2

Введение

Наша история о временах, предшествовавших принятию христианства, темна и наполнена сказаниями, за которыми нельзя признать несомненной достоверности. Причина этого в том, что наши первые летописцы писали не ранее второй половины XI в. о событиях, происходивших в их отечестве в IX и Х веках, за исключением немногих письменных греческих известий, не имели других источников, кроме изустных народных преданий, которые, по своему свойству, подвергались вымыслам и изменениям. С достоверностью можно сказать, что, подобно всем северным европейским народам, и русский только с христианством получил действительные и прочные основы для дальнейшей выработки гражданской и государственной жизни, основы, без которых собственно для народа нет истории. С давних времен восточная половина нынешней Европейской России была населена народами племени чудского и тюркского, а в западной половине, кроме народов литовского и чудского племени, примыкавших своими поселениями к балтийскому побережью, жили славяне под разными местными названиями, держась берегов рек: Западной Двины, Волхова, Днепра, Припяти, Сожи, Горыни, Стыри, Случи, Буга, Днестра, Суды, Десны, Оки с их притоками. Они жили небольшими общинами, которые имели свое средоточие в городах - укрепленных пунктах защиты, народных собраний и управления. Никаких установлений, связующих между собою племена, не было. Признаков государственной жизни мы не замечаем. Славяно-русские племена управлялись своими князьками, вели между собою мелкие войны и не в состоянии были охранять себя взаимно и общими силами против иноплеменников, а потому часто были покоряемы. Религия их состояла в обожании природы, в признании мыслящей человеческой силы за предметами и явлениями внешней природы, в поклонении солнцу, небу, воде, земле, ветру, деревьям, птицам, камням и т. п. и в разных баснях, верованиях, празднествах и обрядах, создаваемых и учреждаемых на основании этого обожания природы. Их религиозные представления отчасти выражались в форме идолов, но у них не было ни храмов, ни жрецов; а потому их религия не могла иметь признаков повсеместности и неизменяемости. У них были неясные представления о существовании человека после смерти; замогильный мир представлялся их воображению продолжением настоящей жизни, так что в том мире, как и в здешнем, предполагались одни рабами, другие господами. Они чествовали умерших прародителей, считали их покровителями и приносили им жертвы. Верили они также в волшебство, т.е. в знание тайной силы вещей и питали большое уважение к волхвам и волхвицам, которых считали обладателями такого знания; с этим связывалось множество суеверных приемов, как-то, гаданий, шептаний, завязывания узлов, и тому подобного. В особенности была велика вера в тайное могущество слова, и такая вера выражалась во множестве заговоров, уцелевших до сих пор у народа. Сообразно такому духовному развитию было состояние их житейской умелости. Они умели строить себе деревянные жилища, укреплять их деревянными стенами, рвами и земляными насыпями, делать ладьи и рыболовные снасти, возделывать землю, водить домашних животных, прясть, ткать, шить, приготовлять кушанья и напитки - пиво, мед, брагу, - ковать металлы, обжигать глину на домашнюю посуду; знали употребление веса, меры, монеты; имели свои музыкальные инструменты; на войну ходили с метательными копьями, стрелами и отчасти мечами. Все познания их переходили от поколения к поколению, подвигаясь вперед очень медленно, но сношения с Византийскою империей и отчасти с арабским Востоком мало-помалу оказывали на русских славян образовательное влияние. Из Византии заходило к ним христианство. В половине IX века русские, после неудачного похода на Византию, когда буря истребила их суда, приняли крещение, но вслед за тем язычество опять взяло верх в стране; однако и после того многие из русских служили на службе византийских императоров в Греции, принимали там христианство и приносили его в свое отечество. В половине Х века киевская княгиня Ольга приняла св. крещение. Все это, однако, были только подготовительные явления. При князьях так называемого Рюрикова дома господствовало полное варварство. Они облагали русские народы данью и, до некоторой степени подчиняя их себе, объединяли; но их власть имела не государственные, а наезднические или разбойничьи черты. Они окружали себя дружиною, шайкою удальцов, жадных к грабежу и убийствам, составляли из охотников разных племен рать и делали набеги на соседей - на области Византийской империи, на восточные страны, прикаспийские и закавказские. Цель их была приобретение добычи. С тем же взглядом они относились и к подчиненным народам: последние присуждались платить дань; и чем более можно было с них брать, тем более брали; за эту дань бравшие ее не принимали на себя никаких обязательств оказывать какую-нибудь выгоду со своей стороны подданным. С другой стороны князья и их дружинники, имея в виду только дань и добычу, не старались вводить чего-нибудь в жизнь плативших дань, ломать их обычаи, и оставляли с их внутренним строем, лишь бы только они давали дани и поборы.

Такой варварский склад общественной жизни изменяется с принятием христианской религии, с которою из Византии - самой образованной в те времена державы - перешли к нам как понятия юридические и государственные, так и начала умственной и литературной деятельности. Принятие христианства было переворотом, обновившим и оживотворившим Русь и указавшим ей историческую дорогу.

Этот переворот совершен Владимиром, получившим прозвище Святого, человеком великим по своему времени. К сожалению, жизнь его нам мало известна в подробностях и летописи, сообщающие его историю, передают немало таких черт, в достоверности которых можно скорее сомневаться, чем принимать их на веру. Откидывая в сторону все, что может подвергаться сомнению, мы ограничимся короткими сведениями, которые, при всей своей скудости, все-таки достаточно показывают чрезвычайную важность значения Владимира в русской истории.

1. Начало правления Владимира I

Владимир был сыном воинственного Святослава, киевского князя, который предпринял поход на хазар, господствовавших в юго-восточной России, взял их город Саркел-на-Дону, победил прикавказские народы: ясов и касогов, завоевал Болгарию на Дунае, но должен был после упорной защиты уступить ее греческому императору. На возвратном пути из Болгарии в Русь он был убит печенегами, народом тюркского племени.

Еще до своего второго похода в Болгарию Святослав принял решение о разделе владений между сыновьями: на Киевское княжение был посажен старший, Ярополк; среднему, Олегу, досталась Древлянская земля; младший Владимир, сын Ольгиной ключницы Малуши был отправлен в Новгород. Владимира, еще ребенка, сопровождал его дядя и наставник Добрыня.

И первое время после смерти Святослава никто из братьев не пытался оспорить отцовское завещание. Черная кошка пробежала между Святославичами после того, как Олег во время охоты убил сына могущественного воеводы Свенельда. Отец не простил гибели сына и употребил все свое влияние, чтобы руками Ярополка наказать своего врага. В 977 г. киевская рать совершает поход в Древлянскую землю, который закончился победой киевлян. Юный Олег погиб в суматохе, образовавшейся после отступления его войска (воины торопились укрыться за стенами города Овруга и многие из них попадали в ров; такая участь постигла и Олега). Владимир, опасавшийся, что он может стать следующим, поспешил бежать из Новгорода "за море", т.е. в Скандинавию. Но через три года, в 980 г., он возвращается с варяжской дружиной и прогоняет посадников Ярополка. Затем, явно ища ссоры со старшим братом, он сватается к Рогнеде, дочери полоцкого князя Рогволда, уже обещанной Ярополку. Отказ, облеченный к тому же в оскорбительную форму (Рогнеда назвала Владимира "робичичем", т.е. сыном рабыни), решил судьбу Полоцкого княжества: "И приде Володимер на Полотеск и уби Рогволда и сына его два и дчерь его поя жене (взял в жены)".

Но это было для Владимира лишь первой пробой сил. Из Полоцка он двинулся уже непосредственно на Киев. И здесь он проявил себя непревзойденным мастером политической интриги. Владимиру удается переманить на свою сторону киевского воеводу Блуда, который убедил своего господина без боя сдать Киев и бежать в город Родня. А когда в осажденной крепости начался голод, Ярополк, опять-таки по настоянию Блуда, решился идти на переговоры к Владимиру, где и был предательски убит его дружинниками.

В 980 г. вступил Владимир на отеческий престол и, ещё в цветущих летах, явил себя не только храбрым воителем, подобно своему отцу Святославу, но и мудрым правителем, подобно блаженной бабке своей Ольге. Немедленно отпустил он дружину варяжскую, с помощью которой овладел Киевом, ибо варяги, по старой памяти своих набегов, считали себя не союзниками Владимира, а завоевателями его области и требовали дани с киевлян. Ласковыми речами ублажил их Владимир, пока не собрал довольно силы, чтобы противостоять им; тогда вынудил их идти в Царьград искать себе службы у императора, которого предупредил о неспокойном духе этой дружины. Таким образом, Владимир сел на Киевский престол и стал единовластно княжить во всей Руси. Как пишет Карамзин: "Владимир с помощью злодеяний и храбрых варягов овладел государством, но скоро доказал, что он родился быть Государем великим".

2. Языческая реформа

Итак, путь к великокняжескому престолу проложили Владимиру ветераны его отца, ратовавшие за восстановление позиций язычества и новые походы. И первые годы его правления оправдали чаяния дружины. Утвердившись в Киеве, Владимир возводит рядом со своим теремом капище, посвященное главным славянским богам - Перуну, Хорсу, Дажбогу, Стрибогу, Симарглу и Мокоши. Изображение небесного патрона воинов было исполнено с особой пышностью: голова Перуна была серебряной, а усы - золотыми. Подобное же капище построил в Новгороде дядя Владимира Добрыня, направленный туда посадником великого князя киевского. Данная акция, именуемая в историографии "языческой реформой", была, по сути дела, попыткой противопоставить христианству унифицированную общегосударственную религию с иерархией богов, возглавляемой небесным покровителем князя и дружины.

Язычество, казалось, переживало расцвет: идолам приносились человеческие жертвы, князь и большое число горожан с одобрением воспринимали эти кровавые ритуальные убийства, которые в предшествующие годы, десятилетия были почти что забыты (по крайней мере в Киеве). Не только жертвы животных, но и человеческие падали на холм Перуна; возвратясь однажды с победою после войны, решился он, по совету своих бояр, принести в жертву богам кого-нибудь из киевских девушек и юношей, и жребий пал на юного варяга Иоанна, сына греческого купца, уже принявшего христианство. Напрасно старался спасти его отчаянный отец: на обоих обрушилась народная ярость, и сын и отец пали под обломками обрушенного на них жилища; они были первыми и последними христианскими мучениками в языческом Киеве.

Против бесчинств дружины князя поднялась христианская община города, что, безусловно, свидетельствует лишний раз о распространении на тот момент христианства среди народов Руси.

Это убийство закончилось народными волнениями. Стоит отметить, что еще задолго до рождения Владимира среди славян уже было немало православных христиан. Ведь даже его бабка, равноапостольная княгиня Ольга, была крещенной и неустанно уговаривала отца Владимира принять ее веру.

Как свидетельствуют летописи, ужасная смерть невинных христиан неожиданно вызвала в душе Владимира внутренний перелом, после которого он все чаще стал задумываться о новой, более праведной вере.

Однако до принятия крещения великим князем Владимиром были годы разгульного язычества. Каждый праздник или удачно завершившийся поход сопровождались буйными пирами, гульбищами и жертвоприношениями. Правда, человеческих жертв после восстания христиан князь больше не приносил. Омут язычества угасал в нем, и мучительный червь сомнения в искренности прежней веры не давал покоя князю. Он стал искать новую веру, которая разрешила бы его внутренний конфликт и принесла бы на Русь стабильность и благоденствие. Возможно, что для себя самого он давно уже сделал выбор, но ему предстояло убедить не только свою дружину, но и весь Киев.

3. Внешняя политика

Теперь обратимся к внешней деятельности Владимира. К его княжению относится первое столкновение Руси с западными славянскими государствами и окончательное подчинение русскому князю племен, живших на восток от великого водного пути.

Олег наложил дань на радимичей, Святослав - на вятичей, но или не все отрасли этих племен пришли в зависимость от русского князя, или, что всего вероятнее, эти более отдаленные от Днепра племена воспользовались уходом Святослава в Болгарию, малолетством, а потом междоусобием сыновей его и перестали платить дань в Киев. Как бы то ни было, под 981 годом встречаем у летописца известие о походе на вятичей, которые были побеждены и обложены такою же данью, какую прежде платили Святославу, - ясное указание, что после Святослава они перестали платить дань. На следующий год вятичи снова заратились и снова были побеждены. Та же участь постигла и радимичей в 986 году: летописец говорит, что в этом году Владимир пошел на радимичей, а перед собой послал воеводу по прозвищу Волчий Хвост; этот воевода встретил радимичей на реке Пищане и победил их; отчего, прибавляет летописец, Русь смеется над радимичами, говоря: «Пищанцы волчья хвоста бегают».

Кроме означенных походов на ближайшие славянские племена, упоминаются еще войны с чужими народами: с ятвягами. Летописец говорит, что Владимир ходил на ятвягов, победил и взял землю их; но последние слова вовсе не означают покорения страны: ятвягов трудно было покорить за один раз, и потомки Владимира должны были вести постоянную, упорную, многовековую борьбу с этими дикарями. В скандинавских сагах встречаем известие, что один из норманских выходцев, находившийся в дружине Владимира, приходил от имени этого князя собирать дань с жителей Эстонии; несмотря на то, что сага смешивает лица и годы, известие об эстонской дани, как нисколько не противоречащее обстоятельствам, может быть принято; но нельзя решить, когда русские из Новгорода впервые наложили эту дань, при Владимире ли, т. е. при Добрыне, или прежде. Встречаем в летописях известия о войнах Владимира с болгарами, с какими - дунайскими или волжскими - на это разные списки летописей дают разноречивые ответы; вероятно, были походы и к тем и к другим и после перемешаны по одинаковости народного имени.

Под 987 годом находим известие о первом походе Владимира на болгар; в древнейших списках летописи не упомянуто, на каких именно, в других прибавлено, что на низовых, или волжских, в своде же Татищева говорится о дунайских и сербах. Как бы то ни было, для нас важны подробности предания об этом походе, занесенные в летопись. Владимир пошел на болгар с дядею своим Добрынею в лодках, а торки шли на конях берегом; из этого видно, что Русь предпочитала лодки коням и что конницу в княжеском войске составляли пограничные степные народцы, о которых теперь в первый раз встречаем известие и которые потом постоянно являются в зависимости или полузависимости от русских князей. Болгары были побеждены, но Добрыня, осмотрев пленников, сказал Владимиру: «Такие не будут нам давать дани: они все в сапогах; пойдем искать лапотников». В этих словах предания выразился столетний опыт. Русские князья успели наложить дань, привести в зависимость только те племена - славянские и финские - которые жили в простоте первоначального быта, разрозненные, бедные, что выражается названием лапотников; из народов же более образованных, составлявших более крепкие общественные тела, богатых промышленностью, не удалось покорить ни одного: в свежей памяти был неудачный поход Святослава в Болгарию. В предании видим опять важное значение Добрыни, который дает совет о прекращении войны, и Владимир слушается; оба народа дали клятву: «Тогда только мы нарушим мир, когда камень начнет плавать, а хмель тонуть».

Под 994 и 997 годами упоминаются удачные походы на болгар: в первый раз не сказано на каких, во второй означены именно волжские. Мы не будем отвергать известий о новом походе на болгар дунайских, если примем в соображение известия византийцев о помощи против болгар, которую оказал Владимир родственному двору константинопольскому. Важно также известие о торговом договоре с болгарами волжскими в 1006 году. Владимир по их просьбе позволил им торговать по Оке и Волге, дав им для этого печати, русские купцы с печатями от посадников своих также могли свободно ездить в болгарские города; но болгарским купцам позволено было торговать только с купцами по городам, а не ездить по селам и не торговать с тиунами, вирниками, огнищанами и смердами.

При Мечиславе начинаются первые враждебные столкновения Руси с Польшею: под 981 годом летописец наш говорит, что Владимир ходил к ляхам и занял города их - Перемышль, Червен и другие. Но завоеванием Червенских городов дело не кончилось на западе; летописец упоминает в 992 году еще о походе Владимира на хорватов, а по некоторым спискам в это время Владимир воевал с Мечиславом (польским королем) «за многие противности его» и одержал над ним блистательную победу за Вислою. При сыне Мечислава Болеславе Храбром был заключен мир, скрепленный дополнительно родственным союзом: дочь Болеслава была выдана замуж за
Святополка.

4. Принятие христианства

Выбор веры

При князе Владимире происходит событие величайшего значения, определившее дальнейший путь развития Руси - принятие христианства. Религиозная реформа, круто изменившая жизнь многих людей, была подготовлена предшествующим развитием русских земель и вызвана к жизни политическими причинами. Однако утверждение, что Владимир руководствовался исключительно пониманием государственной пользы христианства неверно. Очевидно, что без глубокого переосмысления собственной жизни, без искреннего обращения в православие Владимир не смог бы действовать столь последовательно и решительно, побуждая, принуждая к крещению жителей огромной языческой державы.

Пришли в 986 году болгары, исповедовавшие магометанство, и сказали: «Ты, князь, мудрый и смышленый, а не ведаешь закона, уверуй в закон наш и поклонись Магомету».-- «Какая же вера ваша?» -- спросил их Владимир, и они отвечали: «Веруем Богу, а Магомет учит нас обрезанию, запрещает вкушать свинину и вино, но по смерти обещает нам красных жён, дозволяя и в здешней жизни многожёнство». Конечно, для Владимира свобода страстей была очень обольстительна, но ему казалось странным обрезание и запрещение вина. И одна страсть победила в нем другую. «Вино есть веселие на Руси, и не можем без него быть»,-- отвечал он болгарам.

Услышав о посольстве болгар, явились и посланники от папы римского, которые стали обличать язычнику ничтожество его идолов и проповедовали Бога единого. Владимир хотел знать о заповедях их веры; они отвечали снисходительно, говоря о посте по силе каждого, ибо кто пьёт или ест, то всё во славу Божию, по словам апостола. Но эта слабость, которою они надеялись привлечь к себе язычника, не тронула его сердца, ибо оно требовало обличений сильных для потрясения духа и совершенного отрешения от страстей. Просто и мудро отвечал немцам Владимир: «Идите обратно, ибо сего отцы наши от вас не принимали».

Тогда и евреи хазарские, жившие в Тавриде, подвигнутые вестью о посольстве болгар и христиан к сильному русскому князю, думали привлечь его к своей вере. Их послы сказали ему: «Христиане веруют тому, кого мы распяли, мы же веруем единому Богу, Авраамову, Исаакову и Иаковлеву». Спросил и их Владимир: «Что есть закон ваш?» -- и услышал отчасти то же, что и от болгар; обрезание и запрещение свинины, с прибавлением хранения субботы. «Но где же земля ваша?-- спросил их Владимир.-- И там ли вы ныне?» Смутились евреи и сказали князю: «Прогневался Бог на отцов наших и расточил нас по всем странам, грехов ради наших; Иерусалим, земля наша, в руках христиан». Внук мудрой Ольги отвечал им: «Как же учите вы иных, будучи сами отвержены от Бога; если бы Бог любил вас и закон ваш, не были бы вы расточены по чужим странам; хотите и нас подвергнуть такой же участи?»

Наконец, прислали и греки философа своего к Владимиру, по имени Константина, который обличил перед ним всю плотскую прелесть веры Магометовой и ту духовную слепоту, в коей коснели евреи, распявшие Господа, и сами добровольно отвергшие своё спасение, которое перешло к христианам. Христианское учение не могло не поразить язычника. Он захотел услышать сказания Ветхого и Нового заветов, и когда философ коротко, но ярко описал события Библии, это глубоко потрясло душу Владимира.

Тронуто было сердце язычника, но он не мог так просто решиться оставить широкий путь мирских наслаждений, чтобы вступить в тесные врата, которые вели в Царствие Божие. «Пожду еще мало»,-- сказал Владимир, ведь речь шла не об одном его личном убеждении, но и о просвещении всего народа. С дарами и почестями он отпустил греческого философа и созвал своих бояр и городских старейшин на совещание, от которого должно было зависеть не только временное благо Руси, но и вечное. «Вот приходили ко мне болгары,-- говорил князь,-- предлагая принять закон их; потом приходили немцы, восхваляя также веру свою; были после них и евреи; последние пришли греки, осуждая все прочие верования и прославляя своё; много беседовал посланник их о начале и судьбах мира сего, чудна была его беседа и сладостна для слуха; он возвещал об ином мире, в котором умирающие опять воскреснут, чтобы более не умирать, и обещал это тем, кто вступит в их веру, угрожая мукою огненною отступникам; итак, придайте мне разума, какой дадите ответ?»

Бояре и старцы отвечали: «Ты ведаешь, князь, что никто своего не хулит, а хвалит; если же хочешь почтить истину, имеешь у себя людей верных; пошли их испытать веру каждого из сих народов, чтобы видели, как служат они Богу своему». Такое решение понравилось князю и всем его людям; избрали десять мужей, добрых и смышленых, и сказали им: «Идите сперва к болгарам, испытайте веру их». Они же, видя их нечистые дела и нелепое служение, с омерзением возвратились в землю свою. Князь даже не думал посылать их к евреям, падшее состояние которых было противно Владимиру; но он послал людей своих в христианские земли, чтобы оттуда почерпнуть духовное просвещение, и велел идти сперва к немцам, а потом к грекам. Но богослужение немцев не произвело на посланников князя никакого впечатления. Но увидев греческую службу, они были настолько восхищены, что, вернувшись в Киев, говорили князю: «Не знали мы, где находимся -- на небе или на земле, ибо на земле нет ничего подобного, нет такой красоты; одно лишь можно сказать, что если где-либо -- то у них пребывает с людьми Бог, и служение ему у греков выше, чем у всех народов. Не можем забыть виденной нами красоты и не можем далее оставаться чуждыми этой вере». Глубокое впечатление произвели эти слова на дружину Владимира; старцы из числа бояр его, в памяти которых свежими ещё были минувшие времена блаженной Ольги, сказали князю: «Если бы не хорош был закон греческий, то не приняла бы его и бабка твоя Ольга, которая была мудрейшею из всех людей». Заветное имя Ольги решило выбор её любимого внука, о котором она столько молилась; больше он не хотел испытывать веру и спросил своих бояр: «Где креститься?» Старцы кратко отвечали: «Там, где тебе любо».

Крещение князя Владимира

Примерно в 987 г. Владимир со своей дружиной появляется на Балканах и в качестве союзника императора Василия II участвует в подавлении мятежа Варды Фоки. К тому времени Владимир решил принять христианство. Но, будучи расчетливым политиком, он видит, что в создавшейся ситуации, когда от русской дружины зависит судьба правящей династии, от византийцев можно потребовать очень многого. Даже того, чего не удалось добиться его предшественникам. И в обмен на военную помощь против мятежников император Василий II обещает выдать за русского князя свою сестру Анну.

Однако, когда войска Варды Фоки были разгромлены и русская дружина возвратилась в Киев, византийцы стали затягивать приезд порфирородной принцессы. Нарушение договора не было следствием прихоти или произвола императора Василия II. У князя Владимира было много языческих жен и десять сыновей от них, которые претендовали на киевский трон. Император не желал, чтобы его сестра пополнила гарем языческого князя. Он мог отпустить царевну в Киев при одном непременном условии. Все предыдущие браки князя Владимира должны были быть расторгнуты с тем, чтобы христианский брак был признан единственно законным. Однако скандинавское семейное право оказалось несовместимым с христианским правом Византии. С точки зрения христианской религии, сыновья Владимира, рожденные вне христианского брака, были незаконнорожденными и не имели никаких прав на трон. Для Владимира такая точка зрения была неприемлема: старшие сыновья были опорой его власти. Переговоры о браке, по-видимому, закончились провалом, после чего Владимир разорвал союз с Василием II.

Чтобы принудить греков к соблюдению договора, Владимир, собрав войско, пошел на Херсонес. Осушив городские колодцы, он заставил сдаться город. Заняв его, Владимир отправил послов к Василию и Константину с предложением отдать их сестру, Анну, ему в жены, угрожая в противном случае подступить к Константинополю. Цари ответили, что если князь крестится, то Анну за него отдадут. Владимир согласился. Цари, упросив сестру дать согласие, послали ее вместе со священниками к русскому царю. В это время, по преданию, Владимир внезапно ослеп. Царевна сказала ему, если он крестится, то вылечится от слепоты. Херсонесский епископ совершил обряд крещения и дал ему имя Василия. По окончании крещения Владимир тотчас же вылечился от слепоты.

Киевскому князю было лестно породниться с могущественным императорским домом, но Владимир понимал и государственное значение этого брака. Если бы он рассматривал его просто как династический союз, вряд ли он затеял бы такое сложное дело как крещение Руси, к которому его никто не принуждал.

Крещение Руси

Вместе с Владимиром в Киев прибыли священники корсунские и митрополит Михаил, назначенный Константинополем управлять новой русской церковью.

Прежде всего, князь Владимир крестил 12 своих сыновей и многих бояр. Он приказал уничтожить всех идолов, главного идола - Перуна сбросить в Днепр, а духовенству проповедовать в городе новую веру. В назначенный день произошло массовое Крещение киевлян у места впадения в Днепр реки Почайны.

"На следующий же день, - говорит летописец, - вышел Владимир с попами царицыными и корсуинскими на Днепр, и сошлось там людей без числа. Вошди в воду и стояли там одни до шеи, другие по грудь, молодые же у берега по грудь, некоторые держали младенцев, а уже взрослые бродили, попы же совершали молитвы, стоя на месте. И была видна радость на небе и на земле по поводу стольких спасаемых душ... Люди же, крестившись, расходились по домам. Владимир же был рад, что познал бога и люди его, посмотрел на небо и сказал: "Христос Бог, сотворивший небо и землю! Взгляни на новых людей этих и дай им, Господи, познать Тебя, истинного Бога, как познали Тебя христианские страны. Утверди в них правую и неуклонную веру и мне помоги, Господи, против диавола, да одолею козни его, надеясь на Тебя и на Твою силу".

Куда большее сопротивление крещению оказали жители севера и востока Руси. Новгородцы взбунтовались против присланного в город епископа Иоакима (991). Для покорения новгородцев потребовалась военная экспедиция киевлян, возглавленная Добрыней и Путятой. Теперь киевляне в своем добровольном приобщении к новой вере были склонны видеть преимущество перед новгородцами, которых "Путята крестил мечом, а Добрыня огнем".

Разумеется, сопротивление христианизации продолжалось на Руси и после крещения новгородцев. Очаги язычества сохранялись еще вплоть до XIV в. И все-таки именно после 990 г. процесс христианизации, начавшийся как минимум веком раньше, приобрел необратимый характер.

Продолжая политику христианизации, Владимир приглашает греческих мастеров для строительства храмов, с их помощью в Киеве был построен величественный каменный храм в честь Рождества Пресвятой Богородицы (Десятинный) и перенесены в него святые мощи равноапостольной княгини Ольги. Храм этот символизировал собой истинный триумф христианства в Киевской Руси и вещественно олицетворял собою "духовную Русскую Церковь". Другим его важным начинанием было создание церковных школ для детей "нарочитых людей". При этом Владимиру приходилось прибегать к принуждению, поскольку родители не хотели отдавать своих чад, "еще бо не бяху ся утверди верою", как поясняет летописец.

5. Внутренняя политика и борьба с печенегами

Не забывал Владимир и о делах воинских. В 992 году пришли печенеги из-за Сулы; Владимир вышел к ним навстречу на Трубеж подле Переяславля; русские стали на одной стороне реки, печенеги - на другой, но ни те, ни другие не смели перейти на сторону противную. Тогда князь печенежский подъехал к реке, кликнул Владимира и сказал ему: «выпусти своего мужа, а я
- своего, пусть борются. Если твой муж ударит моим, то не будем воевать три года; если же наш ударит, то будем воевать три года». Владимир согласился и, возвратясь в стан, послал бирючей кликать клич по всем палаткам (товарам): «Нет ли кого, кто б взялся биться с печенегом?» И никто нигде не отозвался. На другой день приехали печенеги и привели своего бойца, а с русской стороны никого не было. Начал тужить Владимир, послал опять по всем ратникам, - и вот пришел к нему один старик и сказал:
«Князь! Есть у меня один сын меньшой дома; с четырьмя вышел я сюда, а тот дома остался; из детства никому еще не удалось им ударить; однажды я его журил, а он мял кожу: так в сердцах он разорвал ее руками». Князь обрадовался, послал за силачом и рассказал ему, в чем дело; тот отвечал: «Яне знаю, смогу ли сладить с печенегом; пусть меня испытают: нет ли где быка большого и сильного?» Нашли быка, разъярили его горячим железом и пустили; когда бык бежал мимо силача, то схватил его рукою за бок и вырвал кожу с мясом, сколько мог захватить рукою. Владимир сказал: «Можешь бороться с печенегом». На другой день пришли печенеги и стали кликать: «Где же ваш боец, а наш готов!»; Владимир велел вооружиться своему, и оба выступили друг против друга. Выпустили печенеги своего, великана страшного, и когда выступил боец Владимиров, то печенег стал смеяться над ним, потому что тот был среднего роста; размерили место между обоими полками и пустили борцов: они схватились и стали крепко жать друг друга; русский, наконец, сдавил печенега в руках до смерти и ударил им о землю; раздался крик в полках, печенеги побежали, русские погнали за ними. Владимир обрадовался, заложил город на броде, где стоял, и назвал его Переяславлем, потому что борец русский перенял славу у печенежского; князь сделал богатыря вместе с отцом знатными мужами.

Беспрерывные нападения степных варваров заставили Владимира подумать об укреплении русских владений с востока и юга. «Худо, что мало городов около Киева», - сказал он и велел строить города по рекам Десне, Остру, Трубежу, Суле и Стугне; но для нас при этом известии важно еще другое, как составилось народонаселение этих новопостроенных городов: Владимир начал набирать туда лучших мужей от славян, т. е. новгородцев, кривичей, чуди и вятичей. Если мы обратим внимание на то, что эти новые города были в начале не что иное, как военные острожки, подобные нашим линейным укреплениям, необходимые для защиты от варварских нападений, то нам объяснится значение слова: лучшие мужи, т. е. Владимир набрал храбрейших мужей, способных для военного поселения. Из самых близких к Киеву городов были построены Владимиром Василев на Стугне и Белгород на Днепре; Белгород он особенно любил и населил его: «от иных городов много людей свел в него», - говорит летописец.

Города Треполь, Тумащ и Василев соединяли валы. Постройка нескольких оборонительных рубежей с продуманной системой крепостей, валов, сигнальных вышек сделала невозможным внезапное вторжение печенегов и помогла Руси перейти в наступление. Тысячи русских сел и городов были избавлены от ужасов печенежских набегов.

Князь Владимир испытывая большую нужду в крупных военных силах, охотно брал в свою дружину выходцев из народа, прославившихся богатырскими делами. Он приглашал и изгоев, людей, вышедших поневоле из родовых общин и не всегда умевших завести самостоятельное хозяйство; этим князь содействовал дальнейшему распаду родовых отношений в деревне. Изгойство переставало быть страшной карой - изгой мог найти место в княжеской дружине.

Победы над печенегами праздновались весьма пышно, что также нашло отражение в летописи. Князь с боярами и дружиной пировал на "сенях" (на высокой галерее дворца), а на дворе ставились столы для народа. На эти пиры съезжались "посадники и старейшины по всем градом и люди многы". Знаменитые пиры Владимира воспеты и в былинах в полном согласии с летописными записями:

Во стольном городе во Киеве,

У ласкова князя у Владимира

Было пированьице почестен пир

На многих на князей на бояров,

На могучиих на богатырей,

На всех купцов на торговыих,

На всех мужиков деревенскиих.

Как пишет С. М. Соловьев: "в 995 году опять пришли печенеги к городу Василеву. Владимир вышел против них с малою дружиною, и когда вступил в битву, то не мог удержаться, побежал и едва укрылся от врагов под мостом.

Тут обещался Владимир поставить церковь Св. Преображения в Василеве, потому что в тот день было Преображение. Избавившись от беды, Владимир точно поставил церковь и сделал большой праздник, наварил меду и созвал бояр своих, и посадников, и старшин изо всех городов и всяких людей много, а нищим раздал триста гривен. Праздновав восемь дней, Владимир возвратился в Киев на Успение Богородицы и тут опять сделал большой праздник, созвав бесчисленное множество народа".

Будучи не только удачливым полководцем, но и опытным дипломатом,
Владимир, заключил мирные договоры с королями Венгрии, Чехии и Польши, чем обезопасил западные рубежи своей державы. Это позволило сконцентрировать все силы государства на борьбе с печенегами.

Довольно аморфное раннефеодальное государство - Киевскую Русь -правительство Владимира стремилось охватить новой административной системой, построенной, впрочем, на типичном для этой эпохи слиянии государственного начала с личным: на место прежних "светлых князей",стоявших во главе союза племен, Владимир сажает своих сыновей:

Новгород - Ярослав, Полоцк - Изяслав, Туров - Святополк, Ростов -
Борис, Муром - Глеб, Древлянская земля - Святослав, Волынь - Всеволод,
Тмутаракань - Мстислав. От Киева к этим отдаленным городам прокладываются "дороги прямоезженные", нашедшие отражение в былинах, связывающих их с именем Ильи Муромца.

В 997 году Владимир пошел к Новгороду за войском, потому что война, говорит летописец, была сильная и беспрестанная, а печенеги, узнав, что князя нет, пришли и стали около Белгорода; в летописи сохранилось следующее любопытное предание о спасении этого города, не единственное между преданиями разных народов. Когда печенеги обступили Белгород, то сделался в нем большой голод; Владимир не мог подать помощи, потому что у него не было войска, а печенегов было множество. Когда осада все продолжалась, а вместе с тем усиливался и голод, то белгородцы собрались на вече и сказали: «Нам приходится помирать с голоду, а от князя помощи нет; что ж разве лучше нам помирать? Сдадимся печенегам: кого убьют, а кого и в живых оставят; все равно умираем же с голода». На том и порешили. Но одного старика не было на вече; когда он спросил, зачем сбирались, и ему сказали, что на другой день люди хотят сдаться печенегам, то он послал за городскими старейшинами испросил у них: «Что это я слышал, вы хотите передаться печенегам?» Те отвечали: «Что ж делать, не стерпят люди голода».Тогда старик сказал им:«Послушайтесь меня, не сдавайтесь еще три дня и сделайте то, что я велю».Те с радостью обещались слушаться, и он сказал им: «Соберите хоть по горсти овса или пшеницы, или отрубей; все это сыскали. Старик велел женщинам сделать кисельный раствор, потом велел выкопать колодезь, вставить туда кадку и налить в нее раствору; велел выкопать и другой колодезь и вставить в него также кадку; велел потом искать меду, нашли лукошко меду в княжьей медуше, из него старик велел сделать сыту и вылить в кадку, что стояла в другом колодце. На другой день он велел послать за печенегами; горожане пошли и сказали им: возьмите к себе наших заложников и пошлите своих человек десять к нам в город, пусть посмотрят, что там делается. Печенеги обрадовались, думая, что белгородцы хотят им сдаться, взяли у них заложников, а сами выбрали лучших мужей и послали в город посмотреть, что там такое, Когда они пришли в город, то люди сказали им: «Зачем вы себя губите, можно ли вам перестоять нас? Хотя десять лет стойте, так ничего на мне сделаете, потому что у нас корм от земли идет, не верите - смотрите своими глазами». Затем привели их к одному колодцу, почерпнули раствору, сварили кисель, пришли с ними к другому, почерпнули сыты и начали есть прежде сами, а потом дали отведать и печенегам. Те удивились и сказали: «Не поверят наши князья, если сами не отведают». Горожане налили корчагу раствора и сыты и дали печенегам; те пришли и рассказали все, что видели. Печенежские князья сварили кисель, отведали, подивились, разменялись заложниками, отступили от города и пошли домой. Так или иначе, но под Белгородом печенеги получили какое-то очень убедительное для них свидетельство могущество киевского князя. Поэтому вплоть до его смерти они уже не тревожили рубежей Руси.

Об отношениях Владимира к печенегам упоминает также немецкий миссионер Брун, бывший у печенегов в 1007 году: «Мы направили путь к жесточайшим из всех язычников, печенегам, - пишет Брун. - Князь руссов, имеющий обширные владения и большие богатства, удерживал меня месяц, стараясь убедить, чтоб я не шел к такому дикому народу, среди которого я не мог снискать душ Господу, но только умереть самым постыдным образом. Не могли убедить меня; он пошел провожать меня до границ, которые он оградил от кочевников самым крупным частоколом на очень большое пространство. Когда мы вышли за ворота, князь послал старшину своего к нам с такими словами: «Я довел тебя до места, где кончается моя земля, начинается неприятельская. Ради бога прошу тебя не погубить, к моему бесчестию, жизнь свою понапрасну. Знаю, завтра, прежде третьего часа, без пользы, без причины вкусишь ты горькую смерть». (Брун говорит, что Владимир имел какое-то видение). Брун пять месяцев пробыл у печенегов, едва не погиб, но успел крестить 30 человек и склонить старшин печенежских к миру с Русью; когда он возвратился в Киев, то Владимир по его просьбе, отправил к печенегам сына в заложники и вместе с этим князем отправился епископ, посвященный Бруном. Участь его неизвестна.

6. Кончина князя Владимира и итоги его правления

За четверть века своего правления Владимир достиг огромных политических успехов, в значительной мере благодаря удивительной интуиции и гибкости. Он никогда не останавливался перед применением силы, но и не злоупотреблял ею, если видел другие способы достижения цели. Он точно знал, когда проявить жестокость, а когда - уступчивость. Ему удавалось ладить и с соседями, и с собственным народом, не давая при этом повода усомниться в своей силе. Онне пренебрегал советами духовных лиц и бояр, оказывал должное почтение дружине и умел произвести впечатление на подданных щедростью и хлебосольством. Церковь назвала его Святым, а народ - Красным Солнышком. Илишь в своей собственной семье не смог он обрести мира, ибо его дети были живой хронологией его побед, сыновьями жен, добытых в качестве военных трофеев. И, быть может, матери передали детям толику тех недобрых чувств, которых не могли не испытывать к своему поработителю. Распря между сыновьями была ему расплатой за мир, установленный в державе.

На последнем году Владимирова правления против него восстал Ярослав - сын той самой Рогнеды, которую он некогда принудил к замужеству, убив ее отца и братьев. Во многом Ярослав повторял начало политической карьеры своего отца. Так же, как некогда Владимир, он был посажен на новгородское княжение и, подобно своему отцу, опирался на варяжскую дружину, набранную, очевидно, не без помощи своего тестя, шведского короля Олафа.

В 1014 г. Ярослав отказался выплачивать в Киев положенную дань, что, естественно, было расценено его отцом как мятеж. Владимир начинает подготовку к походу на Новгород, однако неожиданно заболевает. 15 июля 1015 г. Владимир Святославич скончался.

Н.М. Карамзин подвел такой итог княжению князя Владимира:

"Сей князь, названный церковию Равноапостольным, заслужил и в истории имя Великого. Довольно, что Владимир, приняв веру спасителя, освятился ею в сердце своем и стал иным человеком. Главное право его на вечную славу и благодарность потомства состоит, конечно, в том, что он поставил россиян на путь истинной веры; но имя Великого принадлежит ему и за дела государственные. Сей князь, похитив единовластие, благоразумным и счастливым для народа правлением загладил вину свою; выслав мятежных варягов из России, употребил лучших из них в ее пользу; смирил бунты своих данников, отражал набеги хищных соседей, победил сильного Мечислава и славный храбростию народ ятвяжский; расширил пределы государства на западе; мужеством дружины своей утвердил венец на слабой главе восточных императоров; старался просветить Россию: населил пустыни, основал новые города; любил советоваться с мудрыми боярами о полезных уставах земских; завел училища и призывал из Греции не только иереев, но и художников; наконец, был не бедным отцом народа бедного. Горестию последних минут своих он заплатил за важную ошибку в политике, за назначение особенных уделов для сыновей.

Слава его правления раздалась в трех частях мира: древние скандинавские, немецкие, византийские, арабские летописи говорят о нем.
Кроме преданий церкви и нашего первого летописца о делах Владимировых, память сего Великого князя хранилась и в сказках народных о великолепии пиров его, и о могучих богатырях его времени".

Список использованной литературы

1) Карамзин Н.М. "Предания веков"

2) Руднев В.А. "Слово о князе Владимире"

3) Погодин М.П. "Древняя русская история, до монгольского ига"

4) Костомаров Н.И. "Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей"

5) Рапов О.М. "Русская церковь в IX-XII вв. Принятие христианства"

6) Пашуто В.Т. "Внешняя политика Древней Руси"

7) Тимченко С.Н. «Жития и творения русских святых»