Рональд Коуз о методологии экономической науки и ученых-экономистах

Размещено на http://www.allbest.ru/

Санкт-Петербургского государственного университета

Рональд Коуз о методологии экономической науки и ученых-экономистах

Расков Д. Е.

доцент кафедры экономической теории экономического факультета,

руководитель Центра исследования экономической культуры

кандидат экономических наук

Марков М. В.

доцент кафедры экономической теории

кандидат экономических наук

Аннотация

коуз экономический реалистичность рынок

В статье анализируются методологические взгляды Р. Коуза и дается обзор его книги «Очерки об экономической науке и экономистах». Показано, что Коуз одним из первых выдвинул идею о риторике экономической теории, в рамках которой реалистичность предпосылок и эмпирическая проверка являются функцией убеждения на рынке идей

В 2013 году скончался Рональд Коуз -- один из самых замечательных экономистов ХХ века. В память о Коузе авторы этой статьи подготовили к изданию перевод на русский язык его книги «Очерки об экономической науке и экономистах» (Коуз, 2015). Данный перевод заполняет важный пробел -- это вторая (из двух) теоретическая монография Коуза. Первая -- «Фирма, рынок и право» -- широко известна, она объединяет его наиболее значимые теоретические исследования и была опубликована в 1988 году (перед присуждением Коузу Нобелевской премии), а на русском языке вышла в 1993 году (см.: Коуз, 1993).

«Очерки об экономической науке и экономистах», в оригинале вышедшие в 1994 году, посвящены методологии экономической науки, исследованиям Коуза в области истории экономической мысли, а также его воспоминаниям. Если статья «Проблема социальных издержек» принесла Коузу всемирную славу и стала самой цитируемой, как у экономистов, так и у юристов¹, то данная книга известна в гораздо меньшей степени. Однако именно эти работы больше говорят о методологических взглядах Коуза, его интеллектуальных пристрастиях и его личности. В своих очерках Коуз затрагивает сложные вопросы, которые выходят за рамки экономической теории -- как относиться к освоению экономистами сопредельных дисциплин, как выбирать теории, может ли экономист иметь нормативный взгляд на экономическую политику, как обеспечить прогресс в развитии экономической науки?

Биография экономиста

Рональд Коуз прожил столь долгую жизнь, что если совсем недавно он был нашим старшим современником, оказавшим огромное воздействие на развитие современной экономической науки, то старшим современником самого Коуза был Альфред Маршалл. Но особенно поражает не сама продолжительность жизни, а творческое долголетие Коуза, его первая публикация вышла в свет в 1935 году, а последняя -- в 2013. Вместе с тем, опубликованное теоретическое наследие Коуза не столь велико, как можно было бы ожидать исходя из его влияния. Его творческая манера больше походит на манеру профессора XIX или XVIII века -- главным для него были не публикации, а размышления, лекции, общение со студентами и коллегами.

Нобелевскую лекцию Коуз начал со скромного заявления: «За свою долгую жизнь я знавал некоторых великих экономистов, но я никогда не относил себя к их числу и никогда не водил с ними компанию. Я не внес ничего нового в высокую теорию» (Коуз, 2015, с. 3). Действительно, возможно Коуз и не занимался тем, что называют «высокой теорией», но он всегда оказывался в самом эпицентре развития экономической науки своего времени: в конце 1920-х годов судьба привела его в Лондонскую школу экономики, а в 1960-е он оказался в Чикагском университете, сумев заинтересовать своим подходом лидеров чикагской школы -- Стиглера и Фридмена. Отсюда исключительно личностное отношение Коуза к развитию экономической науки, где он оказывается не сторонним наблюдателем, а участником событий. Он не только обдумывает это развитие, но и проживает его, экономическая наука проходит через жизнь Коуза и становится ее частью.

Рональд Гарри Коуз родился 29 декабря 1910 года в лондонском пригороде Уилсден, где в основном жили представители среднего класса. Отец Коуза служил телеграфистом на почте, там же до замужества работала его мать (достаточно подробный рассказ о детстве Коуза можно прочитать в его автобиографии, предоставленной Нобелевскому комитету: Coase, 1991). Из-за болезни Коуз поступил в среднюю школу в 12 лет, на год позже, чем это было принято. В результате он не смог овладеть в школе латынью должным образом, что в дальнейшем повлияло на его выбор профессии.

В 1927 году Коуз сдал экзамен на аттестат зрелости, получив отличие по истории и химии. Килбурнская школа, в которой учился Коуз, предоставляла возможность задержаться там еще на два года, чтобы подготовиться к промежуточным экзаменам на бакалаврскую степень, что соответствовало университетскому первому курсу. Перед Коузом встал вопрос выбора специализации. Первоначально он намеревался получить степень по истории, но изучение гуманитарных наук в Англии того времени требовало знания латыни. От специализации в области химии и естественных наук Коуз также отказался, поскольку его не слишком привлекало изучение математики. Оставалась только степень в области коммерции. Успешно сдав экзамены, в 1929 году Коуз перешел на второй курс Лондонской школы экономики.

Лондонская школа экономики в 1920-е -- 1930е годы была удивительным учебным заведением. Там работали исследователи, определившие облик экономической науки в ХХ веке -- Лайонел Роббинс, Фридрих Хайек, Джон Хикс и другие. Жизнь Коуза будет надолго связана с ЛШЭ -- до 1951 года. Своими воспоминаниями о развитии экономической науки в ЛШЭ он делится в пятнадцатой главе «Очерков» (Коуз, 2015). Но в период учебы в ЛШЭ Коуз больше внимания уделял не экономической теории, а курсам по праву. Он вспоминает: «Я был зачарован судебными делами и юридической аргументацией» (Коуз, 2001a, с. 57). Научным руководителем Коуза в ЛШЭ стал Арнольд Плант, с 1930 года профессор кафедры коммерции, а с 1935 года глава департамента делового администрирования ЛШЭ. Под влиянием Планта Коуз стал больше интересоваться практическими проблемами экономики и управления, а не абстрактными теоретическими построениями (о Планте см. двенадцатую главу «Очерков»: Коуз, 2015).

Для получения степени бакалавра в ЛШЭ в те годы требовалось проучиться три года. Программу первого курса Коуз освоил еще в школе, что освободило для него третий год обучения, который он, получив стипендию Касселя на научные поездки, решил провести в США для изучения вертикальной и горизонтальной интеграции в промышленности. Именно в ходе этой поездки у Коуза возникли идеи, которые легли в основу его знаменитой статьи «Природа фирмы».

В 1932 году, по возвращении из США, Коуз получил диплом бакалавра. Научная жизнь Великобритании тех лет не была так формализована, как сегодня, и докторской диссертации Коузу писать не пришлось. Он сразу был направлен на преподавательскую работу в недавно основанную при участии ЛШЭ Школу экономики и коммерции в Данди. В этом провинциальном шотландском учебном заведении Коуз познакомился и подружился с другим молодым преподавателем -- Дунканом Блэком, который позднее станет одним из основоположников современной экономики политики (воспоминания Коуза о Блэке см. в тринадцатой главе: Коуз, 2015). Дискуссии с Блэком и другими коллегами помогли Коузу окончательно сформулировать основные положения теории издержек осуществления рыночных трансакций. Коуз отмечает, что уже в первой лекции, «прочитанной по курсу организации предпринимательской единицы, содержались основные моменты, позднее появившиеся в моей статье «Природа фирмы»», а черновик этой статьи был подготовлен в 1934 году (Коуз, 2015, с. 216).

Однако первая публикация Коуза была посвящена другому вопросу. Одной из теоретических революций 1930-х годов была разработка концепции несовершенной конкуренции. В 1933 году одновременно были опубликованы «Теория монополистической конкуренции» Эдварда Чемберлина и «Экономическая теория несовершенной конкуренции» Джоан Робинсон. Коуз сразу же принимается за подготовку собственного исследования, в котором применяет подход Робинсон к анализу дуополии у Чемберлина, и уже в 1935 году вышла его статья «Пересмотр проблемы дуополии» (Coase, 1935). Позднее к теоретическому анализу монополии Коуз обратится также в 1937 и 1946 годах. «Природа фирмы» вышла только в 1937 году (Coase, 1937)². Эта новаторская статья хотя и была замечена коллегами, но не была ими воспринята. Ее влияние вырастет только в 1970-е годы, вместе со становлением новой институциональной экономической теории. Как отмечал Коуз в юбилейном сборнике, посвященном 50-летию «Природы фирмы»: «Несомненно, в последние десять лет статью обсуждали больше, чем в предыдущие сорок» (Коуз, 2001b, с. 79).

В 1930-е годы Коуз был загружен преподавательской работой. В 1934 году он переходит из Данди в Ливерпульский университет, где ему приходится читать лекции по банковскому делу и финансам. В 1935 году Коузу удается вернуться в ЛШЭ, где ему поручают курсы, посвященные теории монополии и коммунальных услуг. Научные исследования Коуза принимают преимущественно эмпирический характер, он занимается проблемами бухгалтерского учета и статистики (в качестве статистика, для нужд правительства, Коуз также работал во время Второй мировой войны), публикует работы о свиноводстве, металлургии и электроэнергетике. После войны в центре внимания Коуза оказываются проблемы радиовещания и монополия ВВС. В 1950 году он обобщил эти исследования в книге «Британское радиовещание: изучение монополии» (Coase, 1950).

В 1951 году Лондонский университет присвоил Коузу, на основе его опубликованных работ, докторскую степень (Doctor of Science) и он получил профессорскую должность в Университете Буффало. Начался американский период жизни Коуза. В 1958 году он перешел в Виргинский университет, где стал сотрудничать с Центром изучения политической экономии Томаса Джефферсона -- этот центр был создан Джеймсом Бьюкененом, будущим лауреатом Нобелевской премии (1986), который в те годы работал вместе с Гордоном Таллоком над книгой «Расчет согласия» (1962), заложившей основы современной теории общественного выбора.

В США Коуз продолжает свои исследования коммунальных услуг, публикует статью о британской почте, но главным его интересом остается радиовещание, которое он теперь изучает на американском материале. В частности, Коуз пишет статью о Федеральной комиссии по связи, которую отправляет в недавно основанный Чикагским университетом Journal of Law and Economics (Coase, 1959). В этой статье Коуз критиковал административный порядок распределения радио- и телечастот Федеральной комиссией по связи и предложил использовать рыночный механизм на основе четкого определения и аукционных продаж прав на радиовещание (подобный порядок под влиянием идей Коуза был принят в 1994 году).

Система доводов Коуза настолько заинтересовала сотрудников журнала, что он был приглашен на обед к его редактору, Аарону Директору. На обеде также присутствовали Джордж Стиглер, Милтон Фридмен и другие преподаватели Чикагского университета. Результатом дискуссии, которая состоялась в ходе этого обеда, стало решение Коуза развить свою аргументацию более подробно и распространить ее на все виды прав собственности. Уже в следующем номере журнала вышла его статья «Проблема социальных издержек» (Coase, 1960; рус. пер. см. в: Коуз, 1993), где на основе анализа ряда судебных решений Коуз показывает, что при нулевых трансакционных издержках и четком разграничении прав собственности наиболее эффективное состояние экономики может быть достигнуто путем рыночного обмена, независимо от первоначального распределения этих прав. В 1966 году Стиглер, в очередном издании своего учебника «Теория цены», обобщил положения «Проблемы социальных издержек» и сформулировал ставшую теперь знаменитой «теорему Коуза». Эта теорема показала возможность решения проблемы внешних эффектов путем частных сделок и стала основой для экономического анализа правовых норм, способствовав рождению таких направлений экономической мысли как экономика права и экономическая теория прав собственности.

Статья «Проблема социальных издержек» стала еще одним аргументом в защиту свободного рынка и конкуренции. Однако в 1960-е годы такие взгляды казались старомодными и администрация Виргинского университета, которая стремилась сделать преподавание экономической теории более «современным», не слишком благосклонно относилась к либеральным экономистам. Поэтому, когда Коузу предложили профессорскую должность в Чикагском университете, Виргинский университет не стал удерживать будущего Нобелевского лауреата.

В 1964 году Коуз становится профессором Школы права Чикагского университета и остается им до конца своей жизни (с 1982 года в качестве заслуженного профессора). Также с 1964 по 1982 год он исполняет обязанности редактора Journal of Law and Economics. В Чикаго Коуз продолжает научную работу и стремится поощрять развитие исследований институциональной структуры производства, которые оформляются позднее в новую институциональную экономическую теорию. В своей автобиографии Коуз вспоминал: «Я поощрял экономистов и юристов писать о том, как функционируют реальные рынки и о том, как на самом деле правительство воздействует на экономическую деятельность» (Coase, 1991).

По мере признания научным сообществом идей Коуза, он получает различные академические отличия и почетные звания, венцом которых стала в 1991 году Нобелевская премия «за открытие и прояснение значения трансакционных издержек и прав собственности для институциональной структуры и функционирования экономики». В обосновании Шведской королевской академии наук упоминаются только две работы Коуза -- его статьи «Природа фирмы» и «Проблема социальных издержек». Присуждение Коузу этой престижной премии еще больше повысило авторитет институциональных исследований как научного направления. В 1997 году Коуз становится первым президентом Международного общества новой институциональной экономической теории, а в 2000 году -- научным руководителем основанного в его честь Института Рональда Коуза.

Последним исследовательским проектом Коуза стало изучение трансформации китайской экономики. В 1987 году, на конференции, посвященной 50-летию «Природы фирмы», он так говорил о своих научных планах: «Я намерен снова поднять паруса, чтобы проложить путь в Китай, и не буду разочарован, если на этот раз всего-навсего открою Америку» (Коуз, 2001c, с. 110). Завершилась эта работа изданием в 2012 году книги «Как Китай стал капиталистическим», подготовленной в соавторстве с американским экономистом китайского происхождения Нинг Вангом (Coase, Wang, 2012).

У Рональда Коуза не было детей, но, очевидно, он был счастлив в семейной жизни. Со своей будущей женой, Марион Рут Хартунг, Коуз познакомился во время своей студенческой поездки в США в 1932 году. Поженились они в 7 августа 1937 года и прожили вместе 75 лет. 17 октября 2012 года Марион умерла, а меньше чем через год, 2 сентября 2013 года, скончался Коуз.

Коуз как методолог

Экономистам редко свойственна рефлексия относительно предпосылок собственной теории. Коуз -- достаточно редкое исключение, к которому уже привлечено определенное внимание³. Метатеоретическая позиция Коуза состоит в том, что экономическая наука, прежде всего, призвана изучать реально работающую экономику с ее институтами, основываясь на фактах и эмпирической работе. Наличие ценностной позиции у исследователя Коуз считает не только необходимым, но и неизбежным. По мысли Коуза, логичным следствием последовательно проведенного позитивистского подхода (укор М. Фридмену) станет полная остановка исследований и любого теоретического продвижения.

Что дает право Коузу высказываться по вопросам методологии? Скорее не глубокие познания в философии и методологии, но позиция честного и добросовестного профессионала, способного посмотреть на происходящее в науке и в экономике независимым взглядом. Хороший экономист, по мысли Коуза, это не только тот, кто умеет применять инструменты. Не менее важно обладать мужеством отстаивать те взгляды, которые считаешь правильными, обладать такими качествами как честность и компетентность. Замечательный экономист, согласно Коузу, не может не обладать и высокими нравственными качествами. Именно такой взгляд на фигуру экономиста и позволяет Коузу писать по методологическим вопросам.

Коуз как экономист-методолог весьма критично высказывался относительно неоклассической экономической теории. Эта критика на первый взгляд выглядит странно, поскольку Коуз сам в какой-то степени относится к чикагской школе экономической мысли и получил признание среди экономистов за вклад в микроэкономику. При более внимательном знакомстве взгляды Коуза предстают вполне последовательными и цельными.

Критику существующей парадигмы Коуз выразил в понятии «экономическая теория классной доски». В Нобелевской лекции он сетует, что теория фирмы по большей части лишена эмпирической основы и добавляет: «Исследуется система, существующая в умах экономистов, а не на Земле. Результат таких исследований я назвал «экономической теорией классной доски» (Коуз, 2015, с. 6). Коуз не раз подчеркивал, что экономисты исследуют кровообращение в бесплотном теле (Coase, 1984, p. 230), оперируют концепцией рационального выбора, лишенной содержания. Они сконцентрировали внимание лишь на абстрактно понятых рыночных отношениях равновесного характера, умозрительных схемах, которые можно прекрасно использовать в виде графиков и диаграмм, но которые не дают реального знания о действующей экономической системе.

Ускали Мяки, как внимательный методолог, пытается дать более четкие очертания этой критике, выражаемой терминами ««абстракция»; «пренебрежение детальным знанием реальной экономики»; «отсутствие эмпирической основы»; ... «выдумывающая воображаемый мир»; «пренебрегающая происходящим на заводах и в офисах»; и наконец, «чушь»» (Мяки, 2004, с. 97). В интерпретации Мяки «экономическая теория классной доски» -- это «теория высокого уровня вертикальной абстракции, не подкрепляемая процессом вертикального абстрагирования» (там же, с. 103). Конкретные случаи, на которых строится общее право, относятся к низкому уровню абстракции, которым экономисты по большей части пренебрегают. Тем самым, Коуз выступает не против теоретических обобщений, не против теории, но против слишком высокого уровня абстрагирования и за постоянную работу по движению от накопленных знаний о реально работающей системе к теоретическим построениям.

Отсюда проистекает и весьма скептическое отношение Коуза к доминирующей форме математизации теории, которая отражена в подходе Самуэльсона и более свойственна основному течению мысли. При этом Коуз не принципиальный противник математизации: «Возникает тенденция пренебрегать теми аспектами экономической системы, которые трудно измерить. Это отвлекает внимание от самой экономической системы к техническим проблемам измерения. Я не хочу сказать, что мы должны избегать количественных методов» (Коуз, 2015, с. 67). Красота математических выкладок не обольщает Коуза, напротив, как и В.В. Леонтьев в этой тенденции он видит опасный отход от понимания сути экономики.

Ричард Познер -- коллега по Чикагскому университету -- в обзоре методологических взглядов Коуза удивляется узкой трактовке экономического и нежеланию Коуза пользоваться математическими методами. С одной стороны, Познер признает, что «многое можно сделать с помощью простой экономической теории в сочетании с историческими и даже журналистскими методами эмпирического исследования отличными от регрессионного анализа ..., который использует случайную выборку и статистическую инференцию, а не анекдот и нарратив» (Posner, 1993, p. 203). С другой, сравнивая Коуза с «Джорджем Оруэллом современной экономической науки», саркастически выражает свое мнение в афоризме: «Требуется очень необычный ум, чтобы провести анализ очевидного» (Ibid., p. 205). В ответ на подобные интерпретации, Коуз в свойственной ему сдержанной манере отвечал, что он вовсе не против использования абстракций, эконометрики и математических методов, но против бессмысленных абстракций, которые лишь затемняют понимание работы экономической системы⁴.

Дискуссия о расширенной, либо узкой трактовке экономического проецируется и на оценку достижений экономистов в сопредельных дисциплинах. Типичный представитель чикагской школы считает движение экономической науки в сторону права, социологии, образования, здравоохранения, демографии и политики самым важным достижением в 1960-90-е годы. Коуз, напротив, в третьей главе «Очерков» (Коуз, 2015) скептически относится к успеху экономистов на сопредельных полях, поскольку главным в междисциплинарном разграничении социальных наук считает предмет исследования и ту специфическую группу вопросов, которая провоцирует изучение самого предмета. Империалистические чаяния экономистов чужды Коузу. Во-первых, проблемы самой экономической науки далеки от разрешения или разрешены неудовлетворительно. Во-вторых, в долгосрочном плане экономистам трудно конкурировать с теми, кто знает свой предмет по существу и в деталях. Сами математические методы могут быть освоены политологами, социологами и правоведами. При этом Коуз считает важным изучать влияние политики, права и других институтов на экономику.

Обсуждение проблемы междисиплинарности и степени математизации приводит к обсуждению ценности той или иной теории. Наиболее острую методологическую критику Коуза вызвала концепция М. Фридмена о позитивной экономической науке. Он категорически не согласен с тем, что главная ценность теории в точности прогноза: «Мнение о том, что о ценности теории следует судить исключительно по степени и точности ее предсказаний, представляется мне неправильным. ... большинство из нас не станет ценить теорию, если мы не думаем, что эти выводы соответствуют тому, что происходит в реальной экономической системе. Однако теория -- это не расписание самолетов или автобусов. Мы не заинтересованы просто в точности ее прогнозов. Теория также служит основой для того, чтобы думать» (Коуз, 2015, с. 19).

Коуз противопоставляет слишком теоретичным рассуждениям Фридмена реальную практику признания теорий. Он использует свой излюбленный подход -- обращается к ярким, характерным примерам. Три конкретных эпизода из реальной практики работы экономистов призваны показать правоту Коуза: история признания теорий Хайека и Кейнса, а также теории несовершенной конкуренции Джоан Робинсон и Эдварда Чемберлина. Еще один конкретный пример касается практики работы Коуза в качестве редактора журнала Journal of Law and Economics.

Идеи Кейнса быстро признали, поскольку его подход лучше объяснял то, как работает экономическая система и был проще для понимания. Тем самым, более важным были способность теории объяснить реальные экономические проблемы, а также простота и ясность в сравнении с другими подходами: «Кейнсианский анализ был принят в основном потому, что он был понятнее большинству экономистов. Или, как я отметил ранее, этот анализ предложил лучшую основу для размышлений о проблемах работы экономической системы как единого целого» (Коуз, 2015, с. 24-25).

Примеры показывают, что на практике идеи признаются отнюдь не потому, что обладают предсказательной силой, но потому, что понятны, объясняют экономические изменения, могут служить основой для политических решений. Экономические идеи могут нести определенные ценности. Как справедливо замечает Коуз, сама позитивная методология не может не являться нормативной в своей основе, поскольку провозглашает ценностью сам позитивистский подход, лишенный ценностей.

Размышляя о ценности теорий и выборе экономистов, о непосредственной практике признания идей и концепций, Коуз выступает как спонтанный представитель риторического подхода в экономической методологии⁵. Он признает важную роль в науке институтов, социальной организации: «... деятельность экономистов регулируется или, по крайней мере, направляется профессиональными организациями (университетами или обществами) в таких аспектах, как разработка учебных курсов, требования к научным степеням, распределение исследовательских фондов, стандарты публикации и квалификационные требования для трудоустройства. Уважение и положение достигаются в результате работы, которая отвечает стандартам профессии экономиста» (Коуз, 2015, с. 36). Прогресс же в науке, по мнению Коуза, достигается благодаря свободе выбора теорий, автономному принятию решений относительно того чем и как заниматься: «Для того чтобы экономисты были свободны выбирать теории, которые будут наиболее полезны в руководстве их работой, а также создавать новые теории, когда старые покажутся неудовлетворительными, исследования должны осуществляться в пределах относительно свободных образовательных структур. Университеты, исследовательские институты, фонды и другие учреждения, финансирующие исследования, -- все должны следовать независимой политике. Даже внутри университетов должна позволяться значительная степень автономии школ и факультетов» (Коуз, 2015, с. 37). Тем самым, прогресс в науке определяется как социальной организацией, так и автономией отдельных структур и институтов, которые сами выбирают наиболее перспективные темы для исследований, имеют определенную свободу в решении кадровых и финансовых вопросов.

В контексте риторики отдельный интересный вопрос касается стиля и языка Коуза, который отличался от того языка, на котором говорили современные экономисты. Он не использовал математические методы, эконометрику, не перегружал объяснения современной терминологией. С одной стороны, это привело к задержке восприятия идей Коуза, потребовало «перевода», с другой -- позволило транслировать эти взгляды на более широкую аудиторию и, прежде всего, на юристов, исследователей менеджмента, бизнеса и финансов. Отдельно надо отметить, что система общего права в США позволила использовать положения статьи Коуза не только в теории, но и на практике -- при обосновании судебных решений. Эффект же, о котором пишет Познер, скорее относится к краткосрочному периоду: «Влияние Коуза на экономическую науку уменьшилось из-за того факта, что его статьи не говорят на языке современной экономической науки, то есть на языке математики, а также из-за того факта, что он не пытался развить теорию трансакционных издержек» (Posner, 1993, p. 207). Стиглер, Харт и многие другие перевели идеи Коуза на формальный, теоретический язык.

Вместе с тем, несмотря на необычный стиль -- ясный и простой -- Коуз остается последовательным экономистом как в своих основных работах, так и в методологических эссе. Коуз -- экономист. Он оперирует идеей соотнесения затрат и выгод, причем затрат с точки зрения издержек упущенных возможностей (opportunity cost). В этом контексте концепция трасакционных издержек (издержек обмена у Коуза) увязывает альтернативность издержек в рамках разных структур управления активами, как выразился бы Уильямсон. Фирма и рынок представляют альтернативу друг другу в плане организации трансакций. Идя дальше, Уильямсон предложил концепцию специфичности активов, которая находится в той же перспективе альтернативности. В статье «Проблема социальных издержек» заложена та же экономическая идея, ее применению помогает уравнивание в правах виновника и жертвы, которые наделяются обоюдной ответственностью, а далее задействуется тот же анализ затрат и выгод двух сторон. По сути, из этого исходит и Теорема Коуза. С помощью этого подхода Коуз предлагает соизмерять рынок и государственное управление. Регулятор точно может знать интересы своей семьи, ближайших друзей и принимать решения, учитывающие их интересы, но принимать решения в интересах общества в целом возможно только при наличии очень большого корпуса информации, издержки по получению которой огромны. Коуз как последовательный экономист не признает монополию и регулирование рынка идей, которое наблюдается в средствах массовой информации, слишком расточительными считает усилия экономистов в изучении социологии, политики, демографии.

Заметки Коуза об истории экономической мысли

Обращение Коуза к историческому наследию экономической науки неслучайно. Необычность методологических взглядов Коуза в США часто объясняли его английским происхождением. «Aнглийскость» (englishness) -- так озаглавил Познер отдельный раздел своей статьи о Коузе (Posner, 1993, pp. 204-5). Познеру вторит и Макклоски: «Я уже сказала, что экономический дискурс у Коуза -- в том виде, в каком он присутствует уже в статье 1937 г., -- это дискурс британский, правовой, эмпирический, а не французский, не самуэльсоновский и не математический» (Макклоски (1998) 2015, c. 153). Эмпиризм, придание особого значения конкретным случаям, знание английской литературы, тонкий английский юмор. Среди экономистов авторитетами для Коуза остаются умы Великобритании: давний спор с Пигу, пристальное изучение биографии Маршалла, благоговение перед наследием Смита.

Не будет преувеличением сказать, что Адаму Смиту Коуз уделяет особое место. Коуз сетует на то, что идеи Адама Смита больше дают для понимания экономики, чем современные учебники. Идеи Смита использованы в основном корпусе экономических знаний лишь в части формализации теории «невидимой руки рынка». Коуз с сожалением отмечает, что другие науки неузнаваемо изменились, базовые же идеи у экономистов остались прежними. Коуз с особым вниманием и благоговением относится к наследию и личности Адама Смита.

Коуз обращает внимание на особый стиль Смита и его внимание к риторике изложения в книге «Богатство народов», проницательность и широта анализа которой превосходит любую другую книгу по экономике. Смит пишет на доступном языке, использует здравый смысл, ориентируется на широкую аудиторию, уделяет внимание способу изложения не меньше, чем самой сути вещей. С этим Коуз и связывает успех книги: «Стиль Адама Смита, конечно, очень отличается от стиля большинства современных экономистов, которые либо неспособны писать на простом английском, либо решили, что выиграют больше, если будут запутывать свою мысль» Коуз, 2015, с. 90).

В вопросе отношения к государственному регулированию Коуз повторяет резонные замечания Смита: «Великие нации никогда не беднеют из-за расточительности и неблагоразумия частных лиц, но они нередко беднеют в результате расточительности и неблагоразумия государственной власти» (цит. по.: Коуз, 2015, с. 101).

Смит не до конца понят, не все его идеи получили адекватное отражение и продолжение. Один из таких вопросов -- трактовка природы человека, которая у немцев получила особое имя «Das Adam Smith Problem». По мнению Коуза, на самом деле нет никакого противоречия между «Богатством народов», где основным мотивом поведения человека выступает эгоизм, и «Теорией нравственных чувств», где таким мотивом оказывается симпатия или благожелательность. Ключевую роль играет понимание того, что разделение труда делает преобладающую часть операций безличными, тогда как благожелательность предполагает личные отношения между людьми. Цитата о благожелательности мясника и пивовара должна дополняться тем, что Смит пишет дальше: «В цивилизованном обществе он [человек] непрерывно нуждается в содействии и сотрудничестве множества людей, между тем как в течение всей своей жизни он едва успевает приобрести дружбу нескольких лиц» (цит. по.: Коуз, 2015, с. 94). Сотрудничество огромного числа людей по всему миру не может основываться на личных отношениях. В такой постановке вопроса Смит, по мысли Коуза, «воспринимал человека таким, каким он является в действительности: в нем действительно преобладает себялюбие, но присутствует и некоторая забота о других, он способен размышлять, но необязательно таким образом, чтобы прийти к правильному заключению, он видит результаты своих действий, но сквозь пелену самообмана» (Коуз, 2015, с. 134).

Очерки Коуза о Маршалле пропитаны очень личным отношением. Он не был учеником последнего в прямом смысле, но очевидно, что Коуз чувствовал себя преемником Маршалла -- хотя он и пытается от него дистанцироваться: «Маршалл присутствовал в святцах, но лишь немногие из нас молились исключительно ему» (Коуз, 2015, с. 45-46).

Биографические статьи о семье Маршалла (восьмая и девятая главы «Очерков»: Коуз, 2015) оставляют двойственное впечатление. Коуз проделывает огромную работу, со свойственной ему скрупулезностью отслеживая судьбу родственников Маршалла по всей Британской империи. Но может показаться, что сам Коуз придавал этой работе не слишком большое значение -- в предисловии к этой книге он пишет: «Раздумывая в молодости о том, чем заняться в преклонные годы, я решил, что интересным проектом, который мог бы их заполнить, является написание биографии Альфреда Маршалла» (Коуз, 2015, с. XXX).

Показательно, что для Коуза, как экономиста, интересующегося практическими проблемами, история также чужда, как и абстрактные теоретические построения. Она кажется ему занятием для скучающего пенсионера, тем, о чем можно посудачить за чашкой послеобеденного чая. В своих очерках он достает всех скелетов из шкафа Маршаллов. Перед нами предстает в своем роде типичное викторианское семейство, хорошо знакомое нам по романам Диккенса. Глава семьи -- Уильям Маршалл -- строгий пуританин и домашний тиран. Он служит в Английском банке, но стремится быть джентльменом и не чужд изящной словесности. Его хобби -- древнеанглийский язык и история короля Альфреда, в честь которого он называет своего первенца. Мать семейства -- Ребекка Оливер -- тихая и нежная женщина, стыдящаяся своего социального происхождения. Она порвала связи со своими родственниками, в семье поговаривают, что ее отец аптекарь, действительность еще хуже -- он мясник. Даже сам Альфред Маршалл не знал, что среди его кузенов есть простые рабочие. Несчастная миссис Маршалл думала, что эту постыдную тайну она унесет в могилу. Так оно и было, пока Коуз не раскопал ее в архивах. С чисто британским чванством и вниманием к мелким социальным различиям родственники Альфреда Маршалла скрывают подлинное место его рождения. Коуз выясняет, что он родился не в зеленом пригороде Лондона Клэпем, а в Бермондси, вблизи дубильных производств. Картина была бы неполна без жестоких детей, которые приходят в восторг при известии о смерти деда, а также доброго дядюшки, сделавшего состояние в колониях, который появляется в трудный момент и дает деньги на учебу в Кембридже (в долг, конечно).

Заслуживает внимание очерк, в котором Коуз исследует переписку Маршалла с коллегами и дневник Джона Невилла Кейнса, связанные с событиями, которые привели в 1908 году к назначению Пигу преемником Маршалла (Коуз, 2015, с. 173-190. Проблемы, которые волновали тогда Маршалла, знакомы любому современному заведующему кафедрой -- это подготовка новых курсов и распределение педагогической нагрузки. Основных претендентов на профессорскую кафедру, оставляемую Маршаллом, было двое: это блестящий, как казалось, молодой теоретик А.С. Пигу (1877-1959) и заслуженный сотрудник Маршалла Г.С. Фоксвелл (1849-1936), глубокий знаток экономической литературы, склонявшийся к исторической школе. Поскольку формальные показатели (число публикаций) и симпатии Маршалла были на стороне Пигу, выбор был сделан именно в его пользу. Внимание Коуза к этому событию определяется тем, что он рассматривает преемство Пигу скорее не в сугубо административном, а в более общем смысле, как наследника теоретической традиции. Заняв профессорскую кафедру в Кембридже, Пигу сыграл пагубную роль в развитии экономической науки, способствовав распространению той самой «экономической теории классной доски», критике которой сам Коуз посвятил значительные усилия (см. выше). Поэтому ему «кажется очевидным, что Пигу не оправдал высоких надежд, которые возлагал на него Маршалл» (Коуз, 2015, с. 189).

Завершает серию очерков о Маршалле статья о его подходе к методологии экономической науки, подготовленная на основе изучения писем Маршалла, посвященных подготовке «Предмета и метода политической экономии» Дж. Н. Кейнса (Коуз, 2015, гл.11.). В этой статье Коуз пытается доказать, что в отношении методологии экономисты кембриджской школы не были так единодушны, как это принято считать. Коуз показывает, что Маршалл, со скепсисом человека, получившего математическое образование, отрицал существование в экономической науке «теории, о которой можно говорить» (цит. по: Коуз, 2015, с.195). Маршалл полагал, что дедуктивный и индуктивный методы взаимосвязаны: абстрактные дедуктивные построения должны основываться на собранных и накопленных фактах. Широкое применение математики («математические соблазны») казалось ему опасным для конструктивной работы в экономической науке. Выше мы видели, что подобную методологическую позицию занимал и сам Коуз. Его экономическая теория -- это простая наука, а подлинным призванием экономиста является объяснение работы реальной экономической системы.

* * *

Неортодоксальная, независимая и весьма критичная методологическая рефлексия Коуза интересна как сама по себе, так и в плане того значения, которое она может иметь для нового облика экономической науки. Коуз одним из первых выдвинул идею о риторике экономической теории, в рамках которой реалистичность предпосылок и эмпирическая проверка являются функцией убеждения на рынке идей. Кто знает, сколько потребуется времени, чтобы экономисты прислушались к критическим заметкам Коуза об экспансии в другие науки, их тяге к неосновательным абстракциям и невнимательном отношении к предмету и институциональной сложности экономических процессов.

Литература

Коуз Р. Фирма, рынок и право. -- М., 1993.

Коуз Р. «Природа фирмы»: истоки // Природа фирмы / Под ред. О.И. Уильямсона и С. Дж. Уинтера. -- М., 2001.

Коуз Р. «Природа фирмы»: истолкование // Природа фирмы / Под ред. О.И. Уильямсона и С.Дж. Уинтера. -- М., 2001.

Коуз Р. «Природа фирмы»: влияние // Природа фирмы / Под ред. О.И. Уильямсона и С.Дж. Уинтера. -- М., 2001.

Коуз Р. Очерки об экономической науке и экономистах. -- М.: Из-во Ин-та Гайдара, (1994) 2015.

Макклоски Д. Риторика экономической науки. 2-е изд. -- М.: Из-во Ин-та Гайдара, (1998) 2015.

Мяки У. Является ли Коуз реалистом? // Истоки: экономика в контексте истории и культуры. -- М. Изд. Дом ГУ ВШЭ, (1998) 2004.

Расков Д.Е. Экономическая теория как риторика // Вестник СПбГУ. Сер. Экономика. -- 2005. -- Вып. 3.

Расков Д.Е. Образ экономики в институционализме // Вестник СПбГУ. Сер. Экономика. -- 2010a. -- № 3.

Расков Д.Е. Риторика новой институциональной экономической теории // Вопросы экономики. -- 2010. -- № 5.

Coase R.H. The Problem of Duopoly Reconsidered // The Review of Economic Studies. Vol. 2, No. 2 (Feb., 1935).

Coase R. H. The Nature of the Firm // Economica, Vol. 4, No. 16 (November 1937).

Coase R. H. British Broadcasting: A Study in Monopoly. Longmans Green, London; Harvard University Press, Cambridge, MA, 1950.

Coase R. H. The Federal Communications Commission // Journal of Law and Economics. Vol. 2 (Oct., 1959).

Coase R. H. The Problem of Social Cost // Journal of Law and Economics. Vol. 3 (Oct., 1960).

Coase R. H. The New Institutional Economics. // Journal of Institutional and Theoretical Economics. March 1984, 140.

Coase R.H. Autobiography // http://www.nobelprize.org/nobel_prizes/economic-sciences/laureates/1991/coase-bio.html

Coase R.H. Coase on Posner on Coase // Journal of Institutional and Theoretical Economics, 1993. 149 (1).

Coase R. Wang N. How China Became Capitalist. Palgrave Macmillan, New York, 2012.

Mдki U. Coase R.H. in The Handbook of Economic Methodology. Ed. by Davis J., Hands D.W., Mдki U., Edward Elgar. 1998.

Palazzolo J. The Most-cited Law Review Articles of All Time // The Wall Street Journal, June 1, 2012.

Posner R. The New Institutional Economics Meets Law and Economics // Journal of Institutional and Theoretical Economics, 149 (1), 1993.

Posner R. Ronald Coase and Methodology // Journal of Economic Perspectives. Vol. 7., N 4 (Autumn), 1993.

Сноски

1 Статья Коуза «Проблема социальных издержек» с заметным отрывом стала самой цитируемой у юристов: Palazzolo, 2012.

2 Перевод на русский язык публиковался неоднократно, впервые -- в Вестнике СПбГУ (Сер. 5. Экономика. 1992. Вып. 4).

3 См. Posner, 1993; Mдki, 1998; Мяки, 2004; Макклоски (1998) 2015, c. 119-136. (Глава 6 «Правовая риторика «Природы фирмы» Рональда Коуза»). О риторике работ Коуза в контексте институционализма см.: Расков 2010a, 2010b.

4 См. Posner, 1993; Coase, 1993.

5 См. Макклоски (1998) 2015; Расков, 2005.

Размещено на Allbest.ru