Император Павел Первый

36

СОДЕРЖАНИЕ

1. Введение

2. Детство

3. Цесаревич Павел

4. Император Павел I

5. Заговор и убийство Павла I

6. Заключение

7. Литература

1.Введение

Одной из вопиющих и темных страниц русской истории последних двух столетий является трагическая кончина императора Павла I в ночь с 11 на 12 марта 1801 года. Жизнь Павла Петровича отличалась такими трагическими чертами, “подобных которых не встречается в жизни ни одного из венценосцев не только русской, но и всемирной истории”.

К императору Павлу Первому как у историков-специалистов, так и у рядовых читателей, отношение неоднозначное. Долгое время его изображали как сумасброда, приверженца пустых парадов и муштры, гонителя Суворова. Но это лишь одна сторона его личности.

Вообще, всякий, кто занимался личностью царствованием и кончиной императора Павла Первого, знает, какой противоречивый материал дают источники, сколько здесь непроверенного, гадательного, шаткого.

С другой стороны, кратковременное царствование Павла Первого является переходным, и в нем именно находим основания политической, военной и гражданской систем, переживших несчастного государя и продолжавших развиваться в два последовавших царствования.Поэтому , изучение и полное освещение царствования Павла Первого дает ключ к пониманию первой половины девятнадцатого столетия.

Неожиданные перемены императора Павла Петровича в отношении к людям, как внутри государства, так и к императорским домам Европы, которые характерны для его весьма недолгого правления, позволяют думать о нем как о взбалмошном, непредсказуемом тиране. Но логика власти глубже, чем продиктованные эмоциями капризы, и она неумолимо диктовала и этому, и всем последующим императорам жесткие и последовательные решения, несмотря на их внешнюю - и всего лишь кажущуюся - абсурдность.

А. С. Пушкин назвал Павла I “романтическим императором”, “врагом коварства и невежд” и собирался написать историю его царствования. Л. Н. Толстой считал, что “характер, особенно политический, Павла I был благородный, рыцарский характер”. В письме к историку Бартеневу в 1867 году он писал: “Я нашел своего исторического героя. И ежели бы Бог дал жизни, досуга и сил, я бы попробовал написать его историю”. Речь шла о Павле I.

Интерес к нему двух русских гениев был неслучаен. Жизнь Павла Петровича отличалась такими трагическими чертами, “подобных которых не встречается в жизни ни одного из венценосцев не только русской, но и всемирной истории”.

В своей работе я попытаюсь рассмотреть вклад императора Павла I в русскую историю и понять, что привело его к трагическому финалу.

2.Детство

Павел I родился 20 сентября 1754 года. Узнав о рождении внука, Елизавета Петровна приказала тотчас же принести его к ней, и с этого дня колыбель мальчика находилась в спальне императрицы. Екатерина Алексеевна увидела сына лишь на восьмой день. Императрица никому не доверяла внука, даже матери, которую ребенок видел редко, да и то в присутствии Елизаветы Петровны или ее приближенных.

Кто был этот младенец? Чей был он сын? До сих пор никто этого не знает. Сам он был убежден, что Петр III, бывший герцог голштейн-готторпский, злополучный император, год кривлявшийся на русском троне и потом задушенный из деятелей 1762 года, был действительно его отцом. Другие сомневались в этом, предполагая, что отцом Павла был Салтыков, любовник Екатерины. Иные уверяли, что от красивого Салтыкова не мог родиться курносый мальчик и что Екатерина родила мертвого ребенка, которого заменили новорожденным чухонцем из деревни Котлы, расположенной недалеко от Ораниенбаума.

Свидетель тех событий секретарь французского посла барона Брейтеля шевалье де Рюльер в своих записках писал, что у Екатерины и Петра III в течении 8 лет не было детей и императрица Елизавета решила подыскать для Екатерины любовника, чтобы продлить наследственную линию. «Придворный молодой человек, граф Салтыков, прекрасной наружности и недалекого ума, избран был в любовники великой княгини. Великому канцлеру российскому Бестужеву-Рюмину поручено было ее в том предуведомить. Она негодовала, угрожала, ссылаясь на ту статью свадебного договора, которую, за неимением детей, обещан был ей престол. Но когда он внушал ей, что препоручение сие делается со стороны тех, кому она намерена жаловаться, когда он представил, каким опасностям подвергает она империю, если не примет сей предосторожности, какие меры, более или менее пагубные, могут быть приняты против нее самой в намерении предупредить сей опасности, тогда она отвечала: «Я вас понимаю, приводите его сего же вечера».

Как скоро открылась беременность, императрица Елизавета приказала дать молодому россиянину поручение в чужих краях…»

Детство Павла прошло в заботах одинокой и любвеобильной бабки, без материнской ласки и тепла. Мать оставалась для него малознакомой женщиной и со временем все более и более отдалялась. Когда наследнику исполнилось шесть лет, ему отвели крыло Летнего дворца, где он жил со своим двором вместе с воспитателями. Обер-гофмейстером при нем был назначен Никита Иванович Панин -- один из знаменитейших государственных деятелей своего времени.

Павла I учили математике, истории, географии, языкам, танцам, фехтованию, морскому делу, а когда подрос -- богословию, физике, астрономии и политическим наукам. Его рано знакомят с просветительскими идеями и историей: в десять--двенадцать лет Павел уже читает произведения Монтескье, Вольтера, Дидро, Гельвеция, Даламбера. Порошин беседовал со своим учеником о сочинениях Монтескье и Гельвеция, заставлял читать их для просвещения разума. Он писал для великого князя книгу «Государственный механизм», в которой хотел показать разные части, которыми движется государство.

Историк Соловьев так определяет Порошина: «Порошин принадлежал к тому поколению даровитых русских людей, которые с жаром примкнули к начавшемуся тогда литературному движению; знание иностранных языков, давая возможность удовлетворить жажде к чтению, расширило его умственный горизонт; он с уважением относился к вождям так называемого просветительного движения на Западе, но уважение не переходило в увлечение; подобно Екатерине, Порошин принял за образец пчелу, которая из разных растений высасывает только то, что ей надобно. Порошин умел оставаться русским человеком, горячим патриотом, имевшим прежде всего в виду пользу и славу России. С этим-то высоким значением образованного человека и горячего патриота явился Порошин среди людей, призванных участвовать в воспитании Наследника престола, и, разумеется, немедленно же обратил на себя внимание и приобрел более других влияние над ребенком.

Главная цель Порошина при воспитании будущего Государя состояла в том, чтобы внушить ему горячую, беспредельную любовь к России, уважение к русскому народу, к знаменитым деятелям его истории».

Учился Павел легко, проявляя и остроту ума, и неплохие способности; отличался чрезвычайно развитым воображением, отсутствием усидчивости и терпеливости, непостоянством. Но, видимо, было что-то в цесаревиче такое, что вызвало пророческие слова его младшего воспитателя С. А. Порошина: «При самых лучших намерениях вы заставите ненавидеть себя».

Однажды голштинские родственники принудили отца Павла Петра Федоровича, человека легкомысленного, посетить какой-то урок. Уходя, он сказал громко: «Я вижу, этот плутишка знает предметы лучше нас».

Пока маленький Павел постигал науки, вокруг престола происходили интересные события, сказавшиеся в дальнейшем на судьбе будущего императора. Елизавета «с трепетом смотрела на смертный час и на то, что после ея происходить может». Наилучшим вариантом, по отзывам современников, она считала тот, когда права на престол переходили к малолетнему Павлу Петровичу, а Екатерина становилась бы при нем регентшей.

И потому в ходе очередной попойки он мог заявить, что сбросит царицу с престола с помощью «своего полка». Но на следующий день лишь боязливо оглядывался: многие ли слышали вчерашний бред?

Никогда еще при российском дворе не плели столько грязных интриг.

Придя к власти Елизавета свергла с престола Иоанна VI Антоновича. Еще грудным ребенком он был российским императором (при правительнице Анне Леопольдовне) - и в том состояла вся его вина. После переворота 25 ноября 1741 года, приведшего к власти Елизавету Петровну, он всю свою последующую жизнь пребывал в заточении. Юноша был полностью изолирован от мира.

Петр и Александр Шуваловы продумывали возможность повторной коронации несчастного Ивана Антоновича. В один из дней в строжайшей тайне его доставили в Зимний дворец: императрица захотела посмотреть на возможного кандидата в самодержцы всея Руси. Прячась за ширмой, она глядела на бледного, чахоточного вида юношу, почти шестнадцать лет не видевшего ничего, кроме тюремных стен, среди которых он был заживо похоронен… Он казался дурачком, и по мнению Елизаветы не мог быть соперником ни младенцу Павлу, ни даже спившемуся Петру…

Оптимальным назначение Екатерины регентшей видели в странах-союзницах России - Франции и Австрии. Ведь если Петр, этот ярый сторонник Пруссии окажется на троне, Россия немедленно выйдет из войны! Они прекрасно понимали это и активно интриговали за такой поворот российских дел. Екатерина, зная о таком отношение к себе Франции и Австрии, нашла пути в посольства этих держав; и граф Мерси д'Аржанто, посол венский, и барон Бретей, посол версальский, открыли финансовые ресурсы своих стран для Екатерины; более того, она с радостью черпала оттуда деньги, - именно для того, чтобы взойти на престол!

Но Екатерина запретила действовать в свою пользу и лидерам своей партии, в частности, Никите Панину и Екатерине Дашковой. Причина была прежде всего в Пруссии, вернее, в том мире, который она, точно так же как и Петр, должна была бы заключить с ней сразу же, придя к власти.

Министры, духовник, любимец, слуги - все внушали умирающей императрице Елизавете желание примирить великого князя с женой. Намерение увенчалось успехом, и наследник престола в настоящих хлопотах, казалось, возвратил Екатерине прежнюю свою доверенность.

Когда Павлу было семь лет, умерла императрица Елизавета. Павел сохранил сердечную привязанность к императрице Елизавете и после ее смерти. Порошин пишет в 1764 году: «Обуваючись, изволил мне Его Высочество с крайним сожалением рассказывать о кончине покойной Государыни Елизаветы Петровны, в каком он тогда был унынии и, сколько от него опасность живота ее и потом кончину ни таили, какое он, однако же, имел болезненное предчувствие и не хотел пристать ни к каким забавам и

3.Цесаревич Павел

Лишь только закончилась официальная церемония сообщения о смерти Елизаветы и объявления наследника престола законным императором, новоявленный самодержец всея Руси пригласил присутствующих к уже накрытому в честь святок ужину. Придворные не посмели возразить, и… полным ходом пошло веселье, с шампанским и дамами, среди которых была и пассия Петра, «петербугская мадам Помпадур», как тогда же определила ее Екатерина, Елизавета Воронцова. Для многих, впрочем, веселье было вымученное, ибо шло оно в комнате, соседней с тем покоем, в котором лежала новопреставленная раба Божья…

Первой заботой новоявленного владыки было предать ту империю, хозяином которой он стал. Не прошло и недели после его восшествия на престол, как армия получила приказ прекратить успешное наступление. С сообщением о мире к Фридриху II был послан бригадир и камергер, наперсник нового царя, полковник Андрей Гудович.

Накануне полной победы над врагом, который уже готов был просить пощады, это было воспринято как «чудо для Бранденбургского дома». Петр III преклонил колени перед почти уже побежденным врагом своей страны и умолял того, чтобы он сделал его, русского императора, генералом своей собственной армии!

Русский академик Михайло Васильевич Ломоносов с болью и недоумением писал:

О стыд, о странный поворот!

Видал ли кто из свет рожденных,

Чтоб победителей народ

Отдался в руки побежденных?

Вот как описывает императора Петра III историк В.Ключевский: «Он <Петр> боялся всего в России, называл ее проклятой страной и сам выражал убеждение, что в ней ему непременно придется погибнуть, но нисколько не старался освоиться и сблизиться с ней, ничего не узнал в ней и всего чуждался; она пугала его, как пугаются дети, оставшиеся одни в обширной пустой комнате. Руководимый своими вкусами и страхами, он окружил себя обществом, какого не видели даже при Петре I, столь неразборчивом в этом отношении, создал себе собственный мирок, в котором и старался укрыться от страшной ему России. Он завел особую голштинскую гвардию из всякого международного сброда, но только не из русских подданных; то были большею частию сержанты и капралы прусской армии, «сволочь, - по выражению княгини Дашковой, - состоявшая из сыновей немецких сапожников».

Едва придя к власти, Петр потребовал ко двору Сергея Салтыкова, занимавшего в это время незначительный дипломатический пост в Париже. Петр хотел получить от него формальное признание, что он был любовником Екатерины и отцом Павла. Это позволило бы объявить Павла незаконнорожденным и развестись с Екатериной. С этой целью мать и сын должны были быть заключены в Шлиссельбургскую крепость на всю жизнь. Об этом уже был заготовлен манифест, и только накануне его обнародования и арестования матери и сына начался переворот.

То, что случилось летом 1762 года, осталось в памяти Павла на всю жизнь. 28 июня, утром, когда Павел не успел еще сделать свой туалет, в его апартаменты в Летнем дворце в Петербурге вошел взволнованный Никита Иванович Панин и приказал дежурному камер-лакею одеть цесаревича поскорее. Впопыхах напялили на него первый попавшийся под руку камзол и потащили в коляску, запряженную парой. Лошади помчали Панина и его воспитанника к Зимнему дворцу. Маленький Павел дрожал, как в лихорадке, и, пожалуй, на этот раз для его испуга были немалые причины. В эту ночь Екатерина была провозглашена императрицей. Павла вывели на балкон и показали народу.

Брошенный почти всеми император Петр III написал своей супруге из осажденного Ораниенбаума, что он оставляет ей Российское государство и просит только позволения удалиться в свое герцогство Голштинское с фрейлиною Воронцовой и адъютантом Гудовичем. В ответ императрица послала к нему для подписания отречение следующего содержания:

«Во время кратковременного и самовластного моего царствования в Российской Империи я узнал на опыте, что не имею достаточных сил для такого бремени, и управление таковым государством не только самовластное, но какою бы ни было формою превышает мои понятия, и потому и приметил я колебание, за которым могло бы последовать и совершенное оного разрушение к вечному моему бесславию. Итак, сообразив благовременно все сие, я добровольно и торжественно объявляю всей России и целому свету, что на всю жизнь свою отрекаюсь от правления помянутым государством, не желая так царствовать ни самовластно, ни же под другою какою-либо формою правления, даже не домогаться того никогда посредством какой-либо посторонней помощи. В удостоверение чего клянусь перед богом и всею вселенною, написав и подписав сие отречение собственною своею рукою».

Чего оставалось бояться от человека, который унизил себя до того, что переписал и подписал такое отречение? Или что надобно подумать о нации, у которой такой человек был еще опасен?

Петр был препровожден в Ропшу, откуда через считанные дни пришло сообщение о его смерти.

В Ропше Петра поместили в одной комнате, воспретив выпускать его не только в сад, но и на террасу. Дворец окружен был гвардейским караулом. Приставники обращались с узником грубо; но главный наблюдатель Алексей Орлов был с ним ласков, занимал его, играл с ним в карты, ссужал его деньгами. С самого приезда в Ропшу Петру нездоровилось. Вечером того же 6 июля, когда был подписан манифест, Екатерина получила от А.Орлова записку, писанную испуганной и едва ли трезвой рукой. Можно было понять лишь одно: в тот день Петр за столом заспорил с одним из собеседников; Орлов и другие бросились их разнимать, но сделали это так неловко, что хилый узник оказался мертвым. «Не успели мы разнять, а его уже и не стало; сами не помним что делали».

Много лет спустя, взойдя на престол, Павел Петрович отыскал ту записку в бумагах Екатерины. Сохранилось известие: ее текст убедил Павла, что Екатерина невиновна в несчастном случае… «В первый самый день найдено письмо графа Алексея Орлова и принесено к императору Павлу: по прочтении им возвращено графу Безбородке; я имел его с ј часа в руках; почерк известный мне графа Орлова; бумаги лист серый и нечистый, а слог означает положение души сего злодея и ясно доказывает, что убийцы опасались гнева государыни, и сим изобличает клевету, падшую на жизнь и память сей великой царицы. На другой день граф Безбородко сказал мне, что император Павел потребовал от него вторично письмо графа Орлова и, прочитав, в присутствии его бросил в камин и сим истребил памятник невинности великой Екатерины, о чем и сам чрезмерно после соболезновал», - свидетельствует Ф.Ростопчин. Приведенный выше текст - копия документа, сделанная Ростопчиным.

После смерти Имп. Елизаветы и убийства Петра III, мало что изменилось в положении впечатлительного, даровитого ребенка. Он по-прежнему жил отдельно от матери. Екатерина не любила сына от ненавистного мужа. Павел это чувствовал и сторонился матери, когда его изредка приводили к ней. Ребенок замкнулся в себя и с годами все больше и больше стал чуждаться матери. Когда же Павел узнал, что желание матери стать императрицей, послужило причиной гибели его отца, а потом понял, что мать не только свергла с престола его отца, но намерена лишить законных прав на русский престол и его, отчужденность переросла в неприязнь. Виновата в этом Екатерина, никогда не любившая сына. Когда Павел достиг совершеннолетия, Екатерина не передала ему власть, на которую он имел законные права. Она всегда подозревала Павла, окружала его своими соглядатаями, всегда подозревала, что он хочет поступить так же, как и она, организует заговор против нее и отнимет у нее принадлежащую ему власть.

От сознания непрочности своего положения, Екатерина не любила путешествовать, так как опасалась, чтобы в столице в ее отсутствие не произошел переворот. Законный наследник власти -- Павел -- постоянная угроза для нее. Известны ее распоряжения, которые она оставляла, покидая столицу, в отношении Павла. Согласно этих распоряжений, в случае начала волнений в столице, ее доверенные лица должны были немедленно арестовать Павла и привезти его к ней.

20 сентября 1772 года был день его совершеннолетия. Многие были уверены, что Екатерина привлечет к управлению страною законного наследника. Но этого, разумеется, не случилось. Екатерина понимала, что с ее смертью, если Павел взойдет на престол, вся ее государственная программа будет уничтожена в первые же дни его правления. И она задумала отстранить Павла от престола. И он об этом догадывался.

Проявляться характер Павла начал с того времени, когда он повзрослел и стал осознавать свое положение при дворе: обойденного вниманием матери наследника престола, с которым пренебрежительно обходятся фавориты, которому не доверяют никаких государственных дел.

«Шутя говорили, - пишет в своих записках Порошин, - что приспело время государю великому князю жениться. Краснел он и от стыдливости из угла в угол изволил бегать; наконец, изволил сказать: «Как я женюсь, то жену свою очень любить стану и ревнив буду. Рог мне иметь крайне не хочется. Да то беда, что я очень резв, намедни слышал я, что таких рог не видит и не чувствует тот, кто их носит». Смеялись много о сей его заботливости».

Екатерина женит своего сына на принцессе Вильгельмине Гессен-Дармштадтской, которая в день бракосочетания приняла православие и стала называться Натальей Алексеевной. Еще на корабле, следовавшем в Россию, она завязала роман с Андреем Кирилловичем Разумовским. Наталья Алексеевна в детстве была немного горбатой, и хотя какой-то знахарь устранил этот дефект, последствия болезни сказались, у нее было искривление таза, и в 1776 году при родах, якобы от А. К. Разумовского, она умерла. Распространились слухи, что Наталью отравили по указанию Екатерины II. Екатерина назначила группу из 13 врачей для опровержения слухов. Похоронили Наталью в церкви Александра-Невской лавры, так как Екатерина не пожелала, чтобы она покоилась, за свои поступки, с Романовыми в Петропавловской крепости.

Каким бы плохим ни был Павел, мать думает о сыне и снаряжает его в Пруссию за новой женой, племянницей короля Фридриха -- Софией-Доротеей Вюртем-бургской. София-Доротея питала давно надежду стать русской великой княгиней, но, потеряв ее, успела обручиться с братом покойной Натальи Алексеевны, принцем Людвигом. Принц постоянно был в долгах, и, когда ему предложили пенсию в 10 тысяч рублей, он отказался от невесты. А София-Доротея отправилась в 1776 году в Берлин для встречи с новым женихом -- Павлом. По венчании она приняла православие и стала именоваться Марией Федоровной. Новая жена была на голову выше Павла, он едва доставал париком до ее плеча. Когда Павел уезжал с новой женой в Россию, Фридрих II вслед им сказал: «Он показался гордым, высокомерным и резким, что заставило тех, которые знают Россию, опасаться, чтобы ему не было трудно удержаться на престоле, на котором, будучи призван управлять народом грубым и диким, избалованным к тому же мягким управлением нескольких императриц, он может подвергнуться участи, одинаковой с участью его несчастного отца». Это было пророчество.

Сентиментальная принцесса влюбилась в Павла не менее, чем он в нее. Она так же, как и он, изливает свои взволнованные чувства в письмах к родным и подругам. Новая великая княгиня оказалась для Павла преданной и покорной женой. Наконец-то Павел мог радоваться: его скованный разум был свободен!

Навязчивая мысль о том, что он - проклятый князь, что у него украли власть, которая должна перейти к нему по наследству, а воровка - собственная мать, с каждым днем все сильнее приводила Павла в отчаяние. Внутренний бунт заставлял его предвзято смотреть на любое распоряжение матери. Мария Федоровна не одобряла этого. Княгиня полагала, - и для того были основания! - что метания Павла, на которое обрекла его тирания Екатерины, - это его защита.

Менее чем через четырнадцать месяцев после того, как она вышла замуж за великого князя, Мария Федоровна родила на свет прекрасного младенца. Роды сопровождались обычной для подобного события церемонией: императрица Екатерина, нетерпеливая, но довольная, находилась рядом с молодой матерью. Екатерина отняла у Павла сына и начала воспитывать его сама. История повторилась - и Екатерина так же, как некогда Елизавета, задумала передать престол внуку через голову сына. Она сочла, что семейство великих князей выполнило свой долг и теперь новорожденный принадлежит только ей.

В конце апреля 1779 года Мария Федоровна родила второго сына. Екатерина, которая была без ума от первого внука, так же пришла в восторг и от второго. Имя - Константин - ему дали с дальним прицелом. К тому времени, когда он станет совершеннолетним, в Константинополе, ныне Истамбуле, ему должен быть готов Византийский престол. На медали, выбитой в честь его рождения, изображена была Айя-Суфия, главная истамбульская мечеть, бывшая некогда православным храмом Святой Софии.

В 1781-82 супруги совершили путешествие по ряду европейских стран, во время которого Павел открыто критиковал политику матери, о чем ей вскоре стало известно. По возвращении великокняжеской четы в Россию императрица подарила им мызу Гатчина, куда отныне переместился «малый двор» и где Павел, унаследовавший от отца страсть ко всему военному на прусский манер, создал свою небольшую армию, проводя бесконечные маневры и парады. Он томился бездеятельностью, строил планы своего будущего царствования, а его характер к этому времени стал подозрительным, нервным. Правление матери казалось ему слишком либеральным, он считал, что, дабы избежать революции, следовало при помощи военной дисциплины и полицейских мер устранить любые проявления личностной и общественной свободы.

В 1786 году многие начали говорить о Екатерине Ивановне Нелидовой, как о любовнице великого князя. Эта женщина воспитывалась в Смольном институте благородных девиц. Она заняла место в окружении жены Павла. Мария Федоровна сначала даже считала ее невиновной в связях с мужем, так как большой проницательностью в этом хитром деле не обладала. Нелидова для Павла была спасительницей и утешительницей. Она ласково его утешала, наставляла, охраняла от излишних проявлений чувствительности и умственных заблуждений. Видя такие отношения Павла и Нелидовой, Мария Федоровна решила пожаловаться Екатерине II, которая сама уже понимала, что семейная жизнь сына рушится, и втайне радовалась этому. Когда Мария Федоровна попросила удалить Нелидову, то, как ни странно, Екатерина II на это не согласилась. Впрочем ничего странного нет, она делала все, чтобы унизить сына, подорвать его право на престол.

С. Платонов, как, впрочем, и другие историки, признает, что Павел Первый имел характер “благородный и благодушный от природы”. И что только “постоянное недовольство своим угнетенным положением, боязнь лишиться престола, частые унижения и оскорбления, каким подвергался Павел от самой Екатерины и ее приближенных, -- могли, конечно, испортить его характер, благородный и благодушный от природы”.

До 42 лет Павел I прожил на двусмысленном положении законного наследника престола, без надежды получить когда-нибудь этот престол на законном основании. Сначала на его пути стояла мать, потом стал сын, которого она хотела сделать императором. Ложное, двусмысленное положение, если оно продолжается слишком долго, любого человека может лишить душевного равновесия. А ведь Павел I в таком положении находился с дней своей юности, когда он осознал двусмысленность своего положения. И это положение продолжалось бесконечно долго. Его оборвала только внезапная смерть Екатерины, когда Павлу шел уже... 42 год.

4.Император Павел I

Когда умирала Екатерина II, то Павел находился в Гатчине, за ним по распоряжению Алексея Орлова приехал Николай Зубов и привез его в Петербург. Вот как описывает приезд Павла В.В.Крестовский: «Наконец приехал великий князь наследник и, зайдя на минуту в свою комнату в Зимнем дворце, пошел на половину императрицы. Весть о его прибытии в то же мгновение успела облететь всех собравшихся в залах, и прием, оказанный ему, был уже приемом как бы государя, а не наследнику. Великие князья Александр и Константин вышли к нему навстречу, уже одетые в мундиры тех батальонов, которыми командовали они в гатчинском «модельном войске». Проходя через комнаты, наполненные людьми, ожидавшими восшествия его на престол, великий князь очень милостиво, с ласковым и столь свойственным ему рыцарски-учтивым видом отвечал на бесчисленные глубокие и часто подобострастные поклоны».

Лежа в своей комнате, императрица уже никого не узнавала. Прочитав длинную молитву, Павел направился к рабочему кабинету императрицы. Царевич и не подумал о том, что теперь придворные должны были, чтобы поприветствовать его, пройти через комнату, где лежала уже неподвижная, но еще живая императрица.

Канцлер Безбородко предоставил Павлу все документы Екатерины. «6 ноября утром, после того, как врачи сообщили, что нет больше никакой надежды, бумаги императрицы были опечатаны великим князем Александром, графом Безбородко и графом Самойловым, генеральным прокурором, в присутствии князя Платона Зубова», - сообщает «Камер-фурьерский журнал».

Как всегда, самых главных записей в официальных документах нет. Во время этой процедуры Безбородко, знавший тайну престолонаследия, обратил особое внимание царевича на один пакет, перевязанный черной лентой, и указал глазами на горящие дрова в камине. Пакет - завещание Екатерины передать престол внуку Александру в обход сына - превратился в пепел. На этом кончает свое существование нелепый закон, введенный Петром I, согласно которого монарх может назначить своим наследником кого хочет.

Сам всю жизнь страдавший от последствий антимонархического принципа передачи монархической власти “согласно воле Государя”, Павел немедленно восстанавливает древний порядок наследования царской власти.

Став императором, Павел получил титул, состоящий из 51-го географического названия: «Мы, Павел первый, Император и Самодержец Всероссийский: Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Сибирский, Царь Херсонеса-Таврического, Государь Псковский и Великий князь Смоленский, Литовский, Волынский и Подольский, Князь Естляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский, Самогицкий, Корельский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарских и иных; Государь и Великий князь Нова-города Низовския земли, Черниговский, Рязанский, Полоцкий, Ростовский, Ярославский, Белоозерский, Удор-ский, Обдорский, Кондийский

Вишепский, Мстиславский и всея Северныя страны. Повелитель и Государь Иверския земли, Карталинских и Грузинских Царей и Кабардинския земли. Черкасских и Горских Князей и иных Наследных Государь и Обладатель; Наследник Норвежский, Герцог Шлезвиг-Голштинский, Стормарнский, Дитмарсенский и Ольденбургский, Государь Еверский и Великий Магистр Державного Ордена Святого Иоанна Иерусалимского и прочая, и прочая, и прочая».

Коронация Павла I проходила 5 апреля 1797 года. Он хотел, чтобы в его одеянии к традиционной пурпурной мантии была прибавлена одежда восточных государей, похожая на епископскую мантию. Павел I помышлял присвоить себе в качестве главы российской церкви функции епископа, стремился служить литургию и исповедовать свою семью и всех своих приближенных. Заказал себе богатые церковные облачения и даже тренировался в чтении требника. К счастью, противодействие Святейшего Синода, основанное на запрете совершения божественной литургии лицам, женившимся два раза, удержало Павла I от исполнения такого замысла. На голову Марии Федоровны Павел собственноручно возложил маленькую корону. После этого он зачитал фамильный Акт, устанавливающий порядок престолонаследия. По этому Акту престол переходит старшему в роде по мужской линии. Что касается женщин, то они вправе получить наследство на престол только по пресечению всех мужских представителей династии. В заключение коронации император раздавал милости: кому чины, кому должности, а кому бриллианты.

Павел Первый распорядился, чтобы прах убитого заговорщиками отца его, Петра III, был похоронен рядом с прахом Екатерины II. Павел I приказал главному убийце Петра III, Алексею Орлову во время торжественного переноса праха Петра III идти впереди гроба своей жертвы и нести царскую корону.

“И вот на глазах всего петербургского общества, матерый цареубийца, мужчина исполинского роста со страшным, иссеченным саблей, по пьяному делу, лицом, который мог ударом кулака раздавить череп, как фисташковый орех, которого все боялись, -- этот Орлов несет в дрожащих руках корону и испуганно озирается на нового императора.

Сразу после похорон. Орлов бежит за границу, но государь и не думает его преследовать. Казни предавался здесь вовсе не физический цареубийца, а само цареубийство. Петербургским вельможным кругам, соскользнувшим со своего прямого пути безоговорочного служения государям, предлагалось опомниться; предлагалось понять, что убийство царя есть не только уголовное преступление, но и хула на Господа Бога и всю Россию, в ее историческом целом, -- на всех бесчисленных россиян, которые со времен Владимира Святого кровь свою проливали за веру, независимость, единство и процветание своей родины первыми слугами которой были цари».

Став императором, Павел отменяет тяжелейший рекрутский набор и торжественно объявляет, что «отныне Россия будет жить в мире и спокойствии, что теперь нет ни малейшей нужды помышлять о распространении своих границ, поелику и без того довольно уже и предовольно обширна...». Сразу по вступлению на престол император Павел I заявил, что отказывается от приготовлений к войне с Францией.

«Нельзя изобразить, -- пишет Болотов, -- какое приятное действие произвел сей благодетельный указ во всем государстве, -- и сколько слез и вздохов благодарности испущено из очей и сердец многих миллионов обитателей России. Все государство и все концы и пределы оного были им обрадованы и повсюду слышны были единые только пожелания всех благ новому государю...».

29 ноября 1796 года была объявлена амнистия пленным полякам. Император повелевал «всех таковых освободить и отпустить в прежние их жилища; а заграничных, буде пожелают, и за границу. Об исполнении сего наш сенат имеет учинить немедленно надлежащий распоряжения, предписав куда следует, чтоб со стороны губернских правлений и других земских начальств взяты были меры к наблюдению, дабы сии освобождаемые оставались спокойно и вели себя добропорядочно, не входя ни в какие вредные сношения, под опасением тягчайшего наказания».

Вскоре заключается мир с Персией. В письме к прусскому королю от 3 января 1797 года Павел писал: «С имеющимися союзниками многого не сделаешь, а так как борьба, которую они вели против Франции, только способствовала росту революции и ее отпору, то мир может ослабить ее, усилив мирные антиреволюционные элементы в самой Франции, доселе придавленные революцией». Контрреволюционный переворот 27 июля 1794 года приводит к падению якобинской диктатуры во Франции. Революция идет на убыль. Блестящие победы генерала Бонапарта над австрийцами в Италии приводят к возникновению целого ряда демократических республик под эгидой Франции. Павел видит в этом дальнейшее распространение «революционной заразы» и выступает за созыв европейского конгресса для урегулирования территориальных споров и пресечения революционных завоеваний. Он готов даже признать Французскую республику «ради успокоения Европы», ибо иначе «против воли придется браться за оружие». Однако ни Австрия, ни Англия его не поддержали, и в 1798 году создается новая коалиция против Франции. Россия в союзе с Англией Австрией, Турцией и Неаполитанским королевством начинает войну против Франции.

«Положить предел успехам французского оружия и правил анархических, принудить Францию войти в прежние границы и тем восстановить в Европе прочный мир и политическое равновесие» -- так расценивает Павел участие России в этой коалиции. Инструктируя генерала Розенберга, назначенного командовать русским экспедиционным корпусом, Павел писал «...Отвращать все, что в землях не неприязненных может возбудить ненависть или предосудительные на счет войска впечатления (избегать участия в продовольственных экзекуциях), внушать, что мы пришли отнюдь не в видах споспешествовать властолюбивым намерениям, но оградить общий покой и безопасность, для того ласковое и приязненное обращение с жителями. Восстановление престолов и алтарей. Предохранять войска от «пагубной заразы умов», соблюдать церковные обряды и праздники».

4 апреля Суворов прибыл в главную квартиру союзной армии, расположенную в местечке Валеджио на севере Италии. Уже 10 апреля взятием Брешии начались военные действия. Против 86-тысячной армии союзников действовала 58-тысячная армия Франции; на севере ею командовал бывший военный министр Шерер, а на юге -- молодой и талантливый генерал Макдональд. Используя численное превосходство союзников, Суворов решил оттеснить неприятеля в горы за Геную и овладеть Миланом, а затем нанести поражение Макдональду. В дальнейшем он планировал через Савойю вторгнуться во Францию, а войска эрцгерцога Карла вместе с русским корпусом Римского-Корсакова должны были вытеснить французов из Швейцарии и устремиться к Рейну. 15 апреля началось упорное трехдневное сражение с французами на реке Адда. В этот день дряхлого Шерера сменил один из лучших полководцев Франции генерал Моро.

В кровопролитном сражении успех сопутствовал то одной, то другой стороне. Энергичный Моро пытается собрать вместе растянувшиеся на десяток километров войска, но ему это не удается. Потеряв три тысячи убитыми и пять тысяч пленными, французы откатываются на юг. Участь Ломбардии была решена -- реку Адда Суворов назвал Рубиконом по дороге в Париж.

Получив известие об этой победе, Павел I вызвал пятнадцатилетнего генерал-майора Аркадия Суворова, назначенного в генерал-адъютанты, и сказал ему: «Поезжай и учись у него. Лучшего примера тебе дать и в лучшие руки отдать не могу».

Стремительным суворовским маршем с востока на запад союзники отбросили армию неприятеля и вошли в Милан. Не допуская соединения остатков армии Моро с Макдональдом, Суворов наносит ему поражение при Маренго и вступает в Турин. В ожесточенном сражении у реки Треббия терпит поражение и генерал Макдональд.

Спустя много лет прославленный маршал Франции говорил русскому послу в Париже: «Я был молод во время сражения при Треббии. Эта неудача могла бы иметь пагубное влияние на мою карьеру, меня спасло лишь то, что победителем моим был Суворов».

За два месяца французы потеряли всю Северную Италию. Поздравляя Суворова с этой победой, Павел I писал: «Поздравляю Вас вашими же словами: «Слава Богу, слава Вам!»

Павел даже принял решение установить в Петербурге бронзовый памятник генералиссимусу Александру Васильевичу Суворову. Скульптор М.И.Козловский начал работу над памятником, когда Суворов еще не вернулся в Россию, где ему готовилась торжественная встреча.

И в России имя Суворова не сходит со страниц газет, становится легендой. Восхищенный Павел писал полководцу: «Я уже не знаю, что Вам дать, Вы поставили себя выше моих наград...».

Предательство союзников и козни царедворцев едва не свели на нет наши успехи. Вероломство Австрии и Англии привели к разрыву Павла I с антифранцузской коалицией. Движимый соображениями легитимности власти и идеей европейского единства русский Государь начинает переговоры с Наполеоном.

Русская армия получает приказ вернуться на родину. На вопрос Ростопчина, что подумают об этом союзники, император ответил: «Когда придет официальная нота о требованиях двора венского, то отвечать, что это есть галиматья и бред».

Вступая в коалицию, Павел I увлекался рыцарской целью восстановления «потрясенных тронов». А на деле освобожденная от французов Италия была порабощена Австрией, а остров Мальта захвачен Англией. Коварство союзников, в руках которых он был только орудием, глубоко разочаровало императора. А восстановление во Франции сильной власти в лице первого консула Бонапарта давало повод для изменения курса российской внешней политики.

Обессиленная Франция больше всего нуждалась в мире и спокойствии. Понимая это, Бонапарт с присущей ему энергией принимается за поиски мира. Уже 25 декабря первый консул направляет послания Англии и Австрии с предложением начать мирные переговоры. Это еще больше поднимает его авторитет, а отказ союзников от мирных предложений вызывает волну возмущения и патриотизма. Народ горит желанием наказать врагов мира, и Бонапарт начинает подготовку к войне.

«После длительных колебаний, -- пишет Манфред, -- Павел приходит к заключению, что государственные стратегические интересы России должны быть поставлены выше отвлеченных принципов легитимизма». Две великие державы начинают искать пути к сближению, которое быстро приводит к союзу.

18 декабря 1800 года Павел I обращается с прямым посланием к Бонапарту. «Господин Первый Консул. Те, кому Бог вручил власть управлять народами, должны думать и заботиться об их благе» -- так начиналось это послание. «Сам факт обращения к Бонапарту как главе государства и форма обращения были сенсационными. Они означали признание де-факто и в значительной мере и де-юре власти того, кто еще вчера был заклеймен как «узурпатор». То было полное попрание принципов легитимизма. Более того, в условия формально не прекращенной войны прямая переписка двух глав государств означала фактическое установление мирных отношений между обеими державами. В первом письме Павла содержалась та знаменитая фраза, которая потом так часто повторялась: «Я не говорю и не хочу пререкаться ни о правах человека, ни о принципах раз личных правительств, установленных в каждой стране. Постараемся возвратить миру спокойствие и тишину, в которых он так нуждается».

Сближение между двумя великими державами шло ускоренными темпами. В Европе возникает новая политическая ситуация: Россию и Францию сближают не только отсутствие реальных противоречий и общность интересов в широком понимании, но и конкретные практические задачи по отношению к общему противнику -- Англии.

Неожиданно и быстро в Европе все переменилось: вчера еще одинокая Франция и Россия встали теперь во главе мощной коалиции европейских государств, направленной против Англии, оказавшейся в полной изоляции. В борьбе с ней объединяются Франция, Россия; Швеция, Пруссия, Дания, Голландия, Италия и Испания.

Подписанный 4--6 декабря 1800 года союзный договор между Россией, Пруссией, Швецией и Данией фактически означал объявление войны Англии. Английское правительство отдает приказ захватывать принадлежащие странам коалиции суда. В ответ Дания занимает Гамбург, а Пруссия -- Ганновер. В Англию запрещается всякий экспорт, многие порты в Европе для нее закрыты. Недостаток хлеба грозит ей голодом.

В предстоящем походе в Европу предписывается: фон Палену находиться с армией в Брест-Литовске, М. И. Кутузову -- у Владимира-Волынского, Салтыкову--у Витебска. 31 декабря выходит распоряжение о мерах по защите Соловецких островов. Варварская бомбардировка англичанами мирного Копенгагена вызвала волну возмущения в Европе и в России.

12 января 1801 года атаман войска Донского Орлов получает приказ «через Бухарию и Хиву выступить на реку Индус». 30 тысяч казаков с артиллерией пересекают Волгу и углубляются в казахские степи. «Препровождаю все карты, которые имею. Вы дойдете только до Хивы и Аму-Дарьи», -- писал Павел I Орлову. До недавнего времени считалось, что поход в Индию -- очередная блажь «безумного» императора. Между тем этот план был отправлен на согласование и апробацию в Париж Бонапарту, а его никак нельзя заподозрить ни в безумии, ни в прожектерстве. В основу плана были положены совместные действия русского и французского корпусов. Командовать ими по просьбе Павла должен был, прославленный генерал Массена.

По Дунаю, через Черное море, Таганрог, Царицын 35-тысячный французский корпус должен был соединиться с 35-тысячной русской армией в Астрахани.

Затем объединенные русско-французские войска должны были пересечь Каспийское море и высадиться в Астрабаде. Путь от Франции до Астрабада рассчитывали пройти за 80 дней, еще 50 дней требовалось на то, чтобы через Герат и Кандагар войти в главные области Индии. Поход собирались начать в мае 1801 года и, следовательно, в сентябре достичь Индии. О серьезности этих планов говорит маршрут, по которому когда-то прошли фаланги Александра Македонского, и союз, заключенный с Персией.

Павел I уверен в успешном осуществлении франко-русского плана покорения Индии, сохранявшегося в глубокой тайне. 2 февраля 1801 года в Англии пало правительство всемогущего Питта. Европа замерла в ожидании великих событий.

Вдруг с далеких берегов Невы пришла весть -- император Павел I мертв.

Англия была спасена, и история Европы пошла по другому пути. Невозможно предугадать, как бы она сложилась, не будь этой трагедии, но ясно одно -- Европа избавилась бы от опустошительных, кровопролитных войн, унесших миллионы человеческих жизней. Объединившись, две великие державы сумели бы обеспечить ей долгий и прочный мир!

Никогда раньше Россия не имела такого могущества и авторитета в международных делах. «Этому царствованию принадлежит самый блестящий выход России на европейской сцене», -- утверждал В. О. Ключевский.

Но не только военные успехи сопутствовали императору Павлу и увеличивало количество его недругов. За четыре года управления самой крупной державой мира Павел успел провести огромное количество реформ внутри страны.

Особое внимание Павел уделял военной реформе. На параде 8 ноября 1796 года объявил в приказе, что все записанные в гвардию, номинально числившиеся в ее списках, но не находившиеся в строю, должны явиться в свои полки, под угрозой исключения. Число таких отсутствующих было значительно. Один Преображенский полк насчитывал несколько тысяч такого рода чинов, и эти фиктивные списки пополнялись даже не одними дворянами. При помощи денежных взносов, купцы, мелкие чиновники, ремесленники и даже лица духовного звания проводили туда своих сыновей, имея в виду достигать таким способом, легкого движения, даже на гражданской службе. Дети еще не родившиеся, следовательно, неизвестного пола, пользовались снисхождением. Очень молодые люди, никогда не носившие оружия, получали таким образом чин поручика, имея за собой двадцать лет фиктивной службы, они отправлялись потом в один из армейских полков и, благодаря своему старшинству, становились там выше заслуженных офицеров. Другие служили при дворе в качестве пажей, камергеров и камер-юнкеров, или, получив бессрочный отпуск, просто жили в своих поместьях. Наконец, даже в строю, офицеры и солдаты обыкновенно были свободны от всяких обязанностей и даже ученья, потому что последнего не производилось вовсе.

Павел был тысячу раз прав в своем желании искоренить весь этот дорого стоящий и развращающий паразитизм. Паразиты, лишенные своих преимуществ, или отосланные в казармы и на маневры, ему этого не простили.

Многие рекруты погибали от голода по дороге к месту службы, их довольствие присваивал себе сопровождающий офицер. Павел решил покончить с такими безобразиями, строго наказывая офицеров-грабителей. Павел I предпринял ряд эффективных мер к уравнению наказаний низших и высших чинов армии. Рукоприкладство, сечение солдат, которые процветали при Екатерине II, сохраняются и при Павле I, но при этом офицеров стали наказывать гораздо строже. За все павловское время Аудиториат оформил 287 солдатских дел, а офицерских -- 495.

Среди мероприятий, касавшихся всей армии, явилось, 29-го ноября 1796 года, обнародование трех новых уставов, из которых один касается пехоты, а два кавалерии. Ни один из известных военных и государственных деятелей предшествующего царствования не принял участия в составлении этих новых военных законов, которые, впрочем, были только извлечением из прусского устава и такой же инструкции. В своей русской редакции, текст относившийся к пехотной службе, был уже, впрочем, издан несколько лет назад; предназначенный первоначально для гатчинских войск, он был в первый раз напечатан в 1792 году, под скромным названием «Опыт». Тогда над ним потрудились Кушелев, Аракчеев и сам Растопчин. Это был действительно только набросок, указывающий на поспешную работу и неудачное подражание образцу, которое, в противоположность тому, чего хотели подражатели, не имело даже ничего общего с уставом Фридриха II.

Суворов назвал новый устав «переводом рукописи, на три четверти изъеденной мышами и найденной в развалинах старого замка». Он заявил, что ему нечего учиться у прусского короля, так как он сам никогда сражения не проигрывал, и заметил, что французы не задумывались бить пруссаков, противопоставив им тактику, которая была не тактикой Фридриха, а тактикой Суворова! Он еще горячее возражал против одной из глав нового устава, -- пятой в шестой части, -- вставленной, впрочем, русскими подражателями и устанавливавшей инспекционную службу, которую должны были нести офицеры всех чинов, по назначению государя, и которая, поэтому, нарушала всякую военную иерархию.

Так как офицерский состав состоял исключительно из дворян, то меры к поднятию воинской дисциплины были истолкованы, как удар по привилегиям дворянства. Это вызвало бегство дворянских детей из армии и стремление устроиться на гражданской службе. Против уклонения дворянства от военной службы были приняты суровые меры.

“Его царствование в отношении соблюдения морских интересов отечества было положительным. Ему Россия обязана покровительством торговому мореплаванию, оказанием поддержки Сибирскому промышленнику Шелихову и основанием Российско-Американской Компании. Для русского оружия эпоха Павла Петровича была исключительно блестящей и, как армия под водительством Суворова, своим итальянским походом, так и флот под начальством адмирала Ушакова своими действиями в Средиземном море, вплели неувядаемые лавры в венок русской военной славы”.

За короткое время русская армия, при императоре Павле Петровиче, достигла высокого военного развития и стала той, которая под командой фельдмаршала Суворова, покрыла русское оружие легендарной славой.

В области гражданского управления были произведены преобразования, подобные тем, которые были сделаны в области военной. Гражданское управление было преобразовано, количество губерний сокращено, состав чиновников улучшен и учреждены специальные школы для молодых дворян, с целью обучения их наукам, "способствующих искусству в штатских должностях и приличному достоинству дворянина".

Удельные крестьяне появились в кругу дворцового ведомства благодаря "учреждению об императорской фамилии" 5 апреля 1797 года. Смысл этого законоположения сводился к следующему: 1 - следовало обеспечить крестьян землей и правильно распределить ее между ними; 2 - поднять крестьянское хозяйство улучшенной техникой, развитием ремесел, устройством фабрик; 3 - организовать сборы и отбывание повинностей на новых началах, имея в виду равномерное распределение труда; 4 - установить и привести в порядок сельское управление.

Когда было предпринято обособление удельных, то выяснилась нехватка земель для многих селений. Поднялся вопрос, можно ли отмежевывать земли от казенных крестьян и снабжать ими удельных, либо земли должны приобретаться, как сразу предполагалось, удельным ведомством. Указом 21 марта 1800 года удельным крестьянам было дано важное право - покупать земли у частных владельцев, с условием, чтобы купчая была совершена на имя департамента уделов. Право же пользования землей предоставлялось "единственно купившему таковую землю" сверх той доли, которая приходилась ему при разверстке земель всего населения.

Известно, что не одно земледелие, но и работа "на стороне" составляли занятия удельных крестьян. Последнее стеснялось паспортной системой и обязательством явки паспорта в удельную экспедицию. Указом 2 марта 1798 г. было установлено выдавать промежуточные паспорта удельным крестьянам, что не только значительно облегчало уход селян на заработки, но и выход их в купечество.

Те же основные вопросы о земле и самоуправлении, но гораздо шире поставленные, трактовались в многочисленных указах и мероприятиях правительства, касавшихся крестьян казенного ведомства. В течении 18 века в законодательстве выработалось понятие поземельного надела для государственных поселян разных наименований, который был бы достаточен для прокормления крестьянина с семьей и давал ему возможность платить подати и отбывать государственные повинности. Таким наделом был признан 15-десятинный участок на каждую ревизскую душу.