Социально-экономические факторы воспроизводства трудового потенциала в современной России

Обосновано, что социальная политика в нашей стране при всей атрибутике социального государства имеет сильный крен в сторону либерализации. В ее модели, не типичной для развитых стран и рекомендуемой международными финансовыми организациями для слабо развитых и переходных экономик, поведение отождествлено с мотивационным комплексом экономического человека, что ведет к недооценке гражданского консенсуса и противоречий между классовыми группами, преувеличению роли рынка в решении текущих и стратегических задач.

Формально в социальной политике, нацеленной на воспроизводство трудового потенциала работников и безработных, соблюдаются основные принципы социального государства, которые состоят в следующем:

- воспроизводство трудового потенциала обеспечивается базовой защищенностью наемных работников и безработных, самозащитой предъявляющих спрос на занятость при наличии рыночных альтернатив - множества вариантов найма благодаря развитию рынка труда и возможностей самозанятости. Поэтому социальная поддержка, оказываемая незащищенным группам, не предназначена для работников и рассчитана на слои с дефицитом трудового потенциала;

- базовая защищенность экономически активных слоев гарантируется политикой заработной платы (в рамках политики доходов), политикой занятости, страхованием от социальных рисков, трудовым законодательством и институтами социального партнерства;

- занятость в производстве нематериальных благ, которое реализует инвестиционное развитие трудового потенциала, поддерживается рыночными и нерыночными механизмами, совокупными расходами работников, предприятий и государства.

Подчеркнуто, что главный принцип политики социального государства - ее консенсуальный характер - не подкреплен адекватными партнерскими институтами, участвующими в определении стратегии развития страны и направлений как социальной, так и экономической политики. Приоритеты экономической политики ориентированы на «рыночноцентричную» модель либерального государства, к числу которых принадлежат минимизация перераспределительных процессов в пользу субъектов экономической деятельности (работников, предприятий, регионов и муниципалитетов) и финансовая стабилизация. Они ограничивают политику доходов и формирование социальных расходов государства. Вследствие этого реализация базовой защищенности экономически активных слоев, одним из основных критериев которой является материальное обеспечение не ниже прожиточного минимума, а также инвестиционное развитие трудового потенциала, в значительной мере подчинена экономическим приоритетам.

Это обосновано тем, что политика доходов не предусматривает в качестве императива минимальные гарантии благосостояния, а политика занятости, требующая значительных солидарных расходов, на деле относится к политике на рынке труда, то есть к содействию в трудоустройстве безработных. Реальная политика занятости проводится либеральными методами - за счет мобильности трудовых ресурсов на рынке труда и высокой гибкости заработной платы.

Связь нарушения закономерностей физического воспроизводства работников с финансовыми приоритетами проявляется в регулировании минимальной оплаты труда (МРОТ), которая гарантирует это воспроизводство, если ее уровень не опускается ниже прожиточного минимума трудоспособного человека (рис. 1).

Рис. 1 Отношение минимальной оплаты труда к прожиточному минимуму и средней заработной плате в 1992-2005 гг., %

В рассмотренный период минимальная оплата труда в 3-10 раз отставала от прожиточного минимума, но устойчиво - с 1993 г. - составляла 8-10% средней заработной платы (кроме 1999-2000 гг., когда из-за финансового кризиса она была заморожена). Эта устойчивость объяснена встраиванием МРОТ как минимальной ставки бюджетных организаций в антиинфляционное регулирование в качестве монетарного норматива, не связанного с воспроизводственной функцией заработной платы. Поэтому соотношение минимальной оплаты труда с прожиточным минимумом ситуативно следует за изменением средней заработной платы. Зависимость МРОТ от ограничения бюджетных расходов подтверждается и тем, что его резкий рост в 2000-2001 гг. был дополнен двукратным сжатием дифференциации между крайними ставками ЕТС.

Показано, что монетарное регулирование минимальной оплаты труда противоречит мировому опыту, согласно которому она должна быть не ниже прожиточного минимума, а при определении относительным методом - составлять не менее 40% от средней заработной платы. По нашим расчетам, ориентация на данное соотношение позволила бы довести МРОТ до прожиточного минимума еще в 2003 г. Однако МРОТ продолжает отставать от 30% средней оплаты труда, рекомендуемых Всемирным банком для слабо развитых и переходных экономик, и тем более от 60%, принятых для стран Европейского сообщества.

Обосновано, что монетарный подход к определению минимальной оплаты труда фактически означает использование относительного метода ее регулирования, но при беспрецедентно низком нормативе, который идет вразрез с воспроизводственной функцией заработной платы. Однако такое регулирование согласуется с политикой занятости, обеспечивая высокую гибкость заработной платы за счет мизерной планки МРОТ, а также с политикой минимизации финансовой поддержки предприятий и регионов. Поэтому даже в отраслях и субъектах РФ с худшими зарплатными характеристиками соотношение МРОТ со средней отраслевой и региональной оплатой труда не достигает международных стандартов и коррелирует с уровнем в 20%. Тем самым создается основа для нарушения воспроизводственной функции в других отраслях и регионах. Кроме того, в условиях, когда субъекты РФ получили право на установление собственных минимумов заработной платы, формируются множественные стандарты социальной защищенности работников.

Ограничение бюджетных расходов финансовыми приоритетами приводит к сокращению государственной части инвестиций в развитие трудового потенциала и коммерциализации услуг образования и здравоохранения, тогда как для социальных государств характерна противоположная тенденция, которая корреспондирует с повышением качества и доступности данных услуг.

Отмечено, что вследствие отсутствия партнерского института, реализующего гражданский консенсус, в сложившейся системе партнерства проявляется неравноправие договаривающихся сторон. На уровне федерального соглашения более слабыми сторонами являются работодатели и профсоюзы, которые в отличие от представителей исполнительной власти не несут ответственность за выбор приоритетов социально-экономической политики и ее реализацию. Аналогичные проблемы возникают на уровне регионального партнерства.

Неравенство сторон партнерских соглашений выявлено и на внутрифирменном уровне. Оно закреплено в Трудовом кодексе РФ, по которому мнение профсоюзов признается работодателем мотивированным, если у него есть судебная перспектива. Но по важнейшим вопросам организации труда и его оплаты в кодексе нет строгих формулировок, дающих профсоюзам возможность отстаивать свою позицию как мотивированную, поэтому учет их мнения (если оно не доведено до трудового конфликта) нередко сводится лишь к праву его высказывать.

Основным последствием проводимой социальной политики стало ослабление базовой защищенности работников как фундамента развития трудового потенциала. Прежде всего оно проявилось в реальном снижении минимальной и средней заработной платы, дореформенный уровень которой не восстановлен, а ниже прожиточного минимума зарабатывают до четверти работников. За этим снижением стоит не только ухудшение материального обеспечения значительной части занятых, но и процессы дестимуляции и упрощения труда (как в квалификационном аспекте, так и в плане отношения к должностным обязанностям). Нарушение воспроизводственной функции заработной платы имеет выраженный отраслевой разрез и в наибольшей мере затрагивает социально значимые отрасли потребительского комплекса (сельское хозяйство и легкая промышленность) и социальную инфраструктуру. В образовании и здравоохранении это приводит к распространению подработок, которые, частично компенсируя низкие заработки, ухудшают качество труда по месту основной занятости.

Подрыв воспроизводства трудового потенциала нашел отражение в бедности работников, которая, несмотря на значительное сокращение, еще не устранена и в полтора - два раза превосходит предельно допустимый уровень (5-10%). У этой части занятых не восстанавливается трудоспособность, что означает «проедание» психофизической компоненты трудового потенциала как одно из проявлений его качественной деградации. До трети домохозяйств бедных составляют семьи работников со стандартной (а не повышенной) иждивенческой нагрузкой. Это обусловлено тем, что среди семей с детьми доля имеющих доходы ниже прожиточного минимума в 1,4 раза выше, чем во всех домохозяйствах работников. То есть подрыв воспроизводства распространяется и на наличный, и на перспективный трудовой потенциал, что говорит о необходимости учета в минимальной заработной плате детского иждивения.

Общее снижение материального обеспечения работников и их семей - одна из основных причин ухудшения демографического воспроизводства, резко проявившегося в годы экономического спада. Позитивные процессы последующих лет пока не компенсировали предшествующих тенденций. Кроме того, суммарный коэффициент рождаемости в 1,5 раза ниже уровня, необходимого для замещения поколений, а средняя продолжительность жизни мужчин ниже пенсионного возраста.

Издержки политики занятости были особенно наглядными в период спада, когда трехкратное падение реальной заработной платы, а также ее массовые невыплаты не смогли противостоять росту открытой и скрытой безработицы. На переломе экономической динамики безработица стала сокращаться, но с 2001 г. темпы ее снижения замедлились и пока не позволили достичь социально допустимого уровня по критериям социальной защищенности на рынке труда (до 3-6%). Особая деструктивность этого процесса для трудового потенциала безработных обусловлена крайне низким благосостоянием: бедность их семей превосходит 70%.

В условиях внутрифирменного неравенства сторон социального партнерства и при низкой планке МРОТ за время реформ стала возможной реализация предприятиями стратегии минимизации трудовых издержек для основной части персонала и завышения оплаты труда высшего менеджмента. Выявлены такие ее конкретные формы, как занижение премиальных выплат и квалификационного статуса работников-повременщиков, волюнтаристское определение доплат за труд в особых условиях.

Еще одним результатом неравных позиций сторон трудового договора является перекладывание на работников рисков работодателей (включая государство). Наглядным ее примером является не устраненная, хотя и значительно сократившаяся практика задолженности по заработной плате, которая выступает формой принудительного и беспроцентного кредитования работодателей наемным персоналом за счет основного ресурса физического воспроизводства работников.

Общее ослабление базовой защищенности работников неравномерно проявляется по территории страны, чему способствует определенная регионализация социальной политики. Минимальные ставки оплаты труда в субъектах РФ, как и средняя заработная плата, расходятся в разы и закрепляют различия регионов по уровню защищенности. Еще больший вклад в региональные различия вносит регионализированная политика поддержки безработных. При сравнительно невысоком среднем уровне безработицы разница между регионами по данному показателю превышает 60 раз, и почти в 20 регионах он превосходит социально опасный 10-процентный рубеж (по информации за 2005 г.). Для таких регионов поддержка безработных на основе собственных ресурсов не может быть действенной.

Выявлены также значительные поселенческие различия в защищенности экономически активного населения: в разрезе мегаполисов, крупных и средних городов, малых городских поселений (малых городов и поселков городского типа - ПГТ) и сельской местности. Их иллюстрируют показатели (по данным за 2003 г.), отражающие подрыв воспроизводства трудового потенциала (табл. 1).

Таблица 1

Бедность и безработица экономически активных слоев по типам поселения, %

Третья глава «Сегментация воспроизводства трудового потенциала и ее формы в российской экономике» посвящена анализу различий качества трудовых ресурсов и их проявлений, связанных с многоуровневым характером производственных процессов.

Отмечено, что качественные характеристики трудового потенциала имеют ценовое выражение в форме заработной платы. Но скачкообразный рост ее дифференциации после либерализации цен (отмены общей тарифной системы) не мог быть вызван резкими изменениями этих характеристик. Исследование формирования фонда заработной платы в период реформ выявило, что его децентрализация вместе с децентрализацией других фондов предприятий привела не к возникновению, а к проявлению значительных различий качества трудовых ресурсов.

Для объяснения этих различий была привлечена обоснованная Ю. Яременко, С. Глазьевым и др. концепция многоуровневого (многоукладного) характера российской экономики. В такой экономике производство разделено на сектора (уровни, или уклады), в рамках которых из-за технологий разных поколений трудовые ресурсы являются неоднородными, то есть обладают существенными качественными различиями. Данные различия порождены разным качеством рабочих мест у персонала даже идентичной квалификации, поэтому находят выражение не только через трудовой потенциал, но и его реализацию: производительность и степень комфортности труда для работника. Подчеркнуто, что в условиях рыночной трансформации уклады экономики, включая формирование фондов оплаты труда, в значительной мере обособились, и неоднородность трудовых ресурсов стала проявляться через заработную плату.

Для подтверждения этой неоднородности были, во-первых, вычленены сектора экономики, сопрягающиеся с разным качеством трудовых ресурсов, и, во-вторых, проведено межуровневое сопоставление этих ресурсов по совокупности параметров трудового потенциала и его реализации.

В рамках первой задачи трудовые ресурсы распределялись по отраслевым группам с помощью признаков, которые улавливают их неоднородный характер: отношение среднеотраслевой заработной платы к средней по экономике; доля низкооплачиваемых (с оплатой труда в пределах прожиточного минимума) работников в отрасли; изменение отраслевой численности работников в сравнении с предыдущим годом. На основе схожести количественных характеристик (по данным за 2004 г.) были вычленены несколько отраслевых групп, представленных в порядке нисходящей иерархии на базе основного группировочного признака - соотношения отраслевой и средней по экономике заработной платы (табл. 2).

Таблица 2

Характеристики заработной платы и занятости в отраслевых группах

1-я группа: топливная промышленность, финансы и кредит, черная и цветная металлургия, электроэнергетика. Для этих отраслей характерны превышение среднеотраслевой зарплаты над средней по экономике не менее чем в 1,6 раза, доля низкооплачиваемых до 10% и рост занятости.

2-я группа: транспорт, связь, наука и научное обслуживание, строительство, химия и нефтехимия, машиностроение и металлообработка, пищевая промышленность, ЖКХ и непроизводственные виды бытового обслуживания населения. Характеристики заработной платы в этих отраслях тяготеют к средним, а занятость относительно стабильна.

3-я группа: производство стройматериалов, лесная, деревообрабатывающая и целлюлозно-бумажная промышленность, а также легкая индустрия. Группа отличается худшими (в сравнении со средними) зарплатными показателями и снижением занятости.

4-я группа: здравоохранение, физическая культура и социальное обеспечение, образование, культура и искусство, торговля и общепит. Отраслевая заработная плата в группе на треть уступает среднему уровню по экономике, а низкооплачиваемость на треть его превосходит. Занятость имеет слабую тенденцию к росту.

5-я группа: сельское хозяйство. Заработная плата в отрасли более чем в два раза ниже средней и у двух третей работников не достигает прожиточного минимума, а занятость снижается.

Обосновано, что неоднородность трудовых ресурсов, обусловленная технологической многоуровневостью, проявилась во 2-й, в 3-й и 5-й отраслевых группах. 2-я группа в основном представляет отрасли индустриального сектора экономики и сопряженной с ним производственной инфраструктуры. 3-я группа является технологически отсталой частью обрабатывающей промышленности, а сельское хозяйство еще с дореформенного периода недостаточно индустриализировано и частично перешло в нерыночные (натуральные) формы.

Обособление 1-й группы прежде всего связано с неконкурентными преимуществами производимой продукции и услуг. Входящие в нее отрасли обладают монопольным положением вследствие обслуживания сырьевого спроса внешнего рынка по мировым ценам, естественного монополизма, завышенной ценности финансовых ресурсов в условиях рестриктивной монетарной политики.

4-я группа в основном (кроме торговли) представлена отраслями социальной инфраструктуры, в значительной мере относящимися к бюджетному сектору, в котором формирование заработной платы базируется на некоммерческих принципах и подчинено финансовой политике государства.

Выявленные страты сопоставлены с группировкой отраслей по основному признаку - соотношению среднеотраслевой заработной платы со средней по экономике - на данных за 1990 г. Накануне реформ благодаря общей тарифной системе отрасли распределялись на три уровня. В замыкающую группу входили ЖКХ и социальная инфраструктура (кроме науки), во 2-ю - связь, торговля и легкая промышленность, а в 1-ю - все остальные отрасли. Межгрупповые и внутригрупповые различия по заработной плате в основном были ниже, то есть рыночная трансформация отфильтровала реальную неоднородность трудового потенциала. Но главные изменения связаны с обособлением новых крайних групп, входивших прежде в самую крупную 1-ю группу. Это обособление резко повысило межотраслевую дифференциацию заработной платы и стало одной из основных причин ее аномальной поляризации. Неоднородность трудовых ресурсов проявилась и во внутриотраслевом разрезе, что нашло отражение в высоких внутриотраслевых различиях оплаты труда.

На следующем этапе исследования было проведено межуровневое сопоставление характеристик трудового потенциала, которое потребовало микроэкономического подхода. Сравнивались объективные и субъективные индикаторы трудовой жизни работников промышленных предприятий, принадлежащих к технологически разным отраслевым группам (химическая и легкая промышленность), расположенных в одном поселении, что важно для устранения территориальных особенностей воспроизводства трудовых ресурсов.

Установлены существенные различия уровня жизни работников, обусловленные неодинаковым образовательным и квалификационным потенциалом и расхождением средней заработной платы, которое близко к разнице в среднем по данным отраслям. Выявлена принципиальная для качества трудовых ресурсов в разных укладах неоднородность социально-личностного потенциала, проявляющаяся в установках работников на трудовую активность и в мотивах удовлетворенности работой. Для занятых в производстве более низкого отраслевого статуса характерны меньшая готовность к квалификационной мобильности и в значительной мере пассивная адаптация к работе, вызванная привычкой и проблемами альтернативного трудоустройства.

Также обнаружены значительные различия в заработной плате сопоставимых квалификационных групп, превосходящие межквалификационную дифференциацию, что является четким признаком сегментации внутрифирменных рынков труда, под которой принято понимать наличие не одной (равновесной), а множества заработных плат для одного вида ресурсов труда. Обособление этих рынков, носящее устойчивый характер, означает сегментацию воспроизводства трудового потенциала. Ее признаки были выявлены и на материалах других исследований на основе показателей дифференциации оплаты труда по профессионально-квалификационным группам занятых в разных сегментах экономики.

Сделан вывод, что воспроизводство трудового потенциала на предприятиях разных отраслевых групп определяет его межотраслевую (стратификационную) сегментацию, означающую возобновление качественной неоднородности трудовых ресурсов в рамках этих групп. Основным недостатком такой модели воспроизводства является ее значительная инерционность из-за низкого уровня модернизации рабочих мест на базе достижений технологически развитых укладов. Это вызвано слабым инвестиционным развитием экономики и его зависимостью от дифференциации финансовых ресурсов предприятий, входящих в разные сектора: чем больше необходимость модернизации, тем меньше ресурсов (на многих предприятиях низкостатусных групп происходит «проедание» не только трудового потенциала, но и основного капитала). Поэтому данная модель эволюционирует в направлении, не соответствующем индустриальному и постиндустриальному прогрессу. Растет занятость в сырьевых отраслях, снижается - в обрабатывающей промышленности, а рост численности работников в производстве услуг обеспечен преимущественно посредническим сервисом. Явного роста персонала в таких значимых для инвестиционного развития трудового потенциала отраслях, как образование и здравоохранение, не наблюдается.

Инерционности этого типа воспроизводства способствует прежде всего экономическая политика, в зоне ответственности которой находится содействие инвестиционному развитию производства и антимонопольные меры, а также пассивность социальной политики в вопросах снижения межотраслевой дифференциации заработной платы. Эта задача не входит в функции ни Российской трехсторонней комиссии по регулированию социально-трудовых отношений, ни отраслевого социального партнерства, регулирующего оплату труда по отраслям.

Подчеркнуто, что разная локализация укладов экономики по территории страны обусловливает территориальную сегментацию воспроизводства трудового потенциала, которая в разрезе регионов подтверждается не только расхождениями региональной заработной платы вплоть до 7-8 раз, но также выполненными рядом исследователей группировками регионов по уровню экономического развития. В качестве признаков для этих группировок использовались как оценки трудового потенциала, так и отраслевые характеристики регионального производства. Они позволяют выделить до 8 групп регионов, показывающих наличие даже не двух, а нескольких «Россий». Выявлена также сегментация поселенческого воспроизводства, которая имеет ту же природу, что и региональная, и усугублена разной емкостью и диверсификацией рынков труда.

Установлено, что под воздействием территориальной сегментации воспроизводства трудовых ресурсов формируются локальные минимумы оплаты труда. Они определялись по данным обследования домохозяйств крупного и малого городов на основе международных стандартов (в процентах более высоких для малого города как менее развитого сегмента от средней по территориям заработной платы) и проверялись с помощью индикаторов адаптационной активности работников. Отмечено, что формирование локальных минимумов оплаты труда является объективной основой регионализации регулирования минимальной заработной платы. Так, единые минимальные ставки в развитых регионах и поселениях делают бюджетников одной из самых низкооплачиваемых категорий, тогда как на депрессивных территориях они попадают в средние слои. Однако определение этих ставок на уровне субъектов РФ с ограничениями по нижнему (уровень МРОТ) и верхнему (ставки федеральных организаций для дотационных регионов) пределам не позволяет решать задачи вывода на объективные минимумы и снижения межрегиональных различий прежде всего из-за низкой планки МРОТ.

Обосновано, что неоднородность трудовых ресурсов формирует межотраслевое и территориальное неравенство по всем аспектам воспроизводства трудового потенциала и социальной защищенности работников, а также обусловливает разное использование идентичного образовательного потенциала. Оно стратифицирует работников по отраслевым, региональным и поселенческим группам и тем самым затрудняет образование целостного среднего класса, который распадается на множественные средние слои. Не удивительно, что оценки специалистов о масштабах данного класса варьируются от 15% до 75% населения. Это неравенство подрывает эффективную мотивацию, стимулируя межфирменную мобильность персонала в противовес внутрифирменной в форме профессионально-квалификационного роста. В низкостатусных отраслевых группах (кроме социальной инфраструктуры) ниже квалификационный «потолок», а переход в более высокую отраслевую группу, автоматически повышающий заработную плату, нередко сопровождается потерями квалификационного статуса.

Одно из основных проявлений неравенства работников - нарушение принципа равной оплаты за равный труд. Выявлено, что в отраслевых группах с отсталой технологической базой на сложность труда влияет его повышенная дискомфортность, требующая дополнительных трудовых усилий и не учитываемая в заработной плате. Этот принцип также искажают монопольные преимущества отраслей и формирование оплаты труда в бюджетных организациях социальной инфраструктуры, в которых труд является одновременно квалифицированным и социально значимым.

Установлено, что межуровневые различия воспроизводственных характеристик трудового потенциала выступают причиной распространения репрессивных методов стимулирования труда, которые применяются тем активнее, чем ниже отраслевой статус производства. Эти методы нашли отражение в трансформации системы премирования в разновидность штрафной системы, в которой премии - негарантированная часть заработка, урезаемая при нарушении трудовой и технологической дисциплины, а в условиях подрыва нормативной базы премирования - и под влиянием субъективных решений руководства (эти решения зачастую провоцируют трудовые конфликты).

На материалах исследования ряда поселенческих рынков показано, что сегментированный характер воспроизводства трудового потенциала на внутрифирменных рынках труда (где реализуется стратегия экономии трудовых издержек) оборачивается рентно-бенефициарным типом распределения заработной платы. Завышаются заработки высококвалифицированного и дефицитного персонала, которые подтягиваются к ценам ресурсов труда на сегментах более высокого статуса, а для остальных работников поддерживаются уравнительные тенденции. Тем самым подрывается стимулирующая функция заработной платы и эффективная мотивация, а также консервируются низкие заработки. Этот же тип распределения из-за ограниченности ресурсов на оплату труда воспроизводится и в бюджетной сфере.

Региональные и поселенческие формы межуровневого неравенства работников поддерживают перелив трудовых ресурсов в регионы и поселения более высокого статуса и ведут к их оскудению на низкостатусных (депрессивных) территориях, в том числе обладающих для страны стратегическим значением.

В четвертой главе «Самозанятость и малый бизнес: проблемы реализации адаптационных стратегий работников» обсуждается вид занятости, который согласно принципам социальной политики выступает формой самозащиты работников. Показано, что в нашей стране масштабы самозанятости и участия в малом бизнесе (где она концентрируется) заметно уступают развитым странам. Поставлен вопрос о том, какие тенденции экономического развития обеспечивают широкое распространение данных видов занятости в динамично развивающихся экономиках.

На основе зарубежной статистики и ряда исследований выявлено, что прогрессивное развитие самозанятости и малого бизнеса корреспондирует со стадией индустриального и постиндустриального прогресса, когда благодаря поддержанному государством преобразованию инновационного, технологического и организационного потенциала крупных корпораций тенденция концентрации производства ослабляется в пользу специализации. Под воздействием политики доходов и социального партнерства значительно увеличивается благосостояние домохозяйств. Спрос на малый бизнес определяется потребностями, с одной стороны, крупных фирм в их многопрофильном обслуживании и, с другой - населения в получении широкого спектра услуг.

Установлено также, что рост самозанятости происходит и при тенденции индустриального регресса, что показано на примере стадии циклического спада в развитых странах, являющегося аналогом деиндустриализации, и данных по слабо развитым экономикам в сравнении с развитыми. В рамках этой тенденции самозанятость сопряжена с мало эффективным использованием производственных ресурсов и самоэксплуатацией. Она только частично компенсирует наемный труд, сокращающийся вследствие деиндустриализации или индустриальной стагнации. Но перелом данной тенденции ведет к снижению самозанятости и росту наемного труда. Отмечено, что по формальным признакам обе тенденции совпадают, поэтому их различия требуют более детального анализа. Важными характеристиками выступают изменения отраслевой структуры самозанятости и качество предоставляемых услуг. Так, в русле первой тенденции сокращается доля торговли, а в рамках второй - она растет вследствие расширения розницы. Занятость в сфере услуг населению повышается при обеих тенденциях, но в первом случае - за счет развития сервиса, а во втором - за счет его примитивизации.

Выявлено, что в первые годы реформ эти процессы стимулировала совокупность разнородных причин: открывшиеся возможности для предпринимательства; заполнение вакуума после развала дореформенных посреднических структур; раздел государственной собственности, который сопровождался дроблением средних и крупных предприятий; проявления кризисного спада в виде долгов по заработной плате и высокой безработицы. В годы кризиса в росте данных форм занятости доминирующую роль играла деиндустриальная тенденция, когда около половины малых предприятий профильно занимались торговлей и до 90% - выживали за ее счет.

С переходом на траекторию экономического роста происходит усиление этих тенденций. Двойственность их развития - результат подъема экономики, в которой фрагменты индустриального и постиндустриального прогресса сочетаются с тенденциями индустриальной стагнации и деиндустриализации. Перекос в сторону второй ограничивает спрос на малый бизнес со стороны предприятий и населения (по оценкам, в связке с крупным бизнесом работает не более 15% малых фирм), а также препятствует его расширению из-за дефицита стартовых ресурсов. Именно эти условия способствуют распространению мелкой торговли, не требующей крупных капитальных затрат и отличающейся быстрой окупаемостью.

Эту двойственность отражает отраслевая структура малых предприятий, в которой, с одной стороны, незначительно, но растет доля работников транспорта и связи, информационного и риелторского сервиса, а с другой - сохраняется чрезмерно высокая доля торговли, почти втрое превышающая удельный вес персонала в сфере услуг. На торговых операциях специализируется почти половина малых фирм и до 80% предпринимателей без образования юридического лица. В развитых странах малый бизнес не имеет торгового «флюса», а занятость в торговле и сфере услуг отличается противоположным образом.

Обосновано, что к числу причин низкого уровня участия в самозанятости и малом бизнесе относится, во-первых, недостаточное развитие малых форм в сельском хозяйстве, в котором в средне- и высокоразвитых экономиках они имеют прочные позиции. В России это результат деиндустриализации аграрного производства и перемещения его части в натуральную сферу: свыше половины аграрной продукции страны производится нетоварными хозяйствами населения. Однако перевод нерыночной занятости в область товарного производства требует финансовой, материально-технической, организационной поддержки не только мелких, но крупных и средних хозяйств. Во-вторых, несмотря на определенные успехи, развитие самозанятости и малого бизнеса в сфере услуг (в развитых странах самой емкой области деятельности) сдерживается доходами населения и их сильной поляризацией. Дифференциация, пронизывающая регионы и поселения, на депрессивных территориях проявляется как перекос в сторону низких доходов и обусловливает там распространение услуг в русле деиндустриальной тенденции.

Показано, что неблагоприятные условия для развития малого бизнеса находят отражение в низкой защищенности его работников, связанной с необходимостью более жесткой экономии трудовых издержек, а также с теневыми формами как способа ухода от налогообложения и других видов обязательных платежей.

В пятой главе «Доступность социальной поддержки работников на примере адресной помощи малоимущим» освещена острая социальная проблема. С одной стороны, в соответствии с принципами социальной политики адресная помощь не рассчитана на занятых, а с другой - вопреки этим принципам существенная часть работников входит в малоимущие слои.

Подчеркнуто, что задаче сокращения бедности соответствуют два ключевых направления. По первому из них, актуальному для работников, должны создаваться условия для эффективного использования трудовых ресурсов домохозяйств. Второе направление, в которое входит адресная помощь, распространяется на домохозяйства с дефицитом трудового потенциала. Они поддерживаются главным образом потребительскими ресурсами. При расширении получателей помощи за счет работников из-за ресурсных ограничений она утрачивает экономический и социальный смысл (поддержка эффективна, если бедность населения не превышает 10-15%). Когда бедность, как в России, превосходит 10-15%, ее «адресатами» становятся не группы с доходами ниже прожиточного минимума, а беднейшие и в основном нетрудоспособные слои. В нашей стране для определения этих слоев часто используется многокритериальный подход: беднейшими считаются те, кто принадлежит к бедным одновременно по критериям доходной, субъективной и депривационной бедности. На помощь могут рассчитывать домохозяйства с низкими доходами (доходный критерий), которые обращаются за ней на основе заявительного принципа, то есть признают себя бедными (субъективный критерий). Депривационный критерий реализуется через формы помощи, направленные на устранение значимых лишений в обеспечении базовых потребностей (в оплате ЖКУ, питании, одежде и обуви и пр.).

Обосновано, что, если в состав беднейших попадает свыше 10-15% населения, получателями адресной помощи могут быть работники, но лишь при ее подмене принципами социального обеспечения. Эта подмена связана, во-первых, с тем, что беднейшие слои такого масштаба предъявляют спрос не на адресную, а на массовую поддержку. Во-вторых, помощь требует затратного контроля доходов, поэтому из-за высоких административных расходов на проверку нуждаемости процедуры могут упрощаться и обеспечивать доступность помощи широким слоям населения, в том числе работникам. В многоуровневой экономике данные проблемы возникают и при допустимой в среднем доле беднейших. Они вызваны высоким уровнем бедности на депрессивных территориях, который сочетается с единым для страны подходом к идентификации малоимущих.

Искажение принципов адресной помощи проанализировано на практике выплаты ежемесячного пособия на ребенка малоимущим семьям в период, когда она регулировалась общефедеральными правилами. В регионах и поселениях с низким уровнем жизни право на пособие имело большинство семей (а это в основном семьи работников), поэтому главным признаком принадлежности к малоимущим стал категориальный признак - наличие детей - при формальном подходе к доходам семьи и их мониторингу. Адресному принципу соответствовало только заявительное обращение. Но при процедурной доступности, с одной стороны, за пособием обращались бедные и не бедные семьи работников, а с другой - обострились ресурсные ограничения, выразившиеся в задолженности по его выплате и в уменьшении размера, вплоть до символического. Перед переводом выплаты на региональный уровень пособие составляло 3% прожиточного минимума ребенка.

Регионализация адресной помощи обладает не менее существенными недостатками. Прежде всего территориально варьируются критерии ее оказания: чем выше уровень бедности, а значит, и потребность в поддержке, тем дальше доходный критерий отстоит от прожиточного минимума, тем скромнее состав удовлетворяемых нужд и ниже регулярность помощи. Эти различия еще сильнее проявляются в поселенческом разрезе даже в рамках одного региона. Так, в крупных городах обычно выше доходный критерий, денежные пособия по нуждаемости назначаются на несколько месяцев. В малых городах и сельской местности помощь, в основном эпизодическая, предоставляется преимущественно в неденежных формах.

Отмечено, что региональный подход к адресной помощи нацелен на определение беднейших слоев по меркам регионов и поселений, где помимо дифференцированных доходных и депривационных критериев нередко используется дополнительный, местный перечень категорий, нуждающихся в приоритетной поддержке. Если на территориях с высоким уровнем развития это в основном традиционно бедные, то в депрессивных зонах - самые уязвимые из уязвимых.

Общим для данного подхода является максимальное отсечение от помощи работников на основе местных критериев определения беднейших слоев и категориальных перечней. Но на депрессивных территориях работники не ограждены от социальных рисков ни работой, ни социальной поддержкой, и службы адресной помощи массово имеют дело с последствиями незащищенности. Реципиентами помощи становятся дети либо малооплачиваемых, либо безработных родителей, склонных к асоциальному поведению. Установлено, что, например, в малых городах дети из неблагополучных семей - один из основных контингентов адресной поддержки. В этих случаях помощь семьям работников с детьми предоставляется и приобретает неэффективные формы: она обслуживает не воспроизводство трудового потенциала, а результаты его деструкции.

В шестой главе «Поселенческое неравенство экономически активного населения» исследованы воспроизводственные процессы в крупном и малом городах, дающие представление о том, какого размаха достигают различия социально-экономического положения и с какими издержками для воспроизводства трудового потенциала связана территориальная сегментация.

Чтобы полнее отразить глубину территориальных различий, для сопоставления отобраны города С.- Петербург и Вязники Владимирской области, которые являются не только урбанистическими «полюсами», но расположены в поляризованных регионах. Мегаполисы Москва и С.-Петербург относятся к высокоразвитым субъектам РФ, а Владимирская область - к слабо развитым.

Исходный аспект сравнительного исследования - неравенство в реализации права на труд как условия воспроизводства трудового потенциала. Показано, что в начале реформ по ключевым характеристикам экономической активности между населением обоих городов различий практически не было. В период спада эти характеристики разошлись, и после перехода к экономическому росту Вязники заметно уступали С.-Петербургу по занятости и почти в 1,5 раза превосходили по уровню безработицы. Из-за проблем с трудоустройством часть трудоспособных (в Вязниках вдвое бьльшая) утратила экономическую активность, а работники малого города частично стали выезжать на заработки в более крупные поселения. Этот процесс сопровождается оскудением городских трудовых ресурсов и нередко - разрушительными последствиями для семей.

На основе показателей среднедушевых доходов (с учетом покупательной способности) выявлены значительные поселенческие различия материального обеспечения работников и безработных. В период спада данные различия по всему городскому населению и экономически активным слоям достигли двукратных значений, а после перелома динамики возросли до трехкратных. Экономический рост может усугублять поселенческое неравенство. Данные расхождения в уровне материального обеспечения сопряжены с существенными различиями в показателях подрыва воспроизводства трудового потенциала. Так, работники малого города вдвое меньше защищены от бедности и втрое - от принадлежности к беднейшим, чем безработные крупного города. Подчеркнуто, что при подобном материальном неравенстве занятость в малом городе по меркам единого рыночного пространства теряет смысл. Она может поддерживаться только в условиях формирования территориальных критериев воспроизводства трудового потенциала.

Определены основные причины нарушения физического воспроизводства работников в малом городе, сконцентрированые на низкой оплате труда: в Вязниках доля зарабатывающих ниже прожиточного минимума в четыре раза больше, чем в С.-Петербурге. Это вызвано не только профессионально-квалификационным составом занятых (в мегаполисе занятость кадров высокой квалификации объективно выше), но и значительными - в пользу крупного города - расхождениями оплаты труда по группам с сопоставимой квалификацией. Кроме того, работники Вязников хуже защищены на внутрифирменном уровне, что подтверждают данные о задолженности по оплате труда, которая по доле работников более чем вдвое выше, чем в С.-Петербурге.

Выявлено, что из-за значительных масштабов и глубины низкооплачиваемости заработная плата в малом городе не рассчитана на детское иждивение. Поэтому, если в С.-Петербурге в состав бедных в основном попадают те, у кого низкие заработки сочетаются с нестандартной иждивенческой нагрузкой, в Вязниках высокий риск бедности характерен даже для не имеющих иждивенцев. Низкооплачиваемость в данных городах по-разному компенсируется более высокими заработками других работников домохозяйств. В С.-Петербурге в отличие от Вязников оплата труда выше прожиточного минимума в основном достаточна для компенсации низкооплачиваемости внутри домохозяйства. В совокупности эти процессы приводят в малом городе к формированию застойных форм бедности.

Неравенство физического воспроизводства работников отразилось на социально-личностной компоненте трудового потенциала. Эта компонента рассмотрена с помощью индикатора удовлетворенности работой, которая существенно влияет на мотивацию труда и формы его стимулирования. Выяснено, что занятые в малом городе в 1,4 раза меньше удовлетворены работой, чем в крупном. Учитывая, что неудовлетворенность работой характерна для большинства работников малого города, методы стимулирования труда дополняются таким значимым для города репрессивным воздействием, как риск потерять работу и попасть в безработные.

Установлено также неравенство возможностей работников реализовать трудовой потенциал в самозанятости и компенсировать недостаточные трудовые доходы подработками. Так, дополнительная занятость по шансам трудоустройства, регулярности и заработкам не только не смягчает, но усугубляет поселенческие различия. В С.-Петербурге подрабатывающих работников вдвое больше, чем предъявляющих спрос на подработки, тогда как в Вязниках в два раза выше численность тех, кто пытается найти дополнительную работу. Кроме того, если основные заработки (с учетом покупательной способности) различаются в этих городах втрое, то дополнительные - в пять раз. В мегаполисе подработки вносят весомый вклад в сокращение низкооплачиваемости, а в малом городе он незначителен. Неравенство возможностей участия в подработках помимо масштабов выражается и в том, что в малом городе для их поиска необходима более высокая активность при заведомо более низких результатах.

Что касается участия в самозанятости, то при небольших расхождениях ее масштабов выявлены качественные отличия. В С.- Петербурге деятельная (половина самозанятых - владельцы и совладельцы фирм) и отраслевая структуры этого вида занятости показали, что они в большей мере олицетворяют малый и средний бизнес, вписывающийся в русло индустриальной и постиндустриальной тенденций. В Вязниках самозанятые, на три четверти представленные индивидуальными предпринимателями, осваивают сферу простых торговых и бытовых услуг, что корреспондирует с деиндустриальной тенденцией.

Этим объясняются неодинаковое воздействие самозанятости на благосостояние. В С.-Петербурге среди владельцев и совладельцев фирм бедных нет, а у индивидуалов как на основной, так и на дополнительной работе бедность незначительна. В Вязниках у самозанятых на основной работе она по меркам города не высока, но у подрабатывающих превосходит среднегородской уровень. В малом городе в подработки на условиях самозанятости шире вовлечены низкооплачиваемые работники, оказывающие главным образом простые и эпизодические услуги населению.

Сравнение социально-экономического положения безработных обнаружило наиболее острые последствия поселенческого неравенства. Для анализа безработные были разделены на потенциально первых и вторых работников (на основе социально-демографических характеристик, типичных для реальных первых и вторых работников семьи). Это позволило установить, что в С.- Петербурге потенциально первые работники составляют меньшинство безработных, а в Вязниках - большинство. От данной категории существенно зависит семейное благосостояние, и в том числе поэтому уровень жизни безработных в крупном городе в три раза выше, а уровень бедности - в четыре раза ниже, чем в малом.

При высоком уровне бедности процент ищущих работу более года в Вязниках почти втрое выше, чем в С.-Петербурге, хотя требования к ней у безработных малого города сведены к минимуму (в основном это подходящий заработок). Данный процесс вносит лепту в поддержание застойных форм городской бедности и «проедание» психофизического потенциала безработных. В малом городе в их долгосрочном контингенте доминируют потенциально первые работники, обычно предъявляющие спрос на более высокую заработную плату, чем вторые. Однако дефицит не только рабочих мест, но и мест с необходимой для содержания семьи оплатой делает для них цену труда ценой отказа от труда и приводит к хроническим формам безработицы. Таким образом, политика занятости, в основе которой лежит гибкость заработной платы, имеет объективные пределы.

В заключении представлены выводы и рекомендации.

1. Анализ уровня и факторов воспроизводства трудового потенциала показал, что реализуемая сегодня социально-экономическая политика соответствует модели государства либерального типа. Это выражается в политике заработной платы и занятости, которая не гарантирует возобновление трудоспособности значительной части работников и реализацию права на труд с адекватной его затратам оплатой. Для становления социального государства помимо сочетания рынка с регулирующими функциями государства необходимо развитие социального партнерства, направленного не только на достижение согласия между классовыми группами, но и на участие в разработке стратегии развития страны и социально-экономической политики.

2. Обосновано, что для гарантий базовой защищенности работников, преодоления инерционно сегментированного воспроизводства трудового потенциала и его последствий в форме неравенства работников необходима скоординированная корректировка экономической и социальной политики, нацеленная на инвестиционное развитие трудовых ресурсов и технологической базы вооружения труда. Политика доходов и занятости, инвестиций в трудовой потенциал и задача снижения неравенства должны базироваться на финансово-кредитном и бюджетном развитии, промышленной политике и содействии малому бизнесу, на программах выравнивания экономической динамики регионов и антимонопольных мерах.

3. Показано, что для корректировки социально-экономической политики, а также преодоления неравенства сторон партнерских соглашений следует создать институт социального партнерства по типу апробированных мировым опытом экономических советов по вопросам экономики и труда. В его функции должны войти экспертиза и формирование предложений по стратегическому и тактическому развитию страны. Со стороны работодателей и профсоюзов в совет следует включить представителей отраслевых групп, регионов с разным уровнем экономического развития и малого бизнеса. Подобные советы следует создать в регионах.

4. Обосновано, что для обеспечения базовой защищенности работников нужно перейти к регулированию минимальной оплаты труда по международным стандартам. Для этого перехода необходимо установление исходной минимальной ставки на базе пересмотра МРОТ по срокам и адаптации к реальному росту средней оплаты труда. Ответственными за эти меры должны быть федеральный Экономический совет и Российская трехсторонняя комиссия по регулированию социально-трудовых отношений.

5. Отмечено, что регионализация социальной политики в области оплаты труда имеет объективную основу, но формы ее реализации усугубляют территориальное неравенство. Минимальную оплату труда в регионах следует определять в процентах от средней региональной заработной платы по регрессивной шкале в зависимости от уровня развития регионов. Ответственность за переход к такому регулированию, разработка рекомендательной шкалы по группам регионов и определение там минимума оплаты труда должна быть распределена между федеральным Экономическим советом, федеральной и региональными трехсторонними комиссиями.

6. Так как в заработной плате занятых в социальной инфраструктуре не учитывается инвестиционная значимость труда и его квалификационные различия, следует довести среднюю оплату труда в бюджетной части этой сферы до уровня не ниже средних заработков в фондосоздающей индустрии и повысить заниженную в настоящее время дифференциацию должностных ставок. Минимальную ставку необходимо адаптировать к региональному уровню. Ответственные за эти меры - федеральный Экономический совет, федеральная и региональные трехсторонние комиссии.