Исторические парадигмы русской культуры: методологический анализ

Размещено на http://www.allbest.ru/

На правах рукописи

Исторические парадигмы русской культуры: методологический анализ

Специальность 24.00.01 - теория и история культуры (культурология)

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени доктора культурологии

Никуличев Юрий Владимирович

Москва 2007

Работа выполнена на кафедре теории и практики культуры Российской академии государственной службы при Президенте Российской Федерации

Научный консультант - Егоров Владимир Константинович - доктор философских наук, профессор

Официальные оппоненты

Зорилова Лариса Сергеевна - доктор культурологии, профессор, Московский государственный институт культуры и искусств

Ремизов Вячеслав Александрович - доктор культурологии, профессор, Академия гражданской защиты Министерства по чрезвычайным ситуациям РФ

Шендрик Анатолий Иванович - доктор социологических наук, профессор, заведующий кафедрой культурологии Московского гуманитарного университета

Ведущая организация - Институт научной информации по общественным наукам Российской академии наук

Защита состоится 26 июня 2007 года в 14.00 час. на заседании диссертационного совета Д-502.006.07 при Российской академии государственной службы при Президенте Российской Федерации по адресу: 119609, Москва, пр. Вернадского, д. 84, корп. 1. ауд. 3330.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Российской академии государственной службы при Президенте Российской Федерации.

Автореферат разослан ______________2007 года.

Ученый секретарь диссертационного совета доктор философских наук, профессор Г.Д. Чесноков

культура русский периодизация социологика

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. В цикле дисциплин, тем или иным образом полагающих своим предметом культуру, нет сегодня темы, проблематики и задач научно более актуальных, нежели методологические: их значимость принципиально велика для становящейся культурологии, но также, можно думать с соответствующими оговорками, для философии культуры, общей теории и истории культуры, социологии культуры, - и более всего в тех проблемных плоскостях, что отражают отечественную тематику. С конца XIX в. мысль о культуре развивалась по вектору все более и более широкого понимания того, что есть самое культура; под сильнейшим воздействием культур-антропологической традиции, но также и иных научных направлений (всего того научного дискурса, что отталкивался не столько от культурной, сколько от социокультурной проблематики, как это шире всего было дано у П.Сорокина, а затем закрепилось в самих понятиях «социокультурный процесс», «социокультурное явление» и т.д.), произошло теснейшее сближение категорий «культура» и «общество» - момент, с одной стороны, открывающий для культуроведения принципиально более широкие горизонты, но с другой - систематически привносящий известную проблематичность в вопрос о том, каковы именно границы его предметного поля. Так или иначе, сегодняшний культуролог, полагаем, находится в своего рода «постклассической» научной ситуации: он ясно видит то, что прежнее, «узкое», понимание культуры, тяготевшее к явлениям культуры художественной, «не работает» для объяснения протяженных историко-культурных процессов, - «широкое» же ее понимание ставит его перед лицом практически необозримого множества феноменов и в этом смысле «не работает» тоже. Транслируясь в план научной деятельности культуролога, данная ситуация оборачивается уже принципиальной неясностью в отношении того, что есть самое культурология: в литературе видно, что исследователи отталкиваются каждый от своего собственного понимания культуры, где более, а где менее широкого, в результате поле культурологического анализа предстает не сводимым к единым логическим основаниям массивом, явственно отмеченным печатью «культурософии» - «размышлений о культуре», тяготеющих то к философии культуры, то к истории художественной культуры и мало связанных с актуальными проблемами культурного движения страны.

Обусловленная реальными обстоятельствами общего движения наших социальных наук в последние два десятилетия, данная ситуация, разумеется, «нормальна» и в этом смысле не должна вызывать какого-либо эмоционально повышенного критицизма, - в действительности речь идет о более полном, чем имеет место сегодня, выявлении научно-практического потенциала культурологии. В общенаучном плане он представляется огромным; в самом деле, коль скоро сегодняшняя парадигма обществознания столь тесно сближает между собой «общество» и «культуру», культурологический анализ действительности по необходимости и по существу становится инструментом ее общего познания: предметное поле культурологии в этой логике образуется не только и не столько «специфически-культурными», сколько общесоциальными (социокультурными) явлениями и процессами. Но эпистемологические установки такого рода должны быть обеспечены соответствующими теоретико-методологическими средствами, - пока же в массиве выходящей культурологической литературы сколько-нибудь широко не поставлена даже и сама тема методологии. Будучи отражением того, что статус культурологии в сознании научного сообщества на сегодняшний день еще не вполне определился, этот момент, на наш взгляд, со своей стороны подчеркивает (и, возможно, ярче всего) неопределенность этого статуса: если культурология есть самостоятельная наука (а, скажем, не некая междисциплинарная область исследований) у нее - по законам научного знания, по принципу единства теории и метода в науке - должна быть своя методология, свой собственный инструментарий научного анализа, свои собственные методы исследования (что, понятно, отнюдь не исключает - в рамках общего интегративного движения наук - и использования культурологом методологий иных дисциплин обществоведения).

Особый ракурс актуальности всей этой темы - тот круг проблем, который отражается концептом «национальная культура». При последовательно проведенном культурологическом взгляде нет возможности понимать национальную культуру тем, по существу, паллиативным способом, при котором она отождествляется с «культурой нации» и/или «культурной жизнью общества»: к национальной культуре мы, по логике вещей, отнесем некий круг историко-культурных явлений, существовавших в большей или меньшей степени инвариантно, константно или во всяком случае исторически длительно (совершенно не отрицая того и даже предполагая то, что с течением исторического времени этот круг явлений всегда содержательно изменяется). Между тем сегодня мы не видим сколько-нибудь основательных попыток тематизировать и проблему национальной культуры; более того, в ретроспективе видно, что, зародившись как мысль именно о национальном культурном своеобразии («дух народа», как у И.Г.Гердера; вся ближайшая к тому традиция вплоть до Н.Данилевского, О.Шпенглера и далее до А.Тойнби), культуроведческий дискурс в дальнейшем явно отошел от самой идеи «национального»: во всяком случае сегодня с тематикой национальной культуры не ассоциируется ни одно из крупных имен мировой культурологии, как она отсутствует и в обзорах основных культурологических концепций современности¹¹ См., напр.: Smith Ph. Cultural Theory: An Introduction. Oxford: Blackwell, 2001.. Ситуацию можно уподобить той эрозии концепта национального государства, которая имела место в политологии: с уверенностью можно даже сказать, что в обоих случаях шли схожие интеллектуальные процессы; во всяком случае в сегодняшних концепциях глобализации мирохозяйства и новой, глобальной же, культуры мы на каждом шагу встречаем одни и те же темы, идеи и аргументы. Как национальное государство, по некогда заявленному мнению Д.Белла, стало «слишком велико для малых проблем и слишком мало - для больших», так, можно предположить, и проблематика национальной культуры для одних культурологов сегодня оказывается слишком обширна и они работают с такой тематикой, как культура отдельных институтов и видов человеческой деятельности, для других - слишком узка и они предпочитают проблематику международного уровня.

Отечественный случай более сложен: в советские времена национальное содержание культуры, судя по всему, в большинстве случаев принималось за некую этническую данность, необходимо присущую культуре общества и никакого специального внимания к себе не требующую²² Так, в словнике Философской энциклопедии советского периода темы «национальная культура» нет, как она и крайне слабо была представлена в литературе советского периода вообще. ; сегодня - и по логике нашего исторического развития, и по состоянию общественного сознания - эта тема в громадной степени актуализировалась, но столь же велик здесь и «накопленный дефицит» научного знания, и это при том, что современная «популярная философия» производит громаднейшие массивы литературы на эту и близкие ей темы, к науке чаще всего ни в каких отношениях не стоящей.

Вообще говоря, в историческом плане вся эта тема представляется наисложнейшей даже и при самом общем на нее взгляде. Что есть русская национальная культура; в каком именно плане - онтологическом, аксиологическом, семиотическом, эстетическом, этическом - будем мы сегодня искать те регулярно повторявшиеся в нашей истории явления по формуле «с древнейших времен до наших дней», на эмпирической основе которых только и возможно построение теории? Выдержат ли положения наших прежних теорий и/или отдельных работ ту процедуру научного познания, что в сегодняшнем науковедении называется «принципом фальсификации»? - устойчивы ли они перед критикой сугубо научного, внеидеологического, характера? Наперед ясно, что в каком бы из данных выше планов мы ни искали эти регулярно повторяющиеся явления, в теорию национальной культуры способно войти лишь то, что научной «фальсификации» не поддается - то, что невозможно опровергнуть какими бы то ни было указаниями на факты противоположного по смыслу характера. Мы отнюдь не убеждены в том, что многие и многие традиционные наши представления относительно отечественной культуры выдержат такую проверку, - полагаем поэтому, что в чисто эпистемологическом ракурсе для всего этого массива проблем культурология сегодня располагает, пожалуй, в основном лишь вопросами - не ответами.

И в этом плане сегодняшней культурологии, полагаем, предстоит решить задачу такого масштаба, какого в истории нашей мысли еще не было, - осуществить своего рода критику национального культурно-исторического опыта, выявить в нем то, на основе чего только и возможно построение теории национальной культуры. Такой теорией культурология, в отличие от философии культуры (здесь наперед для всей работы принимаем этот акцент на строгом разграничении двух дисциплин), не располагает, - сегодня можно говорить лишь о едва-едва начавшемся движении к этой цели.

Проблематика, предстоящая анализу, в высшей степени сложна: история русской культуры, - возможно, даже и с международно-культурологической точки зрения - являет собой одну из наисложнейших проблем. Историк Н.И. Кареев в конце XIX века говорил о противостоянии и столкновении культур в России: «Этот своеобразный разлад - явление чисто русское, выросшее на почве русской истории: совершенно ему аналогичного на Западе мы не находим»¹¹ Кареев Н.И. Лекция о духе русской науки. Варшава, 1885. Цит. по: В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией. Хрестоматия по истории российской общественной мысли XIX и XX веков/ Составитель Н.Г.Федоровский. 2-е изд. М.: Логос, 1997. С.338. . Итак, внутренний разлад как специфическая - «чисто русская» - особенность национальной культуры, -сколько таких разладов было до XIX века, сколько после? Бросим общий взгляд на нашу историю, - здесь все движется переворотами, столкновениями внутреннего и внешнего, острейшими противоречиями и, сказать по-русски, расколами. Вот новгородцы призывают варяжских князей, вот Русь от Византии принимает христианство, вот она противостоит татаро-монголам и вдруг из конгломерата удельных княжеств c традициями вечевой демократии превращается в жестко централизованное государство, - на середину XVI века много ли общего мы найдем между московским дворянином, явившимся служить Ивану Грозному из Литвы или какого-нибудь остатка Орды, и крестьянином, который еще и Библии-то не видал, а в быту сохранял все те обычаи, которые ему, казалось бы, надлежало оставить еще во времена крещения Руси? Вот церковный раскол XVII века; Петр I, «Россию поднявший на дыбы»; «вавилонское столпотворение языков» в русской жизни - немецкого, голландского, польского, французского, старославянского, новорусского - период, когда немецкий был «официальным» языком начинавшейся российской науки и книг на нем в империи печаталось в несколько раз больше, чем на русском (и время, когда ученик богословской школы из-за засилья латыни едва мог написать несколько строк проповеди на родном языке); бицентричность государства, явленная оппозицией Москвы и Петербурга; тотальное господство французского языка в высших слоях общества, - что есть «русская культура» этого времени? Вторая половина XIX века с отменой крепостного права, вопреки всем ожиданиям столь глубоко расколовшей общество, и массовым явлением разночинца с его склонностью к неприятию «старой культуры», доходящей до абсолютного нигилизма; 1917 год; искоренение «старой» и внедрение «новой» культуры; наше время с его «возвратом к истокам» и одновременно воочию наблюдаемой вестернизацией культурной жизни, - что есть «русская национальная культура» сегодня?

В кругу этих вопросов изначально и формировались основные идеи настоящей работы.

Степень научной разработанности темы. С точки зрения главной задачи исследования - обосновать общую логическую схему национального историко-культурного процесса - можно констатировать, что принятый аналитический ракурс разработан лишь в отдельных своих аспектах (в некоторых работах, впрочем, вполне основательно), но не целиком. Вообще говоря, по сумме «исторических обстоятельств» в этом приходится видеть, что называется, не вину, а беду отечественной мысли о культуре, столь сильна здесь изначально была «акультурная» тенденция. Имеем в виду то, что классические наши историографии - «Истории России» - в общем всегда абстрагировались от культурного фактора национального развития: так у историографов XVIII в. - от Татищева до Ломоносова и Щербатова (что для этого периода вполне естественно); так у Карамзина и Полевого, так в конце века у Ключевского, который во введении к своему «Курсу русской истории» даже счел необходимым специально оговориться в том отношении, что факторы культуры он из рассмотрения заведомо исключает - момент тем более парадоксальный, что в других своих работах (например, «Жития святых как исторический источник») историк, фактически говоря, придерживается совершенно противоположных установок. Известным исключением на этом фоне предстает С.Соловьев, но в его 29-томном труде, акцентировавшем ход «прагматической истории России», разделы о культуре крайне сжаты и скорее опять-таки «прагматичны» (в соловьевском смысле «что за чем следовало»), нежели органичны для той общей картины русской истории, которую он дает. Как бы ни развивалась историко-культурная мысль в последующем (здесь можно даже не входить в ситуацию советского периода), «отсутствие культуры» в классических национальных историографиях - момент, и по сей день осложняющий наше изучение национально-культурных процессов.

Собственно говоря, в данной научной традиции мы имеем лишь одну по всем меркам (во всяком случае для своего времени) основательную работу - «Очерки по истории русской культуры» П. Милюкова, но сегодня, спустя без малого сто лет со времени ее написания, этот труд можно рассматривать, полагаем, в качестве той «классики», которая в любом случае требует продолжения. Так или иначе с позиций сегодняшнего дня дело обстоит так, что мы не располагаем ни одной культурологической работой, в которой история русской культуры прослеживалась бы в духе классической формулы «с древнейших времен до наших дней».

По логике настоящего исследования в позиции «степень научной разработанности темы» к «теме» отнесены те культурологически-релевантные (достаточно близкие к принципам сегодняшней культурологии) работы, в которых присутствует широкое понимание отечественной культуры в полноте и единстве ее духовных и материальных сторон и/или выявляется ее динамика на протяжении исторически протяженных периодов - т.е. представлены «большие длительности культуры». Здесь прежде всего должен быть отмечен ряд коллективных монографий исследователей МГУ, выходивших с 1969 г. под серийным титулом «Очерки русской культуры» (определенного века или веков): сегодняшнему пониманию культурологичности эти работы не отвечают, а первые из них еще и целиком находятся в пределах сугубо марксистско-догматической интерпретации исторического материала, - тем не менее при соответствующем культурологическом прочтении свою значимость они сохраняют и по сей день¹¹ Очерки русской культуры XIII-XV вв. /Под ред. А.В.Арциховского. М.: МГУ, 1969-1970. Ч.1-2; Очерки русской культуры XVI в. /Под ред. А.М.Сахарова.М.: МГУ 1977. Ч.1-2; Очерки русской культуры XVII в. /Под ред. А.В.Арциховского.М.: МГУ, 1979. Ч.1-2; Очерки русской культуры XVIII в. /Под ред. Л.А.Александрова, А.Д. Горского, Б.И. Краснобаева. М.: МГУ, 1985-1990. Ч.1-4; Очерки русской культуры XIX в. / Редкол. Дергачева Л.Д. и др. М: МГУ. 1998 - 2000. Т.I-II. . В массиве индивидуально-авторской литературы те или иные аспекты темы, но главное, - различные ракурсы обусловленности явлений культуры общеисторическим и макросоциальным контекстом, - получили разработку у таких исследователей-классиков советского/российского культуроведения, как Д.С. Лихачев, А.М. Панченко, Ю.М. Лотман, В.В. Иванов, Б.А. Успенский, а также у их младших современников, следующих тем же традициям и стандартам научной работы, - А.С. Демина, Б.Ф. Егорова и других¹¹ В предельно сжатом перечне это: Лихачев Д.С. (Совм. с В.Д.Лихачевой) Художественное наследие Древней Руси и современность. Л.: Наука, 1971; Он же. Развитие русской литературы Х - XVII вв.: Эпохи и стили. Л.: Наука, 1973; Он же. Литература - реальность - литература. Л.: Сов. писатель, 1981; Он же. Избранные работы: в 3-х томах. Л.: Худ. литература, 1987; Он же. Заметки и наблюдения: Из записных книжек разных лет. Л.: Сов. писатель, 1989; Он же. Русское искусство от древности до авангарда. М.: Искусство, 1992; Он же. Раздумья о России. СПб.: Logos, 1999; Он же. Русская культура. М.: Искусство, 2000; Панченко А.М. Русская история и культура: Работы разных лет. СПб: Юна, 1999; Он же. О русской истории и культуре. СПб.: Азбука. 2000; Лотман Ю. М. Культура и взрыв. М., 1992; Он же. Внутри мыслящих миров. Человек - текст - семиосфера - история. М., 1999; Успенский Б.А. Семиотика истории. Семиотика культуры // Успенский Б.А. Избранные труды. М.: Гнозис, 1994; Иванов В.В. Избранные труды по семиотике и истории культуры. М.: Языки рус. культуры, 1998 - 2000. Т.1. 1998. Т2. 2000; Демин А.С. Писатель и общество в России XVI - XVII веков. (Общественные настроения). М.:Наука, 1995; Он же. Древнерусская литература. Опыт типологии с XI по середину XVIII в. От Иллариона до Ломоносова. М.: Языки славянской культуры, 2003. Егоров Б.Ф. Очерки по истории русской культуры XIX в. // Из истории русской культуры. М.1996. Он же. От Хомякова до Лотмана. М.: Языки славянских культур, 2003..

В поколении культурологов, активно работающих сегодня, широкая панорама проблем, рассмотренных с философской, исторической, культурологической, социологической и политологической точек зрения, дана в работах В.К.Егорова²² Егоров В.К. Многоликая Россия: XX в. М.: РАГС, 1998. Он же. Философия культуры России: контуры и проблемы. М.: РАГС, 2002. Он же. Философия русской культуры. М.: РАГС, 2006.; оригинальное сочетание проблемного и дескриптивного подходов к истории русской культуры найдено у И.В. Кондакова³³ Кондаков И.В. Русская культура: Краткий очерк истории и теории. М., 1999. Он же. Культура России. М.: Университет, 1999.; на обширном историко-культурном материале актуальные для культуры переходного, «перестроечного», типа проблемы поставлены у Н.А. Хренова⁴⁴ Хренов Н.А. Культура в эпоху социального хаоса. М.: Эдиториал УРСС, 2002; проблематика национальных (отечественных) ментальностей систематически исследуется в рабатах В.С. Жидкова и К.Б. Соколова⁵⁵ Жидков В. С., Соколов К. Б. Десять веков российской ментальности. СП6., 2001. Они же. Искусство и картина мира. СПб.: Алетейя, 2003. Также: Соколов К.Б. Хренов Н.А. Художественная жизнь императорской России (субкультуры, картины мира, ментальность). СПб.: Алетейа, 2001.

В целом ряде крупных работ последнего времени разрабатывалась та «историко-лонгитюдная» тематика, которая особенна важна для целей настоящего исследования. Масштабом поставленной задачи - обосновать собственную почти историософскую схему историко-культурного движения России - здесь выделяются работы А.С. Ахиезера⁶⁶ Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта. В 3-х томах. М.: ФО СССР,1991. Он же. Социально-культурные проблемы развития России: Философский аспект. М., 1992.; в таком же масштабном измерении собственный опыт интерпретации истории русской культуры с раннего средневековья по XX в. предлагает П.А.Сапронов¹¹ Сапронов П.А. Русская культура IX - XX вв. Опыт осмысления: СПб.: Паритет, 2004.; с «большими длительностями культуры» работает В.К.Кантор²² Кантор В.К. Русский европеец как явление культуры (философско-исторический анализ). М.: РОССПЭН, 2001. Он же. Русская классика, или Бытие России. М.: РОССПЭН,2005; громадная работа научной и практической значимости выполнена Ю.С. Степановым в «Словаре русской культуры»³³ Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. 2-е изд. М.: Академический проект, 2001. В совершенно новом и куда более ясном, чем когда-либо прежде, свете историко-культурный процесс в России предстает в сложившемся научном направлении гуманитарной географии, где в особенности выделяются систематические и кропотливо выполненные работы («Атласы русской культуры») ростовского исследователя С.Я.Сущего⁴⁴ Сущий С.Я. (в соавт. с А.Г.Дружининым) Очерки географии русской культуры. Ростов н/Д, 1994. Он же. Атлас русской культуры XIII - XV вв. Ростов н/Д, 1996. Он же. Атлас русской культуры XVI - XVIII веков. Ростов н/Д, 1999. Он же. Атлас русской культуры XIX в. Ростов н/Д, 2001; в отношении искусства аналогичный подход развивает Ю.А.Веденин⁵⁵ Веденин Ю.А. Очерки по географии искусства. М., 1997.

Этнологическая тематика отечественной культуры в спектре от этнографического до более комплексного этно-философско-антропологического исследования «русскости», беря свое начало от ставших уже классическими работ М.М. Громыко по русскому крестьянству⁶⁶ Громыко М.М. Традиционные нормы поведения и формы общения русских крестьян XIX в. М., 1986. Она же (в соавт. с Т.А.Листовой) Русские: семейный и общественный быт. М., 1989. Она же. Мир русской деревни. М., 1991, в настоящее время разрабатывается все более широким кругом авторов и относительно самых разных культурно-географических ареалов, в особенности Сибири и Севера страны: это, в частности, И.В. Можайскова⁷⁷ Можайскова И. В. Духовный образ русской цивилизации и судьба России: (Опыт метаисторического исследования): В 4 ч. М., 2001, Л.П.Найденова⁸⁸ Найденова Л. П. Мир русского человека XVI-XVII вв. М., 2003 и многие другие специалисты, в том числе участники крупных коллективных исследований⁹⁹ В частности: Русский Север: Аспекты уникального в этнокультурной истории и народной традиции. СПб, 2004. Не век жить - век вспоминать. Народная культура Поонежья и Онежского Поморья (по материалам Онежских экспедиций. Онега-Архангельск-Москва: Товарищество Северного Мореходства, 2006.

Целый ряд работ имели для настоящей диссертации общетеоретическое и методологическое значение. В ракурсе общей теории культуры это последние исследования М.С. Кагана, ставящие культуроведческую проблематику в широкий деятельностный и историко-культурный контекст¹¹ В частности: Каган М.С. Философия культуры. СПб, 1996. Он же. Синергетика и культурология // Синергетика и методы науки. СПб., 1998. Он же. Введение в историю мировой культуры. 2-е изд. СПб: Петрополис, 2003 и др. работы автора. . В работах В.М. Межуева неизменный интерес представляет ярко выраженная ориентация философско-культурной тематики на актуальные проблемы мировой и отечественной культуры²² В особенности: Межуев В.М. Национальная культура как понятие и явление. // Грани культуры. М., 2003. Он же. Национальная идея. // Грани культуры. М., 2003. Он же. Идея культуры. М.: Прогресс-традиция, 2006. А.Я. Флиером ведется систематическая работа по переосмыслению традиционной проблематики культуроведения для задач развивающейся культурологии³³ Флиер А.Я. Культурогенез. М., 1996, Он же. Культурология. В кн. Культурология. XX век. Словарь. СПб, 1997 и др. работы автора.. Синергетический подход в культурологическом анализе развивается в работах О.Н.Астафьевой⁴⁴ В частности: Астафьева О.Н. Синергетический подход к исследованию социокультурных процессов: возможности и пределы. М.:РАГС, 2002. В плане более конкретной методологии историко-культурного анализа и в связи с темой научного значения школы «Анналов» обширнейшая работа проделана А.Я.Гуревичем⁵⁵ В особенности в статьях, собранных в сборнике: Гуревич А.Я. История - нескончаемый спор. Медиевистика и скандинавистика. Статьи разных лет. М.: РГГУ, 2005.

Цели и задачи исследования определялись в их прямой обусловленности той общей ситуацией в нашем историко-культурном знании, что давно выражается тезисом об оторванности отечественной истории культуры от общей истории страны: эту ситуацию исследователи констатировали в начале XX в., о ней время от время говорили в продолжение всего того столетия, на нее же специалисты указывают и сегодня. Историк и социолог искусства И.И. Иоффе в пионерской для своего времени работе «Синтетическая история искусств» (1933 г.) так описывал ее для искусствознания (но мы имеем все основания то же самое сказать об истории культуры): «Искусствознание имеет среди множества пережитков эмпиризма и формализма три положения, особенно мешающие ему стать на путь науки. Это, во-первых, оторванность теории искусства от его конкретной истории, во-вторых, разобщенность отдельных искусств, независимость их историй и теорий друг от друга и, в-третьих, понимание истории не как целостной системы, каждое звено которой находится в закономерной, функциональной связи с общим, а как прямолинейного движения, отрезки которого находятся в последовательной причинно-следственной связи друг с другом» ⁶⁶ Иоффе И.И. Синтетическая история искусств. Л., 1933. С. VII. Сегодня И. Кондаков, рассматривая ту же самую ситуацию, пишет: «И теория культуры, и история культуры оказывались постулированными, идеологически и политически заданными, а потому в значительной степени вымышленными, смоделированными. Отсюда и предпочтение должного существующему, желаемого действительному, идеализированного реальному; отсюда преобладающая роль своего рода «селекции» культуры, в результате которой одни явления обретали статус «подлинно значительных» для истории культуры, «магистральных»; а другие не только относились к второстепенным или даже негативным, но и вообще «изымались» из истории культуры, переводились в разряд как бы «несуществующих», «мнимых». В результате история культуры буквально зияла то «белыми пятнами», то «черными дырами», становилась искаженной, подчас фальсифицированной, а теория культуры, по образцу которой конструировалась история, представлялась не только схоластической, искусственной, выхолощенной, но и прямо ложной, превратной»¹¹ Кондаков И.В. Введение в историю русской культуры: М.: Аспект Пресс, 1997. С.17-18.

Настоящая работа и является попыткой представить авторскую версию этой искомой связи между двумя «историями» отечественной историей культуры и общей историей страны: в этом и состоит главная цель работы. В комментарий к данной цели здесь скажем еще только то, что при такой общей установке в работе, естественно, потребовалось более широкое привлечение «чисто исторического» материала (по контрасту с материалом «историко-культурным»), чем то обычным образом принято в такого рода исследованиях, автор, однако, при этом всегда следовал внутренней установке нигде не выпускать из виду именно данного выше реляционного ракурса проблематики, главного для работы, этой связи между двумя «историями». То же самое относится и к проблеме соотношения между обосновываемыми в работе историческими парадигмами русской культуры и соответствующими процессами в мире художественной культуры того или иного периода: выявить их «живую» связь в неизбежно ограниченном по своему объему диссертационном (вообще индивидуально-авторском) исследовании возможно разве что в предельно общем виде; в этом ракурсе целевые установки работы заключались в том, чтобы представить историко-культурную формацию как своего рода социокультурный организм, определенным и всегда законосообразным образом продуцирующий и мир своей художественной культуры - мир, специфическим, превращенным, образом отражающий общую логику движения историко-культурной парадигмы. Отдельно выделенные в работе сюжетно-содержательные блоки («темы»), связанные с движением областей художественной культуры, разумеется, не исчерпывают всего богатства и разнообразия соответствующих макрофеноменов и скорее подчинены задачам иллюстративности; принципиальная позиция автора при этом заключается в том, что логика историко-культурной формации так или иначе выражает себя вообще во всех областях художественной культуры - от фольклора и ремесла до литературы и архитектуры.

Цель работы потребовала решения соответствующих задач, главными среди которых были:

применительно к задачам историко-культурного анализа развернуть понятие «социологика культуры»¹¹ Термин «социологика», сегодня употребляющийся в разных контекстах и смыслах, был в свое время вынесен М.Хоркхаймером и Т.Адорно в титул их совместного труда «Sociologica II. Reden und Vortrдge von M.Horkheimer und Th.Adorno. Frankfurt/M., 1962); у франкфуртцев он обозначал собой корпус работ общесоциологического характера. В дальнейшем получил широкое распространение у французских постструктуралистов; чаще всего встречается у М.Фуко, говорящего уже собственно о «социологике культуры». В последнее время получает распространение и в отечественной философско-культурологической мысли. В нашем случае его смысловая нагрузка такова: у сегодняшнего исследователя нет возможности анализировать культуру прошлого средствами социологии, - он, однако, может (и должен) думать о ее социологике, об общих социальных закономерностях и законосообразностях историко-культурного процесса. , со стороны познающего субъекта предстающее как специфический момент социологического мышления культуролога; показать действие данного принципа на эмпирическом материале;

рассмотреть проблематику периодизации истории русской культуры со стороны тех ее научно-конвенциональных моментов, при которых она совпадала бы с периодизацией (общепринятыми вариантами периодизаций) общей истории России; в этом плане обосновать понятие «историко-культурная парадигма».

независимо от проблемы периодизации обосновать понятие «общественно-культурная парадигма» концепт, ориентированный на холистическое понимание социокультурных процессов в обществе;

в связи с этими задачами рассмотреть проблематику методологии культурологического (историко-культурного) анализа, обосновать те принципы интерпретации историко-культурного материала (в данном случае «отнесение к культуре» и «отнесение к обществу»; «прогрессивный» и «ретрогрессивный диахронический анализ историко-культурного явления»), которые могли бы содействовать разрешению традиционных затруднений в культурологической теории и, главное, преодолению ее оторванности от национальной исторической действительности.

Объектом исследования является культура России в ее историческом развитии; предметом методологическая проблематика теории национальной культуры. Содержательное наполнение исследования соответствует хронологическим рамкам с раннего российского средневековья до наших дней. Этнологически объект исследования (культура России) ограничен материалом, соответствующим этнониму «русские», тем, что на языке XVIII - XIX вв. определялось бы как культура великороссов.

Теоретические и методологические основы исследования. Из всех теоретико-методологических традиций последнего времени наиболее значимой для настоящей работы была французская историографическая школа «Анналов», как она представлена в работах своих представителей первого поколения (Л.Февр, М.Блок), второго (Ф.Бродель) и третьего (Ж.Ле Гофф, Ж.Дюби, Э.Ле Руа Ладюри, П.Шоню и др.)¹¹ В русском переводе это, в частности: Февр Л. Бои за историю. М.: Наука, 1991; Блок М. Апология истории, или ремесло историка. М.: Наука, 1986; Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. XV - XVIII вв. В 3-х тт. М.: Прогресс, 1986 - 1992. Ле Гофф Ж. Другое средневековье. Время, труд и культура Запада. Екатеринбург, 2002. Дюби Ж. История Франции. Средние века. От Гуго Капета до Жанны Д'Арк. 987 - 1460. М.: Международные отношения, 2001. Он же. Время соборов. Искусство и общество 980 - 1420 годов. Ле Руа Ладюри Э. История Франции. Королевская Франция. От Людовика XI до Генриха IV. 1460 - 1610. М.: Международные отношения, 2004; Шоню П. Цивилизация классической Европы. Екатеринбург: У-Фактория, 2005. . Поскольку, однако, «Анналы» при всем своем интересе к культуре не являются культурологической школой и к тому же, по существу, не касались российской темы, потребовалось весьма основательное «препарирование» их научно-программных идей вплоть до существенного пересмотра некоторых из них так, как этого, на наш взгляд, требует ситуация российского культуролога и историка культуры (в развернутом виде этот момент «притяжения - отталкивания» для данного случая дан в первом параграфе Главы II «Школа «Анналов» в проекции научного диалога»). Со всем тем автором безусловно приняты следующие принципы «Анналов» (в формулировках следуем за их французскими номинациями): отказ от «истории-повествования» (histoire-recit) в пользу «истории-проблемы» (histoire-probleme), ориентация исследователя на «тотальную» (всеобъемлющую) картину прошлого - «от подвала до чердака», от «истории снизу», со стороны «молчаливого большинства», до «истории сверху», со стороны политической элиты; установка на выявление культурного содержания экономических и всяких иных «внекультурных» процессов; неприятие традиционной «событийной истории» как «простого эпифеномена» тех процессов, что совершаются в глубинах общества; научная парадигма «большой длительности» (longue durйe) и гипостезирование различных «времен» в жизни общества - от «медленного времени» одних процессов (экономических) до «короткого времени» других (политических), если того требует методология исследования и установка на максимально строгое структурирование исторического материала.

Другим компонентом теоретико-методологической основы исследования является то широкое идейное течение (скорее даже умозрение), что исходит из постулата об организмичности культуры - теснейшей взаимосвязи и взаимообусловленности составляющих ее компонентов; более всего в кругу идей, выработанных этим направлением, нас, естественно, интересовало все то, что относится к русской культуре и российской проблематике вообще. Идея «организмичности культуры» напрямую соприкасается с дискурсом о культуре национальной: в этом смысле особо значимыми для исследования были труды российских философов и историков порубежья XIX - XX вв. Это поколение учеников и младших современников В.Ключевского - М.А.Дьяконова, А.С. Лаппо-Данилевского, Н. П. Павлов-Сильванского, М. М. Богословского, С. Б. Веселовского, С. Ф. Платонова, Ю. В. Готье, М. К. Любавского, С. К. Богоявленского. Начиная с В.Ключевского, в трудах этих исследователей¹¹ Это, среди прочего: Павлов-Сильванский Н.П. Феодализм в России. М.: Наука, 1988 Дьяконов М.А. Очерки общественного и государственного строя Древней Руси. СПб.: Наука, 2005 Платонов С.Ф. Россия и Запад. М., 1925. Он же. Под шапкой Мономаха. М.: Прогресс-Традиция, 2001. Лаппо-Данилевский А. С. История русской общественной мысли и культуры XVII - XVIII вв. М.: Наука, 1990; Любавский М.К. Историческая география России в связи с колонизацией. СПб.: Лань, 2000; Он же. Обзор истории русской колонизации с древнейших времен и до XX века. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1996. Он же. Образование основной государственной территории великорусской народности: заселение и объединение центра. Л., 1929; Богоявленский С. К. Научное наследие. М.: Наука, 1980; Готье Ю. В. Замосковный край в XVII веке. М., 1937.  Веселовский С.Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М.: Наука, 1969. Он же. Исследования по истории опричнины. М.: Изд-во Акад. наук, 1963. российская историческая наука шла не только к сугубой самостоятельности, но и к плодотворнейшей методологии, к осознанию принципиальной значимости самой темы «методология» в работе историка, к синтезу самых разных методик и методов. В этом же движении обозначился и широкий подход к культуре (классический пример - это, конечно же, «Очерки по истории русской культуры» принадлежавшего к той же когорте П.Милюкова), традиция работать с более широкой социокультурной по контрасту с «чисто» культурной - проблематикой; ее потом продолжит и в своей «Социальной и культурной динамике» специально обоснует П. Сорокин.

Что касается философской части той же традиции, то здесь для исследования наиболее значимой была идущая от полемики славянофилов и западников, от Н. Данилевского, К. Леонтьева и В. Соловьева традиция генерализирующей, предельно общей историко-философской «мысли о России», как она позже отразилась в трудах С. Булгакова, Л. Карсавина, Н. Лосского, С. Франка, И. Ильина, Н. Бердяева²² В частности: Бердяев Н.А. Русская идея. М.: Эксмо, 2005; Он же. Истоки и смысл русского коммунизма. М.: Наука, 1990; Булгаков С.Н. Сочинения в 2 т. М.: Наука, 1993; Он же. Тихие думы. М.: Республика, 1996; Карсавин Л.П. Запад и русская идея // Карсавин Л.П. Сочинения. М.: Раритет", 1993; Ильин И.А. О русской идее // Русская идея. М., Айрис-пресс, 2004. Лосский Н.О. Характер русского народа // Лосский Н.О. Условия абсолютного добра. М.: Политиздат, 1991.Франк С.Л. Русское мировоззрение // Франк С.Л. Духовные основы общества. М.: Республика, 1992. , «евразийцев» и других представителей этого широкого течения. Независимо от того, находил ли автор для себя возможным «в свете нашего опыта» согласиться с тем или иным положением у этих мыслителей, заданное ими широкое идейное поле в любом случае служило надежным основанием не только для теоретического, но и для методологического компонента работы: в известном смысле именно в этой традиции логически наиболее широко очерчена та «история России с древнейших времен до наших дней», которую представитель французских «Анналов» определенно назвал бы «большой длительностью российской истории».

Наконец, третьим научным направлением, принципиально значимым для теоретической позиции и методологии настоящей работы, является московско-тартусская школа семиотики, как она развивалась с 1960-х гг. По убеждению диссертанта, семиотический план вообще является главным для уяснения существа любой национальной культуры, отечественной в особенности: во всяком случае попытки связать такие концепты, как национальный характер или национальная культура, с психологическим, социально-психологическим, поведенческим, ценностным и даже актуально-ментальным (наиболее типичные для данного исторического момента ментальности) планами бытия общественного человека ни к каким сколько-нибудь солидным научным результатам пока не привели. В любом случае понимание национальной культуры как совокупности смыслов общественного бытия, сложившейся у данной нации за время ее исторического существования, представляется наименее противоречивым и наиболее устойчивым в отношении возможных опровержений: сами эти смыслы, понятно, могут быть вполне и сколь угодно взаимопротиворечивыми. Так или иначе разработка «семиотики истории» и «семиотики культуры» представителями московско-тартусской школы - Ю.Лотманом, Б.Успенским, и другими - представляла для целей настоящей работы первостепенный научный интерес. Концепция культуры как целостного «мыслящего мира» или «коллективного интеллекта», установки на выявление «культурного кода эпохи», представление разнообразных явлений культуры как «текстов», для уяснения которых требуется рассмотрение их общественных «контекстов» и «подтекстов», определение множества более частных смыслов отечественной истории и культуры - все это прямым образом содействовало конкретизации проблематики и определению общей теоретико-методологической схемы настоящей работы.

Научная новизна исследования. С точки зрения установок работы на соответствие требованиям научной новизны, в ней было важно прежде всего определить и выдержать чисто культурологический подход к истории отечественный культуры, - т.е. подход, акцентирующий специфику именно культурологического способа познания действительности по контрасту с философией культуры и/или традиционной дескриптивной историей культуры: в данной попытке автор стремился так или иначе акцентировать элементы чисто новационного, - подчас, может быть, даже дискуссионного - характера. При этом:

- впервые в работах такого рода осуществлен предельно широкий хронологический охват истории русской культуры - вплоть до сегодняшнего дня и ближайших перспектив социокультурного движения страны; возможность самой постановки такой задачи мы изначально усматривали в принципе логически максимально плотной «упаковки» историко-культурного материала - в том, что в настоящей работе выражено через понятия «историко-культурная» или «общественно-культурная парадигма». Эта позиция позволила представить исторический континиум отечественной культуры не как совокупность «историй» ее отдельных областей, а как законосообразное движение от одной общественно-культурной формации к другой, - как историю культуры, движущуюся по одной логике с историей общества в целом; в логическом (не дескриптивном) представлении последовательно рассмотрены парадигмы национальной культуры доимперская, имперская, советская и современная;

применительно к задачам историко-культурного анализа развернут концепт «социологика культуры», в предельно широком макросоциальном плане акцентирующий историко-логическую целостность выделяемых периодов и указывающий на их внутренний «культурный код» (Ю.Лотман), управляющий, среди прочего, и движением художественной культуры;

широко поставлена методологическая тема культурологического (историко-культурного) анализа; обоснованы те принципы интерпретации историко-культурного материала («отнесение к культуре» и «отнесение к обществу»; «прогрессивный» и «ретрогрессивный диахронический анализ историко-культурного явления или процесса»), которые могли бы содействовать разрешению традиционных затруднений в культурологической теории и, главное, преодолению ее оторванности от национальной исторической действительности; апробирован прием «тематического» представления (но также и анализа) историко-культурного материала, по смыслу близкий к методологии «case studies»; представлены «темы», позволяющие, на взгляд диссертанта, скорректировать целый ряд традиционных представлений нашего историко-культурного сознания;

относительно современной парадигмы культуры поставлен вопрос о необходимости «культурометрии» как набора индикаторов, с помощью которых было бы возможно более широко и адекватно анализировать происходящие в стране социокультурные процессы; развернута идея сценарного прогнозирования как прогностического коррелята принципа «больших длительностей истории», даны варианты трех сценариев возможного развития социокультурной сферы страны в перспективе ближайших двадцати пяти лет «оптимистического», «пессимистического» и «наиболее вероятного».

На защиту выносятся следующие основные положения.

1. Историография вообще, а историко-культурное познание в особенности, сегодня требуют от исследователя гораздо более активной эпистемологической позиции, чем то было принято (и было возможно) прежде, своего рода гносеологического активизма, которым только и можно восполнить всегдашнюю дефицитность находящегося в нашем распоряжении фактографического материала. В этой по-новому осмысливаемой эпистемологии историк культуры в большей степени опирается на операции логической реконструкции прошлого (и даже настоящего), чем на «факт», и в высшей степени критически относится к любым позднейшим интерпретациям этого «факта». По аналогии с «понимающей социологией» такую позицию можно определить как «понимающая культурология»¹¹ О необходимости «понимающей культурологи» - «по аналогии с изучением общественных явлений средствами веберовской «понимающей социологии» - пишет и И.Кондаков. См.: Кондаков И.В. Цит. соч. С. 18-19. с тем большим основанием, что в традиции «понимающей социологии» столь много говорится о «культур-аналитическом» видении мира в противовес видению «объективистскому». Все это, разумеется, отнюдь не означает отказа от традиционных методологий интерпретации историко-культурного материала, напротив, ставит их в более широкий и познавательно более перспективный теоретико-методологический контекст.

2. Последовательно осуществленный феноменологический анализ культурных процессов выявляет момент столь строгого параллелизма в движении отраслей художественной культуры, что обнаруживается единая и общая для них логика «социологика культуры»: в особенности это видно на материале русской культуры XIX века. Речь идет не о «взаимодействии и синтезе искусств» (традиционная постановка вопроса), а о глубинных общественных закономерностях закономерностях, прослеживаемых не только в движении жанров, стилей, поэтик и смыслов, но даже в биографике, в творческой эволюции художника, в его прижизненной и посмертной судьбах. Логика самодвижения отраслей культуры относительна, абсолютно движение того целого, которое мы здесь характеризуем через концепт «социологика культуры»: это тот момент, в котором движение культуры совпадает с движением общества (сообщества) в целом. С позиций познающего субъекта «социологика культуры» имеет своим логическим коррелятом специфическое социологическое мышление культуролога инструментарий, который и позволяет «связать между собой две истории» историю культуры и общую историю страны. В отсутствие такой логики наша история (историография) культуры будет оставаться внеисторичной и для очень большого круга случаев, следовательно, исторически недостоверной.

3. Наиболее важные аспекты этой проблематики макросоциальные, резюмирующие в себе движение общества в целом и в единстве всех его социальных страт и территориальных ареалов: только при таком взгляде культуролог может в действительности перейти от «классического», традиционного, «узкого» понимания культуры к (декларируемому) новому, «широкому» ее пониманию и с тем вместе получить адекватные схемы объяснения национально-культурного процесса «с древнейших времен до наших дней». Проблематика макропроцессов и макроявлений культуры требует своей методологии, методологии, которая относилась бы к обществу в целом и, среди прочего, восполняла бы всегдашний дефицит «социологической» информации в отношении прошлого. Эту функцию мы придаем принципам «отнесения к культуре» (заключения от «общества» к «культуре») и, как зеркальное его отражение, «отнесения к обществу» логической реконструкции историко-культурных процессов, в которой, условно говоря, «логика» доминирует над «фактом», но на самом деле выявляется на гораздо более широкой эмпирической основе, чем то было характерно для прежнего культуроведения. Последнее достигается особо акцентированным вниманием к темпоральным, историко-процессуальным, континуальным аспектам историко-культурной проблематики ко всему тому, что сегодняшний историк называет большими длительностями истории: многие смыслы историко-культурного процесса только в таком разрезе и выявляются. Среди прочего, это позволяет уйти от той «событийной» и «политизированной» истории культуры, которая столь долго господствовала в культуроведении и всегда давала не более чем фрагментированную и в целом неадекватную картину историко-культурного процесса. Для анализа темпоральных характеристик культуры предлагаются принципы «прогрессивного» и «ретрогрессивного» диахронического анализа; подчеркивается и показывается, что историко-культурный материал интерпретируется тем адекватнее, чем более широкий диахронический срез проблемы взят для анализа и чем полнее он обеспечен фактами чем «плотнее» диахрония проблемы.

4. Будучи частью общеисторического знания, знание историко-культурное в принципе (пусть не по актуальному состоянию нашего обществознания) находится с ним в отношениях взаимной комлиментарности своего рода «сотрудничества», в котором «история объясняет культуру», а «культура объясняет историю». Тем самым культурологический анализ становится инструментом познания исторической и вместе с тем современной нам действительности.

5. Выявление «социологики культуры» позволяет более адекватно, чем то возможно на иных принципах, периодизировать историю русской культуры: основанием для периодизации при этом выступает как раз смена логик исторического (историко-культурного) движения страны. При том что периодизации всегда условны и инструментальны, можно говорить о четырех периодах в истории русской культуры «доимперском», «имперском», «советском» и сегодняшнем. Эти периоды определяются как исторические парадигмы русской культуры своего рода общественно-культурные формации (притом имеющие свои историко-культурные уклады социальные, сословные, территориально-ареальные), каждая со своей собственной «социологикой», ясным образом отличающей ее от пограничных во времени парадигм.