Возможна ли евразийская политическая экономия?

Размещено на http://www.allbest.ru/

Возможна ли евразийская политическая экономия?

Миропольский Д.Ю.

Аннотация

В статье обосновывается положение о том, что исходная формулировка предмета политической экономии, которая отождествляется с началом науки, должна в свернутом виде содержать специфические особенности различных стран и культур. В качестве начала политической экономии в широком смысле слова предлагается категория "продукт", которая содержит евразийскую политэкономию как особую и необходимую комбинацию капитала и плана

Ключевые слова: предмет политической экономии, начало, капитал, план, продукт, производство, потребление

В данной статье мы не будем выяснять, является ли политическая экономия, экономика (экономикс), экономическая теория, теоретическая экономика и т.д. одной наукой или разными науками. Мы просто, без всяких "околичностей", берем политическую экономию и рассматриваем ее.

То, что политическая экономия имеет свой предмет принимается всеми учеными. Правда, споры о том, в чем состоит этот предмет, не утихают до сих пор.[1] Но все же какой-то предмет имеется. А вот имеет ли право на существование и, соответственно, предмет некая особая политэкономия евразийского союза или евразийская политическая экономия?

Этот вопрос возник из практической жизни: "К 1 января 2015 года поставлена задача - создать Евразийский экономический союз" [2]. То, что интеграционные процессы на евразийском экономическом пространстве подлежат теоретическому осмыслению, вряд ли вызывает какое-либо сомнение. Но теоретическое осмысление еще не означает возникновение евразийской политической экономии. Идея евразийской политэкономии требует серьезного обоснования.

В общетеоретическом плане эта проблема не нова. В рамках марксистской традиции ее можно возвести к вопросу о политической экономии в широком и узком смысле слова.

Ф. Энгельс разделял политическую экономию в широком смысле и самом широком смысле. "Политическая экономия в самом широком смысле есть наука о законах, управляющих производством и обменом материальных жизненных благ в человеческом обществе" [3]. Политическая же экономия в широком смысле это "наука об условиях и формах, при которых происходит производство и обмен в различных человеческих обществах" [4].

Как же соотносятся у Ф. Энгельса политическая экономия в самом широком, широком, а, заодно, и в узком смыслах? "Условия, при которых люди производят продукты и обмениваются ими, изменяются от страны к стране, а в каждой стране, в свою очередь, от поколения к поколению. Политическая экономия не может быть, поэтому одной и той же для всех стран и всех исторических эпох" [5]. Политическая экономия исследует "особые законы каждой отдельной ступени развития производства и обмена, и лишь в конце этого исследования она может установить немногие, совершенно общие законы, применимые к производству и обмену вообще" [6]. экономия политический капитал

Таким образом, мы получаем достаточно сложную и не совсем определенную картину. Получается, что сначала политическая экономия изучает производство и распределение "от страны к стране" и "от поколения к поколению". Это самый узкий смысл политической экономии. Обобщение данных исследований даст политическую экономию определенных способов производства. Политическая экономия конкретного способа производства - это политическая экономия в узком смысле слова. Политэкономия капитализма - это пример политической экономии в узком смысле, наряду с политэкономией других способов производства.

Когда мы имеем науку, последовательно исследовавшую все способы производства - перед нами политэкономия в широком смысле. Когда же мы нашли общее во всех способах производства, то получили политическую экономию в самом широком смысле слова.

И все-таки остается вопрос, эти политические экономии от самого узкого ко все более широким смыслам имеют один предмет, это одна наука или - разные предметы и это разные науки? На наш взгляд, четкого ответа Ф. Энгельс не дал.

Эта дискуссия получила новый импульс в связи с марксистским осмыслением развития капитализма в странах третьего мира. Здесь опять встал вопрос: есть капитал и всеобщие законы его движения; исходя из этого, может ли и должна ли существовать отдельная политэкономия развивающихся стран? [7]

Новый виток полемика получила в связи с демократизацией бывшего Советского Союза. Когда рыночные реформы стали оказывать свое разрушительное влияние на российскую экономику, некоторые экономисты начали заявлять о том, что маржиналистская теория не учитывает особых условий и, соответственно, особого пути России. Маржиналисты на это отвечали, что если взять физику, то не существует китайской или немецкой физики. Есть единая универсальная физика. Точно так же и с экономической теорией. Нет особой российской экономической теории; есть единая теория и Россия должна реформироваться по законам этой единой экономической теории.

Таким образом, видно, что проблема евразийской политической экономии имеет богатую предысторию. Эта предыстория показывает, что решить проблему можно лишь отказавшись от обычного ученого здравомыслия и встав на более высокую методологическую позицию. Такой более высокой методологической позицией мы считаем диалектическую логику.

Гегель писал: "Та дефиниция, которой какая - либо наука начинает абсолютно с самого начала, не может содержать ничего другого, кроме определенного конкретного выражения того, что как известное и общепризнанное представляют себе в качестве предмета и цели этой науки" [8].

Видно, что Гегель отождествляет начало науки и формулировку предмета науки. Так как начало есть нечто непосредственное, то, соответственно, и первая формулировка предмета, может быть только самой простой и непосредственной. Однако непосредственность есть односторонность, ибо исключает из себя все опосредования [9]. Следовательно, начало, предмет как непосредственный неизбежно стремится преодолеть свою односторонность и, в лице ученого теоретика, втягивается в процессе опосредования, в процесс снятия своей односторонности. Но тогда получается, что начало противоречиво: оно есть непосредственность и оно же есть опосредование. Как разрешается данное противоречие? Каким образом непосредственное начало становится опосредованным? Непосредственное начало может стать опосредованным только в том случае, если начало, будучи актуально непосредственным, содержит в себе, в потенциальном виде все свое дальнейшее развитие, то есть опосредование.

Относительно необходимости развертывания потенции, заложенной в начале, Гегель пишет: "Там, где мы желаем видеть дуб с его могучим стволом, с его разросшимися ветвями, с массой его листвы, мы выражаем неудовольствие, когда вместо него нам показывают желудь. Так и наука... не завершается в своем начале... Начало есть целое, ... оно есть образовавшееся простое понятие этого целого" [10].

Ключевым моментом этого отрывка является термин "простое понятие". Предметом логики у Гегеля является понятие. Однако вначале понятие выступает как простое понятие, как бытие. "Все понятие в целом должно рассматриваться, во-первых, как сущее понятие, и, во-вторых, как понятие; в первом случае оно есть только понятие в себе, понятие... бытия; во втором случае оно есть понятие как таковое, для себя сущее понятие... Согласно этому, логику следовало бы... "делить на логику понятия как бытия и понятия как понятия" [11].

Выходит, что, согласно Гегелю, бытие, как начало логики и, одновременно, как предмет логики в его непосредственной форме, есть понятие. Понятие в развернутой форме представляет собой диалектику единичного, особенного и всеобщего, следовательно, бытие содержит диалектику единичного, особенного и всеобщего в свернутой, потенциальной форме, "в себе".

Оставим на время Гегеля и "Науку логики" и вернемся к проблеме евразийской политической экономии в ее отношении к политической экономии в целом.

Как должна строиться "правильная" политическая экономия? Возьмем политическую экономию в узком смысле слова, то есть политическую экономию капитализма. Правильная политическая экономия капитализма должна начать со своего начала и это начало развернуть в систему знаний о капитализме. Как диалектик К. Маркс так и поступает. В качестве начала он берет товар и развивает эту исходную категорию в капитал, то есть в системное знание капитала. Однако есть одно существенное "но". Если пользоваться методологией Гегеля, рассмотренной выше, то товар выступает в качестве бытия капитала, а собственно капитал в качестве понятия капитала. Понятие капитала предполагает диалектику единичного, особенного и всеобщего в капитале в развитой форме, а бытие капитала - диалектику особенного и всеобщего в товаре в форме потенциальной, свернутой. Если строить политическую экономию капитализма так, то в результирующей ее части каждый единичный капитал выступает как единство моментов всеобщего и особенного. Но результат возникает в процессе развертывания начала. Значит, в самом начале должна быть заложена возможность и необходимость возникновения разных форм капитализма, соединяющих в себе всеобщие законы капитала и особенные условия их функционирования.

Эти утверждения противоречат тому, о чем пишет Ф. Энгельс. У Энгельса получается два варианта создания политэкономии капитализма. В соответствии с первым вариантом, мы исследуем особенные виды капитализма "от страны к стране", "от поколения к поколению". Затем отбрасываем эти особенности и "вылущиваем" из них всеобщее в капитале. Этот момент всеобщего и образует политэкономию капитализма. Получается неистинная, односторонняя, абстрактно-всеобщая политэкономия капитализма, потерявшая моменты особенного и единичного.

Второй вариант предполагает, что у нас уже имеется абстрактно- всеобщая политэкономия капитализма. Однако применяя ее к конкретной стране (или поколению), мы наталкиваемся на условия и особенности этой страны, которые оказываются внешними по отношению к нашей абстрактной теории.

В этом случае, задача теоретика - модифицировать абстрактно-всеобщие законы капитализма в соответствии с этими внешними условиями. И в этом втором варианте политэкономия не является истинной. Специфические условия той или иной страны оказываются случайным хаосом, который неизвестно откуда берется и вообще может быть, а может и не быть. Конкретный механизм действия общих законов капитализма оказывается не имманентным, а зависимым от чего-то внешнего и случайного. Однако Ф. Энгельс хотя бы ставит задачу модификации общих законов капитализма в соответствии с условиями той или иной страны, понимая эти условия как внешние и случайные.

Что же касается маржиналистов, то они, приводя аргумент невозможности китайской физики, предлагают условия конкретной страны вообще не учитывать. Есть "вечные и неизменные" законы рыночной экономики, известные, конечно же, именно маржиналистам. "Напяливай" эти законы, без всяких модификаций, на любую страну. А если там, в результате, все развалилось и поумирали люди, то это потому, что они не воспользовались предоставленным им шансом быть счастливыми и цивилизованными. Теоретическая абсурдность и идеологическая ангажированность такой теории очевидны.

Истинный способ создания политэкономии капитализма состоит в том, чтобы особенные условия единичных стран и народов изначально включались в предмет (начало) науки и выступали в процессе развертывания предмета не как случайные и внешние, а как необходимая диалектика моментов всеобщего, особенного и единичного в капитале. Возможно, что Маркс так и мыслил товар в качестве начала капитализма, но не успел показать как потенциальная диалектика единичного, особенного и всеобщего в товаре разовьется до актуальной диалектики этих определений в капитале. Если Маркс не успел, эту работу должны проделать его последователи.

Теперь предположим, что на евразийском пространстве формируется единичная форма капитала, сочетающая в себе моменты всеобщего и особенного. Исходя из всего изложенного выше, получается, что евразийская политическая экономия есть не просто малозначимая случайность истории, а необходимая форма капитала. Эта необходимая форма капитала в свернутом виде содержится уже в товаре и должна представлять собой столь же необходимый раздел политэкономии капитализма. Однако и эта, гораздо более диалектичная, позиция представляется нам превратной. Ф. Энгельс писал о том, что политэкономия в широком и, соответственно, в самом широком смысле слова "... еще только должна быть создана".[12] Однако с момента, когда данная мысль была выражена, прошло более ста лет. За эти сто с лишним лет экономическая наука развилась и сегодня, на наш взгляд, можно ставить вопрос о политэкономии в широком и самом широком смысле слова. В этом случае задача теоретика меняется.

Необходимо создать теорию, которая показала бы хозяйство человека* как понятие (т.е. развитое системное целое). Чтобы такую задачу решить, надо определить начало хозяйства, то есть понятие хозяйства как бытие, и логически непротиворечиво дойти до конца, то есть до понятия хозяйства как понятия.

В качестве начала политической экономии в самом широком смысле слова мы предлагаем категорию "продукт". [13] Если товар это начало особенного способа производства - капиталистического, то более общей категорией по отношению к товару выступает продукт. Продукт мы понимаем не как лишь результат производства, а как процесс, процесс производства и потребления.

Прежде всего, следует заметить, что есть принципиальная разница между началом философии и началом любой более конкретной науки. Начало философии содержит в себе весь универсум и поэтому не имеет ни предпосылок, ни чего-то, существующего наряду с ним. Продукт отнюдь не универсум, поэтому есть продукт и есть непродукт. Если есть продукт и непродукт, значит, есть и определенное отношение между ними. Мы собираемся развить категорию "продукт" до некоего системного целого, значит, мы должны в эту систему знаний включить влияние законов продукта на непродукт и влияние законов непродукта на продукт. Ведь это взаимодействие принадлежит продукту и без него рассмотрение продукта не может быть целостным. Возьмем природную среду. Она является элементом непродукта. Следовательно, влияние законов природы на экономику входит в предмет политэкономии. Это не означает, что экономист-теоретик должен изучать природу и ее законы. Но принимать во внимание законы и закономерности, раскрытые специалистами в области наук о природе, и влияющие на производство и потребление, он обязан. Если же на евразийском пространстве существует особая природная среда, оказывающая особое влияние на евразийский продукт, то теоретик обязан включить это влияние в систему теоретического знания и сделать соответствующие выводы. Каждая единичная форма взаимодействия продукта и непродукта есть единство всеобщего и особенного взаимодействия.

Обратимся теперь к собственно продукту, как процессу производства и потребления. Простейший переход производства в потребление и потребления в производство есть становление продукта.

В ходе становления продукт возникает (производится) и приходит (потребляется). Определенная комбинация производства и потребления дает нам налично существующий продукт. "Наличное бытие есть бытие, имеющее определенность, которая есть непосредственная или сущая определенность, есть качество" [14].

Если есть наличный продукт, имеющий конкретное качество, то есть и иной наличный продукт. Наличный продукт, относясь к себе самому, есть "в-себе-производство" и "в-себе-потребление". Но, тот же наличный продукт, относясь к иному наличному продукту, есть "производство-для-иного" и "потребление-для-иного".

Наличный продукт содержит иной продукт внутри себя. Является иным по отношению к себе. Имеется ввиду то, что производство наличного продукта есть потребление иного, а потребление наличного продукта есть производство иного наличного продукта.

Переход одного наличного продукта в другой теряет свою историческую актуальность тогда, когда человек перестает возвращаться к добыванию и пожиранию корма. Тогда качественно определенный наличный продукт переходит только в качественно иной продукт и, тем самым, за этим качественным переходом пребывает только одно - продукт. Человек, с экономической точки зрения, окончательно становится человеком, а материальным обеспечением его жизни окончательно перестает быть добыча и становится только продукт.

Продукт, теперь соотносится только с собой, в том смысле, что процесс производства и потребления окончательно выделился из природной среды "как качественно отличный от нее. Такой, соотносящийся только с собой продукт, есть для-себя-продукт".

В "для-себя - продукте" восстановилось простое единство первопродукта, но восстановилось как опосредованное снятие наличных продуктов. В результате, "для-себя-продукт", с одной стороны, есть единый продукт, как заключающий в себе весь экономический мир человека. С другой стороны, "для-себя-продукт" есть агрегат многих продуктов. Продукт выступил как одно и как многое. "Множественность "одного" есть собственное полагание "одного"; "одно" есть не что иное, как отрицательное соотношение "одного" с собой и это соотношение, стало быть, само "одно", есть многие "одни" [15].

Вернемся теперь к отношению продукта и товара. Товарная форма продукта (товарность) содержится только в одном моменте продукта - в продукте как многом. Разумеется, от того, что продукт содержит в себе многие продукты, эти многие продукты еще не становятся актуально положенными товарами. Однако принцип множественности есть примитивная, потенциальная товарность, присутствующая в продукте с самого начала. Итак, продукт как многое воплощает в себе принцип товарности. Но осталось второе определение - продукт как одно. Продукт как одно, в котором исчезает, снимается многое, есть планомерность. То есть планомерность тоже присуща продукту с самого начала. Продукт как многое (товарность) суть многие, не связанные непосредственно, процессы производства и потребления. Продукт как одно (планомерность) есть единый процесс производства и потребления, в котором отсутствуют опосредующие звенья в виде отдельных актов производства и потребления. Видно, что единый, целостный процесс продукта изначально содержит в себе товарность и планомерность как два односторонних и взаимодополняющих принципа. Продукт может существовать только как определенное единство товарности и планомерности, пусть в самой примитивной, скрытой форме.

Собственно говоря, для обнаружения потенциальной товарности и планомерности можно и не развивать диалектику продукта до определения одного и многого. Уже в самом начале продукт как единый и продукт как различенный в процессе производства и потребления потенциально содержит планомерность и товарность. Просто категориальная оппозиция "продукт как одно" и "продукт как многое" выявляет планомерность и товарность предельно отчетливо.

Если все это так, то товар и капитал лишь особенные формы продукта и какие бы всеобщие законы движения капитала мы не брали, они все равно будут особенными по отношению к продукту в целом. Историческое и логическое движение продукта - это историческое и логическое развитие не одного, а двух принципов: а) товарности, развивающейся до уровня капитала; и б) планомерности, развивающейся до уровня плана.

Получается, что политэкономия в самом широком смысле слова начинается с продукта, необходимо содержащего в себе товарность и планомерность. Эти два принципа дают впоследствии две формы продукта - капитал и план. Они всегда находятся в определенном единстве, ибо представляют собой лишь односторонние определения единого продукта.

Что из себя представляет товарность, развивающаяся до капитала, общеизвестно. Сложность могут вызвать категории планомерности и плана. В пределах этой статьи у нас нет возможности раскрывать свою позицию по данному вопросу, и нам остается только отослать читателя к соответствующей литературе. [16] Лишь бегло заметим, что плановый способ производства (или исторически закрепившееся за ним название "социализм") не является, с нашей точки зрения, ни первой фазой коммунизма, ни историческим недоразумением. План так же необходим и противоречив, как и капитал. Только представляя собой единую противоположность, они вместе образуют хозяйство человека. И они же вместе преодолеваются в процессе движения к действительному коммунизму.

Исторически складывающиеся отношения капитала и плана, а также влияние на продукт со стороны непродукта приводят к тому, что в отдельные периоды у отдельных народов продукт выступает либо в односторонней форме капитала, либо в односторонней форме плана. Хотя, какую бы одностороннюю форму ни принимал продукт, эта форма не может быть абсолютно односторонней: капитал всегда содержит в себе план, а план - капитал.

Вывод следующий: единичные формы хозяйства в отдельных странах - это не просто единство особенного и всеобщего определений капитала; это единство либо особенного капитала, либо особенного плана, либо их смеси и всеобщих законов движения продукта. Причем, еще раз подчеркнем, то, какую форму принял продукт на территории той или иной страны в тот или иной отрезок времени, не является результатом действия случайных и хаотичных внешних условий. Эта форма является необходимой и изначально содержится в самом предмете политической экономии, то есть в продукте в его взаимодействии с непродуктом.

Все вышеизложенное позволяет заключить, что на евразийском пространстве возникает новая форма взаимодействия капитала и плана. Это форма не случайная, а необходимая и вытекает из предмета политической экономии в целом. Поэтому евразийская политическая экономия не является, с одной стороны, отдельной наукой, с другой стороны, должна выступать обязательным разделом политической экономии в самом широком смысле слова. Этот раздел имеет свой специфический предмет, конкретизирующий предмет политэкономии в целом. В качестве такого специфического предмета евразийской политической экономии должен выступать специфический евразийский продукт как конкретное евразийское единство капитала и плана. Следовательно, необходимо исследовать вопрос, какая конкретно комбинация капитала и плана возникает на евразийском пространстве. Это пока непонятно. Возможно, здесь рождается капитал, но с гораздо более сильным влиянием плана, чем в Европейском союзе и тем более в США. А возможно здесь формируется план с гораздо более сильным добавлением капитала, чем в бывшей социалистической системе.

Кроме того, необходимо учитывать, что евразийская комбинация капитала и плана развивается в ситуации, когда классическая индустриальная стадия уходит в небытие. В мировом масштабе взаимодействие капитала и плана все больше принимает форму глобальных сетей и евразийское пространство не может быть в стороне от этих процессов. Можно предположить, что на информационно -сетевой стадии капитал и план уже не будут так резко противостоять друг другу как во времена борьбы США и СССР. Видимо, на информационно-сетевой стадии будет происходить их взаимная, все более глубокая интеграция, и возникновение системы отношений более сложной, чем на индустриальной стадии. Однако в рамках этой интеграции акценты сохраняются. Если в евразийскую интеграцию включится Китай, то можно говорить о том, что на евразийском пространстве формируется не просто специфический экономический анклав, а формируется хозяйственная система, на равных противостоящая Западу. Имеется ввиду система хозяйствования, развившая производительные силы, такие же, как на Западе по уровню, но использовавшая для этого интегрированную систему отношений с акцентом не на капитал, а на план.

Как бы не разворачивались события, в любом случае, теоретическое осмысление евразийской интеграции - это не некие провинциальные упражнения, а необходимая работа, развивающая предмет политической экономии в целом.

Литература

1. О философских основах предмета и метода экономической науки // Под ред. И.К. Смирнова, Н.Ф. Газизуллина. - СПб.: Изд-во НПК "Рост", 2008;

2. Нарышкин С.Е. О перспективах Евразийской экономической интеграции // Проблемы современной экономики. - 2013. - № 3. - С.8

3. Энгельс Ф. "Анти - Дюринг" // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд-е. - Т. 20 - М.: Госполитиздат, 1961. - С. 150.

4. Энгельс Ф. "Анти - Дюринг" // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд-е. - Т. 20 - М.: Госполитиздат, 1961. - С. 153.

5. Энгельс Ф. "Анти - Дюринг" // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд-е. - Т. 20 - М.: Госполитиздат, 1961. - С. 150.

6. Энгельс Ф. "Анти - Дюринг" // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд-е. - Т. 20 - М.: Госполитиздат, 1961. - С. 151.

7. Капустин Б.Г. "Неомарксистская социология", исторический материализм и развивающиеся страны. - М.: Изд-во университета дружбы народов,1988. - С. 43-45;

8. Гегель Г.В. Ф. Наука и логики. - Т. 1. - М.: Мысль. - 1970. - С. 102.

9. Смирнов И.К., Смирнова О.И. Собственность как всеобщий предмет экономической науки // О философских основах предмета и метода экономической науки. - СПб.: НПК "РОСТ". - 2008. - С. 222.

10. Гегель Г.В. Ф. Феноменология духа. - СПб.: Наука. - 1992 - С. 6.

11. Гегель Г.В. Ф., Наука логики. - Т.1. - С. 115.

12. Энгельс Ф. "Анти - Дюринг" // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд-е. - Т. 20 - М.: Госполитиздат. - 1961. - С. 154.

13. Миропольский Д.Ю. Производство и потребление продукта как предмет экономической теории // О философских основах предмета и метода экономической науки. - СПб.: Изд-во НПК "РОСТ", 2008. - С. 266-278.

14. Гегель Г.В. Ф. Энциклопедия философских наук. - Т. 1 - М.: Мысль. - 1974. - С. 228.

15. Гегель Г.В. Ф. Наука логики. - Т.1. - С. 237.

16. Основы теоретической экономики. Теория альтернативных хозяйственных систем. Учебник для вузов - СПб.: Питер. - 2014. - 512 с.

Размещено на Allbest.ru