Метамодернизм: контуры глубины

Размещено на http://www.allbest.ru/

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова»

Метамодернизм: контуры глубины

П.Е. Спиваковский

В статье анализируются новые возможности, связанные с относительно недавним появлением теории метамодернизма как новой дискурсивной практики, новой чувствительности и новой культурной логики. Показано, что исследователи культуры, в том числе историки русской литературы, уже давно высказывают недовольство традиционной постмодернистской теорией, находя ее неадекватной для описания и анализа современных культурных тенденций. Одновременно с этим утверждается непродуктивность попыток увязать новейшие тенденции в культуре с дискурсивными системами прошлого (в том числе с модернизмом), в связи с чем возникает потребность в современной теоретической системе, ориентированной на культурные задачи нашей эпохи. Такой системой может стать метамодернизм, теория которого достаточно активно развивается в последние годы. Метамодернизм, по мнению создателей этой теории, медленно, но неуклонно приходит на смену культурной логике постмодернизма. Не отрицая наличия постмодернистских тенденций в современном мире, теоретики метамодернизма, отталкиваясь от знаменитой статьи (а затем книги) Ф. Джеймисона «Постмодернизм, или Культурная логика позднего капитализма», утверждают возвращение аффекта, историчности и преодоление безглубинного постмодернистского сознания, видя в этом выход современной культуры за рамки постмодерна. Ключевым элементом нового направления авторы теории метамодернизма называют принцип осцилляции, т.е. «колебания» между постмодернистским, модернистским и, возможно, романтическим типами восприятия. В статье рассмотрены некоторые спорные аспекты метамодернистской теории и предложен вариант решения связанных с ними вопросов. Таким образом, статья предлагает достаточно новую для российского академического литературоведения методологию анализа современной литературы.

Ключевые слова: метамодернизм; современная теория; глубина; осцилляция; аффект; Вермёлен, ван ден Аккер; постмодернизм.

Pavel E. Spivakovsky

METAMODERNISM: OUTLINING THE CONTOURS

Lomonosov Moscow State University 1 Leninskie Gory, Moscow, 119991

This article discusses the theory of metamodernism as a new discursive practice prompting new sensibility, new cultural logic, and new opportunities for research. Cultural researchers, including historians of Russian literature, have expressed discontent of the traditional postmodernism theory finding it inadequate for describing and analyzing contemporary cultural trends. Equally inefficient has been the attempt to describe the latest cultural trends in terms of the previous discursive paradigm (including modernism). That is why there is a demand for a theory designed to address today's cultural problems. Metamodernism could become a theory of this kind. According to its creators, metamodernism slowly but surely came to replace cultural logic of postmodernism. Without denying that postmodernism trends are still present in the modern world, metamodernism theoreticians, starting from the well-known article (and, later, the book) “Postmodernism, or The Cultural Logic of Late Capitalism” by F. Jameson, have proclaimed the return of the state of affect, historicity and overcoming of postmodern depthlessness, which means the contemporary culture is going beyond postmodern. The key principle of postmodern for the theoretician is oscillating between postmodern, modern and maybe even romantic modes of perception. The article tackles some arguable issues, proposing solutions to some of them. The significance of the article is that it offers to Russian researchers a new approach to contemporary literature studies.

Key words: metamodernism; modern theory; depth; oscillation; affect; Vermeulen; van den Akker; postmodernism.

Начнем с предыстории. В 1984 г. была опубликована знаменитая статья Фредрика Джеймисона «Постмодернизм, или Культурная логика позднего капитализма» [Jameson, 1984], позже ставшая частью книги с тем же названием [Jameson, 1991], где были довольно ясно обозначены черты постмодернизма как культурной практики. Среди прочего там шла речь о том, что постмодернизм характеризуется ослаблением историчности, угасанием аффекта и отсутствием глубины, которая «замещается поверхностью или множеством поверхностей (что в случае зачастую даваемого им обозначения интертекстуальности перестает в этом смысле быть содержанием глубины)» [Jameson, 1991: 6, 10]. Концепция Ф. Джеймисона тесно связана с предшествующей постмодернистской теорией и весьма четко обрисовывает ее теоретические рамки.

Возможно ли погружение в культуру без глубины и (почти) без эмоций? Видимо, да. Но какова цена такого погружения в отчетливо обозначенную безглубинность? Ольга Седакова обращает внимание на эмоционально-психологические последствия широкого распространения радикально-постмодернистских теоретических представлений: «В мае 1999 года в Ферраре состоялся представительный международный симпозиум “Современный имажинарий”, в котором и мне довелось участвовать с докладом <...>. Многие участники симпозиума (среди которых были и столпы постмодернизма, его отцы-основатели) высказывали весьма резкое неодобрение современного -- постмодернистского -- имажинария или просто усталость от него. Тоска по образу, по символу, тоска по этике, по прямому и сильному высказыванию -- вот главное, что слышалось за всеми этими словами» [Седакова, 2010: 362]. Неслучайно в наше время все больше исследователей высказывают неудовлетворенность ортодоксальной постмодернистской теорией, находя ее слишком узкой, слишком жесткой и потому недостаточной для описания и анализа современных культурных, в том числе дискурсивных, практик. Говорят и о конце постмодернизма. Это связано, в частности, с тем, что в последние полтора-два десятилетия исследователи все реже употребляют данный термин. Например, лиотаровское недоверие к метанарративам стало куда менее актуальным, хотя и не деактуализировано полностью, а самодовлеющая игра с симуля- крами привлекает все меньше внимания. Связано это с тем, что, по словам И.В. Кукулина, «первые значимые признаки перехода культур европейско-американского региона в новое -- постмодерное -- состояние появились в 1950-х годах. С тех пор миновало несколько десятилетий, и само постмодернистское состояние культуры прошло большую эволюцию. Нынешняя культура по некоторым признакам явно отличается от той, которая описана у классических теоретиков постмодернизма» [Кукулин, 2003]. Вместе с тем есть, пожалуй, даже слишком много подтверждений того, что мы по-прежнему живем в мире имитаций, и это может быть осмыслено как проявление постмодерности. В самом деле: размах имитационности по сравнению с прежними эпохами и даже с эпохой Ж. Бодрийяра кажется невиданным и не сравнимым ни с чем. Имитируется буквально все, причем речь идет не только о СМИ, не только об аудио- и видеозаписях, активнейшим образом имитируется даже наша пища Впрочем, крепнут и антиимитаторские настроения: борьба с фейками стано-вится все актуальнее, как и, например, движение за экологически чистое питание, которое, однако, может быть «вывернуто наизнанку» и служить прикрытием для новых, еще более изощренных имитаций.. Мир, который нас окружает, все менее походит на «реальный» в прежнем значении этого слова, однако из этого вовсе не следует, что мы не можем воспринимать подобного рода имитационность всерьез. Более того, весомым ответом на экспансию имитационности может быть только глубокое понимание ее собственной природы: верификация невозможна «вслепую». Однако анализ глобальной системы современных имитаций уже не может удовольствоваться стандартными релятивизирующими стратегиями постмодернистской теории и требует нового восприятия сложившейся системы симулятивных практик.

Новые веяния проявляются и в русской литературе. Так, Илья Кукулин еще в 2002 г. в процитированной нами статье высказал мнение о том, что в настоящее время приставка «пост» потеряла свое значение и мы находимся в ситуации, когда вновь актуален оказывается модернизм [Кукулин, 2003]. Михаил Голубков в 2003 г. высказал гипотезу о том, что русский постмодернизм закончился в 2000 г. на романе «Кысь» и что в дальнейшем русские постмодернистские произведения создаются скорее по инерции, как, например, создавалась трилогия Андрея Белого о Москве, но это уже нечто не вполне живое, поскольку эпоха постмодернизма, по мнению исследователя, закончилась [Голубков, 2003]. Однако попытки заменить постмодернизм старыми дискурсивными системами -- модернизмом и реализмом -- также не слишком удачны. В этом плане обращает на себя внимание концепция А.А. Житенева, который, анализируя русскую поэзию 1960--2000 гг., заговорил о неомодернизме, вообще игнорируя постмодернизм как понятие и вписав поэзию, которую обычно принято считать постмодернистской, в неомодернистскую парадигму [Житенев, 2012]. Эта концепция имела довольно широкий резонанс, в частности, ее обсуждали на страницах 122-го номера журнала «Новое литературное обозрение», где высказывались разные точки зрения. Наиболее убедительной в рамках этой дискуссии представляется позиция Марка Липовецкого, по словам которого А.А. Житенев недостаточно внимателен к постмодернистским тенденциям в поэзии, он фактически игнорирует их, и в том, что он называет неомодернизмом (относя к нему даже поэзию Д.А. Пришва), слишком много отчетливо постмодернистских черт [Липовец- кий, 2013]. (Нео)модернистская альтернатива в этом плане рискует оказаться малоосмысленной попыткой «вернуться назад», в уютное и хорошо освоенное прошлое, своеобразным квазисовременным dйjа vu.

Так или иначе, но перед исследователем русской литературы конца XX -- начала XXI в. стоит важная задача: необходимо охарактеризовать множество литературных и культурных явлений, которые не укладываются в рамки ортодоксально понимаемого постмодернизма и в то же время несут в себе постмодернистские черты. Это особенно важно, если учесть, что с точки зрения ортодоксально понимаемого постмодернизма в нем не должно быть ни настоящей серьезности, ни трагизма, ни сильных эмоций, ни искренней, непародийной религиозности. Постмодернистская деконструктивистская игра не столько даже не предполагает проникновения вглубь, сколько предполагает именно непроникновение, иронически проецируя глубину предмета на «поверхность» [Jameson, 1991: 12]. Но в таком случае возникает вопрос: каких авторов со строго постмодернистской точки зрения мы можем причислить к этой дискурсивной практике? Первый, кто приходит на ум, -- это, конечно, Д.А. Пригов, в произведениях которого деконструктивистская ирония почти тотальна: практически в любых «общепринятых» ценностях автор обнаруживает следы конвенциональности, что, по его мнению, обесценивает их, превращая в сомнительные, малоубедительные и малоценные, с точки зрения автора, симулякры. И при всей сложности и эвристической масштабности Например, Ирина Прохорова назвала Д.А. Пригова современным Данте: «Как в свое время Данте, он описал наш варварский мир и создал новый литературный язык. Все его творчество -- это один большой теологический проект. А все мы -- персонажи его произведений» [Чачко, 2010]. Вероятно, еще точнее было бы назвать проект Д.А. Пригова антитеологическим. творчества Д.А. Пригова его произведения в достаточной степени укладываются в постмодернистскую парадигму и тяготеют к тому типу постмодернизма, который, по словам Александра Скидана, можно охарактеризовать как постмодернизм, близкий к авангарду [Скидан, Платт, 2017]. К постмодернизму в более или менее строгом смысле этого слова можно причислить, например, «Сердца четырех» и «Голубое сало» В.Г. Сорокина, однако многие произведения писателя не укладываются в прокрустово ложе этой теоретической системы.

Более того, проблема заключается в том, что в большом количестве произведений, традиционно относимых к постмодернистским, присутствует, например, трагическое начало, о чем писал, в частности, Марк Липовецкий, стремившийся несколько расширить теоретические рамки постмодернизма, дабы включить в него эти тексты. Так, говоря о трагическом начале в «поэме» Вен.В. Ерофеева «Москва -- Петушки», он утверждал: «Пример Ерофеева не единичен: трагические обертоны отчетливо звучат в первых двух романах Саши Соколова, в “новом автобиографизме” Довлатова и в исторических фантазиях В. Шарова, в поэзии Иосифа Бродского, Игоря Холина, Елены Шварц, Виктора Кривулина, Александра Еременко; приглушенно (“апофатически” -- сказал бы М. Эпштейн) трагизм прорывается и в “стихах на карточках” Льва Рубинштейна, и даже в детективах Б. Акунина» [Липовецкий, 2008: 24]. Александр Эткинд в связи с этим замечает, что, по мнению автора «Паралогий», «русский постмодернизм в высшей степени трагичен, что делает концепцию Липовецкого существенно отличающейся от принятого понимания постмодернизма» (перевод наш. -- П.С.) [Etkind, 2009: 953]. При этом ученый подчеркивает: «Книга Липовецкого представляет собой самый полный научный труд о постсоветской культуре из всего написанного на каком-либо языке» (перевод наш. -- П.С.) [там же].

В связи с этим возникает вопрос: так ли уж важны строгие постмодернистские рамки? Ответ неочевиден. В попытке теоретического осмысления данной ситуации можно пойти двумя путями. Можно попытаться трактовать постмодернизм все более расширительно, и тогда многие произведения попадут в его рамки, но определенность самого термина расплывется, а главное -- лишится связи со своим весьма мощным теоретическим фундаментом, ставшим в наше время уже классическим. В силу исторически сложившейся теоретической ситуации это весьма нежелательно. Есть и другие пути: существует целый ряд альтернативных «постпостмодернистских» теоретических концепций, предлагающих выход из сложившегося тупика, характерного не только для осмысления путей русской литературы, но и для культуры как таковой. В этом плане привлекают внимание гипермодерн Жиля Липовецки, цифромодернизм Алана Кирби, автомодернизм Роберта Самуэльса, альтермодернизм Николя Буррио Обзор существующих «постпостмодернистских» концепций культуры содер-жится, в частности, в сборнике: [Supplanting the Postmodern, 2015].. Однако наиболее серьезно разработанной и, как представляется, наиболее перспективной является теоретическая концепция метамодернизма. Она не предполагает полного разрыва с постмодернистскими тенденциями, поскольку в современной культуре они деактуализированы лишь частично, но при этом на месте привычного для нас и весьма неудобного прокрустова ложа ортодоксальной постмодернистской теории оказывается новый теоретический комплекс, с помощью которого постепенно все ярче вырисовываются очертания метамодернизма как новой чувствительности, новой культурной логики, медленно, но неуклонно приходящей на смену культурной логике постмодернизма. Это намного более свободная и диалектически неоднозначная теоретическая система.

На сегодняшний день существуют несколько концепций метамодернизма. Одной из первых эту идею предложила Александра Думитреску, исследовательница из Новой Зеландии (Университет Отаго) Ознакомиться с ее концепциями можно в блоге https://metamodernism.wordpress. com. Работы исследовательницы также представлены на ее странице: https://otago. academia.edu/AlexandraDumitrescu.. Еще одна выразительная фигура в сфере изучения метамодернизма -- Ханци Фрайнахт (Hanzi Freinacht), эксплицитный автор портала https://metamoderna.com и книги «The listening society: A Metamodern guide to politics». Ханци Фрайнахт предстает перед читателями в облике философа-отшельника, живущего где-то в Альпах и предающегося размышлениям о настоящем и будущем (у него есть даже собственная страница в Фейсбуке), однако на самом деле такой человек вообще не существует, а за его псевдонимом скрываются датские исследователи Эмиль Эйнер Фриис ( Emil Ejner Friis) и Даниэль Гёрц ( Daniel Gцrtz) [см., например: Evans, 2017]. Впрочем, несмотря на обилие написанного, серьезного резонанса в научном мире их идеи не получили.

Наиболее влиятельная на сегодняшний день концепция метамодернизма изложена голландскими учеными и философами Ти- мотеусом Вермёленом Наиболее распространенная на сегодня русская транслитерация этой фами-лии -- «Вермюлен» -- некорректна, так как базируется на неверном представлении о голландской фонетике. и Робином ван ден Аккером в «Заметках о метамодернизме» (2010) [Вермёлен, Аккер, 2015] Английский текст: [Vermeulen, Akker, 2010]. Безусловно, это не первый случай употребления данного термина, о чем авторы не устают напоминать, однако именно они наполнили его научно актуальным содержанием.. Авторы говорят о конце постмодернизма как о практически общем месте в дискурсе о новейшей культуре и утверждают необходимость новой теории: «Эти тенденции и направления невозможно более объяснять в терминах постмодернизма. Они выражают (и часто защищают) оптимизм и (в случае ложных представлений) искренность, которые намекают на другую структуру ощущений, подразумевают другой дискурс. История, очевидно, быстро движется уже после своего поспешно объявленного конца» [Вермёлен, Аккер, 2015] Очевидно, что имеется в виду знаменитая концепция «конца истории» Ф. Фу-куямы.. По мнению Т. Вермёлена и Р. ван ден Аккера, в основе современной культуры лежит ощущение раскачивания или, как называют его теоретики, осцилляции между различными полюсами: «.. .метамодернизм раскачивается между модерном и постмодерном. Он осциллирует между энтузиазмом модерна и постмодернистской насмешкой, между надеждой и меланхолией, между простодушием и осведомленностью, эмпатией и апатией, единством и множеством, цельностью и расщеплением, ясностью и неоднозначностью. Конечно, раскачиваясь туда и обратно, вперед и назад, метамодерн пытается преодолеть противоречия между модерном и постмодерном. Важно, однако, не считать это раскачивание балансированием, напротив, это скорее маятник, колеблющийся между 2, 3, 5, 10, бесчисленным количеством разных положений. Всякий раз, как энтузиазм метамодерна качнет в сторону фанатизма, гравитация вытягивает его обратно к насмешке; в миг, когда насмешка качнется в апатию, гравитация вытягивает его обратно в энтузиазм. <...> Эту динамику, пожалуй, лучше всего описать метафорой метаксиса. Буквально, термин метатаксис (рата^О) переводится как “между”» [Вермёлен, Аккер, 2015]. Привлекает внимание, в частности, и гибкость этого подхода, поскольку осцилляция предполагает возможность инкорпорирования в данную философскую и эстетическую систему практически любых тенденций, ни одна из которых не может и не должна стать доминирующей, а тем более единственно возможной. Авторы данной концепции избегают жестких формулировок, отказываясь называть метамодернизм философией и настаивая на том, что это не новая утопия или концепция, предписывающая что-либо. В этом плане очень показательны слова британского художника и фотографа Люка Тёрнера, автора работ «Метамодернизм: краткое введение» и «Манифест метамодернизма», которого можно наряду с Т. Вермёленом и Р. ван ден Аккером считать одним из основоположников данной концепции: «Метамодернизм не предлагает утопическое мировоззрение, вопреки тому, что он описывает атмосферу, в которой сильное желание утопий, несмотря на их бесполезную сущность, набирает силу. Таким образом, дискурс метамодернизма имеет скорее описательный, нежели предписывающий характер; включенные средства формулировки предстоящих изменений ассоциируются со структурой чувства, для которой терминологии постмодернистской критики стало недостаточно и будущее которой все еще требует построения» [Тёрнер, 2015] Английский текст: [Turner, 2015]..

На протяжении нескольких лет, прошедших с момента опубликования «Заметок о метамодернизме», создатели этой концепции развили исследовательский проект, отчасти представленный на англоязычном сайте «Notes on Metamodemism» (http://www.metamodemism. com) В интернете теории метамодернизма посвящены три сайта. Помимо упомя-нутого, созданного в рамках проекта Т. Вермёлена и Р. ван ден Аккера, это сайт (точнее, блог) Александры Думитреску, разработавшей собственную концепцию метамодернизма и использующей ее в основном применительно к новозеландской литературе (https://metamodemism.wordpress.com/), а также упомянутый сайт http:// metamoderna.org, якобы созданный Hanzi Freinacht.. Наиболее значимым академическим достижением в изучении метамодернизма стала вышедшая под редакцией Р. ван ден Аккера, Э. Гиббонс и Т. Вермёлена коллективная монография [Metamodernism, 2017]. О ее теоретическом фундаменте Р. ван ден Аккер рассказал в интервью русскоязычному порталу, посвященному метамодернизму: «Джеймисон в каком-то смысле -- это наш методологический инструмент, мы используем его методологию. Наша книга корнями уходит в его анализ постмодернизма. Он говорит о культуре постмодернизма, которая характеризуется убыванием историчности, аффекта, глубины. И в нашей книге есть три части, структурированные соответственно: часть о возвращении историзма или о методе историзма в метамодернизме, затем часть о метамо- дернистской модальности аффекта и часть о метамодернистской форме глубины, прослеживаемой в современной культуре. Так что Джеймисон для нас как плацдарм, благодаря которому мы видим, что при использовании его же методологии описываемое им, будучи верным для определенного периода времени, оказывается не актуально для нашей эпохи. Это позволяет нам сказать, что мы более не пребываем в постмодернизме, но находимся другом культурном промежутке, который мы называем метамодернизм» [Аккер, 2017]. Редакторы коллективной монографии собрали под одной обложкой работы целого ряда исследователей, в последнее время предлагавших новые концепции культуры после постмодерна, не исключая авторов, не вполне совпадающих с их собственными взглядами (так, Ли Константину, автор главы о постиронии, намеренно избегает употребления приставки «мета», Ирмтрауд Хубер, принявшая участие в коллективной монографии о метамодернизме, в своей книге «Literature after Postmodernism» [Huber, 2014] вообще не дает конкретное терминологическое обозначение новому культурному периоду, а Рауль Эшельман, автор концепции перформатизма, в статье, напечатанной в упомянутом сборнике, подробно описывает расхождения своего аналитического инструментария с инструментарием метамодернизма). Такая концептуальная многовекторность вполне закономерна и является серьезной попыткой обобщения основных тенденций в современной культуре, выходящих за пределы постмодернистской парадигмы.

Впрочем, Т. Вермёлен и Р. ван ден Аккер подчеркивали, что они отнюдь не стремятся к полному разрыву с постмодернизмом: «Мы не утверждаем, что все постмодернистские тенденции завершены и окончены. <...> Но мы полагаем, что большинство из них принимают иную форму и, что более важно, новый смысл, новое значение и направление» [Вермёлен, Аккер, 2015]. Однако связь их концепции с постмодернистской теорий породила немало критики. Так, Александра Думитреску полагает, что «большинство аспектов определения метамодернизма в статье Вермёлена и ван ден Аккера фиксируют последние события в постмодернизме в большей степени, чем постулируют новую чувствительность» [Dumitrescu, б.г.]. В свою очередь Мартин Пол Ив, профессор Биркбека (Лондонский университет), видит еще большую зависимость теории метамодернизма от постмодернизма, утверждая, что статус метамодернизма -- не новое течение или направление, а набор тропов внутри постмодернизма: «. метамодернизм ценен не как обобщающая классификация, но как набор тропов, который определяет регулятивный утопизм через диалектическое изображение искренности, переплетенной с наивностью и подорванной скептицизмом. Эта особенная комбинация может быть названа “метамодернистским аспектом” текста. Метамодернизм как читательская практика предлагает способы для обнаружения латентных этических коннотаций в считающихся нигилистическими постмодернистских текстах, это инструмент для переосмысления поворотной точки миллениума к новой литературной этике» (перевод наш. -- П.С.) [Eve, 2012: 22]. Однако при этом не учитывается, что именно отсутствие указания на резкий разрыв метамодернистской культурной парадигмы с культурой постмодерна логично и естественно уже хотя бы потому, что, как уже было отмечено, имитационные тенденции в современной культуре никуда не делись и лишь усиливаются.

Зависимость метамодернизма от постмодернизма можно сопоставить с ситуацией возникновения русского литературного реализма, тесно сопряженной со стремлением сделать романтическую картину мира более «земной» и посюсторонней. Характерный пример -- «Герой нашего времени», где романтический герой-индивидуалист переносится в обыденный мир, в котором в свою очередь начинают проявляться конкретно очерченные социальные отношения, куда ббльшая прозаичность, и, таким образом, новая дискурсивная система постепенно выстраивается на основе романтических культурных моделей. Как известно, практически все русские писатели-реалисты XIX в. так или иначе зависимы от романтических идей на уровне постановки вопросов. Разумеется, они дают на них иные ответы, часто острополемические по отношению к «ортодоксальному» романтизму, но все они, вплоть до А.П. Чехова, в той или иной мере зависят от романтических культурных моделей. Например, в чеховском рассказе «Тоска» мы видим типично романтическую ситуацию конфликта героя и толпы, только герой -- дремуче некультурный и безграмотный извозчик, что переворачивает ситуацию и придает ей существенно иной, неромантический смысл. Лев Толстой часто довольно демонстративно «взрывал» традиционные романтические ситуации, отвечая на «старые» вопросы по-новому и доказывая, что романтики были «кругом неправы». Дело, однако, в том, что полемическое переосмысление ситуации меняет направленность мысли лишь до определенной степени: как известно, «антисоветская» литература отчасти культурно зависима от советской, и точно так же «антиромантическая» литература русского реализма XIX в. зависима от традиционного русского романтизма. Нечто подобное происходит в наше время и с метамодернизмом, который генетически связан с постмодернистской культурной традицией, но выламывается из ее жестких рамок и на вопросы, задаваемые постмодернистами, стремится давать существенно иные ответы.

При этом очень важно понять, какое именно место постмодернизм занимает в метамодернизме, как он сочетается с другими системами, также значимыми для метамодернизма (модернизмом в первую очередь), и к какому результату приводит это взаимодействие.

Как уже было указано, Т. Вермёлен и Р. ван ден Аккер в качестве ключевой черты метамодернизма называют непрекращающуюся осцилляцию между различными полюсами, в частности между модернистскими и постмодернистскими дискурсивными системами. Этот аспект их теории, с точки зрения многих исследователей, выглядит небесспорным. Например, Александра Думитреску, строящая свою теорию метамодернизма на несколько иных основаниях, полемизируя с Т. Вермёленом и Р. ван ден Аккером, пишет: «...ничего не может развиться или вырасти на земле, которая постоянно движется» (перевод наш. -- П.С.) ^итИтеБси, б.г.]. Еще одним критиком концепции осцилляции является Рауль Эшельман, полемизирующий с основоположниками современной теории метамодернизма на страницах уже упомянутой коллективной монографии под их редакцией. Ученый критикует ключевое для Т. Вермёлена и Р. ван ден Аккера понятие осцилляции, пользуясь при этом своей концепцией перфор- матизма (так он склонен называть современное состояние культуры, хотя термин «метамодернизм» тоже приемлет): «. я предпочитаю старый добрый гегелевский термин “синтез” фигуре “диалектической осцилляции” между модернизмом и постмодернизмом. Хотя перформатизм и метамодернизм согласуются с тем, что действительно происходит что-то новое, мне кажется, что метамодернизм слишком уклоняется от ответа на этот вопрос. Либо мы имеем дело с диалектическим синтезом, приводящим к новому этапу исторического развития, либо мы имеем дело со статической, неисторической осцилляцией, но не с “диалектической осцилляцией”, которая, как кажется, приспосабливается и к тому, и к другому, но при этом не является ни тем, ни другим» [Metamodemism, 2017: 199].

Вероятно, к этим замечаниям стоит прислушаться. Теория осцилляции дает возможность расширить инструментарий для исследований современной культуры, и в этом плане «умеренный релятивизм» [Компаньон, 2001: 295--296], который она способна породить, дает метамодернизму немало преимуществ, поскольку порождает свободную и динамичную систему, не являющуюся при этом релятивистски обессмысленной. Напротив, бесконечная осцилляция грозит обернуться самодовлеюще бессмысленной дурной бесконечностью, постмодернистской по своему характеру. В этой связи, не отрицая эвристической ценности и художественного потенциала осцилляции, вероятно, разумнее увидеть в ней путь к новому диалектическому синтезу, пусть и непрямой (о воскрешении диалектики, которую пытался похоронить постмодернизм, провозгласивший, в частности, конец Истории, писали также Т. Вермёлен и Р. ван ден Аккер [Metamodemism, 2017: 6]). Принципиально важно, что речь идет не о консервативном выборе какой бы то ни было одной из ранее существовавших систем, а о смыслопорождающем синтезе различных полюсов, позволяющем воспринять и осмыслить новые явления в современной культуре, которые в принципе не могут быть описаны в терминах постмодернизма, модернизма или какой-либо иной устаревшей культурной парадигмы.

Конечно, в рамках одной статьи невозможно охватить все аспекты метамодернистской теории, поэтому в заключение мы остановимся только на том, что связано с преодолением постмодернистской поверхностности, безглубинности (depthlessness, как называл это явление Ф. Джеймисон).

Метамодернистская теория, критически осмысляя постмодернистскую безглубинность, отнюдь не предполагает возвращения к старому -- к модернистски или романтически понимаемой глубине. Для метамодернистских текстов характерна новая форма глубины, которую можно называть «глубиноподобием».

Данный неологизм впервые появился в 2015 г. в статье Т. Вермёле- на «The New “Depthiness”» [Vermeulen, 2015], а затем был использован им в вводной статье к третьему разделу коллективной монографии.

Как указывает Т. Вермёлен, он отсылает к термину Ф. Джеймисона «depthlessness», обычно переводимому на русский язык как «отсутствие глубины», и слову «trustiness», введенному в английский язык комиком Стивеном Колбертом. В 2006 г. слово «trustiness», означающее убежденность в правоте, основанной не на фактах, а не инстинктах, было признано в США словом года. Тогда же его перевели на русский язык как «правдоподобие». Соответственно для перевода английского неологизма «depthiness», вероятно, уместно использовать неологизм, основанный на аналогичной словообразовательной модели, -- «глубиноподобие».

Т. Вермёлен вводит этот термин для обозначения формы глубины, появившейся в культуре после многих лет доминирования постмодернистского нарочито плоскостного взгляда на мир, являющегося средоточием симулякров -- знаков, не отсылающих никуда. Исследователь, опираясь на образы, созданные итальянским писателем А. Барикко, предлагает метафорический образ пловца, использующего маску с трубкой. Этот пловец противопоставляется как глубоководному дайверу (метафорический аналог модерниста, претендующего на постижение максимально возможных глубин бытия), так и серферу, скользящему по поверхности воды (метафорический аналог постмодерниста, сознательно избегающего погружения вглубь). Плавание вблизи поверхности с короткой трубкой не предполагает, что мы доподлинно знаем лишь отчасти воспринимаемые нами подводные глубины. Однако мы чувствуем, что они есть, мы догадываемся о том, что глубина существует, и в какой-то степени, в меру, доступную нашему восприятию, даже можем ее ощутить. При этом совершенно отсутствуют претензии на знание этих глубин, характерные для менталитета модернистов, эпистемологическая позиция метамодернистов намного скромнее и осторожнее. Теперь появляется возможность проплыть между Харибдой («гностическими» претензиями модернистов) и Скиллой (веселым тотальным недоверием постмодернистов) если не комфортно, то относительно беспрепятственно.

метамодернизм дискурсивный культурный

Список литературы

Аккер Р. ван ден. Интервью. 2017. 1 марта. URL: http://metamodemizm.

ru/robin-van-den-akker/ (accessed: 25.05.2018).

Вермёлен Т., Аккер Р. ван ден. Заметки о метамодернизме. 2015. 2 дек.

URL: http://metamodemizm.ru/notes-on-metamodemism/ (accessed:

.

Голубков М.М. Русский постмодернизм: начала и концы // Литературная учеба. 2003. Кн. 6. С. 87-91.

Житенев А.А. Поэзия неомодернизма. М., 2012.

Компаньон А. Демон теории / Пер. с фр. С.Н. Зенкина. М., 2001.

Кукулин И.В. «Сумрачный лес» как предмет ажиотажного спроса, или Почему приставка «пост» потеряла свое значение // Новое литературное обозрение. 2003. № 59. URL: http://magazines.russ.ru/ nlo/2003/59/kuku.html (accessed: 25.05.2018).

Липовецкий М.Н. Паралогии: трансформации (пост) модернистского дискурса в культуре 1920-2000-х годов. М., 2008.

Липовецкий М.Н. Продолжаем разговор // Новое литературное обозрение. 2013. № 122. URL: http://nlobooks.ru/node/3797 (accessed:

.

Седакова О.А. Собр. соч.: В 4 т. Т. 4. М., 2010.

Скидан А, Платт К. Постмодернизм в России 1990--2010-х годов: «прозрачность текстов» и стратегии критики. 2017. 9 янв. URL: http://gefter.ru/archive/20675 (accessed: 25.05.2018).

Тёрнер Л. Метамодернизм: краткое введение. 2015. 21 нояб. URL: http:// metamodernizm.ru/briefintroduction/ (accessed: 25.05.2018).

Чачко А. Ирина Прохорова: Пригов -- это современный Данте // Сноб. 2010. 3 нояб. URL: https://snob.ru/selected/entry/26482 (accessed:

.

Dumitrescu A. Metamodernism in art: Oscillation vs integration and interconnections. Б.г. URL: https://metamodernism.wordpress.com/metamod- emism-as-paradigm/the-metamodern-zeitgeist/metamodernism-in-art- oscillation-vs-integration-and-interconnections/ (accessed: 25.05.2018).

Etkind A. Paralogii: Transformatsii (post) modernistskogo diskursa v russkoi kul'ture 1920-2000-kh godov by Mark Lipovetskii // Slavic Review. 2009. Vol. 68. No. 4. P. 951-953.

Evans J. On Metamodernism and the listening society. 2017. December 26. URL: http://www.philosophyforlife.org/on-metamodernism-and-the- listening-society/ (accessed: 25.05.2018).

Eve M.P. Thomas Pynchon, David Foster Wallace and the problems of “Metamodernism” // C21 Literature: Journal of 21st Century Writings. 2012. Vol. 1. P. 7-25.

Huber I. Literature after Postmodernism: Reconstructive fantasies. Basingstoke; New York, 2014.

Jameson F. Postmodernism, or The cultural logic of late capitalism. London; New York, 1991.

Jameson F. Postmodernism, or The cultural logic of late capitalism // New Left Review. 1984. July/August. No. 146. P. 53-92.

Metamodernism: Historicity, affect and depth after Postmodernism / Ed. by R. van den Akker, A. Gibson, T. Vermeulen. London; New York, 2017.

Supplanting the Postmodern: An anthology of writing on the arts and culture of the early 21st century / Ed. by D. Rudrum, N. Stavris. New York; London; New Delhi; Sydney, 2015.

Turner L. Metamodernism: A brief introduction. 2015. January 12. URL: http://www.metamodernism.com/2015/01/12/metamodernism-a- brief-introduction/ (accessed: 25.05.2018).

Vermeulen T. The new “depthiness” // E-flux. 2015. No. 61. URL: http:// www.e-flux.com/journal/the-new-depthiness/ (accessed: 25.05.2018). Vermeulen T., Akker R. van den. Notes on Metamodernism // Journal of Aesthetics & Culture. 2010. Vol. 2. URL: http://www.emerymartin. net/FE503/Week10/Notes%20on%20Metamodernism.pdf (accessed:

.

References

Akker R. van den. Interv'iu [Interview]. 2017, March 1. URL: http://meta- modernizm.ru/robin-van-den-akker/ (accessed: 25.05.2018). (In Russ.)

Vermeulen T., Akker R. van den. Zametki o metamodernizme [Notes on Metamodernism]. 2015, December 2. URL: http://metamodernizm.ru/notes- on-metamodernism/ (accessed: 25.05.2018). (In Russ.)

Golubkov M.M. Russkii postmodernizm: nachala i kontsy [Russian Postmodernism: Beginnings and endings]. Literaturnaya ucheba, 2003, no. 6, pp. 87-91. (In Russ.)

Zhitenev A.A. Poeziya neomodernizma [The Neomodernism poetry]. Moscow, 2012. (In Russ.)

Compagnion A. Demon teorii [Demon of theory]. Moscow, 2001. (In Russ.)

Kukulin I.V “Sumrachnyi les” kak predmet azhiotazhnogo sprosa, ili Pochemu pristavka “post” poteriala svoe znachenie [The Gloomy Forest as object of an excessive demand, or Why the prefix “post” has lost its meaning]. Novoe literaturnoe obozrenie, 2003, no. 59. URL: http://maga- zines.russ.ru/nlo/2003/59/kuku.html (accessed: 25.05.2018). (In Russ.)

Lipovetsky M.N. Paralogii: transformatsii (post) modernistskogo diskursa v kul'ture 1920-2000-khgodov [Paralogies: Transformations of (post) modern discourse in the culture of 1920-2000th]. Moscow, 2008. (In Russ.)

Lipovetsky M.N. Prodolzhaem razgovor [Keep talking]. Novoe literaturnoe obozrenie, 2013, no. 122. URL: http://nlobooks.ru/node/3797 (accessed:

. (In Russ.)

Sedakova O.A. Sobranie sochinenii [Collected works]: In 4 vol. Vol. 4. Moscow, 2010. (In Russ.)

Skidan A., Platt K. Postmodernizm v Rossii 1990-2010-kh godov: “prozrach- nost' tekstov” i strategii kritiki [Postmodernism in Russia 1990-2000th: Transparency of texts and the critical strategies]. 2017, January 9. URL: http://gefter.ru/archive/20675 (accessed: 25.05.2018). (In Russ.)

Turner L. Metamodernizm: kratkoe vvedenie [Metamodernism: A brief introduction]. 2015, November 21. URL: http://metamodernizm.ru/briefin- troduction/ (accessed: 25.05.2018). (In Russ.)

Chachko A. Irina Prokhorova: Prigov -- eto sovremennyi Dante [Irina Prokhorova: Prigov is modern Dante]. Snob, 2010, November 3. URL: https:// snob.ru/selected/entry/26482 (accessed: 25.05.2018). (In Russ.)

Dumitrescu A. Metamodernism in art: Oscillation vs integration and interconnections [Without year]. URL: https://metamodernism.wordpress.com/ metamodernism-as-paradigm/the-metamodern-zeitgeist/metamodern- ism-in-art-oscillation-vs-integration-and-interconnections/ (accessed:

Etkind A. Paralogii: Transformatsii (post) modernistskogo diskursa v russkoi kul'ture 1920-2000-kh godov by Mark Lipovetskii. Slavic Review, 2009, vol. 68, no. 4, pp. 951-953.

Evans J. On Metamodernism and the listening society. 2017, December 26. URL: http://www.philosophyforlife.org/on-metamodernism-and-the- listening-society/ (accessed: 25.05.2018).

Eve M.P. Thomas Pynchon, David Foster Wallace and the problems of “Metamodernism”. C21 Literature: Journal of 21st Century Writings, 2012, no. 1, pp. 7-25.

Huber I. Literature after Postmodernism: Reconstructive fantasies. Basingstoke; New York, 2014.

Jameson F. Postmodernism, or the cultural logic of late capitalism. New Left Review, 1984, July-August, 146, pp. 53-92.

Jameson F. Postmodernism, or the cultural logic of late capitalism. London; New York, 1991.

Metamodernism: Historicity, affect and depth after Postmodernism. Ed. by R. van den Akker, A. Gibson, T. Vermeulen. London; New York, 2017.

Supplanting the Postmodern: An anthology of writing on the arts and culture of the early 21st century. Ed. by D. Rudrum, N. Stavris. New York; London; New Delhi; Sydney, 2015.

Turner L. Metamodernism: A brief introduction. 2015, January 12. URL: http://www.metamodernism.com/2015/01/12/metamodernism-a-brief- introduction/ (accessed: 25.05.2018).

Vermeulen T. The new “depthiness”. E-flux, 2015, 61. URL: http://www.e- flux.com/journal/the-new-depthiness/ (accessed: 25.05.2018).

Vermeulen T., van den Akker R. Notes on Metamodernism. Journal of Aesthetics & Culture, 2010, no. 2. URL: http://www.emerymartin.net/FE503/ Week10/Notes%20on%20Metamodernism.pdf (accessed: 25.05.2018).

Размещено на Allbest.ru