Священный союз Александра І

Александр I продолжал терпеливую политику мирного, согласованного с союзниками урегулирования восточного кризиса, не настаивая на военном решении, но и не исключая его. К концу 1822 г. у русского императора, всегда сдержанного в применении силы, были особые причины не подавлять в себе это качество. Даже если бы царь очень хотел объявить войну Турции, то он должен был бы понять, что канун Веронского конгресса Священного союза с его трудными общеевропейскими проблемами - не самое подходящее для этого время.

Поведение британского правительства и ряд других причин ВПР. Т.5 (13). С.581-582. все ближе подводили терпение Александра I к грани истощения. Не получая достаточной компенсации за свою уступчивость, наталкиваясь на жесткую и зачастую далеко не "концертную" политику Лондона, во многом поддерживаемого Веной, император был вынужден думать об ответных адекватных мерах по защите национальных интересов России. Поскольку этим намерениям западные правительства противопоставили нечто вроде заговора, российские послы получили предписание заявить следующее. Их император "полагает отныне бесполезным вступать в новые объяснения со своими союзниками по поводу турецких дел", в отношении которых ему остается руководствоваться "лишь правами и интересами своей Империи в сочетании с принципами, которые всегда лежали в основе его политики в вопросах сохранения всеобщего мира и поддержания равновесия, установленного великими соглашениями 1814, 1815 и 1818 гг." ВПР. Т.6 (14). С.275..

И все же, делая такое строгое предупреждение, Александр I не изменил своему компромиссному стилю. Его дипломатам было велено пояснить, что царь никого не упрекает и не обвиняет, не желая смущать покой Европы - предмет, достойный "всяческих забот и осмотрительности" Там же. С.269..

Заявление императора, обещавшее концептуальную перестройку внешней политики России, ничего, по сути, не изменило. По его собственным словам, он был намерен по-прежнему придерживаться "выжидательной позиции" Там же. С.274-275.. Однако стоила она даже Александру I, как известно, человеку невоинственному и гибкому, немалых усилий над собой. Сохранять сдержанность на его месте становилось невероятно трудно. Поведение Порты, давно уже не отличавшееся благоразумием, теперь вышло еще и за рамки дипломатического приличия Там же. С.264.. Не обратить внимания на такую дерзость означало поощрить Турцию в уверенности, что можно и дальше безнаказанно игнорировать требования Петербурга, поскольку он, имея против себя великие державы, будет избегать столкновения любой ценой. И нужно признать: беспримерное долготерпение Александра I давало повод думать именно так. Впрочем, Порта, похоже, плохо чувствовала ту грань, где необходимо остановиться, как будто умышленно закрывая перед императором, да и перед собой, все пути разрешения конфликта, за исключением одного - войны.

Что касается континентальных союзников, то Александр I продолжал говорить с ними своим привычным языком, взывая к благодетельным идеалам европейского "концерта" и не теряя надежду на плодотворное сотрудничество. Хотя Александр I объявил союзникам о прекращении всяких дискуссий о восточных делах, полуофициальные беседы российских послов в Вене, Париже, Берлине и Лондоне с главами соответствующих правительств и внешнеполитических ведомств продолжались. Это была вполне разумная тактика, отвечавшая, прежде всего, целям безопасности России: Петербург нуждался в достоверной информации о планах великих держав, чтобы вовремя реагировать на них и, по возможности, видоизменять в свою пользу. По той же причине и европейские правительства были заинтересованы в поддержании дипломатического общения с империей, от намерений которой зависело слишком много.

ВЫВОД О РАБОТЕ СОЮЗА И КОГРЕССА

В Венском конгрессе формально приняли участие представители всех европейских государств, даже крошечных немецких и итальянских княжеств. Но на деле все решения принимались великими державами: Россией, Австрией, Пруссией и Англией.

У каждой из этих стран были свои интересы.

Недавние союзники преследовали на Венском конгрессе совершенно различные цели. Император России Александр I стремился увеличить свои владения. Для этого он хотел создать в составе Российской империи Польское королевство, объединив все польские земли, в том числе и принадлежавшие Пруссии.

Австрия, стремившаяся к господству в Германии, не желала присоединения Саксонии к Пруссии, понимая, что в таком случае Пруссия станет очень опасным соперником.

Англия, проводя свою традиционную политику лавирования, боялась чрезмерного усиления России.

Франция же в лице Талейрана выступила против устремлений Александра I, поскольку они противоречили принципу легитимизма, а только этот принцип предотвращал расчленение Франции: она сохранялась в своих дореволюционных границах.

Талейран планировал добиться, чтобы Польша была восстановлена либо в состоянии 1805 года, либо по ее состоянию до первого раздела, а Саксония не была расчленена. Этого ему добиться не удалось, но он полностью выиграл свою главную ставку: буржуазная Франция не только не была расхватана по кускам феодально-абсолютистскими великими державами, но и вошла равноправной в среду великих европейских держав.

Одновременно министр раскинул широкую сеть интриг, направленных на то, чтобы настроить Россию и Пруссию против Австрии и Англии.

Основываясь на общих интересах, Австрия, Англия и Франция заключили тайный союз, направленный против России и Пруссии. Кроме того, усилия Талейрана были направлены на восстановление франко-британских отношений. Подписание англо-американского мирного договора в Генте 24 декабря 1814 г., однако, развязывало англичанам руки, и уже 3 января 1815 г. был подписан Талейраном, Меттернихом и Касли "Секретный трактат об оборонительном союзе, заключенном в Вене между Австрией, Великобританией и Францией, против России и Пруссии". Этот договор был направлен против усиления влияния России в Европе. Номинально достаточно было одной из этих держав объявить России войну - и русским пришлось бы столкнуться с коалицией, по силам равной антинаполеоновской.

В заключение следует заметить, что в ходе работы Венского конгресса была создана система международных отношений, которая повысила управляемость этих отношений; в основе структуры этой системы лежали:

1) кодификация в международной практике ведущего положения великих держав-членов европейского концерта;

2) расширение практики дипломатических контактов, в том числе и на высшем уровне;

3) развитие международного права. С позиций сегодняшнего дня нельзя не признать крайнюю слабость и неэффективность этой структуры.

Так, например, в то время совершенно отсутствовали региональные и глобальные организации безопасности; на крайне примитивном уровне находился международный мониторинг; совершенно не было такого сильно действующего средства, как, например, миротворческие операции.

Тем не менее, Венский конгресс создал прецедент регулярного созыва международных конференций великих держав, в ходе которых великие державы получили возможность обсуждать и находить решения международных проблем. В первые годы существования европейского концерта обсуждались, преимущественно, общеевропейские проблемы; в последующие годы державы созывали своих представителей для решения конкретных международных проблем (напр., Парижский конгресс 1856 г., на котором были подведены итоги Крымской войны). При этом державы считались с решениями конгрессов - по крайней мере до тех пор, пока не принимались новые решения (так, территориальные установления Венского конгресса были в конечном итоге отменены в той части, которая касалась Италии и Германии, но их отмена была подтверждена открытым или молчаливым согласием великих держав).

Но не только более или менее регулярные международные конференции стали отличием системы европейского концерта. Огромное развитие получили в тот период различные отрасли международного права (от урегулирования навигации по международным рекам в 1815 г. до Гаагских конвенций о законах и обычаях войны 1900 - 1907 гг.).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В таком состоянии находились европейские дела, когда в Петербург из Таганрога пришло сообщение о смерти Александра I. С этой загадочной личностью была связана целая эпоха в истории внешней политики России, несшая на себе отпечаток противоречивой натуры императора. Свидетель и в каком-то смысле жертва европейских потрясений времен Наполеона, он увидел свое высшее предназначение в искоренении зла, породившего трагедию. Посягая на столь грандиозную цель, царь стремился обрести славу, равную наполеоновской, если не превосходящую. Его честолюбивый ум нашел блестящее решение: коль уж нельзя повторить своего гениального противника, нужно стать великим антиподом ему. Войне, разрушению, беспорядку следовало противопоставить мир, созидание, гармонию; идее насильственного объединения Европы под эгидой революционной Франции - добровольный европейский союз, основанный на согласии и охранительных принципах. Там, где Наполеон говорил языком диктата, Александр мягко убеждал. Один гордо провозглашал верховным законом свою волю, другой нарочито демонстрировал смирение перед волей провидения. Александр, как и Наполеон, добивался власти над государями и народами, но, в отличие от него, - внушением к себе любви, а не страха См.: Ульянов Н.И. Северный Тальма. Вашингтон, 1964.

Впрочем, при всей непохожести этих выдающихся политиков, обоих объединяла постигшая их неудача, проистекавшая из одного источника: Европа была готова к Александровским преобразованиям не больше, чем к наполеоновским. Постоянно раздвоенный между мечтой и действительностью, царь страстно желал примирить далеко не всегда примиримое - национальные интересы России, требовавшие зачастую жесткого, самостоятельного курса, с идеей европейского "концерта", предполагавшей согласованные действия и взаимные жертвы его участников. Александр чувствовал себя лично ответственным за сохранение Венской системы, призванной обеспечить безопасность на континенте, во имя которой он, наперекор русскому общественному и сановному мнению, шел на крупные уступки, ожидая в нужный момент такой же предупредительности от союзников. Пентархия мыслилась императору как некий джентльменский клуб, где должны были царить особый дух, определенные правила поведения, взыскательный кодекс чести. Однако западноевропейские члены этой корпорации предпочитали пользоваться только правами и благами ее, оставляя на долю России обязанности и жертвы. Они охотно принимали доктрину Александра в той степени, в какой она помогала им устраивать собственные дела. Но эту концепцию сразу же обращали против ее автора, когда тот пытался отстаивать интересы собственного государства.

Если в вопросе о борьбе с революцией союзники находили общий язык, то в восточном вопросе между ними существовали серьезные противоречия, самые опасные из которых - русско-английские - потенциально грозили объединением великих держав против России. Александр усматривал верный способ предотвращения такой перспективы в том, чтобы сделать из главного соперника - Англии - главного партнера путем заключения двустороннего взаимовыгодного соглашения с последующим присоединением к нему (или без такового) других кабинетов.

К концу царствования Александра признаки сближения между Петербургом и Лондоном были очевидны. Как было очевидно и крайнее обострение русско-турецких отношений, достигшее едва ли не точки разрыва. В том, что он мог произойти в любой момент, вроде бы не оставалось сомнений: слишком уж вызывающим становилось поведение Порты и слишком уж непосильным нагрузкам подвергались терпение, самолюбие и престиж российского императора. Ряд дипломатических документов вводит в соблазн принять почти как доказанный тот факт, что у Александра, накануне кончины, созрело твердое решение воевать с Турцией. Однако историк не имеет права на такое утверждение, каким бы правдоподобным оно ни выглядело, поскольку царю так и не довелось начать войну. Судьба "милостиво" избавила его от мучительного выбора между ненавистной ему войной и желанным миром, сохранить который ему не давали.

При всех очевидных недостатках Венской системы этим первым и не самым неудачным опытом создания механизма коллективной безопасности Европа во многом обязана великим иллюзиям Александра I. "Император-романтик" мечтал построить международные отношения не только на правовой, но и на нравственной почве, облагородить моралью жесткую и циничную сферу внешней политики. В этом - и высокий гуманистический пафос, и утопизм его доктрины Священного союза. Сегодня "европейская идея", о которой грезило не одно поколение мыслителей и политиков, гораздо ближе к своему воплощению, чем когда бы то ни было.

Список источников:

1. Акт Венского конгресса // Хрестоматия по истории России. Т. 2. М., 1997. С. 89 - 91.

2. Из мемуаров Талейрана // Тарле Е. Талейран. М., 1993. С. 276 - 285.

3. Талейран Ш.-М. Мемуары. Екатеринбург, 1997.

Список литературы:

1. Дебидур А. Дипломатическая история Европы. В 2-х тт. Т. 1. - М., 1994.

2. История дипломатии. В 5-ти тт. Изд. 2-е. Т. 1 / Под ред. В. А. Зорина и др. М., 1959.

3. Зотова М. В. Россия в системе международных отношений XIX в. М.: 1996.

4. Манфред А.З. Наполеон Бонапарт. М., 2002.

5. Мусский И. А. 100 великих дипломатов. М., 2001.

6. Саундерс Э. Сто дней Наполеона. М., 2002.

7. Тарле Е.В. Талейран. М., 1992.