Базовые концепции государственного регулирования экономики

Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение

Рынок -- одно из величайших достижений человеческой цивилизации. Он прошёл испытание временем и сумел убедительно продемонстрировать свою огромную жизненную силу. История не знает примеров эффективно функционирующей национальной экономики без развитых, гибко перестраивающихся рыночных механизмов. Однако речь идёт о современном рынке как об одном из атрибутов любой эффективной модели социально-экономического устройства общества, а не как о её всеохватывающей характеристике. Вводя в своё время в экономическую теорию термины «рыночная экономика» и «рынок совершенной конкуренции», неоклассики специально оговаривались, что имеют в виду исключительно теоретическую модель, к реальному рынку имеющую весьма отдалённое отношение.

Не менее важным компонентом любой экономической системы современного общества является государство. Мировым опытом подтверждено, что без активной регулирующей роли государственных институтов не может быть динамично развивающейся, базирующейся на современных научно-технических достижениях социально ориентированной рыночной экономики.

Объектом изучения в курсе «Государственное регулирование экономики» является государство как один из активных участников экономической жизни, строящейся на основе рынка. Анализ роли и функций государства, инструментов проводимой им экономической политики позволяет выработать комплексный подход к преодолению инфляции и безработицы, обоснованию альтернативных вариантов обеспечения экономического роста страны, поиску оптимальных путей разрешения социальных проблем, стабилизации денежного обращения и финансовой системы.

1. Классическая модель взаимодействия экономики и государства

1.1 Хозяйственные функции государства

Вот уже много веков наряду с поддержанием порядка, законности, обороноспособности страны государство занимается выполнением определённых хозяйственных функций. Так что государственное регулирование экономики имеет весьма богатую историю, в которой можно обнаружить и громкие успехи, и ужасающие провалы. Спектр вариантов участия государства в хозяйственной жизни простирается от крайнего экономического либерализма до тотального государственного монополизма. Уже в период зарождения в Европе капиталистической системы власти осуществляли контроль над процентными ставками, ценами, условиями внешней торговли, качеством производимых и стране и поступающих по импорту товаров, и услуг. Господствовавшее в экономической науке в XVII-XVIII вв. учение меркантилизма опиралось на признание государственного регулирования в качестве непременного условия успешного развития промышленности и торговли. Взгляды меркантилистов сформировали теоретический фундамент концепции протекционизма, к которой с XVII в. и до наших дней прибегало в определённых условиях правительство каждой страны (например, при повышении таможенных пошлин на ввозимую на её территорию продукцию). Однако по мере развития рыночных отношений укреплявшийся экономически и политически класс предпринимателей начал усматривать в государственном вмешательстве прямую угрозу своей прогрессирующей экспансии в хозяйственную жизнь буржуазного общества. В результате стала формироваться классическая модель взаимодействия экономики и государства.

1.2 Модель взаимодействия экономики и государства

Данная модель основана на признании гармоничного функционирования стихийно саморегулирующегося механизма рыночной экономики, отрицании неотвратимости наступления кризисов перепроизводства и других серьёзных нарушений рыночного равновесия. Видные представители данного либерального направления экономической науки -- А. Смит, Д. Рикардо, Дж. С. Милль, А. Маршалл, А. Пигу и др. -- в разное время полагали, что главными факторами, обеспечивающими развитие рыночной экономики, являются свободное предпринимательство и механизм конкуренции. Так, А. Смит в «Исследовании о природе и причинах богатства народов» подчёркивал, что рынок сам по себе «невидимой рукой» направляет экономику к лучшим результатам, автоматически обеспечивает равенство спроса и предложения. Таким образом, все основные экономические цели (полная занятость, стабильный уровень цен, экономический рост, справедливое распределение доходов и пр.) достигаются в результате не ограничиваемого государством функционирования рыночного механизма, на основе его саморегулирования.

Наиболее общим основанием для таких либеральных выводов является закон Сэя, согласно которому сам процесс производства товаров создаёт доход, в точности равный их стоимости, который тут же направляется продавцом на приобретение другого необходимого ему товара. Иначе говоря, предложение товаров порождает свой собственный спрос, адекватный ему по величине, что делает принципиально невозможным рыночное неравновесие. Отсюда вывод о том, что лучшей экономической политикой является политика невмешательства государства в механизм рынка. В соответствии с концепцией экономического либерализма государство должно действовать по принципу «пусть все идёт само собой».

Именно сторонники государственного вмешательства, по мнению либералов, должны искать серьёзные аргументы в пользу его целесообразности в каждом конкретном случае.

По утверждению Дж. Гэлбрейта, до 30-х гг. XX в. принятие или непринятие закона Сэя являлось признаком, по которому «экономисты отличались от дураков». Между тем ещё марксистами впервые была показана несостоятельность идей о полной гармонии свободной рыночной экономики (капитализма), вскрыты её противоречия, делающие неминуемыми периодические нарушения равновесия воспроизводства. Экономисты кейнсианской школы пришли к этому убеждению лишь десятилетия спустя.

Классический взгляд на проблему взаимодействия экономики и государства преобладал в условиях, когда в экономической теории господствовал микроэкономический подход. Успешная деятельность отдельных фирм отождествлялась при этом с успешным функционированием экономики страны в целом. Иначе говоря, работая на себя, частный предприниматель тем самым якобы трудится и на общество: что выгодно «Дженерал Моторс», то выгодно и Соединённым Штатам Америки. Поэтому правительство должно всемерно способствовать результативной деятельности промышленных и финансовых гигантов, позитивно реагируя на все их просьбы, лишь бы они строили здания, производили товары и услуги, создавали новые рабочие места. Экономисты классической школы крайне отрицательно относились к таможенным тарифам, поддержанию стабильного уровня цен, валютных курсов, воздействию правительства на уровень заработной платы, ставку процента и т.п. Конечно, они соглашались с тем, что общество должно создавать некие государственные институты -- учреждения, наделённые достаточной властью, чтобы охранять жизнь человека и его собственность как внутри, так и за пределами страны, формировать правовые нормы, обеспечивающие справедливое разрешение хозяйственных споров.

А. Смит вовсе не отвергал необходимости посильного участия государства в решении экономических задач, но сводил его функции лишь к налоговой аккумуляции в бюджете финансовых ресурсов в минимальном объёме, достаточном для реализации нужд национальной обороны, правосудия, образования молодёжи и организации общественных работ, которые, будучи невыгодными сферами для частного бизнеса, тем не менее необходимы обществу в целом. Но не более того. Государству отводилась сугубо подчинённая роль некоего «ночного сторожа», обеспечивающего безопасность граждан, сохранность их имущества (т.е. защиту прав собственности), гарантирующего обороноспособность страны, строительство и эксплуатацию ряда общественно полезных сооружений и при этом неустанно заботящегося об экономии средств налогоплательщиков («экономии на свечах», которая пропагандировалась ещё в 60-80-е гг. XIX в. в Великобритании). Однако главным при этом признавалось гарантирование экономической свободы -- права заниматься той или иной хозяйственной деятельностью и принимать решения, свободы конкуренции. Сторонники А. Смита подчёркивали, что чем слабее вмешательство государства в экономику, тем меньше в ней деформаций рыночных механизмов, тем эффективнее функционирует весь народнохозяйственный организм.

За десятилетия господства классической концепции в науке накопился целый ряд возражений против неё.

1. Цель предпринимателей, состоящая в сохранении и повышении доходности своего бизнеса, безусловно, заслуживает всемерного одобрения и поддержки, однако интерес частных фирм далеко не всегда отражает интересы общества в целом (например, в случае незаконного производства оружия, наркотиков, вывоза капитала за границу, нарушения экологических стандартов, выплаты огромных бонусов на Уолл-стрит и др.). Это должно побуждать правительство к неустанному поиску компромисса в сочетании объективно противоречивых интересов.

Так, в интересах любого частного предпринимателя, функционирующего в условиях нестабильной внешней среды, располагать значительными сбережениями. Между тем в макроэкономическом аспекте реализация подобного интереса вполне может обернуться действием парадокса бережливости, который через ограничение потребительского и инвестиционного спроса сдерживает экономический рост. Да и внутри негосударственного сектора тоже неизбежны острые конфликты -- к примеру, между 600 корпорациями, которые в 30-е гг. XX в. контролировали 2/3 промышленности США, и 10 млн мелких бизнесменов, на долю которых оставалась лишь её треть.

2. Закон Сэя крайне упрощает действительность, поскольку получатели дохода вовсе не обязаны сразу и полностью израсходовать его на покупку других товаров, а вполне могут приберечь его часть. Такая бережливость может привести к перепроизводству, экономическому спаду и безработице. Правда, по мнению классиков, все сбережения через механизм гибкой процентной ставки превращаются в инвестиции, и с учётом возросшего спроса на капитальные блага совокупный спрос (потребительский и инвестиционный) опять-таки уравновешивается с предложением на товарных рынках. Иначе говоря, эластичность ставки процента обеспечивает действие закона Сэя даже в экономике со значительными сбережениями. Однако, во-первых, сбережения зависят не только (и, вероятно, даже не столько) от процента, но и от дохода; во-вторых, субъекты сбережений и инвестиций различаются -- сберегают домохозяйства, а инвестируют компании; в-третьих, для превращения сбережений в инвестиции необходима отлаженная финансово-кредитная система, и автоматизма в такой трансформации не наблюдается.

3. Все больший удельный вес в отраслевой структуре современной экономики занимают товары и услуги с положительными (отрицательными) внешними эффектами, которые, как известно, не получают адекватной стоимостной оценки, а значит, оптимальный объем их производства не может определяться только на основе рыночного механизма гибких цен.

Реакцией на эти обстоятельства уже в конце XIX в. явилось неуклонное расширение экономических функций государства. Неуклонно развёртывавшиеся в мире в этот период процессы концентрации и централизации производства, резкое усложнение хозяйственных связей и обострение социальных проблем предопределили все более активное вмешательство властей в регулирование национальной экономики. Однако подлинным шоком для классической теории стала Великая депрессия 1929-1933 гг.: объяснить спад такого масштаба, столь массовую безработицу она не могла. Использование рецептов классиков -- ограничение государственных расходов и заработной платы лишь ухудшило ситуацию. Небывалая глубина кризиса поставила под сомнение саму идею саморегулирующейся рыночной системы. Происшедшая тогда в экономической теории «кейнсианская революция», а также хозяйственные успехи США при Рузвельте, СССР при И. Сталине, гитлеровской Германии и ряда других стран, допустивших активное вторжение государства в социально-экономическую жизнь и расширивших её плановые начала, предопределили падение авторитета классической концепции взаимодействия экономики и государства примерно на полвека.

2. Кейсианская модель государственного регулирования экономики

2.1 Основы макроэкономической теории Дж. Кейнса

Получив известность с 1919 г. по результатам своего анализа экономических процессов начала XX в. и закладывая основы макроэкономической теории, Дж. Кейнс доказывал, что рыночная экономика не обладает постоянно функционирующим механизмом саморегулирования, который способен автоматически приводить её в состояние полной занятости. Процессы приспособления в рыночной системе протекают медленно, с неторопливым изменением цен, заработной платы и процентных ставок, при отсутствии полноты информации и инертности социальных привычек населения. При определённых условиях свободная рыночная экономика закономерно оказывается в состоянии глубокой стагнации, из которой одни лишь стихийно действующие механизмы её вывести не могут. Отсюда выводилась необходимость масштабного государственного регулирования экономики, подправляющего сбои её чисто рыночного развития. В соответствии с кейнсианской теорией регулируемого капитализма государство должно решительно отойти от роли «ночного сторожа», что и было предпринято в 1930-е гг. и США (в рамках так называемого курса Рузвельта), Швеции и целом ряде других стран. Усиление государственного регулирования в этот период идеологически уже не расценивалось как посягательство на экономическую свободу субъекта.

Выдвинув в качестве приоритетных целей стабилизацию экономического цикла и достижение уровня неинфляционной полной занятости, теория Дж. Кейнса признала ведущим направлением государственного регулирования экономики стимулирование совокупного спроса, который определяет не только текущее состояние экономической конъюнктуры, но и её долгосрочную динамику.

Причём если в краткосрочном периоде ключевая роль отводилась потребительскому спросу и спросу со стороны государства на товары и услуги, то перспективы долгосрочного роста национальной экономики Дж. Кейнс связывал с наращиванием спроса инвестиционного. Величина частных инвестиций фирм зависит от ожидаемой ими прибыли и уровня банковского процента, а значит, для наращивания инвестиционных расходов, особенно в период кризисных потрясений, требуется достаточно мягкая бюджетно-налоговая и денежно- кредитная политика. Отличительным признаком кейнсианской модели является признание первенства бюджетно-налоговой политики, нацеленной на регулирование размера бюджетного дефицита (излишка) для расширения (сокращения) частного спроса. Денежно-кредитная политика в этой макроэкономической «смеси» должна была лишь приспосабливаться к бюджетно-налоговой, чтобы достигнуть устойчиво невысоких, поддерживающих экономический рост процентных ставок. Кейнс возвёл фискальную политику государства на пьедестал, серьёзно расширив перечень проблем, в разрешении которых она, по его мнению, способна плодотворно участвовать. Дело в том, что до 1930-х гг. фискальная политика в экономической теории трактовалась весьма узко, сводясь к регулированию пропорции распределения национального продукта между государственным и частным потреблением и пассивному установлению размера тех налоговых платежей, которые экономические субъекты обязаны вносить в бюджет за используемые ими общественные блага. Кейнс же доказывал способность бюджетно-налоговой политики активно участвовать в регулировании динамики ВВП, занятости и цен. При этом особо важная регулирующая роль отводилась не налогам (как в классической модели), а именно государственным расходам.

Стимулирование активной инвестиционной деятельности требует увеличения автономных государственных расходов (с их мультипликативным эффектом), а также перераспределения национального дохода через повышение налогов с наиболее обеспеченных слоёв населения и масштабные программы трансфертных платежей. Ключевым направлением государственного воздействия на социально-экономическую жизнь стал бюджетный механизм макроэкономического регулирования. Безоговорочно преобладавшая до этого либеральная концепция государственного бюджета, которая ставила темпы экономического роста в обратную зависимость от его относительной величины, отошла в тень. Потребность в восстановлении народного хозяйства после Первой и Второй мировых войн и Великой депрессии, стремление к усвоению достижений научно-технической революции и своевременному разрешению острых социальных противоречий в обществе, вызванных его избыточной поляризацией, не могли не привести к неуклонному росту как абсолютной, так и относительной величины государственного бюджета в подавляющем большинстве стран. В кейнсианской модели высокая (доля национального дохода перераспределяется через бюджетную систему и используется для стимулирования совокупного спроса. Оказалось, что путём повышения государственных расходов можно повернуть ход экономического развития в нужном направлении. Каждый фунт стерлингов, трансформированный через бюджетную систему в организацию общественных работ, выданный госзаказ, закупленное у фермеров зерно, выплаченные социально уязвимым категориям населения трансферты, оказался способным вызвать к жизни мощный оздоравливающий эффект, своего рода цепную реакцию опережающего роста ВВП сравнительно с масштабами первоначально наращиваемых правительством автономных расходов. Государственные расходы оживляли спрос, стимулировали занятость, обеспечивая тем самым и прибыль предпринимателям.

Доказывалась необходимость бюджетного финансирования (даже с возможным дефицитом в сфере общегосударственных финансов и накоплением внешнего государственного долга), перевода в собственность или ведение государства ряда отраслей промышленности, коммунального хозяйства, выплаты социальных пособий, организации общественных работ.

2.2 Кейнсианский подход в экономической политике после Второй мировой войны

Кейнсианский подход доминировал в экономической политике и после Второй мировой войны. Восстановление разрушенного хозяйства, структурная перестройка деформированной милитаризованной экономики, преодоление острого товарного дефицита и высокой инфляции, наращивание капиталовложений проходили при регулирующей деятельности государства и в Западной Европе, и в Японии, и на Тайване, и в Южной Корее. В европейских странах была создана обширная зона государственного предпринимательства на основе создания за счёт бюджетных источников государственных (а также смешанных) предприятий, национализированы многие ключевые отрасли промышленности и банки. Даже независимо от того, какие партии здесь стояли у власти, были проведены крупные реформы социального страхования и социального обеспечения, медицинского обслуживания, образования. Сформировалось так называемое государство всеобщего благоденствия, в котором наращивание социальных расходов бюджета диктовалось якобы лишь требованиями равенства и справедливости. Однако в экономике нередки случаи, когда следование правительства моральным нормам гарантирует и экономическую эффективность. Постепенное формирование в обществе высокой налоговой культуры, характеризующейся уверенностью налогоплательщиков в плодотворном использовании изъятых государством денежных средств на цели укрепления их же собственной социально-экономической безопасности, объясняло удачное сочетание в тот период высокой фискальной нагрузки на экономику с её устойчивым расширением.

Для решения столь масштабных социально-экономических задач государству требовались немалые средства, и распространённый в начале XX в. тезис о существовании верхних границ налогообложения вышел из моды. В результате этого уровень налоговой нагрузки на экономику возрос с 10 до 40% ВВП, а в некоторых странах, где у власти оказались социал-демократы, и заметно выше. И если до 1960-х гг. большинство стран, использовавших кейнсианскую модель, проходили этап относительно пассивного краткосрочного приспособления экономической политики к реалиям циклически развивающейся конъюнктуры (которую правительства стремились всего лишь несколько сгладить ценой периодического обострения проблемы бюджетной несбалансированности), то на 1960-е и первую половину 1970-х гг. пришёлся пик фискального «активизма». В эти годы федеральный бюджет стал рассматриваться прежде всего как инструмент ускорения (со стороны совокупного спроса) долгосрочного экономического роста страны и сокращения масштабов безработицы. «Золотой период» социальной деятельности ряда государств пришёлся на начало 1980-х гг. Тогда расходы на социальные цели достигли в США 21%, Великобритании -- 24%, Франции -- 30%, Германии -- 31,5%, Швеции и Дании -- около 35% ВВП.

Вплоть до конца 1970-х гг. правительства ведущих стран основывали свою экономическую политику на кейнсианских мерах стимулирования производства -- прежде всего на концепции дефицитного бюджетного финансирования. В результате с 1948 до 1970 г. благодаря антициклическому регулированию экономики и расширению элементов макроэкономического планирования здесь отсутствовали глубокие спады, массовая безработица, а экономический рост шёл рекордными темпами.

В период триумфа кейнсианства (в «серебряные» 1950-е и «золотые» 1960-е гг.) господствовал тезис о том, что пришедшая на смену стихийному капитализму смешанная экономика будет процветать при направляющей роли государства и в обстановке неуклонно возрастающих ставок прямых и косвенных налогов без сколько-нибудь заметных кризисных потрясений. Возникала иллюзия, что государство имеет чуть ли не безграничные возможности для мобилизации доходов и перераспределения ВВП без видимого ущерба для экономического роста страны. Так, ещё в конце 1960-х гг. президент США Л. Джонсон всерьёз утверждал о полном излечении национальной экономики от кризисов: циклические пожары, по его мнению, и в будущем будут предотвращены ещё до того, как они начнутся.

Однако этим надеждам не суждено было сбыться. С 1970-х годов, когда многие страны вошли в полосу кризисного развития, немало работ в мировой экономической науке было посвящено вопросам, по каким причинам бум кейнсианства прекратился и почему контратака чикагской школы монетаризма обратила в бегство сторонников Кейнса. Это объяснялось несколькими причинами. Кейнсианская модель государственного регулирования оказалась приемлемой лишь в условиях бурно развивающейся экономики, в которой высокими темпами повышалась производительность труда. В этих благоприятных условиях широкомасштабное перераспределение национального дохода могло осуществляться без значительного ущерба для накопления капитала. В период безраздельного господства кейнсианства (30-60-е гг. XX в.) инфляция в мире оставалась невысокой, а потому тезис относительно подчинённого характера, пассивной роли денежно-кредитной политики, которая необходима якобы исключительно для поддержания процентных ставок на уровне, гарантирующем полную занятость, довольно спокойно воспринимался практиками.

Между тем в 1970-е гг. произошло резкое ухудшение условий воспроизводства во всемирном хозяйстве, а главное -- случился спровоцированный странами -- членами ОПЕК нефтяной шок, вызванный кардинальным пересмотром мировых цен на энергоносители и по сути отделивший восходящую ветвь кондратьевского «длинноволнового» цикла от ветви нисходящей. Помимо того, ставшая привычным явлением полная занятость приводила к необоснованным требованиям профсоюзов о неуклонном повышении зарплаты без учёта динамики производительности труда. Это послужило дополнительным импульсом к инфляции, сдержать которую кейнсианскими рецептами было невозможно. Попытки взбодрить экономику средствами дефицитного финансирования и кредитной экспансии привели лишь к дальнейшему расшатыванию бюджетных систем и перерастанию ползучей инфляции в хроническую галопирующую. А в этих условиях уже трудно было обойтись без урезания властями своих инвестиционных и трансфертных программ как для придания инфляционным процессам неких приемлемых количественных очертаний, так и для недопущения попадания в ловушку внешнего и внутреннего государственного долга. Кроме того, в простейшей кейнсианской модели представлена дилемма: либо инфляция, либо безработица. Их одновременное увеличение представлялось невозможным. Однако в 1970-е гг. случилось именно это, и стагфляция стала главной макроэкономической проблемой на целое десятилетие.

Кейнсианская модель государственного регулирования не вполне вписывается в требования, диктуемые открытостью национальной экономики (её эффективность была выше при относительно слабой взаимозависимости различных стран), а также развёртыванием научно-технической революции. Более того, данная модель способна затормозить инновационный прорыв страны, у власти в которой длительное время находятся кейнсиански ориентированные политики из социал-демократического лагеря.

Ведь не секрет, что для успешного освоения достижений НТР необходимы усиление гибкости и большая свобода предпринимательства. Изъятие же значительной части доходов через налоговую систему (плюс потери, несанкционированные государством, -- через инфляцию) и бюрократизация системы централизованного регулирования явились мощными тормозами на пути необходимых структурных преобразований, они подрывали конкурентоспособность национальной экономики на внешнем и внутреннем рынках. И крупные корпорации, ставшие к тому времени ведущими субъектами рынка, стали предпринимать все более решительные шаги по сбрасыванию с себя оков кейнсианского макроэкономического регулирования. К середине 1970-х гг. экономика развитых стран, наращивающих социальные расходы, начала упираться в объективно существующие в любом обществе верхние границы налогообложения. Сформировавшаяся в 1950-1960-е гг., когда темпы экономического роста большинства стран были аномально высоки, государственная социальная политика стала непозволительной роскошью в обстановке обозначившейся в экономике стагнации, а также неуклонного старения населения. Из-за чрезмерных социальных гарантий государства (а в США и в связи с вьетнамской войной) в финансовой системе многих стран возник устойчивый структурный бюджетный дефицит. Причём кризисные потрясения в финансовой сфере носили более острый характер именно в странах с наибольшей долей налоговых изъятий и масштабными трансфертными выплатами и были несколько менее очевидными в странах, где уже со времён нефтяного шока обозначилась тенденция постепенного перехода от фискальной интервенции государства в хозяйственную жизнь к сдержанному регулированию совокупного спроса финансовыми инструментами (к так называемому бюджетному градуализму).

Ослаблению налогового пресса во многом способствовало и то обстоятельство, что Великая депрессия в значительной степени стёрлась в памяти народов. Теории, провозглашавшие идею автоматически саморегулирующегося рыночного хозяйства, в которых безработица расценивалась как «предпочтение отдыха работе», вновь стали популярны в правых политических кругах. К этому добавлялся и негативный эффект перераспределения доходов через налоговую систему и систему трансфертных платежей, выражающийся в росте теневой экономики, ухудшении налоговой дисциплины и т.д. Быстро росло количество материально обеспеченных людей, имевших автомобили, дома и желание платить поменьше налогов. Социальная пирамида перевернулась: бедные остались в меньшинстве, в то время как затраты на социальное и медицинское обеспечение росли, укрепляя политическое лобби для урезания социальных расходов. Между тем известно, что в странах с невысоким уровнем жизни большинства населения общественная потребность в социальной поддержке побуждает избирателей выводить на политический олимп убеждённых сторонников кейнсианской модели в то время как в случае преобладания в социальной структуре общества среднего класса своих многочисленных приверженцев обычно находят политики, придерживающиеся неоклассических подходов.

Таким образом, к началу 1980-х гг. многие индустриально развитые страны подошли к верхнему пределу, за которым наращивание налогового бремени было либо невозможным с социально-политической точки зрения (в силу растущего сопротивления налогоплательщиков), либо абсолютно непродуктивным ввиду расширения теневой экономики Это побуждало правительства многих стран обратиться к «кейнсианскому бюджетному консерватизму» и всерьёз задуматься о возвращении сбалансированного бюджета на место если не реальной практической цели, то хотя бы отдалённого целевого ориентира макроэкономической политики. Разразившийся в 1979-1982 гг. мировой экономический кризис заставил признать несовершенства кейнсианской модели государственного регулирования, и её авторитет резко упал как в теоретическом, так и в практическом отношении. На фоне охватившей большую часть населения эйфории «рыночного ренессанса» (особенно после распада Советского Союза) эта модель была заменена моделью неоконсервативной.

3. Неоконсервативная модель государственного регулирования экономики

3.1 Влияние неоконсерватизма на экономическую политику

С конца 70-х гг. XX в. в мире возросло влияние неоконсерватизма па экономическую политику многих стран. Изначально это было связано с приходом к власти в США Р. Рейгана, а в Великобритании -- М. Тэтчер. Теоретической основой неоконсервативной модели послужили концепции неоклассического направления экономической теории, в частности такие её современные варианты, как монетаризм, теория экономики предложения, теория рациональных ожиданий. Неоклассики в очередной раз предприняли попытку доказать внутреннюю устойчивость экономической системы, основанной на совершенной конкуренции, допуская государственное регулирование отстаиваемой ими модели свободной рыночной экономики в весьма ограниченных пределах. Являясь убеждёнными сторонниками рыночного фундаментализма, правые политики доказывают эффективность свободных, ничем не ограничиваемых рынков, их способность самостоятельность исправлять возникающие в экономике структурные перекосы. Сменив идеи фиаско рынка на концепцию фиаско государства, неоконсерваторы связывали многие сбои в функционировании рыночной экономики именно с его чрезмерной интервенцией в хозяйственную жизнь. По их мнению, главные экономические трудности возникают не внутри рыночного механизма (как проявление несовершенства тех или иных саморегуляторов), а связаны исключительно с ошибочными действиями правительства и центрального банка. Государственное вмешательство рассматривалось ими в качестве ведущего препятствия инновационной деятельности, роста экономической эффективности, чреватого снижением нормы производственного накопления, ускорением инфляции и даже чрезмерной безработицей.

Так, американский экономист Э. Денисон, анализируя причины замедления динамики производительности труда в США, из 17 факторов примерно треть связывал с государственным регулированием бизнеса и отвлечением ресурсов через высокие налоги на непроизводительные цели. Опираясь на подобные теоретические представления и сокращая на практике степень присутствия государства в хозяйственной жизни страны, представители так называемой консервативной контрреформации стремились порвать с кейнсианским прошлым. Ведущим способом стабилизации цен, обеспечения полной занятости и устойчивого экономического роста, а через него и приведения государственного бюджета к сбалансированному состоянию они считали деэтатизацию национальной экономики, превращение правительства в малозаметный институт.

Если кейнсианская концепция в качестве основы теории экономического роста рассматривала наращивание совокупного спроса, считая увеличение инвестиций прямым результатом потребительской активности населения, то неоклассики вновь убеждали общество, что начальный импульс к неинфляционному развитию экономики страны должны задавать сбережения домохозяйств, трансформируемые через механизм гибкой процентной ставки в инвестиции компаний. Стимулирование же этих сбережений (и инвестиций) как главный фактор расширения совокупного предложения и соответственно сдерживание потребительского спроса населения предполагают, по их мнению, сокращение налоговых ставок, особенно для обеспеченной части общества, имеющей высокую склонность к сбережению.

Однако резкое снижение ставок налогов -- как индивидуальных подоходных, так и на бизнес -- в краткосрочном аспекте может привести к увеличению дефицита государственного бюджета, а значит, осложнить борьбу с инфляцией.

В связи с этим вполне логичным представляется следующий шаг, предлагаемый неоконсерваторами: в качестве подстраховки весьма рискованной налоговой реформы они рассматривают существенное сокращение государственных инвестиционных программ (признаваемых ими заведомо менее эффективными, нежели частные). Для сокращения расходов бюджета (а также в интересах раскрепощения рынка и повышения эффективности производства) широко использовалась приватизация государственной собственности. В этот период и Великобритании под непосредственным руководством «великого приватизатора XX века» М. Тэтчер было приватизировано очень многое. Выдвигалась даже идея приватизации тюрем и перевозки преступников. Существенному урезанию подверглись расходы правительства на социальные цели (образование, медицинскую помощь, жилищно-коммунальное хозяйство, пособия по безработице, общественный транспорт и т.п.). В отличие от кейнсианцев, которые расценивали обеспечение населения социальными услугами как мощный фактор ускорения экономического роста и потому подчёркивали активную роль социальной политики, современные неоклассики признают подобные расходы государства в целом экономически бесполезными (а нередко и попросту вредными), носящими преимущественно благотворительный характер. При этом задача властей усматривается вовсе не в принуждении богатых «делиться пойманной рыбой», а лишь в том, чтобы научить бедных «наилучшим методам рыбной ловли». Более того, сторонники теории «экономики предложения» рассматривают правительственные социальные программы (особенно выплату пособий по безработице) как некий «негативный налог на досуг»: сокращая потери работников от неучастия в производственной деятельности, данные программы, по их мнению, искусственно поощряют незанятость трудовых и других ресурсов, причём не только во время спада, но и в условиях подъёма.

Кроме того, они полагают, что избыточный объем правительственной поддержки домохозяйств и компаний (в виде субсидий, финансирования объектов инфраструктуры и фундаментальной науки и т.п.) способен кардинальным образом изменить соотношение ценности их сбережений и потребительских расходов в пользу последних, лишая тем самым инвестиционный процесс его важнейшего финансового источника -- сбережений частного сектора экономики. Подвергая ожесточённой критике кейнсианский подход, неоклассики отвергают рекомендуемые им механизмы антикризисного регулирования экономики, которые, по их мнению, препятствуют реализации санирующей функции кризиса, очищению экономики от ставших неэффективными предприятий. Конечно, в этом случае выход из рецессии осуществляется заметно быстрее, однако сохранение структурных диспропорций, тех противоречий, мимо разрешения которых национальному хозяйству удалось «проскочить», неминуемо приведёт к преждевременному спаду, причём в сочетании с нарастающей инфляцией. Значит, темпы экономического роста, оцениваемые на длительном временном интервале, окажутся менее впечатляющими, да и степень реализации других макроэкономических целей будет невелика.

Как видим, в отличие от традиционной классической школы современные неоклассики, признавая многие провалы рынка, вовсе не отрицают значение государственного регулирования экономики, но сводят его к минимальной границе. При этом сторонники консервативной доктрины убеждены, что регулирующее воздействие государства (не столь систематическое, каким оно являлось в кейнсианской модели) должно реализовывать долгосрочные цели и ориентироваться не на краткосрочное управление совокупным спросом, а на всемерное поощрение предложения товаров и факторов производства.

Наиболее приемлемым для демократического общества инструментом государственного регулирования монетаристы признают денежно-кредитную политику, которая не снижает степени самостоятельности рыночных субъектов и не приводит к сколько-нибудь заметному диктату государства в хозяйственной сфере. При этом важнейшим условием экономического роста на сугубо рыночной основе неоконсерваторы считают достижение стабильности цен в стране на основе проведения жёсткой, не допускающей разгона инфляционных процессов монетарной политики. Добиваясь в результате сокращения ставок процента, монетаристы стремятся всемерно инициировать частные инвестиции фирм и домохозяйств. Действительно, к числу бесспорных заслуг монетаризма можно отнести вклад его создателей в преодоление мирового финансового кризиса 1970-х -- начала 1980-х гг., ликвидацию гиперинфляции в целом ряде развивающихся, а начале 1990-х гг. -- и постсоциалистических стран, где с использованием постулатов данной теории были оздоровлены денежные системы.

Если в финансовом секторе современной экономики, по мнению монетаристов, присутствие государства не только допустимо, но и абсолютно необходимо (скажем, для обеспечения экономики количеством денег, требуемым её законами), то в секторе реальном, где осуществляются производство и продажа товаров и услуг, должны действовать исключительно рыночные силы. Так, М. Фридмен перечислил сферы, в которых, по его мнению, вмешательство государства излишне. В частности, он предлагал отказаться от поддержания цен на сельхозпродукты, отменить экспортно-импортные квоты и тарифы, правительственный контроль над объёмом производства и величиной квартплаты, усыновление минимальной заработной платы и максимальных пределов роста цен, обязательное страхование для обеспечения пенсий по старости, лицензирование любых видов трудовой деятельности, прекратить государственное жилищное строительство и т.п.

Сторонники теории рациональных ожиданий, в целом разделяющие подобные взгляды, считают вмешательство государства, в том числе и центрального банка, и функционирование конкурентных рынков просто бесполезным, поскольку в их представлении субъекты экономической системы являются абсолютно информированными, обладают знаниями в области конкретных механизмов рыночной экономики. Безошибочно прогнозируя те или иные результаты проводимой государством экономической политики и стремясь к максимизации собственных выгод, домохозяйстваства и компании тем самым блокируют реализацию преследуемых властями макроэкономических целей.

Сравнение различных направлений неоклассической доктрины, в частности монетаризма и теории экономики предложения, позволяет выявить у них как черты сходства, так и различия. Общим для них является отрицательное отношение к кейнсианству, а также обоснование необходимости поворота экономической политики к наращиванию совокупного предложения. Все они считают, что решающим направлением экономической политики государства должны быть стимулирование частного предпринимательства и наращивание сбережений населения. В то же время теория экономики предложения, отстаивающая первенство бюджетно-налоговых регуляторов, допускает возможность возникновения в ходе такого стимулирования бюджетного дефицита в краткосрочном периоде, полагая, что последующий рост производства и доходов населения приведёт к компенсации временных потерь бюджета. Монетаристы считают недопустимым возникновение бюджетного дефицита даже в краткосрочном периоде. Ликвидацию этого дефицита как ведущего инфляционного фактора (а значит, и тормоза экономического роста) они ставят на первое место в приоритетах экономической политики. Главным инструментом достижения макроэкономических целей в их программах выступает проводимая государством денежно-кредитная политика.

Монетаристы склонны преувеличивать возможности центрального банка, полагая, что посредством регулирования денежной массы можно преодолеть инфляцию и разрешить практически все остальные социально-экономические проблемы в стране.

Неоконсервативная модель государственного регулирования экономики со временем была экспортирована из развитых стран в развивающиеся, а затем и в постсоциалистические страны. Это достигалось не только через их последовательное подключение к сметающим межнациональные перегородки механизмам глобализации, но и посредством прямого давления Запада, например, через жёсткие условия предоставления трансфертов и кредитов. Политика «шоковой терапии», применявшаяся во многих из этих стран (включая Россию) в 1990-е гг., когда они начали переход к рыночной экономике, опиралась именно на неоконсервативные догматы. Между тем отстаиваемая классической школой (А. Смитом, Д. Рикардо и их современными продолжателями) концепция опережающего развития, включающая лозунг свободной торговли, способствует хозяйственному прогрессу только индустриально развитых стран. Специфике же государств с догоняющим типом развития (страны Латинской Америки, Центральной и Восточной Европы, СНГ и др.) в несравненно большей степени соответствует разработанная свыше полутора столетий тому назад концепция Ф. Листа, который исходил из того, что взятый отставшими государствами курс на внешнеторговую либерализацию влечёт за собой консервацию сложившейся в них международной специализации (в основном сырьевой), подвергая сомнению саму возможность проведения модернизации национальной экономики. С точки зрения обеспечения всесторонней диверсификации вполне допустимо установление на относительно небольшой период так называемых воспитательных тарифов для зарождающейся промышленности, защищающих национальную экономику от ожесточённой конкуренции из-за рубежа.

С этих позиций попытка реализации в России в 1990-е гг. модели неоконсерваторов объективно не могла способствовать хозяйственному прогрессу, а сама такая модель явилась орудием в руках реакционных сил, заинтересованных в консервации научно-технической и социально-экономической отсталости нашей страны.

3.2 Применение неоконсервативной политики

концепция государственный регулирование экономика

Что же касается самих развитых стран, то в течение 1980-х и первой половины 1990-х гг. главным объектом применения неоконсервативной разновидности финансово-кредитной политики, основанной на урезании бюджетных расходов и жёстких монетаристских ограничениях денежной массы, была экономика США. Последовавшие в результате этой политики нехватка платёжных средств и удорожание кредита до поры нейтрализовались денежным потоком из западноевропейских стран (осуществлявших в то время умеренно-экспансионистское регулирование экономики), Китая, Японии и России. Но начиная с 1995 г. страны Европейского союза, стремившиеся ввести единую валюту -- евро, тоже серьёзно ужесточили свою экономическую политику, и подобная синхронизация действий монетарных властей породила острый дефицит денег уже во всём мировом хозяйстве. С конца 1997 г. в развитых странах стали наблюдаться потрясения на рынках ценных бумаг и возобладала тенденция к падению товарных цен. Мировой фондовый кризис и дефляционные процессы в свою очередь привели к резкому ухудшению конъюнктуры на рынках государств, которые были задействованы при создании продукции, потребляемой американцами и западноевропейцами. Вначале это вызвало азиатский кризис, а в августе 1998 г. -- кризис российской экономики, уже тогда функционировавшей в немалой степени за счёт продажи сырья и энергоносителей и потому тяжело переживавшей их стремительное удешевление. Так Россия вместе со многими другими странами (например, Бразилией, также прошедшей в 1999 г. через финансовый срыв) расплатилась за субъективные хозяйственные просчёты неоконсерваторов.

Казавшееся совсем недавно незыблемым преобладание неоконсерваторов в коридорах власти многих современных государств, неуклонно движущихся к постиндустриализму, в конце XX -- начале XXI в. было вновь поставлено под сомнение. Во всяком случае в США (а затем в ряде других развитых стран) восьмилетний период пребывания в Белом доме президента Б. Клинтона ознаменовался серьёзными коррективами в рейгановском экономическом наследии. В американскую модель смешанной экономики в качестве ведущего инструмента возвратился бюджетный механизм макроэкономического регулирования.

В последние годы монетарные власти большинства стран решительно избавляются от идеологического стереотипа монетаристской теории, согласно которому темпы инфляции (а также динамика ВВП и уровень безработицы) находятся якобы в определяющей зависимости от динамики денежного предложения. Так, сугубо монетаристские подходы не были востребованы в Аргентине, оказавшейся на рубеже веков в обстановке дефолта и даже на грани социально-экономического коллапса. Правительство Уругвая, долгие годы отдававшее должное монетаристским рекомендациям, в июле 2002 г. объявило о закрытии всех коммерческих и государственных банков. Кризис в Бразилии был перенесён с августа 2002 г. в будущее лишь благодаря масштабному кредиту Международного валютного фонда (МВФ) объёмом 30 млрд дол. Рекорды по числу банкротств (в том числе крупных, системообразующих компаний и коммерческих банков) и уровню безработицы в обстановке глобального финансово-экономического кризиса 2008-2009 гг. били многие страны ЕС, Япония, США и др. Эта нарастающая экономическая нестабильность объективно выдвигает на первые роли многие механизмы, присущие неуклонно развивающейся кейнсианской модели государственного регулирования экономики.

Таким образом, можно заключить, что дискуссия между представителями классического и кейнсианского направлений экономической науки ещё далека от завершения, её подпитывает неустанный поиск компромиссов и форм разрешения противоречий процесса познания.

Заключение

В экономической истории любой страны можно обнаружить периоды преобладания каждой из рассмотренных теоретических доктрин. К тому же в ходе многолетнего противостояния происходит процесс их синтеза, размывания чётких границ между отстаиваемыми ими воззрениями. Как отмечает А. Пороховский, «современные смешанные экономические системы становятся настолько сложными и многообразными, что нередко без гибкого сочетания различных методолого-теоретических подходов трудно найти эффективные решения практических управленческих проблем».

При этом выбор общества между неоклассической и посткейнсианской моделями государственного регулирования экономики в решающей степени определяется социально-экономической ситуацией, сложившейся в стране, фазой переживаемого ею воспроизводственного) цикла (с особым акцентом на кондратьевских «длинных волнах»). Так, если ключевой проблемой (как в годы Великой депрессии) признаётся спад производства и кривая совокупного спроса пересекает кривую совокупного предложения на кейнсианском отрезке (являющемся пологим, почти горизонтальным), то потребность в приближении объёма ВВП к уровню полной занятости и преодоления вынужденной безработицы, а также усиливающееся социальное напряжение в обществе закономерно выталкивают на вершину власти партии левой ориентации, которые для решения своих задач используют преимущественно кейнсианскую модель.

Решительно отвергая приоритетность достижения бюджетного равновесия как макроэкономической цели, не видя серьёзных оснований против расширения лимита государственных заимствований на внутреннем и, особенно, внешнем финансовых рынках и не принимая в расчёт опасность временного ускорения инфляции спроса, фискальные и монетарные власти активно включаются в процесс антикризисного регулирования национальной экономики, всемерно поощряя потребительскую и, напротив, решительно дестимулируя сберегательную активность всех экономических субъектов. При этом в случае нахождения комбинации инструментов бюджетно-налоговой и денежно-кредитной политики, близкой к оптимуму, может оказаться успешно разрешённой не только проблема неполной занятости трудоспособного населения, но и инфляционная проблема, коль скоро её острота неминуемо спадает по мере нарастания объема производимых в стране товаров и услуг. Так, победив на выборах 1945 г., английские лейбористы провели в стране широкомасштабную национализацию и резко подняли планку правительственных расходов на здравоохранение и социальное обеспечение. Ярким подтверждением выявленной закономерности явились в 2008 г. победа демократической партии и избрание президентом Б. Обамы в США, экономика которых запустила кризисную волну по всей планете. Этот американский президент отстаивает тезис о возможности достижения эффективного экономического роста и социального согласия в американском обществе путём не спонтанного, а регулируемого развития.

Если же пересечение кривых совокупного спроса и совокупного предложения достигается на классическом, почти вертикальном отрезке и наибольшие опасения в обществе вызывают рост общего уровня цен (такое в недавнем прошлом наблюдалось в США, переживших почти 20-летнюю эпоху инфляции) и девальвация национальной валюты, то к власти приходят политики неоконсервативного плана типа Дж. Буша -- старшего или младшего, которые формируют модель регулирования национальной экономики, почерпнутую из арсенала неоклассической школы. Общественная потребность в реализации подходов неоклассиков, проявляющаяся в условиях инфляционного перегрева экономики, выражается в жёстком ограничении денежного предложения, недопущении дефицита государственного бюджета и даже в сознательном приведении его к профицитному состоянию -- причём не столько утяжелением налогового пресса на национальную экономику, сколько настойчивым сокращением правительственных расходов. Подобные действия монетарных и фискальных властей, всемерно стимулируя валовые национальные сбережения, конечно, не могут не сказаться негативно на динамике ВВП в краткосрочном периоде. Однако, нейтрализуя угрозу галопирующей инфляции и спасая от обесценения накопления домохозяйств и фирм, они устраняют препятствия для ускорения темпов экономического роста в долгосрочной перспективе, поскольку гарантируют трансформацию сбережений в частные инвестиции и через сжатие социальных программ расширяют предложение рабочей силы с адекватным сокращением масштабов институциональной безработицы.

Таким образом, цикличность как объективная закономерность социально-экономического развития в решающей степени предопределяет соотношение сил между ведущими направлениями экономической мысли, формируя контуры того или иного варианта синтеза альтернативных теоретических доктрин. На эту закономерность наслаиваются к тому же интересы массового избирателя, так или иначе оценивающего свои политические предпочтения в тот или иной период.