Кризисные состояния в культуре: проблема типологизации

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Кризисные состояния в культуре: проблема типологизации

Извеков Аркадий Игоревич, к. филос. н., доцент

Институт специальной педагогики и психологии

В статье рассматривается проблема кризисных этапов в становлении культуры. В этом контексте изучаются общие и особенные признаки кризисных состояний, анализируются их вероятные типологические варианты. Приводится дифференциация кризисов как этапов трансформаций в культуре, а также их различение по масштабам. Отдельное место уделяется кризису европейской культуры конца XIX - начала XX века, недооцененным моментом которого является факт обретения современной личностью состояния духовной свободы.

Ключевые слова и фразы: культура; кризис культуры; типология кризисных состояний в культуре; кризисное сознание; духовная свобода.

CRISIS STATES IN CULTURE: PROBLEM OF TYPOLOGIZATION

Izvekov Arkadii Igorevich, Ph. D. in Philosophy, Associate Professor

Institute of Special Pedagogy and Psychology named after R. Wallenberg in St. Petersburg

The article examines the problem of crisis stages in the formation of culture. In this context the paper investigates the common and special features of crisis states, analyzes their probable typological variants. The author differentiates crises as stages of transformation in culture also distinguishing them according to their scales. Special attention is paid to the crisis of the European culture of the end of the XIX - the beginning of the XX century, the underestimated element of which is a fact of acquiring a state of spiritual freedom by a modern personality.

Key words and phrases: culture; crisis of culture; typology of crisis states in culture; crisis consciousness; spiritual freedom.

Теоретическая постановка темы кризисного развития культуры впервые была осуществлена на рубеже XIX-XX веков. Именно тогда слово «кризис» появилось во все более увеличивающемся со временем спектре исследований. Наряду с ним использовались другие определения, звучавшие еще более угрожающе: «закат», «смерть», «катастрофа». В то время много было тех, кто посчитал, что человек вовсе не стал счастливее от успехов антипода культуры - цивилизации. Подобные мысли нашли свое отражение в философских, социологических, исторических работах, литературе и искусстве, в воспоминаниях ученых, политических и общественных деятелей. Этот пласт саморефлексии европейской культуры поистине огромен и во всей своей совокупности бескомпромиссно свидетельствует о наличии признаков осознания кризиса.

Широко известно, что слово «кризис» (krisis) встречается со времен Древней Греции, и в буквальном переводе означает «суд», «решение», «поворотный пункт». Но греки, мысля космоцентрически и циклически воспринимая время, не думали о переходных событиях собственной истории как о таких «поворотных пунктах», в ходе которых происходит отмирание старого и нарождение принципиально нового. Невозможно даже представить, что не только распад Крито-Микенской культуры, но и упадок полисной системы накануне завоеваний Александра Македонского, и закат эллинизма могли бы быть проинтерпретированы как кризисы в более или менее современном смысле этого слова. Не было подобного и в Древнем Риме, включая самые разрушительные события в его истории.

Средневековая мистически-эсхатологическая концепция истории породила идею вселенского катастрофизма как неизбежной фазы на пути к спасению. Но подобный взгляд тоже невозможно расценить как попытку осмыслить события с позиций кризисности исторического пути. Действительно, можно ли ожидаемый апокалипсис выставить как грядущий кризис? Преодоление теологической картины мира в Возрождении хотя и обернулось кризисом самого Ренессанса, но опять же как таковой его современниками не воспринимался. И в дальнейшем ни крах надежд Просвещения, ни возникновение философии иррационализма А. Шопенгауэра, как кризисные явления в культуре, не трактовались. Только значительно позже оказалось возможным расценить социокультурные переходы от Античности к Средним векам, становление в культуре Возрождения доминант Нового времени и, собственно, саму ломку нововременной культуры, начавшуюся в XIX веке, как кризисные этапы.

Возможность задуматься о переменах в культуре как о кризисах появилась еще и потому, что только к тому моменту устоялись первые формализованные определения культуры, «платформой» для этого стала классическая модель культуры. Культура в качестве сферы человеческого духа, выразившейся в различных формах языка, искусства, морали, религии, права была воспринята как большая и значительно меняющаяся во времени «система». В «Философии истории» Гегеля [9] диалектические переходы от одного ее состояния к другому хотя и не связывались с понятием кризиса, но до этого было уже недалеко. Приближению момента в немалой степени способствовала марксистская редакция гегельянства.

Последние годы уходящего XIX столетия и практически вся первая половина XX-го изобилует литературой, в которой прямо или косвенно говорится уже не только о детерминации культуры, но и ее кризисных состояниях. Вместе с тем, практически весь пласт философской, социологической, культурологической, антропологической, художественной мысли, возникший в то время, почти не содержит в себе ничего, что указывало бы на понятийное определение кризиса культуры. В подавляющем большинстве случаев мы имеем дело с указанием симптоматики, форм протекания, вероятных причин, сущности и последствий конкретного кризиса тех лет. То есть речь шла о его онтологических характеристиках. Но нигде не встречается формальнологической постановки проблемы, включавшей в себя высказывание типа «любой кризис культуры - это…».

Существенное исключение следует сделать для работ Н. Данилевского [10], О. Шпенглера [44] и А. Тойнби [36]. При всех отличиях их исследований, для них остается общей идея неизбежного завершения цикла существования любой культуры. Кризис, в данном случае, ни что иное как специфическая форма катастрофы; фаза, в которой осуществляются события «умирающих» культур. Формы «смерти» были обусловлены конкретными историческими условиями, но суть оставалась одной и той же. В таком случае сама тема кризиса обретает универсально-историческое значение, в котором содержание культур играет второстепенную роль.

Тем не менее, если рассматривать возможность исключительно формальной постановки вопроса о кризисах культуры вообще, то с необходимостью должно признать, что таковая реализуема только при соблюдении изначального условия - ответа на вопрос что есть любая культура. Маловероятно, чтобы современное состояние гуманитарного знания позволило это сделать. Однако нечто подобное было предпринято П. Сорокиным. Он сформулировал идею кризиса как некую однотипную, встречающуюся время от времени социокультурную ситуацию. Возникновение подобных ситуаций происходит всякий раз, когда меняется системоопределяющий принцип функционирования культуры, в качестве которого он рассматривал способ обнаружения истины. Таковых он насчитал три: «истина веры», «истина чувств» и «истина разума» [33, c. 464]. Переход от поздней античности к средним векам, от них к Ренессансу и последующие коллизии Нового времени, подведшие к кризису западной культуры в XX веке, он рассматривает с точки зрения смен этих трех способов познания. А так как способов познания только три, то и образующиеся на их основе культурные «суперсистемы» могут быть только трех видов. Следовательно, по П. Сорокину, в смене социокультурных систем не происходит ничего принципиально нового. Вряд ли с этим можно полностью согласиться хотя бы потому, что в ходе развития культуры значительно меняется ее содержание. И даже идентичные по структуре процессы смен «суперсистем» всякий раз должны иметь свою уникальную специфику.

Очевидно, что отвечая на вопрос «Что такое кризис культуры?» мы неизбежно будем говорить о некоем конкретном историческом событии или череде событий, на момент происхождения которых можно тем или иным способом установить, как определялась культура в то время. Подобные варианты выявления типологии кризисов прослеживаются в очень небольшом количестве работ. К тем, кто одними из первых сформулировали данную проблему, можно отнести М. Бубера и М. Хайдеггера.

М. Бубер рассматривает последовательность кризисов как череду исторических событий, всякий раз не имеющих буквальных аналогов. Четыре фигуры - Августин, Паскаль, Кьеркегор и Ницше - для М. Бубера символизируют собой периоды культурно-исторических коллизий, в которых свершились переходы от античности к средневековью, преодоление средневекового теоцентризма в культуре Возрождения и складывание культуры Нового времени, кризис идей Просвещения и, наконец, кризис рубежа XIX - XX столетия [7]. Четыре мыслителя символизируют вехи «разомкнутого», устремленного в неопределенную перспективу процесса, характеризуемого как вектор никогда невоспроизводимых событий, постоянным элементом в котором является только смена периодов «обустроенности» и «необустроенности» (бездомности). «Вектор» М. Бубера «направлен» примерно так же, как и линия, выстроенная М. Хайдеггером [41]. В качестве символичных фигур М. Хайдеггер выбрал Декарта, Канта и Ницше. Следовательно, мысль М. Хайдеггера концентрируется на движении нововременной европейской культуры к собственному кризису и его непосредственном анализе, а не на череде кризисов, происходящих из более ранних периодов. По его мнению, кризис нововременной европейской метафизики, симптоматичный сам по себе, стал одним из отражений финала целого этапа в развитии культуры, что дало ему повод к выводу о завершении целой эпохи - Нового времени.

Обе «схемы» М. Бубера и М. Хайдеггера наводят на одну мысль: кризис - это не простое повторение перехода от одних форм культуры к другим. Каждый такой переход несет в себе нечто, что особым образом предопределяет неповторимость каждого последующего. В каждом кризисе потенциально содержится все то, что, возможно, в нем самом не будет раскрыто, но проявится в последующих. Ближе к нашим дням стало общепринятым, что существуют как минимум два типа кризисов культур: не приводящих и приводящих к смене типа культуры (см., например, [31]). К последним относятся кризисы в форме «культурной стагнации», из которой возможно два выхода. Либо происходит новый синтез, как это было, например, в отмирании античности и становлении средневековья, либо в форме «ассимиляции» или «подавления», как, к примеру, М. Мамардашвили [20] рассматривал европейско-американское вторжение в индейскую культуру. Частным примером такого понимания кризиса служит представление о нем как о ситуации, в которой гибель исторической системы неизбежна [8].

Спектр вариантов трактовки кризиса как «культурной стагнации» чрезвычайно расширился в условиях процесса глобализации. В связи с этим часто полагается, что в XX веке человечество вне всяких сомнений имеет дело с никогда ранее не встречавшимися событиями. Возник комплексный вопрос о соотношении локальных (внутренних) и универсальных (внешних) процессов в культуре. Анализу данной проблемы посвящено множество работ двух последних десятилетий. В частности, В. Миронов резюмирует, что ядро локальных культур оставалось на протяжении столетий неизменным и основные его характеристики передавались от поколения к поколению. Подобная «консервативность» определяла содержание культуры и ее уникальное лицо. «Современное состояние общества, ? пишет В. Миронов, ? меняет данное положение дел, уничтожая локальный характер культур. Новейшие средства коммуникации резко расширяют возможности общения между культурами, одновременно сужая область этого общения, его глубинные, качественные характеристики» [25, c. 39]. Поэтому одной из отличительных черт современного кризиса в условиях глобализации является наблюдающийся признак гибели локальных культур.

Подобная точка зрения часто дополняется суждением, согласно которому в кризисе рубежа XIX-XX веков произошло глобальное изменение соотношения способов средств обеспечения существования (цивилизации) и нравственных целей человека (культуры). В фундаментальных исследованиях Н. Бердяева [4], К. Ясперса [50] тема превалирования цивилизации над культурой звучит как симптоматика кризиса, и позже другими авторами вносится в типологические признаки при его оценке. В 1990-х годах стало разве что не популярным заключение, подобное тому, что дает С. Дудник: «Произошел раскол фундаментального значения изначально единого человеческого бытия на культурные и цивилизованные потоки с усиливающейся во времени их дивергенцией» [13, c. 131]. Более того, Ю. Солонин отмечает: «Большинство согласно, что современный кризис определяется не переходом от одного типа культуры, исчерпавшей свойственный ей потенциал, к другому типу, а принципиальным вырождением культурной перспективы» [32, с. 131].

Со второй четверти XX века количество работ, посвященных кризису, значительно увеличивается. Вместе с тем, темы кризиса человека массовой культуры (Х. Ортега-и-Гассет [26]), кризиса технократизма (Л. Мамфорд [21], Э. Фромм [38]), либерализма (К. Поппер [28]), духовного «измерения» человека (Г. Маркузе [23]) и тому подобное еще звучали в аспекте кризиса культуры рубежа XIX-XX веков. Однако с конца 1960-х годов тема кризиса личности (Э. Эриксон [48]), начинает рассматриваться независимо от событий, непосредственно инициировавших рефлексию в категориях кризиса.

Так называемая постмодернистская мысль хотя и была во многих случаях ретроспективной, но «проскальзывала» сквозь события кризиса, задерживаясь, в крайнем случае, на философии Ф. Ницше. Таковы постмодернистские темы «смерти субъекта» (Ж. Деррида [12] и Ж. Делез [11]), секуляризации (П. Бергер [3]), росте внимания к вопросам повседневности (Р. Уильямс [51]), углубляющейся дифференциации во всех сферах общественной жизни (Н. Луман [18]) неопределенности и риске (У. Бек [1]), плюралистичности выбора, товарного фетишизма и семиотической редукции символического (Ж. Бодрийар [6]), утраты смысла (постмодернизм в целом). Личность объявили индивидуальностью, продуцирующей коммуникации (Ю. Хабермас [40]), оказавшейся в плену эстетизма и тиражирования (У. Эко [47], В. Беньямин [2]), и собственной сексуальности (М. Фуко [39]).

Несмотря на крайнюю специфичность отдельных исследований, указанный спектр тем имеет, по крайней мере, один общий знаменатель. Практически все из них прямо или косвенно указывают на «культурное заболевание» субъекта постмодерна, выражающееся в возникновении феномена кризисного сознания. Вместе с тем, его наличие - одно из «общих мест» любого кризиса, оно является общей типологической характеристикой всех кризисных состояний в культуре. В качестве объекта исследования кризисное сознание уже было сформулировано в известных аналитических работах. Например, его признаки изучались Ж. Легофом [17] и Й. Хейзинга [42] применительно к позднему средневековью. В работах А. Швейцера [43] и К. Манхейма [22] это понятие получает дополнительное обоснование.

Данные исследования взаимосвязывают кризис культуры как тяжелое переходное состояние от одной формы культуры к другой с наличием кризисного сознания, которое обнаруживает себя в свидетельствах современников переходных событий. Относительно устоявшимся можно считать и такое родственное понятие, как менталитет кризиса, связанное с понятием аномии. Менталитет, как полагали представители «школы анналов», в обычных условиях способствует поддержанию в социуме преемственности его существования, дает возможность осознавать свое социальное окружение и себя в нем (Л. Леви-Брюль [16], Л. Февр [37], М. Блок [5]). Социальные кризисы характеризуются разрушающим воздействием на ментальность, в результате которого исчезает ее сплачивающе-унифицирующая роль, что в итоге чревато разрушением самой социальной общности. Не поддающийся сиюминутному осмыслению поток новейших ценностно-смысловых открытий провоцирует состояние социальной аномии (Э. Дюркгейм [14], Р. Мертон [24]). Поэтому переходные исторические ситуации являются наиболее сложными с точки зрения возможностей адаптации человека и общества к меняющимся требованиям времени. В качестве главных особенностей кризисной ментальности указывают непрерывную изменчивость и мозаичность мировосприятия. В таких условиях возникает ощущение неустойчивости, негарантированности выживания и катастрофизма.

Внешние признаки кризисного сознания детально описаны в исследованиях психологической направленности [29; 34]. Прежде всего, в них рассматривается, как кризисное сознание влияет на негативные изменения личности. Оно порождает разрушение чувства целостности, провоцирует разрыв между собственной жизнью и жизнью окружения. Параллельно с этим происходит распад системы ценностей и блокада смысла жизни, вызывая отсутствие стимулов к деятельности. Такие состояния сопровождаются чувствами отчужденности, безнадежности, беспомощности, печали, гнева. Приведенный ряд может быть дополнен. Например, весьма показательно раскрытие чувства тревоги, предпринятое П. Тиллихом [35]. При этом человек глубоко переживает противоречивость собственного существования. Дополнение к психологическим оценкам можно найти и в социологических исследованиях. Например, И. Попова исследует в качестве признака кризисного сознания неуверенность в будущем [27].

С. Яворская предполагает две модели кризисного сознания - теоретическое и массовое [49]. Скорее всего, это утверждение не совсем корректно. Формы выражения кризисного сознания могут быть обнаружены только в поведении (реакции) индивидуумов, групп индивидуумов и масс [45]. В свою очередь такое поведение может быть зафиксировано непосредственным наблюдением (включая самонаблюдение) и отражено в личном опыте самовыражения (будь то дневник, произведение литературы или искусства), в эмпирических исследованиях и теоретических построениях. Именно по таким сведениям мы и можем определить признаки кризисного сознания и в некоторых случаях по ним констатировать кризис культуры.

Современная философия сознания, точно так же как и общая теория кризисов культуры, испытывает определенные трудности в разработке единых концепций на свой счет. По замечанию Е. Шульги, «предложить наиболее адекватную теорию, пригодную для философского обоснования целостной (или, например, единой) теории сознания (если допустить реальность таковой) - дело довольно сложное и в настоящее время вряд ли осуществимое» [46, c. 198]. В этом смысле постановка вопроса о кризисном сознании в аспекте культуры - дополнительное усложнение даже не одной, а, как минимум, двух нерешенных задач. Вместе с тем, сознание, как высшая форма отражения действительности, предполагает осмысление реальности и его выражение. Несмотря на специфику кризисных ситуаций, в них, разумеется, не происходит ничего иного. Однако в этом отношении следует учесть как минимум три возможных варианта фиксации сознанием явлений кризиса. Некоторые внешне выраженные феномены сознания могут быть интерпретированы как отражение кризиса только по прошествии времени; иными словами, им приписывается такое значение позже. Некоторые феномены сознания прямо «заявляют» о кризисе, будучи облеченными в соответствующие знаково-символические, словесные формы. И некоторые феномены сознания могут указывать на рефлексию кризиса, что имеет отношение к самосознанию. Человек сообщающий о кризисе, но сам его не рассматривающий как таковой, человек, прямо говорящий о кризисе неких внешних форм жизни, и человек, сообщающий о кризисе «самого себя» - не один и тот же. Но каждый из них характеризуется рядом общих признаков сознания, которые только что были отмечены.

XX век, как пока еще никакой иной, изобилует данными о кризисе культуры. Они прослеживаются в мемуаристике, литературе, формах искусства, в исторических, социологических и философских трудах. В них с исчерпывающей полнотой обнаруживаются все перечисленные признаки кризисного сознания. И именно из этих данных можно вывести, что в аспекте культуры кризисное сознание - это форма отражения социальных изменений, при которых личность не находит способов выработки и поддержания собственного проекта смысла жизни. При этом одной из главных характеристик выступает ситуация неопределенности в отношении экзистенциальных перспектив.

В целом, исследование конкретики историософских данных обыденного, научного, религиозного, эстетического и философского самосознания культуры, накопленных на протяжении многих столетий, указывает на целый ряд вероятных трактовок кризисных состояний в культуре. Прежде всего, о кризисе можно говорить только в тех случаях, если удается обнаружить исторические фиксации проявления кризисного сознания. Их интерпретация может осуществляться только на строгом историческом материале, в зависимости от которого кризисные состояния в культуре могут быть классифицированы по нескольким взаимодополняемым признакам.

Во-первых, кризисы культур возможно рассматривать в качестве этапов трансформаций, а именно как:

? переходные фазы внутри одного типа культуры (например, изменение культурных форм внутри исторических границ античности или Нового времени);

? переходные фазы между различными типами культур с сохранением некоторых степеней преемственности (например, «сквозные» трансформации европейской культуры от античности к завершению Нового времени).

Во-вторых, кризисы культур могут ассоциироваться с системным завершением цикла развития в случаях:

? гибели культуры в силу внутренних причин (крайне редкий вариант гибели древних культур);

? подавления одной культуры другой (например, подавление культуры Майя и Ацтеков);

? замещения культуры цивилизацией (например, завершающие этапы существования культуры Древне-го Рима или кризис европейской культуры рубежа XIX-XX веков).

Наконец, кризисные видоизменения следует различать по масштабу, как минимум с точки зрения локальности и глобальности характера изменений.

В значительном числе исследований, исторической особенностью кризиса европейской культуры рубежа XIX-XX веков, отразившегося на всем XX столетии, полагают то обстоятельство, что в нем соединились два фактора: катастрофическая замена культуры цивилизацией и глобальность характера данных изменений.

Самым существенным недостатком такого взгляда на типологические признаки культурного кризиса XX века является то обстоятельство, что в нем практически не замечаются беспрецедентные темы, поднятые тем же столетием. Прежде всего, речь идет о философии Франкфуртской школы и экзистенциализма, в которых была прямо поставлена проблема духовной свободы человека XX столетия и бегства от нее [15]. Однако рассмотрение кризиса культуры как фазы в процессе обретения личностью новых степеней духовной свободы, провоцирующий кризис идентичности, требует отдельного рассмотрения.

кризисный культура типологический

Список литературы

1. Бек У. Что такое глобализация? Ошибки глобализма ? ответы на глобализацию. М.: Прогресс-Традиция, 2001. 301 с.

2. Беньямин В. Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости: избр. М.: МЕДИУМ, 1996. 240 с.

3. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности: трактат по социологии знания. М.: Московский философский фонд и др., 1995. 325 с.

4. Бердяев Н. Философия свободы. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000. 349 с.

5. Блок М. Феодальное общество. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 2003. 502 с.

6. Бодрийар Ж. Система вещей. М.: Рудомино, 1995. 223 с.

7. Бубер М. Проблема человека. Киев: Ника-центр, Вист-С, 1998. 435 с.

8. Валлерстайн И. Анализ мировых систем и ситуация в современном мире. СПб.: Университет. кн., 2001. 414 с.

9. Гегель Г. В. Ф. Феноменология духа. Философия истории. М.: Эксмо, 2007. 876 с.

10. Данилевский Н. Россия и Европа. М.: Книга, 1991. 573 с.

11. Делез Ж. Логика смысла. М.: Раритет; Екатеринбург: Деловая кн., 1998. 473 с.

12. Деррида Ж. Письмо и различие. СПб.: Акад. проект, 2000. 319 с.

13. Дудник С. И. Парадигмы исторического мышления ХХ века // Очерки по современной философии культуры. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2001. С. 128-136.

14. Дюркгейм Э. Самоубийство: социол. этюд. СПб.: Союз, 1998. 492 с.

15. Извеков А. Рождение личности постмодерна в кризисе культуры // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2012. № 9. Ч. 1. С. 92-96.

16. Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. М.: URSS: Красанд, 2012. 337 с.

17. Легоф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М.: Прогресс, Прогресс-Академия, 1992. 373 с.

18. Луман Н. Общество общества. М.: Логос, 2005. 254 с.

19. Малахов В. Неудобства с идентичностью // Вопросы философии. 1998. № 2. С. 43-54.

20. Мамардашвили М. Другое небо // Как я понимаю философию. М.: Прогресс, 1992. С. 98-114.

21. Мамфорд Л. Миф машины. Техника и развитие человечества. М.: Логос, 2001. 404 с.

22. Манхейм К. Диагноз нашего времени: сборник. М.: Юрист, 1994. 700 с.

23. Маркузе Г. Одномерный человек. М.: REFL-book, 1994. 341 с.

24. Мертон Р. Социальная теория и социальная структура. М.: АСТ; Хранитель, 2006. 873 с.

25. Миронов В. Современное коммуникационное пространство как фактор трансформации культуры и философии // Вестник московского университета. Серия 7. Философия. 2006. № 4. С. 34-48.

26. Ортега-и-Гассет Х. Эстетика: Философия культуры. М.: Искусство, 1991. 588 с.

27. Попова И. Повседневное сознание в переходном обществе: симптомы кризиса // Социология: теория, методы, маркетинг. 1999. № 1. С. 5-24.

28. Поппер К. Открытое общество и его враги. Киев: Ника-Центр, 2005. 798 с.

29. Ромек В. Основы поведенческой психотерапии. Ростов н/Д: Фолиант, 2001. 198 с.

30. Руссо Ж. Ж. Об общественном договоре, или Принципы политического права. М.: Соцэгиз, 1938. 124 с.

31. Сербенко Н., Соколов А. Кризис культуры как исторический феномен // Философские науки. 1997. № 7. С. 38-44.

32. Солонин Ю. Философия культуры: Методологическая оценка кризиса культур // Гуманитарное знание: межвузовский сборник. СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та,1991. С. 128-136.

33. Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. М.: Политиздат, 1992. 542 с.

34. Тенюшев Б. Психология кризисных состояний. Тамбов: Изд-во ТГУ, 2010. 250 с.

35. Тиллих П. Избранное. Теология культуры. М.: Юристъ, 1995. 479 с.

36. Тойнби А. Постижение истории. М.: Айрис пресс, 2001. 637 с.

37. Февр Л. Бои за историю. М.: Наука, 1990. 627 с.

38. Фромм Э. Бегство от свободы. Человек для себя. Мн.: ООО «Поппури», 1998. 672 с.

39. Фуко М. Археология знания. СПб.: Гуманит. акад., 2004. 412 с.

40. Хабермас Ю. Понятие индивидуальности // Вопросы философии. 1989. № 2. С. 35-40.

41. Хайдеггер М. Время и бытие: статьи и выступления. М.: Республика, 1993. 447 с.

42. Хейзинга Й. Осень средневековья. М.: Издательская группа «Прогресс», 1995. 416 с.

43. Швейцер А. Упадок и возрождение культуры. М.: Прометей, 1993. 511 с.

44. Шпенглер О. Закат Европы: очерки морфологии мировой истории. М.: Мысль, 1993. 663 с.

45. Штуден Л. Кризис сознания как феномен культуры. Новосибирск: НГАЭиУ, 1999. 251 с.

46. Шульга Е. Философия сознания: методологические инварианты исследования // Философия науки. ИФ РАН, 2006. Вып. 12. С. 196-214.

47. Эко У. Пять эссе на темы этики. СПб.: Symposium, 2007. 157 с.

48. Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. М.: Прогресс, 1996. 217 с.

49. Яворская С. Кризис культуры и кризисное сознание в системе социокультурной динамики: автореф. дисс. … к.и.н. Саранск, 2006.

50. Ясперс К. Смысл и назначение истории. М.: Политиздат, 1991. 527 с.

51. Williams R. The Sociology of Culture. N. Y.: Schocken, 1982.

Размещено на Allbest.ru