Эволюция отношений собственности в контексте современного социального развития

Между тем, режим неограниченной ответственности, так и не получивший в России распространения - это жесткое ограничение правомочий собственника, которое ставит под угрозу не только благополучие его самого, но и его семьи и круга его близких. Одновременно же этот режим создает то первичное основание кредита со всеми его инструментами (вексельное, банкнотное и чековое обращение), которые заложили основы финансовой системы рыночного хозяйства. Поэтому тот мало оцененный нашей общественностью факт, что в России рыночная экономика развивается в отсутствии такой важнейшей институциональной формы, как неограниченная ответственность по обязательствам, явился причиной отставания в развитии всей финансовой системы и, прежде всего, базовых инструментов кредита: надежного вексельного и чекового обращения. Постоянная так называемая нехватка денег и связанная с ней система неплатежей - лишь следствие этой более фундаментальной причины.

Ограниченная ответственность как правовая основа целого ряда институциональных форм пришла в Россию не в результате эволюционного развития контрактной системы и системы кредита, а в качестве их исходного пункта. Она по сути вытекала из системы правовых отношений социализма, где имущественная ответственность граждан не играла заметной роли. В этой старой системе гражданское право рассматривало обязательства и долги, возникающие на базе хозяйственной деятельности, в контексте отношений между организациями, а не между гражданами. Имущественная ответственность граждан в сфере хозяйственной деятельности трактовалась в рамках административного и уголовного права. Бывшие социалистические "организации" стали фирмами, т.е. частью рыночной системы хозяйства, но их правовой статус не изменился.

Отметим, что новый Гражданский Кодекс РФ противоречиво трактует имущественную ответственность юридического лица. Распространение ответственности юридического лица по его обязательствам на его учредителей рассматривается лишь как возможность, т.е. ее нужно специально оговаривать: "Если несостоятельность (банкротство) юридического лица вызвана учредителями (участниками), собственником имущества юридического лица, ... на таких лиц в случае недостаточности имущества юридического лица может быть (курсив мой - Ю.К.) возложена субсидиарная ответственность по его обязательствам" (ГК РФ, СТ.56). Между тем) для целого ряда предприятий-юридических лиц их участники по определению отвечают своим имуществом по обязательствам предприятия (полные товарищества, коммандитные товарищества). Например: "Полным признается товарищество, участники которого (полные товарищи)... несут ответственность по его обязательствам принадлежащим им имуществом" (ГК РФ, СТ.69). В данном случае принцип неограниченной ответственности выражен в безусловной форме. Создается впечатление, что Гражданский Кодекс РФ писался из разных источников, недостаточно согласованных друг с другом.

Ограниченная ответственность как база институциональных форм предприятия получила преобладающее распространение еще и потому, что распределение плюсов и минусов двух правовых режимов ответственности в России явно несбалансировано. Выше отмечалось, что ограничение ответственности ведет к распределению риска хозяйственной деятельности, но что для владельцев предприятия это уменьшение риска дается не бесплатно. В контексте рынка это уменьшение риска сопровождается ограничением прав юридических собственников и ростом прав кредиторов. В контексте отношений с государством оно сопровождается увеличением налогового бремени. Но ужесточение кредитного режима в России на этапе первоначального накопления капитала, т.е. в первые годы экономических реформ, не имело смысла, поскольку новые собственники не владели достаточным имуществом (либо тщательно его скрывали). Иначе говоря, для кредитных институтов режим неограниченной ответственности не давал дополнительных гарантий кредитоспособности клиента. С другой стороны, для предприятия он не означал облегчения налогового бремени. В этом вопросе наше налоговое законодательство не идет навстречу тем предприятиям, которые принимают на себя дополнительные обязательства перед клиентурой (неограниченная ответственность).

Наша налоговая практика отличается от практики стран с длительной историей развития институциональных форм. Например, в США корпорирование предприятия, т.е. переход его к ограниченной ответственности, автоматически означает налог на корпоративную прибыль. Иначе говоря, корпорация - это новый хозяйственный субъект, отличный от тех, кто является ее собственниками. Ее собственники платят дважды налог на свои доходы: сначала на корпоративную прибыль, затем на свои дивиденды от предпринимательской деятельности. В нашем налоговом законодательстве любое коммерческое предприятие, имеющее статус юридического лица, платит налог на прибыль дважды (сначала налог на прибыль, а затем подоходный налог на предпринимателя). Поэтому дополнительный риск, связанный со статусом неограниченной ответственности, не оправдывает себя.

Ограниченная ответственность послужила в России, как и в других странах, базой двух основных форм - товарищества с ограниченной ответственностью (ТОО) и акционерного общества открытого типа (АООТ). Есть еще промежуточная форма - Акционерное общество закрытого типа (АОЗТ), но оно в правовом отношении мало отличается от ТОО. В целом институциональная структура экономики России на начальном этапе становления складывается таким образом, что гарантии и ограничения правомочий собственников распределяются крайне неравномерно. Гарантии собственности располагаются, главным образом, на стороне крупных собственников, тогда как ограничения касаются в основном мелких. Поясним это некоторыми примерами.

Всеобщее распространение ограниченной ответственности привело с собой подлинный бум учредительства. В самом факте учредительства нет ничего плохого как в форме распределения риска и создания гибкой и децентрализованной системы управления. Но в условиях атмосферы предпринимательского ажиотажа, поддержанного недостаточной степенью риска, учредительство стало самым доступным орудием мошенничества и обмана вкладчиков, клиентуры и государства. Легкость перевода активов из одной фирмы в другую дают неограниченный простор для комбинаторов. Между тем, банкротство фирмы, фактически разворовавшей или укрывшей чужие деньги, не сопровождается адекватной ответственностью се учредителей. Отметим при этом важнейшее отличие двух разных принципов ответственности: члены полных товариществ и полные члены коммандитных товариществ не имеют права ни учреждать другие фирмы, ни состоять в числе их пайщиков (акционеров). Тем самым обеспечивается то, что деньги их вкладчиков всегда находятся под одной юридической "крышей". Напротив, практически все новые субъекты российского бизнеса с необыкновенной легкостью учреждают бесчисленные фирмы, где владельцами выступают все та же узкая группа лиц (либо одно лицо). Уже никого не удивляет газетное сообщение, что некий предприниматель за короткий период времени учредил несколько сот фирм (все, разумеется, с ограниченной ответственностью), заработав на этом миллионы долларов.

Если предположить, что на учредительство новых обществ был бы изначально наложен некий законодательный ограничитель (например, регистрация общества с ограниченной ответственностью требует внесения в залог некоторого капитала, а акционерного общества - в кратном размере большей суммы), то большая часть финансовых пирамид просто бы не состоялась. Такие пирамиды, как МММ , Русский Дом Селенга и др. были основаны именно на том, что все их звенья регистрировались как ТОО или АООТ, тогда как ими фактически распоряжался один человек. Перевод капитала из одного общества в другое становился операцией, за которую фактический владелец не нес личной имущественной ответственности, не говоря уже об уголовной. Несовершенство гражданского и хозяйственного законодательства вело - и продолжает вести - к полной защищенности мошенников и к полной беззащитности их неосторожной и раздробленной клиентуры.

В настоящее время в России идет активный процесс формирования финансово-промышленных групп. Россия в этом отношении повторяет опыт многих стран, где на определенном этапе развития рыночной экономики отмечались процессы сращивания промышленности и банков. Выше уже отмечалась некая общая основа этого явления: распределение риска в условиях быстрого перехода институциональной структуры в ряде стран к ограниченной ответственности и крупным акционерным обществам. В России этот фактор действует с особой силой. Крупный предпринимательский капитал действует в условиях повышенной неопределенности. Развитие долгосрочного кредита и прямых инвестиций связано с повышенным риском. Этот риск усугубляется состоянием предпринимательской этики и особенностями гражданского законодательства. В этих условиях прямое вмешательство финансовых институтов в управление промышленных корпораций становится экономической неизбежностью.

На фоне сказанного выше история залоговых аукционов 1995-96 годов, в результате которой ряд крупнейших частных банков России получили в доверительное управление от государства некоторые крупнейшие объединения обрабатывающей и добывающей промышленности, представляется далеко не случайным явлением, связанным лишь с кризисом государственных финансов. Всеобщая корпоратизация российской экономики плюс крайняя неопределенность политической и экономической перспективы способствуют сращиванию банков с промышленностью.

Финансовый капитал возникал в разных странах в разные исторические периоды. Его существование в одних случаях растягивалось во времени, в других было менее продолжительным. Но везде его становление и развитие таило опасность перерождения в то общее социально-экономическое состояние, которое правильно назвать бюрократическим капитализмом. Иначе говоря, сращивание банков с промышленностью сопровождалось проникновением финансово' промышленных групп в политический аппарат государства и конкуренцией менаду группами не в области экономики, а в сфере политического влияния и лоббирования своих интересов.

Опасности для общества, связанные с развитием финансового капитала, во всех случаях успешно преодолеваются на путях демократизации собственности. Это главная экономическая составляющая преодоления тенденций бюрократизации экономики. Однако эта составляющая - демократизация собственности - действует в разных странах и в разные исторические периоды неодинаково. Опыт таких стран, как США, Германия и Япония, где на определенном историческом отрезке складывался финансовый капитал, свидетельствует о такого рода различиях.

В США финансовый капитал сложился уже в конце XIX столетия. Финансовые группы Моргана, Рокфеллера, Вандербильта и др. занимали господствующие позиции в экономике. История возвышения этих групп широко освещена как в специальной, так и в популярной литературе. Но значительно меньше освещена история их "рассасывания" и ухода с центральных позиций в экономике. Эта более поздняя история, относящаяся уже к 20-м - 40-м годам XX столетия, теснейшим образом связана с демократизацией собственности на базе ее акционирования'. Акционерный капитализм в США победил финансовый капитал без тех чрезмерных социальных катаклизмов, которые достались на долю Германии и Японии. Этап массового акционирования в США, развития акционерной демократии, поддержанный развитием новых финансовых институтов - все это важные этапы демократизации собственности, поддержанные государственной политикой контроля за финансовыми институтами и за процедурами корпоративной демократии. На этой основе удалось переломить тенденцию чрезмерной концентрации денежных потоков в немногих финансово-промышленных группах.

Но в других странах опасные для общества тенденции, связанные с финансовым капиталом, были преодолены иначе, чем в США. В Германии после Второй мировой войны важную роль сыграла демонополизация и демилитаризация, проведенная союзниками. Но эта роль не была решающей. Известно, что германские концерны и их традиционные связи с банками быстро возрождались после войны. Решающую роль в борьбе с финансовым капиталом в Германии сыграла либерализация экономики (реформы Эрхарда) и демократизация общественной жизни. Не менее важную роль играла и чисто немецкая модель корпоративной демократии, на основе которой трудовые коллективы получали доступ к принятию стратегических решений в наблюдательных советах крупнейших немецких концернов. И наконец, международная конкуренция на рынках капиталов положила предел экономической эффективности сращивания банков с промышленностью. Демократизация экономических связей, создание открытой экономики, отказ от экономического национализма - это тоже важнейшая составляющая демократизации собственности. Именно эти процессы противостояли преобладающему влиянию финансовых групп.

Своеобразно протекало преодоление опасных тенденций финансового капитала в Японии. Экономическая модель, сложившаяся за последние десятилетия в Японии, включает центральное положение обширных финансовых групп в экономической структуре этой страны. Однако крайне негативных проявлений финансового капитала в Японии в течение всех послевоенных лет удавалось избежать. Не было ни бюрократического окостенения экономики, ни дестабилизации социальных отношений, связанных с господством финансово-промышленных групп. Решающую роль, по-видимому, сыграла особая японская модель корпоративной демократии, включающая такие важные элементы, как корпоративный патернализм (пожизненный наем), развитие форм здорового соперничества и соревнования внутри корпорации, особая система ограничения личных доходов (известно огромное различие уровня оплаты высших менеджеров в японских и американских корпорациях). Известен и особый стиль взаимоотношений между корпоративной бюрократией и государственным чиновничеством. Японская модель государственного вмешательства в экономику основана на постоянных консультациях между корпоративной и государственной бюрократией. За последние 15-20 лет (начиная с середины 70-х годов) акционерный капитализм и демократизация рынков капитала играют и в Японии все большую роль.

Развитие финансового капитала в России проходит на фоне недостаточного баланса между гарантиями и ограничителями правомочий собственников. Это еще в большей степени акцентирует процессы концентрации и сращивания промышленного и банковского капитала. Новейшая история капитализма показывает, что финансовый капитал отступает или входит в социально приемлемое русло по мере демократизации собственности и особенно в условиях акционерного капитализма и корпоративной демократии. Но проблема для России состоит в том, что отрицательные социально-экономические последствия чрезмерной концентрации собственности могут наступить раньше, чем созреют условия ее демократизации. Широкое акционирование, проведенное в ходе приватизации, не привело к возникновению массового класса мелких акционеров. Напротив, после крушения чековых инвестиционных фондов практически все граждане, вложившие в них свои ваучеры, лишились акционерной собственности. Не менее двух третей рабочих и служащих, приобретших за ваучеры акции своих предприятий, также лишились их в результате финансовой несостоятельности своих предприятий и перехода их в руки новых собственников. На многих работающих предприятиях рабочие охотно расстаются со своими акциями, продавая их за сравнительно небольшую плату. Активно идет процесс концентрации акционерного капитала и появление крупных и крупнейших пакетов акций в одних руках. Ближайшее будущее не предвещает в России развитие акционерного капитализма. Скорее, акция стала инструментом для создания систем участия и новых финансово-промышленных групп. В этих условиях надеждЫ России на демократизацию собственности могут быть связаны с развитием корпоративной демократии, по примеру таких ее форм, как создание акционерных фондов персонала (по типу ESOP's в США и Западной Европе), развитием хозяйственного права и всех форм государственной защиты мелкого и среднего собственника, создаванием государством гарантии свободного движения людей, товаров и капиталов и т.д. Нужно также учитывать необходимость сдерживания экономического национализма, который всегда был союзником бюрократического капитализма. В борьбе против бюрократизации экономической и общественной жизни общества всегда важную роль играли идеи и практика экономического либерализма. Но как ни полезен мировой опыт, России предстоит найти свое собственное противоядие против угрозы сверхконцентрации в экономике и связанной с ней политической дестабилизации.