Равенсбрюкская икона Божией Матери

Размещено на http://www.allbest.ru/

Равенсбрюкская икона Божией Матери

Иглицкая И.М.

«...Подобно невротику, художник удалился от неудовлетворяющей действительности в мир фантазии, но, в отличие от невротика, он сумел найти обратную дорогу из него и вновь обрести прочную почву в реальности. Его творения, художественные произведения, удовлетворяют бессознательные желания в мечтах, совершенно сходно со сновидением... »

З. Фрейд Freud S. Selbstdarstellung // Ges. Werke. Bd. XIV. S. 90). Цит. по: Фрейд З. Художник и фантазирование. Комментарии и перевод Р.Ф. Додельцева // Зигмунд Фрейд. Воспоминание Леонардо да Винчи о раннем детстве. СПб., Азбука-классика, 2006. С. 223.

В данной работе пойдет речь о последней вышивке матери Марии (Елизавете Юрьевне Скобцовой, 1891-1945). Мы попытаемся истолковать одно из ее произведений под своеобразным углом зрения: с одной стороны, увидеть, как в творчестве сложно и причудливо проявляются события собственной жизни автора, и, с другой, показать одновременно аналогии между художественной фантазией и сновидением.

Об аналогиях в художественном творчестве и сновидениях говорил З. Фрейд, хотя эта тема оставалась на периферии его научных интересов. Последователи Фрейда эпизодически приближались к названной проблематике, однако в целом, как представляется, эта область -- художественное творчество и сновидение -- остается мало разработанной.

Итак, речь пойдет об изображении, которое не было создано его автором. Это так называемая Равенсбрюкская икона матери Марии. Известно по воспоминаниям очевидцев, что в 1945 году в концлагере Равенсбрюк в последние недели жизни мать Мария вышивала икону. Известно также, что вышивка не была окончена. Сохранилась ли она и где находится -- неизвестно. Изображение, доступное нам сегодня, создано художницей С.А. Раевской-Оцуп под руководством тех, кто видел вышивку и знал стиль икон матери Марии Об истории этой вышивки и ее реконструкции см: http://www.mere-marie.com/224.htm. Оттуда же заимствовано и изображение..

На иконе изображается Божия Матерь, обнимающая Младенца Христа, распятого на кресте. Исследователи жизни и творчества матери Марии указывают в качестве источника такой нестандартной композиции фреску художника Марселя Ленуара в Католическом институте в Тулузе, которую мать Мария видела в 1931 году и описала в стихотворной памятке http://www.mere-marie.com/224.htm:

вышивка богородица икона равенсбрюкский

Дева-Мария сидит в высоком кресле,

У нее в руках распластан Тот,

Тень Кого, как крестный символ зыбкий.

Что теперь апостолам родней?

Твой ли крест иль меч двоякоострый?

Белый цвет и цвет коричневый.

Синий лишь у Матери хитон,

Ангельские одеяния сини.

Сбоку видны воинские латы, --

В них коричневый светлеет тон,

Легче в них волне спокойных линий.

Факт написания такой «памятки» указывает на личный эмоциональный отклик Елизаветы Юрьевны на фреску. Разумеется, вертикальная перекладина креста, угадывающаяся позади фигуры Младенца, могла дать соответствующую деталь и в Равенсбрюкской иконе. Однако этой констатацией и исчерпываются предположения о внешних источниках ее композиции.

В литературе уже предпринимались попытки интерпретации рассматриваемого изображения. Автор исследования Мать Мария (18911945) Г.И. Беневич, рассматривая религиозно-философское наследие монахини в его взаимосвязях с поэзией А. Блока и взглядами Вл. Соловьева и отмечая особое значение для нее символов креста и меча, заключает: «Вышивку матери Марии можно рассматривать как образ человеческой души (матери-девы) в муках рождающей Христа от Святого Духа. Это образ души христианина-мученика (свидетеля Христова), переданный через образ Богородицы, которой в этом рождении Христа и уподобляется душа» http://www.portal-credo.ru/site/print.php?act=lib&id=806. Г. Беневич соглашается с другим автором, Т. Емельяновой, в том, что «крест Сына становится для Богородицы обоюдоострым мечом, пронзающим душу» Там же. (см. Лк. 2: 35) и дополняет ее объяснение образа следующим образом: «Богородица с самого детства Христа, даже с Благовещения, прозревала и принимала Крест своего Сына» Там же.. Здесь нечего возразить, но это не значит, что нет возможности предложить еще один вариант интерпретации иконографии образа.

В картине воспроизводится традиционный сюжет -- Богородица с Младенцем. Но в ней есть три детали, которых никогда не бывает на иконах: во-первых, распятый Господь изображен ребенком, во-вторых, Младенец представлен убиенным, в-третьих, на одном изображении совмещены два сюжета: Богородица с Младенцем и Распятие (если воспользоваться психоаналитической терминологией, то перед нами сгущение).

Попробуем рассмотреть эти особенности сквозь события жизни матери Марии. В 1926 году в четырехлетнем возрасте умерла младшая из ее дочерей Настя. В 1936 -- старшая, Гаяна, двадцати одного года. В 1944 -- умер сын Юра. Не хватает ли этого с лихвой (без упоминания о других ее потерях) для того, чтобы увидеть в последней вышивке не только религиозный, но и автобиографический сюжет:мать и мертвый ребенок? Изображая Богородицу нетрадиционно -- с убиенным или умершим ребенком -- автор как будто говорит: в данном случае важно не столько то, что это Божия Матерь, а то, что младенец мертв, это не Богородица с Младенцем, а мать с погибшим ребенком, причем, имя матери -- Мария. Это имя позволяет автору совместить два образа, а зрителю за видимой фигурой Девы Марии угадать скорбящую фигуру самой монахини Марии Это имя при монашеском постриге Е.Ю. Скобцова получила в честь Марии Египетской (в психоаналитической терминологии такой процесс замены должен был бы называться, очевидно, смещением).

Не исключено, что и рисунок матери Марии, сделанный пером и тушью на полях издания ее стихов 1937 года, уже был визуализацией той же идеи -- мать и мертвый сын -- высказанной и в поэтических строках:

...Пустынен мертвый небосвод,

И мертвая земля пустынна.

И вечно Матерь отдает

На вечную Голгофу Сына Цит. по http://www.mere-marie.com/235.htm.

Об этих строках автор монографии о Матери Марии Ксения Кривошеина пишет: «В сборнике "Стихи" (1937) к этому пророческому стихотворению она нарисовала на полях мать, держащую на коленях взрослого мертвого сына. Как знать, может она предвидела и конец своего сына Юры?» Там же. По этому комментарию видно, что и К. Кривошеина допускает интерпретацию изображения в соотношении с событиями жизни Елизаветы Юрьевны, а не только в религиозном плане. Предвидела или, добавим, опасалась и ожидала в страхе. И заранее оплакивала (композиция этого рисунка воспроизводит иконографический тип Пьета -- оплакивание) как нечто уже состоявшееся.

Как видно из жизнеописания монахини Марии Ксения Кривошеина. Краткая биографическая справка: http://mere-marie.com/life/short-biographical-note Гаккель Сергий, прот. Мать Мария. Париж, YMCA-Press, 1992., она была матерью собственных детей, но также матерью и по своему монашескому статусу. Елизавета Юрьевна стала матерью и по своему психологическому статусу, если можно так выразиться, и в повседневной реальности, в земной практике: она открывала общественные столовые и приюты, обеспечивая множество людей кровом и пищей вплоть до того, что сама покупала продукты и стояла у кухонной плиты. Она помогала всем, кому могла, и физически и духовно Аналогичное утверждение материнского отношения Е.Ю. Скобцовой к миру имеется у И. Кривошеина: «Она прошла свое монашество так, что ничего не оставила для себя, познав монашество как материнство в отношении к миру. Здесь все было просто: если дети голодны, мать не может быть сыта, если наги -- одета, если умирают в газовых камерах -- остаться целой и невредимой». См. http://www.cirota.ru/forum/view.php7subH78661.

После перезахоронения Насти (март 1931) она говорила: «Мне открылось другое, какое-то особое <...> всеобъемлющее материнство, <...> -- Я вернулась с кладбища другим человеком. Я увидела перед собой новую дорогу и новый смысл жизни» Манухина Т. Монахиня Мария (К десятилетию со дня кончины) // Кузьмина-Караваева Е.Ю. Избранное. М., 1991. С. 420. Цит. по: http://www.kiev-orthodox.org/site/personalities/3440.print.php. И еще она писала по этому поводу в стихах:

Подвел ко мне, сказал: усынови

Вот этих, -- каждого в его заботе.

Пусть будут жить они в твоей крови, --

Кость от костей твоих и плоть от плоти http://soulibre.ru: Мать Мария (Скобцова)..

А однажды, еще в 1918 году, ей даже пришлось стать «отцом» -- городским головой города Анапы.

Последние строки процитированного выше стихотворения («И вечно Матерь отдает / На вечную Г олгофу Сына») могут и должны быть отнесены и к самой Елизавете Юрьевне, матери Марии, которой надлежало пройти через Г олгофу. Выше в этом же стихотворении она так и пишет: «Бредет мой дух смятен и нем / К своей торжественной Голгофе».

Мать Мария глубоко чувствовала не только материнство, но и сыновство своей христианской души, при этом сыновство ее было вполне осознанным. Она писала: «Христианская душа должна быть сыновней, т. е. крестоносицей, и материнской, т. е. принимающей в сердце свое меч» В статье О подражании Богоматери (1939). Мать Мария. Воспоминания, статьи, очерки. В двух томах. Paris. YMCA-Press. Т. 1. 1992 (цит. по: http://www.cirota.ru/forum/message mt.php?id=3364649).

В действительности она не только несла крест, как Сын, но и умирала, как Сын, раньше матери. В конце концов она оказалась, образно говоря, мертвым ребенком по отношению к своей матери: ее мать, С.Б. Пиленко, пережила дочь на семнадцать лет. Возможно, мать Мария видела себя мертвым ребенком -- то есть умершей раньше своей матери. Как пишет К. Кривошеина, «с ранней молодости она была уверена, что ее ожидают мучения, мытарства, мучительная смерть и сожжение». Источником такой фантазии, возможно, были пережитые ею в первые дни по рождении сначала операция, спасшая ей жизнь, а затем крещение, во время которого она захлебнулась и была возвращена к жизни вторично. Иначе говоря, она, едва успев родиться, уже дважды умирала. И, может быть, углубляясь в психические процессы, надо было бы сказать об отщеплении непереносимого чувства страха и помещении его вовнев стихи, в рисунки. Таким образом, мертвый младенец на вышитой иконе может символизировать не только детей Елизаветы Юрьевны, но и ее саму (здесь мы опять имеем дело со сгущением, если говорить в психоаналитических терминах). Как ребенок она жаждала материнского покрова и отчего дома¹.

Вижу зорче зорких снов,

Птиц неведомых крылатее, --

Хаос, -- и над ним покров,

Распростертый Девой Матерью.

Тайна, -- хаос -- это я,

И Покровом жизнь исчислена.

Нет иного бытия --

Только мрак и Мать пречистая Жажду и поиски покрова можно усмотреть и в ее живописных работах. См., например, икону Марии Египетской, написанную к постригу (http://www.mere-marie.com/227.htm). А о ее картине Встреча Марии и Елизаветы можно писать отдельное рассуждение ввиду того, что мать Мария тезоименита обеим Матерям -- Спасителя и Иоанна Предтечи. Они являются покровительницами Елизаветы Юрьевны, в монашестве Матери Марии. Цит. по: ht:tp://www.portal-credo.ru/site/print.php?act=lib&id=805 Цит. по: http://www.mere-marie.com/210.htm.

...О, Боже, сжалься над Твоею дщерью!

Не дай над сердцем власти маловерью.

Ты мне велел: не думая, иду...

И будет мне по слову и по вере В конце пути такой спокойный берег И отдых радостный в Твоем саду ³.

И чем больше было ее физическое истощение, тем более она нуждалась в поддержке, в «материнском покрове». Ее слова -- «я крепкая, я вынесу» -- при аресте (февраль 1943) становятся уже маскировкой: в письме из лагеря Равенсбрюк (декабрь 1943) по-немецки она пишет «я крепка», а по-русски добавляет «я стала совсем старухой». В марте 1945 года в ее письме звучит ,

уже прямая просьба о помощи: «Вы гранит, вы меня вытянете» Об этом пишет о. Сергий Гаккель в книге Мать Мария (Издательский отдел Всецерковного Православного Молодежного Движения, 1993. Это абсолютно соответствует ее процитированной выше мысли о христианской душе, которая «должна быть сыновней... и материнской»..

Понятно, что равенсбрюкская икона -- не является иконой в строгом смысле слова. На церковной иконе распятый Спаситель не может быть изображен ребенком). Скорее, этот образ можно назваать психологическим автопортретом. Точнее, даже двумя совмещенными автопортретами (сгущение): на одном из них автор изображает себя в виде матери, на другом -- в виде ребенка². Ребенок же символизирует христианскую душу, о которой мать Мария пишет в своем стихотворении.

Тем не менее, в вышивке есть признаки иконы: нимбы и греческие надписи: МР ©Y и 1ИС ХС. Из-за соотношения размеров фигур Богородицы и распятого Младенца Равенсбрюкскую икону можно было бы сравнить с Ахтырской. Однако существенная разница заключается в том, что в Ахтырской иконе изображения Матери и Сына разобщены, это два разных изображения, а в Равенсбрюкской неразделимо связаны в одно. На Ахтырской иконе Божия Матерь изображена с молитвенно сложенными руками. В Равенсбрюкской иконе -- руки Богородицы расположены так, будто она держит ребенка. Поскольку положение рук, словно поддерживающих ребенка (вместо которого здесь оказался крест -- «вдруг с небес уронил Ты крест»), сочетается с характерным наклоном головы, то возникает аналогия с иконографическим типом Умиления. В иконах этого типа Богородица обнимает Сына так, что между Матерью и Младенцем нет расстояния, как, например, на Владимирской иконе, а прикосновение щекой к щеке означает безграничность любви.

Упомянутая выше фреска Ленуара, относящаяся к иконографическому типу Одигитрии, изображает совершенно другое отношение Матери к Сыну. И даже если необычная деталь фрески Ленуара -- крест позади Младенца -- и повторена на равенсбрюкской иконе, то эта деталь у матери Марии

нагружена иным смыслом.

Та же мысль о соединении в любви, об объединении в одно целое с самыми дорогими людьми, об уничтожении расстояния высказана и в статье Рождение в смерти, написанной после смерти Гаяны (1936): «Я не только к Отцу хочу в вечность, я хочу нагнать моих любимых братьев и детей, которые уже родились в смерть, то есть в вечность, я хочу вечного и неомраченного свидания с ними. И если это свидание будет, -- а я знаю, что оно будет, -- то все остальное не так уже и важно.» Цит. по: http://www.antologv.sfilatov.ru/work/proizv.php?idpr=0010002&num=7.

В этом метафорически написанном тексте прочитывается желание умереть («хочу. в вечность») и тем самым соединиться с дорогими умершими (отец Который в цитируемом тексте стал Отцом. умер в 1906, брат Дмитрий -- 1920, о дочерях и сыне уже говорилось). Желанию «вечного и неомраченного свидания с ними» как раз и соответствует иконографический тип Умиления, в котором уничтожение расстояния между матерью и ребенком означает их соединение, буквально слияние в одно.

Однако в картине происходит смещение: обнимает Мария все-таки не ребенка и не отца, и не брата, а крест. Почему так происходит? На каком основании происходит замена человека крестом?

Как это видно по религиозно-философским сочинениям матери Марии, крест, добровольно принятый, крестоношение становятся как бы «пропуском» в вечность, то есть условием и залогом свидания с отцом, братом, детьми, которые, по ее образному выражению, уже родились в вечность. Она пишет: «Ворота в вечность открываются нам путем личного нашего апокалипсиса. И человек может. удержать себя в вечности, если. не откажется от своей страшной, не только человеческой, но и богочеловеческой судьбы,.. от своей личной Голгофы, от своего личного крестоношения, вольной волею принятого» Мать Мария Скобцова. Прозрение в войне // Мать Мария. Воспоминания, статьи, очерки. В двух томах. Paris, YMKA-Press, 1992. Том 1. С. 312-327. Цит. по: http://www.krotov.info/librarv/s/skobtsov.html или в книге: Мать Мария. Стихотворения, поэмы, мистерии, воспоминания об аресте и лагере в Равенсбрюк. Париж, 1947. С. 136. Цит. по http://www.mere-marie.com/105.htm. Крест для нее -- это условие встречи с умершими. Обнимать крест -- означает для нее приближаться к детям, догонять их.

В приведенной выше цитате высказано стремление к смерти, причем, скорейшей: выражение «я хочу нагнать моих любимых братьев и детей, которые уже родились в смерть» означает «хочу умереть». Здесь мать Мария говорит образно: во-первых, вместо «умерли» она употребляет выражение «родились в смерть». При этом происходит характерная для сновидений и бессознательного вообще замена одного понятия противоположным: вместо смерти говорится о рождении. Конечно, прежде всего здесь надо иметь в виду христианские представления о смерти:смерть с точки зрения Православия -- это рождение в новую вечную жизнь. В иконографии именно так изображатся, например, Успение Пресвятой Богородицы. Во-вторых, о собственном стремлении к смерти говорится следующим образом: «хочу нагнать...» тех, кто умер, тем самым оставшаяся жизнь для нее должна стать гонкой, самым быстрым движением к смерти. И действительно, все то, что она брала на себя в жизни, вся тяжесть несомого ею креста тягот земного существования, -- все это ускоряло ее физическую смерть, служило осуществлению ее желания умереть поскорее. Обнимать крест -- вот желание матери Марии и исполнение этого желания показывает равенсбрюкская икона. Причем, картина показывает нам замену переносного значения слова «крест» (тяготы жизни) его буквальным изображением. А такой процесс, как мы знаем, характерен для образования картины сновидения.

Крест имеет здесь и еще одно значение. Как говорилось, умерший ребенок на кресте может символизировать и саму Елизавету Юрьевну (одна и та же деталь имеет несколько смыслов, происходит совмещение функций, в сновидении -- сгущение). Изображение себя мертвой показывает желание умереть уже исполнившимся, состоявшимся. И так как, согласно мысли матери Марии «христианская душа должна быть сыновней, т.е. крестоносицей», она, уподобляя себя Христу Спасителю, помещает мертвого ребенка на крест, тем самым как бы исполняется и ее желание следовать за Христом. Другими словами, распятие на равенсбрюкской вышивке показывает, что Мать Мария в образе ребенка не просто умирает, а умирает именно на кресте, как Христос. Крест, следовательно, становится символическим выражением ее желания следовать за Спасителем до смерти, и смерти крестной.

Таким образом, мы видим, что в произведении матери Марии присутствуют типичные черты сновидения: перевод идей в зрительные образы, некоторая противоречивость и символичность изображения, замена переносного значения буквальным изображением, сгущение, смещение и, наконец, исполнение желания, что, конечно, не отменяет христианскую интерпретацию произведения.

Размещено на Allbest.ru