Русская иконопись в работах П.П. Муратова

Размещено на http://www.Allbest.Ru/

Размещено на http://www.Allbest.Ru/

Размещено на http://www.Allbest.Ru/

Русская иконопись в работах П.П. Муратова

Почти четверть века прошло с тех пор, как духовное наследие Русского Зарубежья стало возвращаться на Родину. Многие имена художников слова, философов, некогда отправленных в изгнание на «философском» пароходе, уже вошли в наш привычный культурный обиход, в том числе имена некогда абсолютно запретные. Не так благополучно обстоит дело с прикладными литературными дисциплинами, такими как критика, литературоведение, отчасти искусствознание.

Между тем, на чужбине плодотворно работали поэт, художественный критик, бывший редактор дореволюционного журнала Аполлон С. Маковский или писатель, искусствовед, человек самых разнообразных талантов П.П. Муратов. Именно ему принадлежит видная роль в деле привлечения широкого общественного внимания в начале XX века к возрождаемым памятникам древнерусской иконописи. Вновь открытые реставраторами шедевры древнерусского искусства придали русской истории новые поистине волшебные краски и дополнили ее казалось бы давно утраченными прекрасными ликами и образами. История древнерусской иконописи, основы которой были заложены в том числе и Муратовым, обрела в среде изгнанников благодатную почву. Русская икона сыграла выдающуюся роль, которую невозможно переоценить, в излечении болящего духа людей, лишившихся отчего дома, своих близких людей, Родины, прежнего мира, понятного и навсегда потерянного. Ярким примером значения иконы в жизни русского человека может служить вершинная сцена в романе М. Булгакова Белая гвардия, когда Елена перед иконой Богородицы Нечаянная Радость вымаливает у Всевышнего жизнь брата. Напомним, что роман впервые увидел свет отдельным изданием в Париже в 1927 и 1929 годах.

В Современных записках помимо рассказов и пьес Муратовым были опубликованы две статьи, посвященные истории иконописания, которые следует отнести к разряду основополагающих материалов. В работе, посвященной византийской живописи, Муратов пишет об экспансии византийского искусства не только на Запад и Юг, но и на Север в Россию: «Не зная константинопольской живописи VI-XIII веков, мы не должны надеяться вполне заменить это знание знакомством с произведениями византийских мастеров в Италии или в России» Муратов П.П. Открытия древнего русского искусства // Современные записки. Общественно-политический и литературный журнал. Париж, 1928. № XXXV. С. 342. Там же. С. 197-218.. Сетуя на утрату подавляющего количества константинопольских храмов и памятников, Муратов отмечает поразительное искусство византийских мастеров, проявленное ими в монастыре Дафни в Аттике. Что же касается соотношения церковной и светской живописи, то памятники последней практически не сохранились, а те, что дошли до наших дней, не дают верного представления о ней. Согласно Муратову неоэллинистическое влияние в византийской живописи наиболее ярко проявилось в эпоху правления Палеологов, тесно связанных с великокняжеской властью в Киеве.

Русские иконописцы, уступая на первых порах византийским мастерам, вскоре превзошли своих учителей, поэтому Русь являлась не только наследницею духовных сокровищ Византии, но и стала восприемницею византийской цивилизации. Это положение наиболее лаконично было выражено иноком Филофеем в его концепции Святой Руси как Третьем Риме.

Другая статья Муратова «Открытия древнего русского искусства» подводит как бы промежуточный итог штудий по истории русского иконописания еще в дореволюционное время, когда Муратов приобрел репутацию одного из ведущих знатоков иконописи. Примечателен тот факт, что Игорь Грабарь для издания Истории русского искусства заказал написать раздел по истории древнерусской иконописи именно Муратову. Великие открытия, сделанные в истории иконописи в начале XX столетия, поразили не только наших соотечественников, но и крупнейших специалистов изобразительных искусств в Западной Европе, искусствоведов, которых, казалось бы, ничем уже поразить было невозможно, и признанных мэтров новейших течений в европейской живописи. Иконы преподобного Андрея Рублева, возвышающие молящегося человека до ангельских чинов, храмовые росписи Феофана Грека и Дионисия, дающие ощущения космического пространства, гениальная архитектура древних владимиро-суздальских церквей, расцвет древнерусского искусства, относимого Муратовым ко второй половине XIV столетия, неразрывным образом связаны с уходом русских людей из Киевской Руси на Северо-Восток великой русской равнины. Не забудем и то обстоятельство, что текст Слова о полку Игореве также был обретен на Северо-Востоке Руси.

Мир русской иконы, громадный, сияющий неземными красками, изучающий неимоверную духовную мощь, в течение столетий остававшийся скрытым под слоями почерневшей олифы и красочных поновлений, зачастую выполненных равнодушными ремесленниками, и внезапно явленный народу, оказался удивительно современным рядом с полотнами Сурикова и Врубеля, Коровина и Кустодиева, Нестерова и Рериха и других художников того периода. Чтобы понять преемственность образов старой и новой живописи, достаточно вызвать в памяти хотя бы иконописный лик боярыни Морозовой и образы стрельцов, готовящихся принять смерть, в Утре стрелецкой казни. Что же касается стенных росписей и фресок работы современных ему художников, таких как Васнецов или Нестеров, то они, по мнению Муратова, значительно уступали древним образцам церковных росписей.

Невольно возникает вопрос: почему же так скоро кончился расцвет древнерусского искусства, отмеченный непревзойденными достижениями в духовности русского народа? Какова роль в исчезновении духовного покрова, защищавшего народ от напастей, различных потрясений, сопровождавших становление российской государственности?

Можно констатировать, что наряду с физическим разрушением, исчезновением великих памятников культуры и порабощением человеческой личности осуществлялось системное разрушение народной духовности, и, как следствие, происходила деформация эстетических воззрений в обществе, зачастую не в лучшем направлении. Муратов внес окончательную ясность по поводу многолетних заблуждений, наслаивавшихся одно на другое: «Считалось обычно, что дряхлеющая Византия передала нам свою "омертвелость" и "безжизненность", которой мы лишь неумело подражали и вторили на протяжении нескольких столетий. К XVI веку допускалось некоторое "оживление", которое предвещало XVII век, век проникновения западных форм, объявленный эпохой расцвета в русском искусстве. Господствовало полное смешение дат: всякая икона, относительно которой уж никак нельзя было спорить, что она, хоть в своем роде искусно написана, датировалась XVI веком. Доподлиннейшие новгородские росписи XIV века, несмотря на свидетельство ясных документов, казуистически определялись XVII столетием» Там же. С. 199.. крещение русь изобразительный искусство иконопись

П. Муратов настойчиво обращает внимание своего читателя, что преодоление косности забвения и сохранение исторической преемственности, всячески вытравляемой из народного сознания, было бы невозможно «если бы некое предание, некое знание, некая традиция не передавалась от поколения к поколению, протягиваясь, как нить, в недоступной вниманию официальной церкви и официальной науки толще народной жизни» Там же. С. 200. Там же. С. 202.. Далее Муратов отдает должное таким людям, носителям древних традиций: «Теперь старообрядчество принялось за открытое сооружение церквей. В общем, оно осталось верным своей благородной традиции. У этих, зачастую простых, малосведущих в науках людей оказался верный инстинкт, глубокий такт национального культурного дела».

Статьи Муратова по истории отечественной иконописи стали важным звеном в неразрывной цепи памятников культуры, столь необходимых в деле народного самосохранения. Труды, созданные Муратовым в то время, когда на его родине, происходило массовое уничтожение храмов и икон, были немыслимы в Советской России. Так же как и литературные шедевры: Окаянные дни и Жизнь Арсеньева И. Бунина или Солнце мертвых И. Шмелева.

Историки выявили несколько периодов в развитии культуры Русского Зарубежья: зарождение и становление в 1920-1924-х годах; период «самоопределения» в 1925-1939 годах; и расцвет русской культуры за рубежом. Но за расцветом всегда следует угасание. В Зарубежье оно прерывалось отдельными вспышками новых талантов. Всего русской культуре в изгнании был отпущен срок в два десятилетия, что менее условной продолжительности жизни одного поколения. Но даже эти два десятилетия - доля секунды в нашей истории - дали такие богатые плоды в виде трудов наших соотичей, что смогли в определенной мере восполнить духовные потери народа на родине. Создания российских мастеров изобразительных искусств - живописцев, скульпторов, графиков - и по сию пору составляют гордость художественных галерей во всем мире. Это был массовый освободительный подъем творческого духа. Искусствоведение Зарубежья также внесло свой вклад в историю русской культуры.

Размещено на allbest.ru