Многие современные исследователи характеризуют историческую ситуацию, сложившуюся в России в 90-е гг. ХХ века, термином "революция" [4; 5; 19; 26]. Выбор данной дефиниции, по их мнению, объясняется коренным (в первую очередь) и комплексным (во вторую очередь) характером тех социальноэкономических изменений, которые имели место в указанный период. Так, например, главный сторонник либерализации российской экономики Е.Т. Гайдар, характеризуя события начала 90-х гг. XX века, пишет следующее: "…то, чему мы в это время стали свидетелями, было революцией, сопоставимой по своему влиянию на исторический процесс с Великой французской революцией, русской революцией 1917 года, китайской - 1949 года. Страна пережила крах основных экономических и политических институтов, радикальные изменения социально-экономического строя, доминирующей идеологии" [4].

Суть данной революции заключалась в форсированном построении в России целостной капиталистической системы. Американский экономист, лауреат Нобелевской премии Джозеф Стиглиц, указывая на революционный характер либеральных изменений в России в 90-е гг. XX в., сравнивал реформаторов с большевиками. "Фактически, - пишет ученый, - радикальные реформаторы использовали стратегии большевиков, хотя и позаимствовали их из разных источников. Большевики в период после революции 1917 г. пытались навязать коммунизм сопротивляющейся стране… Аналогичным образом, во время "новой" посткоммунистической революции в России элита, возглавляемая международными бюрократами, попыталась навязать быстрые изменения (выделено мной - Н. Д.) сопротивляющемуся населению" [27]. Мнение ученого "подтверждают" слова Б.Н. Ельцина, высказанные ещё летом 1991 года и посвященные будущей приватизации. "Нет у нас времени… Совсем нет. Сковырнуть систему могут только решительные шаги… Надо в массовом порядке и как можно скорее распродать все частникам… Нужны деньги, большие деньги… Продадим тем, у кого эти деньги имеются. Таких совсем немного. И это к лучшему" [Цит. по: 23, с.169-170].

Как известно из марксистской экономической теории, процесс воспроизводства капитала предполагает наличие двух обязательных условий: частной собственности на средства производства и свободной рабочей силы, способной создавать прибавочную стоимость. Как указывал К. Маркс, для того чтобы возник капитал, а следовательно, и капитализм, "два очень различных вида товаровладельцев должны встретиться друг с другом и вступить в контакт - с одной стороны, собственник денег, средств производства и жизненных средств, которому требуется закупить чужую рабочую силу для дальнейшего увеличения присвоенной им суммы стоимости; с другой стороны, свободные рабочие, продавцы собственной рабочей силы и, следовательно, продавцы труда" [18, с.726].

Таким образом, процесс формирования в России 90-х гг. XX века капиталистической системы был связан с решением двух взаимосвязанных задач:

1) создание класса частных собственников (буржуазии);

2) формирование класса представителей наемного труда (пролетариата). Данные задачи являлись взаимосвязанными, поскольку решение первой из них одновременно вело и к решению второй.

Ускоренное формирование капитализма в России хронологически началось в 1992 году. Важнейшую роль в данном процессе, с точки зрения решения вышеуказанных задач, сыграла приватизация государственной собственности.

Приватизация собственности в России осуществлялась стремительно. По данным, приводимым Е.Т. Гайдаром, "на 1 января 1992 года в необъятной России было приватизировано всего 107 магазинов, 58 столовых, 56 предприятий службы сбыта" [4]. Процесс приватизации (т. н. "большая приватизация" за приватизационные чеки) занял меньше двух лет (с осени 1992 года до середины 1994 года) [7]. Его официальным итогом стало изменение формы собственности большинства российских предприятий ("средств производства"). По данным Госкомимущества, из 250 тысяч государственных предприятий к ноябрю 1994 года было приватизировано 130 тысяч (52%). В сфере торговли и услуг было приватизировано 75% всех предприятий [Там же]. Приведенные данные по приватизации позволили первому заместителю председателя Госкомимущества А.И. Иваненко сделать вывод о том, что "Россия уже совершила переход “от социализма к капитализму”" [Там же].

Социально-экономический смысл "большой приватизации" заключался в том, что она позволила, с одной стороны, в кратчайший срок создать класс частных собственников, а с другой, сформировать класс представителей наёмного труда, способных быть источником саморасширения российского капитала.

Благодаря приватизации, возник крайне немногочисленный класс частных собственников (около 2,7% от всего населения России) [2], сконцентрировавших в своих руках основные средства производства, ставшие источником эксплуатации представителей наёмного труда. Как указывал академик А.Д. Некипелов, осуществление ваучерной приватизации в России "позволило под дымовой завесой разглагольствований о “народной приватизации” провести в кратчайший срок беспрецедентную экспроприацию значительной части общей собственности в пользу узкой группы лиц" [Цит. по: 6, с. 201].

Сходную точку зрения относительно социальных последствий либеральных реформ в России высказывал и профессор Гарвардского университета Джеффри Сакс. "Как мне кажется, - указывал исследователь, - российское руководство превзошло самые фантастические представления марксистов о капитализме: они сочли, что дело государства - служить узкому кругу капиталистов, перекачивая в их карманы как можно больше денег и поскорее… Это злостная, предумышленная акция, имеющая своей целью широкомасштабное перераспределение богатств в интересах узкого круга людей" [Цит. по: 16].

Другим итогом приватизации стало формирование многочисленного класса представителей наёмного труда, обеспечивающего производство прибавочной стоимости и тем самым создающего прибыль, получаемую владельцами средств производства. Как указывается в аналитической записке Счётной палаты РФ, посвященной анализу итогов приватизации, "продажа работникам акций их предприятий не привела к изменению социального статуса миллионов трудящихся, к возникновению массового жизнеспособного слоя мелких эффективных собственников… большинство граждан страны и после массовой приватизации остаются не более чем дешёвой рабочей силой" [1, с.139].

Указанное разделение общества на классы закономерным образом нашло выражение в росте расслоения населения, падении реальных доходов представителей наемного труда, возникновении безработицы.

Что касается безработицы, то, по мнению специалистов, в пореформенный период она являлась относительно небольшой. "Занятость в российской экономике оказалась на удивление устойчивой и не слишком чувствительной к шокам переходного процесса. За весь пореформенный период её падение составило 1214% и было явно непропорционально масштабам сокращения ВНП, которое, по официальным оценкам, достигло 40%" [6, с. 206].

Однако данный относительно низкий уровень безработицы на рынке труда в пореформенной России в полной мере "компенсировался" (и "компенсируется") различными т. н. "нестандартными" способами адаптации. К ним относились (и относятся): работа в режиме неполного рабочего времени, вынужденные административные отпуска, вторичная занятость, занятость в неформальном секторе, задержки выплаты заработной платы, теневая оплата труда [Там же, с.211].

российский политический монополизм капитализация

Деструктивные последствия ваучерной приватизации (как и в целом всего комплекса либеральных реформ) неизбежно влекли за собой возникновение негативного отношения к ней со стороны широких групп российского общества. Так, "по данным опросов 1993 года, более половины респондентов (50-55%) считали предоставление населению приватизационных чеков “показухой, которая реально ничего не изменит”; с тем, что “это шаг к тому, чтобы люди могли стать собственниками”, соглашались не более 15-20%" [13]. В свою очередь, 74% опрошенных с самого начала считали, что "в результате приватизации основная часть государственных предприятий перейдёт в руки “ограниченного круга лиц”, а не “широких слоёв населения”" [Там же].

Начиная с осени 1992 года, доля россиян, отрицательно оценивающих приватизацию крупных промышленных предприятий (осень 1992 года - 41%, осень 1993 года - 42%, весна 1994 года - 43%, зима 1995 года - 51%), постоянно превосходила долю россиян, считавших обратное (осень 1992 года - 31%, осень 1993 года - 32%, весна 1994 года - 28%, зима 1995 года - 23%). При этом данный разрыв постоянно возрастал [24].

В настоящее время по-прежнему значительная часть российского общества негативно относится к приватизации 90-х гг. XX века, считая при этом, что необходимо в той или иной мере пересмотреть её итоги (так считают 75% опрошенных) [20, с.123].

Негативное отношение российского общества к процессу формирования капиталистического способа производства выражалось в росте протестных настроений и реальном участии представителей наемного труда в акциях протеста. Так, например, "в 1995 году количество предприятий, где проходили стачки, по сравнению с 1990 годом увеличилось в 34 раза, а число их участников почти в пять раз" [15]. Самое же большое число забастовок приходится на 1997 год - более 17 тысяч. Рост по сравнению с 1991 годом составил почти 10 раз [Там же]. В свою очередь, за этот же период (1991-1997 гг.) число участников данных забастовок выросло в 4 раза. Одновременно с этим "постоянно возрастала доля участников забастовок по отношению к общему числу работников предприятий, включившихся в движение протеста. Если в 1990 году их доля составляла 15%, а в 1993 году - 33%, то в 1995 году - уже 53%. И, хотя затем она несколько снизилась, но уже в 1997-1998 годах участники забастовок вновь составляли более половины по отношению к общему числу работников, занятых на предприятиях" [Там же].

Украинский исследователь А.А. Здоров в своей монографии "Государственный капитализм и модернизация Советского Союза: марксистский анализ советского общества" также отмечает рост стачечного движения в России в 90-х гг. XX века [12, с.122].

Негативная реакция общества на проводимую президентской и исполнительной властью политику по формированию в России капиталистического способа производства находила своё выражение и в позиции, занятой высшими представительными учреждениями - Верховным Советом (1992-1993 гг.), а затем Государственной Думой первого (1994-1995 гг.) и второго созывов (1996-1999 гг.).

Данные политические институты, выполняя представительную функцию, сублимировали разнородные интересы широких социальных групп. В силу этого они закономерным образом на протяжении всех 90-х гг. XX века выступали в качестве оппозиционной силы по отношению как к президентской и исполнительной властям, так и по отношению к проводимым последними либерально-рыночным реформам.

В своих работах российские реформаторы постоянно указывали (и указывают) на то значительное противодействие, которое оказывалось им со стороны сначала Верховного Совета, а затем Государственной Думы первого и второго созывов. Как указывает Е.Т. Гайдар, "первая фронтальная атака на реформы - апрель 1992 года… Августовский шок преодолен, жестких репрессий после путча не последовало… Оппозиция оправилась. Теперь, по её мнению, учитывая тяготы, которые легли на плечи народа в начальный этап преобразований, самое время как можно громче прокричать, что всё было сделано против воли Съезда и Верховного Совета, сделано не так, как следовало, не так, как договаривались, нужно было мягче или жестче, быстрее или медленнее, во всяком случае, по-иному, и что необходимо остановиться, а ещё лучше - повернуть вспять… Поток ругани и проклятий в адрес правительства нарастает: монетаристы разорили, продали, погубили Россию" [4].

Особенно яростное сопротивление со стороны Верховного Совета встречала приватизация. Е.Т. Гайдар и А.Б. Чубайс в этой связи пишут: "ваучерная “большая приватизация” началась в соответствии с Указом Президента РФ от 14 августа 1992 года. В ноябре-декабре прошли первые чековые аукционы, началось акционирование государственных предприятий… Одновременно началась и непрекращавшаяся затем борьба против приватизации Верховного Совета РСФСР… Приватизация едва не была остановлена весной 1993 года в ходе обострения противостояния Президента и Верховного Совета" [5, с.67].

После избрания 12 декабря 1993 года депутатов Федерального Собрания центром противодействия реформаторам стала "нижняя" палата - Государственная Дума.

Ещё в ходе избирательной кампании по выборам депутатов Государственной Думы первого созыва многие кандидаты акцентировали внимание на жесткой критике издержек капитализации российского общества.

Наиболее острую критику в адрес реформаторов высказывали коммунисты. Так, основой предвыборной программы КПРФ являлось принципиальное неприятие проводимых реформ. Сравнивая последствия либеральных реформ с нашествием Наполеона и Гитлера, лидер коммунистов Г.А. Зюганов ставил вопрос предельно дихотомично: "…или мы осознаём серьёзность положения и мобилизуем все резервы на борьбу за своё выживание, или Россия как самостоятельное государство и русский народ как многовековая духовная общность исчезнут с лица земли" [14].

Менее жёсткую позицию занимала Аграрная партия России (АПР). Поддерживая необходимость глубокого реформирования экономики, АПР выступила за более серьёзное вмешательство государства в процесс регулирования рыночных отношений, "за более полное и умелое использование экономических рычагов влияния - ценообразования, налогообложения, кредитования и инвестирования" [25].

Лидер ЛДПР (Либерально-демократическая партия России) В.В. Жириновский также выступал с критикой либеральных реформ. Солидаризируясь с "левыми" в понимании спланированности Западом либерального разрушения России, В.В. Жириновский и ЛДПР видели выход в создании сильного, централизованного государства, способного играть серьёзную регулирующую роль в экономике [11]. Даже лояльные по отношению к реформаторам избирательные объединения высказывали в их адрес определённую критику.

Так, председатель Демократической партии России (ДПР) Николай Травкин, хотя и оказывал поддержку общей цели реформ, всё же подчёркивал несогласие и расхождение с властью по методам достижения этой цели [28; 29]. В программе ДПР указывалось, что "реформы должны органично вписываться в отечественную культуру и национальные традиции" [9], тем самым подчёркивалась недопустимость грубых, силовых, шоковых мер их осуществления.

С аналогичной критикой радикализма реформ выступила и "Партия российского единства и согласия" (ПРЕС), возглавляемая членом российского правительства, министром по делам национальностей и федерации С.М. Шахраем. Являясь фактически правительственной партией, ПРЕС в своей предвыборной программе высказалась против радикальных, шоковых методов проведения рыночных преобразований. Включив в свою программу принцип консерватизма, партия выступила за "реформирование общества на основе законности, за поэтапность эволюционных реформаторских мер" [21].

Критическую позицию заняло движение "Женщины России". В своих предвыборных выступлениях лидер движения А. Федулова подчёркивала неприятие крайнего радикализма, "с какой бы стороны он ни исходил" [30].

Острой являлась и позиция избирательного блока "Явлинский - Болдырев - Лукин", а затем фракции "Яблоко" в Государственной Думе. Считая сами экономические и политические реформы в России неизбежными, фракция "Яблоко" указывала, что "осуществлялись они болезненно и противоречиво, а часто становились и просто опасными" [22].

Таким образом, из восьми избирательных объединений, прошедших в Государственную Думу первого созыва, семь выступало с критических позиций по отношению к деятельности президентской и исполнительной власти по построению капитализма в России.

В дальнейшем, на протяжении легислатуры Государственной Думы первого созыва, депутаты (главным образом коммунисты и аграрии) оказывали значительное сопротивление Президенту и Правительству РФ, стремясь затормозить (а по возможности и повернуть вспять) процесс либеральных реформ. Е.Т. Гайдар, в то время являвшийся главой думской фракции "Выбор России", отмечал следующее: "…наиболее тяжелое поражение мы потерпели в области земельного законодательства. Здесь любые попытки добиться правового закрепления прав частной собственности на землю, частного земельного оборота сталкивались с мощной оппозицией коммунистов и аграриев. Не только не удалось принять предложенный нами закон о земле - нам ещё пришлось согласиться на замораживание земельных разделов Гражданского кодекса и Закона об ипотеке. Практически эта сфера была целиком выведена из рыночного законодательства" [4].

Гораздо более критично настроенной по отношению к президентской и исполнительной власти, нежели Государственная Дума первого созыва, оказалась Государственная Дума второго созыва.

Важнейшим итогом выборов 17 декабря 1995 года явилось существенное увеличение в Государственной Думе второго созыва оппозиционных сил, близких к Коммунистической партии Российской Федерации (КПРФ). Так, численность непосредственно фракции КПРФ по сравнению с прошлым созывом возросла более чем в три раза (с 45 до 149 депутатов) [17]. А всего же, с учетом депутатов-одномандатников и образованных ими депутатских групп ("Народовластие" (37 членов), Аграрная депутатская группа (35 членов)), численность прокоммунистических депутатов в "нижней" палате составила 221 человек, т.е. почти половина от общей численности всего депутатского корпуса [Там же].

Другой особенностью политической структуры Государственной Думы второго созыва явилось достаточно слабое представительство (а точнее, фактически отсутствие) сил радикально-либеральной направленности. Так, например, избирательный блок "Демократический выбор России - объединённые демократы" (бывший "Выбор России"), возглавляемый Е.Т. Гайдаром, не сумел вообще преодолеть пятипроцентный барьер, набрав лишь 3,86% голосов избирателей. Исключением стали девять выдвиженцев блока, прошедших в "нижнюю" палату по одномандатным округам [10].

Вышеобозначенные особенности структуры депутатского корпуса проявились в том, что фактически Государственная Дума второго созыва на протяжении всей своей легислатуры (1996-1999 гг.) была центром противодействия реформаторскому курсу, осуществляемому Президентом и Правительством РФ.

Наиболее ярким примером, демонстрирующим данное противодействие, на наш взгляд, являлась предпринятая в мае 1998 г. - мае 1999 г. попытка (неудачная) депутатов отрешить от должности Президента РФ Б.Н. Ельцина. В ходе осуществления данной процедуры против Президента РФ было выдвинуто пять обвинений, причём одно из них было выдвинуто именно "в связи с осуществлением… мер по изменению экономических и социальных отношений, создавших для населения Российской Федерации тяжёлые жизненные условия и повлекшие сокращение его численности" [8, с.319].

Всё вышеуказанное даёт достаточные основания для вывода о том, что на протяжении всего начального периода становления капиталистического способа производства в российском обществе присутствовали значительные протестные настроения. Они выражались в латентном и открытом противодействии происходящей капитализации, оказываемом как широкими группами общественности, так и различными политическими силами. По существу, в 90-е гг. ХХ века в России существовала ситуация, при которой формирующийся господствующий класс находился под постоянной угрозой приостановления процесса накопления капитала. Масштаб данной угрозы был крайне значительным, что проявилось в полной мере на президентских выборах 1996 года, накануне которых рейтинг Б.Н. Ельцина составлял 5-8%. И, несмотря на все усилия по продвижению имиджа действующего Президента (а также "чёрный PR" в отношении соперников), в первом и во втором турах выборов его основной конкурент Г.А. Зюганов набрал 24211686 (32,03%) и 30113306 (40,31%) голосов избирателей, что лишь ненамного отличалось от результата, полученного Б.Н. Ельциным, - 26665495 (35,28%) и 40208384 (53,82%) голосов избирателей [3].

Е.Т. Гайдар и А.Б. Чубайс так описывали ситуацию накануне президентских выборов 1996 года: "…реалией того времени была утрата Б. Ельциным былой популярности из-за трудностей, связанных с проведением реформ и провалов в ходе чеченской войны. Налицо - широкая поддержка коммунистов, с одной стороны, и власть, дискредитированная тяжелейшим положением в экономике, низким уровнем жизни, невыплатами зарплат и массовой бедностью, - с другой. Впереди были реальные демократические выборы… Выборы, на которых по всем прогнозам Ельцин и демократы должны потерпеть поражение" [5, с.83]. Фактически, утверждали Е.Т. Гайдар и А.Б. Чубайс, накануне президентских выборов 1996 года российское общество стояло на развилке: "продвижение… вперёд по пути построения рыночной экономики и демократии или возврат к коммунистическому прошлому?" [Там же, с.73].

Наличие указанной угрозы закономерным образом создало у российского господствующего класса потребность в политическом монополизме, как раз и способном обеспечить необратимость процесса формирования капиталистического способа производства и бесперебойность процесса накопления капитала. Обосновывая тезис о необходимости обязательного "подкрепления" рыночных реформ сильной государственной властью, Е.Т. Гайдар писал: "…на этапе трансформации, который переживают СССР и страны Восточной Европы, экономически разумная политика чаще всего является одновременно непопулярной. Её проведение возможно лишь при восстановлении эффективной и сильной государственной власти" [4]. При этом демократические институты в данном случае становятся угрозой процессу становления капитализма. Так, он обосновывал необходимость роспуска Президентом РФ Верховного Совета тем, что "демократически избранный парламент сам становится максимальной угрозой для демократии" [Там же].

Политический монополизм, начавший возникать в России в 1990-е гг., предоставил возможность господствующему классу беспрепятственно реализовывать в форме политических решений свой экономический интерес и одновременно добиваться поддержки данного процесса теми слоями общества, потребностям и интересам которых указанные решения противоречат. При этом, в соответствии с особенностями функционирования политической системы капиталистического общества, оба этапа политического процесса - и этап принятия и реализации властных решений, и этап их легитимации - осуществлялись в формальных рамках, обозначенных демократией.

Список литературы