколько наказов соответственно нуждам разных групп населения. Особенно отличился депутат от “однодворцев” Архангельской губернии, который привез с собой 195 наказов. Всего же было представлено полторы тысячи депутатских наказов, [c.25] из которых около двух третей были составлены представителями крестьян (Брикнер, Т. 2, 1991, с. 553). Первое время работа Комиссии заключалась главным образом в чтении и обсуждении депутатских наказов, которые представляли интерес и для правительства, ибо позволяли судить о состоянии страны.

Пятое. “Наказ” Екатерины II, или, как его называли современники, “Большой Наказ” получил громкий резонанс в Европе. Любопытно, что озвученные российской императрицей многие идеи французского Просвещения, вернувшись к себе на родину, вызвали у королевской власти явное замешательство. Опубликованный в России в 1767 г. текст “Наказа”, лишенный наиболее либеральных статей и формулировок, был запрещен к переводу во Франции.

Что же это за идеи, так напугавшие французского короля?

Основные идеи “Наказа” Екатерины II

1. О России, самодержавном государе, государственной власти и управлении

Исходя из того, что законы должны соответствовать “общему умствованию” народа, т.е. его менталитету, Екатерина II в самом начале ставит принципиальный вопрос: насколько полезными могут быть выводы, сделанные европейской общественной мыслью, для русского народа? Ее ответ однозначен: "Россия есть держава европейская, русский народ есть народ европейский; то, что придало ему черты неевропейского народа, было временно и случайно". После реформ, проведенных Петром I, состояние русского народа вполне отвечает требованиям введения нового Уложения.

Скажем сразу: здесь Екатерина II серьезно заблуждалась. Россия только начала формироваться как “общество”. Даже в Европе передовые идеи законодательства во многом были только идеями, не претворенными в законы. В желании “видеть все отечество свое на самой высшей ступени благополучия, славы и спокойствия” она опередила свой век. И это желание не может быть поставлено ей в упрек.

Нет ничего удивительного в том, что императрица Екатерина II считала самодержавную монархию наилучшей формой правления в огромном российском государстве. “Государь есть самодержавный, - говорится в “Наказе”, - ибо никакая другая, как только соединенная в его особе, власть не может действовать, сходно с пространством столь великого государства. Всякое другое правление не только было бы России вредно, но и вконец разорительно”. "Государь есть источник всякой государственной и гражданской власти".

Но самодержавный государь, в понимании Екатерины II, не диктатор, не самодур. Он мудрый руководитель и наставник, строгий, но справедливый отец своих подданных (саму Екатерину II часто величали “матушка государыня - императрица”). Своими наставлениями и указами государь охраняет народ “от желаний самопроизвольных и от непреклонных прихотей”. Он должен быть в меру гуманным и в меру властным. В специальной “разъясняющей” главе, завершающей основное содержание “Наказа” (XX), говорится: “самое высшее искусство государственного управления состоит в том, чтоб точно знать, какую часть власти, малую или великую, должно употребить в разных обстоятельствах” (ст. 513).

Видимо, чувствуя несколько абстрактный характер своих рассуждений о государственном управлении, российская императрица во второй дополнительной главе (XXII) важнейшими государственными “надобностями” называет: “сохранение целости государства”, для чего необходимо поддержание на должном уровне обороны, войск сухопутных и морских, крепостей и т. п.; “соблюдение внутреннего порядка, спокойствия и безопасности всех и каждого”; “отправление правосудия, благочиния и надзирания над разными установлениями, служащими к общей пользе” (ст. 576, 577) и другие. [c.26]

2. О гражданах, их “вольностях” и отношении к законам

Всех подданных Российского государства Екатерина II называет “гражданами” и вполне определенно выступает за их равенство перед законам, независимо от чинов, званий и богатства. Вместе с тем в “разъясняющей” XX главе она предупреждает против такого понимания равенства, когда “каждый хочет быть равным тому, который законом учрежден быть над ним начальником”.

Понимая, что “европейские государства отличаются от азиатских свободою в отношениях подданных к правительствам”, Екатерина II стремится определить меру этой свободы, или “вольности”, в государстве самодержавном. Она соглашается с тем, что “вольность есть право все то делать, что законы дозволяют и, ежели бы какой гражданин мог делать законами запрещаемое, там бы уже больше вольности не было; ибо и другие имели бы равным образом сию власть”.

Далее конкретизируется, что “государственная вольность в гражданине есть спокойствие духа, происходящее от мнения, что всяк из них собственною наслаждается безопасностью; и чтобы люди имели сию вольность, надлежит быть закону таким, чтоб один гражданин не мог бояться другого, а боялись бы все одних законов”.

Цель законов состоит в том, чтобы с одной стороны, не допускать “злоупотреблений рабства”, а с другой, предостерегать от опасностей, которые могут из этого произойти.

Автор “Наказа” считает, что нет ничего опаснее права толковать законы, т. е. искать в законе какой-то скрытый смысл и не обращать внимания на слова, формулировки закона. Право толковать законы есть такое же зло, как и неясность самих законов, принуждающая к их толкованию (ст. 153, 157). Поэтому слог законов должен быть ясен, прост и краток. Законы делаются для всех людей и все люди должны их понимать, чтобы иметь возможность поступать в соответствии с ними (ст. 457, 458).

Небезынтересно отметить, что в “Наказе” употребляется термин “гражданское общество”, но его понимание сводится к установлению такого порядка, при котором одни правят и повелевают, а другие повинуются (ст. 250).

Термина “правового государства” в сочинении Екатерины II нет, но некоторые образующие его признаки и черты или, может быть, лучше сказать - то, что формально приближается к таковым, в нем обозначены.

Обратим внимание на формулировку идеи возможности самоограничения власти. В статье 512 говорится, что есть случаи, когда “власть должна действовать с учетом пределов, ею же самой себе положенными”. Конечно же, здесь имеется в виду не верховная власть, которая должна быть абсолютной, а подчиненные ей “средние власти”, разграничение компетенций между ними. “Где пределы власти полицейские кончаются, - гласит статья 562, - там начинается власть правосудия гражданского”. Приближение к чертам правового государства можно усмотреть в статьях “Наказа”, рассматривающих проблему преступлений и наказаний.

3. О преступлениях и наказаниях

Преступление есть нарушения закона, и преступник не должен уйти от ответственности; он должен быть наказан, но в строгом соответствии с законом - таков лейтмотив статей о преступлениях и наказаниях. В статье 200 говорится: чтобы наказание не воспринималось как насилие одного или многих людей над человечком, совершившим преступление, надлежит, чтобы оно точно соответствовало законам. В этой связи подчеркивается следующие обстоятельства:

а) Преступление должно быть доказано и приговоры судей известны народу, чтобы каждый гражданин мог сказать, что он живет под защитой законов (ст. 49). [c.27]

б) Пока преступление не доказано, действует презумпция невиновности человека, обвиняемого в совершении преступления. Статья 194 говорит следующее: “Человека нельзя считать виноватым до судейского приговора, и законы не могут лишить его защиты прежде, нежели будет доказано, что он их нарушил”.

в) Наказание должно соответствовать преступлению: “Если подвергаются равному наказанию тот, кто убивает животное; тот, кто убивает человека, и тот, кто подделывает важный документ, то очень скоро люди перестанут различать преступления” (ст. 227).

г) Наказание должно быть скорым: “Чем ближе будет отстоять наказание от преступления, и в надлежащей учинится скорости, тем оно будет полезнее и справедливее. Справедливее потому, что оно избавит преступника от жестокого и излишнего сердечного мучения о неизвестности своего жребия” (ст. 221).

Представляют интерес формулировки “Наказа” относительно особо тяжких преступлений. К ним относятся преступления против государя, государства и общества в целом и называются они преступлениями “в оскорблении Величества” (ст. 229, 465).

Причем состав преступления определяется только действием, но не мыслью и не словом. “Слова не вменяются никогда в преступление” (ст. 480), за мысль не наказывают. Статья 477 повествует о том, как одному человеку приснилось, что он умертвил царя. Сей царь приказал казнить этого человека, говоря, что не приснилось бы ему это ночью, если бы он не думал об этом днем, наяву. Екатерина II расценивает такую казнь как “великое тиранство”.

К числу самых тяжких преступлений “Наказ” относит также посягательства “на жизнь и вольности гражданина” (ст. 231). При этом следует разъяснение, что имеются в виду “не только смертоубийства, учиненные людьми из народа, но и того же рода насилия, содеянные особами любого привилегированного сословия”.

В “Наказе” решительно осуждается применение пыток как средства достижения показаний обвиняемого: “Пытка не нужна. Обвиняемый, терпящий пытку, не властен над собой в том, чтоб он мог говорить правду”. Под пыткой “и невинный закричит, что он виноват, лишь бы только его перестали мучить”. Поэтому с помощью пыток можно осудить невинного и, напротив, оправдать виновного, если тот сумеет вынести пытки.

Надо полагать, Екатерина II знала, о чем писала. В России XVIII века все еще практиковались такие прытки, как вырезание ноздрей, клеймение и другие.

В “Наказе” осуждается также смертная казнь. “Опыты свидетельствуют, - говорится там, - что частое употребление казней никогда людей не сделало лучшими; в обыкновенном состоянии общества смерть гражданина не полезна и не нужна” (ст. 210).

И лишь в одном случае Екатерина допускает смертную казнь - когда человек, даже осужденный и находящийся в заключении, “имеет еще способ и силу, могущую возмутить народное спокойствие”. Явно предвидя появление таких “возмутителей спокойствия”, императрица гасит в себе присущее ей чувства человеколюбия и снисхождения: “Кто мутит народное спокойствие, кто не повинуется законам, кто нарушает сии способы, которыми люди соединены в общества и взаимно друг друга защищают, тот должен из общества быть исключен, т. е.: стать извергом” (ст. 214).

...Пройдет несколько лет и в 1775 г. на Болотной площади в Москве будет казнен предводитель казацко-крестьянского восстания Емельян Пугачев, к которому Екатерина II не могла и не хотела допускать никакого снисхождения и по той причине, что он осмелился назваться именем Петра III, ее убитого в 1762 г. супруга. В связи с этим восстанием, носившем антикрепостнический характер, представляют особый интерес те статьи “Наказа”, в которых говорилось о тяжелом положении крестьян в России и которые были “вымараны” депутатами Комиссии и не вошли в его печатный текст.

4. О крепостных крестьянах

Депутаты отвергли прежде всего те статьи, которые касались крепостных крестьян. В этой связи дадим небольшую историческую справку. [c.28]

На Руси издревле землей владели не сельские жители, крестьяне, а горожане - князья и бояре. За право пользования землей крестьяне несли различные повинности: работали со своим инвентарем в хозяйстве владельца земли (барщина), ежегодно выплачивали ему деньги и продукты (оброк).

Вначале крестьяне могли менять хозяина. Однако уже в XV-XVI веках возможность перехода крестьян от одного хозяина к другому была ограничена неделей до и неделей после 26 ноября по старому стилю, называвшимся “Юрьев день”. В 1957 г. был отменен и “Юрьев день”.

Было установлено, что каждый крестьянин должен постоянно жить и работать на одном месте, у одного и того же хозяина. Так устанавливалась система крепостничества (крепостью в древнерусском праве назывался акт символический или письменный, утверждавший власть лица над какой-либо вещью), предполагавшая не только прикрепление крестьян к земле, но и право помещика на личность крестьянина. Во второй половине XVIII века, т.е. при Екатерине II, крестьнам было запрещено жаловаться на помещиков, а помещики получили право ссылать крестьян на каторгу.

Сейчас трудно сказать, была ли альтернатива иного, некрепостнического, развития феодальных отношений в России. Бесспорно одно: система крепостничества, крепостное право - тяжелейшая ноша, не только экономическая и не только для крестьян.

В.О. Ключевский отмечал, что нравственное воздействие крепостного права на общество было шире юридического. Оно еще более понизило уровень гражданственности в России, исключив из земского собора, начавшего было складываться в качестве выборного представительного собрания, почти все сельское земледельческое население. Все классы общества участвовали в “крепостном грехе”. Но особенно отрицательно сказалось это право на самих душевладельцах-крепостниках, делая их холопами существовавшей власти. Крепостничество породило глубокую “социальную разладицу” в обществе, а земледельческое дворянство, как руководящий класс, дало извращенное, уродливое направление всей русской культуре (Ключевский, Т.III, с. 176-178).

Говоря о крепостничестве, Екатерина различает две разновидности “покорностей” - существенную и личную. “Существенная привязывает крестьян к участку земли, им данной. Такие рабы были у германцев. Они не служили в должностях при домах господских, а давали господину своему известное количество хлеба, скота, домашнего рукоделия и проч., и далее их рабство не простиралося. Такая служба и теперь заведена в Венгрии, в Чешской земле и во многих местах Нижней Германии. Личная служба, или холопство, сопряжено с улучшением в доме и принадлежит больше к лицу. Великое злоупотребление есть, когда оно в одно время и личное, и существенное”. (Соловьев, 1993, с. 497; курсив мой - В. З.) Всего этого в печатном “Наказе” нет, ибо сие “великое злоупотребление” имело место в России в великих размерах и депутаты не хотели здесь никаких реформ.

Оказались ненужными и статьи, в которых было сказано: “Всякий человек должен иметь пищу и одежду по своему состоянию, и сие надлежит определить законом. Законы должны и о том иметь попечение, чтоб рабы и в старости и в болезнях не были оставлены. Один из кесарей римских узаконил больным рабам быть свободными, когда выздоровеют. Сей закон утверждал рабам свободу; но надлежало бы еще утвердить законом и сохранение их жизни”.

Такой же участи постигла ссылка Екатерины на более свободное положение крестьян в “российской Финляндии” и ее вывод: “С пользою подобный способ можно бы употребить для уменьшения домашней суровости помещиков или слуг, ими посылаемых на управление деревень их беспредельное, что часто разорительно деревням и народу и вредно государству, когда удрученные от них крестьяне принуждены бывают неволею бежать из своего отечества”. Императрица предлагает принять закон, который “может воспрепятствовать всякому мучительству господ, дворян, хозяев и прочее.” [c.29]

В этой связи отметим, что как раз в 60-70-х гг. XVIII века шел процесс по делу помещицы Дарьи Салтыковой (известной как “Салтычиха”), которая обвинялась в зверских издевательствах над своими крестьянами, убийстве 75 человек обоего пола. И хотя ужасная Салтычиха была осуждена и сослана в дальние края, олицетворяемые ею принципы крепостничества поддерживались депутатами. Не только от дворянства, но и других сословий. Как выяснилось, все хотели иметь своих крепостных. Они вычеркнули из “Наказа” и следующую статью: “Надлежит, чтоб законы гражданские определили точно, что рабы должны заплатить за освобождение своему господину, или чтоб уговор об освобождении определил точно сей их долг вместо законов”.

Императрица Екатерина II была настроена более либерально в предполагаемом законодательном реформаторстве, чем депутаты Комиссии по составлению нового Уложения. Но она без особого сопротивления приняла их усечения и поправки, а потом смирилась с тем, что “Наказ” так и не стал действующим законом. В декабре 1768 г. императрица повелела распустить Большую Комиссию, которая за полтора года своего существования провела 203 заседания (несколько специальных комиссий продолжали работать до 1774 г.).

Разные толки вокруг “Наказа” заставили Сенат запретить распространение этого документа в обществе - документа, который Екатерина II в момент его написания хотела видеть дешевым по цене, изданным массовым тиражом и таким же распространенным как букварь. Тем не менее “Наказ” за последующие 30 лет переиздавался восемь раз - так сказать, для внутреннего пользования.

Заложенными в нем идеями руководствовались в некоторых случаях законодательной и административной практики. А материалы Комиссии послужили пособием для ряда важных реформ административного и судебного устройства в России в последующие годы.

К их числу принадлежит прежде всего “Учреждение для управления губерний Российской империи” 1775 г. В соответствии с ним вместо 20 прежних было создано 50 губерний, которые делились на уезды и волости. Установленная тогда организация местного управления просуществовала почти сто лет, а административное деление на губернии и уезды дожило до 1917 г., а в несколько измененном виде на систему “область - район” и до настоящего времени.

Размеры административно-территориальных единиц были уменьшены, а число лиц, облеченных властными полномочиями, значительно увеличено. Во главе губернии стоял генерал-губернатор, при нем учреждалось губернское правление, а при нем последнем - палата уголовного и гражданского суда в качестве высшего судебного органа губернии.

Кроме этого учреждался еще и “Совестный суд” для разбора уголовных дел, совершаемых несовершеннолетними и невменяемыми. Предусматривалось проведение ревизии судебных дел, под которой понималось “прилежное рассмотрение того, произведено ли дело порядочно и сходственно с законами”. “Учреждение” создавало сословные суды - отдельно для дворян, для купечества и горожан, для не крепостного сельского населения. Надзор за всей системой судебных учреждений поручался назначаемым правительством прокурорам и их помощникам.

В 1785 г. Екатерина II издала “Грамоту на права и выгоды городам Российской империи”, которой утверждались как личные правда “мещан”, т. е. горожан, - право на охрану чести, достоинства и жизни личности, а также право на выезд за границу, так и их имущественные права - право собственности на принадлежащее горожанину имущество, право владения торговыми и промышленными предприятиями, промыслами и право на ведение торговли. Все городское население было разделено на шесть разрядов в зависимости от имущественного и социального положения, определены права каждого из них.

Среди политических новаций, содержавшихся в этой грамоте, следует отметить “дозволение” создавать городские Думы, призванные решать самые насущие проблемы города. [c.30]

Не забыла Екатерина II отблагодарить и то сословие, которому она была обязана своим восхождением к власти и всем своим царствованием, - дворянство. Не ограничилась двумя указами, принятыми в 1782 г., она в 1885 г. издала специальную “Грамоту на права, вольности и преимущества благородного российского дворянства”.

В соответствии с ней дворяне освобождались от податей, обязательной службы и телесных наказаний; им разрешалось приобретать фабрики и заводы, а также торговать производимой на этих предприятиях продукцией. За дворянами закреплялась не только земля, но и ее недра. Они получили широкое сословное самоуправление (Антология мировой правовой мысли, 1999, с. 333-342).

Существовала и “Жалованная грамота крестьянству”. В 30-е годы XIX века из архивных глубин стали всплывать обрывки этого документа, согласно которому Екатерина II намеревалась родившихся после 1785 года детей крепостных крестьян объявить свободными. Если бы этот документ был принят и опубликован, то крепостное право довольно быстро вымерло. Но этому помешали дворяне, “высшее общество” вообще.

Позже, в 90-е годы, когда Екатерина II, надо полагать, понимала, что жизнь подходит к концу и когда обычно уже не лицемерят, она с горечью вспоминала: “Едва посмеешь сказать, что они (крепостные) такие же люди, как и мы, и даже когда я сама это говорю, я рискую тем, что в меня станут бросать каменьями... Даже граф Александр Сергеевич Строганов, человек самый мягкий и, в сущности, самый гуманный, у которого доброта сердца граничит со слабостью, даже этот человек с негодованием и страстью защищал дело рабства... Я думаю, не было и двадцати человек, которые по этому вопросу мыслили бы гуманно и как люди” (Политическая история.., 1996, с.147, 150).

Это следует иметь в виду тем современным отечественным историкам, которые считают, что Екатерина II проводила “продворянскую, крепостническую политику”, используя “маску поборницы просвещения России” (История отечества..., 1991, с. 221-235).

Рост политического сознания в России

В течение первых столетий становления России под политикой понимали только то, что было связано с царем, его деятельностью и оказываемыми ему почестями. Государство и общество представлялись как большая группа людей, состоящая из царя-самодержца и всех остальных - от низов до самых знатных вельмож, которые считали и называли себя царскими “холопами” и даже “рабами”.

В эпоху Екатерины II образованная часть российского общества заговорила новым политическим языком, появились новые политико-правовые представления. В обиход стали входить дотоле невиданные и неслыханные понятия: “граждане”, “равенство”, “общее благо”, “право”, “добронравие”, “человеколюбие” и другие.

Важно то, что эти понятия получили отражение в официальных документах. Так, в указе об управлении губерний 1775 года говорилось о том, что земский исправник обязан отправлять свою должность “с доброхотством и человеколюбием к народу”, а в случае эпидемии “стараться о излечении и сохранении человеческого рода”.

В “Полицейском уставе благочиния” от 8 апреля 1872 г. можно было прочитать такие “правила добронравия”: “Не чини ближнему, чего сам терпеть не хочешь; в добром помогите друг другу; веди слепого, дай кровлю не имеющему, напои жаждущего”. Начальствующим чинам рекомендовалось проявлять “здравый рассудок, человеколюбие и усердие к общему труду”. В указе от 19 февраля 1786 г. прямо предписывалось во всех деловых обращениях лиц к власти заменять слово “раб” словом “подданный”.

Но, как отмечал С. М. Соловьев, “мысль русских людей по недавности знакомства с наукой с великими усилиями вращалась в новом мире политических и юридических понятий и отношений”. Даже в ближайшем окружении Екатерины II нашлись люди, которые не сразу поняли, что к чему. Так, один из ее верных сподвижников граф Григорий Потемкин - армии генерал-фельдмаршал, Государственной Военной коллегии [c.31] президент, Екатеринославский и Таврический генерал-губернатор, Ее Величества генерал-адъютант, действительный камергер, войск генерал-инспектор, лейб-гвардии Преображенского полка подполковник (полковником этого полка была царствующая особа - В. З.), кавалер высших российских, немецких, польских, датских и шведских орденов - этот человек, обладавший незаурядными качествами полководца и государственного деятеля, в своих докладных Екатерине II подписывался: “Вашего императорского Величества верновсеподданейший раб” (Акты, относящиеся к истории..., 1902, с. 73).

Не все удалось Екатерине II сделать так, как она хотела. От многих своих планов она была вынуждена отказаться. Но ее несомненная историческая заслуга заключается в том, что она способствовала пробуждению политического сознания русского народа - его самосознания и осознания себя в мире. Идейная эволюция Екатерины II - от проектов дарования вольностей крестьянству до реального расширения вольностей дворянства - не случайна. Россия пережила грозное для верхов восстание Пугачева, Франция стояла на пороге революции. И когда она разразилась, Екатерина II предала ее идеи поруганию, не заметив их связи с идеями Просвещения.

Литература

1. Антология мировой политической мысли. В 5 т. Т. III. Политическая мысль России. X - первая половина XIX в. / Руководитель научн. проекта. Г.Ю.Семигин. - М., 1997.

2. Антология мировой правовой мысли. В 5 т. Т. IV. Россия. XI-XIX вв. / Руководитель научн. проекта Г.Ю.Семигин. - М., 1999.

3. Акты, относящиеся к истории Войска Донского. Высочайшие грамоты, рескрипты и другие. Новочеркасск, 1902.

4. Брикнер А. История Екатерины Второй: В 2 т. Репринтное воспроизведение издания А.С. Суворина 1885 г. - М., 1991.

5. Записки императрицы Екатерины II. - СПб, 1907.

6. История Отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории России IX - начала XX в. - М., 1991.

7. Ключевский В.О. Сочинения: B 9 т. - М., 1989.

8. Наказ императрицы Екатерины II, данный Комиссии о сочинении проекта нового Уложения. / Под ред. Н.Д.Чечулина // Памятники русского законодательства 1649-1832 гг., издаваемые императорской Академией Наук. - СПб, 1907.

9. Пикуль В.С. Фаворит: Роман-хроника времен Екатерины II: В 2 т. - М., 1990.

10. Политическая история: Россия - СССР - Российская Федерация. В 2 т. Т. 1. - М., 1996.

11. Соловьев С.М. Об истории новой России. - М., 1993.