Финансовая политика Екатерины II

По существу, кризис 1787-1788 годов был подобен кризису 1723-1726 годов, только теперь хлеб у народа отнимала элита, а не государство. Новое сужение экологической ниши народа привело к новому кризису и голоду. Свидетельством нового усиления Сжатия было падение естественного прироста населения. Естественный прирост в Центральном регионе уменьшился с 0,73% в 1763-1782 годах до 0,26% в 1783-1795 годах (см. рис. 3.3). Другим свидетельством уменьшения потребления было существенное уменьшение роста рекрутов, родившихся в 1780-х годах (см. рис. 3.8).

Кризис 1787-1788 годов стал одной из причин последовавшего затем уменьшения ренты: в период после голодовки помещики уже не могли повышать оброки. Между тем, чрезмерная эмиссия ассигнаций в конце правления Екатерины II вызвала инфляцию. Помещики не могли угнаться за быстрым ростом цен, в Тульском имении Юсуповых оброк уменьшился с 11 пудов в 1778-1782 годах до 6 пудов в 90-х годах [95]. А.Б. Куракин не стал состязаться с ценами и перевел своих крестьян на барщину. А.М. и Д.М. Голицыны увеличили в 1793 году оброк до 4 рублей с души мужского пола, но в хлебном исчислении душевой оброк уменьшился до 6 пудов. Правда, рента в имениях Голицыных, по-видимому, была меньше, чем у их соседей: А.М. Голицын писал, что другие помещики берут по 6 рублей (то есть по 9 пудов)[96]. Мы не имеем массовых данных по Тульской губернии, но данные по Тамбовской и Рязанской губерниям говорят, что в 1788-1793 годах средний оброк составлял 9-10 пудов. Благодаря уменьшению ренты потребление оброчных крестьян несколько возросло [97].

Таким образом, помещики временно отступили, потребление крестьян увеличилось, голодовки прекратились, и естественный прирост населения снова вырос (см. рис. 3.3). Страна вышла из кризиса, и Сжатие на время ослабло. Это улучшение ситуации, по-видимому, было связано также и с новой политикой монархии, с возвратом к этатизму и ограничением барщины императором Павлом I (см. ниже, п. 3.5.11).

Сжатие в Центральном районе

Главным фактором, определявшим развитие Центрального района, было перенаселение, первые признаки которого отмечались уже в 1730-х годах. В 1770-х годах в Центральном районе было распахано 32% территории, и большая часть оставшихся земель - это были неудобные и скудные земли [98]. Ввиду недостатка земли помещики центральных областей переводили своих крестьян на оброк. Однако влияние крупнейшего потребительского центра, Москвы, привело к тому, что в Московской губернии, а также в северных уездах Калужской губернии сохранилось преобладание барщины. В «Экономических примечаниях» к Генеральному межеванию имеются массовые статистические данные по семи уездам Московской и Калужской губерний: Клинскому, Дмитровскому, Малоярославецкому, Боровскому, Тарусскому, Серпуховскому и Мосальскому. В этих уездах было в общей сложности около 100 тысяч барщинных крестьян, которые обрабатывали на себя в среднем 0,96 дес. на душу, а на помещика - 0,5 дес. [99] По сравнению с 1720-ми годами барщина увеличилась на треть, а размер крестьянского надела был сведен к тому минимуму, о котором писал В. Н. Татищев - 1 дес. на душу. При урожаях 1770-х годов с такого надела можно было собирать 17 пудов хлеба, из них 1,8 пуда уходило на уплату подушного налога и покупку соли, так что в распоряжении крестьянина оставался как раз минимальный паек в 15 пудов.

Согласно неомальтузианской теории перенаселение должно было вызвать частичный переход крестьян к занятию ремеслами - и действительно, главным фактором, определявшим жизнь крестьян Центрального района, было развитие промыслов. Промыслы позволяли избыточному населению Центра кормиться, обменивая продукты своего труда на хлеб, поступавший с юга. В царствование императрицы Екатерины развитие крестьянских ремесел заметно ускорилось. «Историческое и топографическое описание Московской губернии», составленное в 1787 году, дает обстоятельное описание крестьянской торговли и промышленности по уездам. По свидетельству этого источника, крестьяне Московского уезда больше упражняются в ремеслах, нежели в хлебопашестве, среди них распространено ткачество полотняных и шелковых тканей, изготовление глиняной посуды, кузнечное, слесарное, столярное и прочие ремесла [100]. Особую роль играло производство грубых льняных холстов, которые шли не только на изготовление крестьянской одежды, но и на паруса для кораблей - поэтому их охотно покупали иностранцы. В Дмитровском уезде Московской губернии на душу приходилось лишь 0,7 десятины пашни и крестьяне занимались сапожным, извозным, гребенным промыслами [101]. Десятая часть мужского населения Московской губернии ежегодно отправлялись на заработки [102]. Похожая ситуация складывалась и в соседних губерниях. В Егорьевском уезде Рязанской губернии к середине XVIII века были вырублены все леса и малоземелье заставляло крестьян платить большие деньги за аренду угодий. В 70-х годах большая часть населения уезда стала заниматься ремеслом, в селах развилось производство бочек, колес, полозьев, тысячи крестьян отходили на работы в Москву и бурлачили на Оке [103].

По некоторым оценкам, в 1760-1790-е годы XIX века количество вольнонаемных работников из числа отходников и постоянных рабочих увеличилось с 220 до 420 тысяч [104]. Половину этого числа составляли бурлаки - это говорит о том, что крестьяне зарабатывали дополнительные средства на жизнь не только производством ремесленных изделий для знати и ее дворни, но и перевозкой хлеба в потребительские центры, в Москву и в Петербург, где была сосредоточена знать.

Рис. 3.7. Динамика оброков и податей в Центральном районе (в пудах хлеба на душу населения) [105].

Развитие промыслов позволяло помещикам Центрального района требовать повышенные оброки со своих крестьян. Один из инициаторов новых принципов хозяйствования, князь М.М. Щербатов, в 1763 году перевел своих ярославских крестьян на денежный оброк, эквивалентный 8 пудам хлеба с души. Крестьяне не могли производить столько хлеба, но предприимчивый князь построил в своей вотчине полотняную мануфактуру, и крепостные нанимались на нее, возвращая часть заработанных денег в качестве оброка [106]. Другой тип помещика представлял граф П.Б. Шереметев; этот богатейший в России вельможа владел 170 тысячами крепостных; он не вникал в хозяйственные вопросы и предоставлял крестьянам своих нечерноземных вотчин максимально широкую свободу в зарабатывании для него денег. Сотни крестьян Шереметева занимались торговлей и имели лавки в Москве и Петербурге; некоторые из них, разбогатев, становились владельцами маленьких мануфактур - граф, как правило, не отнимал у «капиталистых» крестьян деньги, а лишь повышал оброк. В селе Иванове и его окрестностях в 1803 году было 60 ситцевых мануфактур, а в селе Павлове больше 300 ремесленных мастерских, производивших замки, ножи, ружья [107].

Хотя наладившийся товарообмен позволял многим крестьянам жить за счет промыслов и питаться привозным хлебом, продовольственное положение Центра оставалось тяжелым. Данные, приводимые И.Д. Ковальченко и Л.В. Миловым, говорят о том, что в Московской и Тверской губерниях в конце XVIII века потребление хлеба было ниже минимальной нормы [108]. После некоторого улучшения экономической ситуации в середине XVIII века, положение снова стало ухудшаться. В 1767 и 1775 годах центральные районы были поражены голодом, а 1771 год был отмечен эпидемией чумы [109]. В 1787-1788 годах, как отмечалось выше, разразился новый кризис, сопровождавшийся катастрофическим голодом. Восстановление после кризиса было медленным, и темпы роста населения оставались низкими (см. рис. 3.3), если же рассматривать рост рекрутов, то этот параметр указывает не на улучшение, а на ухудшение ситуации (рис. 3.8). Фактически после 1787 года Сжатие в Центральном районе стало постоянным явлением, и по отношению к последующим временам иногда можно говорить о его временном ослаблении - но не о прекращении.

Табл. 3.10. Динамика оброка в некоторых уездах Центрального района (пудов хлеба на душу) [110].

Величина оброка в различных уездах в большой степени зависела от развития ремесел, от близости столиц, от наличия водных путей - в общем, от возможности для крестьян заниматься ремеслами на месте или уходить на отхожий промысел. Имеющиеся массовые данные показывают большую пестроту оброков (см. табл. 3.10), что позволяет некоторым авторам говорить о невозможности вычисления «среднего» оброка для больших регионов [111]. Попытки такого рода, однако, делались, и ниже мы приводим оценки оброков, принадлежащие В.И. Семевскому и Л.В. Милову. Первая оценка относится ко всей России, вторая - к Центральному району.

Табл. 3.11. Динамика оброков по В.И. Семевскому и Л.В. Милову в расчете на ревизскую душу (в руб.) и на душу населения (в пудах хлеба) [112].

Отметим, что А. Кахан, используя оценку В.И. Семевского, построил таблицу динамики оброка в период 1730-1800 годов [113]. Но как видно из табл. 3.11 в существующих оценках имеются большие расхождения, поэтому, на наш взгляд цифры А. Кахана не отличаются надежностью, что отчасти признает и сам автор [114]. Заниженная оценка В.И. Семевского приводит А. Кахана к выводу, что совокупные размеры ренты и налогов в послеаннинский период не увеличивались, что происходило лишь замещение убывающей подушной подати помещичьими оброками [115]. Однако, если использовать оценку Л.В. Милова, и учесть платежи за соль, то получится, что совокупные платежи в хлебном эквиваленте возросли с 7-7,5 пудов хлеба в 1730-х годах до 8,5-11,4 пудов в 1780-х годах (см. рис. 3.7, и табл. 3.8 и 3.11). Таким образом, помещичья рента росла быстрее, чем уменьшались государственные налоги.

При недостатке массовых данных о динамике ренты можно судить лишь по ее изменении в отдельных больших имениях. Однако сопоставимые данные о динамике оброка за длительные промежутки времени имеются в литературе лишь для небольшого числа имений, некоторые из них представлены на рис. 3.7. Известны также данные об оброке государственных крестьян, но он, по-видимому, возрастал медленнее, чем оброк помещичьих крестьян.

В целом вырисовывается картина значительного роста оброков с 1750-х до 1780-х годов. Голод 1787-1788 годов и наступившая затем инфляция привели к некоторому снижению ренты, как в центральных областях, так и на Черноземье.

Рост городов как следствие Сжатия

Как отмечалось выше, развитие ремесел в Центральном районе было следствием проявлявшегося там относительного перенаселения. В соответствии с неомальтузианской теорией развитие ремесел должно было бы вызвать рост городов: в странах, где население обладает свободой передвижения, ремесленники стремятся поселиться ближе к крупным рынкам и уходят из деревень в города. Однако в России крестьяне были прикреплены к земле, поэтому ремесло имело преимущественно деревенский характер, а стремление к переселению в города приняло форму сезонного отходничества. Мануфактуры также часто располагались не в городе, а в деревне и имели характер вотчинных предприятий. В 1725 году на предприятиях обрабатывающей промышленности было занято 14 тыс. работников, из них только 2 тыс. в деревне; в 1803-1804 годах - 75 тыс., из них 34 тыс. в деревне [116].

Что касается других регионов, помимо Центра, то в Черноземном регионе и в Поволжье было достаточно свободных земель, и у крестьян не было стимула к переселению в города. Поэтому в целом российские города росли в XVIII веке очень медленно, численность городских сословий возросла в 1719-1796 годах только на 34% (в границах первой ревизии без Прибалтики); в перенаселенном Центральном районе рост был более быстрым - 61% [117]. По расчетам Б.Н. Миронова темп роста населения городов в 1743-1783 годах составлял 0,84% в год, причем на долю миграций из деревни приходилось только 0,04%, а 0,8% - на естественный прирост. Сельское население росло значительно быстрее, поэтому доля горожан в населении страны сократилась с 11,5% в 1740-х годах до 7,1% в 1830-х годах [118].

Табл. 3.12. Численность и социальный состав городского населения (в границах 1737 года без Прибалтики, Украины, Белоруссии и Бессарабии) [119].

Как отмечалось выше (пункт 3.1.6), в 1678 году численность городского населения оценивалась примерно в 329 тыс. душ мужского пола, причем собственно городские сословия (тогда именуемые «посадскими людьми») составляли только 40% горожан, а 45% составляли «служилые люди» - стрельцы, пушкари, казаки и т. д. При Петре I «служилые люди» были определены в солдаты или в посадские люди, но военные продолжали составлять значительную часть населения русских городов. «Настоящие» горожане входили в городские сословия посадских, мещан, купцов, «цеховых»; их доля, как и прежде, составляла около 2/5 всего населения. Другую значительную часть населения городов составляли крестьяне, занимавшиеся ремеслом или торговлей по большей части нелегально, без приписки к посаду. Доля крестьян в населении городов возросла с 20% в 1737 году до 29% в 1796 году, и этот процесс показывал, что общая тенденция к миграции части крестьян в города все же пробивала себе дорогу.

Согласно теории, перенаселение в Центральных районах должно было бы вызвать падение реальной заработной платы, однако условия крепостничества деформировали рынок рабочей силы и искажали реальную цену на труд. С одной стороны, затрудненность перехода крестьян в города создавала там дефицит рабочей силы даже с учетом распространения отхода, с другой стороны, крестьяне-отходники должны были платить оброк помещикам; этот оброк, естественно, включался в стоимость рабочей силы, и его динамика влияла на динамику заработной платы. Таким образом, при крепостном праве динамика реальной заработной платы не дает адекватного представления об уровне жизни. Кроме того, представительные данные о динамике оплаты труда имеются только для Петербурга. Эти данные указывают, что в середине столетия, действительно, имело место уменьшение реальной платы примерно в полтора раза [120], но в виду отмеченных соображений, а также особенности положения Петербурга как столицы, значительно удаленной от центра страны, трудно судить, в какой степени это было проявлением общих закономерностей.

Попытка восстановления этатистской монархии

Революция 1762 года создала новые отношения в структуре «государство-элита-народ», отношения, которые отводили дворянству первенствующую роль. К концу правления Екатерины II эти отношения упрочилось и стали традиционными, поэтому попытка изменить их должна была неизбежно натолкнуться на ожесточенное сопротивление дворянства. Император Павел стремился вернуть главенствующую роль государству; эта попытка завершилась государственным переворотом и смертью императора, что лишь подтвердило слабость монархии и силу дворянства.

Царствованию Павла I посвящено большое число исторических исследований [121], и мы коснемся в этой работе лишь тех аспектов, которые представляются существенными в контексте демографически-структурной теории. Хотя большинство начинаний Павла I не получило дальнейшего развития, некоторые его реформы привели к определенному перераспределению ресурсов между государством, элитой и народом.

В начале 1797 года император предложил всем дворянам выбрать себе службу, а также велел «наблюдать, чтобы все сословные преимущества соответствовали служебным заслугам, чтобы не было дворян-тунеядцев» [122]. Это была не формальная отмена «вольности дворянства», а скорее форма морального давления - тем не менее, это давление не могло быть приятным привыкшим к «вольности» помещикам. Были уничтожены губернские дворянские собрания и ограничено местное дворянское самоуправление. Таким образом, Павел I пытался более жестко регламентировать положение дворянства, не позволяя ему злоупотреблять «вольностью» и диктовать свои требования государству. Это был шаг к восстановлению неограниченной абсолютной монархии, не зависимой от воли сословий. [123].

Павел I пытался регламентировать отношения между дворянами и крестьянами и в какой-то мере ограничить давление элиты на народ. Император допустил крестьян к присяге, вернул им право жалобы, запретил работу по воскресеньям и ограничил барщину тремя днями в неделю. С точки зрения неомальтузианской теории такого рода указы - попытки проведения социальных реформ, направленных на облегчение положения народа, - характерны для периода Сжатия и являются одним из признаков этой фазы демографического цикла. При жизни Павла I указ о трехдневной барщине воспринимался вполне серьезно и, вероятно, оказал свое влияние на наблюдающееся в этот период временное уменьшение ренты. Однако после гибели императора он перестал исполняться [124].

Финансовые мероприятия Павла I были подчинены задаче восстановления утраченных при Екатерине II доходов казны. Чтобы компенсировать обесценение подушной подати в результате скачка инфляции в конце правления Екатерины II, Павел увеличил подать с 1 руб. до 1 р. 26 коп с души мужского пола. В хлебном исчислении подушная подать в Центральном районе возросла с 0,9 до 1,2 пуда на душу (всего населения), но ее размеры по-прежнему были в три с лишним раза меньше, чем при Елизавете [125].

Пытаясь пополнить доходы, Павел I уделял особое внимание государственным крестьянам. Государственные крестьяне, в отличие от помещичьих, считались «свободными сельскими обывателями» - хотя формально были прикреплены к земле и могли переселяться только с разрешения властей. В 1762 году численность государственных крестьян увеличилась за счет секуляризации владений духовенства. Кроме того, на протяжении XVIII века оброки государственных крестьян были значительно меньше, чем оброки помещичьих крестьян, поэтому их численность росла быстрее. В 1719 году государственные и дворцовые крестьяне составляли 26% всех крестьян, а к концу столетия - 44%. Это был большой государственный сектор экономики, выросший рядом с крепостническим сектором. В Центральном районе по-прежнему преобладали крепостные крестьяне (72%), но по мере удаления от центра их становилось меньше: в Черноземье - 60%, в Поволжье - 47% [126]. После того, как реальные размеры подушной подати резко сократились, главную роль в прямых налогах стал играть оброк с государственных крестьян; в конце правления Екатерины он превосходил подушную подать в полтора раза. Не осмелившись существенно увеличить подушную подать помещичьих крестьян, Павел I увеличил оброк казенных крестьян с 3 до 4-5 рублей с ревизской души, введя дифференциацию по губерниям в зависимости от развития ремесел. После этого повышения крестьяне платили в Центральном районе в пересчете на хлеб примерно 4,2 пуда с души, а в черноземном районе 6,7 пуда - столько же, сколько в 1780-х годах, до последнего всплеска инфляции. В целом государственные крестьяне Центрального и Черноземного районов платили казне 5 рублей оброка и 1 р. 26 коп. подушной подати с ревизской души, а помещичьи крестьяне только 1 р. 26 коп., то есть в пять раз меньше [127].

В целом, усилия Павла I по восстановлению сильного государства не прошли бесследно. Если в последние годы правления Екатерины доходы государства в пересчете на хлеб составляли 2,6 пуда хлеба на душу населения, то при Павле они поднялись до 5 пудов - таким образом, правительству удалось увеличить доходы казны и вернуться к уровню налогообложения доекатерининских времен. Кроме того, император радикально пересмотрел структуру расходов государственного бюджета. Расходы на двор, составлявшие в 1795 году 10,6 млн. рублей, уменьшились в 1797 году до 1,2 млн. руб. Павел пытался уменьшить и расходы на администрацию, которые составляли 28,2 млн. руб. и превосходили расходы на армию. Дворян обложили налогом на содержание местной администрации; этот налог давал не так много, но его введение означало нарушение исконной привилегии дворянства, которое никогда не платило налогов. Была налажена дисциплина среди чиновников и введены регулярные ревизии, уделявшие особое внимание жалобам на взяточничество и лихоимство. Сокращая расходы на двор и чиновничество, император увеличивал расходы на армию и флот, в 1796-1801 годах они возросли с 27,7 млн. до 41,7 млн. рублей [128].

Это восстановление военных и финансовых сил государства имело большое значение в преддверии войн с Наполеоном. «Император Павел, - доносил прусский агент в 1801 году, - создал в некотором роде дисциплину, регулярную организацию, военное обучение русской армии, которой пренебрегала Екатерина II» [129]. Английский историк Мак Грю полагает, что Павлу I удалось восстановить порядок в государственном аппарате и боеспособность армии [130].

Однако, как пишет Ю.А. Сорокин, «жесткое требование беспорочной службы со стороны императора вызвало невиданное озлобление петербургского дворянства против личности Павла» [131]. Император был убит заговорщиками, и попытка восстановления этатистской монархии закончилась неудачей.

Выводы

В какой мере концепция демографического циклизма может объяснить развитие России в XVII-XVIII веках?

С точки зрения неомальтузианской теории социально-экономическое развитие России в XVII веке определялось, главным образом, последствиями кризиса и демографической катастрофы времен Смуты. В соответствии с этой теорией в XVII веке мы наблюдаем характерные признаки периода восстановления: наличие большого количества свободных земель, низкий уровень земельной ренты и налогов, относительно высокий уровень потребления основной массы населения, рост населения, рост посевных площадей, строительство новых (или восстановление разрушенных ранее) поселений, низкие цены на хлеб, дороговизна рабочей силы, незначительное развитие ростовщичества, ограниченное развитие городов и ремесел.

Специфической особенностью этого периода, казалось бы, противоречащей общей теории, было значительное развитие аренды. Это объясняется тем, что аренда была способом ухода от государственного налогообложения; что же касается размеров арендной платы, то она была низкой (что согласуется с теорией).

В плане динамики экологической ниши наиболее важным обстоятельством была вновь начавшаяся после строительства Белгородской черты колонизация черноземных областей. Сочетание процесса восстановления в центральных областях с быстрой колонизацией Юга обусловило очень быстрый рост населения. При этом экологическая ниша и посевные площади, по-видимому, расширялись даже более быстро, чем росло население, следствием чего было падение хлебных цен в конце столетия и сохранение относительно высокого уровня жизни на протяжении всего периода (за исключением северных областей).

Р. Крами отметил, что такое поведение цен не соответствует обычным представлениям демографически-структурной теории, которая (по Дж. Голдстоуну) рассматривает лишь случай, когда ресурсы пахотных земель не расширяются [132]. В России, как подчеркивает Р. Крами, посевные площади расширялись за счет освоения плодородного пограничья - следовательно, на наш взгляд, такое поведение цен вполне объяснимо.

Обращаясь к демографически-структурному анализу, можно констатировать, что экосоциальный кризис времен Смуты не снял диспропорции между численностью крестьян и численностью дворянства. Этот дисбаланс усугублялся уменьшением ренты, поэтому дворянство требовало предоставить ему возможность повысить ренту путем более эффективного прикрепления крестьян к земле. В конечном счете, усиливающееся давление дворянства заставило правительство утвердить крепостническое Уложение 1649 года. Помимо демографического фактора, в направлении закрепощения действовал также фактор диффузии - тенденция к перениманию польско-литовских порядков, обусловленная военным превосходством Польши.

С теоретической точки зрения закрепощение представляло собой трансформацию структуры - качественное изменение отношений между ее элементами, в данном случае, между элитой и народом.

Утверждение крепостного права и расстройство хлебного рынка в 1660-1670-х годах обусловили отмечаемое в этот период увеличение барщины. Это наступление дворян, как и в начале XVII века, натолкнулась на сопротивление крестьянства. Однако, с точки зрения теории, условия крестьянских восстаний в начале XVII века и 1670-1671 годах были различны: в 1670-х годах не было той фрагментации элиты, которая расколола дворянство в начале XVII века, и отсутствовал династического кризис. В итоге крестьянско-казацкое восстание не переросло в Смуту и было быстро подавлено. Однако, так же как и Смута, это восстание на время остановило наступление дворянства и (вместе с экономическими факторами) привело к уменьшению ренты до прежних размеров. Тем не менее, к концу столетия положение дворянства улучшилось в результате быстрого роста крестьянского населения при относительно медленном росте численности помещиков.

Состояние государства в период после Смуты характеризуется слабостью финансового аппарата, уменьшением налогов и распадом военной организации. При Филарете предпринимается попытка укрепления налоговой системы и перераспределения ресурсов в пользу государства - но эта попытка не привела к существенным результатам. Важным фактором, обусловившим тенденцию к укреплению государства, как и в XVI веке, был военно-технический фактор. Военное давление соседей побуждало к перениманию западной военной технологии. Создание «полков иноземного строя» в середине XVII века стало отправным моментом новой «военной революции», результатом которой, в соответствии с теорией, был рост налогов, усиление бюрократического аппарата и наступление самодержавия. Здесь мы вновь видим картину взаимодействия факторов, без учета которого невозможно объяснить исторические события.

Как и во времена Ивана Грозного, новая «военная революция» требовала проведения финансовых реформ и перераспределения ресурсов для финансирования новой армии. Однако правительство Алексея Михайловича не осмелилось повышать налоги на помещичьих крестьян, поэтому необходимые средства были получены путем введения медных денег, что вызвало стремительную инфляцию и восстание 1662 года. Другим способом финансирования армии стало повышение налогов на черносошных крестьян Севера и Вятки. Между тем, Север был регионом, который менее других пострадал во время Смуты, здесь сохранялось высокое демографическое давление, а в середине столетия отмечались явные признаки Сжатия: крестьянское малоземелье, распространение аренды по очень высоким ставкам, отсутствие свободных земель, частые голодные годы и уменьшение населения в отдельных уездах. Налоговое давление государства в условиях Сжатия - так же, как во времена Ивана Грозного, - привело к катастрофическому голоду, бегству жителей и резкому уменьшению численности населения Поморья.

Нужно отметить, однако, что в отличие от катастрофы XVI века новая катастрофа имела локальный характер. В демографическом контексте, кардинальным отличием ситуации после Смуты и ситуации XVI века было то обстоятельство, что первая военная революция проходила в период Сжатия, а вторая - в период роста экономики, когда свободных земель было достаточно. Кроме того, правительство не решилось на масштабное повышение налогов и проводило реформы более постепенно, поэтому в центральных и южных районах сохранялся относительно высокий уровень жизни. Однако продолжение военных реформ делало увеличение налогов неизбежным - и они были радикально увеличены Петром I.

Еще одним следствием военной революции было переформирование дворянского сословия. Как отмечалось выше, «военная революция» XVI века сопровождалась поместной реформой и введением более тяжелых норм службы «детей боярских». «Военная революция» XVII века заставила дворян нести службу в рейтарских полках и привела к значительному сокращению численности дворянского сословия. С другой стороны, сокращение численности сословия привело к улучшению материального обеспечения дворян, к увеличению среднего размера поместий и вотчин. В целом, военные реформы представляли собой новую трансформацию структуры (вторую в XVII веке) - но эта трансформация затянулась и завершилась лишь в следующем столетии реформами Петра Великого.

В конце столетия в процесс военных реформ вмешиваются случайные факторы, связанные с внутренней динамикой государства. Ослабление центральной власти ввиду малолетства (или недееспособности) наследников царя Федора привело к «контрреформам» - к уменьшению численности полков «иноземного строя» и частичному возврату к прежней военной системе. Эти процессы сопровождались временным отступлением абсолютизма и новым усилением влияния элиты на правительство.

Большая роль случайных и внешних факторов в социально-экономических процессах XVII века оттеняется сравнительно менее интенсивным влиянием демографического фактора. Это обстоятельство, очевидно, связано со спецификой роли этого фактора в период восстановления. Роль демографического фактора особо значима в периоды Сжатия и перенаселения, когда малоземелье и повторяющиеся голодовки предписывают людям и властям определенную линию поведения. В период восстановления изобилие ресурсов и относительно высокий уровень жизни обуславливают большую свободу поведенческого выбора. В этот период демографический фактор почти не ставит ограничений вмешательству других факторов, в том числе и случайных. В это время действие демографического фактора, не «запрещающее», а «разрешающее»; например он «разрешает» крепостное право и рабство, которое в условиях перенаселения и избытка дешевой рабочей силы становится неэффективным и исчезает.

В контексте демографически-структурной теории в начале XVIII века на первый план выходит динамика государства - процесс создания Российской империи. Основными факторами, стимулировавшими этот процесс, были технический и диффузионный; новый этап военной революции, слившись с диффузионным влиянием и усиленный случайными обстоятельствами воспитания Петра I, породил процесс модернизации России по западному образцу. Создание империи, прежде всего, означало решительную трансформацию структуры: появление нового структурного элемента, постоянной регулярной армии, отягчение служебных повинностей дворянства, создание нового чиновничества и переформирование элиты, перераспределение ресурсов в пользу государства, значительное увеличение налогов на крестьян. Мобилизация ресурсов позволила создать мощную армию, которая утвердила господство России в Восточной Европе. С точки зрения демографической теории наибольшее значение имел не выход России к Балтийскому морю, а прекращение татарских набегов, и в дальнейшем - завоевание Крыма. Это сделало возможным освоение обширных областей Южного Черноземья, что означало новое значительное расширение экологической ниши русского этноса; эта колонизация Черноземья была основным содержанием экономической истории России XVIII-XIX веков.

В то же время увеличение налогов сузило экологическую нишу центральных районов и ускорило назревавшие здесь процессы Сжатия. Модернизационный экстремизм Петра Великого выразился в чрезмерной мобилизации средств на строительство Петербурга и, в конце концов, привел к истощению сил народа и голоду 1723-1726 годов. Кризис не означал демографической катастрофы, но он вызвал изменение государственной динамики, некоторое сокращение налогов и военных расходов, а также временный отказ от дорогостоящих строительных проектов.

В правление Анны Иоанновны положение стабилизировалось, но уровень налогов оставался высоким, и Сжатие в центральных районах продолжалось. Анализ в рамках неомальтузианской теории обнаруживает в этот период такие характерные признаки Сжатия, как низкий уровень потребления основной массы населения, приостановка роста населения, частые сообщения о голоде и стихийных бедствиях, крестьянское малоземелье, развитие ремесел и торговли. Наблюдается отток населения на Юг, однако города растут по-прежнему медленно, что объясняется трудностью переселения из деревни в условиях крепостного права.

Анализ структурной динамики показывает, что усиление давление государства на элиту при Петре I вызвало противодействие, которое в 1730-х годах стало более активным. Внутренняя динамика элиты, увеличение ее численности и уменьшение размеров поместий, в соответствии с демографически-структурной теорией, подталкивала дворянство к более активной борьбе. На динамику элиты оказывал важное влияние и диффузионный фактор: вестернизация постепенно пробуждала в дворянстве стремление к роскоши, что требовало увеличения его доходов. Наиболее важным аспектом борьбы между государством и дворянством был вопрос о распределении ресурсов; в условиях, когда совокупные поборы с крестьян центральных областей уже не могли быть увеличены, этот вопрос в значительной степени сводился к проблеме соотношения размеров ренты и налогов.

Рис. 3.8. Численность населения в Черноземном районе и на территории всей первой ревизии в сопоставлении с данными о росте рекрутов (по годам рождения) [133].

По совокупности признаков социально-экономическая ситуация в 1720-1740-х годах может быть охарактеризована как ситуация накануне брейкдауна, однако кризис был преодолен за счет расширения экологической ниши, достигнутого в результате колонизации Черноземья. В то же время эта колонизация была невозможна без мобилизации ресурсов и создания новой армии - таким образом, в конечном счете, именно этатистская военная мобилизация позволила избежать катастрофы, которая теоретически была вполне возможна. В политической сфере борьба за ресурсы между элитой и государством завершилась поражением государства. После гвардейского переворота 1741 года положение стало постепенно меняться в пользу дворянства, которое вскоре развернуло энергичное наступление на монархию. Решающими событиями в этом процессе были «освобождение дворянства» и переворот 1762 года, приведший к власти Екатерину II. В ходе этой «дворянской революции» и в последующие десятилетия происходит новая трансформация структуры, включающая освобождение дворянства от служебных обязанностей перед государством и превращение его в сословие независимых собственников, отягчение крепостного права, приблизившее положение крепостных к положению рабов, масштабное перераспределение ресурсов в пользу дворянства, выразившееся в резком сокращении реального размера налогов и росте ренты. Дворянство получает в свои руки власть на местах и в значительной мере определяет политику правительства. Это означает превращение этатистской монархии в служащую интересам элиты дворянскую монархию. Дворянство оказывало давление одновременно на государство и крестьянство. Сокращение государственных доходов привело к ослаблению государства и армии. С другой стороны, рост ренты привел к искусственному сужению экологической ниши и голоду 1787 года.

Как отмечалось выше, современные исследователи при отсутствии данных о динамике потребления часто используют биометрическую информацию, в частности, данные о росте рекрутов. В этой связи чрезвычайно большую ценность имеет информация, собранная и проанализированная Б.Н. Мироновым [134]. Построенная по данным Б.Н. Миронова кривая роста рекрутов на рис. 3.8 до некоторой степени заменяет кривую потребления в обычной логической схеме. При рассмотрении этих данных необходимо, однако, учитывать, что рост рекрутов, родившихся, скажем, в 1740-х годах отражает не только уровень жизни в эти годы, но и положение в период до призыва рекрута, то есть также и в 1750-е годы. Таким образом, при сохранении общей понижательной тенденции динамика изменений в действительности была менее конкретной, чем это может показаться из рис. 3.8. Тем не менее, из имеющихся данных можно сделать вывод, что в 1710-1720-х годах имело место резкое падение уровня жизни населения, но в 1740-х годах положение улучшилось, очевидно, за счет колонизации Черноземья. Затем уровень жизни снова падает, и особенно сильное падение приходится на время кризиса 1780-х годов. В целом эта картина соответствует демографической теории: рост населения сопровождается падением потребления, однако необходимо учитывать также структурную динамику, в частности, увеличение давления государства и элиты на крестьянство, что ускоряло темп падения уровня жизни и приводило к временным кризисам, таким, как кризисы 1724-1726 и 1787-1788 годов. Эти кризисы отчетливо видны на графике динамики естественного прироста (рис. 3.3).

Необходимо также учитывать динамику колонизационного процесса; в колонизируемых областях уровень жизни был выше, чем в Центре, и население там росло быстрее. Кроме того, с 1740-х годов стал более интенсивным подвоз продовольствия с Юга в центральные области, что сделало возможным организацию обмена ремесленных изделий Центра на хлеб, и улучшило продовольственное положение. Население центральных областей вновь стало расти - хотя этот рост был медленным.

После 1760-х годов положение стало постепенно ухудшаться и временно ослабевшее Сжатие вновь усилилось, причем причиной этого усиления был не только рост населения, но и увеличение ренты. Кризис 1787-1788 годов был переломным моментом, заставившим как правительство, так и дворян осознать тяжесть положения крестьянства. Дворянство было вынуждено на время смириться с невозможностью увеличения ренты, и более того, в результате инфляции она стала уменьшаться. Со своей стороны, правительство впервые обратилось к мерам, которые в период Сжатия проводят многие государства, и Павел I огранил размеры крестьянской барщины. При Павле I монархия на время вышла из подчинения дворянства, вновь попыталась регулировать отношения между сословиями и перераспределять в свою пользу экономические ресурсы. Это позволило увеличить военные расходы и усилить армию, но, в конечном счете, конфликт с дворянством привел к государственному перевороту и гибели Павла I.

В целом, анализ в рамках неомальтузианской концепции показывает, что XVII и XVIII века были периодом восстановления и колонизации. В 1730-х годах в Центральном районе появились первые признаки Сжатия, но колонизация Черноземья и организация торгового обмена между Черноземьем и Центром позволили замедлить процесс нарастания перенаселения. Тем не менее, биометрическая кривая показывает, что, в соответствии с теорией, с ростом населения потребление постепенно падало. На эту общую картину накладывалась структурно-демографическая динамика, состоявшая из ряда трансформаций структуры, каждая из которых вызывала отток ресурсов от народа и демографический кризис. Первая трансформация, закрепощение крестьян, как мы отмечали, находит объяснение в рамках демографически-структурной теории. Вторая трансформация, создание полков «иноземного строя» при Алексее Михайловиче, и третья трансформация, реформы Петра Великого, были вызваны действием технического и отчасти диффузионного фактора. Четвертая трансформация, «дворянская революция» 1760-х годов была вызвана совокупным действием демографического и диффузионного факторов. Вторая и третья трансформации (которые, впрочем, можно объединить в одну) показывают, что трансформация структуры, объекта, изучаемого демографически-структурной теорией, может быть результатом действия внешних по отношении к этой теории, не демографических, факторов. Таким образом, демографически-структурная теория может дать адекватное описание исторического процесса лишь в синтезе с другими объяснительными теориями, в данном случае, с теорией «военной революции».