Между выгодой и этикой: социальная ответственность корпораций глазами антропологов
Обзор актуальных проблем антропологии корпораций, одной из относительно новых субдисциплин в рамках социальной антропологии. Исследование и концептуализация корпоративной социальной ответственности как практики и одной из форм социального процесса.
| Рубрика | Экономика и экономическая теория |
| Вид | статья |
| Язык | русский |
| Дата добавления | 18.11.2022 |
| Размер файла | 68,7 K |
Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
Вполне в контексте свойственных неолиберализму концептов «свободное самоопределение» и «ответственность» BoP-практики рекрутируют локальных предпринимателей из числа целевых сообществ, которые становятся эмиссарами корпоративной экономики на местах, способствуя как реализации коммерческого проекта корпорации, так и местному социально-экономическому развитию. Поскольку роль предпринимателя в данном случае едва ли не системообразующая, весьма распространены также усилия корпораций по их подготовке внутри местных сообществ. Примером является описанный Кэтрин Долан и Диной Рэйджек случай одного из социально ориентированных проектов - «Catalyst» - по предоставлению возможностей развивать собственный бизнес для безработной молодежи в Найроби (Dolan, Rajak 2016). Показательной является риторика внутри проекта, согласно которой его важнейшая миссия состоит не в том, чтобы просто превращать безработных в предпринимателей и тем самым помогать им преодолеть бедность. Речь идет о распространении культуры предпринимательства на самых нижних уровнях социального благополучия с тем, чтобы на ее основе там возникли условия для естественного повышения уровня жизни и редукции бедности. По выражению Джулии Эльячар (Elyachar 2002: 500), это модель «благополучного роста», открывающая для малообеспеченных групп населения возможности помочь самим себе в то время, когда они помогают экономике своих стран/регионов.
Отмеченные выше формы этичной экономики в достаточной мере описаны антропологами в попытках исследовать медиативную роль корпораций в пространстве взаимоотношений бизнеса и общества, возникающие в этом направлении лучшие практики и противоречия. В настоящее время данный круг вопросов по-прежнему находится в поле зрения и составляет повестку антропологии корпораций. Независимо от отраслевой принадлежности описываемых кейсов - от ресурсного экстрактивизма в Индонезии, Папуа - Новой Гвинее или экваториальной Африке (Rajak 2011a; Kirch, 2006, 2010, 2014b; Welker 2014) до пищевой, табачной, фармацевтической промышленности и индустрии красоты (Foster 2008; De Neve 2009; Dolan 2011; Benson 2012) - вновь и вновь корпорации отрабатывают различные способы придать своей деятельности больше общественно разделяемой этики и на этой основе ответить тем разнообразным типам угроз и конфликтов, которые спровоцированы корпорациями, включая экологические кризисы, ресурсные конфликты и социальные напряжения в регионах присутствия, ожидания занятости и других благ со стороны местных сообществ и многое другое. Во всех этих непростых ситуациях CSR- практики проявляют чудеса гибкости, адаптивности и служат решением всего комплекса перечисленных проблем. В этой связи существенно интересны вопросы об источниках этой феноменальной гибкости и механизмах непрерывной изменчивости корпоративных политик и конкретных практик социальной ответственности - от элементарных форм простой благотворительности до причинного маркетинга и BoP- предпринимательства.
Этнография социальной ответственности корпораций: новые исследовательские направления
корпоративный социальный ответственность
Поскольку антропологи относительно давно присоединились к исследованиям новых форм так называемой этичной экономики, разумеется, они перенесли в эту область классические антропологические подходы и эвристики и применяют их в попытке описания того, как CSR-политики перестраивают социальные связи/отношения между корпорациями и их потребителями, местными сообществами (сообществами под воздействием) и иными стейкхолдерами. В то же время в дискурсе корпорации (в том числе внутреннем корпоративном) укоренились антропологические концепты, утверждающие необходимость «гуманизации корпоративной машины». Привычными стали описания CSR-политик, отдельных практик и инструментов социальной ответственности в терминах корпоративной (и не только) культуры, персональной идентичности и даже отношений родства, а также в контексте таких привычных антропологам понятий, как социальный контракт и реципрокный (даро)обмен (Dolan, Rajak 2016: 11). Антропологи, разумеется, проявляют устойчивый интерес к данным притязаниям корпораций на обретение «человеческого лица» и в особенности к вопросу о том, как попытки соответствовать перечисленным концептам на практике приводят к трансформации отношений внутри корпораций.
Выдающейся является претензия на реципрокность как одну из базовых ценностей в контексте развития партнерств и многосторонних отношений корпораций с их разнообразными стейкхолдерами. Реципрокность в ее изначальном антропологическом смысле, являясь инструментом связывания в рамках единой сети обмена / социального взаимодействия различных акторов, прекрасно адаптируется под задачи построения таких сетей вокруг корпораций, тем самым трансформируя возможные напряжения в согласованные цели и планы совместных действий. Состав возникающих таким образом реципрокных сетей исключительно разнообразен и представителен: корпорации, неправительственные и некоммерческие организации, местные общественные объединения, представители сообществ и власти (Rajak 2011b).
Этнографические наблюдения в данной области, опираясь на довольно давнюю традицию антропологии устойчивого развития и его различных практик, способны выявлять то, что в действительности скрывается за внешними установками корпораций на реципрокную взаимность и консенсус (Sharp 2006; Garsten, Jacobsson 2007; Benson, Kirch 2010), а также видеть и понимать конфликты интересов, замаскированные риторикой устойчивого развития как ценности и связанной с этим этики (Gardner 2012). Часть крайне любопытных исследований сфокусирована на взаимодействиях корпораций, местных сообществ и других акторов, которые формируют условия для практик патернализма/патронажа, зависимости/контроля, достижения и реализации соглашений, усиления роли локальных элит, трансформации линий солидарности/протеста в группах местного населения и целевых аудиториях (Jones 2007; Welker 2009; Rajak 2011a).
Корпоративный дар - еще одна распространенная и продолжающая набирать популярность тема внутри исследовательской повестки антропологии социальной ответственности корпораций. Распространенной является интерпретация CSR-практик как свидетельства и основного механизма повсеместного отхода корпораций от старых форм филантропии как практики безвозмездных/безвозвратных пожертвований на социальное развитие и постепенного дрейфа в сторону интеграции CSR-повестки в самый центр бизнес-модели. Содержательная логика такого перехода строится на осознании разрывов между противоположными по сути императивами - корпоративный дар и экономический интерес; поддержке человеческого развития, гуманизации «корпоративной машины» и рыночной основой деятельности корпорации, построенной в соответствии с модернистской телеологией.
Дина Рейджек дает иллюстративное в этом отношении описание кейса одной из транснациональных корпораций - Anglo American - которая стремится дистанцировать свою политику социальной ответственности от наследия старой парадигмы щедрой благотворительности, дискутируя новую корпоративную этику в терминах «социальных инвестиций», поддержки «местного и самообеспеченного развития» (Rajak 2009, 2010, 2011a, 2014). Показательно, однако, что «призрак моссианского дара», несмотря на все попытки нововведений и переосмысления императивов социальной ответственности, все же продолжает влиять на CSR-политику корпорации, поддерживая ее авторитет и влияние на местные сообщества через давние паттерны зависимости от дара и возникающих на этой основе форм корпоративного патронажа.
Аналогичен описанный Кэтрин Долан пример из практики справедливой торговли в Кении, где норма так называемого «равного обмена» - предписывающая существенно завышенные цены на сырье и продукцию ремесленного производства, закупаемые у локальных поставщиков/производителей - по существу, свела на нет рыночную логику обмена, превратив его большей частью в дар на основании социального, а не экономического контракта, что также довольно близко к мосси- анской концепции дарообмена (Dolan 2009).
Самобытный и крайне любопытный кейс, также связанный с локальной интерпретацией и практическим воплощением концепта корпоративного дара, приводит Кэти Гарднер (Gardner 2012), исследовавшая практики социальной ответственности, реализуемые в Бангладеш международной компанией Шеврон - гигантом мирового рынка энергоносителей. По глубоким наблюдениям, оказалось, что предложенная местным сообществам практика корпоративного дара противоречит характерным для исламской этики представлениям о щедрости, благотворительности, даре и его символическом социальном значении.
Хосе Марии Муньос и Филиппу Бернему принадлежит подробное описание попыток корпорации Эксон Мобил разработать и применять во всех регионах присутствия так называемые «стандарты этичного ведения бизнеса», предполагающие среди прочего щедрую поддержку малого и среднего предпринимательства на местах на условиях безвозвратных субсидий, по форме своей крайне близких к добровольному пожертвованию/дару (Dolan and Rajak 2016: 152-178).
И так далее... В анализируемом массиве антропологических кейс- стади социальной ответственности корпораций содержится множество подобных иллюстраций разнообразных практик, так или иначе близких по содержанию и/или форме к дару/дарообмену в классическом его моссианском понимании. Характерно, что в каждом из упомянутых текстов заметно, как корпоративный дар порождает набор постоянно воспроизводимых смысловых конфликтов между имеющимися внутри него установками на: инклюзию/эксклюзию (Х.М. Муньос и Ф. Бернем); связанность/разобщение (К. Гарднер); развитие отношений с местными сообществами по линиям патрон/клиент (Д. Рейджек); близость/отчуждение (К. Долан).
Характерное понимание концепта корпоративного дара, возможности и порядок его имплементации на практике зафиксированы в корпоративной документации по социальной ответственности, включая стандарты, политики компаний в области этики бизнеса, протоколы аудитов и т.д., задающих рамки нарождающейся этичной экономики. Антропологами соответствующий массив документальных источников в целом неплохо осмыслен. Ряд антропологических текстов демонстрирует, в частности, как CSR-технологии (запечатленные в стандартах, протоколах и руководствах по лучшим практикам) стремятся сформировать некую метакультуную этику, в достаточной мере универсальную для интеграции различных (и иногда разрозненных) акторов на единой морально-ценностной основе, заданной на уровне корпоративной политики и культуры (Blowfield, Dolan 2008; Goodman, Goodman, Redclift 2010: 11; Welker 2014).
Среди множества других определений корпоративной социальной ответственности, бытующих в антропологической литературе, выделяются своей оригинальностью / смысловой глубиной / метафоричностью следующие ее интерпретации в контекстах: (нео)поланьианской по- литэкономии11 - как «странствующей» в постнеолиберальном мире относительно новой рационализации общественно-рыночных связей/ ценностей смыслов (Craig, Porter 2006: 120); в духе антропологии труда/корпоративного менеджмента - как инструмента трансформации сложной, многогранной социальной реальности заводского цеха (Dunn 2005; De Neve 2009), шахты (Rajak 2011а) или сельскохозяйственного производства (Blowfield and Dolan 2008) в стандартные, управленчески организованные формы; в русле теории конфликтов - как процесс решения (или снижения остроты) узловых социальных проблем (Power 1997), их выключения из актуального дискурса и повестки многосторонних/многоуровневых отношений внутри (корпоративных) сетей (Miller 1998).
В некоторых случаях исследователи фиксируют исключения из мейнстрима социальной ответственности корпораций некие особенные нестандартные практики, которые влекут трансформации самих концептуальных смыслов партнерства и реципрокного обмена, того, как они понимаются внутри корпорации и в контексте ее отношений со стейкхолдерами. Аманда Берлен и Кэтрин Долан (Berlan, Dolan 2014), описывая небезынтересный кейс производства Кока-Колы в Гане, показывают, каким образом корпоративные стандарты социальной ответственности меняют (вплоть до инверсии) этику и «градус» отношений по линиям производитель - потребитель, рабочие - руководство предприятий, во всех случаях применяя особенно тонко настроенные технологии медиации прямого (лицом к лицу) постоянного диалога.
Дина Рейджек на основе проведенного ею анализа практик социальной ответственности в ресурсном секторе мировой экономики и в частности в области инициатив крупнейших добывающих корпораций по борьбе с рисками распространения ВИЧ-инфекции приходит к важному выводу о том, что CSR-практики в данном случае выступают как механизмы эксклюзии, поскольку ограничивают распространение корпоративной этики, программ и мер поддержки всегда конкретным кругом лиц (групп людей), территорий/регионов присутствия, направлений деятельности / отдельных решаемых проблем, четко отделяя их от возможного множества социальных проблем, уязвимых групп или нуждающихся в поддержке территорий (Rajak 2010: 567). Хотя именно благодаря такого рода избирательности практик социальной ответственности достигается адресность корпоративных политик и, собственно, их целевое соответствие, все же эффект масштабного и всеобъемлющего перехода к «моральной экономике», несомненно, теряется на фоне четко выстроенной стратегии достижения вполне конкретных социально значимых результатов.
Заметны в массиве антропологических исследований также описания аудитов (Strathem 2000) в области социальной ответственности корпораций. Здесь внимания исследователей удостоились сюжеты, связанные с процессами сбора и анализа данных (Dunn 2005; Freidberg 2007; Gilberthorpe 2013), наблюдений, контрольных измерений с целью оценки результативности политик социальной ответственности, и другие аналогичные процедуры, претендующие на статус глобально распространяемых «хороших практик», способных транслировать в общество социально-ответственный имидж корпораций, стремящихся не только к коммерческой прибыльности, но также к эффективному социальному/гуманитарному импакту. Однако нередко обобщения исследователей в этой части отмечают иллюзорность эффектов, фиксируемых официальной отчетностью корпораций, и даже в целом практику использования социальной ответственности как способа маскировки реально существующих проблем и «неподобающих» действий (Freidberg 2007; De Neve et al. 2008; Dolan 2010).
Интересны также наблюдения антропологов по существу агентности корпораций как индивидуальных субъектов социальных процессов и локальных взаимодействий (включая контексты публичной коммуникации или судебных разбирательств), которая является «плавающей» и изменчивой в зависимости от тактических целей корпорации внутри конкретных дискурсов / конфликтных ситуаций (Mauss 1990; Strathern 1999; Kirch and Benson 2014). Показательным в этом смысле является кейс-стади Сюзанны Сойер (Sawyer 2006), анализирующее стратегию защиты компании «Шеврон Тексако» по факту судебных исков к ней из-за негативных социальных и экологических эффектов ее деятельности в Эквадоре. С одной стороны, принятие большой корпорацией персональной агентности упростило ее коммуникацию с истцами из числа местных сообществ, подчеркнуло «личную» ответственность за нанесенный конкретным людям (группам людей) ущерб и в целом способствовало развитию диалога «на равных». С другой же стороны, представительство компании в Эквадоре настолько осознает себя локальным актором, что, по утверждению команды адвокатов Шеврон Тексако, за него в целом и действия его персонала в частности не может нести ответственность руководство всей корпорации, штаб-квартира которой находится в США. Вероятно, в данном случае речь идет не просто о смысловой инверсии или терминологической манипуляции в интересах процесса. Важнее тот факт, что внутри корпорации вполне осознана ее глубокая погруженность в локальные социальные процессы и дискурсы, равно как и наличие у нее единой персонализированной агентности, а стало быть, персональной ответственности/прав/обязанностей.
Элане Шевер (Shever 2010) принадлежит описание другого похожего кейса развития социальной агентности одной из крупнейших в мире корпораций - компании «Шелл» - активно поддерживающей свой имидж «хорошего гражданина» в рамках реализуемой в Аргентине программы социальной ответственности «Создавая узы». Из названия видно, что цель программы состоит в максимальном укоренении корпорации как полноправного субъекта локального процесса, усилении ее связей с местными сообществами. В итоге ожидается, вероятно, достижение не просто максимального уровня публичного доверия, а, собственно, осознания локальности компании, ее легитимации в групповом сознании местных сообществ.
В массиве антропологических исследований корпоративной агентности присутствуют не только нарративы в жанре кейс-стади. Имеются также попытки теоретической рефлексии, одна из которых предпринята Робертом Дж. Фостером (Dolan, Rajak 2016: 243-249), поместившим проблему социальной агентности корпораций в контекст давней дискуссии о меланезийском концепте «большого человека» - ключевого субъекта социальных связей в рамках индигенного сообщества, выступающего центром регуляции (даро)обмена, имущественных, долговых отношений и моральной ответственности, - и пришедшим к выводу о том, что в основе этих отношений всегда находятся вопросы власти. Интересно, что многочисленные описанные в литературе кейсы, в целом подтверждая данный тезис, свидетельствуют о функциональном замещении корпорациями традиционных потестарных институтов аборигенных обществ, т.е. обретении ими статуса того самого «большого человека», по сути являющегося системообразующим регулятивным центром и одновременно центром ответственности. Всегда ли корпорации осознают это и отдают себе отчет о последствиях дальнейших их решений в отношении местных сообществ? Понимают ли они необходимость собственной трансформации в связи с данными нехарактерными и непривычными для них ролями? Эти и еще множество вопросов предопределяют дальнейшее развитие указанного исследовательского направления внутри антропологии корпоративной социальной ответственности.
Актуальными являются и попытки антропологов описать идеи и практики корпоративной социальной ответственности в концептуальном контексте отношений родства. Уже упомянутая выше Элана Шевер, исследуя корпоративные практики в нефтяной отрасли Аргентины, приводит яркие примеры влияния родственных связей на процессы приватизации активов, их распределения внутри национальных элит и роли в этом процессе транснациональных корпораций (Shever 2008). Аналогичным образом Эмма Джилберсорп в своем кейс-стади на материале нефтедобывающей промышленности в Папуа - Новой Гвинее показывает, как технологии корпоративной социальной ответственности адаптируются к локальной культуре родственных связей, поддерживающей целостность индигенных сообществ, превращая их в ресурс для достижения целей социальной ответственности корпораций.
И, наконец, быстрорастущей в предшествующем десятилетии (2010-е гг.) по количеству публикуемых работ антропологов являлась тематика, связанная с критикой и сопротивлением со стороны местных сообществ и социально уязвимых групп работников корпораций для существующих форм корпоративного управления и контроля, равно как и основной деятельности корпораций (например, в ресурсном секторе экономики), потенциально опасной, несущей в себе различного рода риски и угрозы. По наблюдениям антропологов, общественной критике нередко подвергаются не всегда очевидные с точки зрения социального импакта практики «принудительной благотворительности», маскирующей реальные проблемы социального развития на территориях присутствия корпораций; корпоративная этика в части сводов внутренних кодексов и внешних процедур, иногда входящих в противоречия с локальными культурами социальных коммуникаций; различные проявления корпоративного насилия, в том числе скрытого за риторикой угроз безопасности и необходимости соответствующих мер. Во всех этих сюжетах эмпирически чувствуется необоснованность притязаний CSR-практик на достижение взаимовыгодности, согласованности и консенсуса по ключевым вопросам внутри сети бенефициаров, часть которых фактически ставит под сомнение эти декларируемые корпорациями ценности. На деле вместо них результатом реализации корпоративных политик социальной ответственности нередко становятся усиление власти корпораций и неравенства диспропорции/линии дискриминации в доступе к распределяемым ими благам (см. об этом подробнее: Blowfield, Dolan 2008; Ruwanpura 2013, 2014; De Neve 2014; Dolan and Rajak 2016).
Антропология социальной ответственности корпораций: ключевые фокусы и перспективы
Обобщая представленный в настоящей работе обзор исследовательской повестки антропологии корпоративной социальной ответственности, приходится констатировать, что в растущем массиве литературы в данном направлении заметно преобладание фокуса на социальном им- пакте корпораций в территориях присутствия, их воздействии на местные сообщества и экономическое развитие через реализуемые специфические политики и отельные практики. Вместе с тем работ, анализирующих эволюцию самих корпораций в связи с так называемым этическим поворотом корпоративного капитализма и, собственно, вообще дискутирующих по поводу самой его реальности/возможности, значительно меньше. За исключением всего нескольких случаев (Garsten and Jacobsson 2007; Welker 2009; Benson and Kirch 2010; Rajak 2011a), корпорации скорее выступают лишь фоном, нежели непосредственным объектом для антропологических исследований, в фокусе которых находятся трансформации в социуме, его культуре, производительной сфере и повседневности, вызванные корпоративными практиками социальной ответственности. Трансформации внутри самих корпораций явно находятся на периферии исследовательских интересов антропологов. По всей вероятности, эта лакуна будет восполнена в перспективе дальнейшей взвешенной аналитики по существу возможных моделей развития корпораций и их социальных политик в условиях цифровой, к примеру, экономики.
Второе, на что стоит обратить внимание, - это склонность авторов воспринимать и описывать корпорации синонимично по отношению к глобальному капиталу как части мировой капиталистической системы, подчиненные логике ее внутренней структуры и соответствующим «стандартным» паттернам действия. Какой-либо самостоятельной агентности корпораций исследователи обычно не подчеркивают. Соответственно, политики корпоративной социальной ответственности также воспринимаются зачастую как явления глобальные, реализуемые на местах в основном по одним и тем же сценариям, а не как оригинальные решения корпораций в уникальных контекстах каждой отельно взятой ситуации. Стоит ли в таком случае ожидать существенного разнообразия в интерпретациях достигаемого в результате социального импакта корпораций? Он описывается антропологами также на основе некой общей схемы в терминах «локальных» реализаций глобально единых принципов и методов CSR.
Перспективной можно считать дальнейшую более глубокую проблематизацию корпораций именно как локальных акторов, встроенных в местные контексты и задающих повестку развития в территориях присутствия посредством разнообразных практик социальной ответственности - начиная программами поддержки местных сообществ или снижения рисков для среды обитания и заканчивая случаями, когда корпорации функционально замещают собой органы власти и местного самоуправления, либо утраченные традиционные потестарные институты, фактически становясь центрами развития местных сообществ территорий присутствия и целых регионов. Один из наиболее важных в этом контексте вопросов, до сих пор открытых для дискуссии, касается того, как именно концентрируется власть и реальное влияние в руках корпораций по мере того, как они реализуют данную миссию.
Вопрос о власти корпораций, по существу, является ключевым в антропологическом дискурсе социальной ответственности в ее современных формах и, по-видимому, надолго останется в центре исследовательской повестки, стимулируя все новые и новые попытки антропологов осмыслить потенциал CSR-практик как возможного ответа корпораций на ключевые вызовы современности, обеспечивающего устойчивость и в целом будущее корпоративной модели капитализма.
Примечания
1 Соответствующий кейс описан М. Уэлкер на примере американской компании Нью- монт Майнинг, ведущей добычу полиметаллических руд на острове Самбава, Индонезия.
2 Перечень отраслей экономики, в которых общепринятыми стали практики социальной ответственности корпораций, исключительно широк: от добывающих (перерабатывающих) производств до фармацевтической, косметической промышленности, дизайна, производителей товаров спортивного и медицинского назначения и проч. Во всех этих отраслях социальная ответственность сегодня не просто является своего рода «хорошей» практикой, но и прямо влияет на бизнес-модели корпораций, обеспечивая в ряде известных случаев рост прибыли за счет капитализации позитивного корпоративного имиджа.
3 В оригинале на английском языке употребим термин «Underdevelopment».
4 Plan of Implementation of the World Summit on Sustainable Development, A/CONF.199/20, Chapter 1, Resolution 2, Johannesburg, September 2002.
5 Collier, P. The Bottom Billion: Why the Poorest Countries are Failing and What Can Be Done About It, Oxford University Press, 2007.
6 Или эпохи пост-Вашингтона, т.е. периода последовательного отхода мировой экономики от принципов так называемого Вашингтонского консенсуса (предложенного впервые в 1989 г. Дж. Уильямсоном) по достижению макроэкономической стабильности на основе либерализации экономических отношений на всех уровнях и открытости рынков.
7 В данном контексте небезынтересно отметить, что практики такого рода давления на корпорации, не отвечающие стандартам социальной ответственности и наносящие вред местным сообществам в регионах присутствия и/или угрожающие социальной справедливости в национальном/межстрановом контекстах, не менее распространены и сегодня, притом ни в малейшей степени они не утратили своей эффективности/результативности и по существу являются одной из актуальных форм борьбы в защиту прав человека. Примером сказанного может служить недавняя общественная акция AnswerUsElonMusk, развернутая при участии активистов проекта iRussa (Indigenous Russia. Информационный портал коренных народов России) и, по существу, достигшая своей основной цели - привлечения внимания мировой общественности, в том числе крупнейших компаний - потребителей сырья из России, к тому колоссальному ущербу, который наносит коренным народам Таймыра компания «Норникель». Заявления общественных представителей коренных народов России по этому вопросу, адресованные лично Илону Максу и компании «Тесла», были обсуждены на собрании акционеров концерна, на котором прозвучало, что «Норникель» не является социально-ответственной корпорацией, в связи с чем партнерство с ним для «Тесла» невозможно (подробнее об этом см. на портале iRussia: https://indigenous-russia.com/archives/16255/). Довольно ярким примером современной практики общественной борьбы за права человека и защиту окружающей среды при экстенсивной добыче полезных ископаемых может служить и деятельность известной организации «Экозащита» (https://ecodefense.ru/), на системной основе ведущей многогранную деятельность по борьбе за отказ от угля (в том числе добываемого РФ) на мировых (прежде всего, европейских) рынках энергоносителей. В числе недавних кампаний, предпринятых «Экозащитой» в данном направлении, выделяются попытки общественного осуждения крупнейших мировых инвесторов угольной отрасли, в том числе российских и зарубежных банков и инвестиционных фондов, за отсутствие в их решениях признаков социальной/экологической/климатической ответственности. Заслуживают упоминания здесь также масштабные кампании по освещению негативного импакта угледобычи на здоровье населения главного угольного региона России - Кузбасса, и наиболее острых конфликтов по факту воздействия угольных компаний на местные сообщества. Еще одна общественная организация Coal Action Network (https://www.coalaction.org.uk/the-network/), реализующая, и вполне успешно, целый портфель публичных проектов по осуждению добычи и потребления угля, также является прекрасной иллюстрацией того, как развивается в современных условиях зародившаяся в XIX в. практика давления на корпорации (в данном случае в секторе сырьевой экономики) с целью либо запретить, либо ограничить (перевести в рамки социально справедливого бизнеса) их разрушающее воздействие на социум, природную среду, климат. В контексте настоящего обзора нам принципиально важно отметить, что во всех упомянутых кейсах дискурс о вреде корпораций как на уровне общих концептуальных оценок, так и с опорой на конкретные случаи, факты в основном разворачивается в логике нарратива, привычного для социальной антропологии: локальные кейсы и частные проявления экстрактивизма рассматриваются с позиций их непосредственной связи с глобальным контекстом. При этом социальная травма и/или экологический вред оцениваются на всем протяжении цепочки производства и потребления соответствующих ресурсов, что, несомненно, кратно усиливает подачу итоговых выводов, которые в результате звучат максимально убедительно и крайне эмоционально. Иначе говоря, британскому потребителю энергии, к примеру, на конкретных фактах ясной становится немонетарная цена энергоносителя, выражающаяся в рисках здоровью и социальному благополучию людей, живущих в районах его добычи. В XIX столетии антимонопольное движение в той его части, которая стремилась к отмене использования рабского труда при производстве сахара, оказалось в целом результативным. Вероятно ли, что и упомянутые здесь акции против угля / других полезных ископаемых также достигнут своих целей?..
8 В оригинале (в англоязычном обиходе) употребим термин Enlightened Self-Interest, что по смыслу ближе к понятию коллективного интереса верхнего уровня, реализация которого отдельным субъектом, по существу, означает реализацию им его собственных эгоистических интересов. Таким образом, коллективный/групповой интерес - сбалансированная сумма интересов всех акторов некоего процесса /действия. В контексте социальной ответственности корпораций данный концепт порождает идею прямой (эгоистической) выгоды для бизнеса от реализации/учета интересов всех сторон и участников процесса корпоративной деятельности, включая, разумеется, целевые аудитории местных сообществ (в районах операционной деятельности корпораций). Отсутствие, к примеру, сопротивления на местах или, тем более, протеста со стороны «заинтересованных» местных сообществ вполне возможно представить в виде (не)упущенной выгоды и дополнительных нематериально выраженных преференций. В мировом пространстве корпоративной экономики данные основания до сих пор не утратили своей актуальности и по-прежнему являются мировоззренческим фундаментом для восприятия самого соотношения корпоративной выгоды и этики общего блага. Идеологической антитезой «просветленному эгоизму» и его этической инверсией является рожденный внутри объективистской философии Айн Рэнд концепт разумного эгоизма (Rational Selfishness), декларирующий в качестве единственно возможного основания для социальной справедливости и этической экономики незыблемую ценность личных интересов создателей благ/продуктов/ценностей, формирующих в итоге общественное благосостояние.
9 Bottom of the [Wealth] Pyramid - обширная часть населения мира (более 4 млрд чел., по некоторым оценкам) с минимальным уровнем благосостояния (прожиточный уровень не выше 2,50 долл. в день), формирующая практически невидимый и не освоенный специфический рынок товаров и услуг, доступ к которому для мировых корпораций ограничен рядом барьеров. Соответственно, представители этой обширной группы фактически исключены из современной культуры потребления (в особенности современных технологий и инноваций) и ограничены в доступе ко многим благам/ценностям, хотя вовлечены в цепочки их создания. По существующим оценкам, емкость рынка BoP в мире превышает 5 трлн долл. ежегодно (в терминах общей покупательной способности), что делает его привлекательным и многообещающим для крупных мировых компаний.
10 В буквальном переводе на русский язык Bottom of the Pyramid означает «дно пирамиды». В настоящей работе используется более свободный, но, как кажется автору, эмоционально более нейтральный/корректный вариант перевода - «основание пирамиды».
11 Имеется в виду предложенная в 1944 г. Карлом Поланьи концептуальная критика рыночного либерализма как основы общественно-экономического уклада так называемого «классического капитализма» конца XVIII-XIX вв. (Polanyi, Karl (1944) The Great transformation: The Political and Economic Origins of Our Time. Farrar & Rinehart. New York. 357 p.)
References
Appel, H. (2012) Offshore work: Oil, modularity, and the how of capitalism in Equatorial Guinea. American Ethnologist, Vol. 39(4), pp. 692-709.
Barrientos, S., and C. Dolan, eds. (2006) Ethical sourcing in the global food system. London: Earthscan.
Benson, P. (2012) Tobacco capitalism: Growers, migrant workers, and the changing face of global industry. Princeton: Princeton University Press.
Benson, P., and S. Kirsch, eds. (2010) Corporate oxymorons: Entry points into the ethnography of capitalism, Dialectical Anthropology, Vol. 34(1), pp. 45-48.
Berlan, A., and C. Dolan. (2014) Of red herrings and immutabilities: Rethinking fair trade's ethic of relationality among cocoa producers. In: M. Goodman and C. Sage, eds., Food
transgressions: Making sense of contemporary food politics. Aldershot, UK: Ashgate, pp. 39-60.
Blowfield, M., and C. Dolan. (2008) Stewards of virtue? The ethical dilemma of CSR in African agriculture, Development and Change, Vol. 39(1), pp. 1-23.
Blowfield, M., and C. Dolan. (2014) Bottom billion capitalism: The possibility and improbability of business as a development actor, Third World Quarterly Vol. 35(1), pp. 22-42.
Blowfield, M., and J. G. Frynas. (2005) Setting new agendas: Critical perspectives on corporate social responsibility in the developing world, International Affairs, Vol. 81, pp. 515524.
Carrier, J., and P. Luetchford, eds. (2012) Ethical Consumption: Social value and economic practice. Oxford: Berghahn.
Carroll, Archie B. (2008) A history of corporate social responsibility: Concepts and practices. In: A Crane, A. McWilliams, D. Matten, J. Moon, and D. Siegel, eds., The Oxford handbook of CSR, pp. 19-46. Oxford University Press.
Craig, D., and D. Porter. (2006) Development beyond neoliberalism: Governance, poverty reduction and political economy. London & New York: Routledge.
Cross, J. (2011) Detachment as a corporate ethic: Materializing CSR in the diamond supply chain. Focaal: Journal of Global and Historical Anthropology, Vol. 60, pp. 34-46.
Cross, J. (2014) The coming of the corporate gift. Theory, Culture, Society, Vol. 31, pp. 121145.
Cross, J., and Street, A. (2009) Anthropology at the bottom of the pyramid, Anthropology Today, Vol. 25(4), pp. 4-9.
De Neve, G. (2009) Power, inequality and corporate social responsibility: The politics of ethical compliance in the South Indian garment industry, Economic and Political Weekly, Vol. 44(22), pp. 63-72.
De Neve, G. (2014) Fordism, flexible specialisation and CSR: How Indian garment workers critique neoliberal labour regimes, Ethnography, Vol. 15(2), pp. 184-207.
De Neve, G., P. Luetchford, J. Pratt, and D. Wood, eds. (2008) Research in economic anthropology: Hidden hands in the market: Ethnographies of fair trade, ethical consumption and corporate social responsibility. Bingley: Emerald Group.
Dolan, C. (2009) Virtue at the checkout till: Salvation economics in Kenyan flower fields. In: K. Browne and L. Milgram, eds., Economics and morality: Anthropological approaches. Lanham, MD: Altamira Press, pp. 167-185.
Dolan, C. (2010) Virtual moralities: The mainstreaming of fairtrade in Kenyan tea fields, Geoforum, Vol. 41(1), pp. 33-43.
Dolan, C. (2011) Branding morality. In: M. Warrier, ed., The politics of fairtrade. London: Routledge, pp. 37-52.
Dolan, C., and Rajak, D. (2016) Forthcoming. Remaking Africa's informal economies: Youth, entrepreneurship and the promise of inclusion at the bottom of the pyramid, Journal of Development Studies, Vol. 52, Is. 4, pp. 514-529.
Dolan, C., and Rajak, D. (2016) Toward the anthropology of corporate social responsibility. The anthropology of corporate social responsibility, pp. 1-19. New-York - Oxford: Berghahn
Dolan, C., and K. Roll. (2013) Capital's new frontier: From "unusable" economies to bottom- of-the-pyramid markets in Africa, African Studies Review, Vol. 56 (3), pp. 123-146.
Dolan, C., and L. Scott. (2009) Lipstick evangelism: Avon trading circles and gender empowerment in South Africa, Gender and Development, Vol. 17 (2), pp. 203-218.
Dunn, E. (2005) Standards and person making in East Central Europe. In: A. Ong and S. Collier, eds., Global assemblages: Technology, politics, and ethics as anthropological problems. London: Blackwell, pp. 173-193.
Ecks, S. (2008) Global pharmaceutical markets and corporate citizenship: The case of Novartis' anti-cancer drug Glivec, Biosocieties, Vol. 3, pp. 165-181.
Elyachar, J. (2002) Empowerment money: The World Bank, non-govemmental organizations, and the value of culture in Egypt, Public Culture, Vol. 14 (30), pp. 493-513.
Elyachar, J. (2005) Markets of dispossession: NGOs, economic development, and the state in Cairo. Durham: Duke University Press.
Elyachar, J. (2012) Next practices: Knowledge, infrastructure, and public goods at the bottom of the pyramid, Public Culture, Vol. 24(1), pp. 109-129.
Ferguson, J. (1994 [1990]) The anti-politics machine: "Development," depoliticisation and bureaucratic power in Lesotho. Minneapolis: University of Minnesota Press.
Foster, R. (2008) Coca-globalization: Following soft drinks from New York to New Guinea. New York: Palgrave Macmillan.
Freidberg, S. (2007) Supermarkets and imperial knowledge, Cultural Geographies, Vol. 14(3), pp. 321-342.
Fridell, G. (2007) Fair-Trade Coffee and Commodity Fetishism: The Limits of Market-Driven Social Justiceby, Historical Materialism, Vol. 15(4), pp. 79-104.
Gardner, K. (2012) Discordant development: Global capitalism and the struggle for connection in Bangladesh. London: Pluto Press.
Garsten, C, and T. Hernes. (2009) Beyond CSR: Dilemmas and paradoxes of ethical conduct in transnational organizations. In: K. Browne and L. Milgram, eds., Economics and morality: Anthropological approaches. Lanham, MD: Altamira Press, pp. 189-210.
Garsten, C., and K. Jacobsson. (2007) Corporate globalization, civil society and postpolitical regulation: Whither democracy? Development Dialogue, Vol. 49, pp. 143-158.
Gilberthorpe, E. (2013) In the shadow of industry: A study of culturization in Papua New Guinea, Journal of the Royal Anthropological Institute, Vol. 19, pp. 261-278.
Gond, J.-P., and J. Moon. (2011) Corporate social responsibility in retrospect and prospect: Exploring the life-cycle of an essentially contested concept. Discussion paper 59-2011. Nottingham: International Centre for Corporate Social Responsibility.
Goodman, M., D. Goodman, and M. Redclift. (2010) Introduction: Situating consumption, space and place. In: M. Goodman, D. Goodman, and M. Redclift, eds., Consuming space: Placing consumption in perspective. Aldershot: Ashgate, pp. 3-40.
Hilson, G. and Maconachie, R. (2014) Fair trade mineral programs in Sub-Saharan Africa: some critical reflections. In: Natural resource extraction and indigenous livelihoods: development challenges in an era of globalisation / by E. Gilberthorpe and G. Hilson.
Hopkins, M. (2007) Corporate social responsibility and international development: Is Business the solution. London: Earthscan.
Jaffee, D. (2007) Brewing justice: Fair trade coffee, sustainability, and survival. Berkeley, CA: University of California Press.
Jenkins, R. (2005) Globalization, corporate social responsibility and poverty, International Affairs, Vol. 81 (3), pp. 525-540.
Jones, B. (2007) Citizens, partners or patrons? Corporate power and patronage capitalism, Journal of Civil Society, Vol. 3 (2), pp. 159-177.
Jones, M.T. (1996) Missing the forest for the trees: A critique of social responsibility concept and discourse, Business and Society, Vol. 35 (1), pp. 7-41.
Kirsch, S. (2006) Reverse anthropology: Indigenous analysis of social and environmental relations in New Guinea. Palo Alto, CA: Stanford University Press.
Kirsch, S. (2010) Sustainable mining, Dialectical Anthropology, Vol. 34, pp. 87-93.
Kirsch, S. (2014a) Mining capitalism. Berkley, CA: University of California Press.
Kirsch, S. (2014b) Imagining the corporate person, PoLaR, Vol. 37(2), pp. 207-217.
Kirsch, S., and P. Benson, eds. (2014) Special section of PoLIR on corporate personhood, PoLaR, Vol. 37(2).
Kolk, A., M. Rivera-Santos, and C. Rufln. (2014) Reviewing a decade of research on the "base/bottom of the pyramid" (BOP) concept, Business & Society, Vol. 53 (3), pp. 338-377.
Li, F. (2010) From corporate accountability to shared responsibility: Dealing with pollution in a Peruvian smelter-town. In: Ravi Raman, ed., Corporate social responsibility: Discourses, practices, perspectives. London: Palgrave Macmillan.
Lyon, S., and M. Moberg, eds. (2010) Fair trade and social justice. New York University Press.
Mauss, M. (1990) The gift: The form and reason for exchange in archaic societies. New York; London: W.W. Norton.
McIntosh, M., D.F. Murphy, and R.A. Shah. (2003) Something to believe in: Creating hope and trust in organisations: Stories of transparency, accountability and governance. Sheffield: Greenleaf Publishing.
Miller, D. (1998) Conclusion: A theory of virtualism. In: J. G. Carrier and D. Miller, eds., Virtualism: A new political economy. Oxford: Berg.
Moeller, K. (2013) Proving the girl effect: Corporate knowledge production and educational intervention, International Journal of Educational Development, Vol. 33(6).
Ong, A, and S. Collier. (2005) Global assemblages: Technology, politics, and ethics as an- throplogical problems. London: Blackwell.
Power, M. (1997) The audit explosion. London: Demos.
Prahalad, C. K. (2005) The fortune at the bottom of the pyramid: Enacting poverty through profits. Upper Saddle River, NJ: Wharton School Publishing.
Rajak, D. (2009) I am the conscience of the company: Responsibility and the gift in a transnational mining corporation. In: K. Brown and L. Milgram, eds., Economics and morality: Anthropological approaches. Lanham, MD: AltaMira Press, pp. 211-232.
Rajak, D. (2010) HIV/Aids is our business: moral economy of treatment in a transnational mining company, Journal of the Royal Anthropological Institute, Vol. 16, pp. 551-571.
Rajak, D. (2011b) Theatres of virtue: Collaboration, and the social life of corporate social responsibility, Focal: Journal and Historical Anthropology, Vol. 60 (summer), pp. 9-20.
Rajak, D. (2014) Corporate memory: Historical revisionism, legitimation and the invention of tradition in a multinational mining company, PoLaR, Vol. 37(2), pp. 259-280.
Rajak, D. (201la) In good company: An anatomy of corporate social responsibility. Stanford: Stanford University Press.
Raynolds, L. (2009) Mainstreaming fair trade coffee: From partnership to traceability, World Development, Vol. 37(6), pp. 1083-1093.
Richey, L. A., and S. Ponte. (2011) Brand aid: Shopping well to sate the world. Minneapolis: University of Minnesota Press.
Roy, A. (2010) Poverty capital: Microfinance and the making of development. London: Taylor and Francis.
Roy, A. (2012) Ethical subjects: Market rule in the age of poverty, Public Culture, Vol. 24 (1), pp. 105-108.
Ruwanpura, K.N. (2013) Scripted performances? Local readings of "global" health and safety standards (the apparel sector in Sri Lanka), Global Labour Journal, Vol. 4(2), pp. 88-108.
Ruwanpura, K.N. (2014) The weakest link? Unions, freedom of association and ethical codes: A case study from a factory setting in Sri Lanka, Ethnography, Vol. 16(1), pp. 118-141.
Sawyer, S. (2004) Crude chronicles: Indigenous politics, multinational oil and neoliberalism in Ecuador. Durham, NC: Duke University Press.
Sawyer, S. (2006) Disabling corporate sovereignty in a transnational lawsuit, Political and Legal Anthropology Review, Vol. 29(1), pp. 23-43.
Schislyaeva E.R., Saichenko O.A. & Mirolybova O.V. (2014) `Current models of corporate social responsibility in Russia', Signos, Vol. 6, no. 1, pp. 121-132.
Shamir, R. (2004) The de-radicalization of corporate social responsibility, Critical Sociology, Vol. 30 (3), pp. 669-689.
Sharp, J. (2006) Corporate social responsibility and development: An anthropological perspective, Development Southern Africa, Vol. 23(2), pp. 213-222.
Shever, E. (2008) Neoliberal associations: Property, company and family in the Argentine oil fields, American Ethnologist, Vol. 35(4), pp. 701-716.
Shever, E. (2010) Engendering the company: Corporate personhood and the "face" of an oil company in metropolitan Buenos Aires, PoL4R: Political and Legal Anthropology Review, Vol. 33(1), pp. 26-46.
Strathem, M. (2000) Audit cultures: Anthropological studies in accountability, ethics and the academy. London: Routledge.
Strathern, M. (1999) Property, substance and effect: Anthropological essays on persons and things. London: Athlone Press.
Thrift, N. (2005 [1997]) Knowing capitalism. London: Sage.
Transforming our world: the 2030 Agenda for Sustainable Development (was adopted at the United Nations Summit in New York from 25 to 27 September 2015). URL: https://www.un.org/development/desa/dspd/2030agenda-sdgs.html
Welker, M. (2009) "Corporate security begins in the community": Mining, the corporate responsibility industry and environmental advocacy in Indonesia, Cultural Anthropology, Vol. 24(1), pp. 142-179.
Welker, M. (2014) Enacting the corporation: An American mining firm in post-authoritarian Indonesia. Berkley: University of California Press.
Welker, M., D. Patridge, and R. Hardin, eds. (2011) Corporate lives: New perspectives on the social life of the corporate form, Current Anthropology, Vol. 52(3), pp. 3-16.
Weszkalnys, G. (2014) Anticipating oil: The temporal politics of a disaster yet to come, The Sociological Review, Vol. 62(1), pp. 211-235.
World Business Council for Sustainable Development (WBCSD). (2005) Business solutions in support of the millennium development. URL: http://www.wbcsd.org/web/publications/ biz4dev.pdf
Zadek, S. (2001) The civil corporation: The new economy of corporate citizenship. London: Earthscan.
Размещено на Allbest.ru
Подобные документы
Теоретические основы корпоративной социальной ответственности. Зарубежные и российская модели корпоративной социальной ответственности. Практика корпоративной социальной ответственности в современной России. Опыт российских компаний.
дипломная работа [92,0 K], добавлен 01.06.2007Определение социальной ответственности бизнеса и ее виды: благотворительность, меценатство, корпоративная социальная ответственность, социально-маркетинговые программы. Роль государства в процессе привлечения бизнеса к социальной ответственности.
реферат [11,7 K], добавлен 25.01.2011Развитие системы социальной защиты в России. Механизмы преодоления бедности. Формирование системы социальной защиты в рамках целостной концепции социальной политики. Взаимосвязь и противоречия между рыночной экономикой и социальной защитой населения.
курсовая работа [127,0 K], добавлен 06.03.2014Понятие слияний и поглощений корпораций, сущность и основные этапы данных процессов, требования к ним, мотивы и способы реализации: оборонительные и наступательные. Разделение как операция, противоположная слиянию, расчленение корпоративной организации.
презентация [1,2 M], добавлен 14.10.2014Понятие корпораций как организационно-правовой формы крупного бизнеса, их функции и особенности регулирования деятельности в Российской Федерации. Преимущества корпорации как рыночного субъекта. Модели взаимодействия государства и крупных корпораций.
контрольная работа [44,2 K], добавлен 14.02.2012Сущностные характеристики транснациональных корпораций: понятие, структура, причины развития, положительные и отрицательные моменты. Особенности развития транснациональных корпораций в России на примере глобальной энергетической компании ОАО "Газпром".
курсовая работа [67,6 K], добавлен 16.09.2011Международные стандарты, документально закрепляющие понятие социальной ответственности организаций и бизнеса. Задачи экономного расходования невосполнимых ресурсов и оказания помощи малоимущим группам населения. Экономическая и социальная роль бизнеса.
эссе [16,9 K], добавлен 21.02.2013Сущность и понятия социальной политики. Основные направления социальной политики и пути ее реализации. Система государственного социального обеспечения. Социальная защита населения. Инструменты и программы социальной защиты населения, социальные гарантии.
курсовая работа [40,3 K], добавлен 17.11.2009Социальная сфера как объект управления и социального развития, ее сущность; развитие социальной сферы. Отраслевой и территориальный подходы, местное самоуправление, его роль в управлении. Методы управления социальной сферой, социальное программирование.
курсовая работа [119,4 K], добавлен 15.01.2010Определение выручки от реализации продукции, а также ее планирования и распределения. Рассмотрение основных источников формирования прибыли корпорации. Изучение понятия и особенностей рентабельности как одной из базовых категорий современной экономики.
контрольная работа [54,3 K], добавлен 13.02.2015
