Аграрная политика Н. С. Хрущева

Аграрная политика Н. С. Хрущева

Введение

После смерти Сталина, в партии и стране начали происходить важные политические сдвиги. ХХ съезд КПСС, разоблачивший “культ личности”, давший мощный импульс демократическому обновлению общества, стал исторической вехой на этом пути. Именно теперь, в наши дни, мы все полнее и глубже осознаем ту поворотную роль, которую в конечном итоге сыграл в судьбах страны ХХ съезд.

Все сферы общественной жизни охватили тогда конструктивные, позитивные перемены. Прежде всего, решающие шаги были сделаны в ликвидации тяжких последствий репрессивного произвола сталинского режима, в восстановлении законности и правопорядка, конституционных прав граждан. Из тюрем и лагерей вышли на свободу сотни тысяч безвинно пострадавших людей, многие тысячи реабилитированы посмертно. Восстанавливались уставные нормы партийной жизни, коллективность руководства, упорядочивалась деятельность государственного аппарата, расширялись права союзных республик.

Ликвидация тоталитарного режима культа личности, курс на демократизацию общества обусловили важные коррективы экономической и социальной политики. Происходит поиск путей совершенствования управления производством, ускорения темпов научно-технического прогресса, преодоление отставания, а также подъема сельского хозяйства, оздоровления деревни.

В конце 1950-х - начале 1960-х гг. могли сложиться принципиально отличные от довоенных условия для социально-экономического развития колхозов и совхозов. Это было время попыток реально переосмыслить прошлое, обеспечить крутой подъём сельского хозяйства, но также и время дерзких, граничащих с фантастикой перспективных программ и обещаний, вспышек успеха и… постепенного скатывания к застою.

Существует много причин столь печального финала. Динамичное социально-экономическое развитие страны зависит от оптимального взаимодействия всех сфер жизнедеятельности общества, и, прежде всего, политики и экономики. Как отмечено в постановлении мартовского (1965 г.) Пленума ЦК КПСС, основными причинами отставания сельского хозяйства, на рубеже 1950 - 1960-х годов явились нарушения экономических законов развития социалистического производства, принципов материальной заинтересованности колхозников и рабочих совхозов в подъёме общественного хозяйства, правильного сочетания общественных и личных интересов. В значительной мере сказался также субъективизм в руководстве, что привело к ошибкам в планировании, финансировании и кредитовании сельского хозяйства, в политике цен. Немалый ущерб колхозному и совхозному производству нанесли необоснованные перестройки руководящих органов, породившие обстановку безответственности и нервозности в работе. Без учёта местных условий нередко давались многочисленные шаблонные указания по агротехнике, содержанию и кормлению скота, по структуре посевных площадей и другим вопросам. Это неизбежно сдерживало инициативу руководителей и специалистов, мешало нормально вести дело. Мешает, добавим, и поныне, в том числе и потому, что практически глубоко не проанализированы причины подобных явлений. А они очень и очень поучительны, ибо раскрывают анатомию наших крупных неудач не только в те, но и в последующие годы.

Бесспорно, сдвиги в сельском хозяйстве произошли тогда весьма значительные, в том числе качественного порядка. Обо всем этом сказано достаточно, но насколько точны и объективны названные выше оценочные характеристики применительно к аграрной политике 1950 - 1960-х гг. с точки зрения проверки ее временем, практикой? Нам представляется, что сейчас особенно важно ответить на этот вопрос.

Аграрная политика Н.С. Хрущева

Обратимся к исторической действительности. За двенадцать лет, с 1953 по 1964 год, прошло 11 специальных Пленумов Центрального Комитета партии по вопросам развития (как правило, дальнейшего) сельского хозяйства и еще на двух эти вопросы рассматривались наряду с другими. Беспрецедентный факт в истории! Было проведено множество совещаний на различных уровнях, их решения широко обсуждались общественностью, печатью, на собраниях активов, заседаниях республиканских, областных (краевых), районных комитетов партии, собраниях первичных сельских партийных организаций, коллективов колхозов и совхозов. Эту длинную цепочку обсуждений в литературе очень любили представлять как свидетельство творческой активности масс и действенности партийной работы.

Можно было ожидать соответствующих сдвигов в самом сельском хозяйстве, в социально-экономической жизни деревни. Однако влияние политики на производство в тот период в целом оказалось явно неэффективным. Планы развития сельского хозяйства не выполнялись, а темпы роста его валовой продукции после удачного пятилетия 1953 - 1958 годов стремительно покатились вниз. За семилетку, в 1959 - 1965 годах, объем валовой продукции сельского хозяйства возрос к уровню 1958 года не в 1,7 раза, как намечалось, а лишь на 11,5 %, то есть в шесть раз меньше в среднеарифметическом исчислении и почти в той же пропорции как увеличилось население страны. Положение в значительной мере спасали 1965 и отчасти 1964 год. В первые же пять лет семилетки рост валовой продукции сельского хозяйства резко отставал от плановых заданий. Если в 1953 - 1958 годах на каждый рубль прироста продукции приходилось 0,56 рубля капиталовложений, то в 1959 - 1964 годах -- уже 3,2 рубля. Вот тогда и начался период стагнации затратной экономики. Именно с этого времени страна начала постоянно и в нарастающих масштабах завозить зерно и другие продукты питания из-за рубежа. Стала серьезно осложняться социально-демографическая ситуация в деревне.

Почему оказалась неэффективной необычайно активная аграрная политика тех лет? Ответ на этот вопрос, конечно же, не может быть однозначным. Но есть нечто цельное, общее в том, что когда-то поселило в нас великую надежду, а затем последовательно и неумолимо привело к разочарованию, очевидному оскудению рынка продовольственных товаров и вызвало тревогу за будущее. Но сначала была надежда, которая была связана, прежде всего, с решениями сентябрьского Пленума ЦК КПСС 1953 года.

Насильственные методы осуществления сплошной коллективизации привели к тому, что созданный в СССР тип социалистических сельскохозяйственных предприятий был значительно деформирован, а коллективы этих предприятий -- лишены элементарных демократических норм самоуправления и жизни. Между тружениками села и полученной ими от Советского государства землей -- их надеждой и кормилицей -- возникли мощные бастионы административно-командной системы управления.

Однако с самого начала становления колхозного строя была, на наш взгляд, и своеобразная альтернатива его развитию. Суть ее заключалась в постепенном отказе от груза извращений в развитии кооперации, как бы возврате ее в естественноисторическое русло, но уже на новом уровне хозяйствования, развития производственных отношений. Подобных аналогов в истории не было. Главным содержанием этой альтернативы являлся отказ от жесткой регламентации колхозной жизни, предоставление колхозам (а так же совхозам) право самостоятельно решать свои хозяйственные, социальные нужды, сочетая, увязывая их с ориентирами централизованного планирования в условиях развития демократизма всей системы управления. Естественно, это предполагало отказ от “планов-разверсток” и развитие товарно-денежных отношений на селе.

Н. С. Хрущев, несмотря на противоречивость своих оценок положения дел в сельском хозяйстве, первым среди официальных деятелей фактически признал такую альтернативу и во многом стремился ее реализовать. Именно в 1950-е годы была предпринята попытка перехода от жесткого, “чрезвычайного” управления сельским хозяйством к управлению на основе сочетания централизованного планирования и хозяйственной самостоятельности колхозов и совхозов. Фундаментом ее явились решения сентябрьского Пленума ЦК КПСС (1953) и необычайно смелое в обстановке тех лет постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР “Об изменении практики планирования сельского хозяйства”, принятое 9 марта 1955 года.

Сентябрьский Пленум ЦК во многом переосмыслил пройденный колхозами и совхозами путь. Он привлек внимание партии, всего народа к коренным нуждам развития деревни, указал на необходимость повышения уровня жизни ее тружеников, экономического управления колхозов и совхозов. Еще в период подготовки к Пленуму впервые в экономической политике партии было выдвинуто положение о возможности одновременного развития высокими темпами и тяжелой индустрии, и сельского хозяйства, и легкой промышленности. Это стало основой последующего значительного роста суммы и доли капиталовложений на нужды развития сельскохозяйственного производства и социальной инфраструктуры села. Также впервые Пленум поставил вопрос о материальной заинтересованности работников сельского хозяйства в развитии производства и увеличения его доходности как об одном из “коренных принципов социалистического хозяйствования”.

В соответствии с решениями Пленума значительно увеличились государственные заготовительные цены на скот, птицу, молоко, картофель, овощи. Повышались и закупочные цены на продукцию, продаваемую сверх обязательных поставок. Эти меры позволяли значительно укрепить экономику колхозов. Были приняты действенные меры против нарушения важнейшего принципа артельной формы колхозного производства -- правильного сочетания интересов в развитии общественного и личного хозяйства: снижены нормы обязательных поставок продукции с личных подсобных хозяйств, предусмотрены твердые ставки налогообложения в соответствии с размерами приусадебных участков.

Пересматривалась система расчетов с колхозами за реализованную продукцию. Им стали выплачивать денежные авансы, часть которых предназначалась для выдачи колхозникам по трудодням в течение всего сельскохозяйственного года. Этот порядок позволил впоследствии ввести в колхозах гарантированную денежную оплату труда. Были приняты меры по улучшению планирования, укреплению колхозов кадрами, усилению роли МТС в развитии колхозного производства, особенно в части подготовки и создания постоянных механизаторских кадров, совершенствования их оплаты, включая обеспечение ее гарантированного уровня. Начисление натуроплаты за работы МТС ставилось в зависимость от реальных результатов колхозного производства.

В итоге всех этих мер валовая продукция сельского хозяйства возросла в 1954 - 1958 годах по сравнению с предшествующим пятилетием на 35,3 %. Дореволюционные рубежи душевого потребления основных продуктов питания остались позади. В 1958 г. по сравнению с 1953 г. резко возросла продукция личных подсобных хозяйств. Деревня ожила в ожидании новых добрых перемен.

Реорганизация МТС и продажа техники колхозам сделала колхозников потенциально полноправными хозяевами или пользователями всех основных средств производства. Отмена обязательных поставок и натуроплаты за работы МТС, введение денежной оплаты труда и такого же счета себестоимости продукции и рентабельности производства практически включали колхозную экономику в единые товарно-денежные отношения всей советской экономики, что создавало реальную основу для перехода колхозов на подлинный хозрасчет. Повышение роли принципа материальной заинтересованности привело к росту реальных доходов колхозников, рабочих и специалистов совхозов.

Все это, безусловно, означало рождение новой перспективной альтернативы, открывало реальные пути для дальнейшего развития колхозов и совхозов. Но случилось иначе. Вскоре после сентябрьского Пленума ЦК КПСС (1953) стал отчетливо прослеживаться отход от его курса на прожектерский путь обеспечения в кратчайшие сроки невиданного подъема сельского хозяйства и благосостояния народа. Выдвижение и решение такой задачи представлялись прагматику Н. С. Хрущеву вполне реальным, что, кстати, открывало возможность показать себя на деле как нового лидера партии.

Уже на февральско-мартовском Пленуме ЦК КПСС (1954) была фактически пересмотрена основная целевая установка аграрной политики, разработанная сентябрьским Пленумом: “В течение двух - трех лет резко повысить обеспеченность всего населения нашей страны продовольственными товарами и вместе с тем обеспечить всей массе колхозного крестьянства более высокий уровень материального благосостояния”. В докладе 23 февраля 1954 года Хрущев представил эту установку в иной редакции: “В ближайшие 2 - 3 года в достатке удовлетворить растущие потребности населения нашей страны в товарах народного потребления и обеспечить сырьем легкую и пищевую промышленность”. Подобный пересмотр весьма показателен.

Н. С. Хрущев поверил в возможность в 2 - 3 года решить продовольственную проблему в стране и в достатке удовлетворить потребности населения в продуктах. На службу этой цели он направил всю мощь командно-административной системы управления. Неслучайно оказалось измененной и заключительная часть формулы -- исчезли слова о росте благосостояния колхозного крестьянства. Докладчику они показались, видимо, не столь уж важными для выдвигаемой глобальной программы. И в этом свете представляются вполне объяснимыми последовавшие вскоре мероприятия по фактическому свертыванию личного подсобного хозяйства, сселению деревень непрерывно укрупняемых колхозов и совхозов и т. п.

В докладе Хрущев назвал и основные источники невиданного прежде роста сельскохозяйственного производства освоения целины, повсеместное распространение: возделывание кукурузы, равнение на передовиков, структурные изменения в руководстве. Упомянул он и главных противников -- травопольные севообороты, инертность хозяйствования, постоянство организационных структур. Целевая установка была, таким образом, переведена в конкретную программу действий.

Конечно, Н. С. Хрущев не был подлинным знатоком сельского хозяйства, не имел никакого специального образования, полагался, в основном, на свой житейский опыт, природную сметку. Вместе с тем он живо интересовался всем новым, что касалось сельскохозяйственного производства, особенно передовым практическим опытом. Однако нельзя не заметить, что Хрущев в течение многих лет и до конца своей партийной карьеры был последовательным сторонником Т. Д. Лысенко с его псевдоучениями о “чудо-культурах” или агрозооприемах, способных якобы одним махом изменить положение дел в сельском хозяйстве.

Н. С. Хрущев не является инициатором и разработчиком той экономической программы подъема сельского хозяйства, которую изложил на сентябрьском Пленуме ЦК КПСС (1953). Фактически она была подготовлена раньше и в значительной мере изложена на сессии Верховного Совета СССР 8 августа 1953 года в речи Председателя Совета Министров СССР Г. М. Маленкова. То собственное, что явственно прозвучало уже в первых выступлениях Н.С. Хрущева на посту лидера партии -- это страстное желание принести благо людям, и как можно скорее, неукротимая вера в организаторские возможности партии, в силу примера, всепобеждающий энтузиазм масс, способных решить все проблемы, опрокинуть любые преграды на пути к светлому будущему. Хрущев в чем-то даже усилил роль субъективного фактора в развитии социалистической экономики, особенно сельского хозяйства. Но здесь-то и таилась опасность, то, что определило всю модель, стереотип деятельности командно-административной системы управления в сфере сельскохозяйственного производства. В основе этого стереотипа лежало принятие, а точнее волевое утверждение, минуя действующие плановые директивы, волюнтаристских, нереалистичных сверхпрограмм действия. В области аграрной политики четко обозначились, по меньшей мере, три таких программы.

Прежде всего, это целинная эпопея. Страна, располагавшая крупнейшими в мире просторами уже вовлеченных в оборот плодороднейших черноземов и благодатно естественно орошаемых нечерноземных угодий, но получавшая мизерные по сравнению с развитыми (и не только) капиталистическими, а также другими странами урожаи зерновых; страна, в которой около половины поголовья скота размещалось во временных и неприспособленных помещениях, в которой даже уже получаемый валовой сбор зерновых не был обеспечен надежными хранилищами, в которой ощущался острейший дефицит трудовых ресурсов, и, прежде всего, кадров механизаторов, именно в основных зерновых и животноводческих районах, особенно сильно пострадавших от гитлеровского нашествия -- эта страна с целью дальнейшего приращения производства зерна и продукции животноводства пошла, да еще под флагом интенсификации, на громадное отвлечение людских и финансовых ресурсов из уже освоенных районов, на колоссальное расширение фронта работ, освоение огромных массивов целинных земель, значительное увеличение площади пашни, создание на ней новых хозяйств. Сразу подчеркнем, что речь в этом плане идет не о самой идее освоения целины, не о самом факте расширения пашни, здесь могли быть и весьма разумные резоны. Непомерные масштабы, волевые методы, ничем необоснованные сроки при отсутствии каких-либо проектных и научных изысканий превратили освоение целины в волюнтаристскую сверхпрограмму со всеми вытекающими отсюда последствиями.

На февральско-мартовском Пленуме ЦК КПСС (1954) ставилась задача расширения посевов зерновых за счет освоения целинных и залежных земель на 13 миллионов гектаров. Но уже через 10 месяцев, на январском Пленуме ЦК, Хрущев говорил о том, что ЦК партии и Совет Министров приняли решение довести посевы зерновых на новых землях в 1956 году не менее чем до 28 - 30 миллионов гектаров. Обосновывая это решение, он подчеркнул, что освоение целинных и залежных земель является “наиболее доступным и быстрым источником увеличения производства зерна”. Но на февральско-мартовском Пленуме ЦК говорилось и о другом важнейшем источнике -- росте урожайности зерновых. Теперь же вся ставка делалась на целину.

Слово обязывало к делу, но и породило первую крупную полуправду, а точнее неправду о целине. В докладе на декабрьском Пленуме ЦК КПСС(1958), подводя итоги первого пятилетия освоения целины, Хрущев утверждал, что освоение целинных и залежных земель стало решающим условием производства зерна. Однако в докладе не было данных об урожайности зерновых. И не случайно. Она возросла в тот период значительно -- с 7,7 до 11,1 центнера с гектара. Но не за счет целины: в районах ее освоения урожайность зерновых составляла в 1958 году лишь 9,6 центнера с гектара, то есть существенно тянула вниз общесоюзный показатель. Поэтому целинная прибавка в посевах зерновых -- 18,5 миллиона гектаров, о которой могла идти речь в докладе, дала в лучшем случае около 18 миллионов тонн зерна, в то время как 106,7 миллиона гектаров старопахотных земель за счет роста урожайности дали прибавку около 38 миллионов тонн, то есть в два раза больше.

Сам по себе этот факт свидетельствовал о наличии в программе освоения целины глубинных противоречий. Они были заложены уже в партийных и государственных документах тех лет. Обострение их в процессе реализации программы не позволило достичь намеченных ею целей.

В Отчетном докладе ЦК КПСС ХХII съезду партии указывалось, что целинные земли дают свыше 40 процентов всех заготовок хлеба в стране. Но это было не так. Такой процент заготовок хлеба давали не собственно целинные земли, а районы освоения целинных и залежных земель. В 1961 - 1970 годах они давали в среднем около 47 процентов всех закупок зерна.

Не обеспеченный производственной, да и социальной инфраструктурой, марш-бросок на целинные земли отвлек в те годы значительные ресурсы от укрепления зернового и в целом сельского хозяйства в других районах страны, в том числе Нечерноземной зоны РСФСР, и привел к росту общих потерь урожая зерновых до 30 - 40 и более миллионов тонн в год, то есть в 1,5 - 2 раза больше того, что давали стране собственно целинные земли. Особенно настораживал процесс расхищения природных, почвенных ресурсов, вызванный, прежде всего, тем, что рациональная система земледелия была создана здесь лишь спустя почти два десятилетия после освоения целины. В этой ситуации целина своевременно не укрепила зерновой баланс страны, но привела наряду с другими факторами к снижению производства, необходимости закупок зерна за рубежом.

Следующая сверхпрограмма тех лет -- скоропалительное по времени и утопическое по масштабам расширение площади посевов кукурузы и других “чудо-культур”. Логика при этом была предельно прямолинейной: всю пахотную землю распахать, всю пашню засеять, засеять потенциально, невзирая на зональные различия, самыми “высокоурожайными” культурами и получить за счет этого максимум продукции, кормов.

Идеализация возможностей “чудо-культур” привела почти к десятикратному расширению в стране посевов кукурузы или, например, “царя-гороха”. Считалось, что для обеспечения полного достатка кормов в колхозах и совхозах кукуруза будет давать по 500 - 600 центнеров зеленой массы с гектара, а в районах недостаточного увлажнения -- примерно 300 центнеров. Доклады и речи Хрущева в те годы были переполнены примерами передовиков, добившихся еще более высоких показателей. При этом идеологизация примеров принимала всеобщий характер. В речи на совещании передовиков сельского хозяйства РСФСР 23 февраля 1961 года Никита Сергеевич говорил: “Нашей ли рати -- коммунистической, комсомольской, советской -- бояться трудностей освоения таких могучих культур, как кукуруза и сахарная свекла, которые сделают буквально переворот в производстве продуктов животноводства”. О крестьянине простом здесь не упоминается. Ставка не на него. Верх брал сложившийся стереотип мышления командной системы. Тем самым объективно замораживался заинтересованный, вдохновенный, свободный крестьянский труд, сила экономических стимулов, хотя слов на сей счет произносилось предостаточно.

Порой сами передовики ставились в компрометирующие их впоследствии условия. В той же речи Хрущев, например, говорил: “Комсомолка Кулемина хорошо оценила возможности и силу кукурузы и заявляет, что будет получать 1300 центнеров, что условия для выращивания кукурузы очень хорошие. Можете себе представить, товарищи, какое богатство получат колхозы, если все освоят эту культуру и будут получать по 1000 - 1300 центнеров с гектара!” Думается, что представить себе подобное могли очень не многие, но служить этому заставляли практически всех.

И характерная деталь: через 10 месяцев, в декабре, перед одиннадцатью тысячами собравшихся работников сельского хозяйства той же Нечерноземной зоны Хрущев снова говорил о возможности получения небывалых урожаев кукурузы, сахарной свеклы, гороха. Казалось, сама логика требовала подвести итоги достигнутого за эти месяцы и показать, чего же добились названные тогда, в феврале, на всю страну передовики Нечерноземья РСФСР, выполнили они свои обязательства. Но об этом ни слова не сказано. Система никогда не любила подводить конкретные итоги и за конкретные сроки. Она всегда смотрела только вперед и находила все новые маяки.

А результаты между тем были плачевными. В 1962 году урожайность кукурузы на силос и зеленый корм составляла в колхозах и совхозах Нечерноземной зоны РСФСР 33,6 центнера с гектара на площади 3,3 миллиона гектаров. В 1963 году она снизилась до 31,2 центнера с гектара. Разница между желаемым и действительным непомерная.

Кукуруза не стала “королевой полей”, основой подъема животноводства. Насильственное ее внедрение легло тяжким бременем на крестьянские плечи, подмыло корни привязанности честных пахарей к своей многовековой кормилице -- земле -- и стало главным слагаемым в числе сил разрушения оптимизации структуры посевов и внедрения рациональных систем земледелия.

И, наконец, поистине фантастическая сверхпрограмма тех лет по животноводству. В речи на зональном совещании работников сельского хозяйства областей и автономных республик РСФСР 22 мая 1957 года Хрущев поставил задачу: “В ближайшие годы догнать США по производству мяса, масла и молока на душу населения”. Он считал, что успехи, достигнутые в сельском хозяйстве, позволяют поставить и решить эту задачу большой государственной важности. “По молоку вопрос ясен, -- говорилось в речи. -- Мы можем и должны в будущем догнать США и этого добьемся”. Увеличить в 3,5 раза производство мяса и догнать США по его производству на душу населения Хрущев считал возможным в 1960 году. В крайнем случае, в 1961 году “зачистить остатки”. Эти планы связывались не только с решением продовольственной проблемой в стране, но и с перспективами роста международного авторитета СССР. Выполнение поставленных планов -- это, по словам Хрущева, “сильнейшая торпеда под капиталистические устои… Эта победа будет сильнее чем водородная бомба”.

Спустя два с лишним года, на очередном Пленуме ЦК КПСС по сельскому хозяйству (декабрь 1959 г.) тема “догнать США” еще звучит, но уже не так категорично. Данные о росте производства продукции животноводства приводятся не от начала выдвинутой программы, а лишь за 11 месяцев текущего года. Приводится и обширный список достижений передовиков. Возглавляет его “выдающаяся победа” под руководством партийной организации трудящихся Рязанской области, где производство мяса за один 1959 год возросло в 3,8 (!) раза. На самом же деле здесь, как и во многих других местах, проводилось безрассудное насильственное обобществление и уничтожение поголовья скота личных подсобных хозяйств, имели место прямой обман, приписки.

В 1961 году уже, надо полагать, убедившись в провале выдвинутой сверхпрограммы по животноводству, Хрущев пытается дать ей второе дыхание за счет Нечерноземья. Он ставит немыслимую задачу: производить в зоне 100 - 120 центнеров мяса в убойном весе и 900 - 1000 центнеров молока на каждые 1000 гектаров пашни. Поскольку, по его мнению, для решения этой задачи за счет роста производства говядины потребуется 3 - 4 года, “…нам следует пойти по пути увеличения свинины. Тогда можно за год - два удовлетворить спрос населения на мясо. Свинья скороспелое животное”. В части кормовой базы надежды возлагались на три кита: кукурузу, сахарную свеклу, бобовые. Свиноводство предлагалось развивать на сахарной свекле, которая, как утверждал докладчик, дает в Нечерноземье по 300 - 400 и более центнеров корней с гектара. И опять чудовищный просчет: в Центральном и Волго-Вятском районах РСФСР, не говоря уже о Северо-Западном, в 1961 - 1965 годах среднегодовая урожайность сахарной свеклы составляла всего лишь 75 центнеров с гектара.

Нельзя не заметить и того, что на двух специальных крупных совещаниях по проблемам развития сельского хозяйства Нечерноземья не было не сказано ни слова о последствиях войны и оккупации, ни слова о культурно-бытовом, жилищном, дорожном и вообще производственном строительстве. Мираж из кукурузы, сахарной свеклы и кормового гороха, окантованный тушами откормленного, убиенного и готового к отправке в город скота, заслонил все. Удар этот усугубился и тем, что с 1961 года правительство увеличило план закупок зерна в этих районах.

Стремление выполнить “программу” любой ценой привело к тому, что в одном лишь 1963 году было забито почти 30 миллионов (42 процента) поголовья свиней в стране. И лишь через 15 лет это, дотоле непрерывно растущее поголовье, было восстановлено, еще через 10 лет оно увеличилось примерно на 10 миллионов голов -- ровно настолько, насколько оно возрастало после 1956 года каждые два года. Пошатнулся тогда и рост поголовья всех других видов скота и птицы.

Итак, три задачи, три сверхпрограммы и… четыре провала. Да четыре, ибо провалены были не только эти программы (были еще и другие), но и весь план крутого подъема сельского хозяйства. В каждой из сверхпрограмм, включая их целевую направленность, было немало реального: нежизненными их делали, как правило, масштабы, методы, намечаемые сроки выполнения.

Выдвижение волюнтаристских целевых программ развития сельского хозяйства объективно не могло сочетаться с научными средствами и методами их реализации. Село превратилось в обширный полигон постоянных реорганизаций и преобразований. В основе их лежали догматизированные положения о преимуществах крупного социалистического производства над мелким, и о государственной форме собственности как высшей по отношению к кооперативной.

Со второй половины 1950-х годов начался новый этап укрупнения колхозов. Ежегодно ликвидировалось примерно 10 тысяч уже укрупненных ранее колхозов. В 1963 году их осталось 39 тысяч против 91 тысячи в 1953 году. “Ради дела” самая демократичная и бесспорно эффективная форма управления артели (уже бывшей!) -- общее собрание колхозников -- было подменено, как правило, другой -- собранием их представителей. Средние размеры совхозов в 1954 - 1962 годах возросли в результате их укрупнения в три раза. Все это представлялось как концентрация производства, но на деле имел место худший вариант его централизации с последующими отрицательными показателями эффективности. В те же годы началось преобразование колхозов в совхозы. Если в 1955 году было преобразовано 257 колхозов, то в 1956 - 1960 -- 14763: почти в 12 раз больше в среднегодовом исчислении. Эти укрупнения и реорганизации обернулись тяжкой трагедией для судеб села. Связанные с ними централизация руководства, агрозоотехнической, инженерной служб обезглавливали объединившиеся тогда в единые колхозы и совхозы десятки, сотни тысяч деревень. Сам собой встал вопрос о строительстве крупных центральных усадеб и “неперспективности” подавляющего количества сел и деревень. Их жители лишились всяких возможностей стать полноправными, самоуправляемыми коллективами, а рабочие места большинства из них теперь оказывались разбросанными, как правило, по всему массиву укрупненного колхоза или совхоза, концентрируясь, естественно на центральных усадьбах. Проблемы дорог и транспорта обострились до предела.

Хрущев понимал это и был по-своему готов к решению так круто назревшего вопроса. При этом он исходил из давно вынашиваемой им идеи “агрогородов”, строительства села по городскому типу. В речи на Пленуме ЦК КПСС 29 декабря 1959 года он раскрывает свою программу. Она полностью игнорировала положения Отчетного доклада на ХХ съезде партии, где много и весьма аргументировано говорилось о развертывании индивидуального строительства на селе, использовании для этого необходимых и разнообразных ресурсов. На Пленуме речь шла уже совершенно о другом. “Конечно, -- отмечалось в речи, -- сейчас нельзя навязывать колхозникам, например, многоэтажные дома. Они не привыкли к этому. Но нам самим надо держать курс на это, не сегодня, так завтра мы подойдем к этому вопросу вплотную. Содержание многих разбросанных жилищ обходится дороже, чем собранных в одном месте”.

Правда, Хрущев предупреждает и о важности проявления терпения в этом большом деле, и даже о необходимости не превращать его в кампанию. Но в последующих выступлениях он вновь и вновь возвращается к этой идее. Программа эта жила уже не только на словах, на бумаге, но и на практике. На том же декабрьском Пленуме ЦК 1959 года упоминалось о первых результатах работы проектных организаций по ликвидации “неперспективных деревень”, о массовом сселении их жителей и концентрации скота в крупномасштабных поселках и фермах. Нашлись и председатели колхозов, поддержавшие эту очередную новацию. И уже на рубеже 1950 - 1960-х годов в ходе составления схем районных планировок оказались “неперспективными” сотни тысяч сел и деревень страны. Миллионы крестьян потянулись в центральные, крупные сельские поселки, а чаще всего мимо них, в город.

Но не меньшие, а, пожалуй, значительно большие потери наше сельское, да и народное хозяйство в целом, понесло еще от одной манипуляции бюрократизма над специализацией. Началось безудержное сокращение числа сельскохозяйственных отраслей, промыслов в колхозах, отдельных районах. Стали пропагандироваться узко- и одноотраслевые хозяйства крупных, иногда гигантских размеров. В угоду этому была фактически предана забвению целая область экономических отношений в колхозах и совхозах -- рациональное сочетание отраслей, которое позволяло эффективно использовать трудовые и материальные ресурсы и, что не менее важно, укреплять местный, внутренний рынок сельскохозяйственных продуктов.

И в результате такой “специализации” тысячи деревень и поселков остались без производства мяса, или молока, или яиц, или фруктов, или овощей и ныне обеспечиваются ими за счет ввоза извне. Пики занятости в подобных специализированных хозяйствах по хлопку, льну, сахарной свекле, картофелю сопровождались огромными растратами трудовых и денежно-материальных ресурсов. Главный же итог проведенной в 1950 - 70-е годы реформы, по нашему мнению, заключается в резком росте дефицита продовольственных товаров на местных рынках, а отсюда и в обострении всей продовольственной проблемы в стране, в росте необходимости привлечения рабочей силы со стороны.

Особо следует сказать о 1958 годе. В этот период было проведено три Пленума ЦК КПСС по сельскому хозяйству: главный вопрос, который здесь поднимался -- о дальнейшем развитии колхозного строя и реорганизации машинно-тракторных станций. Вопрос этот назрел в глубинах экономической мысли и практической хозяйственной деятельности. Стратегически он был целиком оправдан. Но официальная его постановка на февральском Пленуме ЦК КПСС (1958) была для общественности совершенно неожиданной. Еще в Отчетном докладе ЦК КПСС съезду партии Хрущев говорил о возрастании роли МТС, о мерах по коренному улучшению их работы, о целесообразности в течение ближайших лет перевезти МТС на хозяйственный расчет. Нет никакого намека на приближающуюся реорганизацию МТС и в постановлениях ЦК КПСС и Совета Министров 1957 года.

Решение Пленума ЦК (25 - 26 февраля 1958 года) было неожиданностью: на повестке дня вопрос: “О дальнейшем развитии колхозного строя и реорганизации МТС”. С 1 по 25 марта проводится всенародное обсуждение -- не сути проблемы, а уже по существу, состоявшегося решения партии. И, наконец, 27 - 31 марта 1958 года сессия Верховного Совета СССР принимает Закон о дальнейшем развитии колхозного строя и реорганизации МТС.

Дальше все развивалось так же стремительно. Согласно принятому закону, реорганизация МТС должна была осуществляться “постепенно, с учетом развития экономики отдельных колхозов и особенностей различных зон и районов Советского Союза”. Но практически реорганизация МТС завершается к началу 1959 года. Местные партийные и хозяйственные органы демонстрируют свою способность выполнять решения без оглядки, и не взирая на лица, конечно подчиненные. В итоге на колхозы обрушивается огромная сумма долга, обусловленная необходимостью выкупа техники у государства. Большинство из них снижает оплату трудодня.

Надежды на возможность огромного сиюминутного эффекта от реорганизации МТС за счет заинтересованного и лучшего использования техники самим колхозам оказались, в значительной мере, иллюзорными. Не были приняты необходимые меры для надежного укрепления практически вновь созданной машинной материально-технической базы колхозов. Но последствия реорганизации, ее перспективные итоги были, бесспорно, исторически прогрессивными.

Марш реорганизаций между тем продолжался: перестраивалась по территориальному принципу система управления народным хозяйством, а затем, наоборот, по производственному, отраслевому -- организация его партийного руководства. Перестраивалась структура управления сельскохозяйственных органов, реорганизовывалось Министерство сельского хозяйства. Потом все возвращалось на круги своя. И все это в течении каких-то 10 - 11 лет в масштабе нашей огромной, весьма разнообразной страны, особенно болезненно ощущающей шаблон в управленческой деятельности.

Очевидно, что сверхпрограммы, и скороспелые реорганизации -- это в общем-то неизбежные и характерные издержки административно-командной системы. Изменить сами подходы, методы, формы управления экономикой Н. С. Хрущеву, руководству партии не удалось. Система оказалась практически неизменной, действующей от задач к массам, а сам Хрущев оказался не только ее предводителем, но и пленником. Но, может быть, это не столько его вина, сколько его беда. Система требовала по-человечески непосильного количества решений по остро назревшим и сложным вопросам. Хрущев принял это условие из самых благих побуждений и намерений. Но он был не в состоянии правильно, научно обоснованно решать массу проблем развития сельского хозяйства. Для этого у него недоставало ни теоретической подготовки, ни специальных знаний, а к советам других - ученых, специалистов - он уже мало прислушивался.

Нередко кривую в развитии сельского хозяйства страны связывают как бы с двумя резко различными периодами в деятельности Н. С. Хрущева: 1953 - 1958 и 1959 - 1964 годы. Думается, однако, что это не так, Хрущев был един. Поднявшись на волне прогрессивных идей сентябрьского (1953 г.) Пленума ЦК КПСС, ХХ съезда партии, он затем последовательно нагромождал на пути их реализации завалы и баррикады из собственных представлений об обеспечении в кратчайшие сроки невиданного подъема сельского хозяйства и благосостояния народа.

Принятые сентябрьским Пленумом ЦК меры по повышению материальной заинтересованности колхозов и совхозов в развитии общественного производства и в течение первых пяти лет -- личного подсобного хозяйства послужили действенным импульсом развития сельского хозяйства в те годы. Немалое значение имели также рост капиталовложений в сельское хозяйство, его материально-техническую базу, осуждение антиколхозной политики цен, что в определенной мере способствовало выравниванию экономических условий развития разных отраслей сельскохозяйственного производства за счет особо значительного повышения цен на убыточную продукцию. На этой же основе стали активнее развиваться товарно-денежные отношения на селе, укрепляться машинная материально-техническая база в колхозах.

Однако Хрущев не проникся глубоким пониманием места и значения всех рожденных тогда реформ и тем более оказался не способным к последовательной их реализации. Концентрация большей части имеющихся в самом сельском хозяйстве и привлекаемых извне людских, финансовых, материально-технических ресурсов в направлении сверхпрограмм была экономически неоправданной. Уже по итогам семилетки стало ясно, что сельскому хозяйству страны не хватало тогда не столько капиталовложений, сколько умения, возможностей эффективно их использовать.

Система не дала возможности реализовать открывшийся шанс. Издержки командования колхозами и совхозами свели, по существу, на нет все усилия тружеников села. Сам Хрущев многократно говорил о ценах, рентабельности, хозрасчете. Но в практической своей деятельности безмерно любил арифметику посевных площадей, урожаев и валовых сборов. Он хотел сначала добиться изобилия, а потом считать издержки, найти им оправдание в свете достижения высшей цели. Крестьянство быстро ощутило, что роль внеэкономического понуждения в его жизни не только не уменьшилась, но приобрела всеохватный характер жесткого регламентирования, чисто профессионального недоверия.

Однако, как и всегда, система работала якобы от имени народа. Свои планы и действия она связывала с дерзновенными починами передовиков производства, выдающимися достижениями маяков полей и ферм, кипучей инициативой руководителей хозяйств, районов и областей. “Социалистические обязательства” значили больше, чем наука и экономический расчет.

Так, прежде чем выдвинуть суперпрограмму по животноводству, Хрущев попросил экономистов дать расчеты, когда СССР может догнать Америку по производству мяса, молока и масла на душу населения. Они назвали 1975 год и обосновали свою позицию. Хрущев отнес этих экономистов к тем, кто “сдерживает наше движение вперед” и посоветовал им больше “обращаться к народу, изучать состояние хозяйства, чувствовать пульс жизни народа, биение его сердца”. То же было и с целиной. Хрущев даже и не пытался опереться на авторитет науки. Он лишь вменил в обязанность Министерству сельского хозяйства и Министерству совхозов с участием местных советских органов и с привлечением Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук “разработать систему ведения хозяйства на вновь осваиваемых землях… а также мероприятия по дальнейшему освоению новых земель в колхозах и совхозах восточных районов и в районах Нечерноземной полосы”. Прямо скажем, весьма скромное место отводилось в таком глобальном деянии аграрной науке, да и когда было “разрабатывать мероприятия”, если с целиной было покончено одним порывом за три года.

Н. С. Хрущев был поразительно настойчив в реализации своих планов подъема сельского хозяйства. Соответственно он строил и отношение к работникам, кадрам, которое определялось их рвением к исполнению директив. Пример тому -- кукуруза: “Если в отдельных районах страны кукуруза внедряется формально, колхозы и совхозы снимают низкие урожаи, то в этом виноват не климат, а руководители. Там где кукуруза не родиться, есть “компонент”, который не содействует ее росту. Этот “компонент” надо искать в руководстве… Надо заменить тех работников, которые сами засохли и сушат такую культуру, как кукуруза, не дают ей возможности развернуться во всю мощь”. И заменяли, снимали, заставляли слушаться или находили послушных.

В 1963 году валовая продукция сельского хозяйства сократилась по отношению к предыдущему году сразу на 12 %. Семилетний план его развития был провален по всем показателям. Страна вступила в полосу ежегодных, растущих закупок зерна и других продуктов сельского хозяйства за рубежом. Надо полагать, что это был сильнейший удар по самоубежденности Хрущева.

И вот тогда, в конце 1963 года, видимо осознав бесперспективность прежних своих замыслов и попыток обеспечить устойчивый и крутой подъем сельского хозяйства, Хрущев со свойственной ему энергией сделал резкий поворот в аграрной политике. В декабре 1963 и феврале 1964 года один за другим проходят два важнейших Пленума ЦК КПСС. На первом обсуждается вопрос и принимается постановление “Ускоренное развитие химической промышленности -- важнейшее условие подъема сельскохозяйственного производства и роста благосостояния народа”, на втором -- “Об интенсификации сельскохозяйственного производства на основе широкого применения удобрений, развития орошения, комплексной механизации и внедрения достижений науки и передового опыта для быстрейшего увеличения производства сельскохозяйственной продукции”. По существу, эти Пленумы на фундаменте программных установок партии заложили основы курса на интенсификацию сельскохозяйственного производства, который развили и продолжили мартовский Пленум ЦК КПСС и XXII съезд КПСС.

28 февраля 1964 года в докладе на совещании руководящих работников партийных, советских и сельскохозяйственных органов Н. С. Хрущев сам назвал те, по его мнению, коренные изменения, которые произошли в сельском хозяйстве после сентябрьского Пленума ЦК, то есть за время его лидерства:

Обеспечение за десятилетие роста производства сельскохозяйственных продуктов. Он ничего не сказал при этом о провале программы подъема сельского хозяйства и динамике роста производства по отдельным пятилетиям этого периода. А это, как отмечалось выше, имело принципиальное значение в судьбах развития нашего сельского хозяйства.

Целина. Н. С. Хрущев утверждал, что в 1954 - 1963 годах она дала дополнительно 8 миллиардов 600 миллионов пудов товарного хлеба. Однако совсем нетрудно подсчитать, что этот прирост товарного хлеба дала не собственно целина, а в целом так называемые районы освоения целинных и залежных земель, включая товарный хлеб, полученный за счет повышения урожайности на старопахотных землях этих районов, а также за счет распашки трав и чистых паров;

Изменение структуры заготовок, связанное с резким сокращением в их доле личного подсобного хозяйства и ростом крупного общественного товарного животноводства. История, увы, показала, что их непримиримое тогда противопоставление, а не интеграция в рамках единого социалистического хозяйства нанесло жесточайший удар по решению всей продовольственной проблемы в стране.

Открывшаяся для страны “возможность с каждым годом увеличивать продажу продовольственных товаров населению”, как показали последующие годы, оказалась эфемерной.

Из подведенных итогов видно, что либо Хрущев не нашел подлинных критериев успеха, либо успех этот оказался весьма и весьма уязвимым, преходящим. Наш анализ убеждает в правильности второй оценки. Не решив проблемы обеспечения хозяйственной самостоятельности колхозов и совхозов, нельзя было рассчитывать на успех.

Командная система не могла примириться с идеей самостоятельности колхозов и совхозов. Она отторгала все то, что было ей чуждо. Почти с самого начала стала тормозиться реализация принятого в 1955 году постановления “Об изменении практики планирования сельского хозяйства”. И лишь в 1964 году Хрущев снова осудил командование, шаблон и руководство колхозами и совхозами. Предугадать реальную “отдачу” такой позиции в перспективе сейчас невозможно, потому что лимит времени, отведенный Хрущеву историей, был уже исчерпан.

Заключение

Анализируя обстановку 1950 - 1960 годов можно сделать следующий вывод: жизнь требовала и требует превратить колхозы и совхозы в истинно демократичные, хозяйственно свободные, жизненно активные ячейки нашего общества, сельского хозяйства. Это -- центральная задача. Все остальное для нашей аграрной политики, практики, включая многообразие форм кооперации, подряда, хозрасчетных отношений, аренды, способен дать опыт этого раскованного от пут администрирования строя кооператоров, опыт масс. Подлинная самостоятельность колхозов и совхозов, на наш взгляд, не изначальная акция, как это представляется многим, но цель и важнейший продукт перестройки, ликвидация командно-административной и совершенствования экономической системы управления сельским хозяйством, включая государственные институты планирования и развития товарно-денежных отношений, ценообразования, прибыли, ренты и хозрасчета, финансов, кредита и, конечно, гласности и демократизма. Крестьянин, арендатор, фермер, коллективист-колхозник, рабочий совхоза могут стать хозяевами земли и своей собственной судьбы не от насильственного превращения одной формы хозяйствования в другую, но лишь как свободные граждане правового государства. И выбор этот они должны делать сами, а не по указке командной системы. К этому выводу ведет анализ всего опыта разработки и реализации аграрной политики в 1950 - 1960-е годы. Но, к сожалению, до сих пор он многими не усвоен.

Библиографический список

1. ХХII съезд Коммунистической партии Советского Союза. Том 1.

2. Аксютин Ю. В., Волобуев О. В. ХХ съезд КПСС: новации и догмы. -- М., 1991.

3. Барсуков Н. А. и др. ХХ съезд КПСС и его исторические реальности. -- М., 1991.

4. Хрущев Н. С., Строительство коммунизма в СССР и развитие сельского хозяйства. -- М., 1962. Том 2.

5. Хрущев Н. С., Строительство коммунизма в СССР и развитие сельского хозяйства. -- М., 1962. Том 4.

6. Хрущев Н. С. Строительство коммунизма в СССР и развитие сельского хозяйства. -- М., 1963. Том 5.

7. Хрущев Н. С., Строительство коммунизма в СССР и развитие сельского хозяйства. -- М., 1963. Том 6.

8. Хрущев Н. С. В ближайшие года догнать Соединенные Штаты Америки по производству мяса, масла и молока на душу населения. -- М., 1957.

9. Федосеева П. Н., Черненко К. У., КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. -- М., 1972. Том 8.