Экзистенциальные категории в зеркале диалектной метафоры: лингвокультурологический анализ

Размещено на http://www.allbest.ru/

экзистенциальные категории в зеркале диалектной метафоры: лингвокультурологический анализ Работа выполнена при поддержке гранта РФФИ проект №11-06-90723-моб_ст

Д.Н. Галимова

В статье рассматривается метафорический фрагмент диалектной картины мира, отражающий представление экзистенциальных категорий: жизни, смерти, времени и др. Выявляются характерные для данной картины мира особенности, в частности выражение идеи неконтролируемости жизни. Метафора рассмотрена как явление лингвокультурологическое; приемы когнитивной и структурно-семантической лингвистики сочетаются с методами лингвокультурологической интерпретации.

Ключевые слова: метафора, лингвокультурология, миромоделирование, экзистенциальные категории.

диалектный картина мир когнитивный

В последнее время среди лингвистических исследований появилось большое количество работ, в которых ставится цель изучить языковые способы отражения картины мира представителей той или иной культуры. Языковая картина мира (ЯКМ) является совокупностью репрезентированных в языковых единицах представлений о мире, его интерпретацией и содержит образ мира, формирующийся с учетом позиций человека и его интересов. Одним из функционально детерминированных вариантов ЯКМ является диалектная картина мира, в которой отражены свойственные деревенской культуре традиции, уклад, быт, наивный, эмпирический образ действительности.

Распространенным приемом реконструкции ЯКМ является анализ метафорических единиц: сознание человека антропоцентрично по своей природе, поэтому в метафоре, основанной на законах аналогии, пожалуй, наиболее явно по сравнению с остальными лексическими средствами языка отражается человеческий взгляд на мир, точка зрения человека на мироустройство. Связь метафоры с когнитивными структурами и процессами категоризации мира рассматривается в первую очередь в исследованиях, проводимых в рамках когнитивной лингвистики и лингвокультурологии, чему во многом способствовала разработанная Дж. Лакоффом и М. Джонсоном теория концептуальной метафоры [1]. Выводы, к которым приходят авторы работы, дали основания рассматривать метафору как механизм, объясняющий принципы языкового моделирования действительности.

Метафору как отражение модели мира, существующей в сознании человека, на наш взгляд, следует считать единицей лингвокогнитивной и лингвокультурологической - вербализованным отражением результатов мыслительной деятельности, которые являются культурно детерминированными. Она позволяет понять когнитивные механизмы формирования семантики, проследить способы трансформации физического и чувственного опыта человека, его представлений о мире, оценок, мнений, сформированных в том или ином варианте культуры. Анализ соотношения исходного значения (ИЗ) и результативного значения (РЗ) метафоры дает основания для построения метафорической модели, отражающей путь присвоения некоторой понятийной области «чужого» номинативного значения, т.е. закономерности метафорического переосмысления некоторой понятийной области (сферымагнита) в терминах другой области (сферы-источника). Модели, объединяющие несколько вариантов семантических соотношений «номинативное значение > образное, переносное, метафорическое значение», называют базовыми [2. С. 19]. Анализ совокупности метафорических моделей (направлений метафорических переносов в них) дает основания для описания культурно обусловленной модели мира, т.е. помогает объяснить, каким видится мир носителю языка и каков он сам в этом мире.

Объектом настоящего исследования являются функционирующие в русских говорах Амурской области метафоры, относящиеся к экзистенциальным категориям.

Метафорическая картина мира, как и ЯКМ в целом, относительно стабильна, в основных своих позициях стандартна для всех носителей языка и мало изменяется в пределах жизни двух-трех поколений (см.: [3]). Идея оформленности, сформированности метафорической картины мира в некоторый момент времени значима для настоящего исследования: поскольку анализируемые записи диалектной речи сделаны в относительно короткий временной промежуток (записи выполнялись в течение 9 лет, с. 2000 по 2008 г.) и большая часть информантов - люди, рожденные в 20-30-е гг. XX в., то можно утверждать, что реконструируемая метафорическая модель мира с большой степенью точности отражает обыденные («наивные») представления целого поколения диалектоносителей, жителей Амурской области.

Метафоры диалектного дискурса свидетельствуют о том, что в русских языковых структурах выражается пассивный взгляд человека на мир. Диалектоноситель склонен интерпретировать свою позицию как объектную по отношению к другим субъектным позициям. Эта особенность, определяемая как неконтролируемость - «ощущение того, что людям неподвластна их собственная жизнь, что их способность контролировать жизненные события ограничена; склонность русского человека к фатализму, смирению и покорности; недостаточная выделенность индивида как автономного агента… как контролера событий» [4. С. 33-34], свойственна русской языковой картине мира в целом, что отмечается рядом авторов (см.: [4, 5, 6]). А.А. Зализняк называет эту особенность русской речи одной из важных ее семантических характеристик, «образующих смысловой универсум русского языка» [5. С. 518].

Модели, выявляемые в метафорической системе говоров, подтверждают, что невозможность определять свою судьбу, контролировать происходящие в жизни события является одной из особенностей мировосприятия диалектоносителей. Во многих метафорах диалектного дискурса отражается пассивность как одно из состояний человека. То, что происходит в жизни человека и что составляет его жизнь вообще, может быть представлено метафорически в субъектных, объектных или пространственных образах. Метафоры, построенные по модели «Х (абстрактная сущность) - это активный субъект», отражают представления об объектной, зависимой позиции человека, в отношении которого Х совершает какие-либо действия или оставляет ему позицию наблюдателя, перемещаясь независимо от него. Метафоры, реализующие модель «Х (абстрактная сущность) - это объект», также подчеркивают пассивную позицию человека, которому была передана, досталась, попалась модель Х-объекта. Метафоры, входящие в модель «Х (абстрактная сущность) - это пространство», представляют человека как субъекта, перемещающегося, чаще - вынужденно, по необходимости, в Х-пространстве.

Представления об экзистенциальных категориях - жизни (и входящих в нее, столь же значимых для диалектоносителя судьбе, болезни, времени, социально-исторических явлениях) и смерти - относятся к «зонам актуального внимания» (термин В.Е. Гольдина), что вполне объяснимо по отношению к диалектному дискурсу и к группе информантов, чья речь анализируется в настоящем исследовании. В сфере экзистенциальных понятий наиболее разнообразную и полную метафорическую интерпретацию получает понятие жизнь. Это самая большая группа метафорических единиц (22 % от общего количества зафиксированных в данной понятийной сфере).

Моделируя представления о жизни как об активном субъекте, говорящий отмечает «способность» жизни перемещаться в пространстве мимо человека, статичного по отношению к этому движению (жизнь подошла; пришла; прошла; проскочила как будто один день), или оказывать на человека деструктивное воздействие (жизнь заставит; жизнь надолбёт - всё ценить станешь). Движение собственной жизни приравнивается к движению времени в целом, и говорящий, метафорически определяя изменения, происходящие с его жизнью, констатирует движение времени (ср. синонимичные конструкции жизнь прошла и время прошло).

Неконтролируемость жизни со стороны человека передана в метафорах, отражающих характер ее движения. Один из ярких образов жизни-субъекта, от какой-то точки начинающего свое активное, не зависящее от человека движение, - это метафорический образ заполненного куля, катящегося под воздействием некоей силы по прямой поверхности в одном направлении: Ну, прожила. Холодно, был людям голод и мне был, а было хорошо, и мы, хоть робила день и ночь… И так жисть пошла кулём. Это неровное, прерывистое движение, которое оценивается как отклоняющееся от нормы в отрицательную сторону. РЗ идти кулём - `о неудачной, полной лишений жизни'. Движение жизни необратимо и независимо от человека; реальное течение времени жизни, его необратимость отражается и в метафоре: жизнь не может остановить свой ход или вновь пройти по выбранному направлению: Если бы ещё раз вернулась жизнь, я бы не прожила её, сколько я ошибок в жизни наделала. Ни одной б ошибки не сделала.

Поскольку человек выделяет в своей жизни некоторые периоды (детство, юность, молодость, старость) и каждый из них может метафорически интерпретироваться как некий активный субъект, который (независимо от говорящего) приходит в пространство бытования человека, проходит через него и удаляется (молодость прошла, старость пришла, старость подошла), то метафорическую модель жизни можно конкретизировать: «жизнь - это множество сменяющих друг друга активных субъектов». В большинстве случаев контекст свидетельствует о том, что подобные действия оцениваются говорящим негативно (как несвоевременные, ограничивающие человека). Наступление старости как последнего жизненного периода может быть расценено как неожиданное для человека событие, что передается глаголом застать (У меня какое детство было, такая старость застала. Одна, вот вы можете представить, дома днём и ночью я одна). Глагол застать называет действие над объектом (человеком), находящимся в каком-либо состоянии (в данном случае - в состоянии одиночества), не предполагающем появления постороннего (субъекта). В РЗ, как и в ИЗ, значимы признак «неожиданно» и отрицательная оценка со стороны объекта действия; названное событие происходит без учета желания человека и не может быть отклонено.

Своеобразным «контролером» в жизни человека выступают его годы (года), которые называют преклонный возраст и в метафорическом высказывании приравниваются к старости и напоминают о приближении смерти: Дядя Гриша, он войну прошёл фельдшером там, на фронте. И тут он тоже всё время работал. Так и умер - года подошли; Ой, щас только вспоминаешь, как было. Да и мои уже года подошли. Уже и того... Контекст употребления метафоры года подошли (РЗ - `о наступившей старости') свидетельствует о том, что в представлении диалектоносителя возраст человека ограничивает его возможности. При этом многие пожилые люди спокойно говорят о том, что ни в настоящем, ни в будущем у них уже не будет того, что присутствовало в их жизни раньше: Мне это (плащ) не надо уже, куда я пойду. Я говорю, вон до бани дойду у кухваечке (фуфаечке) тёпленькой, и всё, ничёго уже не надо, дети, уже всё ушло. Уже радости нет… Говорящий пассивно принимает смену жизненных событий и приближение старости: Жалко, конечно, жалко. Ничё не поделать, значит, нас уже, ну, годы подошли. Я уже самый старший в Михайловке; А чё делать? Вот как старость-то подойдёт - чё делать?

Как активный субъект жизнь может оказывать физическое или психологическое негативное воздействие на человека, принуждать поступать какимлибо образом, в результате чего он начинает по-иному воспринимать действительность: В церкву ходить, молиться я не умею. А так вот… Щас-то, видишь, жизнь заставляет. Деструктивное воздействие жизненных событий на человека осознается как деструктивное воздействие на предмет, т.е. сама жизнь как действующий в отношении человека субъект может оказывать на него разрушающее воздействие: Меня жиз(н)ь сгубила. Когда мой внук вот первый в Афганистане был, ой-ёй-ёй! Я получила первое письмо, плакала, как не знаю хто! Антропоморфизм в метафорическом осмыслении жизни отражается и в таких высказываниях, в которых говорится о чувстве обиды, возникающем (или отсутствующем) по отношению к жизни, как по отношению к другому человеку: Так вот и живу, ну, на жизнь не обижаюсь. Пока здоровье тянет; И вот она живёт, нету у неё зла на жизнь там, на тяжёлую жизнь.

Моделируя жизнь как объект, диалектоносители судят о ней как о некоем материальном предмете, которым человек наделяется, причем речь идет о действии, «выполненном» не по воле говорящего, а вынужденно: Нам уже чё, нам уже досталась своя жизнь, как жизнь досталася - ничего, не обижайся, чё теперь. Акцентируемый метафорой мотив случайности выбора (признаки «насильно», «не по своей воле», актуализируемые в ИЗ достаться (`перейти, поступить в чье-л. распоряжение, в собственность'), обусловлен особым пассивным отношением говорящего к событиям своей жизни.

Жизнь-объект в метафорической интерпретации может создаваться или складываться из некоторых частей; при этом в создании человеком жизнивещи есть определенное действие, после чего она принимает окончательный, «сделанный» вид (таким действием может выступать создание семьи), и метафора акцентирует невозможность человека изменить «готовый» вариант: И жанили его (отца). И знаете, вот его девушка, в которую он влюбился, а у деда под окном колодец, раньше ж колодцы, колодцы. Вот она, та девушка, придёт за водой, он бросает кушать и глядит. «Хоть наглядеться». А та, Аннушка её звали, што женился, глядит на него, говорит: «Пройдёт». Вот как-то не злились и не ругались, вот щас бы так поругались, верно? «Да щё ты глаза пялишь? Жизнь сделана». А она тогда говорит: «Пройдёт» (делать, ИЗ - `создавать обычно с помощью инструментов, специальных приспособлений, машин и т. п. различного рода предметы, вещи, изделия; изготовлять, производить'; жизнь сделана, РЗ - `совершить судьбоносный поступок, принять решение, определяющее последующую жизнь'). Такую же невозможность контролировать процесс создания собственной жизни и менять созданное отражают метафоры, репрезентирующие субъектную модель: Ну, так одна она и жила вот. Не сложилась личная жизнь; Вот у меня такая жись сложилась. Вот у меня сестёр много. Три ещё живые. Несмотря на то, что в создании собственной жизни человек вроде бы принимает непосредственное участие, результат мало зависит от него самого, о чем также свидетельствует глагольный постфикс -ся (-сь), который в одном из грамматических значений встречается у глаголов характеризующе-качественного значения, называющих действие как характерную для субъекта склонность или способность подвергаться какому-либо воздействию [7. С. 618].

Жизнь может выступать как прямой объект разрушительного действия самого проживающего эту жизнь или действия некоей разрушительной силы: Всю жизнь прожила - всю жизнь себе поиспортила, всё поиспохабила. Оба глагола, испортить и испохабить, называют негативное воздействие (физическое и интеллектуальное) на объект, которое исходит в данном случае от самого человека и изменяет качество жизни. Кардинальные изменения в жизни обозначаются метафорой перевернуть (Этот случай мне всю жизнь перевернул). В исходном значении актуализируется признак «измененное положение», что, как следствие, меняет установленную для данного объекта норму, т.е. полностью изменяет его. Таким образом, метафорические единицы диалектного дискурса представляют жизнь-норму как нечто единое, цельное, слаженное, но непостоянное, непрочное, качество чего может быть изменено внешним воздействием.

Метафоры, образованные по модели «жизнь - это пространство», представляют человека как активного субъекта, перемещающегося в жизнипространстве; в основе такой модели лежит представление о жизни как о дороге, по которой движется человек, о жизни как земном пространстве вообще и о жизни как водном пространстве вообще. Человек осознает свою жизнь как линейное движение от начальной точки в определенном направлении (Сима, он тебя обманет! Он тебе не возьмёт! Той-то не жалко, а тебе надо ещё жисть идти; Чё я знаю. Да жизнь от такую пройшла. Неспокойнаю). Оба процесса - жить и идти - предполагают постоянную активность субъекта, определенную направленность его движения (хотя и не зависящую от субъекта, находящегося в процессе жить), смену окружения, ограниченность времени протекания названных процессов, относительную возможность выбора пути, смену состояний субъекта (в первую очередь физических), наконец, замену исходного пункта конечным. Таким образом, для метафорического переноса необходима актуализация в ИЗ идти целого комплекса периферийных компонентов.

В анализируемых нами высказываниях жизнь концептуализируется в образе дороги, что отражается в выражении всю дорогу (РЗ - `всю жизнь, постоянно на протяжении жизни'): - А нам рассказывали, что в печке лечились. - Ну, хто чем лечился. К примеру, вот у нас свёкор, он всю дорогу на печке; - Головные уборы как называли? - Головной убор как? Ну, я обычно в платочке всю дорогу. Жизнь как нечто нематериальное, но имеющее временные границы, может быть соотносима с дорогой (ИЗ - `полоса земли, служащая для езды и ходьбы'), движение по которой также ограничено временем. Метафорический перенос основывается на актуализации в ИЗ дорога периферийных компонентов «ограниченный временем протекания процесса, связанного с объектом», «имеющий границы». То, что происходило до момента речи, относится к пройденной части пути, момент речи соотносится с нахождением в некоей точке пути, соответственно, будущее мыслится как то, к чему говорящий (и идущий) идет или приближается (К лучшему не пришли. А идём от того, к чему пришли!). Так как жизнь - движение от рождения к смерти, то о тех, кто умер, говорится как об ушедших, исчезнувших из поля зрения, удалившихся за пределы видимости (Осталась я… вишь, последняя, теперь уже все ушли. Сёстры мои все поуходили, все поумирали уже. А я вот всё ещё живу).

Метафорическое моделирование жизни как земного пространства, на котором обитает человек, предполагает проявление его активности, которая поможет обустроить жизнь; это метафорически выражено глаголами активного действия, требующего больших физических затрат со стороны субъекта: Если хороший муж ещё попадётся, какой попадётся. Ну, если такой вот, можно увернуться, но это надо крутиться много (увернуться: ИЗ - `отклонившись в сторону, избегнуть кого-, чего-л.', РЗ - `приложив усилия, суметь наладить жизнь, обустроиться'; крутиться: ИЗ - `совершать круговое движение, вращаться, вертеться', РЗ - `постоянно быть в работе, хлопотах').

В метафорической системе амурских говоров нами не отмечены метафоры, в которых жизнь непосредственно соотносилась бы с водным пространством, однако некоторые примеры свидетельствуют именно о таком ее восприятии. Так, неправильный, беспорядочный образ жизни интерпретируется как неправильное, неумелое поведение на воде: А у неё мужик такой, выпьет - дрался, ревновал её. Ну, она села и уехала куда-то туды вот. А он здесь бултыхается. Пьёт. Выделяемые в ИЗ бултыхаться (`с шумом падать, бросаться в воду или во что-л. жидкое') признаки «неустойчивый», «падающий» мотивируют РЗ бултыхаться: неустойчивое положение человека, проявляющееся в отсутствии постоянного места работы, постоянного занятия, крепкого дома, семьи, является отступлением от нормы, получает отрицательную оценку, что отражается в РЗ метафоры - `жить, не имея определенных занятий, постоянно выпивая'. То, что человек перенес в жизни против своей воли, - тяготы, испытания, интерпретируется как вода, которой нечаянно хлебнул человек: И там жили небогато. Хлеба вдоволь не ела. И сюды приехали, война началася, тоже хорошего хлебнули, работы хлебнули, вот так. Ни обуть, ни одеть (ИЗ хлебать - `пить большими глотками'; РЗ хлебнуть хорошего - `(о чем-л. негативном) получить в избытке'. Если в выражении хлебнуть работы говорится именно о продолжительном, превышающем норму и в количественном, и в качественном отношении выполнении именно работы (РЗ - `провести длительное время, занимаясь тяжелой работой'), то во фразеологизме хлебнуть хорошего дополнение хорошее имеет переносное значение `тяготы и лишения'. Жизненные события, повседневные дела в сознании диалектоносителя сопоставимы с водой, в которой можно утонуть, не удержавшись на плаву: - (о молодой девушке на фотографии) Какая она красивая. - Да, а как утонула в жизни, дак… (РЗ утонуть в жизни - `погрузиться в жизненные заботы и хлопоты'). Судя по зафиксированным метафорам, нормой жизни как перемещения по водному пространству является спокойное плавание, при котором человек держится на поверхности и постоянно движется в выбранном направлении. Метафор, отражающих такое понимание жизни, в диалектном дискурсе мы не отметили, но в художественном тексте они нередко возникают (см.: [8]).

Разнообразие метафор, характеризующих жизнь, естественно, поскольку глагол жить и относящиеся к обозначению понятия жизни неметафорические глаголы (наличествовать, продолжаться, совершаться, прожить и др.) малоинформативны, недостаточны для того, чтобы говорящий мог сообщить о фрагментах, этапах жизни, выделяемых естественным образом по происходящим событиям, или об итогах прожитого; эти глаголы не являются источником ориентиров, так необходимых человеку. Образы, естественным путем взятые из накопленного жизненного опыта, помогают человеку определять себя в действительности, которая его окружает. Все метафорические модели жизни отражают разные ее интерпретации диалектоносителями. Оценки, которые дают диалектоносители прожитой жизни, различны, но в большинстве высказываний жизнь воспринимается как данное и не поддающееся изменениям со стороны человека (Как жись суждена какой быть, и всё).

Синонимичной понятию жизни в высказываниях диалектоносителей оказывается судьба, которая также моделируется как активный субъект ([Он] всегда был с животными один на один, уходил - бутылка кисляка в кармане, кусок хлеба. <…> И вот вся его судьба вот так вот прошла). Судьба как активный субъект распоряжается человеком, не предоставляя ему возможности выбора (Меньшим сёстрам помогала деньгами <…> Мы жили в разных сторонах. Кругом каждая своя, хоть эту пиши или хфильмы составляй, судьба каждого кому как, куда кого забросила; Люди говорят: «Вот, завидно, оны сидят вдвоём на старости». А я говорю, чё завидовать? Шо судьба дала, то и наше).

В исследуемом материале практически не встречаются высказывания, в которых судьба понимается как «складывающийся независимо от воли человека ход событий, стечение обстоятельств». В основном судьба приравнивается к жизни в целом, что подтверждается функционированием данных лексических единиц в однотипных контекстах. Судьба как сила, предопределяющая происходящее в жизни человека, отмечена лишь в одном высказывании, где она выступает как субъект, встречающийся на одном из этапов жизненного пути: Я вот осталась одна, без матери и с судьбой повстречалась рано. В метафорическом значении используется концептуальная схема, извлекаемая из исходного значения и исходной ситуации. Ситуация, с которой связано прямое значение глагола повстречаться (ИЗ - `сойтись с кем-л., идя, двигаясь с разных сторон'), подразумевает происходящее во время протекания процесса движения событие, которое способно изменить характер осуществляющегося процесса. Именуемая исходная ситуация предполагает какой-либо результат состоявшейся встречи, положительный либо отрицательный для субъекта. Именно потенциально возможная негативная оценка встречи (как реального события) выступает основанием оценивания метафорической ситуации как нежелательной для человека и мотивирует РЗ метафорического выражения повстречаться с судьбой - `испытать тяготы и лишения в жизни'. При этом судьба как антропоморфный субъект, встречающийся на одном из этапов жизненного пути, становится частью, элементом этого пути, способным изменить характер жизни.

Как и жизнь, судьба встречается в метафорах, построенных по объектной модели: А-а, плохое детство. И судьба такая попалась плохая. Муж фронтовик, умер рано, пийсят шесть, ну чё это? Акцентируемый метафорами мотив случайности выбора (признаки «насильно», «не по своей воле», актуализируемые в ИЗ достаться (`Перейти, поступить в чье-л. распоряжение, в собственность'), попасться (`Оказаться против воли в каких-л. условиях, обстоятельствах'), обусловлен особым пассивным отношением говорящего к событиям своей жизни.

На метафорической жизни-дороге может встретиться препятствие, которое, вероятно, окажется роковым для человека и повлечет за собой смерть, но обойти его, изменить ситуацию в представлении говорящего, невозможно. Интерпретация негативных жизненных событий как препятствий в диалектном дискурсе вероятна, хотя именно такая метафора нами не зафиксирована. Допустимость ее существования подтверждается следующим высказыванием: У нас один военный погиб. Только к телефону, гроза была, к телефону, телефон заработал, он подошёл, так к уху и упал, убило. <…> Хде вот, говорят, не обойдёшь, не объедешь, где вот наречено, сколько тебе наречено и… да? Всё. Такое «препятствие» может быть сопоставимо с судьбой (в материализованном виде), хотя в данном контексте это слово так и не появляется.

Идея неконтролируемости происходящего реализуется также через метафоры, относящиеся к категории времени: время сопоставимо с проходящим мимо человека активным субъектом, движущимся в одном направлении, что отражает смену суточных и годовых циклов. В субъектной модели времени человеку отводится позиция наблюдателя; разные периоды (годы, сезоны) приближаются к нему (тридцать третий год подошёл) и проходят мимо (тридцатые года пошли; так пробежит летычко). Таким образом, время, как и жизнь, интерпретируется как множество активных субъектов, которые приходят на территорию бытования человека, в его жизненное пространство, или проходят мимо него.

Как активный субъект время позволяет или не позволяет человеку совершать какие-либо действия: Возьми, девочка, там табуретку и присядь. Если у вас время позволяет (ИЗ позволять - `давать позволение кому-л. сделать что-л.; разрешать', РЗ время позволяет - `о достаточном для выполнения каких-л. действий количестве свободного времени'). Перенос осуществляется на основании признака «возможность» ИЗ глагола позволять.

Проживая жизнь, человек невольно становится свидетелем событий исторического характера; такие события влияют на ход жизни и вызывают определенное к ним отношение, поэтому возникает необходимость интерпретировать их, и это осуществляется посредством метафоры. Для наших информантов событиями, повлиявшими на ход их жизни, являются Великая Отечественная война и изменения в постсоветскую эпоху.

Большинство наших информантов - женщины, которые переживали войну в тылу или в оккупации, поэтому описываются ими не сами военные действия, а их последствия или сопровождающие их ситуации. Великая Отечественная война коснулась всех информантов, чьи высказывания анализируются в исследовании. У одних она пришлась на пору детства, другие во время войны уже начинали самостоятельную жизнь; и тех, кто жил на Украине, в Белоруссии или в западных регионах Советского Союза, и тех, кто всю жизнь провел на Дальнем Востоке, война захватила. Этот субъектный образ является основным в воспоминаниях информантов. Ситуация, обозначенная глаголом приобретения захватить (ИЗ - `крепко схватить, зажать (руками, пальцами, механизмом и т.п.)'), включает физическое действие в отношении объекта, в результате которого он оказывается в чьем-либо владении, не волен распоряжаться собой, подчинен кому-либо; в метафорическом контексте человек оказывается «пойманным» войной: Да многих из нас война-то захватила. Досталось. Захватывая, война словно настигает человека, признак «пойманный», «остановленный» выступает основанием для метафоры захватить (РЗ - `застать'). Модель «война - это активный субъект» реализуется в метафорах, сообщающих о деструктивном воздействии на человека (война напала, война многие жизни перековеркала), о его ограничении в каких-либо действиях (война не дала доучиться, война помешала пожить), о принуждении действовать каким-либо образом (война заставила траву есть).

Говоря об общественных изменениях в постсоветскую эпоху, диалектоносители употребляют метафоры, отражающие модель «социальное устройство - это объект». Диалектоносители часто не конкретизируют, чего именно касаются изменения, потому что, в их представлении, переменилось всё - вся жизнь (Перевернули всё на свете, и совсем жизнь другая стала; После перестройки увсё и стало разваливаться). Социальное устройство как объект подвергается деструкции, отражающие этот факт метафоры организованы в соответствии с подмоделями «деструктивные социальные процессы - это деструктивные физические процессы», «прекращение социальной активности - это понижение уровня звука» (Она распадается вся, деревня; Заглушили жизнь в селе, я так могу сказать).

Среди абстрактных понятий, требующих метафорического определения, особое место занимает понятие болезнь, представленное метафорически в субъектных и объектных образах.

Метафоры, построенные по модели «болезнь - это активный субъект», отражают представления о зависимой позиции человека, в отношении которого болезнь совершает какие-либо активные действия. Метафоры, выраженные глаголами перемещения относительно объекта (человека), сообщают о появлении, распространении и исчезновении болезни (тиф ходил, болезнь пришла, грипп нашёл (на кого-л.), шишки наскакивают, грыжа ушла). Называемые глаголами идти, ходить, приходить, уйти исходные ситуации содержат общий для них компонент значения «изменять местоположение», выступающий основанием для метафоризации. Если проявления болезни на коже отсутствуют, диалектоноситель метафорически говорит о болезненном состоянии чаще как о перемещении болезни внутри человека (Да чё-то я никак не поправлюсь. Болезнь где-то внутри ходит. Всё кашляю), а о выздоровлении - как о выходе болезни из человека (До сих пор я ноги парила и ноги вылечила. Кончается, говорю, болезнь, выходит). Появление болезненных симптомов у человека передается и через глагол садиться; образ садящейся болезни мотивируется образом садящегося субъекта, который при этом располагается на некоей поверхности и прекращает движение, замирая в точке пространства: Здесь вишь таёжное место, здеся <...> больше болезней человеку делается на ноги. Садятся. Здесь место сырое. Исчезая, болезнь сходит (Вот чистотел <…> вот вот ём помажешься, всё сходит). Интересно, что говоря о появлении болезни, не имеющей заметных для окружающих проявлений, словно поселяющейся глубоко внутри человека, например о гинекологических заболеваниях, диалектоноситель использует глагол пристроиться (ИЗ - `поместиться, расположиться где-л., возле кого-, чего-л.'; РЗ - `о появлении болезни'): Заболела она. Операцию ей какую-то делали, что-то по-женски. Всякая болезнь пристроится. «Действие» болезни, переданное глаголом расположения субъекта в определенном пространстве, таким образом, характеризуется как аккуратное, незаметное для человека. Неожиданное и активное проявление болезни передается глаголом субъектного перемещения наскакивать (несов. к наскочить, ИЗ - `с разбега, с разгона натолкнуться на кого-, что-л.'), в ИЗ которых актуализируются признаки «внезапный», «быстрый», «агрессивный»: Щас же больше бабы мучаются ето, грудямы. То шишки, то ще что-нибудь наскакиўает (РЗ наскакивать - `неожиданно проявляться (о болезни)').

Во время болезни человек страдает от боли, которая может проявлять себя по-разному - как уколы, как резь, жжение, давящее чувство, следовательно, болезнь давит, бьет, крутит, а так как это, в общем-то, сходно с действиями, которые может проявлять по отношению к другому агрессивно настроенный субъект, то проявление болезни метафорически обозначается чаще всего глаголами, называющими в прямом значении физическое отрицательное воздействие на объект: сыпь напала, грыжа схватила, припадки стали бить, родимец бьет, склероз разбил, малярия трясёт, болезнь замучила, тиф валил, давление жмет, водянка мучить и т.п. Болезнь, способная повлечь смертельный исход, физически уничтожающая человека, оказывает деструктивное воздействие на него, результатом чего является уничтожение человека: Мать умерла и всё. <…> Рак её съел, рак. Всё. Деструктивное воздействие на объект, обозначенное глаголом косить, создает образ болезни, осуществляющей массовое уничтожение людей: Тиф, так болели, детки, тиф так косил етих. Уничтожая человека, болезнь уносит его с собой, извлекая из жизни-пространства: А сибирская язва сколько? Три семьи унесла. Это в пиисят третьем году была сибирская язва здесь. Все перечисленные образы болезни сближают ее образ с архетипическим метафорическим образом смерти-старухи с косой. Приведенные глаголы в прямом значении обозначают действия, чаще всего деструктивного характера, совершаемые над каким-либо предметом и предполагающие применение физической силы. Человек как объект воздействия оказывается беспомощен против болезни.

Субъектный метафорический образ возникает и в интерпретации больной части тела как самостоятельного субъекта, выступающего причиной неработоспособности или неподвижности человека (Вот ноги не ходют. Ой, горе. Ноги-то и подвели-то; Когда вот болеешь, мозги не работают; А щас ручечки не хочат работать).

Невозможность человека влиять на происходящее в его жизни подчеркивают метафоры, которые отражают метафорическое представление ослабевшего от старости или болезни человека как нежизнеспособный «остаток» растительного организма (пень, труха, гнилушка, чурка) или как животное, не умеющее быстро передвигаться (черепаха). «Растительные» метафоры организуются по базовой метафорической модели «Человек - это растительный организм»: этапы жизненного пути человека моделируются как этапы вегетативного цикла растительного организма. «Животная» метафора является реализацией другой базовой модели диалектного дискурса - «Человек - это животное».

Незначительное количество метафор создает объектный метафорический образ болезни, подчеркивая пассивную позицию человека, которому попалась болезнь. Так интерпретируется возникновение заболевания, передающегося половым путем: Жена с другим скрутилась. Вот и поймала она сифилис; Она начала там гулять, пить, трепаться, схватила сифилис этот. Глаголы приобретения схватить (ИЗ `взять, поймать что-л. быстрым, резким движением (рук, зубов и т. п.)`) и поймать (ИЗ `схватить, подхватить то, что летит, брошено`) получают метафорическое значение `заразиться какой-л. болезнью'. Активная роль отдается человеку, чем подчеркивается его ответственность за происходящее, - один из немногих случаев, когда человек способен контролировать ситуацию.

В метафорических названиях болезненных состояний, таким образом, обычно отражается то воздействие, которое оказывает конкретная болезнь на организм, при этом нематериальное представляется и оценивается в параметрах физического, что позволяет его конкретизировать, сделать наглядным. Наиболее частотный образ болезни - образ агрессивного субъекта - отражает представления диалектоносителя о болезни как о неконтролируемом состоянии, последствия которого в большинстве случаев разрушительны для организма человека. Большинство метафор не дают эмоциональной оценки тому, что происходит с человеком, скорее, констатируя изменения в его физическом состоянии.

Среди представленных в анализируемом материале абстрактных категорий, получающих метафорическую интерпретацию, немаловажное значение имеет категория смерти. Она моделируется как активный субъект, как объект и как некоторое пространство. Как независимый субъект она может прийти (Смерть пришла, дак она заснула да и не проснулася), её, как другого человека, можно ждать (Я люблю работать, люблю хозяйство. Меня ругаять, зачем ты держишь хозяйство <…> А я говорю, чё буду сидеть, смерти ждать на лавочке, ко(г)да она придёт, ничё не деламши; Семьдесят лет, мне уже сидеть на печке надо, ждать, а я ковыряюсь и живу этим). При этом смерть сама решает, когда должна появиться (Жду-жду этой смерти, она никак не идёт. Тяжело уже мене), и не дает человеку возможности выбора (- Баба Уля, вы смотрите, чтоб икона ни к каким алкашам, ни к кому не попала. Вы-то помоложе будете. - Да и-и помоложе, смерть не спрашивает). Смерть как объект могут принести человеку другие люди или забирают с собой, не давая ему умереть (Она же, бабка, не подымается, уже лежит так это: «А ты уже, Маша, принесла мне смерть?»; У нас которы люди померли, лет по десять и даже по пятнадцать моложе и померли, а я живу. Они мою смерть забрали). Смерть как пространство возникает в высказываниях об умерших как об ушедших в жругое пространство (Много ушло из жизни. Наша очередь подходит; Сколько ни живи, а туда надо). Место, куда уходят умершие, обычно не называют, обозначая его указательными местоимениями: А я уже старая, я много прожила, и мне уже туда надо собираться, уже ничёго; Умирать усё раўно будем, ўсе умирають, безсмертных нету, дети. Сколько ни живи, а туда надо. Конечным пунктом жизненного движения диалектоносители называют и кладбище, к которому готовится пойти или постепенно приближается еще живущий человек (У нас уже в одного каждого на кладбище одна нога, а там ещё нам жениться! На чёрта оно нужно!). Большинство метафор, отражающих представления о смерти, бытующие в диалектном дискурсе, непосредственно мотивированы реальными «составляющими» этого «фрагмента» жизни человека.

Проанализированные диалектные метафоры подтверждают, что представления о жизни в целом и ее отдельных событиях, времени смерти формируются через конкретные образы, вписанные в реальное пространство, источником которых является реально наблюдаемый и ощущаемый мир. Языковая картина мира, отразившаяся во фрагменте метафорической картины мира, отражает ценностно значимые для диалектоносителя аспекты действительности и во многом обусловлена экстралингвистическими факторами.

Одной из основных жизненных позиций человека является его позиция пассивного принятия жизни. Данная позиция отражается в метафорических моделях, интерпретирующих абстрактные сущности как активных субъектов, оказывающих воздействие на человека либо независимо от него перемещающихся в пространстве (война заставила, жизнь сгубила, горе убило, жизнь прошла, счастье ушло, болезнь пришла). Наделяя абстрактные сущности способностью действовать независимо от человека, говорящий одновременно констатирует невозможность контролировать происходящее в его жизни.

Литература

1. Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем // Теория метафоры. М., 1990. С. 387-416.

2. Резанова З.И. Методологическая интеграция в процессе дискурс-анализа: анализ дискурсивной картины мира // Сибирский филологический журнал. 2007. № 3. С. 96-105.

3. Николова А. Категория пространства, ее языковая репрезентация и лингвистическое описание [Электронный ресурс]. URL: http://www.russian.slavica.org/printout113.html (дата обращения: 02.11.2011).

4. Вежбицкая А. Русский язык // Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М., 1996. С. 33-88.

5. Зализняк А.А. Многозначность в языке и способы ее представления. М.: Языки славянских культур, 2006. 672 с.

6. Зализняк А.А., Левонтина И.Б., Шмелев А.Д. Ключевые идеи русской языковой картины мира. М.: Языки славянской культуры, 2005. 362 с.

7. Русская грамматика : в 2 т. Т. 1: Фонетика. Фонология. Ударение. Интонация. Словообразование. Морфология / Н.Ю. Шведова (гл. ред.). М. : Наука, 1980. 784 с.

8. Павлович Н.В. Язык образов : парадигмы образов в русском поэтическом языке. М., 1995.

Размещено на Allbest.ru