Реконструкция прошлого и методические аспекты изучения культуры музейными средствами

Размещено на http://allbest.ru

Реконструкция прошлого и методические аспекты изучения культуры музейными средствами

Л.В. Беловинский

Аннотация

Статья посвящена проблемам создания аутентичных экспозиций и комплексного сохранения всей совокупности материального и нематериального культурного наследия.

Речь идет о переходе от «скансенов», музеев под открытым небом, к созданию традиционного, строго организованного функционального пространства помещичьей усадьбы, деревни, крестьянского подворья, избы, о воспроизведении традиционных технологий использования орудий труда и т. д.

В связи с этим подготовка и переподготовка музейных работников должна быть направлена на понимание функций предмета, его бытования, технологий его использования в строго определенной социокультурной среде в конкретный временной период.

Ключевые слова: повседневность, материальное наследие, реконструкция, проектирование социокультурной среды, аутентичность, экспозиция, музеи под открытым небом.

Abstract

Reconstruction of the past and the methodological aspects of studying culture by the museum techniques

L.V. Belovinsky

The article deals with the issues of creating authentic expositions and the comprehensive preservation of the entire set of tangible and intangible cultural heritage. The article is referring to the transition from “Skansen”, open-air museums, to the creation of a traditional, strictly organized functional space of a manor house, a village, a courtyard, a hut, to the reproduction of traditional technologies of using labor tools, etc. In this regard, the preparation and retraining of museum workers should be aimed at understanding the functions of the object, its existence, the technologies of its use in a strictly defined socio-cultural environment in a specific time period.

Keywords: everyday life, tangible heritage, reconstruction, design of socio-cultural environment, authenticity, exposition, open-air museums.

Главной и основной задачей музея является сохранение культурного наследия и реконструкция прошлого при посредстве этого наследия. Все остальные виды музейной работы (пополнение музейного собрания, атрибуция и научное описание, учет и хранение музейных предметов, проектирование музея и выставки, экспозиционная работа и работа с посетителем и пр.) по отношению к реконструкции прошлого музейными средствами являются служебными.

Следовательно, главным в профессиональной подготовке музейного работника является основательное усвоение материального культурного наследия, истории материальной культуры во всей ее полноте и совокупности. Это должно быть совокупное, комплексное знание. Только комплексное знание является настоящим знанием.

К сожалению, музейное образование появилось, а точнее, возродилось в нашей стране сравнительно недавно. Даже профессиональные историки, работавшие в фондах, были вынуждены самоучкой и с помощью старших, более опытных коллег, овладевать знаниями по истории материальной культуры. А это заставляло их двигаться «вглубь» своего собрания, вынужденно не обращая внимания на то, что находится «рядом», «по соседству», и превращаться в узких специалистов. Это тем более характерно было для музейных работников, окончивших непрофильные вузы и получивших филологическое, инженерное, военное и пр. образование: историки, по крайней мере, знали историю и представляли себе особенности исторического развития во всей совокупности.

Политехнический музей и соответствующие отделы историко-краеведческих музеев обычно пользовались услугами специалистов с высшим техническим образованием. Но современный инженер не может и не должен иметь представления о технологиях даже XIX в., не говоря о более ранних периодах, или о кустарном производстве; к тому же эти инженеры далеко не всегда попадали в отделы, соответствующие их узкой специальности. Современный военный специалист не должен знать оружие, тактику, обмундирование и снаряжение войск XIX в. и более ранних периодов истории. И уж тем более не должен был знать все это современный филолог или искусствовед. Все они в музее становились самоучками.

Отсюда, между прочим, огромное количество характерных ошибок в атрибуции, научном описании музейного предмета, в экспозициях и этикетаже.

Однако знание истории материальной культуры как таковой имеет значение только для фондовиков, непосредственно работающих с предметом. Музей - не хранилище ненужных предметов, музейный работник - не хранитель древностей, а нечто большее. Для экспозиционера, реконструирующего прошлое с помощью этих предметов, досконального знания их недостаточно. Необходимо представление о функционировании предмета в социокультурной среде: когда, для кого и для чего он изготовлялся, когда, кем и как использовался, насколько был типичен для данного круга потребителей. «Зачем?» и «Как?» должны быть главными вопросами. А для этого необходимо проектирование социокультурной среды: формирование полного, комплексного представления о среде бытования предмета. Экспозиционер должен хорошо ориентироваться в истории повседневной жизни прошлого. А история материальной культуры должна вписываться, как органическая составляющая, в историю повседневности. Необходимо комплексное знание обо всей совокупности материального культурного наследия и его бытовании в социальных и культурных стратах прошлых эпох.

Одной из форм комплексной реконструкции прошлого до недавнего времени было создание музеев под открытым небом («скан- сенов»). Брались уцелевшие постройки, обычно жилые (избы) и церкви, реже - производственные (мельницы), совсем редко - хозяйственные, свозились в одно место, устанавливались где-либо на луговине, иногда выстраивались в подобие улицы - и «музей» готов. Тем самым памятник вырывался из его среды бытования, что противоречит Венецианской хартии 1964 г. Но такой подход был оправдан: нужно было хотя бы сохранить уцелевшие памятники, поставить их под охрану.

Ярким примером является музей деревянного зодчества в Костроме, возле Ипатьевского монастыря: поставленные в уличный «порядок» избы, около десятка храмов и часовен, такое же количество ветряных мельниц. Но нет ни одной кузницы. Есть один колодец с воротом-колесом, но нет колодца с журавлем. И так далее. Это именно музей деревянного зодчества, хотя есть некая претензия на его организацию в подобие деревенской улицы. Такие музейные комплексы ценны и необходимы. Но они не дают адекватного представления о деревне как строго организованном функциональном пространстве и образе жизни народа.

В подлинный сельский ландшафт, создававший облик русской деревни, включались не только избы и церкви или часовни, но и стога либо копны сена, ометы соломы, огороды, изгороди, в том числе околица вокруг всей деревни, чтобы не бродил скот, мостки на речке или пруде для стирки или набирания воды, лавы через речку или мостик, колодец или несколько колодцев разного типа, а в большой деревне или селе весь комплекс производственных построек (кузница, ветряная или водяная мельница), деревенская лавка и кабак, служившие своеобразными общественными центрами. Равным образом крестьянское подворье как хозяйственный комплекс должно включать, помимо собственно двора, овин или ригу, гумно, клуню, амбар, как в состав крестьянского двора (своеобразной единицы измерения размеров поселения) входили изба, огораживающие двор заплоты, ворота и калитка, хлева с сеновалом, поветь, пуня - все, вплоть до собачьей будки и поленницы дров.

Такая аутентичная деревня как небольшой комплекс крестьянских подворий вполне может быть территориально выделена в пределах уже существующих музеев под открытым небом.

Разумеется, все это требует новоделов: хозяйственные постройки, строившиеся из бросового леса и в силу особенностей эксплуатации быстро сгнивавшие, практически не сохранялись. Но и пресловутые «скансены» полны новоделов. Сам по себе новодел не страшен, лишь бы посетитель не думал, что это подлинная старинная постройка.

В равной мере все это относится и к реставрируемым нынче помещичьим усадьбам. Обычно в той или иной степени сохранились парк, главный дом, иногда флигеля и часть наиболее капитальных хозяйственных построек. Это и подается в литературе как «усадьба», вплоть до того, что иной раз под усадьбой понимается только жилой дом. Но как крестьянская изба, двор, подворье, деревня, так и помещичья усадьба была жилым и хозяйственным комплексом, функциональным и строго организованным. Здесь, помимо парка, были плодовый сад и огород; здесь находились флигеля, конюшня с каретником и коровник, птичник, нередко - овчарня и голубятня, грунтовой сарай и оранжерея, амбары для фуража и сухого продовольствия и погреба-ледники для скоропортящихся продуктов, людские избы, усадебные мастерские и застольная для дворовых, вплоть до псарни. И если речь идет не просто о консервации или реставрации, но и о реконструкции, возведение этих построек на «черном» дворе, как и благоустройство «красного» двора, неизбежны. Естественно, речь идет о достаточно крупных, богатых усадьбах, поскольку сохранились именно они из общего числа в десятки тысяч усадеб мелкопоместных или средней руки.

Нужен переход к новым методам проектирования социокультурной среды: реконструкции, моделированию культурной среды, как она была. Тогда мы и сохраним наше культурное наследие в его аутентичности, и не только материальное, ибо сама организация жизненного пространства, подчиненного ритму повседневной жизни, является именно нематериальным наследием. Культурно-ландшафтный подход к сохранению культурного наследия - создание так называемых «средовых» музеев, которое давно уже стало реальностью за рубежом и активно пропагандируется в России.

Конечно, все это в идеале. Автора вполне можно упрекнуть в идеализме, вопросив: «А деньги где?!» И автор соглашается с вопрошателями. Но тогда не следует простую коллекцию предметов крестьянского обихода называть русской избой. Между тем в последнее время столь же популярным образом прошлого, как музей под открытым небом, становится музейная экспозиция «Русская изба». В существующей реальности в достаточно большом музейном здании выделяется отдельный зал, и в нем в том или ином порядке раскладывается и развешивается все, что имеет отношение к крестьянскому быту и народному искусству: многочисленные резные вальки и рубели, хомуты и дуги, серпы и цепы, мялки, трепала и даже сохи, сундуки, полотенца и костюмы или их элементы и т.д. И все это называют «Русской избой».

Однако что делает в избе дуга, пусть даже и украшенная резьбой? В одном из подмосковных музеев в зале, названном «Русская изба», выложена... коллекция поддужных колокольчиков! Как могла оказаться в избе крестьянина (!) коллекция (!!) предметов, еще функционировавших в ту пору и не бывших предметом коллекционирования не только крестьян, которым было не до коллекций и которые не понимали, что это такое, но даже и купцов или помещиков? Зачем по стенам «избы», где ежедневно топили печь, готовили пищу для семьи и пойло для скота, где зимой содержали новорожденных домашних животных, развешаны вышитые полотенца и на распялочках висят сарафаны и вышитые рубахи, если им место в сундуках, а сундукам место в клети? В избе, где жила большая патриархальная семья, где люди питались, спали и выполняли мелкие домашние работы, просто не было места для лишних предметов. В крестьянском хозяйстве каждому предмету было отведено свое место, строго определенное. И если вальком, коромыслом, серпом, косой, цепом, хомутом, дугой, пусть и резной, пользовались вне избы - на дворе или за его пределами, то им и место на дворе либо, в крайнем случае, в сенях. А если хочется показать все эти предметы, то не нужно называть экспозицию «Русская изба», можно - «Выставка предметов крестьянского домашнего (или хозяйственного) обихода», «Крестьянские ремесла и промыслы», «Крестьянское искусство». Плетенная из лозы современная изящная дачная мебель, выставленная в одной из изб Костромского музея деревянного зодчества, выглядит просто дико.

Хочется показать яркие изделия современных ремесел? Прекрасно: очистите эту избу от всех подлинных предметов крестьянского быта и используйте ее как выставочный зал. Но что делает на дощатом крестьянском столе огромный и абсолютно неутилитарный плетеный лебедь-корзиночка и как вокруг этого стола, по соседству с лавками, выстроились изящные плетеные табуреточки? Изба, как и двор, - строго организованное функциональное пространство.

Комплексное усвоение истории материальной культуры и правильное использование знаний требует соблюдения принципов типологии материальных памятников и четкого представления о социальной структуре общества в динамике. Материал должен группироваться в соответствии с социокультурной стратификацией населения и эпохой, основываясь на правилах проектирования социокультурной среды. Светцу с лучиной не место в крестьянском жилище конца XIX или начала ХХ в.: масляный каганец и керосиновая коптилка уже завоевали свое место в избе, как фабричные ситцы вытесняли домотканину, а суконный «спиньжак» вытеснял сермяжный зипун. экспозиция культурный музейный реконструкция

Кроме того, изба избе рознь: одно дело - жилище старухи-бобылки, иное же - пятистенок или шестистенок крестьянина-тысячника; изба хлебопашца и дом крестьяни- на-ремесленника, например ложкаря, гончара и пр., - разные жилища. Это в равной мере относится и к помещичьим усадьбам: репрезентативные подмосковные Шереметевых или Юсуповых и усадьбы тульских, орловских, калужских помещиков средней руки, владельцев нескольких сот «душ» - разные усадьбы.

Нередко приходится сталкиваться с неточным знанием названий музейных предметов. Проблема в том, что та повседневность давно минула, а свойственные ей предметы выпали из обращения, из живой практики. Для нашей современницы - музейного работника - любая одежда из овчины - «тулуп», а вовсе не полушубок, кожух, шуба, бекеша и тот же, но настоящий тулуп. И любая крестьянская одежда из ткани - «кафтан», а вовсе не зипун, армяк, пониток, поддевка, казакин или тот же, настоящий кафтан.

И нигде вы не увидите правильно обработанного, подготовленного к письму и очиненного гусиного пера: в чернильницу вставляется либо кладется на стол перо в том виде, как оно существует в природе, да еще и не всегда гусиное, или не из крыла, или не маховое. А попытка имитировать покрытие кровли соломой вообще смехотворны. Да и где же нынче взять для этого старновки, соломы от сжатого серпом и вымолоченного цепом в снопах хлеба? Что уж говорить об этом, если множество горожан, включая студентов музейных кафедр, даже не понимает разницы между сеном и соломой, лубом и лыком. А это значит, что при преподавании истории материальной культуры нужно начинать с азов, с объяснения и показа простейших вещей. Более того: думается, что начинать объяснение этих азов следует еще в школе, а в числе проектов включать что-то вроде «Приемы замледелия в прощлом» или «Крестьянское ремесло», «Крестьянские работы на подворье» и т. п.

Предмет должен быть вписан в минувшую повседневную жизнь народа. Только тогда он будет «работать». Вот, например, мнение кемеровского археолога А. И. Мартынова: «Экспозиции вещей, часто непонятных современному человеку, не специалисту, разделенные по археологическим культурам, не способствуют пониманию и восприятию этих материалов. Они часто остаются непонятными для современного человека, далекими от него... Мы должны признать, что в большинстве музеев демонстрация археологических предметов, экспозиция артефактов является основным принципом музейного показа, как и сто лет тому назад. Это своего рода музей предмета. Но так как предмет далек от нашего времени, то экспозиция не всегда понятна» [4, с. 28]. Понятно, что сказанное касается не только археологических экспозиций.

Наконец, есть еще одна насущная проблема реконструкции прошлого. Большей частью наши музейные экспозиции мертвы. Современные музейные работники, обычно горожанки средних лет, уже не представляют, как стирали вальком, «выкатывали» (гладили) стираные ткани рубелем, молотили цепом и т. д. и не могут объяснить этого посетителям, тем более показать.

Представления наших современников о технологиях прошлого иной раз просто чудовищны. Это естественно: прогресс неостановим. В результате ни в одном музее нельзя увидеть настоящую осиновую лучину: в светцах торчат случайные щепки или кое-как обструганные палки.

Процитированный выше кемеровский археолог справедливо указывает: «Что касается публичных музеев, то надо подумать об оживлении экспозиционного показа... современными техническими средствами технологических, трудовых процессов. с помощью телевизионных и компьютерных демонстраций.

Современная экспозиция по археологии в музеях массового посещения должна быть разъясняющей» [4, с. 28]. Думается, что показать, как «выкатывали» ткани рубелем или очинивали гусиное перо можно и в натуре, не прибегая к компьютерным технологиям. Между тем в редком музее посетителям показывают, как их бабушки пряли, ткали, плели кружева, а деды изготовляли горшки на гончарном круге.

Музейные площадки «живой археологии», демонстрирующие способы получения огня, первобытное гончарство и ткачество и т. п., уже работают в США, Италии, Франции, Швеции и многих других странах. Не пора ли подумать о «живой повседневности»?

Представляется, что при подготовке и переподготовке музейных работников - хранителей, экспозиционеров и экскурсоводов - в курсах истории материальной культуры необходимо обращать сугубое внимание на бытование предметов в социокультурной среде, технологии их изготовления и использования.

Легко узнать из справочника или специальной литературы, что за предмет находится в коллекции, как он правильно называется и каково его назначение, но без подробных объяснений и даже демонстрации работы им (по возможности, разумеется) в учебном процессе не обойтись.

Обучение должно быть опережающим, ориентированным на «средовый» музей будущего. Только тогда музей будет выполнять свою главную функцию - сохранять не только материальное, но и духовное, нематериальное наследие, которое заключается не только в духовных стихах, песнях или сказках, но и в технологиях и в принципах организации повседневной жизни народа. А начинать все это нужно в средней школе, ставя перед учащимися на уроках истории или, например, биологии соответствующие задания. Иначе мы просто утеряем свое прошлое.

Список источников и литературы

1. Веденин Ю. А. География наследия. Территориальные подходы к изучению и сохранению наследия. М.: Новый хронограф, 2018.

2. Душкина Н. О. Историческая реконструкция: теория, реалии и фантомы // В фокусе наследия: сб. ст., посвящ. 80-летию Ю. А. Веденина и 25-летию создания Российского науч.-исслед. ин-та культур. и природ. наследия им. Д. С. Лихачева. -М.: Ин-т географии РАН, 2017.

3. Каулен М. Е. Музеефикация историкокультурного наследия России. - М.: Этерна, 2012.

4. Мартынов А. И. Современные проблемы использования археологического историко-культурного наследия Сибири // Труды Томского областного краеведческого музея. - Т. XV - Томск, 2008. - С. 28.

5. Шмелев В. Г. Музеи под открытым небом. Очерки истории возникновения и развития. - Киев: Наукова думка, 1983.

References

1. Vedenin Yu. A. Geografiya naslediya. Ter- ritorialnye podkhody k izucheniyu i sokhra- neniyu naslediya. Moscow: Novyy khrono- graf, 2018.

2. Dushkina N. O. Istoricheskaya rekonstruk- tsiya: teoriya, realii i fantomy. In: V fokuse naslediya: sb. st., posvyashch. 80-letiyu Yu. A. Vedenina i 25-letiyu sozdaniya Rossi- yskogo nauch.-issled. in-ta kultur. i prirod. naslediya im. D. S. Likhacheva. Moscow: In-t geografii RAN, 2017.

3. Kaulen M. E. Muzeefikatsiya istoriko-kulturn- ogo naslediya Rossii. Moscow: Eterna, 2012.

4. Martynov A. I. Sovremennye problemy is- polzovaniya arkheologicheskogo istoriko- kulturnogo naslediya Sibiri. Trudy Tomsk- ogo oblastnogo kraevedcheskogo muzeya. Tomsk, 2008, Vol. XV, p. 28.

5. Shmelev V G. Muzei pod otkrytym nebom. Ocherki istorii vozniknoveniya i razvitiya. Kiev: Naukova dumka, 1983.

Размещено на Allbest.ru