Размещено на http://www.allbest.ru/

Неизвестный Чуйков

Кажется, о такой значительной фигуре в живописи Кыргызстана, как Семен Афанасьевич Чуйков, сказано уже все и надоело цитировать прописные истины из широко известных источников.* Но, как это часто бывает, именно вследствие значительности, мастер превратился в «памятник», и многие уже подзабыли, в честь чего он поставлен. Во все времена было глупостью проводить ревизию общечеловеческих ценностей, но так же глупо думать, что в эпоху застоя в СССР можно было открыто усомниться в официально одобренных трактовках. Недосказанность в оценке творчества Чуйкова буквально бросается в глаза, но в то время не все могло быть сказано людьми умным и знающими в силу идеологических причин. Сейчас необходимо ясное понимание значения художника для культуры республики в целом, а не только в советский период.** И если попытаться взглянуть на наследие мастера без предвзятости и откровенно, возможно мы лучше поймем, чем нам сегодня, в новых условиях, ценен опыт Чуйкова.***

Наиболее распространенный, кочующий из статьи в статью, тезис: Чуйков - основоположник кыргызской живописи. Сам термин из советской лексики больше формировал иерархию социалистических ценностей, по большому счету ничего не объясняя. В принципе, нет никаких особенных возражений против привычного мнения: все согласны, и я в том числе, да и не в словах суть. Остается вопрос: чему же положил основы Чуйков, если в настоящее время ни один серьезный художник в республике не исповедует последовательно его методы работы, и ни в одном художественном учебном заведении не обучают полноценно по принципам, которых придерживался основоположник.

Часто в терминах глубоко вязнет смысл, и тогда все в ощущениях, под грузом обаяния восторженных восклицаний, и сложно найти конкретные слова для внятного анализа. Я попытаюсь здесь кратко, на уровне своего понимания, изложить творческий метод Чуйкова, который он описывал, отстаивал и пропагандировал в многочисленных изданиях.

Первое обращение к натуре не простое любование: художник, прежде всего философ и, работая на натуре (а не в мастерской), он находит оригинальный замысел будущей картины.

Уместно отметить: работа на натуре (аналогично работе с фактурой для модернистов) - самое счастливое времяпровождение для художника, и многие этот «кайф» ошибочно принимают за всю суть творчества.

Замысел непременно конкретизируется целенаправленным поиском в жизни пластики, обогащающей идею. Вот как разделяет этюды по типу Чуйков в книге «Заметки художника» «…так пишутся только этюды «встречные», так сказать, этюды без определенного задания или служебного назначения. Другое дело, когда нужно сделать этюды к картине. Тут уж не только удовольствие, но и многие мучения сопутствуют работе».

Непонимание значения поиска, «подсматривания» в жизни составляющих элементов будущей картины, приводят к «подсматриванию» репродукций, к безжизненным, заимствованным формам.

И, наконец, необходимо долго и терпеливо работать над темой. Тематическая картина - вот итог труда художника и высшее проявление искусства станковой живописи.

«… Отказ от анекдота, … приводит многих увлекающихся художников к отказу от сюжета вообще и даже от темы, то есть люди уже начинают заниматься одной формой, …

Я считаю это отрицательным явлением. …В чем здесь ошибка и почему я считаю это ошибкой? … Ошибкой я считаю это потому, что такие вещи никого не волнуют».

Из выступления «Наши проблемы» в Союзе художников Киргизии 20 сентября 1968 года. Из сборника «Певец киргизского народа». «Кыргызстан». Фрунзе. 1981 год.

Это позволяет создавать форму, содержащую в конкретной теме универсальную идею, что и является сутью искусства. Форма становится не зыбкой вибрацией души, а выразительной коммуникативной субстанцией смыслов, хорошо понимаемых самим художником, который уверен в их значительности.

Этому методу находились противники уже в 50-е годы, а в «оттепель» сопротивление еще более увеличилось. На самом деле и в 50-е и в 60-е отвергались не эти принципы, а их дискредитация: идеологическое навязывание в качестве единственных. В 70-е картина стала еще в большей мере саморазвитием живописного пластического эксперимента в душе, в сознании художника.**** Это многое дало советской живописи в смысле культурного разнообразия, но долгое внутреннее «варение в собственном соку», без «щелчков по носу» со стороны реальности, приводит со временем к модной манерности.

Лучше мастера не скажешь, и в завершении темы парадоксальные фрагменты из книги «Образы Индии. Записки художника». Чуйков в конце 5-х описывает Индию… и ту ситуацию, в которой очутилась живопись Кыргызстана сегодня.

«Рассказы наши о жизни и работе советских художников слушались с напряженным вниманием и производили большое впечатление. Особенно сильное впечатление на художников Дели произвело сообщение о том, что в СССР существует Художественный Фонд, располагающий большими средствами для творческой и социально-бытовой помощи художникам…, а также то, что государство на закупку произведений искусства ассигнует ежегодно миллионы рублей.

- Для вас созданы идеальные условия, - с восхищением говорили художники, многие из которых для заработка служили кто на парфюмерной фабрике, кто в типографии, а кто и просто клерком в конторе».

«Посетили мы небольшую выставку работ группы делийских художников. На ней были представлены акварели в духе древнеиндийской миниатюры и пейзажи маслом в плане французской школы. Эти два направления имеют наибольший спрос у покупателей-меценатов…

Интересно, что … прогрессивно мыслящие художники,… взяв актуальную современную тему, пытаются выполнить картину в стиле древнеиндийской миниатюры или же в духе французов - Гогена, Матисса, Дерена.

В таких случаях налицо бывает резкий разрыв формы с содержанием, сами художники остаются неудовлетворенными…»

Многое в опыте Чуйкова уникально, то есть не всегда подходит для массового применения, но общие положения не мешало бы вспомнить. Чуйков ясно понимал, что лучшее, что у него есть и область его работы - Киргизия, «тропинка к самому себе».***** Он также отлично понимал, что без художественной среды в республике его мечты останутся нереализованными. Используя политическую конъюнктуру, он стоял у истоков создания в 1934 году Союза художников Киргизии, а в 1935, при его активнейшем участии, была открыта первая Государственная Картинная галерея. Несмотря на невероятные трудности у него все получилось, но в 1937 году не любили победителей - любили их «опускать» с пьедесталов десятилетними отсидками. Чуйкова пытались обвинять в недостаточной политической бдительности, он намек понял и, добровольно сложив с себя полномочия председателя Союза художников Киргизии, «сбежал» в Москву. Чуйков всю жизнь был беспартийным, что при его то регалиях (Сталинская премия) довольно таки странно. Можно утверждать, что, будучи искренним приверженцем коммунистических идеалов, он старался держаться подальше от власти, насколько это было возможно. Помогал ему в этом и парадоксальный способ жизни «на два дома», работая над этюдами в Киргизии летом, а зимой над темой в Москве. В те времена гениальная формула: реализация идей и планов подальше от круга интересов центральной власти и спокойная работа вне влияния местной. В то время само объединение в Союз художников давало возможность работать творчески и при этом быть обеспеченным человеком, выполняя «задания партии» на «идеологическом фронте», что и отражено в немалом количестве его работ. Для реализации замыслов всегда есть необходимость быть политиком, Чуйков и был политиком, считающим такую деятельность в государстве рабочих и крестьян для себя естественной. Но он никогда не был царедворцем, и это главное для нас в его творчестве.

Условия для работы были созданы, и теперь можно было воплощать свои идеи на уровне явлений, и таким явлением в изобразительном искусстве Кыргызстана стала «Киргизская колхозная сюита» - наиболее успешный соцреалистический проект в живописи на пространстве всего Советского Союза. Принципы социалистического реализма воплотились в «сюите» естественно и полноценно: для колониальной окраины царской России подъем экономики и развитие культуры были действительностью, и Чуйкову не пришлось ничего выдумывать и искать в реальности ростки светлого коммунистического будущего. Он сумел честно пройти творческий путь от изображения, пропахшего дымом и навозом «Бедняцкого аила» (1936) до создания оптимистической «Дочери чабана» (1956), в которой нет никаких тенденций и натяжек. Дочь чабана держит в загорелых руках красный арбуз - чистая пластика, которая стала символом новой страны. Это было правдой в жизни - стало правдой и в искусстве. Чуйков сумел в рамках социалистического реализма гениально реализовать общий принцип: увидеть в земном его высшую идею. Социалистический реализм умер, а Чуйков - нет. чуйков живопись кыргызстан социалистический

Еще один распространенный советский тезис: принято считать, что Чуйков был продолжателем демократических традиций 19 века. Демократические традиции - это отстаивание человеческого достоинства перед произволом государства, с его иерархией и привилегиями. Демократические художественные традиции 19 века гласят - не растрачиваться на портреты князей и банкиров (за большие гонорары), а «забурятся» в деревню и, живописуя тяжелый труд, унижения и бесправие простого народа, возбуждать в обществе чувства сострадания и социальной ответственности. В эпоху Сталина тема трудового народа, строящего социализм, - это практически единственная, принимаемая и хорошо оплачиваемая тема, и непонятно в чем здесь продолжение демократических традиций. Говорить так о Чуйкове, прежде всего, издеваться над памятью сотен тысяч жертв сталинских репрессий (именно они и отстаивали демократические традиции), а во вторых дискредитировать имя самого Чуйкова, приписывая ему достоинства, которыми он не обладал. Естественно, Чуйков был демократом по духу, но целью своей жизни считал: найти живописную трактовку Киргизии, особого, удивительного мира, который достоин того, чтобы быть увековеченным в самобытной пластике.

Если «Киргизская сюита» была вершиной творчества Чуйкова, то Индийский цикл - повтором. Было все: и мастерство, и вдохновение, и изнуряющий труд - не было «тропинки к себе». При нехватке впечатлений, впитанных в душу «вместе с молоком матери», тенденциозность и сентиментализм, - подводные камни метода социалистического реализма - проявляются с особой силой. Сентиментализм тоже течение, в нем нет ничего позорного, но все-таки есть высокий стиль, и есть осознанно простроенные жанры. Чуйков - это наша готика, возрождение и… сентиментализм.

Еще вольно цитируя, можно добавить: социалистический реализм был уже мертв, а Чуйков - еще нет. После «оттепели» продолжением творческой биографии мастера могла стать бесконфликтная мелодрама или… обращение к вечности, к субстанциям вне конкретного окружения. Недаром самым любимым художником Чуйкова становится религиозный художник Александр Иванов («Явление Христа народу»). И недаром одна из последних значительных работ Чуйкова - «Прикосновение к вечности», где художник стоит на пороге категорий не просто художественных, философских: здесь чувства масштабные, не социалистические - поэтико-религиозные. Понятно, что в СССР это не могло быть открытым заявлением и в некоторых удивительно лиричных, камерных работах последних лет есть недоговоренное, невысказанное, несделанное до конца.

Я вольно трактую некоторые известные всем факты, и мне кажется, что я пишу о понятных, очевидных для моего поколения, проблемах. Признаться честно - мое поколение не любило Чуйкова. Мое поколение любило все запрещенное, завидовало демократичности джинсовой Америки и никогда не забудет дикие очереди за туалетной бумагой. К Чуйкову мы относилось достаточно равнодушно, а последние работы просто ненавидели. Нам, ценившим глянцевые, а главное недоступные, импортные журналы менее регламентированного «западного образа жизни», непереносимо было смотреть на сентиментальную помпезность пожухших огромных холстов нашей официальной живописи. Мы чувствовали, что славословие в передовицах - это «не то ребята», но еще не знали, что так было практически везде и всегда, и что мы просто по молодости пребываем в естественном состоянии нонконформистской борьбы за свое место под солнцем. Гораздо позже, после периода увлеченности западным искусством, пришло понимание, что сутью усилий наших «западников» было продвижение на свою территорию глобального, стандартного художественного языка современных европейских школ. Вот тогда-то мы и оценили по-настоящему простоватую мощь самобытной пластики Чуйкова. Для моего поколения понимание этого есть эволюция восприятия модернизма - от почитания до разочарования.

Конкретный опыт прошлого не сгодится для современных условий. Сейчас плохо вериться в появление работ из современной жизни подобных лучшим творениям «киргизской сюиты». Нам и не нужно буквально, «формально» применять художественные методы прошлых лет, и возможно главное в завете Чуйкова - отразить в творчестве оптимизм своей Эпохи.

Замысел статьи возник после проведения выставки «Чуйков и его эпоха» с 26 декабря 2006 года по 17 января 2007 года в Национальном музее изобразительных искусств, в Бишкеке. На выставке были продемонстрированы восемь отреставрированных полотен мастера. Выставка проводилась Азия Универсал Банком в рамках проекта «На все времена». Организацией выставки занималась галерея «Курама Арт». В статье использованы материалы работы над каталогом выставки и книги «Семен Афанасьевич Чуйков и его Эпоха». Книга не была издана к выставке по не зависящим от организаторов причинам.

* В свое время на предложение написать статью о Чуйкове известный искусствовед ответил: «А зачем? О нем же все уже известно, сказано и написано». Здесь проявилась привычка считать, что есть вопросы, на которые даны окончательные ответы, вбитая в советское искусствоведение научным коммунизмом и противоречащая элементарному здравому смыслу.

** Общим местом сейчас стало понимание, что советское искусствоведение - это корректное обсуждение работ, словесное описание пластики осторожными примечаниями, вне контекста политического и социального.

*** Одна «художественно продвинутая» мадам на предложение посетить выставку Чуйкова выразилась еще определеннее: «Чуйков, фи, - это же так скучно». Мадам лицемерка и в обществе при упоминании Семен Афанасьевича будет всем видом выражать почтительность, восторг и трепетание.

**** Здесь невозможно не заметить парадокс: практически это принципы Роберта Фалька, учителя Чуйкова в ВХУТЕМАСе. Есть еще один многоговорящий парадокс: старший сын Чуйкова - Иван Чуйков - московский нонконформист и концептуалист 70-х.

***** Поиск «заросшей тропинки к самому себе» - выражение, заимствованное Чуйковым у Врубеля (по свидетельству Дмитрия Владимировича Сарабьянова на странице 13-ой в книге «Семен Чуйков», «Советский художник», 1976, Москва), и означавшее возвращение к непосредственным, «дошкольным» живописным впечатлениям детства и юности. Здесь открывается интересная возможность для психоаналитического исследования. Психоанализ не применялся и не признавался советским искусствоведением и это еще одна наша непаханая «целина».

Размещено на Allbest.ru