Французский пацифизм в 30-е годы

Французский пацифизм в 30-е годы

Исследование вопроса о французском пацифизме в 30-е годы представляется необходимым и одновременно рискованным. Необходимость диктуется тем, что ретроспективно пацифизм 30-х годов стал своего рода эталоном, нагляднее раскрывающим и другие явления, а в свете предыдущих исследований стало возможным вернее оценивать его структуру и масштаб. Рискованность определяется тем, что, несмотря на множество аналитических работ по частным вопросам, остается немало белых пятен и обобщающее исследование подготовить пока трудно, к тому же исследование пацифизму ставит ряд методологических и историографических вопросов.

Для одних пацифизм был важным выбором психологического или социального характера, для других -- средством выражения склонности или идеологической антипатии. Существовал пацифизм активистов и неопределенный пацифизм общественного мнения. Воспоминания о пацифизме зачастую тесно связаны с его воздействием на проблемы безопасности Франции и с ее поражением, которое считается следствием пацифизма.

В начале межвоенного периода пацифисты составляли меньшинство. Большая часть общественного мнения опасалась реванша Германии, ставшей союзницей России, или объединения этих стран в целях борьбы с Версальским договором. Рапалльский договор значительно усилил этот миф. Когда Ф.Пуанкаре предпринял Рурскую операцию, политическая обстановка стала более благоприятной для энергичных миротворческих действий. В этом ключе левые силы и развернули кампанию против военной экспедиции в Рур. В 1925-1930 гг. во французском обществе сформировался довольно широкий консенсус вокруг духа Локарно и политики Бриана. Пакт Бриана-Келлога освятил эти идеи, провозгласив войну вне закона! Гуманитарный пацифизм социалистов, радикалов, христианских демократов, ассоциаций бывших фронтовиков, широко воспринятый большой прессой, казалось, все больше и больше пропитывал французское общество.

С 1930 г. постепенное ухудшение международного положения и ситуации в Германии свело на нет надежды многих, и содействовало возрождению недоверия и скептицизма. Вместе с тем вновь разгорелись дискуссии между теми, кто на новую угрозу миру ответил усилением пацифистских кампаний за всеобщее разоружение, и теми, кто отвергал пацифистские и интернационалистские иллюзии, требовал энергичной политики для защиты национальных интересов. Внешняя политика, в отличие от предвоенного периода, в 30-е гг. не объединяла общественное мнение, а, напротив, стала причиной его раскола. Вместо того, чтобы содействовать согласию нации, дипломатическая стратегия вносила семена раздора, которые в большей или меньшей степени взаимодействовали с идеологическими разногласиями и расхождениями по вопросам внутренней политики.

Накануне открытия Всеобщей конференции по разоружению французское общественное мнение было расколото: с одной стороны, сторонники безопасности, а с другой -- сторонники разоружения. Возросло число пацифистских инициатив, в частности кампаний в прессе. Действовали группы по оказанию давления: в левых политических партиях, в профсоюзах, входящих во Всеобщую конфедерацию труда, в ассоциациях, связанных с Лигой наций, в гуманитарных ассоциациях, пацифистских организациях, женских клубах, католических движениях.

Иногда в рамках одного города эти группировки объединялись в картели мира. Анри де Жувенель отмечал почти религиозный характер демонстраций этих группировок. Миротворческие мероприятия проводились и в общенациональном масштабе, как, например, Конгресс по разоружению, организованный Новой Европой, на котором 27 ноября собралось 1098 делегатов, прибывших из многих стран; большая демонстрация в поддержку разоружения, проведенная СФИО и ВКТ 29 января 1932 г.; свободная конференция по разоружению, организованная 23-24 апреля 1932 г. в Париже Лигой прав человека и картелями мира.

Изобилие инициатив совмещалось с разбродом и путаницей в целях: так, социалисты не хотели и слушать о предварительных условиях для создания системы безопасности, предлагая заменить дорогой для Э.Эррио и А. Бриана триптих «арбитраж, безопасность, разоружение» формулой «безопасность через арбитраж и разоружение».

В борьбу против войны вступили и многие писатели и интеллектуалы. Некоторые из них стали активными пацифистами, как например, Жан Джионо и, особенно, Анри Барбюс. Последний принимал участие во многих крупных пацифистских инициативах. Вместе с Роменом Ролланом он выступил инициатором Всемирного конгресса против империалистической войны, который состоялся в Амстердаме с 27 по 29 августа 1932 г. В комитет конгресса входили Альберт Эйнштейн, Поль Ланжевен, Ромен Роллан, Анри Барбюс, Максим Горький, Джон Дос Пассос, Элтон Синклер. Конгресс собрал 2200 делегатов, прибывших из 29 разных стран. Из Франции участвовали члены Французской коммунистической партии, Лиги прав человека, Лиги женщин за мир и свободу, Лиги противников военной службы по религиозным мотивам. СФИО же осталась в стороне ввиду того, что конгресс проходил под эгидой коммунистов. Конгресс завершился созданием Всемирного комитета борьбы против войны и Всемирного комитета по защите СССР.

Другой европейский конгресс состоялся с 4 по 6 июня 1933 г. в зале Плейель в Париже. В нем участвовало 3000 делегатов, прибывших из всех европейских стран. Был создан Всемирный комитет борьбы против войны и фашизма. Комитет Амстердам-Плейель стал ядром будущего Народного фронта так же, как и основанный в 1934 г. Комитет бдительности интеллектуалов-антифашистов, объединивший коммунистов, социалистов, радикал-социалистов и независимых интеллектуалов. Будучи антифашистским и пацифистским, Комитет бдительности активно выступил против угрозы войны, но вскоре его деятельность была парализована из-за возникших раздоров.

Во время Женевской конференции по разоружению настоящая мистика разоружения распространялась во Франции такими газетами, как «Ле Пепль» и «Ля Люмьер». Однако этой пропаганде противостояла мощная контрпропаганда. Конгресс в Трокадеро был атакован членами консервативной военизированной организации «Боевые кресты», которых тайно поддерживали члены правительства. Военные потрясали пугалом безоружной Франции перед лицом перевооружавшейся реваншистской Германии. Они действовали столь эффективно, что духовные и политические силы франции оказались расколотыми не между правыми и левыми, а на множество мелких группировок. Вот два примера. Линия раздела внешней политики Франции пролегла через партию радикалов, тесно связанных с идеями Лиги наций. На заявление Эррио: «Я не верю в разоружение как средство обеспечения безопасности», -- Даладье ответил: «Или разоружаться вместе, или погибнуть вместе -- нужно выбирать».

Что касается католиков, то они были чрезвычайно встревожены дебатами о разоружении и пацифизме. В 20-е годы появилось довольно много светских религиозных концепций, пытающихся разделить католицизм и национализм, а также истолковать евангельские послания в пацифистском духе. По инициативе директора Народного действия отца Дебю-куа в церкви Богоматери побед ежемесячно с февраля 1931 г. служили мессы за мир.

1931 год ознаменовался войной манифестов. На манифест за мир, подписанный Габриэлем Марселем, Андре Те-ривом, Франсуа Мориаком и Жан де Панжем и появившемся 18 января 1931 г. в журнале «Нотре тан», ответил Манифест молодых мобилизованных интеллектуалов, выступивших против отставания Франции; манифест от 25 января 1931 г. в журнале «Ревю Франсез» подписали Брасийах, Жан-Пьер Максенс, Анри Масс, Тьерри Мольнье. 9 апреля 1931 г. ряд католических ассоциаций опубликовали декларацию молодых католиков и в афише, озаглавленной «Французские католики хотят мира», заявили, что подтверждают идентичность женевских идеалов Бриана с идеалами христианства, что «проблема разоружения должна быть связана с проблемами мира и арбитража». Группа «Молодая республика» пошла еще дальше, заняв четкую позицию в пользу разоружения. Жорж Хоог сослался на авторитет епископа из Арраса Жюльена. Но газета «Ля Круа», указав на различие между разоружением и ограничением вооружений, заявила, что только последнее совместимо с потребностями национальной обороны.

Во время Всеобщей конференции по разоружению пацифизм далеко не возобладал во французском общественном мнении. Женевский идеал Лиги наций силой подавался приверженцам безопасности. В 1930 г. Лига прав человека открыла кампанию по сбору подписей за разоружение и мир, надеясь собрать миллион голосов. Однако к осени 1931 г. ей удалось собрать лишь 109673 подписи за разоружение и 111905 подписей за мир в целом. Чем вызван был этот явный неуспех, который, однако, постарались скрыть? Трудно сказать уверенно, но уместно напомнить, что в это время значительная часть французского общества связала свои надежды с идеей безопасности.

Парадоксально, что после неудачи Всеобщей конференции по разоружению пацифизм стал распространяться вглубь и вширь. Его идеи парализовали французскую внешнюю политику и отодвинули проблему безопасности Франции. Действительно все карты были спутаны. Когда Италия напала на Францию, являвшуюся членом Лиги наций, а Лондон и Париж обсуждали санкции против агрессора, был опубликован манифест интеллектуалов в защиту Запада и мира в Европе. На выборах 1936 г. правая «Аксьон фран-сэз» рекомендовала голосовать «против революции и против войны», в то время как левые газеты пестрели лозунгами: «Хлеба, мира и свободы!»

«Спад пацифизма», по словам греческого дипломата Николаса Политиса, достиг своего апогея во Франции в 1936 г. 8 марта 1936 г. на другой день после захвата Рейнской области Гитлером, вся парижская пресса от «Аксьон франсэз» до «Юманите», все движения бывших фронтовиков, профсоюзы, партии, казалось бы, единогласно восприняли лозунг «Только не война!». Эти пацифистские идеи пронизали крестьянство, предпринимательские слои, часть католических кругов и широко распространялись среди целого ряда социально-профессиональных категорий общества.

Ассоциации бывших фронтовиков отвергали войну и осуждали формулу «Если хочешь мира, готовься к войне», как скрывающую преступное признание возможности войны. Их пацифизм подпитывался воспоминаниями о войне. Каждый год 11 ноября они отмечали одновременно траур и победу Франции. У этого поколения, преисполненного осознанием ужасов войны и стремлением ее предотвратить, не было сомнений в том, что Гитлер как бывший фронтовик тоже выступает за мир. Комитет Франция-Германия, который в ноябре 1935 г. воссоздали Ф.де Брион, Ж.Скапини, президент Национального союза ветеранов войны Жан Гуа и президент Французского союза ассоциаций ветеранов войны Анри Пишо, заявил о стремлении трудиться в интересах сближения обоих народов.

Крестьяне-пацифисты, даже если они не придерживались одинаковых методов борьбы за мир, пацифизм их менялся в зависимости от основных направлений политического ветра, не исключали возможности защиты

Родины в том случае, если она подвергнется нападению. Но

крестьяне не желали сражаться за некую идеологию или за какой-либо чужой народ. Они были пацифисты, потому что не ощущали прямой угрозы. Аргумент, приводимый почти повсеместно, сводился к тому, что крестьяне не хотели войны потому, что составляли основную массу войск.

Среди профсоюзных организаций Национальный профсоюз учителей. В 1939 г. этот профсоюз составлял 10% членов ВКТ. Кроме того, учителя воздействовали на формирование общественного сознания граждан с помощью формирования или разрушения общественных стереотипов. Они учили морали или социальному конформизму. Они обладали своей собственной идеологией, которую распространял еженедельник «Эколь либератрис» основанный в 1929 г. Многие учителя проявляли свои пацифистские взгляды при торжествах на открытиях монументов в память погибших, а также своим сопротивлением военной подготовке и участием в антимилитаристских кампаниях. С 1932 г. доктрина профсоюза стала явно пацифистской. Эта доктрина, основу которой составляли идеи международного арбитража и всеобщего контролируемого разоружения, была вновь выдвинута во время конгресса в Лилле в 1936 г., где столкнулись различные течения. Однако заключительная резолюция соответствовала линии выработанной в 1933 г. Профсоюз не отвергал ни одного метода предотвращения войны, так как выступал за сохранение мира всеми возможными средствами. Это пацифистское мышление проявилось в отказе от какого бы то ни было усиления милитаризма и с наибольшей полнотой было отражено в позиции генерального секретаря АндреДельмаса, излагавшего свои идеи в газетах «Эколь либератрис», «Ле пепль» и на конгрессе

Социалисты и синдикалисты стремились любой ценой предотвратить такое стечение обстоятельств, которое могло бы привести к новой войне. На конгрессе в Туре французский социализм раскололся отчасти и по вопросу о национальной обороне. Позиция коммунистической партии решительно отличалась от пацифизма, который она критиковала, используя при этом его в борьбе против империализма и разыгрывая до конца карту антимилитаризма. Французские коммунисты не поддерживали ни сторонников безопасности, ни поборников разоружения и громили главным образом социал-демократический пацифизм и деятельность Лиги наций.

Партия СФИО, за исключением небольшой фракции во главе с Реноделем и Поль-Бонкуром, решительно поддерживавших национальную оборону и вынужденные выйти из партии в период между двумя войнами утвердилась как партия мира. Леон Блюм был одним из редких политических деятелей, положивших в основу своей внешней политики идею разоружения. Однако он не поддерживал идеи полного разоружения. Тем не менее скрупулезность Леона Блюма не помешала таким последовательным пацифистам, как Фелисьен Шалай, ратовать за полное разоружение.

При попытке выделить наиболее яркие пацифистски настроенные социально-профессиональные категории населения, как правило, называют земледельцев, работников сферы услуг, квалифицированных рабочих старых специальностей и ремесленников, т.е. как раз те круги, которые голосовали за социалистическую партию. Это означало, что СФИО была преимущественно пацифистской партией. Социалистический пацифизм, однако, был не однозначен. Различные группировки в СФИО по-разному реагировали на события, которые усложнила также и реконверсия коммунистической партии. Интернационалистский и пацифистский идеал социалистов ассоциировался с созданием Лиги наций и понятием коллективной безопасности. Леон Блюм стремился воплотить в жизнь моральное и политическое наследие Жана Жореса. Он считал, что мир может быть укреплен посредством пересмотра Версальского договора и всеобщим разоружением; напротив, создавать безопасность на основе роста вооружений, значит привести к гонке вооружений, которая неизбежно привела бы к войне. Приход Гитлера к власти не изменил взглядов Леона Блюма, сформировавшихся в результате анализа международного положения. Разоружение, которое всегда оставалось приоритетом его политики, отрицало создание союзов. До 1935 г. он отказывался голосовать за военные кредиты и еще в марте 1935 г. выступал против закона о двухлетней военной службе. В момент ремилитаризации Рейнской области Леон Блюм приветствовал процедуру мирного урегулирования проблемы. В своем заявлении 23 июня 1936 г. он все еще говорил о разоружении. На стороне приверженцев твердого курса стояли активисты правого крыла партии и Жиромский, который руководил левым крылом партии под названием «Социалистическая битва». Эти сторонники жесткой линии считали, что мир не следует ставить превыше всего. Они проповедовали политику силы, громко осуждали вялую реакцию правительства Даладье и сторонников Блюма, требовали проведения блоковой политики, которая могла бы остановить Гитлера, так как с фашизмом никакой компромисс не возможен.

Горячие приверженцы пацифизма требовали одностороннего разоружения и провозглашали: «Лучше иностранная оккупация, чем война». Деятели из аппарата партии стремились воспрепятствовать вовлечению Франции в конфликт и для выигрыша времени были готовы на любые уступки. К этим пацифистам примыкали крайне левые деятели партии, из созданной в 1935 г. «революционной левой», группировавшиеся вокруг Марселя Пивера; они отвергали всякую идею национальной обороны и проповедовали революционный фанатизм. «Война под руководством нашей буржуазии? Ни за что, ни под каким предлогом, никогда!» -- восклицал Марсель Пивер на конгрессе в Мюлузе.

Война в Испании стала испытанием для левых пацифистов, особенно профсоюза учителей, которому сохранение мира казалось самым важным делом. И именно этим можно объяснить его поддержку «политики невмешательства» и возможного посредничества. На конгрессе в Нанте в августе 1938 г. Андре Дельмас поставил вопрос, как помочь испанским республиканцам и при этом не оказаться втянутым «в эту всеобщую войну, которую мы ни за что не хотим». Недоверяющие Советскому Союзу социалисты отказывались от похода против фашизма.

В это же время, начиная с 1935 г., Французская коммунистическая партия изменила свою позицию в области внешней политики и национальной обороны. После поездки П. Лаваля в Москву и после указания Сталина ФКП неожиданно обнаружила необходимость национальной обороны, стала петь «Марсельезу» и ратовать за самый широкий союз против фашистов. С тех пор коммунисты стали решительными патриотами и антифашистами.

Таким образом, пацифизм доминировал в 1936 г. Международная организация -- Всеобщее объединение за мир, -- возглавляемая лордом Р.Сесилом и Пьером Котом, в 1937 г. призвала 16 млн. французов примкнуть к ней! Нацистская пропаганда, в свою очередь, опираясь на широко распространенный пацифизм, сумела втереться в доверие во многие круги французского общества и эффективно поощряла психологический нейтралитет, усыпляя бдительность французов и ослабляя их готовность к борьбе.

Спустя два года пацифистские идеи уже пронизывали мюнхенскую атмосферу, чем частично объяснялся и отказ от борьбы в защиту Чехословакии. «Мюнхен» вместе с тем стал точкой слияния левого пацифизма и правого неопацифизма. В октябре 1938 г. 57% французов одобрили мюнхенские соглашения и 37% их осудили. В палате депутатов только 75 депутатов проголосовали против мюнхенских соглашений, которые были одобрены 535 депутатами.

В сентябре 1938 г. большая часть общественных и политических сил выступили против войны. Это был в значительной мере конъюнктурный пацифизм. Неподходящий момент для оказания сопротивления Гитлеру был связан с английскими недомолвками и состоянием французской военной подготовки. Только коммунисты выступили решительными антимюнхенцами. Габриель Пери писал в газете «Юманите»: «Мы не аплодируем, так как думаем, что мир ослабляется каждый раз, когда ослабляют французскую безопасность, и что мюнхенские соглашения представляют собой дипломатический Седан». Коммунисты не переставали осуждать любой компромисс с «третьим Рейхом».

Однако эта воинственная позиция коммунистической партии усилила пацифизм тех, кто ответил антикоммунизмом, как на правом, так и на левом фланге. Так, НПУ становится все более пацифистским тогда, когда коммунисты обостряли ситуацию в рамках ВКТ или в связи с войной в Испании. Чем больше КП усиливала антифашистскую, антигитлеровскую и воинственную политику, тем сильнее НПУ утверждал свой пацифизм.

В рамках СФИО происходили постоянные и острые дискуссии между сторонниками мира и сторонниками твердой позиции. На конгрессе в Руане «революционная левая» группировка была исключена из СФИО, а партийные кадры оставались пацифистами. Они были убеждены, что ничто не оправдает принесение в жертву тысяч молодых людей. Во время мюнхенских соглашений сам Леон Блюм страшно терзался. Его твердость уступала место духу компромисса. Он разрывался между трусливым утешением и стыдом. Но вместе с тем он констатировал, что «если война будет нам навязана извне, придется сражаться». В последующие недели он вновь обрел твердость. Поль Фор, пронизанный пацифистскими настроениями, был готов к любым испытаниям: «Выгадать время, вести переговоры, призывать все моральные и духовные силы мира, чтобы предотвратить применение оружия...»

В известном смысле приверженность к пацифизму усилилась даже в левых профсоюзных кругах. В мае 1938 г. по инициативе двух интеллектуалов Александра и Эмери и синдикалистов Мориса Шамбеллана, Жоржа Мопиу и Жиру был основан Профсоюзный центр действий против войны. В разгар мюнхенского кризиса он был расширен и преобразован в Центр связи против войны, в который вошли также Комитет бдительности интеллектуалов-антифашистов, группы Марселя Пивера, Союз анархистов и несколько мелких групп. Руководители этого центра, секретарь НПУ Дельмас и секретарь профсоюза работников связи Жиру, совместно подписали петицию за мир «Мы не хотим войны». За три дня эта петиция собрала 150 тыс. подписей. Среди подписавших петицию наряду с известными деятелями левого направления были и представители католических кругов.

Параллельно с левым пацифизмом формировался и неопацифизм -- от правого крыла до левого центра. Эти пацифистские взгляды имели своим источником страх, вызванный деятельностью народного фронта и гражданской войной в Испании. Все это взрывало французское общественное мнение, углубляло или порождало расколы справа и слева. Речь здесь шла о том, чтобы содействовать падению Народного фронта, изолировать коммунистов, не оказывать поддержку СССР, который стремился к распространению идей революции.

Во время мюнхенского кризиса можно наблюдать бурный подъем пацифистских идей в крестьянстве. В межвоенный период широкое распространение получила идея, что французское крестьянство, сильно пострадавшее во время первой мировой войны, в случае новой будет вынуждено принести большие жертвы, чем другие категории граждан. Крестьяне неожиданно потребовали равенства в отношении к налогу кровью, ни за что не хотели войны и осудили воинственность лиц, занятых в промышленности. Это и послужило причиной широкого потока идущего из глубины пацифизма. Журнал «Ле ревю дез агрикюльтер де Франс» писал: «Победоносная война была бы столь же пагубной, что и проигранная война». Журнал «Синдика пейзан» 28 сентября 1938 г. озаглавил одну из статей «Против изничтожающей крестьян войны, спасите мир». Крестьяне готовы были выступить в защиту своей земли, но они не хотели воевать ради удовлетворения каких-либо идеологических пристрастий.

Но парадоксальным стал факт, что после ремилитаризации Рейнской области в пацифизме под лозунгом «Мир любой ценой» была пробита брешь. Сторонники твердой линии появились и в организациях, наиболее пронизанных пацифистской идеологией: в Демократическом альянсе, в кругах радикалов, в СФИО, в ВКТ и даже в НПУ.

Спад пацифизма, ставшего заметным в 1936-1938 гг., значительно усилился после Мюнхена. Между октябрем 1938 г. и сентябрем 1939 г. можно было наблюдать некоторое моральное возрождение французского общественного мнения в его патриотическом рвении, о чем префекты сообщали в докладах в связи с 14 июля 1939 г.

Сильно изменились взгляды в крупных секторах общественного мнения: социалисты, находящиеся под влиянием Блюма, часть учителей, крестьянские организации и движения бывших фронтовиков, французская социалистическая партия, «Комите де Форж» и предприниматели. Обе главные организации бывших фронтовиков «Федеральный союз», руководимый Рене Кассеном, и «Национальный союз», где президентом был Жан Гуан, выступили за то, чтобы перекрыть дорогу гитлеризму. «Военные прогулки и завоевания без риска теперь кончились; Франция кричит: Остановись!»

Почти все крестьянские организации поддержали гашй тику Даладье. «В сентябре 1939 г. крестьянского пацифизма уже не было». Журнал «Синдика пейзан» вышел под заголовком: «Миролюбивая Франция готова к войне, она ожидает с оружием в руках». Передовая статья от 10 сентября была озаглавлена: «Крестьянство, как и в 1914 г., выполнит свой долг во время войны. Оно просто желает, чтобы к нему относились справедливо».

В социалистической партии пацифистская фракция объединилась вокруг Поля Фора и Северака и еженедельника «Синдика». На конгрессе в Нанте в марте 1939 г. многие убежденно говорили о поражении Франции при столкновении с Германией: почему бы не признать зависимость путем переговоров? Придем к тем же результатам, что и в случае войны, но с меньшими издержками. Конгресс в Нанте завершился двусмысленной резолюцией, в которой позиция пацифистов соседствовала с позицией сторонников Блюма, поддерживавших внешнюю политику Даладье, Рейно и Манделя. После этого их партия вплоть до самого поражения Франции была парализована расколом и отягощена попытками сохранения своего единства. На конгрессе ВКТ резолюция против войны, которую предложил Дельмас, собрала лишь 28% голосов. В отличие от этого в НПУ Дельмас сохранял пацифистскую линию, несмотря на рост влияния еженедельника «Ля Люмьер».

Почему же были пересмотрены пацифистские взгляды? Одни отвергли их из-за немецкой угрозы, другие потому, что политика национального сплочения перед лицом внешней опасности представлялась им наилучшим противоядием против Народного фронта. Не вызывает сомнения и то, что в период между мартом и сентябрем 1939 г. некоторые пацифисты еще сохраняли иллюзию о возможности сохранения мира. Это относилось к Ж.Бонне, большому числу социалистов, к «Аксьон франсэз» и многим средствам информации. Однако германо-советский пакт и немецкое нападение на Польшу показали тщетность их надежд. Резкий поворот британской политики сыграл большую роль в переходе этих пацифистов 1938 г. к войне в 1939 г.

Захват Праги и германо-советский пакт еще больше усилили национальную сплоченность, вызвав крушение французского коммунизма, который вновь стал пацифистским. Парадоксально, но германо-советский пакт способствовал тому, что антикоммунисты отказались от восприятия нацистской Германии как бастиона против большевизма, а сторонники твердой линии в отношении Германии перестали исполнять приказы из Москвы. Правый пацифизм потерял основу для своего существования.

Аналогичное явление наблюдалось и среди левых сил. Германо-советский пакт заставил некоторых профессиональных пацифистов, социалистов и синдикалистов, как Рене Белен, не предпринимать больше пацифистских акций, чтобы отмежеваться от коммунистов. Никто больше не хотел объединяться с коммунистами. Если коммунисты вопреки своим собственным взглядам и играли определенную роль в поддержке национальной обороны, то этим они подрезали крылья всем другим пацифистам.

В сентябре 1939 г. пацифизм был представлен лишь незначительным меньшинством; в частности, на крайнем правом крыле находилось фашиствующее течение вроде группы «Я повсюду», которая в номере своей газеты от 1 сентября 1939 г. дала заголовок «Долой войну, да здравствует Франция!»; на левом крыле оставались последовательные пацифисты из СФИО и крайне левые революционные пораженцы. Если в сентябре 1938 г. пацифизм был в большой мере правительственным, признанным, антикоммунистическим и располагал большинством, то через год он стал антиправительственным, представлял меньшинство и был искажен приобщением коммунистов.

Перед войной народ вновь обрел единство. Первые же проведенные во Франции опросы общественного мнения выявили духовную мобилизацию, возросшую твердость и осознание неизбежности войны. Более трех четвертей из опрошенных французов заявили, что «готовы умереть за Данциг».

Мобилизация в армию проходила в основном без протестов и столкновений. Исключением стали демонстрации нескольких выступивших с инициативой интеллектуалов: Ле-куен выпустил листовку под заглавием «Немедленный мир», которую подписали Алэн, Маргерит, Деа, Шалай, Оньое, Пивер, Зоретти, Эмери, Жонсон, Джионо. Последний срывал плакаты о мобилизации в Марселе. Но основная масса населения не следовала такого рода призывам. Полицейские доклады и регистрационные журналы судов содержали лишь редкие случаи акций пораженцев в конце августа и в начале сентября 1939 г. Это свидетельствовало о бессилии пацифистов.

По словам Андре Дельмаса, НПУ, столь активный во время мюнхенских событий, приглушил свою пацифистскую деятельность в силу двух причин: мобилизации некоторых его членов и возрастания национального единства. Марсо Пивер отказался вернуться во Францию. Ромен Роллан направил Даладье послание солидарности. По докладам жандармерии и префектов, возобладала спокойная решительность. Самым распространенным аргументом стал тезис: «Нужно все же покончить с этим народом, который объявил нам уже третью войну».

В первые месяцы войны пацифизм оказался в ничтожном меньшинстве, потеряв свою аудиторию. Лишь в начале 1940 г. проявились элементы некоторой деморализации, которые, усиливаясь, создавали климат для восприятия пацифистской пропаганды, пытающейся вывести Францию из войны

В 30-е годы пацифизм претерпел значительную эволюцию. В 1939 г. он уже не представлял непреодолимого препятствия для твердой политики по отношению к Германии. Мысли о побежденном пацифизме отчетливо видны в словах Анри Монтерлана, который 24 сентября 1939 г. сел в поезд на Восточном вокзале Парижа. Он видел «тысячи мужчин в кепках», которые совершенно спокойно, «с миром уезжали на войну». Эта картина побудила его дать следующий комментарий: «Двадцать лет пацифистской пропаганды были выпиты, и без какого бы то ни было результата переварены французским народом». Он уточнил: «Пусть покажут мне хотя бы одного из нас, кто не любит мир и кто в этот час не пожертвовал бы значительной частью того, что составляет достояние его личной жизни, если бы это могло помочь достойно ее поддержать. Недостаточно заявлять о своей любви к миру. Необходимо быть достаточно сильным, чтобы навязать мир тем, кто хочет войны».