Немецкое королевство в конце 15 столетия

Лекция

При поверхностном наблюдении можно было бы подумать, что ни одна из земель Европы не сравнилась бы в конце 15 столетия с Германией в политических силах. Многочисленное воинственное дворянство, с одной стороны, с другой стороны, богатство городов, в которых в 15 столетии развилась значительно торговля и промышленность, благоприятное географическое положение в сердце Европы -- все это давало возможность немецкому императору располагать огромными средствами. В учреждениях, по-видимому, не было недостатка: император считался главой империи, чины собирались в сеймах, где обсуживались важнейшие вопросы внутренней и внешней политики. Можно сказать словами одного немецкого историка, что в Европе 16 столетия не было дано ни одной великой битвы, где бы не участвовали немецкие наемники, landsknecht. Толпами юноши выходили из Германии искать службы военной, следовательно, воинственный дух был здесь развит в высокой степени. Но всмотревшись пристальнее в состояние государства, носившего название Немецкого королевства, мы видим, до какой степени оно было слабо внутри и отвне. Известна великая теория императорской власти в конце средних веков. Когда Гогенштауфены проиграли свое дело, династия, заступившая их место, не в силах была поднять значение императора снова: она приняла другие меры. Прежде императоры считали родовые владения свои чем-то второстепенным; Оттон I из дома Саксонского уступил свою родовую Саксонию, не считая звание племенного герцога совместным с титлом императора. При императорах Франконской династии мы видим старания соединить как можно более родовые владения, но опять с той же целью -- возвышения императорской власти. Но уже при первой, сменившей Гогенштауфенов династии, и именно при Рудольфе Габсбургском, заметно было уклонение от прежнего образа действий. Он спешит воспользоваться минутным своим положением, не верит в прочность императорского престола и старается к родовым своим владениям приобщить Швейцарию и Швабию, отнятую у Оттокара Чешского, из чего сложилась масса родовых владений Габсбургов.

Адольф Нассауский, преемник его, старается сделать то же для своей династии на счет маркграфства Турингии. Упомянутое направление, усиливание династических интересов на счет императорских сохранилось. Та династия, которая наиболее противодействовала Габсбургам, династия Люксембургская, блистательно шла этим путем, в короткое время соединив Чехию, Моравию, даже Венгрию. В 1439 г. вступил на престол Фридрих III. Известно правление этого императора. Ленивый, скудно одаренный дарованиями, 54 года сидел он на престоле; в этот период Австрийскому дому угрожала наибольшая опасность: Вена была в руках мадьяров; только за три года до кончины своей воротился в нее Фридрих, но зато по смерти своей он отказал Максимилиану наследство, если не прочных прав, то надежд и притязаний.

Первым делом Максимилиана было устройство самой Германии. Мы сказали уже, что могущество Германии с первого взгляда в 15 столетии не существовало таковым на самом деле. В Европе, за исключением разве Италии, не было такого государства, растерзанного мелкими частными интересами. Император был, в сущности, без власти; юристы немецкие еще излагали в великолепных фразах значение власти императорской, но вне теории ее не было. Сам император отказался от этой власти, заботясь о родовых интересах. Многочисленные князья немецкие успели утвердить на прочных основах земское державство. Каждый из них разыгрывал роль самостоятельного государя. Но здесь шла также глухая борьба между императором и князьями. Император должен был бороться с имперским рыцарством. Ему надо было заключать сделки и также бороться с городами имперскими. Важно заметить здесь различие между земскими и имперскими городами. Последние непосредственно зависели от императора, первые непосредственно зависели от князей.

В 15 столетии идут постоянные войны князей между собой, князей с городами, городов и князей с рыцарством, всегда непокорным. Но сословия силятся замкнуться, и для этой цели составляют союзы. Еще в 13 столетии существовал союз городов ганзейских, имевший последствием союз городов на Реине; в 15 столетии явился сильный союз швабских городов, куда вступали и рыцари и князья. Причины возникновения и силы этих союзов лежали в тогдашнем анархическом положении Германии: одному лицу, одной единице нельзя было отбиться от анархических окружавших элементов. Вмешательство императора в эти распри оканчивалось очень часто для последнего позорными неудачами. Но если, выходя из этих пределов княжеств немецких, рассмотрим самые составные части княжеств, единиц политических, городов, мы увидим везде кровавые раздоры. В городах в это время шла борьба между высшими городскими сословиями и цехами. Дотоле одно высшее сословие управляло городами, избирало своих Burgermeister'ов, ремесленники не имели здесь участия; с начала 14 столетия они просятся в совет; за отказом и отрицанием следовали кровавые распри. Каждый из значительных городов Германии имел свои страшные революции, в которых гибли лучшие граждане. Можно привести тому много примеров; уже в летописи города Ротенбурга видно, что с 1300 по 1450 г. этот город каждый год вел, по крайней мере, одну войну, иногда три, потом это не изменялось до конца 14 столетия; иногда бывало даже хуже, как в 1500 г.: город Нюрнберг окружен был со всех сторон хищными рыцарями, грабившими купцов городских; горожане его прославились счастливыми экспедициями против рыцарей: без суда вешали они на своих городских башнях всех попавшихся им в плен рыцарей. К началу 16 столетия относится один любопытный памятник: записки рыцаря Гетца von Berlichingen. Он описывает сам свои подвиги, большей частью заключающиеся в разбоях на большой дороге, ограблении купцов, нападении врасплох на города. Он не стыдится рассказывать эти поступки. Видно, что общественное мнение в его время не кладет позорного клейма на такие дела. Напротив, он часто с иронией говорит о жалобах на то купцов: «Раз утром,-- говорит он,-- выехал я в поле и подождал обоз; предо мной пробежала стая голодных волков; бог помочь, добрые товарищи,-- сказал я им.-- Вы отправляетесь за тем же, как и я; и это показалось мне счастливым предзнаменованием» . Но между тем, много уже раздавалось голосов в Германии, исходивших из всех слоев общества, которые требовали реформы, порядка, которые показывали, что Германия не только уже не занимала прежнего своего средневекового места, но по политическому состоянию своему стояла уже ниже Франции. С юго востока угрожали ей турки, занявшие Византийскую империю. Это не были нынешние турки, ослабленные, потерявшие энергию фанатического убеждения. То были турки, упоенные энтузиазмом Баязета, Амурата II. Все усилия императоров немецких противопоставить оплот турецким нападениям, оказались бесплодны; они не успевали для этой цели собрать 20000 человек: люди немецкой земли сражались только между собою, средств других государств -- средств денежных, также не было у императора, ибо у него не было определенных доходов; сейм давал иногда деньги, но очень скудно, он должен был довольствоваться доходами родовых своих имений. Одним словом, неудовольствие было общее, потребность преобразования всеми была чувствуема, но трудно было найти лицо, которое бы решилось принести жертву в пользу целого. Таков лишь один был Бертольд, архиепископ Майнцский. Несколько сеймов было им собрано с этой целью. При Фридрихе III все эти сеймы оканчивались бесплодно; при Максимилиане они, по-видимому, достигли своей цели.

В 1495 г. 7 августа собрал он сейм в Вормсе. Во-первых, здесь положено было положить конец местным распрям, государство разделено на 10 округов, каждый имел отдельный сейм, двух сановников, наблюдавших за тем, чтобы не возникли распри, и имели общественное войско для усмирения насилия и водворения тишины. Положено составить общую перепись и общий налог. Назначение этих имперских денег была война с турками. Распри, которые не могли окончиться в пределах округа, должны были переноситься в Reichskammergericht, которого члены назначались чинами. Император назначал только председателя. Собственно, в этих положениях Вормсского сейма можно видеть некоторым образом попытку ослабить и без того слабую власть императорскую. Император потерял здесь последнее право суда; придворный суд заменен имперским. Сверх того для правильного распределения обязанностей военной службы положено составить роспись всем чинам имперским с назначением, что каждый должен выставить на случай войны. Положения эти имели великое значение, хотя долго не были выполняемы. В них признали все сословия необходимость единства против тогдашнего порядка вещей; долго не могли они выдержать его.

Личный характер императора Максимилиана представляет странное соединение добродетелей и недостатков. Человек, необычайно образованный для своего времени, соединивший всю совокупность науки в тогдашнем ее объеме, отличный воин, необычайно деятельный, любимый народом за блестящие рыцарские качества, оставивший сочинения, которые показывают в нем ясный и, по-видимому, твердый и положительный ум, он, как часто случается с людьми переходной эпохи, не оканчивал своих начинаний, брался за все и на полдороге бросал начатое. Он вмешивался во все войны Европы и ни одно из этих предприятий не приводил к концу; под конец жизни он вздумал, чтобы выбрали его папой: таким образом, единство и порядок, говорил он, соединятся в Европе на самых прочных основах, ибо две высшие должности соединятся в одном лице. Но именно этот тревожный, беспокойный характер послужил в пользу династии Габсбургской. Многочисленные затеи Максимилиана поставили ее в сердце европейской политики и связали ее со всеми политическими вопросами.

Из государств, принадлежавших германскому племени, остается упомянуть о Скандинавском полуострове. В 15 столетии роль его ничтожна. Кальмарский союз, соединивший в конце 14 столетия три государства, не уничтожил, однако, племенной ненависти шведов с датчанами. Подчинение Швеции Дании существовало, собственно, только на словах. Швеция считалась принадлежностью датского короля, но у нее был свой правитель, управлявший в ней с такою же властью, как король датский в Дании. Карл Кнудсон в половине 15 столетия сделал попытку провозгласить себя королем, но Швеция опять примкнула к Дании. Швеция была довольна Кальмарским союзом, ставившим ее в зависимость от далекого, не имевшего большого влияния короля. Из государей Ольденбургского дома ни один не имел тогда достаточного таланта, чтобы привязать Швецию крепче. Но монархическая власть в этом государстве не сделала тех успехов, какие она сделала во Франции и Англии. Привилегии аристократии были не тронуты и далеко превосходили объем государевой власти. Состояние прочей Европы 15 столетия испытала Швеция только в 16 и 17 столетии.

Из государств славянских только два обращали внимание Европы -- Польша и Чехия. Первая еще могущественная, с воинственным народонаселением, на огромном пространстве царства Польского и великого княжества Литовского. Но в ней встречаются явления, которые отчасти были в Германии, а может быть, еще в худшей степени. Она не могла управиться с недостатком внутреннего устройства; в правлении не было единства, силы государства не могли быть собраны к одной цели. Многочисленная, непокорная, своевольная шляхта ограничивала власть короля и препятствовала самым благим начинаниям. Только в битвах против врагов оказала она услуги. Назначение Польши было, по-видимому, удерживать натиск магометан. Под влиянием этой цели найдем мы не раз соединение Польши с Венгрией и Богемией.

Богемия, в начале 15 столетия блистательно ставшая в ряд европейских государств, утратила в войнах своего народонаселения. Еще полтора столетия она страшно воевала против немцев, но в 16 столетии это кончилось страшным порабощением ее не в виде германского чистого элемента, но католицизма и иезуитизма. Множество вопросов, поднявшихся в Европе в следующем столетии, волновали Богемию еще в 13 и 14 столетиях. Это было талантливое племя, но оно истощилось в бесплодных усилиях, взяв преждевременно идеи Реформации и вздумав отстоять их против всей Европы. В 15 столетии Венгрия вместе с Польшей ведет войну с магометанами.

Мы видели, в каком положении находились государства христианские Западной Европы во второй половине 15 столетия. Мы сказали о той опасности, какую внушало Европе возрастающее могущество Турецкой империи. В самом деле, славянские государства и мадьярские, силы в Польше и Венгрии были недостаточны, чтобы остановить напор турок. Империя немецкая, разбитая на 1000 с лишком владений, не могла представить надежного оплота, а силы турецкие росли. Надо взглянуть ближе на это государство, чтобы понять причины этого могущества. Турецкие летописцы рассказывают еще о том времени, когда основатель турецкого могущества мог собрать всю дружину свою около одного котла. В 14 столетии османам принадлежит вся Малая Азия, они вступили в Европу, и в половине 15 столетия овладели всеми землями Византийской империи. В начале 1453 г. Магомет II осадил Константинополь, собственно Византийскую империю, ибо пределы империи совпадали с укреплениями этого города. Четыреста тысяч и более было жителей в царственном городе (прим. Число жителей византийской столицы в середине XV в. составляло около 40 - 50 тыс. человек. См. «История Византии», т. 3. М.. 1967. стр. 117.), но готовых защищать явилось только 5000. К ним присоединились 2000 итальянцев под начальством генуэзца Джустиниани. Этим 7000 ратников вверена была защита города, от падения которого зависела не только судьба всей Юго-Восточной Европы, но падение которого грозило и остальным странам Западной Европы. Занятые своими домашними делами, народы Европы не обращали должного внимания на эту опасность; последний император был убит, имя Стамбула заменило имя Константинополя. Но Магомет не остановился на этом завоевании и шел далее. Он говорил, что не положит оружия, доколе в Европе останется хотя бы один христианин. Магомета II не надобно представлять себе каким-либо варваром вроде Чингис-хана или Тимура. Он был человек относительно своего времени высокой образованности; кроме персидского, арабского, турецкого языков, он знал языки греческий, еврейский, латинский. Он любил науки и искусство, даже те, которые были запрещены пророком, и призывал к себе итальянских художников. Это сделало его тем более грозным. Не только с суши грозил он врагам своим, но и флотом на Средиземном море. Турция явилась одновременно морскою и сухопутною державою. Мы знаем, что тайна долгого существования Византийской империи объясняется только теми средствами империи, которые извлекала она из народов славянских, но народы славянские, постепенно ослабленные Византийской империей, слагались в массы и государства на южной стороне близ Дуная. Эти государства были также завоеваны турками. Отчаянно сопротивлялись они, но вожди не могли сдержать этого натиска. Земли славян, Пелопоннес, нынешняя Греция, часть архипелага -- все это было покорено еще при Магомете. Остров Родос, место пребывания рыцарей Иоанна Странноприимного, отразил нападение турок, но ему угрожала новая осада. Суда мусульманские явились у берегов Италии и осадили Отранто. Напрасно было воззвание пап к походу крестовому против этих врагов. При дворах думали об этом, то есть делали предварительные праздники, но никто надлежащим образом не понимал опасности. В 1481 году умер Магомет II, и можно сказать без преувеличения, эта смерть была счастьем для Европы. Преемник его Баязет II был слаб и беспечен. Он возбудил против себя общее негодование, особенно между янычарами; завоевания шли медленно и вяло, без участия самого султана. Такой порядок вещей не мог удовлетворять требованиям новой Турции. В 1511 г. он должен был сойти с престола и уступить его Селиму, сыну своему, тот славно продолжал завоевания. Из чего же составлялись силы Турции? В 1-м томе «Истории римских пап» Ranke образцовым образом изложено состояние Турции в это время. Это сочинение составлено из донесений венецианских послов, знавших хорошо Турцию, с которой беспрерывно входили они в столкновения. На трех основах держалась турецкая власть: во-первых, на старой турецкой коннице, во-вторых -- на учреждении янычарской пехоты, и, наконец,-- на личностях султанов. Когда Османы соединили под своей властью княжества, основанные отдельными турецкими вождями в Малой Азии, они приняли в ряды свои соплеменников своих, рассеянных в Малой Азии; каждый, вступив в ряды, получал участок земли, род лена, тимар, за который обязан был службою. Тимары были незначительны, от 3 до 5 тысяч пиастров приносили они дохода; пиастр равнялся нашему рублю. Тимары должны были вместо пошлины выставлять всадников, именно с 8000 тимаров взималось 200 всадников. Шлёцер говорил с'еst tout comme chez nous (франц. «Всё, как у нас»), но мы видим, что здесь существовало глубокое различие от европейских ленов. Во-первых, турки не знали настоящей наследственности; каждый тимар мог быть отдаваем другому владельцу по смерти одного. Дети владетеля не имели права на тимар. Но зато один род был постоянно владетельным. Только турки, Завладевшие Византийской империей, могли владеть тимарами. Таким образом, в конце 15 столетия у турок является 130 тысяч превосходных всадников, для которых война была любимым делом; чем более увеличивалось народонаселение, тем более нужно было число тимаров и, следовательно, надо было завоевывать новые земли, новые участки. Эти 130000 тимаров, которые видим мы в конце 15 столетия, составляли настоящее турецкое войско и в противоположность грекам покоренным назывались воинами, христиане назывались гражданами. Но кроме этой превосходной конницы, султан располагал лучшей пехотой в Европе; странен был состав этой пехоты. Около 1367 г. в половине 14 столетия, турки начали воспитывать христианских мальчиков для службы в своем войске; когда паша отправлялся на христиан, он привозил в дар султану здоровых, сильных мальчиков. Отцы их были убиваемы или продаваемы, дети поступали в дар к султану. Потом каждые пять лет происходил обыск селений, турецкие сановники осматривали всех детей христианских, выбирали самых крепких и здоровых и отправляли их к султану. Одна часть, самая меньшая, отправляема была в сераль, другая, большая часть, отдавалась в Анатолию для учения тому, что было прилично воину, участвовала в обработке земель, приучалась ездить верхом и владеть оружием. Когда им наступало 20 лет, они возвращались в европейскую Турцию и вступали в ряды янычарские. Крепкие и здоровые юноши, оторванные от семейств, забывшие язык и веру отцов своих. Им не суждено было иметь семью, они осуждены были на безбрачие и войны с неверными; они жили вместе в огромных казармах, подобно монахам, каждый вечер делали их перекличку, не позволено им было отлучаться на ночь; они не могли жениться. Они были подчинены правилам самой строгой дисциплины, ропот наказывался смертью, по-видимому, тяжелая, безрадостная жизнь. Но у них были свои вознаграждения, они гордились уважением к ним султана, султан без них не ходил на войну, они не ходили без него. Начальники янычар могли быть выбираемы только из их рядов. Дети христиан, таким образом, предводя людей христианского происхождения, были самыми страшными, жестокими врагами христианских народов. Мрачный, религиозный фанатизм был отличительным характером янычар в первое столетие их существования. За султана и рай Магометов они охотно проливали кровь свою. Такие учреждения, основанные на абстрактных целях, не могли долго существовать; но сначала янычары были страшны, выигрывали все великие битвы, при Варне, при Косове, и они же овладели Константинополем. Таким образом, на счет христианского народонаселения поддерживал турецкий султан могущество свое. Но не в одни янычары поступали они, часть их назначалась для воспитания в отдельных сералях, в Адрианополе, Константинополе. Это были лучшие, подававшие более надежд; они учились грамоте и военным обрядам; они составляли впоследствии конную стражу султана, не получали тимаров, но были на жалованье султана; отсюда выходили первые военачальники и великие визири; в половине 16 столетия все великие визири, покрывшие такою славою турецкое оружие, были отсюда.

Наконец, личность султана. За исключением Баязета II, все они отличались великими дарованиями, великим честолюбием, деятельностью. Можно сказать, что они большую часть деятельности проводили в войне с христианами. В руках их были сосредоточены все средства государства, они располагали несравненно с большею легкостью всем этим, чем христианские государи. Но само собой разумеется, что такой порядок вещей находился в сильной зависимости от личных качеств отдельного султана. Последним великим султаном был Солиман; после него мы увидим упадок турецкого могущества, ознаменованный упадком и личных достоинств сановников и янычар. При Солимане уже было заложено начало этому падению, он первый позволил янычарам вступать в брак и не всегда ходил в поход с ними.

Мы видели, следовательно, в каком положении находилась Западная Европа в это время; везде упадок средневековых учреждений, возникновение новых форм и политических требований. Везде этот переход условливается усилением монархического начала и отдельных национальностей. Именно в тех государствах, где эти явления обозначались не с такой силою, там оказалось более препятствий к успеху и зародыш будущего разложения. Но не в одной только сфере государства, в сфере политической жизни обнаружились явления, свидетельствующие о переходном времени. Западная церковь представляет нам то же зрелище, как и государство. Известны великие требования пап в 13 столетии и, по-видимому, успех был на стороне их. Целая династия, в руках которой была лучшая часть Европы, Гогенштауфены сокрушились в неравной борьбе с папской властью. Успех пап был полный, ни одно из государств Европы уже не могло противопоставить им прежнего сопротивления. Но это была мнимая победа, и победитель и побежденный сошли равными с театра битвы.

Прошло полвека после смерти Фридриха II и несколько десятилетий после Конрадина, внука его, и агент французского короля дал Бонифацию VIII пощечину. Это не было делом только личного насилия, [наглой] обидой, нанесенной лицом лицу. Можно сказать, что великая политическая роль папы кончилась. Он вовлечен был в политические мелкие смуты и сошел с идеальной высоты своей. Прежде всех объявила себя независимой от папы Франция в том смысле, что церковь французская вышла из прежней покорности ему. Второй преемник Бонифация VIII переехал уже во Францию, в Авиньон. Здесь он жил под надзором, опекой королей французских и был рукой их видов, притом, надо заметить, во время упадка сил Франции, во время тяжких ее войн с Англией. При Эдуарде III единовременно с этим Англия отказалась платить подать папе, платив дотоле огромную сумму, признавая себя через короля своего в 13 столетии леном папским. Мы помним, что некогда папские легаты имели влияние на выборы императора; в 14 столетии курфирсты, собравшись в Реймсе, решили избирать только сами императора. Везде освобождались отдельные национальности. Потом началась великая схизма, давшая новые средства светской власти против духовной. В начале 15 столетия пап было даже три, третий жил в Испании; они обвиняли один другого в похищении престола и приводили в соблазн Европу своими ругательствами. Признание того или другого папы было делом личного произвола. Тогда со всех концов Европы [поднялся] один мучительный крик, выразивший потребность восстановить значение пап. С этой целью в начале 15 столетия было три собора, первый в Пизе (1409 г.); здесь обнаружились все язвы западной церкви и болезни ее; собор не нашел, однако, средств к излечению; новый собор собрался в Констанце (1414 г.), его следствием была смерть Гуса и выказавшееся новое направление. Недовольные папою кардиналы и архиепископы думали ограничить его власть соборами с преобладанием аристократического начала в церкви. Но собор Констанцский, споря с папою, силится оправдать себя в общем мнении, и силится доказать, что он настоящий католический собор, и потому, быть может, так строго поступил с Гусоми Иеронимом Пражским. Последний собор был в Базеле (с 1431 г.). Здесь движение собора приняло характер чисто демократический; здесь выражены смелые начала, что соборы стоят выше пап, что собор может изменять решения папские, низлагать пап, что на соборе священник равен папе. Но самая талантливая, блестящая личность отложилась от этого собора: Aeneas Silvius Piccolomini, юноша аристократического образования и происхождения, принесший на собор начала новые; но потом он не выдержал первого направления, перешел на сторону пап и явился потом сам папою Пием II. Видя, к чему клонится дело, папа и его приверженцы обратились с предложениями к отдельным государствам, предоставляя значительную свободу французской и английской церкви, предоставляя им многие права, делая уступки в догматах самих гуситам чешским, чтобы хотя что-либо сохранить из папской власти. Но результаты всего порядка вещей были очевидны. Реформа святых отцов собора не состоялась, но национальные церкви везде выигрывали.