Локальные сверхтексты как форма осмысления регионального многообразия российской культуры

Размещено на http://www.allbest.ru/

Московский государственный институт культуры

Локальные сверхтексты как форма осмысления регионального многообразия российской культуры

Л.М. Гаврилина

Аннотация

сверхтекст семиозис культура

Региональное многообразие российской культуры рассматривается автором как важное и неотъемлемое её качество и анализируется на материале локальных сверхтекстов культуры. Локальные сверхтексты рассматриваются в качестве своеобразных опор национального семиозиса, которые акцентируют его важные смысловые точки, одновременно фиксируя его внешние границы. Содержательное пространство локальных сверхтекстов, где локус соотносится со столицами, позволяет ощутить и осмыслить запечатлённую в знаковой форме «цветущую сложность» современной российской культуры, в которой уживаются горизонтальный размах, континуальность и поливариантность с идеей вертикальной доминанты единого и устойчивого центра.

Ключевые слова: культурный текст, локальный текст, локальный сверхтекст, культурная идентичность, региональная культура, «цветущая сложность».

Summary

The regional diversity of Russian culture is considered by the author as an important and inalienable quality of it and is analyzed on the basis of local supertexts of culture. Local supertexts are considered as peculiar supports of the national semiosis, which accentuate its important semantic points while simultaneously fixing its external boundaries. The content space of local supertexts, where the locus correlates with the capitals, allows one to sense and comprehend the “blooming complexity” of the modern Russian culture, which is embodied in a symbolic form, in which horizontal breadth, continuity and polyvariance coexist with the idea of the vertical dominant of a single and stable center.

Keywords: cultural text, local text, local supertext, cultural identity, regional culture, “blooming complexity”.

Российская культура, как и любая крупная культура, обречена на существование в состоянии сложного социального, лингвистического, религиозного, этнического, ландшафтного, регионального многообразия. В этих условиях вопросы о соотношении центра и периферии, столицы и провинции, о балансе центробежных и центростремительных тенденций, о соотношении региональных и общенациональной идентичностей остаются стабильно актуальными как для исследователей, так и для российской политической элиты. После обнародования в 1836 году «Философических писем» П.Я. Чаадаева и последовавшей за ними полемики славянофилов и западников проблема национальной идентичности стала сквозной в российской историографии, она проявилась в поисках «русской идеи», в идеологии евразийства. Вопросы «кто мы?» и «каково наше место в мире?» в русской социально-философской мысли стали главными, их значимость не снижается на протяжении уже как минимум двух веков. Советский период русской истории дал свои ответы на них: было объявлено о возникновении новой социально-политической общности - «советский народ». Однако эта идея была подвергнута критике и отброшена. В условиях постсоветских реалий в глобализирующемся мире эти «вечные» вопросы приобрели новую актуальность. Анализируя сложный процесс поисков самобытной национальной идентичности в России, американский исследователь русской культуры Дж. Биллингтон заметил: «ни один другой народ мира не затратил столько интеллектуальной энергии для ответа на этот вопрос, как народ России [4, с. 26]».

Обсуждение проблемы национальной идентичности предполагает рефлексию в двух измерениях: во внутреннем (анализ культурного многообразия и выявление культурного ядра - некоей базовой целостности, позволяющей говорить о единстве) и внешнем (сопоставление этой целостности с окружающим миром). Они тесно связаны: для того чтобы оценить свой облик «вовне», нужно увидеть то, что объединяет многочисленные варианты «внутри». Поиск баланса между единством и разнообразием - одна из самых актуальных тем русской культурфилософской мысли, привлекавшая внимание многих мыслителей.

Так, К.Н. Леонтьеву, в соответствии с открытым им «законом триединого развития», идеальным представлялось состояние «цветущей сложности», в котором складывается взаимодействие противоположностей, когда стволовая вертикальная иерархия дополняется горизонтальными побегами. Формула К.Н. Леонтьева и её толкование, данное как самим философом, так и некоторыми его интерпретаторами (в частности, В.В. Розановым), представляются нам весьма современными, в чём-то перекликающимися с получившими популярность во второй половине ХХ века идеями синергетики.

Несмотря на избыточную полемичность и метафоричность рассуждений этого самобытного русского мыслителя, его концепт «цветущей сложности» получил широкую известность, он позволяет обосновать механизм развития крупных культур, в которых неизбежно должны сочетаться (если они хотят сохранять своё существование) процессы «увеличения внутреннего богатства» и «постепенного укрепления единства». Высшая точка развития, по мнению К.Н. Леонтьева, «есть высшая степень сложности, объединённая ... внутренним деспотическим единством [9, с. 69]».

Многообразие современной российской культуры имеет множество измерений, соответственно, рассматривается исследователями в разных плоскостях. На фоне кризиса идентичности на постсоветском пространстве, связанного с распадом Советского Союза, когда рухнула официальная формула коллективной идентичности («советский народ»), бурно развернулись процессы регионализации и этнизации.

В начале 1990-х годов наиболее актуальными и острыми как для исследователей, так и для политической элиты стали проблемы полиэтничности и многоконфессиональности российской культуры, в которых многие видели угрозу самому существованию единства страны. Позже сложился устойчивый региональный дискурс, посвящённый исследованию территориального разнообразия российской культуры, связанного со спецификой ландшафтно-климатических, социально-политических и культурно-исторических условий существования отдельных территорий России. Постепенно он аккумулировал этнический и конфессиональный дискурсы. В пространстве региональной субкультуры создаются условия для успешной коммуникации людей, проживающих на данной территории, для интеграции элементов этнического, конфессионального, лингвистического, символического разнообразия. Региональные культуры рассматриваются исследователями как субкультуры внутри российской национальной культуры [2].

Огромная территория России стала залогом формирования её культурного многообразия. Представляется важным подчеркнуть, что этот процесс - длительный и сложный -- не является механическим и не определяется лишь географическими и климатическими факторами. Долгое время в социально-гуманитарном знании господствовало объективистское понимание региона как некоего «вместилища», складывающегося естественным образом и зависящего от набора объективных факторов (природный и культурный ландшафт, климат, история и т.д.). Начиная с 1980-х годов сформировалась исследовательская программа социального конструктивизма, в рамках которой реальность анализируется как смысловая конструкция и перестаёт восприниматься как нечто, заданное исключительно объективными условиями; регионы, как и нация, оказываются одновременно и «воображаемыми сообществами» [1]. Нам близка позиция тех исследователей, которые считают наиболее приемлемым синтез двух методологий (объективистской и конструктивистской), когда «необходимо принимать во внимание как “реальные качества” данной территории, так и социальные концепты, разворачивающиеся вокруг него [7, с. 126]».

В данном контексте представляется вполне оправданным разделение понятий «культура региона» как формы существования сообществ в определённых пространственных условиях и «региональная культура» как формы самосознания регионального сообщества, осмысления им особенностей своего существования. В этом смысле можно утверждать, что не всякий регион создаёт свою региональную культуру, которая предполагает ещё и формирование некоей ментальной ценностно-смысловой конструкции [13].

В условиях тотального идеологического вакуума, возникшего после распада Советского Союза, выходом для многих региональных сообществ стало обращение к «месту», в котором они проживали, поиск его «изюминки», специфики, отличающей «нас» от «них». Процесс сложения региональной идентичности носил по преимуществу стихийный характер, направленный на адаптацию социума к новым условиям, однако заметную роль сыграли и местные элиты, пытавшиеся конструировать идентичность региональных сообществ. Создание привлекательного образа региона было важным как для внутреннего употребления (поддержания психологического комфорта жителей), так и для достижения политических и экономических целей вовне. Успешный брендинг «места» стал важной задачей для региональных элит. В условиях «текучей современности» локальные сообщества таким образом утверждали «локальный порядок на фоне глобального хаоса [3, с. 44]», делая своё пространство ценностно значимым через фиксацию или конструирование особенностей собственного локуса. Место, локус, регион приобрели большую ценность и значимость в сознании россиян, а пространство национальной культуры стало обретать невиданное в советское время многообразие.

С начала 2000-х годов складываются новые политические условия, связанные с реформированием федеративных отношений. Исследователи отмечают мощный рост конкуренции между регионами, каждый из которых пытается превратить собственную уникальность в политический, экономический и культурный ресурс развития региона. «Вопросы позиционирования, регионального имиджа, оценки и повышения туристического и инвестиционного потенциала региона, улучшения позитивного самоощущения регионального сообщества от проживания в данном регионе, необходимости изменения миграционного сальдо в положительную сторону получают статус законодательно оформленных приоритетов [14, с. 3]».

При всём различии подходов, мнений и позиций авторов, представленных в пространстве регионального дискурса, утверждается представление о культуре России как о сложной гетерогенной системе, которую можно рассматривать как «исторически сложившуюся целостность, взаимосвязь и взаимообусловленность элементов которой приводят к признанию множественности существующих (или существовавших) моделей культурного развития [13, с. 88]».

Одним из актуальных направлений современных исследований проблемы регионального многообразия российской культуры, сложившимся в обширный социогуманитарный дискурс, является анализ локальных (или «городских») текстов культуры как своеобразных текстов-конструктов, отражающих специфику того или иного локуса и являющихся знаковой его манифестацией. Локальные тексты являются репрезентацией идентичности местного сообщества и одновременно формой и способом её конструирования. Региональная идентичность складывается в процессе осознания и интерпретации местного своеобразия, выработки значимых и приемлемых для регионального сообщества смыслов, символов, мифов, которые способны поддержать его единство. Наиболее устойчивые нарративы, зафиксированные в знаковой форме, становятся основой локальных текстов.

Текстуальное пространство национальной культуры - семиосфера - представляет собой сложно организованное многоуровневое единство. Анализ и интерпретация культурных текстов -- признанный метод исследования культуры, который даёт возможность увидеть не только естественное многообразие российского культурного ландшафта, но и осмысленное, ценностно окрашенное отношение к нему, пропущенное через сознание субъекта-носителя культуры и запечатлённое в знаковой форме. Осмысление этого многообразия и соотнесение его с некоей базовой целостностью -- культурным ядром -- лежит как в основе формирования всех региональных / локальных культур, так и в основе региональных исследований в России. Пространство локальных текстов российской культуры предоставляет богатый материал для анализа современного её состояния. Нам представляется значимым разделять феномены «локуса как текста», «локального текста» и «локального сверхтекста» [5].

«Локус как текст» -- форма текстуальной репрезентации, соответствующая понятию «культура региона». Любой регион, как освоенное людьми пространство, обладает той или иной знаковой выраженностью, то есть является текстом. В процессе социокультурной деятельности человек не только физически преобразует территорию, но и семиотизирует её, организуя символически. Россия, обладая огромной территорией с многонациональным, многоконфессиональным населением, представляет собой многоцветную культурную палитру со множеством ландшафтных и климатических зон, религиозных и этнических особенностей, выразившихся в архитектурных формах, в способах организации пространства и т.д.

Локальные тексты порождаются региональными культурами со сложившимися устойчивыми характеристиками, которые так или иначе осмыслены, артикулированы, означены самими жителями этих мест или приезжими наблюдателями. Локальный текст как некий образ места складывается благодаря переживанию / осмыслению его специфики (петербургский, пермский, крымский, московский, кавказский, сибирский, алтайский, северный, поморский, калининградский и другие тексты).

Наибольший интерес вызывают локальные сверхтексты, которые порождают региональные культуры с ярко выраженными особенностями, самобытной индивидуальностью, уникальной судьбой, сложившимся культурным ядром.

Локальный сверхтекст представляет собой незамкнутую устойчивую совокупность текстов, имеющих общую внетекстовую ориентацию [12]; он обладает единством лексики и интерпретационных кодов, ему присуще единство и семантическая связность [15]; организован на основе принципа ценностно-смысловой центрации [10].

На основе осмысления / переживания центральной идеи складывается «максимальная смысловая установка» [15], отражающая концептуальное ядро сверхтекста, которое построено по бинарному принципу и обладает «антитетической напряжённостью» [5].

Локальный сверхтекст, являясь культурной реализацией локального мифа, занимает особое место в национальном культурном космосе. Здесь в полной мере относится утверждение А.П. Люсого о том, что в российской культуре «каждый региональный текст представляет собой не какую-то сугубо региональную точку зрения, а попытку концептуального “выворачивания” всей России через себя [11, с. 8]». Это отмечают многие исследователи. Сошлемся, в частности, на исследователя северного текста Е. Ш. Галимову, которая видит в нём «особый северорусский вариант национальной картины мира [6]».

Локальные сверхтексты запечатлевают символический облик региона через соотнесение собственной инаковости с общенациональным, государственным целым, через сопоставление местных особенностей с Москвой как столицей и с Петербургом как второй (другой, европейской) столицей.

Исторически сложилось так, что роль столицы в России всегда была очень велика: обширное пространство всегда требовало властной вертикали, нуждалось в сильном центре. Его политическое, экономическое, культурное доминирование было присуще русской культуре на протяжении многих столетий. По мнению В. Л. Каганского, одного из ведущих российских исследователей в области культурной географии, в России «направление “центр - периферия” - главное направление дифференциации, изменения всего культурного ландшафта ... Отсутствие полноценных горизонтальных связей между местами -- естественное следствие абсолютного централизма и моноцентричности; все места связаны друг с другом исключительно через единственный центр», который является репрезентатором вовне всей системы в целом, её властным, смысловым и хозяйственным ядром [8, с. 8].

Локальные сверхтексты можно рассматривать также в качестве своеобразных смысловых реперов, опор национального семиозиса, они дают возможность прочувствовать весь размах и разнообразие культурного пространства России, акцентируют его предельные точки, одновременно фиксируя его внешние границы. Соотнося свой локус со столицами, с общенациональным центром, локальные сверхтексты, таким образом, служат утверждению этого цивилизационного единства. Центр / столица выступает в региональных идентификационных стратегиях как значимый «Другой».

Содержательное пространство локальных сверхтекстов позволяет увидеть представленную в знаковой форме «цветущую сложность» современной российской культуры, в которой уживаются горизонтальный размах, континуальность и поливариантность с идеей вертикальной доминанты единого и устойчивого центра.

Представляется, что социокультурное разнообразие российских регионов является неотъемлемым свойством, атрибутом бытия российской культуры, что при сохранении необходимой степени единства может быть надёжной основой устойчивости Российского государства.

Примечания

1. Андерсон Б. Воображаемые сообщества: размышления об истоках и распространении национализма / пер. с англ. В.Г. Николаева под ред. С.П. Баньковской. Москва: Кучково поле, 2016. 416 с.

2. Андрейчук Н.В., Гаврилина Л.М. Феномен калининградской региональной субкультуры (социально-философский и культурологический анализ): монография. Калининград: Изд-во РГУ им. И. Канта, 2011. 139 с.

3. Бауман З. Индивидуализированное общество / пер. с англ. под ред. В.Л. Иноземцева; Центр исследования постиндустриального общества, Журнал «Свободная мысль». Москва: Логос, 2002. 326 с.

4. Биллингтон Д. Россия в поисках себя / пер. с англ. Н.Н. Балашова. Москва: РОССПЭН, 2005. 220 с.

5. Гаврилина Л.М. Архитектоника локального сверхтекста культуры // Вестник Тверского государственного университета. Серия: Философия. 2016. № 3. С. 104-111.

6. Галимова Е. Ш. Северный текст в системе локальных (городских и региональных) сверхтекстов русской литературы [Электронный ресурс]. URL: https://narfu.ru/upload/medi- alibrary/73b/galimova.pdf№ 1. С. 120-128.

7. Головнева Е.В. Социальный конструктивизм и значение материального в экспликации понятия «регион» // Лабиринт: Журнал социально-гуманитарных исследований. 2015.

8. Каганский В.Л. Как устроена Россия? Портрет культурного ландшафта. Москва: Стрелка Пресс, 2013. 29 с.

9. Леонтьев К.Н. Византизм и славянство // Избранное / сост., вступ. ст., с. 3-18, И.Н. Смирнова. Москва: Рарогъ: Московский рабочий, 1993. 397 с.

10. Лошаков А.Г. Сверхтекст как словесно-концептуальный феномен: монография / Федеральное агентство по образованию, Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Поморский государственный университет имени М.В. Ломоносова», Северодвинский филиал. Архангельск: Поморский ун-т, 2007. 342 с.

11. Люсый А.П. Московский текст: текстологическая концепция русской культуры. Москва: Вече: Русский импульс, 2013. 317 с.

12. Меднис Н.Е. Сверхтексты в русской литературе. Новосибирск, 2003.

13. Мурзина И.Я. Региональная культура как предмет философско-культурологического исследования // Известия Уральского ГУ. 2004. № 29. С. 86-97.

14. Назукина М.В. Региональная идентичность в современной России: типологический анализ: автореферат дис. на соиск. учён. степ. кандидата политических наук: 23.00.02 / Назукина Мария Викторовна. Пермь, 2009. 26 с.

15. Топоров В.Н. Петербург и петербургский текст русской литературы // Метафизика Петербурга: Петербургские чтения по теории, истории и философии культуры. Вып. 1. Санкт-Петербург, 1993. С. 205-235.

Размещено на Allbest.ru