СССР, США и проблемы послевоенного развития европейской экономики

СССР, США и проблемы послевоенного развития европейской экономики

Введение

Большинство специалистов, изучающих «холодную войну», сходятся на том, что она началась в первые месяцы 1946 г., когда между Москвой и Вашингтоном обострились разногласия по некоторым международным проблемам, в частности, по вопросам послевоенного урегулирования в Европе и присутствия советских войск в ряде азиатских государств. Парадокс, однако, заключается в том, что в том же году в решении этих проблем были отмечен существенный прогресс: советские войска были выведены из Ирана и Маньчжурии, а в ноябре-декабре в ходе нью-йоркской сессии Совета министров иностранных дел были согласованы тексты мирных договоров с Италией, Румынией, Венгрией, Болгарией и Финляндией. Однако это обстоятельство не остановило набиравшую обороты «холодную войну»: на место решенных проблем приходили новые, множилось число доказательств наличия «происков империализма» и «коммунистической экспансии».

Между тем после войны интересы СССР и США на международной арене, как уже было сказано, во многом совпадали. Обе страны были заинтересованы в создании надежной системы международной безопасности, которая гарантировала бы послевоенное мирное сотрудничество и исключала бы появление новых претендентов на мировое господство. Естественные «сферы влияния» обеих великих держав нигде не пересекались. В Вашингтоне, как уже отмечалось, с пониманием относились к стремлению Москвы иметь «особые отношения» с граничащими с Советским Союзом государствами; советское же руководство не только не возражало против значительно возросшего после второй мировой войны влияния заатлантической республики в Старом Свете, но даже, напротив, видело в преодолении традиционного американского изоляционизма определенные выгоды для себя.

Существенные различия между двумя странами заключались в другом: Москва и Вашингтон сделали различные выводы из известных международных событий тридцатых годов. В Советском Союзе считали, что будущее - за административно-командными методами регулирования экономики и социальных отношений, в том числе и мирохозяйственных связей. В Соединенных же Штатах не видели альтернативы всемерному развитию свободной торговли для создания надежного экономического фундамента для послевоенного международного сотрудничества. Именно здесь разница в подходах обеих стран к послевоенным международным отношениям и была наиболее существенной. И это обстоятельство сразу же начало сказываться на взаимоотношениях двух стран по вопросу послевоенного урегулирования.

Особое значение для обеих великих держав имела, по вполне понятным причинам, Европа. По окончании военных действий там сложилась уникальная ситуация: коалиция стран с различным социально-политическим строем (СССР, США Франция и Великобритания) взяла на себя ответственность за экономические, социальные и политические судьбы континента. Будущее этой коалиции (и, разумеется, будущее советско-американских отношений) во многом зависело от ее способности вытащить Европу из послевоенной разрухи и вызванной фашизмом политической и моральной деградации.

В центре внимания руководства государств-участниц антигитлеровской коалиции была Германия. Дело было не только в том, что эта страна, расположенная в центре Европы, играла особую роль в европейской и мировой истории. Уже в то время Германия являлась экономическим локомотивом всего континента, и от скорейшей починки этого «локомотива» во многом зависело движение европейского «поезда» в направлении экономического процветания и политической стабильности. Наконец, именно на территории Германии встретились весной 1945 г. победоносные армии союзников. Тем самым Германия стала своеобразным полигоном, на котором испытывались возможности сотрудничества великих держав в деле послевоенного возрождения всей Европы.

Первоначально складывалось впечатление, что державы-победительницы, в том числе СССР и США, заинтересованы в таком сотрудничестве, и поэтому последнее быстро пойдет на лад. Согласно решениям Потсдамской конференции руководителей СССР, США и Великобритании, для управления Германией как «единым экономическим целым» создавался Контрольный Совет, который и должен был проводить в жизнь общую политику относительно горной промышленности, сельского хозяйства, зарплаты и цен, внешней торговли Германии, ее денежной, банковской и налоговой систем, репараций, транспорта и коммуникаций. Предполагалось также, что Контрольный Совет будет контролировать равномерное распределение основных товаров между различными зонами.

С самого начала, однако, Контрольный Совет оказался неспособным управлять Германией как единым экономическим целым. Подход советской стороны к управлению германской экономикой можно свести к известной формуле древнерусского княжеского съезда в Любече: «каждый да держит свою вотчину». «Хотя советские представители, - вспоминал командующий американскими силами в Германии в сороковые годы генерал Л. Клей - поддерживали в принципе создание центральных административных органов, они не собирались позволять этим органам сломать межзональные барьеры, или же предоставить ресурсы Восточной Германии в общий пул ресурсов... Они рассчитывали на то, что мы будем финансировать дефицит и примиримся с их политикой репараций из текущего производства».

Такого рода действия вели к тому, что США и Великобритания своими продовольственными поставками фактически субсидировали не только свои, но и советскую зону оккупации, и главное, и без того нестабильная финансовая система послевоенной Германии все более погружалась в пучину инфляции и дефицитов. Между тем общее экономическое положение и в Германии, и в Европе оставалось отчаянным: речь шла уже не о нормальном экономическом развитии континента, а о спасении его населения от голода и холода. Постепенно Вашингтон начал склоняться к мысли о том, что сотрудничество с советской стороной не помогает, а, напротив, препятствует достижению целей политики США в Европе.

К середине 1947 г., когда Вашингтон выступил с «планом Маршалла», отчуждение уже зашло достаточно далеко. Как свидетельствовал эксперт госдепартамента по Советскому Союзу Ч. Болен, государственный секретарь Дж. Маршалл, выдвигая план американской экономической помощи Европе, получивший его имя, был обеспокоен возможностью присоединения СССР к этому плану, что, по мнению государственного секретаря, могло бы «убить» план в конгрессе. Дж. Кеннан и Ч. Болен его, однако, успокоили: «Мы не верили, что Советский Союз согласится с американским контролем за использованием товаров и фондов. Более того, мы не думали, что Советский Союз будет в состоянии осуществлять свой контроль над Восточной Европой, если эти страны смогут принять участие в программе сотрудничества».

Кремль, как известно, не обманул ожиданий вашингтонских скептиков, отказавшись участвовать в «плане Маршалла» и запретив это своим восточноевропейским союзникам. Следует отметить, что это решение далось советскому руководству, что называется, непросто: первоначально сам В.М. Молотов склонялся к присоединению к американской программе помощи Европе.

Вот как вспоминал об этом бывший министр иностранных дел СССР (в изложении Ф. Чуева): «Я вначале согласился, между прочим, в ЦК внес предложение: надо участвовать. Не только нам, но и чехам, полякам. В совещании в Париже. А потом опомнился и послал вторую записку в тот же день: давайте откажемся. Мы-то поедем, а чехам и другим предложим отказаться от участия в совещании, потому что на их опытность мы еще не могли рассчитывать... Ну а там, в Париже, на англо-франко-советской встрече на уровне министров иностранных дел по проблеме американской помощи Европе - Б.В./ такая банда собралась, что рассчитывать на добросовестное отношение не приходилось. И я отругался кое-как и с одним, и с другим... Много смутного было. Но если они /Запад - Б.В./ считают, что это была наша ошибка, отказаться от плана Маршалла, значит, правильно мы сделали... А вначале мы в МИДе хотели предложить участвовать всем социалистическим странам, но быстро догадались, что это неправильно. Они затягивали нас в свою компанию, но подчиненную компанию. Мы бы зависели от них, но ничего бы не получили толком, а зависели бы, безусловно».

Не только Молотов, но и заместитель министра внешней торговли Кумыкин первоначально склонялся к присоединению к «плану Маршалла». В советском руководстве, однако, верх взяли иные соображения, о чем более подробно будет сказано ниже, и Москва в конечном итоге заняла резко отрицательную позицию по отношению к американской программе помощи Европе.

Во всяком случае, отказ советской стороны участвовать в «плане Маршалла» не вызвал особого разочарования в Вашингтоне. И даже отказ восточноевропейских стран (который, конечно же, был следствием советского «выкручивания рук») был воспринят в Соединенных Штатах как неизбежная плата за возможность спасти от голода, нищеты и тоталитаризма то, что еще можно было спасти -Западную Европу.

Начиная с середины 1947 г. «план Маршалла» стал сердцевиной американской политики по отношению к Европе. Вашингтон явно стремился принести в жертву программе помощи Западной Европе свои отношения с Восточной Европой и Советским Союзом. Вот, например, что говорилось в ходе беседы Дж. Маршалла и министра иностранных дел Польши Л. Модзелевского (сентябрь 1947 г.): «Министр заявил, что в Польше обеспокоены тем, не приведет ли «план Маршалла» к созданию стены в центре Европы, от чего восточноевропейские страны не получат никакой выгоды... Я /Дж. Маршалл -.,В./ повторил, что моей единственной целью в этом деле является поиск путей восстановления и консолидации Европы, а не строительство какой-то стены, но США не будут мириться с нарастанием отчаяния, которое может привести к тому, что все пойдет к черту». И это были не просто слова. С конца 1947 г, начал меняться тон и характер рекомендаций представителей американской администрации по проблемам экономического сотрудничества с СССР и странами Восточной Европы. В документах, подготовленных в ноябре 1 947 г. в различных подразделениях госдепартамента и министерства торговли для Совета национальной безопасности, торговля между СССР и США рассматривалась с точки зрения того, насколько последняя способна укрепить «советский военный потенциал», Рекомендовалось ввести ограничения на торговлю, технологические обмены и кредиты Советскому Союзу и его «сателлитам».

В вышеупомянутых документах министерства торговли и государственного департамента США по проблемам торговли между Востоком и Западом, подготовленных для СНБ, в качестве одного из главных предлогов введения ограничений на торговлю с СССР и его восточноевропейскими союзниками фигурировала необходимость концентрации ресурсов для осуществления «плана Маршалла». На основании этих документов СНБ и принял решение, дающее министерству торговли право вводить ограничения на поставки американских товаров Советскому Союзу и его «восточноевропейским сателлитам», если эти поставки могли помешать достижению целей «плана Маршалла» и создать угрозу позициям США. В 1947 и 1948 министерство торговли США приняло предписания, согласно которым практически все поставки товаров восточноевропейским странам и СССР подлежали индивидуальному лицензированию. Согласно закону о контроле над экспортом (февраль 1 949 г.) лицензированию подлежали и поставки в другие регионы, с целью контроля над реэкспортом в СССР и Восточную Европу. Таким образом, начал зарождаться один из важнейших элементов «холодной войны» - «экономическая война» Запада против Востока. Нет нужды лишний раз объяснять, что такого рода действия Вашингтона заставляли восточноевропейские страны в еще большей мере ориентироваться в экономической (а, следовательно, и в политической) сфере на Москву, которая тем самым становилась единственным источником необходимых для стран Восточной Европы товаров и технологий.

Например, осенью 1 947 г. Чехословакия оказалась, ввиду плохого урожая, перед угрозой голода. Чехословацкое правительство, обратилось за помощью к Соединенным Штатам, но последние обусловили свою помощь переориентацией внешней и внутренней политики Чехословакии. Москва же быстро предоставила 600 тыс. тонн зерна, закрепив тем самым свое влияние в Праге. Если так обстояло дело с наиболее высокоразвитой восточноевропейской страной, то можно себе представить степень зависимости от иностранной помощи других стран региона, которые были гораздо беднее и гораздо больше пострадали от войны. Последней каплей явилась для Вашингтона неспособность Контрольного Совета, ввиду проводимой советской стороной тактики проволочек, решить вопрос о проведении общегерманской денежной реформы к началу 1 948 г. Между тем без этой денежной реформы, которая должна была дать немецкой экономике твердую валюту, было бы невозможным экономическое восстановление Германии и, следовательно, всей Западной Европы. В ходе Лондонской сессии Совета министров иностранных дел (декабрь 1947 г.) Дж. Маршалл твердо заявил В.М. Молотову, что его страну больше не удовлетворяют пустые разговоры о единстве Германии.

В Соединенных Штатах приняли решение о проведении сепаратной денежной реформы и, следовательно, об экономическом и политическом расколе Германии. Тем самым обе стороны неотвратимо двинулись к первому военно-политическому кризису начавшейся «холодной войны» - к берлинскому кризису 1 948-1 949 гг. Чем же руководствовалась советская сторона, идя на создание «железного занавеса», расколовшего европейскую экономику? Видимо, советское руководство рассматривало рыночную экономику как «игру с «нулевой суммой», в которой проигравшей стороной всегда будет тот, кто слабее.

Так, например, выступая на пленарном заседании Парижской мирной конференции (1 августа 1946 г.), В.М. Молотов заявил: «Нам доказывают, что, когда дело идет о равенстве в экономической области между, с одной стороны, сильными державами, а с другой стороны - малыми или ослабленными войной государствами, то тут наиболее подходит принцип «равных возможностей»... Но никто не может сказать, что неограниченное проведение принципа «равных возможностей» является одинаково удобным и для сильных, и для слабых государств... Ясно, что неограниченное применение этою принципа удобно проводить для тех, которые имеют силу и богатство, для тех, которые своим капиталом стремятся подчинить тех, кто послабее. Если же считаться с интересами народов этих стран, то надо быть поскромнее в таких делах и не навязывать силой того, что может задушить экономику менее сильных государств. Более демократичным будет такой подход к этому вопросу, когда мы предоставим малым государствам возможность самим высказать свое мнение по этому поводу, не навязывая им таких обязательств, которые для них чрезмерно тяжелы и неприемлемы».

Иными словами, для Москвы частный, а тем более иностранный капитал был враждебным элементом, тормозом экономического развития и «пятой колонной» Уолл-стрита, в то время как государство было единственным гарантом экономической независимости. Поэтому в Кремле в штыки встречали все попытки США и Запада в целом привлечь американский капитал к экономическому возрождению Европы, в том числе и в рамках «плана Маршалла», что и предопределило отрицательное отношение Кремля к этому плану. И если Западную Европу советское руководство не могло уберечь от тлетворного влияния американского империализма, то с тем большим рвением Москва принялась отстаивать свою «независимость» и «независимость» своих восточноевропейских союзников от сотрудничества с США и Западной Европой в послевоенном восстановлении. Можно предположить, что в Москве не были уверены в том, что все экономические, социальные и политические последствия такого сотрудничества останутся под контролем советского руководства. Таким образом, наличие общих интересов у Москвы и Вашингтона в послевоенной Европе не привело к возникновению ситуации взаимозависимости Советского Союза и Соединенных Штатов по вопросу о решении европейских проблем.