Период расцвета Китайской империи

Китайская конфуцианская империя в период расцвета (VI--XIII вв.)

Процесс китаизации как варваризованного севера, так и энергично осваивавшегося юга, в ходе которого основные ценности китайской конфуцианской культуры, включая и политическую (система администрации, принципы взаимоотношений государства и общества и т.п.), были заново широко распространены по всему Китаю, создал, как это было и тысячелетием раньше при Цинь Ши-хуанди, серьезные предпосылки для объединения страны. В 581 г. полководец царства Северное Чжоу Ян Цзянь, проведший незадолго до того ряд успешных войн и, в частности, разгромивший северокитайское царство Ци, объединил весь Северный Китай под своей властью, провозгласив новую династию Суй (581--618). Уничтожив вскоре после этого южнокитайское государство Чэнь, Ян Цзянь (суйский Вэнь-ди) оказался во главе объединенного им Китая.

Придя к власти, Вэнь-ди провел ряд важных реформ, направленных на укрепление централизованного государства. Были унифицированы меры и выпущены новые стандартные монеты, упорядочены налоги и отменены все чрезвычайные поборы. Центральной частью реформ, как это всегда бывало в аналогичной ситуации, оказалось решение острых проблем землевладения и землепользования. Отталкиваясь от принципов северокитайской надельной системы (реформы Сыма Яня в 280 г. и Тоба Хуна в 485 г.), император сделал все, что мог, дабы выбить почву из-под ног сильных домов. Каждый пахарь должен был иметь свое поле и платить налог государству -- примерна таким был девиз Вэнь-ди. В основе обновленной им аграрной надельной системы лежал принцип права каждого мужчины, каждой женщины и- вообще каждого взрослого, вплоть до раба (раб в Нань-бэй чао привычно воспринимался в качестве младшего члена семьи), на земельный надел: 80 му -- мужской, 40 -- женский. С семейного среднего надела (120 му) взимался небольшой налог в три даня (дань -- примерно центнер) зерна. Кроме того, существовала промысловая подать (женщина сдавала в казну шелк или пряжу) и трудовая повинность (20 дней в году для мужчин). Был произведен тщательный учет населения и выявлено свыше 1,5 млн. крестьян, не входивших ранее в списки податных. Кроме того, сравнительно щедрое наделение землей побудило суйские власти нарезать целинные и залежные земли, что привело к невиданному прежде росту клина возделываемых полей -- с 19,4 до 55,8 млн. му за немногие десятилетия правления династии Суй.

Не все эти земли, однако, возделывались крестьянами, получившими наделы от государства. Часть земельного клина по-прежнему находилась в распоряжении титулованной знати и чиновников, чьи служебные и жалованные земли обрабатывались крестьянами тех мест, где эти земли располагались. Нет данных, которые свидетельствовали бы о том, на каких началах обрабатывались эти категории земли. Но следует полагать, что условия были для земледельцев приблизительно такими же,-- в противном случае ничто не мешало крестьянину уйти на новые места и получить собственный надел, щедро выделявшийся каждому. Что же касается бывших сильных домов, количество и влияние которых в Суй стали быстро уменьшаться, то следует предположить, что надельная система Вэнь-ди коснулась и их. И хотя на всех своих рабов и клиентов сильный дом мог получить в совокупности достаточно большое количество земли (т.е. сохранить значительную часть того, что имел), да к тому же на сравнительно льготных условиях (с раба и, видимо, с зависимого налог брался в половинном размере, хотя надел ему давался полный), эпоха процветания таких хозяйств была уже позади, что следует считать естественным для периода господства сильной централизованной власти.

В 605 г. Вэнь-ди заменил его сын -- знаменитый суйский Ян-ди, заслуженно снискавший себе репутацию деспота под стать Цинь Ши-хуанди. Действуя весьма жесткими силовыми методами, хотя и ориентируясь при этом на конфуцианство как идейную основу, Ян-ди стремился создать мощную империю. В пышно отстроенную им столицу Лоян он переселил 10 тыс. богатых семей из разных районов страны, оторвав их от родных мест и поставив под свой контроль,-- метод, примененный в свое время и Цинь Ши-хуанди. В районе Ло-яна были выстроены роскошные дворцы, а также огромные зернохранилища, причем для транспортировки налогового зерна с юга, который стал уже основной житницей страны, был вырыт Великий канал, связавший Янцзы с Хуанхэ. На обслуживании этого сооружения со всеми его шлюзами и иными устройствами было занято, по некоторым данным, до 80 тыс. человек.

Ян-ди предпринял работы и по реконструкции Великой стены, которая за тысячелетие пришла в упадок. Едва ли это сооружение могло сыграть серьезную роль в деле защиты от вторжений кочевников -- а именно для этого оно было в свое время задумано. Практика показала, что стена вторжениям не мешала, разве несколько осложняла их, заставляя кое-где делать объезды. Но как символ, как дело престижа, как желание показать, что в дальнейшем империя вторжений с севера допускать не намерена, ремонт стены был вполне уместным. Словом, суйский Ян-ди вел одновременно несколько колоссальных строек, каждая из которых требовала миллионов рабочих рук и огромных средств, не говоря уже о том, что оказывалась могилой для десятков, а то и сотен тысяч людей. Если прибавить к этому, что параллельно Ян-ди пытался вести активную внешнюю политику и постоянно воевал -- то с Тюркским каганатом, то во Вьетнаме, то в Корее,-- ситуация прояснится еще больше. Как то было и во времена Цинь Ши-хуанди, страна не выдержала тяжести возложенного на нее бремени.

В 614 г., после нескольких безрезультатных и очень дорого обошедшихся империи походов в Корею, в Китае одно за другим стали вспыхивать восстания. К выступлениям крестьян вскоре присоединились заговоры недовольной правлением Ян-ди знати. Император был вынужден бежать из столицы, но это ему не помогло: Ян-ди был убит правителем новей династии Таи провозгласил себя один те его военачальников и родственников по женской линии Ли Юань.

Расцвет империи при династии Тан (618--907)

Ли Юань и особенно его сын Ли Ши-минь (Тай-цзун, 626--649) заложили фундамент процветания китайской империи. Было покончено с крестьянскими восстаниями (руководитель наиболее заметного из них, Доу Цзянь-дэ, провозгласивший было себя правителем созданного восставшими государства, был предан казни); прекращены траты на дорогостоящие престижные стройки, более умело стала вестись внешняя политика, что не замедлило дать результаты: в 630 г. тюрки были разгромлены, их султан Селим попал в плен, а значительная часть каганата вошла в состав Китая. Но главное, что способствовало стабилизации танского Китая,-- это хорошо продуманная внутренняя политика первых правителей династии.

По декрету 624 г. была подтверждена в чуть измененном виде надельная система: женщины (если в семье был мужчина) земли не получали, мужчины получали по 80 му, женщины-вдовы -- по 30 му (при этом они освобождались от налогов). Зерновой налог с мужского надела равнялся двум даням, причем некоторые категории семей имели налоговые льготы. Как и прежде, все наделы считались временными, т.е. давались от имени государства на период трудоспособности и соответственно регулярно перераспределялись, для чего всюду велись строгие реестры тяглых и свободных от тягла, владевших наделами разных категорий, а также беглых, пришлых и иных жителей. Пришлые обычно получали для обработки наделы беглых на правах своеобразной аренды от имени деревни -- ведь вместе с надельной системой восстанавливался и принцип круговой поруки, так что пятидворка, да и деревня в целом отвечали за выплату налога каждым, включая и беглых. К слову, беглых никто и никогда не преследовал. Любой мог по разным причинам покинуть дом и надел, причем за ним долго еще сохранялось право вернуться и получить свой дом и участок -- в этом случае занимавший то и другое пришлый должен был безропотно отступить. Но это была только правовая норма; реальная же практика обычно сводилась к тому, что пришлые -- те же беглые, из других мест -- приживались на новых местах, хотя и имели при этом несколько менее выгодный в правовом плане статус.

Важно добавить, что аграрная система в целом была много сложнее, чем она только что была описана. В тех районах, где земли не хватало («тесные» районы), наделы соответственно уменьшались. Там, где ее было вдоволь, земли давались щедро» нередко с расчетом на трехпольный севооборот. Определенную долю обычного надела могли дать на нетрудоспособных и престарелых. Что касается казенных полей, то титулованной знати их давали в наследственное пользование, правда, не в вечное, ибо, согласно китайским правовым нормам, степень знатности понижалась с каждым поколением на ступень, а после пятой ступени исчезала вовсе. Другая часть казенных земель, как обычно, предоставлялась чиновникам в качестве служебных наделов, т.е. должностных земель на срок службы. В том и другом случае имелось в виду не столько владение казенными землями, сколько право на ренту-налог с указанных земель.

Земельная реформа и реализация налоговой системы в рамках надельного землепользования обеспечили казну регулярным притоком дохода, а государство -- необходимой рабочей силой (трудовые повинности). То и другое способствовало укреплению инфраструктуры империи -- строились дороги, каналы, дамбы, дворцы, храмы, целые большие города. Расцветали ремесло и торговля, включая казенное ремесло, где обычно сосредоточивались лучшие мастера высокой квалификации, работавшие в порядке трудовой повинности либо сверх этого по найму. Ремесло и торговля находились под строгим контролем государства, специальных чиновников, которые через посредство глав туаней и ханов (цехов и цехо-гильдий) строго регулировали каждый шаг городских жителей.

Вообще говоря, институционализация и даже в некотором смысле расцвет городов, ремесла и всей городской культуры начались в Китае в Чжоу и достигли немалого уровня в Хань. Этот процесс активно продолжался и в эпоху Нань-бэй чао, несмотря на смуты и неурядицы, особенно на юге страны, где до того городов было немного. При династии Тан развитие городов получило дополнительный импульс. Значительно увеличились размер и численность многих из них. Изменилась, прежде всего за счет буддийских храмов, их архитектура Более строго-линейной, ориентированной по странам света, стала планировка кварталов, в частности в танской столице Чанани (совр. Сиань). В городах жили не только торговцы и ремесленники, хотя численно они и преобладали, по крайней мере вне столицы. Большое место среди городского населения крупных городов занимали чиновники, представители богатых сельских кланов, аристократы, монахи, армия слуг и обслуживавшего персонала, а также такие специфические группы населения большого города, как врачеватели, актеры, геоманты и иные гадатели и предсказатели, проститутки, нищие и пр. Как и везде на Востоке, окна в жилищах были обращены внутрь квартальных стен, кроме тех случаев, когда дом был одновременно мастерской и лавкой. Строго следили за порядком в городах специальные служители и подчиненная им городская стража. Они же отвечали за водоснабжение и соблюдение чистоты на улицах. В зажиточных домах были бани и бассейны. Существовали и городские платные бани. Многие городские улицы были вымощены камнем.

Конечно, всем этим город разительно отличался от деревни, даже если в деревне были дома богачей. Но в одном город был абсолютно одинаков с ней, в главном -- в статусе и правах. В этом смысле город был всего лишь податной и административной единицей, не более,-- ни прав, ни привилегий, ни гарантий. Напротив, еще жестче порядки, еще строже надзор, хотя бы потому, что следившие за этим органы расположены рядом, здесь же, в городе. Ведь города обычно бывали центрами провинций, областей, уездов.

В танское время империя была разделена на 10 провинций (дао), которые в свою очередь подразделялись на области (чжоу) и уезды (сянь). Области (или округа) и уезды различались по размерам, населению, сумме налогов и соответственно делились на категории, что сказывалось на статусе и количестве (штатном расписании) управлявших ими чиновников. Но при этом все чиновники, вплоть до уездных, всегда назначались из центра и контролировались непосредственно им, что было важной особенностью централизованной административно-бюрократической системы Китая -- особенностью, придававшей этой системе немалую силу и устойчивость.

Система государственно-административного управления страной была сложной, но достаточно стройной. При императоре существовал Государственный совет из наиболее видных сановников, включая подчас близких родственников правителя. Исполнительную власть представляли в нем обычно два канцлера (цзайсаны или чжичэны) -- левый (он обычно считался старшим) и правый, каждый из которых ведал тремя из шести ведомств палаты Шаншушэн, своего рода Совета министров. К первой группе ведомств относились управления чинов (подбор кадров и назначения по всей империи), обрядов (контроль за соблюдением норм поведения, охрана общественного порядка) и налогов (учет податных, распределение наделов, сбор налогов, земельный кадастр и т.п.). Ко второй -- управления военными делами (содержание войск, охрана рубежей, военные поселения на границах и соответствующие назначения), наказаний (суды, кроме уездного, где этим ведал сам уездный начальник; тюрьмы, содержание преступников) и общественных работ (реализация трудовых повинностей, строительство, включая ирригационное). Работу исполнительных органов и всей государственной системы, прежде всего аппарата власти, чиновников, строго контролировали цензоры-прокуроры специальной палаты Юйшитай, которые имели большие полномочия, включая право подачи докладов на высочайшее имя. Кроме того, при дворе существовали еще две влиятельные палаты, ведавшие подготовкой императорских указов и протоколом, т.е. церемониалом.

На уровне провинций были свои чиновные управы во главе с наместником-губернатором; то же, но в меньшем объеме -- на уровне областей и округов различных категорий. Уезд обычно был представлен лишь начальником, который, сам комплектовал свой штат помощников из числа местных влиятельных лиц, обычно готовых работать на общественных началах, что, однако, никак не равнозначно бескорыстной работе, и наемных служащих низшего ранга, т.е. писцов, служек, стражников и т.п. Власть уездного начальника была очень большой и потому обычно контролировалась наиболее строго. Она ограничивалась как сроком (не более 3 лет на одном месте с последующим перемещением на другое), так и местом службы (ни в коем случае не там, откуда чиновник родом).

Для того чтобы административная система и бюрократический аппарат действовали максимально эффективно, в империи уделялось особое внимание важной проблеме подготовки и принципов комплектования кадров чиновников. Этой проблемой много занимались в свое время и конфуцианцы, начиная с самого Конфуция, и легисты, в том числе Шэнь Бу-хай и Шан Ян. В Китае издревле существовало немало методов отбора чиновников, как общих для всего Востока и даже для всего мира (назначение близких родственников, приближенных, сподвижников правителя его личным указом, по его воле и выбору; предоставление должности по праву знатности либо родственной близости; назначение по рекомендации и протекции влиятельных лиц и т.п.), так и специфически китайских. К числу последних относятся классический конфуцианский принцип выдвижения мудрых и способных, за которых отвечали те, кто их рекомендовал, а также беспристрастный конкурс претендентов на должность. В танском Китае на первое место понемногу, но неизменно и со все большим успехом стал выходить конкурс, нашедший свое отражение в уже хорошо отлаженной системе экзаменов -- в принципе той самой, что теперь благодаря китайцам хорошо известна и активно работает во всем мире: каждый в предельно объективных и равных для всех условиях демонстрирует свои знания и способности, отвечая на заранее не известные вопросы в устной либо письменной форме.

В танском Китае это делалось на специальных экзаменах на степень в уездных, провинциальных и столичных центрах, под строгим надзором специальных комиссий, присланных со стороны, причем в закрытом помещении и в письменной форме под девизом. Для успешной сдачи экзамена следовало хорошо знать сочинения древних, прежде всего классические конфуцианские каноны, а также уметь творчески интерпретировать сюжеты из истории, отвлеченно рассуждать на темы философских трактатов и обладать литературным вкусом, уметь сочинять стихи. Все это, разумеется, в строго конфуцианском духе, с соблюдением соответствующей обязательной формы. Лучше других справившиеся с заданием (3--5 % из числа кандидатов-абитуриентов) удостаивались желанной степени и, главное, получали право сдавать экзамен «а-вторую степень, а обладатели двух -- на третью.

В танском Китае трехстепенная структура еще не была устоявшейся -- существовали различные степени и варианты их соответствий. Но в общем для императорского Китая со временем ведущей стала именно трехступенчатая структура: сдавшие экзамен трижды, на всех трех ступенях, обладатели третьей высшей ученой степени цзиньши были как раз теми хорошо подготовленными и трижды тщательно проверенными конфуцианцами, из числа которых назначались чиновники на наиболее ответственные должности, низшей из которых была должность уездного начальника (в стране было около 1,5 тыс. уездов). И хотя успешная сдача тройных экзаменов не была единственным путем к должности, этот путь оказался наиболее выгодным для системы власти: кто как не хорошо знающий суть и принципы конфуцианства и доказавший свои знания в честном соперничестве с другими может наилучшим образом справиться с нелегким делом управления страной на официально принятых конфуцианских основах? При этом для системы как таковой совершенно несущественно, откуда, из какого социального слоя появился способный знаток официальной доктрины. Гораздо важнее то, что это хорошо образованный и потому надежный человек, который с немалым трудом шея наверх и потому будет ценить свое место и не за страх, а за совесть, по убеждению отстаивать все заповеди официальной доктрины, положенные в основу империи.

Что же касается вопроса о том, из каких же все-таки социальных слоев выходили наверх мудрые и способные, то здесь важно быть предельно четким. Да, в большинстве случаев это были потомки знати и чиновников, зажиточных земледельцев, для которых хорошее воспитание в конфуцианском духе было делом семейной чести (примерно так же, как и знание французского для русских дворян в начале XIX в.). Но в то же время хорошо известно, что с ростом престижа экзаменов среди всех слоев империи сильно развился стимул к учебе, к получению знаний. А так как формально каждый налогоплательщик имел право попробовать свои силы и испытать свой шанс, а в случае удачи сделать блестящую карьеру (ограничения были лишь для немногочисленной категории не плативших налоги неполноправных, цзянь-минь), практически из сказанного явствует, что появление способного мальчика в деревне всегда обращало на себя внимание односельчан и родни. Обычно находился богатый покровитель (из родни, клана, иной корпорации) либо коллектив, которые готовы были взять на себя расходы, связанные с обучением такого мальчика, ибо это сулило в случае удачи и престиж, и немалые материальные выгоды. Удача, разумеется, приходила далеко не всегда. Но в том случае, когда шанс бывал успешно реализован и выходец из низов выдвигался наверх, это оказывалось выгодным для всех родных и близких сделавшего карьеру, причем выгода была многообразная и постоянная, далеко не только материальная, хотя и она тоже.

Дело в том, что положение штатного, т.е. сдавшего экзамены, получившего степени и назначенного на подобающую должность чиновника было в китайской империи необычайно престижным и предоставляло немалую реальную власть. Формально в танское время чиновничество делилось на 9 рангов, да еще каждый из них имел две степени, основную и приравненную. Но фактически чиновником был тот, кто, пройдя конкурсный отбор, занимал высокую штатную должность и соответственно имел достаточно высокий ранг. Влияние и возможности такого чиновника в администрации империи были весьма велики -- стоит вспомнить о гоголевском городничем, да еще принять во внимание, что, в отличие от этого городничего, китайский чиновник имел под своим началом не только уездный город, но и весь уезд, т.е. был в уезде и судьей, и ответственным за налоги, и любой другой властью.

Уложения, касавшиеся статуса и системы организации чиновников, землевладельцев и вообще всех подданных империи, их немногих прав и всеобъемлющих обязательств перед властью, а также вся система соответствующих регламентов были сведены воедино в танском своде законов из 500 статей в 12 разделах -- уникальном в своем роде, особенно для Востока, сборнике указаний и запретов, разграничений и пояснений. Похожего типа сборник существовал, видимо, и в Хань, но от него дошло до нас очень немногое. Танский законник сохранился и весьма интересен как документ, свидетельствующий о взаимоотношениях в государстве и обществе, а также между государством и обществом. Из него, в частности, хорошо видно, кто управлял империей, кто был в ней если не господствующим классом в полном смысле слова, то во всяком случае в положении господствующего класса, кто выполнял функции этого класса. В законнике, помимо прочего, содержались статьи о праве «тени»: для высокопоставленных чиновников их «тень» после их смерти падала на их ближайших потомков, детей и внуков, давая им определенные преимущества, в том числе и при определении на должность. Но стоит заметить в этой связи, что речь в данном случае шла об очень немногих, чей статус в этом смысле был приравнен к статусу родовой знати (их тоже было немного, и статус каждого из них с очередным поколением, как упоминалось, снижался). Во всех же остальных случаях статус чиновника практически не отражался на его детях -- им следовало начинать все сначала.

Грансформация танского общества в VIII--Х вв.

Успехи первых танских императоров, включая и внешнеполитические, в том числе завоевание некоторых территорий на севере, открытие вновь Великого шелкового пути, укрепление власти в других окраинных районах империи, позволили восстановить мощь Китая как великой азиатской державы. Однако эти достижения, сыгравшие свою немалую роль, продолжались не слишком долго. Кульминацией их можно считать годы правления танского Сюань-цзуна (713--755), совпавшие с периодом расцвета танской культуры и особенно ее поэзии (Ли Бо, Ду Фу) и вообще изящных искусств. Конец этого царствования, оставившего в памяти страны немало воспоминаний (стоит напомнить, в частности, о знаменитой фаворитке Ян Гуй-фэй, считающейся красивейшей женщиной в истории страны; красоту ее воспевали лучшие поэты Китая), был ознаменован началом упадка.

Во-первых, в стране получили большую власть военные наместники в окраинных районах, цзедуши (институт цзедуши был создан в 711 г. как раз в связи с необходимостью укрепить окраинные районы империи), причем один из них Ань Лу-шань, в 755 г. поднял восстание и заставил императора бежать из столицы. И хотя восстание в конечном счете было подавлено, царствование Сюань-цзуна на этом окончилось (бежавшего из столицы императора офицеры из его окружения заставили выдать им Ян Гуй-фэй, в которой они видели корень зла; после ее смерти сам император вскоре ушел из жизни). Его преемники сумели побороть всевластие цзедуши и восстановить пошатнувшуюся было централизованную администрацию, но это им обошлось недешево. Империя оказалась в состоянии, близком к критическому.

Во-вторых, критическое состояние империи объяснялось не только внутриполитическими раздорами. Хуже было то, что -- в полном соответствии с закономерностями династийного цикла -- стало резко ухудшаться положение в сфере аграрных отношений. Время, когда земли было много и власти заботились лишь о том, чтобы справедливо распределить ее, обложив каждого надельного крестьянина небольшим налогом, ушло в прошлое, выявившееся в годы мятежа ослабление централизованной администрации сказалось и на формах землевладения. Если и прежде изредка в виде исключения (скажем, нет денег на достойные похороны -- дело первой важности в системе социально-семейных конфуцианских норм) разрешалось продать часть надела, то теперь практика купли-продажи наделов стала общераспространенной, причем в качестве приобретателей выступали богатые» власть имущие, в первую очередь имевшие власть и деньги-чиновники, а также городские торговцы, ростовщики и т.п. В императорских эдиктах Сюань-цзуна можно обнаружить немало требований запретить чиновникам скупать крестьянские наделы и установить наказания за скупку земель. Но ситуация явно выходила из-под контроля.

Результатом было перераспределение земель. Наделы крестьян уменьшались, а налог оставался прежним, отчего тяжесть его резко возрастала. В то же время проданная часть надела как бы ускользала от налогов. Нередко продавались неполные наделы -- земли неустроенных и нетрудоспособных, вдов, которые имели официальные налоговые льготы или вовсе были освобождены от налогов. Все это вело к тому, что доходы казны уменьшались из-за того, что оставшиеся в своих наделах крестьяне были просто не в состоянии выплачивать прежнюю налоговую норму. В то же время оставшиеся без земли крестьяне бедствовали, брали в аренду у богатых свои прежние наделы или работали на них в качестве батраков. За этот счет доходы частных лиц быстро росли, а положение в деревне становилось все более напряженным. Кризис явно наступал. Требовались решительные реформы, чтобы его предотвратить. И эти реформы последовали.

Согласно предложению канцлера Ян Яня в 780 г. государство отменило систему наделов и окончательно отказалось от контроля за перераспределением земли. Все дворы в строгой зависимости от их имущественного положения отныне были поделены на категории и были обязаны платить налог в соответствии с реальным количеством земли, причем дважды в год, летом и поздней осенью (система двух налогов, ляншуй). В зависимости от качества земли налог изменялся, но размер его был одинаков для всех категорий землевладельцев. Только низшие категории их в трудные годы получали льготы либо даже освобождение от налога. Не вполне ясен вопрос об арендаторах. Там, где пришлые (кэху) обрабатывали выморочную землю, они отныне были признаны ее владельцами и обложены общим для всех налогом. Там, где арендаторы обрабатывали чужую землю, особенно в хозяйствах богачей (барской запашки Китай, как и вообще Восток, практически не знал), они, видимо, налогоплательщиками не считались, хотя по статусу все-таки принадлежали к лян-жэнь (т.е. к платившим налоги, в отличие от цзянь-жэнь, неполноправных).

Некоторые специалисты подчас склонны преувеличивать значение реформы 780 г. в том смысле, что видят в ней грань, после которой надельные земли в Китае превратились в частные, чуть ли не свободно отчуждаемые. На деле это далеко не так. И прежде наряду с мелкими крестьянскими наделами в Китае были крупные землевладения сильных домов. И раньше существовала негласная практика отчуждения крестьянских земель, что и вело спорадически к кризисам в Китае. Принципиально в этом смысле ничего не изменилось: землевладельцы, являвшие собой для казны недифференцированную массу налогоплательщиков, всегда были совокупностью множества мелких и средних и небольшого количества крупных сельских хозяев. Изменилось лишь то, что теперь крестьянские земли с большей легкостью, нежели прежде, т.е. практически почти официально, могли переходить из рук в руки, становились объектом купли-продажи. Впрочем, это никак нельзя считать наступлением иного отношения к земле, превращением ее, скажем, в легко отчуждаемую частную собственность. Владение землей по-прежнему находилось под строгим контролем властей, для которых не было безразличным, кто владеет полем и насколько исправно платит налоги. Государство по-прежнему всегда было заинтересовано в том, чтобы каждый пахарь имел свое поле, чтобы низшие категории землевладельцев не разорялись и не лишались земли, чтобы крестьяне-хозяева не переходили в категорию безземельных арендаторов. Это было важным для государства как с социальной и политической точки зрения (неимущий и разоренный крестьянин шел в ряды мятежников), так и с экономической (богатые дворы, особенно возглавлявшиеся чиновниками, обычно находили пути для того, чтобы избежать уплаты налога либо уменьшить его квоту, что всегда наносило ущерб казне).

Система ляншуй не слишком много дала танскому Китаю. Но она все-таки на время сняла остроту кризиса и тем самым продлила династийный цикл, так что в целом ее введение следует считать вполне удавшейся реформой. Но уже в первой половине IX в. положение в стране вновь стало ухудшаться. В 845 г. танские императоры были вынуждены прибегнуть к конфискации земель буддийских монастырей, которые оказались слишком уж богатыми и процветающими на фоне оскудевавшей казны. Но и это помогло ненадолго. В конце IX в. в стране разразилось мощное восстание крестьян под руководством Хуан Чао, в 881 г. занявшего столицу и провозгласившего себя императором. Восстание было подавлено, но танские императоры так и не смогли более вернуть себе прежнюю власть. Наступил период разброда и междоусобных войн («пяти династий и десяти царств», как именуют его в китайских источниках), продолжавшийся более полувека (907--960), после чего появилась новая династия.

Китай в период Сун (960--1279)

Сунский период в истории Китая тоже считается временем расцвета -- во всяком случае в сфере экономики, культуры, администрации. Несколько иначе обстояло дело с внешней политикой и проблемой суверенитета империи. В известном смысле можно сказать, что все три столетия Сун прошли под знаком успешного натиска северных кочевых племен и малоуспешных попыток сунской империи

отразить этот натиск. Порой приходилось даже от него откупаться Все началось с середины Х в., когда сунский Китай еще даже не возник.

В начале Х в. протомонгольская этническая общность киданей, обитавшая на северо-восточных рубежах китайского государства и в процессе трибализации многое впитавшая в себя в результате достаточно длительных контактов с китайцами, с китайской культурой, стала быстрыми темпами развиваться и консолидироваться. В годы, когда китайская империя была в состоянии политического разброда, Апока из рода Елюй захватил верховную власть в племени и провозгласил себя императором. Основанное им государство с 947 г. получило китайское наименование Ляо (существовало с 916 по 1125 г.). Войны с разрозненным Китаем принесли молодому государству успех: в 946 г. кидани даже ненадолго захватили столицу одного из китайских царств Кайфын. Активно укрепляясь на севере Китая, кидани добились того, что часть захваченных ими китайских земель вошла в состав Ляо.

Китайцы и корейцы помогли наладить в Ляо основы управления; на китайской иероглифической базе из китайских элементов письма была создана своя письменность (пока не расшифрованная); развивались города, ремесло, торговля, причем и здесь преимущественно за счет китайцев и корейцев. Сформировавшаяся в 960 г. империя Сун попыталась было отбить у Ляо северокитайские земли, но не преуспела в этом. Больше того, по унизительному для Китая мирному договору, заключенному в 1004 г., когда кидани вновь были у стен Кайфына, теперь уже столицы Сун, империя вынуждена была согласиться платить Ляо дань -- 200 тыс. штук шелка и 100 тыс. лянов серебра ежегодно. Договор 1042 г. еще более увеличил размеры дани -- до 300 тыс. штук шелка и 200 тыс. лянов серебра. Однако и это не помогло: в 1075 г. сунский Китай был вынужден уступить киданям еще несколько северокитайских округов.

Но кидани были не единственным серьезным врагом сунского Китая. На северо-западных его окраинах, к западу от киданей, на рубеже Х--XI вв. сложилось крупное государство тангутов -- Западное Ся. Вначале тангутские вожди, потомки одной из ветвей древних цянов, признавали вассальную зависимость от империи Сун и многое, как и кидани, заимствовали от китайской культуры. Но затем они усилились и перешли к военным экспедициям против сунских правителей, отторгнув от Китая часть провинций Шэньси и Ганьсу. Приняв в 1038 г. титул императоров, тангутские предводители еще усилили натиск на сунский Китай и по мирному договору 1047 г. заставили его, следуя примеру киданьского Ляо, платить ежегодную дань (100 тыс. штук шелка и 30 тыс. цзиней чая).

Нельзя сказать, чтобы сунские императоры вовсе не стремились к организации отпора северным соседям. Напротив, они заботились об этом, в частности, уделяли много внимания своей армии, достигавшей в середине XI в. полутора миллионов. Однако, будучи напуганы военными мятежами танских цзедуши, сунские императоры сознательно ослабили роль военачальников, что не могло не сказаться на боеспособности армии. В целом стоит заметить, что ставка на умеренные уступки противнику, пусть даже унизительные для престижа Поднебесной империи, при сохранении внутриполитической стабильности в стране вполне себя оправдала: период Сун, несмотря на неудачи во внешнеполитических делах, справедливо считается эпохой расцвета Китая, о чем уже говорилось. В чем же это проявлялось?

В сунском Китае продолжался процесс экономического развития. Увеличилось количество городов, причем они становились все больше, богаче, многолюднее. Расцвели новые виды ремесел; китайские ремесленники научились делать те изысканные вещи, которые и поныне являют собой национальную гордость страны и имеют музейную ценность, будь то знаменитый сунский фарфор, изысканные тонкие шелка, изделия из лака, дерева, слоновой кости и т.п. Именно в сунское время были изобретены порох и компас, стало широко распространяться книгопечатание в форме знакомой частично еще и танскому Китаю ксилографии (оттиски с резных досок, на которых зеркально вырезаны ряды иероглифов; до 1000--1500 отпечатков с доски, вполне приличный тираж даже и для нашего времени). Немалых успехов достигло сельское хозяйство, включая новые агротехнические приемы, искусственно выведенные урожайные сорта зерна, культивацию индийского хлопка и многое другое.

Аграрная политика сунских императоров сводилась в принципе к тому же, что и всегда: крестьяне должны быть обеспечены землей и платить в казну налоги. Однако отказ в 780 г. от надельной системы сделал выполнение такой задачи делом весьма нелегким. Что касается земель категории гуань-тянь, т.е. казенных (владения знати и двора, храмовые и чиновные земли), то они обычно обрабатывались сидевшими на них крестьянами, которые платили налоги владельцам земли. Частично эти земли могли, видимо, сдаваться в аренду на договорных началах. С землями категории минь-тянь, которые составляли основу земельного фонда империи, дело обстояло сложнее. По статусу все владельцы были в одинаковом положении: каждый из них был обязан платить казне в среднем доу (10 литров) зерна с му, примерно 1,5 центнера с га. Но это в среднем. Реально же в наиболее выгодном положении оказывались те, у кого земли было больше (и часть ее соответственно можно было сдать в аренду) и у кого она была лучше, т.е. давала большие урожаи. Рост числа крупных землевладельцев, как о том уже не раз говорилось, был невыгоден для государства, ибо объективно сокращал доходы казны и способствовал разорению крестьян. Именно этим объяснялись различные налоговые льготы для бедных и неполномерных крестьянских дворов. Но, несмотря на все, количество крестьян-землевладельцев снижалось, а число арендаторов, особенно из числа пришлых, кэху, росло (после реформы 780 г. они лишились прежних возможностей получать бесхозные наделы и постепенно адаптироваться; теперь они были обречены на положение неполноправных и в большинстве не имеющих собственной земли арендаторов). Поземельные отношения такого типа вели к появлению в китайской деревне немалого слоя малоземельных и безземельных, угнетенных и недовольных, что стало основой для крестьянских движений в XI--XII вв.; одно из них впоследствии было в художественной форме запечатлено в знаменитом китайском романе «Речные заводи» (XIV в.).

Земельный кризис, восстания крестьян и неудачи империи во внешней политике привели сунский Китай в середине XI в. на грань очередного кризиса. Считавшая себя ответственной за состояние страны конфуцианская элита стала предлагать правительству реформы. С проектом, призывавшим принять ряд мер с целью «обогащения государства, усиления армии и успокоения народа», как это было удачно выражено в заголовке соответствующего трактата, выступил один из реформаторов, Ли Гоу. Но наиболее концентрированное отражение движение за реформы получило в виде нововведений Ван Ань-ши, который получил назначение на пост канцлера в 1068 г. и на протяжении нескольких лет осуществлял свои реформы.

Смысл реформ Ван Ань-ши сводился, как то обычно бывало, к мерам, направленным на укрепление централизованной администрации, увеличение доходов казны и ограничение интересов и возможностей частного собственника. Был произведен обмер полей с целью упорядочить налогообложение, приняты меры для улучшения ирригационного хозяйства, что способствовало росту урожайности, введена практика государственного страхования под невысокий процент. Создание управления, ведавшего централизованными закупками зерна с тем, чтобы выбрасывать это зерно на рынок, когда цены на него вырастут (мера, хорошо известная еще древнекитайским реформаторам), было ударом по спекулянтам. Одной из реформ было также создание ополчения на рекрутской основе и учреждение централизованных арсеналов.

Следует заметить, что реформы вызвали большое недовольство многих и сильную оппозицию, так что вскоре после ухода Ван Ань-ши в отставку часть их была отменена либо не доведена до конца. Однако то, что было (делано реформаторами, сыграло свою роль и сняло кризисное напряжение в обществе. В немалой мере благодаря реформам Ван Ань-ши сунская династия сумела не только выжить в неблагоприятных для нее обстоятельствах, но и просуществовать еще около двух веков. Однако эти столетия страна уже мало походила на процветающую империю. Конечно, экономика и культура Китая продолжали быть на достаточно высоком уровне и даже производить неотразимое впечатление на путешественника, как, например, на Марко Поло, посетившего Китай в корце правления династии Сун. Но в сфере политики положение страны становилось все хуже. Вторая половина существования династии Сун прошла под знаком почти непрерывной борьбы империи за выживание.

Чжурчжэни (Цзинь) и южносунская империя

Чжурчжэньские племена, обитавшие на территории Южной Маньчжурии, издревле были связаны с Китаем, торговали с ним, а затем вошли в сферу влияния киданьской империи Ляо. Ускоренные темпы их развития в процессе трибализации -- что следует в немалой степени отнести за счет постоянных контактов с более развитыми культурами и народами -- привели на рубеже XI--XII вв. к возникновению у чжурчжэней протогосударственных образований и к появлению среди них влиятельных вождей. В 1113 г. правитель чжурчжэней Агуда выступил против киданей, захватил часть их земель и основал там собственное государство Цзинь (1115--1234), позже провозглашенное империей. Вначале сунские правители увидели было в Цзинь союзника в борьбе с киданями. Однако вскоре ситуация прояснилась. В 1125 г. киданьское Ляо было уничтожено чжурчжэнями часть киданей ушла на запад, где в районе рек Талас и Чу сложилось небольшое государство кара-китаев. Западное Ляо (1124--1211), откуда и пришел затем к русским этноним «китайцы»], а новая империя Цзинь вторглась на территорию сунского Китая и стала постепенно поглощать ее. В 1127 г. был захвачен Кайфын и сам император с семьей оказался в плену у чжурчжэней. Один из сыновей плененного императора бежал на юг, в Ханчжоу, который и стал затем столицей новой, так называемой южносунской империи (1127--1280).

Победоносная армия чжурчжэней успешно продвигалась на юг и только полноводная Янцзы задержала ее продвижение. Со временем граница между Цзинь и южносунской империй установилась по междуречью Хуанхэ и Янцзы, в результате чего Северный Китай вновь, как и почти тысячелетие назад, оказался на длительное время в составе государства, в котором господствовали иноземцы. Правда, как то было и ранее, в этом государстве основной частью населения были по-прежнему китайцы, а сама чжурчжэньская родовая знать, едва слезши с коней, начала быстро китаизироваться, чему способствовало установление типично китайских норм, стандартов и стереотипов в различных сферах жизни Цзинь, от политической администрации до образа жизни населения. Тем не менее между Цзинь и южносунским Китаем отношения продолжали быть весьма сложными, чаще всего откровенно враждебными.

Вначале успешное вторжение чжурчжэней и вынужденное отступление за Янцзы вызвало в китайском обществе естественный патриотический порыв. Ведь южная часть Китая, в отличие от того, что было тысячелетием раньше, стала теперь почти стопроцентно китайской. Случившееся было воспринято там как национальная катастрофа. Крестьянские ополчения, созданные в свое время Ван Ань-ши, поднимались на борьбу, оказывали сопротивление захватчикам. Укреплялась и регулярная правительственная армия, причем в числе ее военачальников были талантливые и решительные полководцы, готовые на активную борьбу, как знаменитый Юэ Фэй (1103--1141), который в середине 30-х годов одержал несколько побед над чжурч-жэнями и был, видимо, близок к тому, чтобы добиться большего. Однако южносунский двор, относившийся с явно выраженным недоверием и даже подозрением к удачливым полководцам, не был склонен способствовать успехам Юэ Фэя. Противостоявшая военачальнику группировка при дворе во главе с канцлером Цинь Гуем вызвала в 1141 г. Юэ Фэя в Ханчжоу и заточила его в тюрьму, где он вскоре был казнен. После этого империя Сун заключила с чжурчжэнями очередной для нее унизительный мир 1142 г., согласно условиям которого чжурчжэням ежегодно выплачивалось 250 тыс. штук шелка и 250 тыс. лянов серебра.

Хотя мир был унизительным, а выплаты--весьма весомыми, для изнеженного, богатого и явно не готового к решительным военным действиям с храбрыми кочевниками сунского Китая это был по-своему логичный и даже в известном смысле удачный выход. Приняв такое решение и надолго обезопасив себя от вторжений с севера, южносунская династия просуществовала еще около полутора веков. И как ни трудно говорить о процветании в таких условиях, оно все-таки далеко не исчезло бесследно. Напротив, Южный Китай в XII--XIII вв. являл собой богатою и очень развитое в экономическом и социально-культурном плане государство, где в изобилии произрастали зерно и хлопок, чай и сахарный тростник, выделывались лучшие в мире шелка и уникальные изделия из фарфора, лака, керамики, серебра, бамбука и т.п. Великолепие Ханчжоу, произведшего в свое время неизгладимое впечатление на Марко Поло, до того не видевшего, по его собственным словам, ничего подобного (хотя Марко был едва ли не больше всех повидавшим на свое веку европейским путешественником), говорит само за себя.

Но ведь южносунский Китай был не только развитым экономически государством. Это был и центр высокоразвитой духовной культуры, средоточие китайской философской мысли в ее едва ли не наивысшем для императорского Китая проявлении. Именно здесь расцвел феномен неоконфуцианства -- учения, поставившего своей целью не просто реформировать и обогатить древнюю почитаемую доктрину за счет новых идей, но и как бы вдохнуть в нее новую жизнь, заставить ее засверкать новыми гранями. Благодаря усилиям знаменитых мыслителей, наиболее выдающимся среди которых был великий Чжу Си, признанный их глава (1130--1200), феномен неоконфуцианства в его чжусианской форме стал вершиной китайской философии. Неоконфуцианство стало вслед за этим распространяться в соседних с Китаем странах и особенно активно -- в Японии.

В сунское время невиданного расцвета достигла и китайская живопись. В это время жили и работали лучшие в истории Китая художники, объединенные вокруг специальной Академии живописи. Написанные ими свитки до наших дней являют собой украшение многих музеев мира. Среди сунских художников были и признанные теоретики живописи, авторы почитаемых трактатов. Были и мастера тонкого пейзажа, любители изображений цветов и птиц. В числе таких мастеров были и некоторые из сунских императоров, работавшие под псевдонимами.

Не прошел бесследно для китайской мысли и сам исторический факт разделения Китая на север и юг. Хотя такой раздел не был новым для страны, он все же сыграл свою роль. Во-первых, в том плане, что раздел страны на части и господство на севере иноплеменников внесли дополнительные акценты в те пусть небольшие, но заметные этнические различия, которые на протяжении веков складывались и закреплялись отдельно на севере и на юге,-- различия в языке (диалектах), в культуре, даже в пище и одежде. Конечно, эти различия не следует переоценивать. Они в конечном счете не повлияли на то, что китайцы и на севере, и на юге оставались китайцами,-- для этого были достаточно сильны связывавшие всех их воедино выработанные еще в древности основы духовной культуры, принципы жизни, нормы привычного бытия, отношений в семье, обществе и т.п. Но все же отличия были, причем, по оценке современников, проявлялись в некоторой изнеженности южан, противопоставлявшейся твердости и решительности северян, как то было сформулировано, в частности, одним из сунских реформаторов Ли Гоу.

Во-вторых, существенное воздействие на образ и привычные стереотипы и штампы мышления оказали реальные политические взаимоотношения китайцев с их северными соседями -- тангутами, киданями, чжурчжэнями. Китайцы издревле привыкли мыслить себя и свое государство в терминах «Поднебесной», «Срединной империи», окруженной отсталыми и ничтожными варварами. И вот эти «варвары» оказались чуть ли не в положении господствующего этноса, которому Китай платит дань. Трудно было смириться с реальностью -- но приходилось. Не то чтобы китайцы отказались от привычных стереотипов мышления в категориях Поднебесной империи и императора как сына Неба. Но им пришлось признаться самим себе, что одно дело -- завещанные традицией и потому как бы незыблемые представления о величии и всемогуществе китайской империи, а совсем другое -- реальная жизнь. Будучи по натуре прагматиками, они не переживали это слишком болезненно.