Этнометрические подходы к сравнительному анализу хозяйственно-культурных ценностей

Размещено на http://www.allbest.ru/

Этнометрические подходы к сравнительному анализу хозяйственно-культурных ценностей

Оценка экономического роста России

Этнометрический анализ показал, что в списке ментальных особенностей России преобладают ценности выживания и, отчасти по этой причине, недостаточно выражена ориентация на будущее. Даже в советское время планы были только пятилетними. Лишь сравнительно недавно Минэкономразвития стало разрабатывать прогнозы на 9-12 лет вперед, а для ряда документов, таких как "Энергетическая стратегия", горизонт анализа и прогноза расширился до 2030 г. Это очевидный прогресс. Однако следует иметь в виду, что на Западе существует несколько исследовательских групп, которые анализируют проблемы развития глобальной экономики, энергетики и климата с горизонтом до 2100 г. Даже 2030 г. - слишком близкий рубеж, чтобы можно было добиться существенных изменений в траекториях развития мировой цивилизации. Поэтому появляется все больше аналитических работ, в которых предпринимается попытка оценить изменение технологической структуры общества к 2050 г. Естественно, соответствующие проработки детализированы хуже, чем в случае более близких перспектив. В России только начинают публиковаться первые оценки того, где страна может оказаться в 2050 г. в координатах глобальной экономики.

Эксперты Goldman Sachs в 2003 г. определили, что темпы роста ВВП России в 2000-2025 гг. составят 7,3% в год, а в 2026-2050 гг. -3,8% в год. В итоге ВВП на душу населения в России будет равен в 2025 г. 32% от уровня США, а в 2050 г. - 59% (расчеты по обменным курсам) . Однако рост ВВП России в значительной мере предполагался за счет укрепления рубля. В отношении физического объема ВВП эксперты ожидали довольно медленный, как сейчас у нас сказали бы, инерционный рост. Среднегодовые темпы роста российского ВВП, согласно этому прогнозу, сокращаются с 4,1-5,8% в 2006-2010 гг. до 3,3-3,6% в 2021-2025 гг. и до 1,8-2,1% - в 2046-2050 гг. Их замедление -отчасти результат ожидаемого снижения численности населения России до 136 млн человек в 2025 г. и до 118 млн человек - в 2050 г.

В 2006 г. эксперты PricewaterhouseCoopers (PWC) полагали, что российский ВВП будет расти в 2005-2050 гг. в среднем на 4,6% в год при снижении численности трудоспособного населения на 0,5% в год. Последний фактор будет сдерживать экономический рост и не позволит России увеличить свою долю в глобальном ВВП. Доход на душу населения по этому прогнозу вырастет в 9,6 раза и превысит нынешний уровень США, но составит только половину от их уровня в 2050 г. Это самый оптимистичный из известных прогнозов для России.

В. Клинов пришел к схожему выводу: ВВП России к 2025 г. сможет достичь 80% от нынешнего уровня США (по паритету покупательной способности), а к середине века - практически выйти на уровень США 2005 г. Его прогноз базируется как на анализе динамики численности населения, так и на теории больших циклов в экономике. Период 2000-2025 гг. автор относит к восходящей фазе кондратьевской волны, а период 2026-2050 гг. - к нисходящей. Для России среднегодовые темпы роста ВВП получаются равными соответственно 4 и 2,5%. В итоге доля нашей страны в глобальном ВВП не только не растет, но даже снижается - с 2,4% в 2000 г. до 2,1% - в 2050 г., причем при условии, что нам удастся стабилизировать численность населения на уровне 140 млн человек.

В 2006 г. мы также пытались определить перспективы развития России до 2050 г. В этом прогнозе предполагалась возможность роста ВВП в 4,3-7,3 раза в 2005-2050 гг., или в среднем на 3-4% в год, при снижении численности населения в 2050 г. до 82 - 121 млн человек. Согласно верхнему варианту прогноза, в 2045-2050 гг. кумулятивная добыча нефти в России достигает 20 млрд т (вдвое больше нынешних доказанных запасов нефти в стране), а природного газа - 31 трлн куб. м (2/3 нынешних доказанных запасов газа). Другими словами, к 2050 г. имеющийся нефтегазовый потенциал России окажется практически исчерпанным, и если не будут открыты новые гигантские месторождения углеводородов, то для роста ВВП придется найти новый источник.

Здесь возникает вопрос: справится ли Россия с такой задачей, сможет ли она перейти на инновационный путь развития? Как считают К. Юдаева и Е. Ясин, наша страна в ближайшие 40-50 лет столкнется с двумя вызовами: проблемой перехода от догоняющего развития к развитию на технологической границе и с необходимостью перестройки жесткой институциональной системы. По мере сокращения отставания России от передовых стран возможности заимствования технологий уменьшаются, а потребность в их "генерировании", активизации "инновационности", напротив, увеличивается. Собственно, задача институциональной трансформации и определяется важностью культивирования "инновационности".

В последнее время в литературе развернулась активная дискуссия о качественных и институциональных особенностях развития России до 2020 г.В ней явно звучат два тезиса: наша страна нуждается в модернизации институтов; для этого необходимо формировать общественные коалиции. К сожалению, отсутствие системного анализа проблем, которые могут возникнуть при сохранении нынешних институтов, делает указанные работы недостаточно убедительными. Структурирование анализа в рамках "экономика - социальная система - институциональная и политическая система" в России, да и за рубежом, развито слабо. Дело обычно ограничивается иллюстрациями и примерами, не опирающимися на соответствующую теорию. При таком анализе на первый план выдвигаются категории поведенческой экономики, с которыми экономисты не очень привыкли работать. Так, К. Юдаева и Е. Ясин формулируют задачу модернизации как отход от "экономики недоверия".

В конечном счете главным ограничением развития на технологической границе могут оказаться проблемы культуры, определяющие способность предвидеть новые вызовы и принимать эффективные упреждающие действия, возможность активизации творческого потенциала и создания общественных коалиций. Другими словами, речь идет об осознании необходимости модернизации и самоорганизации для осуществления таких изменений. Обладает ли Россия подобными способностями и возможностями, соответствующей ментальностью?

К сожалению, первые опыты этнометрического анализа применительно к нашей стране не дают положительного ответа на этот вопрос. В методике Р. Инглхарта есть показатель "ценности выживания/ самовыражения". "Выживание" означает нацеленность на сохранение статуса на фоне ненадежности условий жизни и прав собственности. Все новое воспринимается как опасность и угроза. В поведении и принятии решений доминируют стереотипы, а в отношениях - зависть и недоверие. "Самовыражение", напротив, базируется на гарантиях сохранения достигнутого и накопленного и означает нацеленность на повышение статуса за счет реализации своих возможностей. Окружающие не воспринимаются как угроза, в отношениях между людьми доминирует доверие.

По шкале ценностей "выживание/самовыражение" с Россией может конкурировать только Беларусь. Даже такие страны с "восточным" менталитетом, как Нигерия, Китай, Индия, Бразилия, Турция, оказались намного более продвинутыми в сторону "западного самовыражения". В этом отношении Россия - "супер-Азиопа" и уж совсем не Евразия и не Европа. В нашей стране глубоко укоренились ценности "выживания" - продукт российской истории на протяжении не менее тысячи лет. Все брал и давал верховный правитель, как бы он ни назывался. Люди не были уверены в неприкосновенности своей собственности, а ее экспроприация и последующая раздача сверху или получение по итогам "кормления" вели к тому, что мало кто верил в возможность честно разбогатеть при "раздаточной экономике". Легитимность такой, а заодно и всякой другой собственности в России всегда была низкой.

Для получения благ сверху нужно или молчать, или подличать и пресмыкаться при практической бесперспективности повышения благосостояния за счет "самовыражения". Любой успех соседа, как правило, воспринимался как несправедливая "раздача". Значительная часть заработанного изымалась. Кроме того, любая "византийская" система власти, которая в России господствует уже тысячу лет, может опираться только на людей зависимых и подчиненных. Независимы только очень бедные и очень богатые. Следовательно, все должны работать, но много не зарабатывать. В этих целях либо изымалась значительная часть произведенного продукта, либо осуществлялась милитаризация экономики (народ не может потреблять военную продукцию). Другая причина милитаризации - стремление обеспечить "единомыслие", чему мешали внутренние и внешние "враги". Таким образом, в России не сформировалось позитивного отношения к "самовыражению" как основе личного процветания. Напротив, на Руси от ума только горе.

Многие другие "этнометрические" индикаторы являются производными от пропорции "ценности выживания/самовыражения". Низкий уровень доверия ведет к тому, что Россия стала "чемпионом по индивидуализму" - "каждый только сам за себя". В этом плане россияне опередили все страны. В течение многих десятилетий у нас официально культивировался коллективизм, но только на работе или в домах культуры. Все иные формы самоорганизации населения подавлялись. На фоне взаимного недоверия это привело к неспособности создавать устойчивые коалиции и с их помощью отстаивать свои интересы. Нынешняя политическая система России сформирована властью и защищает только ее интересы. Практически все альтернативные политические движения не сумели выжить.

Как только люди переселились из бараков в "хрущевки" и получили личное пространство для накопления богатства, скрытого от чужих глаз, которое нельзя было просто так отнять, они направили всю свою энергию на цели личного обогащения, совсем забыв о коллективизме. Именно Хрущев, а не Горбачев, заложил мину под фундамент социализма, которая рванула всего через 25 лет, когда в бараках уже почти никого не осталось. Япония, осуществившая "рывок в будущее" в 1960 -1970-е годы с системой пожизненного найма, и Китай с еще сильными традициями сельских общинных отношений находятся на противоположной стороне шкалы.

Слабая способность к самоорганизации - причина высокой "дистанции власти" - определяет признание ее "божественности", готовность соглашаться с неравномерностью распределения полномочий и доверять ей принятие решений и укрепление старых или формирование новых стереотипов. Как показали 1990-е годы, многие россияне не захотели принимать на себя ответственность за собственную судьбу или формировать эффективные коалиции, чтобы отстаивать свои интересы.

Доминирование ценностей "выживания" над ценностями "самовыражения" порождает также высокую степень "избегания неопределенности" и низкую "долгосрочную ориентацию". Это еще две особенности, сдерживающие возможности развития на технологической границе, где уровень неопределенности всегда довольно высок. Долгосрочная ориентация особенно важна при принятии инвестиционных решений. Она прямо связана с устойчивостью отношений собственности, что ярко иллюстрирует ситуация в российской нефтяной промышленности, которая при запредельно высоких мировых ценах на нефть не вкладывает достаточных средств в развитие сырьевой базы.

Таким образом, нынешняя культурная традиция России - нацеленность на выживание разобщенных индивидов, ориентированных на решение тактических проблем и плохо представляющих, что их ждет в будущем. С этим багажом трудно как определить направления модернизации, так и сформировать коалиции для их реализации.

Рассмотренные ценности инерционны, но не полностью статичны. Именно их нужно менять, а уже вслед за ними - сами институты. Наивно ожидать от бюрократического государства, что оно начнет само себя модернизировать. Кроме того, в условиях стабильного развития российской экономики в последние годы вряд ли найдутся силы, способные вынудить государство начать модернизацию. Стабильность является важным условием динамичного роста. Глубокая модернизация, подобная модернизации 1990-х годов, может быть очень болезненной.

Возможно, Россия находится в ловушке: для выхода в 2050 г. на уровень экономического развития, сопоставимый с передовыми странами, нужно менять культурные традиции и институты, а делать это некому. Чтобы потребность в такой замене была осознана и возникла соответствующая дееспособная коалиция, необходимы убедительные доказательства того, что нынешние жесткие российские институты будут сдерживать экономический рост. Неопределенность институциональной ситуации в нашей стране накладывается на многие другие неопределенности и не позволяет четко ответить на вопрос: насколько вырастет ВВП России к 2050 г. - в 3 раза или в 13 раз?

Этнометрические подходы к сравнительному анализу хозяйственно-культурных ценностей

Экономисты и социологи полагают, что одним из важнейших факторов качественных различий между "богатым Севером" и "бедным Югом" являются различия в ментальных ценностях, которыми руководствуются люди в своей хозяйственной деятельности. Еще М. Вебер подчеркивал, что западная ментальность гораздо лучше соответствует рыночному хозяйству, чем восточная. В таком случае успех или провал рыночной модернизации России зависит во многом от того, насколько наша российская ментальность схожа с европейской.

Для ответа на вопрос, насколько российская ментальность отличается от западной, надо прежде всего перейти от экспертных и чисто качественных оценок (по типу "американцы - рациональные индивидуалисты, а русские - иррациональные коллективисты") к оценкам количественным, основанным на данных массовых опросов. Иначе говоря, методологическая проблема заключается в том, как интуитивные представления о качественных различиях между людьми разных наций перевести на привычный современным экономистам язык математических показателей.

Есть ли у современной науки метод количественного измерения различий экономической ментальности людей разных наций? Да, есть такие методы! Один путь, лучше известный российским экономистам, - это "поведенческая экономика" (behavioral economics) А. Тверски и нобелевского лауреата Д. Канемана. Другой - этиометрия Г. Хофстеда и его последователей.

Поведенческой экономикой называют изучение (как правило, с использованием современных методов математического анализа) стереотипов мышления и поведения людей. Главным объектом исследований американских психологов Тверски и Канемана, основоположников этого научного направления, стали механизмы принятия людьми решений в ситуации неопределенности (1). К сожалению, в рамках поведенческой экономики пока практически нет специальных исследований межнациональных различий.

А есть ли такие методики количественных компаративистских исследований национальных хозяйственных культур, на основе которых уже сейчас можно делать выводы об особенностях российской ментальности? Да, есть!

Российским обществоведам уже относительно хорошо известны методы количественного анализа национальных культур, основанные на сравнении национальной ментальности какой-либо страны с другими национальными ментальностями. Речь идет о так называемой этномстрии - направлении этносоциальных исследований, в котором анализируются ментальные характеристики различных этнических групп (обычно речь идет о нациях) с использованием формализованных (математических) методов.

Исследования Г. Хофстеда:

"Отцом" этнометрии заслуженно считается голландский социальный психолог Гирт Хофстед. Он первым начал собирать количественные базы данных; разработанная им методика и сейчас наиболее популярна.

Будучи руководителем психологической службы транснациональной корпорации IBM, он в конце 1960-х годов занимался изучением того, как ментальные ценности, связанные с особенностями хозяйственной культуры, влияют на трудовое поведение работников IBM в разных странах. Его первые анкетные опросы относятся к 1967-1969 и 1971 - 1973 гг.: во время пилотного исследования Хофстед разработал методику анкетного опроса респондентов, а на втором этапе стал набирать базу данных. Поскольку IBM являлась очень крупной фирмой, Хофстедова база данных оказалась необычайно обширной: 72 филиала транснациональной корпорации IBM из 40 стран, 116 тысяч анкет на 20 языках.

Именно в процессе обработки собранной базы Хофстед начал рассматривать свое исследование как кросс-культурное, нацеленное на сравнительное изучение национальных особенностей работников. Так как служащие фирмы IBM были схожи между собой по многим признакам (профессиям, корпоративной культуре, образованию и т.д.), то сам собой напрашивался вывод о единственном принципиальном различии - их национальной культуре.

В 1976 - 1977 гг. начали выходить первые статьи Хофстеда, посвященные открытому им методу экономической компаративистики, а в 1980 г. появилась его знаменитая монография "Влияние культуры: международные различия трудовых ценностей" (3). Эта книга очень быстро завоевала статус классической, положив начало новому научному направлению.

Не остановившись на достигнутом, Хофстед и его сторонники продолжили поиск наиболее подходящей методики для выделения культурных универсалий. Самому создателю этнометрии, в частности, не нравилось то, что выделенные им ценности трудового поведения отражали, прежде всего, западную культуру. Это было вполне закономерным: поскольку руководители IBM являлись представителями западной культуры, Хофстед был изначально вынужден "приноравливаться" к культурному уровню своих заказчиков. Однако когда в 1980-е годы он стал заниматься чисто научной работой, появилась возможность усовершенствовать методику.

С учетом новых исследований Хофстед разработал новый вариант своей методологии - "Модуль исследования ценностей 1994" (Value Survey Module 1994 - VSM 94), краткую анкету из 20 основных вопросов (по четыре на каждый из пяти культурных показателей). Именно она в основном использовалась последователями Хофстеда. Совсем недавно появилась новая версия методики - "Модуль исследования ценностей 2008" (VSM 08).

В Хофстедовой методике рассчитывались индексы пяти ментальных ценностей: индивидуализм; дистанция власти; избегание неопределенности; маскулинность; долгосрочная ориентация (первоначально этот показатель называли "конфуцианским динамизмом"). Каждая из исследованных по Хофстедовой методике стран получает числовые оценки по этим пяти измерениям, которые варьируются обычно в интервале от 0 до 100. В таблице 1 показаны Хофстедовы индексы по некоторым странам; общее число стран, изученных по его методике, сейчас составляет порядка 60.

Показатели Хофстедовой методики

Каков же смысл выделенных Хофстедом показателей? Одни из них (индивидуализм и дистанция власти) в принципе совпадают с обыденными представлениями о базовых ценностях человеческого поведения; другие не столь самоочевидны.

Индивидуализм (IDV) - это показатель того, что предпочитают люди - заботиться только о себе и собственных семьях либо объединяться в некие группы, которые несут ответственность за человека в обмен на его лояльность группе.

Индивидуалистической может быть названа культура, в которой индивидуальные цели ее членов не менее важны, чем групповые, а связи между отдельными личностями не обременены жесткими обязательствами действовать совместно. Ячейкой индивидуалистических культур выступает нуклеарная семья, в которой детей приучают быть самостоятельными, полагаться на свои силы. Коллективистская культура, наоборот, характеризуется тем, что в ней групповые цели превалируют над индивидуальными. Здесь люди проявляют изначальную заинтересованность в сплоченных группах. Лояльность к группе - одна из важнейших ценностей; прямое противостояние не приветствуется, так как нарушает общую гармонию.

Дистанция власти (PDI - Power Distance), или дистанция по отношению к власти, - это параметр, описывающий готовность людей принимать неравномерность распределения власти в институтах и организациях.

В культурах с высокой дистанцией власти власть рассматривается как наиболее важная часть жизни. Акцент делается на принудительную власть, а подчиненные и руководители находятся на двух разных ее полюсах, что воспринимается как естественный порядок вещей. Соответственно в обществе принято демонстрировать уважение и проявлять послушание в отношениях с вышестоящими на иерархической лестнице. Критика, конфронтация и неподчинение не поощряются. В культурах с низкой дистанцией власти преобладает мнение, что основная определяющая власти - это ее компетентность. Следовательно, и отношения между членами сообщества строятся на уважении к личности и равенстве, а неравенство в отношениях "начальник-подчиненный" не будет одобряться. Здесь каждый может свободно высказывать свое мнение вне зависимости от того, является ли оно критическим или нет и совпадает ли оно с мнением власть предержащих. Результатом таких довольно близких взаимоотношений становится меньшая формализованность взаимосвязей.

Избегание неопределенности (UAI - Uncertainty Avoidance) - показатель того, насколько люди терпимы к неопределенным ситуациям, пытаются уклониться от них посредством выработки четких правил, веря в абсолютную истину и отказываясь терпеть девиантное поведение.

Представители культур с высоким уровнем избегания неопределенности ориентируются на четкие правила. Они отличаются потребностью к формализованным указаниям и нормам поведения, высоким уровнем тревожности, лихорадочностью в работе или "авральностыо", склонностью к внутригрупповому согласию, а также низкой толерантностью к людям или группам с отличающимися идеями или поведением. Эти культуры больше сопротивляются любым изменениям и мало склонны к риску. В культурах с низким уровнем избегания неопределенности, напротив, принято толерантное отношение к ситуациям неопределенности. Люди в сложных ситуациях импровизируют и проявляют инициативу, характеризуются большей склонностью к риску. В странах с такой культурой наблюдается негативное отношение к введению строго формализованных правил, поэтому они устанавливаются только в случае большой необходимости. В целом люди здесь считают, что они способны решать проблемы и без детальных формальных правил.

Маскулинность (MAS - Masculinity) - это оценка склонности людей к напористости и жесткости, сосредоточенности на материальном успехе в ущерб интересу к другим людям.

Речь идет о том, являются ли наиболее важными "мужские" (типа "настойчивость", "самоуверенность", "успех и конкуренция") или "женские" ("жизненные удобства", "поддержание теплых личных отношений", "забота о слабых", "солидарность", "скромность") ценности. В обществах с повышенным показателем маскулинности социальные роли мужчин и женщин резко различаются. Там считается общепринятой ориентация мужчин на материальный успех и жесткость в занимаемых позициях в противоположность женским ценностям, среди которых главное место занимают скромность и чуткость. В культурах такого типа приветствуются конкурентная борьба, соревновательность и стремление победить. В работе приоритет отдается результату, а награждают по принципу реального вклада в дело. В феминных культурах ролевым различиям между мужской и женской частью населения не придается большого значения. Более того, и те и другие демонстрируют большое сходство в занимаемых позициях и во взглядах. Особое внимание со стороны всех членов общества уделяется скорее духовным, чем материальным ценностям - таким как поддержание взаимоотношений между людьми, забота о ближних, внимание к человеку. Предпочтительным путем разрешения конфликтов считается поиск компромисса, а награждение за труд происходит по принципу равенства.

Наконец, долгосрочная ориентация (LTO - Long Term Orientation) - показатель того, насколько общество проявляет прагматизм и стратегически ориентируется на будущее, в противоположность традиционализму и краткосрочной (тактической) ориентации.

В обществах с сильной долгосрочной ориентацией люди признают важность настойчивости, статусного принципа взаимоотношений, бережливости и чувства стыда. Все эти ценности способствуют предпринимательской активности. Так, упорство и настойчивость - это ключ к любой предпринимательской деятельности, гармоничная и устойчивая иерархия облегчает исполнение ролевых обязанностей, бережливость способствует накоплению капитала, который затем можно снова инвестировать в дело, и, наконец, чувство стыда заставляет людей быть более чувствительными к социальным контактам и стремиться выполнять взятые на себя обязательства. Низкий показатель конфуцианского динамизма, или краткосрочная ориентация, наоборот, тормозит предпринимательство. Стремление к устойчивости и стабильности при превышении определенной нормы препятствует инициативе, рискованности и гибкости, которые так необходимы предпринимателю в условиях постоянно меняющегося рынка. "Спасение лица", чрезмерное уважение традиций напрямую взаимосвязано с неприятием всякого рода новшеств. А взаимный обмен подарками, поздравлениями и покровительством - это ритуал, который больше внимания уделяет безукоризненности манер, чем выполнению поставленных задач.

Критика и развитие Хофстедовой методики. Признавая заслуги голландского исследователя, ученые отмечают некоторые недостатки предложенной им системы показателей.

Главный аргумент "против" - это сомнения в операционализации этих показателей. Еще в 1980-х годах в ряде работ отмечалась некоторая произвольность эмпирических индикаторов, выбранных Хофстедом для каждого из показателей: те характеристики, по которым строятся индексы, во многом отражают предпочтения самого Хофстеда. К тому же было замечено, что некоторые индикаторы фигурировали не в одном (как принято в большинстве социологических опросов), а в нескольких финальных показателях. Критиками выдвигалась идея о необходимости разработки показателей сквозь призму разных культурных перспектив, а не только с точки зрения культуры, которая заведомо присуща в первую очередь западному человеку. Последнее замечание было, как отмечалось, позже частично снято самим Хофстедом: он ввел новый показатель - конфуцианский динамизм, который основам на китайской культурной традиции.

После исследования Хофстеда этнометрические проекты стали пользоваться большой популярностью. Их проведение ограничивалось тем, что репрезентативный охват десятков стран - это научная работа, требующая больших денежных средств. Тем не менее в 1990-х годах началась разработка нескольких аналогичных проектов. Их руководители предлагали собственные подходы к операционализации представленных Хофстедом показателей, а также выделяли дополнительные параметры национальной ментальности.

Именно по этому пути пошел проект GLOBE под руководством Р. Хоуза .

В проекте GLOBE использовалась очень большая анкета из 758 вопросов. С самого начала в нем участвовали примерно 170 социологов и специалистов по менеджменту из более чем 60 стран мира. Та часть концептуальной модели, которая была посвящена изучению культурных показателей, в целом основывалась на теоретических постулатах Хофстеда. Именно поэтому проект GLOBE правомерно рассматривать как одну из вариаций работ голландского ученого. Главное отличие данного проекта состоит в расширении числа самих культурных показателей (их не 5, как у Хофстеда, а 9) и в несколько измененной операционализации некоторых параметров, заимствованных у Хофстеда.

Из четырех Хофстедовых показателей неизменными остались только два - дистанция власти и избегание неопределенности. Два оставшихся показателя претерпели изменения. Вместо показателя "маскулинность" в GLOBE ввели два других - "гендерный эгалитаризм" и "напористость". "Коллективизм" в GLOBE измерялся не по одной шкале, как у Хофстеда, а по двум - "общественный" и "семейный" коллективизм (вторая шкала основывалась на работах Г. Триандиса). Кроме того, добавились три новых показателя - "гуманистическая ориентация", "ориентация на будущее" и "достижительность".

Заключение

экономический рост этнометрический хофстед

Современный уровень этнометрических исследований России пока не позволяет высказывать уверенные суждения, является ли Россия Востоком, Западом или третьей равноценной мега-цивилизацией. Эта неопределенность связана, очевидно, не столько с недостатками этнометрических методик, сколько со слабой источниковедческой базой. Даже исследования по методике Хофстеда, по которым накоплено больше всего данных, пока позволяют делать лишь гипотетические суждения о значениях индексов для России в целом и об их дифференциации по регионам. Примерно такова же ситуация и с использованием в России других этнометрических методик.

Слабое развитие этнометрии в современной России создает большие препятствия для решения часто обсуждаемой проблемы выбора зарубежных институтов, которые можно было бы импортировать в нашу страну. Уже осознано, что лучше приживаются те импортные институты, которые конгруэнтны (близки) уже существующим отечественным институтам. Как следует из этнометрических исследований, российская экономическая ментальность - фундаментальный неформальный институт российской экономики, - вероятно, сильно отличается как от "типично западной" ментальности, так и от "типично восточной". На основе этого наблюдения можно усомниться в успехах институционального импорта вообще - и с Запада, и с Востока. Впрочем, институты тех стран, чьи этнометрические характеристики наиболее близки к России, будут все же обладать достаточно высокой конгруэнтностью, именно они могут прижиться на российской почве.

Другой важный вывод, который можно сделать на основе этнометрических данных, - это необходимость при импорте институтов учитывать региональную дифференциацию. Признавая ментальное единство России, следует обращать особое внимание на существенные различия между ее регионами: например, между "западной" Тюменью и "восточным" Ставрополем. Возможно, регионам России следует осуществлять институциональный импорт из разных зарубежных стран.

В любом случае первостепенной задачей для российских экономистов, занимающихся экономической ментальностью как базовым неформальным институтом, является накопление базы данных по этнометрическому анализу России и творческое осмысление полученной информации.

1. Размещено на www.allbest.ru