О природе регулирования конкуренции

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова

О природе регулирования конкуренции

Ю.В. Тарануха

Статья посвящена изучению вопроса о природе регулирования конкуренции. На основе воспроизводственного подхода раскрывается причина регулирования конкуренции, обусловленная противоречивостью отношения, заключенного в самой конкуренции. Регулирование конкуренции рассматривается как неизбежный результат процесса ее собственного развития. В этой связи переход от свободной к регулируемой форме конкуренции является следствием разрешения противоречия, заключенного в самой конкуренции. Показано, что усиление регулирующей составляющей в конкуренции является эволюционной закономерностью, обусловленной, с одной стороны, ростом интеграционных процессов в экономике, а с другой -- усилением деструктивных последствий конкуренции. Особое внимание уделяется вопросам эволюции содержания регулирующей составляющей конкуренции и форм ее проявления. Автор демонстрирует, что содержание конкурентного отношения трансформируется в направлении изменения принципа конкурентного соперничества, выражаясь в переходе от бескомпромиссной борьбы к соревновательным ее формам, которые не предполагают витального исхода борьбы. Как следствие, процесс регулирования конкуренции все в большей степени становится подверженным внутренним факторам воздействия. Поэтому, наряду с усилением мер внешнего воздействия в регулировании конкуренции, нарастает тенденция к саморегулированию. Это трактуется автором в качестве формирования основы для перехода в будущем к новой форме конкуренции -- соревновательной конкуренции, которая представляет собой форму соперничества, ведущегося на основе добровольного ограничения эгоистических притязаний и установления партнерских отношений между соперниками ради повышения совместной конкурентоспособности.

Ключевые слова: конкуренция, формы конкуренции, регулирование конкуренции, конкурентная политика, антимонопольная политика.

Yu. V. Taranukha

The article examines the nature of competition regulation. Using the reproduction approach, the author reveals the internal nature of reasons for regulating competition, which is caused by inconsistencies in relationships within competition itself. Regulation of competition is the inevitable result of its developmental process: the transition from free to regulated competition results from the resolution of contradictions inherent in competition. Strengthening the regulatory components of competition is an evolutionary pattern, caused by the growth of integration processes in the economy, and by the intensification of the destructive effects of competition. Specific attention is paid to the evolution of the regulatory component of competition and forms of its manifestation. The author shows that the content of a competitive attitude is transformed in towards changing the principle of competitive rivalry, as expressed in the transition from an uncompromising struggle to its competitive forms that do not imply a vital outcome of the struggle. As a result, regulating competition becomes increasingly susceptible to internal factors. Therefore, in parallel with strengthening external measures of influence, there is an increasing trend towards self-regulation. The author interprets this as the basis for the transition to a new form of competition in the future -- competitive competition, which is a form of rivalry based on voluntary restriction of egoistic claims and establishing partnerships between rivals for the sake of enhancing joint competitiveness.

Keywords: competition, forms of competition, competition regulation, competition policy, antitrust policy.

Введение

Принято считать, что именно состояние конкуренции определяет уровень инноваций и экономический рост [Buccirossi et al., 2011]. Поэтому забота о поддержании конкурентного состояния рынков является одной из главных задач регулирующих органов всех уровней [Regulation and competition, 2017]. Для ее решения создано обширное регулирующее законодательство, за применением которого следит множество органов, действующих не только на национальном, но и на международном уровне. Причем, как справедливо отмечается в отечественной литературе, внимание мирового сообщества к проблеме регулирования конкуренции и рынков возрастает как из-за роста глобализации экономики [Пахомова, 2008, с. 9; Ревенко, 2015, с. 30, 43], так и вследствие усиления турбулентности на товарных рынках [Ревенко, 2015, с. 32].

Между тем, несмотря на существование масштабной конкурентной и антимонопольной политики, многие теоретики и практики считают, что столь пристальная забота о конкуренции представляет главную угрозу ее работоспособности. Причем дискуссия ведется не только в отношении применяемых регулирующих мер. Нерешенным остается и сам вопрос о природе и допустимости регулирования в отношении конкуренции. По крайней мере, теоретиков этой сферы можно разделить на две непримиримые группы. Сторонники одной считают регулирование конкуренции необходимым условием поддержания ее действия, а адепты другой, напротив, видят в этом угрозу существованию конкуренции.

Проблема заключается не в наличии теоретического противоборства этих групп, а в непосредственном воздействии на хозяйственную практику политики, пропагандируемой каждой из них. Именно практическая сторона вопроса заставляет вернуться к теоретической дискуссии о природе регулирования конкуренции. Это объясняется двумя причинами: во-первых, усилением роли конкуренции в создании стимулов для завоевания превосходства посредством внедрения инноваций в условиях перехода экономик к инновационному типу развития; во-вторых, выходом проблем регулирования на мировой уровень в связи с глобализацией рынков и, соответственно, конкуренции.

Прежние теоретические подходы к вопросу о природе конкурентного регулирования, по всей видимости, исчерпали свой ресурс. Свидетельством этому может служить переориентация исследовательского внимания с выявления причин вмешательства в конкурентный процесс. Данная переориентация отнюдь не недостаток теории антимонопольного регулирования, а достоинство, так как позволяет усилить практическую значимость теории. И все же она не является свидетельством решения проблемы, так как позиции сторон фактически не изменились. Это указывает на необходимость нового, альтернативного подхода к решению вопроса о природе регулирования конкуренции и мерах этого регулирования.

Существующие подходы к анализу природы регулирования конкуренции традиционно опираются на две теоретические традиции: неоклассическую и неоавстрийскую парадигмы. Согласно первой, регулирование конкуренции рассматривается как вспомогательный механизм, способствующий исправлению провалов рынка, в качестве инструмента защиты конкуренции (поддержания конкурентных условий). Неоавстрийский подход к проблеме, напротив, отвергает необходимость вмешательства в конкурентный процесс, полагая, что любые защитные меры неизбежно ведут к ограничению конкуренции [Шаститко, 2008, с. 106].

Указанное противостояние сохраняется на протяжении многих десятилетий, что побуждает к поиску альтернативных подходов к решению проблемы. В данной работе она рассматривается с принципиально иных позиций -- в рамках воспроизводственного подхода. Поэтому опорными постулатами будут служить не рациональное поведение и рыночное равновесие и не предпринимательская деятельность, осуществляемая в условиях неосведомленности, а непременная транс-формация экономических явлений на основе заключенных в них внутренних противоречий.

Цель статьи -- показать, что решение вопроса о природе регулирования конкуренции связано с пониманием диалектики процесса развития самой конкуренции, что и определяет логику изложения исследования.

В первой части статьи дан краткий обзор представления проблемы в литературе и указаны отличительные особенности и преимущества авторского подхода к ее решению. Вторая, основная, ее часть посвящена исследованию природы регулирования рыночной конкуренции. В ней показано, что исследуемое явление, во-первых, выступает непосредственным следствием внутреннего противоречия, которое заключено в конкуренции как норме, призванной уравновешивать эгоистические притязания соперников, а во-вторых, эволюционирует, принимая разные формы именно в результате разрешения указанного противоречия. В третьей части статьи указаны причины и основные тенденции тех трансформационных процессов, которые претерпевает регулирование конкуренции в настоящее время.

1. Субъективистская трактовка причин регулирования экономической конкуренции

Стремление к регулированию конкурентных условий подверглось критике сразу после принятия в США законов Шермана, которая не имела никакой теоретической базы и опиралась исключительно на практику, указывая на наличие заинтересованных сторон в качестве подлинной причины регулирования. Интерес к проблеме со стороны теоретиков возник только в 50-е гг. ХХ в. в связи с разработкой проблем эффективного функционирования отраслевых рынков. В настоящее время выделяют два противостоящих друг другу подхода к трактовке природы регулирования конкуренции. Один из них воплощен в теориях общественного интереса (public interest theories), а другой -- в теориях частного интереса (private interest theories) [Regulation and competition, 2017; Тамбовцев, 2016]. Принципиальное различие между ними заключается в разности оценок: в первом случае утверждается, что регулирование конкуренции направлено на увеличение общественного благосостояния, а во втором -- постулируется обратное, заявляется, что регулирование приносит пользу прежде всего бизнесу.

Классическим образцом теории общественного интереса является подход гарвардской школы, согласно которому необходимость в регулировании связывалась с потребностью в поддержании конкурентности рынков ради достижения лучших экономических результатов: эффективного распределения ресурсов, активной инновационной деятельности и большего общественного благосостояния. Задачей регулирования провозглашалась борьба с монополизмом, цель которой -- предотвращение перераспределения излишка потребителей в пользу монополий. Теоретико-методологической базой анализа проблемы служила неоклассическая теория с ее концепцией рыночного равновесия и оптимизации, а также методами сравнительной статики. Происхождение регулирования конкуренции выводилось из особенностей функционирования рынка. Причину регулирования конкуренции усматривали в наличии у рынка недостатков -- «провалов рынка», наличие которых, снижая интенсивность конкуренции, препятствовало его эффективной работе.

Из этого логично вытекала потребность в поддержке интенсивности конкуренции на рынках. Основная причина, наносящая наибольший ущерб конкуренции, виделась в наличии рыночной власти, порождаемой концентрацией рынка, ввиду чего и борьба с ней в гарвардской парадигме рассматривалась в качестве главной задачи по поддержанию конкурентности рынков.

К сторонникам теории общественного интереса иногда относят и неоавстрийскую школу [Regulation and competition, 2017]. Однако с этим трудно согласиться. Как известно, ее представители до сих пор последовательно выступают против вмешательства в конкурентный механизм, считая, что любое вмешательство ведет к искажениям в его работе и требует дальнейшего вмешательства, создавая спираль постоянно возрастающего масштаба и уровня регулирования. Такой взгляд на регулирование, в совокупности с отрицанием экономической монополии [DiLoren- zo, 1996; Арментано, 2005], сформировал соответствующий «...общемировоззренческий вывод: антимонопольная политика не нужна для исправления рыночных изъянов» [Шаститко, 2008, с. 123]. Подобное отношение к антимонопольной политике нашло отражение и в отечественной литературе, где такая политика была определена как неопротекционизм [Новиков, 2003; Кизилов, Новиков. 2018]. Следовательно, неавстрийскую школу нужно отнести к принципиальным противникам регулирования конкуренции. Тот факт, что Ф. фон Хайек считал необходимым участие государства в установлении конкурентного порядка [Хайек, 2001], ничего не меняет, так как, по его мнению, такая деятельность государства как раз не предусматривает вмешательства в работу рынка.

Оппонентом гарвардской школы выступила чикагская школа, рабочая гипотеза которой состояла в отрицании непосредственной связи между концентрацией рынка и эффективностью его работы. Напротив, утверждалось, что именно крупные фирмы обеспечивают рост эффективности и инновации. В противоположность гарвардскому подходу, связывавшему результаты работы рынка преимущественно с типом рыночной структуры, представители чикагской школы сопрягали результаты с поведенческими стратегиями фирм. В этом случае фокус регулирования перемещался с концентрации рынка на поведение фирм. Следовательно, регулирование конкуренции должно осуществляться так, чтобы обеспечение оптимального распределения ресурсов не наносило ущерба производственной эффективности. Лозунг данного подхода: «Конкуренция необходима везде, где возможно, а регулирование только там, где необходимо». Это нашло выражение в перемене принципов применения антимонопольной политики -- переходе от правила «согласно букве закона» (per se rule), применение которого предполагает учет только формальных признаков, к правилу «взвешенного подхода» (rule of reason), которое допускает ограничивающие конкуренцию действия, если они перекрываются выигрышем в аллокативной эффективности. С учетом этого обстоятельства можно утверждать, что в отношении природы и причин регулирования конкуренции чикагский подход ничем не отличался от гарвардского, так как связывал необходимость регулирования конкуренции с заботой об общественном благе.

Совершенно иной взгляд на проблему в начале 70-х гг. ХХ в. предложил известный представитель чикагской школы Дж. Стиглер [Stigler, 1971]. По-видимому, он был первым, кто поставил вопрос о природе регулирования конкуренции в качестве самостоятельной научной проблемы, и поэтому вполне обоснованно может считаться создателем экономической теории регулирования конкуренции. Утверждение о том, что регулирование конкуренции направлено на реализацию общественных интересов, Стиглер назвал «идеалистическим взглядом» [Stigler, 1971, р. 17]. Его рабочая гипотеза заключалась в том, что регулирование представляет собой продукт, который производится на рынке, как и любой другой продукт. Если это так, то оно в качестве государственной услуги может быть куплено фирмами на «рынке государственных услуг» для реализации своих частных интересов. На этом основании Стиглер оспорил идею, согласно которой регулирование вызвано необходимостью обеспечения общественных интересов, и показал, что коммерческие фирмы обладают целым рядом преимуществ (информационных и организационных), которые позволяют им воздействовать на регулирующие органы и использовать их деятельность в своих интересах.

Такая трактовка природы регулирования конкуренции ставила под сомнение его необходимость, а Стиглер оказывался в неоавстрийском лагере. Конечно, не в смысле его перехода на позиции неоавстрийской школы, а в отношении совпадения взглядов на последствия регулирования конкуренции. Неоавстрийцы всегда состояли в оппозиции всем ветвям неоклассической школы (гарвардской, чикагской и постчикагской) по поводу оценок результатов регулирующего воздействия на рынок [Шаститко, 2008, с. 121], во всяком случае, к антимонопольной политике, которая квалифицируется неоавстрийцами как неопротекционизм. Поэтому их отношение к регулированию рынка является негативным, а антимонопольное регулирование признается несостоятельным. В неоклассике, напротив, антимонопольная политика рассматривается как инструмент исправления недостатков рынка. Подход Стиглера оказывается созвучным с неоавстрийским в том, что регулирование конкуренции, применяемое с целью реализации интересов общества посредством исправления недостатков рынка, в действительности служит интересам частных лиц (фирмам) и приводит к еще большим искажениям в условиях конкуренции. В некоторых работах прямо указывается на ангажированность антимонопольных законов, которые принимались не для поддержания конкуренции и общественного интереса, а ради отдельных заинтересованных сторон [ДиЛоренцо, 2007]. Так, принятие антитрестовских законов в США в конце XIX в. напрямую связано с давлением со стороны малого и среднего бизнеса, проигравшего крупному бизнесу в конкуренции по издержкам.

Позднее идея о контроле бизнесом регулирующих органов оформилась в виде теории нормативного захвата, провозглашавшей подчинение регулирующих органов заинтересованным сторонам (фирмам), деятельность которых они должны регулировать. Фирмы через лицензирование деятельности и принятие регулирующими органами разных нормативных документов создают дополнительные барьеры входа для соперников, формируя благоприятные условия для извлечения монопольных выгод. Теория общественного выбора, опираясь на идею о своекорыстии участников процессов принятия политических решений и обосновывая склонность законодателей и государственных служащих к учету прежде всего интересов бизнеса, только укрепляла теорию нормативного захвата. В результате ориентированное на защиту общественных интересов регулирование встало на службу частному интересу [Hertog den, 2003].

Подобный взгляд господствовал и в отечественной литературе. Правда, российские авторы вопрос о природе регулирования конкуренции никогда специально не выделяли, рассматривая его в качестве неотъемлемой части системы государственно-монополистического регулирования. Однако подход к самому регулированию претерпел примерно ту же эволюцию [Всемирная история..., 1997, с. 317], которая наблюдалась в буржуазной экономической литературе. Вплоть до середины 60-х гг. ХХ в. методологическим ключом к анализу проблем регулирования капиталистической экономики служил сталинский тезис о подчинении буржуазного государства интересам монополий [Политическая экономия, 1955, с. 280]. С конца 1960-х гг. приоритет был отдан идее «сращивания интересов государства и монополий», где государству отводилась роль ночного сторожа [Политическая экономия., 1975], а регулированию -- инструмента разрешения противоречий капиталистического способа производства [США: государственно-монополистическое. 1972; Кузнецов, 1979; Меньшиков, 1979, 1981; Экономические законы., 1988].

Вместе с тем идея Стиглера была подвергнута критике по целому ряду направлений. Его упрекали в том, что он: во-первых, преувеличил возможности влияния бизнеса на регулирующие органы; во-вторых, проигнорировал различия между законодателями, устанавливающими нормы, и исполняющими их чиновниками; в-третьих, обосновал свои выводы на ограниченной эмпирической базе. Против его теории свидетельствовал и ряд эмпирических наблюдений, явно указывавших на то, что регулирующие структуры далеко не всегда действуют в интересах бизнеса. Разрешение для этих упреков предложил Пельцман [Ре^шап, 1976], который модифицировал теорию регулирования конкуренции идеей о двойственности влияния, которому подвергаются регулирующие органы, находясь одновременно под давлением интересов общественности (потребителей) и отраслевой промышленности (бизнеса). По всей видимости, именно эта позиция разделяется отечественными специалистами в области рыночного регулирования [Пахомова, 2008, с. 9].

В последующем именно такая трактовка регулирования стала господствующей. Более того, она рассматривается в качестве принципа, на который должны опираться в своей деятельности регулирующие органы: осуществлять регулирование на уровне отрасли в интересах производителей, а в масштабах страны -- в интересах потребителей, что является ключом для работы в условиях динамичной конкуренции и быстро развивающихся рынков [СозсеШ, 2018]. При этом в известной степени были подтверждены выводы гарвардской школы относительно роли структурных факторов, что объективизировало потребность в регулировании. Сходными были и выводы институционалистов, рассматривавших наличие правила и норм в качестве предпосылки для функционирования рынков и конкуренции и одновременно признававших возможность их негативного влияния на конкуренцию, вызывая необходимость регулирования. Сторонники эволюционного подхода, повернув проблему в русло динамики, указали на необходимость разработки конкурентной политики с учетом трансформации рынков во времени, поскольку регулирующее воздействие на конкуренцию приводит к изменению рутин и поведения фирм, требующего модификации политики регулирования. Из этого последовало два важных вывода: 1) эффективной модели регулирования в принципе не существует; 2) модель регулирования должна соответствовать реальным условиям конкуренции. Причем в этой модели монополиям должна отводиться роль проводников технологического прогресса и инструмента развития рынков.

В настоящее время доминирует мнение, что регулирование конкуренции необходимо и обусловлено множеством причин [Regulation and competition, 2017]. Первоначально потребность в нем связывали исключительно с «провалами (экстерналиями) рынка», к которым относили рыночную власть, внешние эффекты, асимметрию информации, естественную монополию, общественные блага. Позднее к указанным причинам были добавлены институциональные факторы, связанные с необходимостью соблюдения прав собственности и обеспечения реализации санкций при их нарушении. В последнее время все чаще в качестве причин называются социальные, экономические, экологические и политические цели [Reducing regulatory barriers..., 2014]. Дебаты из сферы теории все больше направляются в практическую плоскость [Regulation and competition, 2017]. Лозунгом дня становится тезис о том, что разумное регулирование помогает рыночным силам создавать необходимые условия для процветания конкуренции. При этом подчеркивается, что, будучи используемым для поддержания конкуренции, ее регулирование может нанести ущерб конкуренции из-за плохо проработанных регулирующих правил и вследствие недостаточного учета возникающих внешних эффектов, которые выражаются в торможении развития конкуренции и обновления фирм. Поэтому в литературе обращается внимание на косвенные последствия и вопросы качества принимаемых решений. Главная задача видится в том, чтобы внедрять решения, которые способствуют эффективному функционированию рынков, не мешают развитию конкуренции и при этом налагают минимальное бремя на конкурентов и общество.

Проведенный обзор исследований свидетельствует о существенных эволюционных изменениях в понимании природы регулирования конкуренции. В этой связи можно сделать ряд важных выводов. Во-первых, признание многообразия причин, вызывающих необходимость регулирования конкуренции, несомненно, выступает важным фактором его объективизации. Во-вторых, невозможность решения проблемы на основе традиционных подходов объясняет потребность в разработке новых. В-третьих, и это самое главное, произошло, хотя и в неявном виде, осмысление противоречивости природы регулирования конкуренции, в процессе которого создаются как стимулы, так и препятствия развитию конкурентного процесса.

Как было показано, необходимость регулирования конкуренции представители научного сообщества объясняют разными причинами. Однако все они факторы внешнего порядка. Регулирование представляется чем-то насильно навязанным конкуренции, что создает уязвимость такому подходу. Самое главное -- открытым остается основной вопрос: отвечает ли регулирование природе конкуренции? Два последних обстоятельства подталкивают к более широкому взгляду на проблему, тем более что и объяснительная база причин существования регулирования конкуренции заметно расширилась. Представляется, что наилучшим решением в данном случае было бы проведение политэкономического анализа, основы перехода к которому были обозначены еще Дж. Стиглером [Posner, 1974]. В его рамках наиболее плодотворным видится воспроизводственный подход, учитывая процессный характер конкуренции. Его существенные преимущества перед другими исследовательскими программами состоят в том, что он позволяет:

1) проанализировать конкуренцию в динамике как изменчивый процесс, что особенно важно при определении природы явления;

2) установить источники происходящих изменений, что особенно важно для определения причин таких перемен;

3) проследить характер влияния происходящих в явлении изменений на форму их бытия, что дает возможность понять природу трансформации явлений.

При разработке подхода необходимо опираться на диалектический принцип анализа, согласно которому развитие экономических явлений есть следствие заключенных в них внутренних противоречий. В этой связи резонно задаться вопросом: что будет в случае, если регулирование конкуренции обусловлено не внешними факторами, как это показано в рассмотренных трактовках, а является следствием внутренних причин, заключенных в самой конкуренции? Именно такой взгляд на проблему и выступает рабочей гипотезой настоящего исследования.

2. Объективистская трактовка природы регулирования экономической конкуренции

Конкуренция -- это процесс, содержание которого может трактоваться по- разному. Но одновременно она является и экономическим отношением, отражающим борьбу частных интересов. Для нас конкуренция прежде всего отношение, выражающееся в особом типе поведения конкурентов, направленного на ограничение возможностей соперников в достижении их целей.

На разных уровнях экономики данное отношение принимает разные формы проявления содержания конкуренции -- как способ отражения общего, особенного и единичного. Каждая такая форма обладает особым содержанием, а поэтому реализует себя в виде отдельной подсистемы с присущими ей характеристиками элементной структуры. Поэтому конкуренция представляет собой совокупность подсистем [Тарануха, 2012]. В соответствии с уровнями проявления конкуренции можно выделить три подсистемы: 1) микроподсистему, где конкуренция проявляется как модель поведения, направленная на ограничение возможностей соперников, а реализует себя в виде способа достижения экономических целей; 2) мезо- подсистему, в которой конкуренция выступает как механизм взаимодействия продавцов: 3) макроподсистему, где конкуренция реализует себя в качестве принципа устройства рыночного хозяйства.

На макроуровне конкуренция идентифицирует себя как отношение, выражающее противоборство частных интересов. Поэтому в макроподсистеме содержательная сторона конкуренции состоит в уравновешивании эгоистических притязаний агентов рыночного хозяйства. Соответственно предназначение подсистемы -- обеспечение условий для разрешения заключенного в конкуренции противоречия: «...Каждый должен желать для себя монополии, тогда как все общество как таковое должно терять от монополии и потому должно ее устранять» [Энгельс, 1955, с. 560]. Ее задача -- обеспечить реализацию этого принципа. Специфика конкуренции на макроуровне состоит в том, что здесь борьба частных интересов проявляется не как борьба среди соперников, а как норма, определяющая ее принципы. Поэтому в макроподсистеме конкуренция представляется в виде силы, которая регулирует поведение соперников и одновременно обеспечивает воспроизводство конкурентного принципа отношений среди них. Иными словами, действие заложенного в макроподсистеме принципа сводится к установлению «правил игры», а через них и структуры стимулов, определяющих поведение конкурентов. Именно по этой причине в конкуренции следует видеть закон рыночной экономики.

Воспроизводство конкурентного принципа достигается за счет взаимодействия объективной и субъективной сторон. Объективная сторона макроконкуренции представлена условиями, которые обеспечивают реализацию частного интереса: общественное разделение труда и экономическое обособление хозяйственных субъектов. Диалектика состоит в том, что конкуренция, вырастая на их основе, обусловливает их трансформацию. В отношении общественного разделения труда ее действие однозначно -- она способствует его углублению. Что касается хозяйственного обособления, то ее влияние носит двойственный характер. Способствуя усилению концентрации и централизации производства, конкуренция содействует преодолению обособленности производственных ячеек, но происходит это своеобразно -- посредством формирования более масштабных интегрированных структур, обладающих большей степенью обособленности.

Макроконкуренция могла бы выступать статичным образованием, а не процессом, если бы обеспечивала простое воспроизводство заключенного в ней отношения. По ходу своего воспроизводства это отношение претерпевает качественные изменения. Причина таких изменений -- поиск способа разрешения противоречия, заключенного в конкурентном принципе. Разрешение самого противоречия выразится в модификации содержания и формы этого принципа.

Модификация содержательной стороны макроконкуренции обусловлена эволюцией заключенного в ней противоречия [Тарануха, 2017]. Ее суть состоит в том, что реализация конкурентного принципа может обеспечиваться не только за счет противопоставления частных интересов, но и в результате компромиссов соперников на основе взаимных уступок. Первоначально соперники видят путь к достижению своих целей исключительно в бескомпромиссной борьбе, минимизируя ее издержки путем ухода на не охваченные конкуренцией территории. По мере роста экономической мощи самих соперников, а также исчерпания свободных от конкуренции территорий действие уравновешивающего принципа конкуренции подсказывает конкурентам, что при эгоистическом типе поведения они могут рассчитывать только на минимальный результат, а то и вовсе стать его жертвами. В такой ситуации именно с точки зрения реализации частных интересов более предпочтительным становится взаимодействие. В этом нет даже тени альтруизма, т. е. готовности жертвовать своими интересами ради интересов других. Произошедшая перемена -- это не более чем реакция на изменения условий конкурентной борьбы.

В действии конкурентного принципа появляется некоторая двойственность. Он перестает быть способом реализации обособленного частного интереса, а становится еще и способом, обеспечивающим реализацию частных интересов как их совокупности, так сказать, в консолидированной форме. Например, в конкурентном пространстве, подчиненном действию эгоистической мотивации, возникают сегменты, где действие конкурентного принципа будет проявляться по-иному. На рынках с атомистической структурой ведется бескомпромиссная борьба. На олигополистических рынках соперники тяготеют к установлению взаимодействия, стремясь избегать прямых столкновений.

В рассмотренном случае имеет место модификация конкурентного принципа, которая вызвана к жизни фактором принуждения. Но такой фактор вряд ли способен обеспечить ее устойчивость. Поэтому подлинную причину модификации конкурентного отношения нельзя объяснить только принуждением. Но она не может быть правильно понята без учета наличия доминирования. Должен быть стимул. И он формируется в процессе самой конкуренции.

По мере сужения свободного от конкуренции пространства специализация становится определяющим источником завоевания конкурентных преимуществ. Но чем глубже специализация, тем дальше конкурент отстоит от источника потенциального вознаграждения -- рынка, и тем сложнее ему в одиночку получить конкурентное превосходство.

Обретение конкурентного преимущества становится возможным не иначе как путем кооперации знаний и компетенций. Олигополистического взаимодействия, ставшего рутинным, для решения возникшей задачи уже недостаточно. Необходим переход к иному типу отношений -- конкурентному партнерству. Возникает принципиально новая ситуация: реализация частных интересов требует объединения усилий соперников. Ее новизна заключается в том, что взаимодействие возникает не из опасения нежелательной реакции со стороны конкурентов и даже не из понимания преимуществ кооперации -- мотивом перехода к новому типу отношений выступает осознание того, что завоевание конкурентного преимущества, а значит, и достижение частного интереса в одиночку становится невозможным. Главное отличие партнерского типа взаимоотношений от олигополистического взаимодействия заключается в его большей устойчивости. Поэтому олигополию можно назвать «слабой», а конкурентное партнерство -- «сильной» формой модификации конкурентного отношения. Различие между ними состоит в степени выражения сущностных свойств конкуренции -- эгоизма и хищничества. Партнерские отношения налагают большие ограничения на проявление эгоистических притязаний. Таким образом, на смену простейшей форме реализации частного интереса посредством устранения соперника приходят более сложные способы. На практике это проявляется в переходе от конкуренции Бертрана к конкуренции Курно, от олигополистического взаимодействия к созданию альянсов, а впоследствии и к конкурентному партнерству. Характерная прежде для конкурентного взаимодействия непримиримость все больше вытесняется согласованным поведением.

Методологически проблема модификации конкурентного отношения -- это соотношение содержания и формы. Завершенность качественного изменения -- переход количественных изменений за пределы той меры, которая сохраняет качественную определенность явления. Она выражается в смене формы существования явления. Поскольку в содержании макроконкуренции качественная перемена связана с ущемлением хаотичности в поведении соперников, постольку можно утверждать, что смена формы существования макроконкуренции связана с переходом от свободной конкуренции к регулируемой конкуренции.

Свободная конкуренция -- это такая форма существования конкуренции, при которой принцип и механизм конкурентного соперничества не подвергаются воздействию субъективной стороны конкуренции -- конкурентов и регулирующих органов. Регулируемая конкуренция представляет собой такую форму конкуренции, которая, напротив, предполагает активное влияние факторов субъективной стороны макроконкуренции на конкурентный механизм в виде применения регулирующих требований и процедур.

Суть перехода от одной формы конкуренции к другой ее форме заключается в смене характера воздействия на конкурентный механизм факторов субъективной стороны макроконкуренции. В условиях свободной конкуренции действие этих факторов является универсальным, т. е. одинаковым по отношению ко всем соперникам. При регулируемой конкуренции действие становится избирательным в зависимости от положения конкурента на рынке. Переход выступает следствием действия заключенного в конкуренции противоречия между лежащим в ее основе принципом и результатом действия этого принципа. Принцип требует равенства условий включения в конкурентную борьбу, но его действие порождает их неравенство, принимающее форму разности рыночных сил конкурентов. С того момента, как такое неравенство принимает устойчивый характер, конкурентный механизм начинает утрачивать свою способность воспроизводить конкурентный принцип.

На основании этого можно заключить: причина перехода от свободной к регулируемой конкуренции -- подрыв способности конкуренции к воспроизводству собственных принципов и механизмов. Важно подчеркнуть, что она имеет исключительно внутреннюю природу, проистекая из потребности в разрешении в новых условиях заключенного в конкуренции противоречия. Поэтому можно утверждать, что регулирование конкуренции сугубо объективно -- иными словами, объясняется внутренними причинами, являясь неизбежным следствием развития самой конкуренции.

Переход от свободной к регулируемой форме конкуренции не означает устранения противоречия. Он лишь свидетельствует о трансформации принципа и механизма действия конкуренции на макроуровне как непременной части решения более общей задачи -- приведения системы конкуренции в соответствие с новыми хозяйственными условиями. В этом смысле переход к регулируемой конкуренции -- свидетельство эволюции конкуренции, а регулирование -- форма выражения произошедших качественных изменений.

Вышесказанное относится к объективной стороне макроконкуренции, но у нее имеется и субъективная составляющая. Существуют ли у перехода к регулируемой конкуренции субъективные причины? Субъективная сторона макроконкуренции представлена конкурентами и институтами. Но здесь конкуренты противостоят друг другу не в образе конкретных соперников -- капиталистов-предпринима- телей, а обезличенно -- в виде капиталов, действие которых подчинено единому принципу. Институты макроконкуренции -- это формальные и неформальные правила и нормы, регулирующие конкурентное взаимодействие соперников, а также органы, обеспечивающие реализацию этих норм и правил.

Субъективная сторона макроконкуренции также эволюционировала. Это проявилось прежде всего в изменении ее места и роли в макроподсистеме. Поскольку в условиях господства свободной конкуренции влияние действующих лиц конкуренции на воспроизводство конкурентного принципа практически отсутствовало, то способность макроподсистемы обеспечивать воспроизводство конкурентного принципа обеспечивалась за счет обычных общеправовых норм. Иными словами, влияние факторов субъективной стороны макроподсистемы на ход конкурентного процесса было малозначащим, а сама субъективная сторона занимала подчиненное место в подсистеме.

Но именно вследствие действия свободной конкуренции формируются условия, при которых макроподсистема оказывается неспособной поддерживать воспроизводство конкурентного порядка только за счет универсальных правовых норм. Некоторые конкуренты сами превратились в «законодателей» порядка и выступили в роли значимого фактора конкуренции благодаря своей экономической мощи. Их действия вызывали искажения не только в функционировании конкурентного механизма, но и сказывались на результатах соперничества. Способность конкуренции реализовать один из важнейших своих принципов -- вознаграждать лучших среди равных -- оказалась под вопросом. Факторы субъективной стороны макроподсистемы конкуренции выдвинулись на передний план и начали выполнять все более заметные функции. В результате подрывалась способность макроподсистемы уравновешивать эгоистические притязания соперников, что угрожало разрушением всей конкурентной системы. Произошедшая перемена была следствием процессов, заключенных в самой конкуренции, и потому не могла быть исправлена посредством функционирования конкурентного механизма, что только усугубляло проблему. Единственным способом противодействия этой тенденции могло быть только оказание внешнего влияния на конкуренцию, т. е. ее принудительное регулирование. Таким образом, переход к регулируемой конкуренции является следствием действия причин как объективного, так и субъективного порядка. В этой связи важно не то, в чьих интересах оно будет быть использовано в конкретный момент, а то, что с определенного момента развития конкурентная система уже не сможет нормально воспроизводиться без внешнего регулирования.

Заложенное в конкуренции противоречие предопределяет противоречивость и системы ее регулирования. В этом смысле показательно высказывание А. Гринспена -- председателя Федеральной резервной системы США в 1987-2006 гг.: «Мир антимонопольного регулирования напоминает Страну чудес: все вроде бы есть и в то же время не есть. Это мир, в котором конкуренцию превозносят как базовую аксиому и руководящий принцип, “но слишком большую” конкуренцию порицают за безжалостность. Это мир, в котором действия, направленные на ограничение конкуренции, считают преступлением, если их предпринимают бизнесмены, и восхваляются как просвещенность, если их инициирует государство. Это мир, в котором закон столь неоднозначен, что бизнесмены никоим образом не могут узнать, будет то или иное действие объявлено незаконным до того, как услышат вердикт судьи, постфактум» [Гринспен, 2007, с. 1].

Проблема «страны чудес» легко разрешается, если мы посмотрим на нее сквозь призму противоречия, заключенного в конкуренции. Как способ реализации частного интереса, конкуренция требует свободы действий. Но такая свобода подрывает другой базовый принцип конкуренции -- обеспечение равнонапряженных условий для всех соперников. На макроуровне конкурентной системы оно принимает форму противоречия между уровнем развития производительных сил и формой производственных отношений. Последние требуют защиты частного интереса путем применения ограничительных мер против экономических субъектов, которые способны злоупотребить своими возможностями. Но так как развитие производительных сил обеспечивается как раз теми, против кого нацелено острие антимонопольного законодательства, то возникает необходимость в разумности его применения. Это противоречие появляется всякий раз, когда имеется необходимость защитить конкурентный принцип устройства хозяйственной системы и потребность создать простор для развития производительных сил общества, т. е. конкуренции. На практике оно выражается в противоречивости проводимой конкурентной и антимонопольной политики.

Противоречивой является сама целевая функция регулирования. Одна из его задач состоит в сглаживании неравенства конкурентных условий. Это может быть достигнуто только за счет элиминирования преимуществ, которыми располагают другие участники, например, путем наложения ограничений на крупные фирмы или предоставления привилегий малому бизнесу. Но перед ним стоит и противоположная задача -- сохранить заключенный в конкуренции соревновательный накал посредством вознаграждения сравнительно лучшего результата. Любые ограничения в этом отношении ведут к подрыву этого накала в виде снижения интенсивности конкуренции. Суть проблемы состоит не в том, что полное или частичное освобождение кого-либо из конкурентов от соблюдения общих правил означает отступление от принципа равенства, а в том, что следование этому принципу может стать препятствием для прогрессивных изменений в хозяйственной системе. Устранить возникающее противоречие посредством регулирования конкуренции невозможно.

Существует и более значимая проблема. Конкуренция -- стихийный процесс. Несогласованность действий соперников и непредсказуемость полученных ими результатов -- питательная среда конкурентного процесса. Непредсказуемость результатов действий -- генератор изменений, принуждающий соперников к непрерывному поиску новых решений. Но рассогласованность принимаемых ими решений оборачивается анархией производства, приводя к кризисным явлениям в хозяйственной системе. В результате регулирование конкуренции сталкивается с крайне сложной задачей. С одной стороны, оно должно поддерживать рыночную неопределенность, обеспечивая свободу действий ради развития конкуренции, а с другой -- бороться с ней ради смягчения последствий безудержной конкуренции.

Противоречивость конкурентной политики может быть обусловлена и чисто субъективным элементом. Субъективная сторона макроконкуренции тем и отличается, что составляющие ее правила и нормы, равно как и действия принимающих и контролирующих их органов, несут на себе печать как субъективного восприятия происходящих процессов, так и борьбы интересов субъектов конкуренции. Так, за принятием антимонопольных законов стояло стремление защитить не только конкурентный принцип устройства экономики, но еще и интересы мелкого и среднего бизнеса, стремившегося оградить себя от конкуренции со стороны крупных фирм, реализовавших преимущества в эффекте масштаба. Когда в начале ХХ в. крупное производство стало единственно возможной формой дальнейшего экономического развития, произошло изменение не только в понимании разумности применения антимонопольных норм, но и в теоретическом обосновании природы конкуренции, которую стали связывать не с численностью участников, а с борьбой за преимущества. Глобализация рынков потребовала применения новых «правил разумности» в виде поддержки отечественных производителей (даже при высоких показателях концентрации) при одновременном создании препятствий иностранным конкурентам. Поэтому известный тезис о том, что необходимо защищать конкуренцию, а не конкурентов, не более чем метафора. Какие бы действия ни предпринимались для защиты конкуренции, от них всегда выигрывает определенная группа конкурентов.

Ведя речь о субъективной стороне конкуренции, нельзя забывать о ее связи с объективной стороной. То, что регулирование конкуренции осуществляется при помощи разнообразных институциональных форм, -- очевидный факт, и он вряд ли кем-либо будет оспариваться. Но в этом и состоит проблема -- очевидность дает искаженное представление о подлинной природе явления, т. е. о тех причинах, которыми оно вызвано. Здесь конкуренция реализует присущую ей роль мистификатора экономических явлений [Маркс, 1961, с. 228]. Регулируемая конкуренция обнаруживает внешние формы своего бытия, но маскирует ту подлинную основу, на которой она возникает. Создается впечатление, что регулируемая конкуренция -- результат внешнего субъективного воздействия, выражающийся в совокупности правил и норм. В действительности эта совокупность не более чем субъективная реакция на изменения, произошедшие независимо от воли субъектов, которые фиксируют их в виде норм и правил. Не правила выступают регуляторами конкуренции. Они суть внешняя форма проявления работы подлинных регуляторов -- изменений в организационных формах производства, а также в степени концентрации и централизации капитала. Именно изменение материальных условий производства приводит в действие силы, которые регулируют конкурентный процесс и уже за тем проявляются в виде необходимости регулирования конкуренции извне. Дело в том, что присутствие на рынке крупных фирм само по себе регулирует конкуренцию независимо от наличия регулирующих институтов. Основанием для этого служит рыночная власть, которой они располагают. Но не та власть, которая проявляется в виде власти торговой марки, а та, которая произрастает из экономической мощи и выражается в господстве над рынком. Что касается регулирующих правил, то они только оформляют произошедшие перемены. Антимонопольное законодательство -- следствие возникновения монополий, но никак не наоборот.

Что характерно, именно в процессе институционального оформления происходящих в конкуренции трансформаций проявляется ее противоречивость, заключенная в основополагающем принципе: конкуренция -- мотив и способ ограничения эгоистических устремлений соперников одновременно. Поэтому призванные регулировать конкуренцию институциональные нормы изначально будут противоречивыми. Концентрация производства и возникновение монополий в корне изменили характер конкуренции в том смысле, что некоторые ее участники получили возможность оказывать серьезное влияние на ход и результат конкурентного процесса. Принцип равенства условий участия был нарушен, и это привело к замещению состязания доминированием. Конкуренция уже не могла самостоятельно выполнять свою первоочередную функцию -- уравновешивать эгоистические притязания. Стремление защитить конкуренцию от монополии было естественной реакцией. Но вводимое в этой связи антимонопольное законодательство на самом деле было направлено на защиту не столько конкуренции, сколько частных интересов мелкобуржуазных слоев, тех предпринимателей, которые оказались вне монопольного сектора экономики.

Обратившись к реальной подоплеке возникновения антитрестовского законодательства, можно обнаружить, что оно обусловлено протестным поведением предпринимателей немонополистического сектора экономики, а само законодательство формировалось в качестве инструмента защиты мелкого и среднего бизнеса от конкуренции со стороны крупного капитала [ДиЛоренцо, 2007]. Поэтому антимонопольному законодательству изначально стремились придать защитную функцию, направленную против разрушительной для мелкого бизнеса монополистической конкуренции, возлагая на это законодательство те же надежды, какие ремесленники Средневековья -- на цеховые правила. В этом смысле антимонопольное законодательство, несомненно, было антиконкурентным.

Обоснование необходимости регулирования деятельности монополий как инструмента поддержки конкуренции пришло значительно позже. Да и полемика в отношении места и роли монополии в экономике, которая велась среди сторонников неоклассической школы, а также между ними и неоавстрийцами, была обусловлена не стремлением оправдать или обличить монополию, а той противоречивостью, которую несет в себе процесс развития конкуренции: с одной стороны, требуя соблюдения конкурентного принципа в виде равенства условий участия, а с другой -- подрывая это равенство собственным действием. Поэтому причина полемики между разными экономическими школами в отношении регулирования конкуренции заключается не столько в терминологической разноголосице, как иногда полагают [Шаститко, 2008, с. 110-111], сколько в непонимании диалектики развития конкуренции как системы.

Чем бы ни объяснялись усилия, направленные против монополий, они не могут отменить той объективной закономерности развития, которая проявляется в виде концентрации производства, капитала и рынка. Поэтому борьба с монополизмом может вестись только такими методами, которые не препятствуют дальнейшему накоплению капитала и, соответственно, концентрации в сфере промышленности, финансов и торговли. Объяснений этому много -- и получение выгод от положительного эффекта масштаба, и необходимость концентрации ресурсов для проведения НИОКР -- и все это обусловливается потребностью в укреплении конкурентоспособности национальных компаний в условиях глобальной конкуренции. При этом преследуется одна цель -- институциональное закрепление изменений, происходящих в экономической системе в целом и в конкуренции в частности. Поэтому если даже вводимые регулирующие нормы содействуют деятельности монополистического капитала, то это вовсе не означает, что они принимаются в интересах монополий. Данные нормы порождаются потребностями хозяйственной эволюции и поэтому принимаются в интересах обеспечения социально-экономического прогресса, что, конечно, не исключает возможности отступлений от этого принципа. Именно это обстоятельство позволило Й. Шумпетеру выдвинуть идею об «эффективной монополии», которая, возникая благодаря внедрению нововведений, превращалась в фактор процесса экономического развития [Шумпетер, 1995, с. 132, 144-145]. Приводя к потерям статического благосостояния, такая монополия с лихвой компенсировала их достижениями в научно-техническом прогрессе.

Правда, открытым остался вопрос: сама монополия или конкуренция между монополиями, на что указывал В. И. Ленин [Ленин, 1969, с. 386], является источником прогресса?