Ориентализм в истории культуры Петербурга

Размещено на http://www.allbest.ru/

Ориентализм в истории культуры Петербурга

Ориентализм - заметный феномен культурной жизни Петербурга. И хотя он никогда не оформлялся в определенное течение или стиль, как особая атмосфера он наполнял жизнь петербуржцев со второй половины XIX в. Увлеченность Востоком питалась философской и востоковедной мыслью, открытиями путешественников, находила выражение в литературе, театре, теософских семинарах, первых фотографиях восточных стран, выставках и многих других проявлениях мультикультурной жизни Петербурга. О Востоке говорили, он развлекал, он входил в повседневность, незаметно и опосредованно влияя на культурную жизнь разных слоев населения, добавляя новые измерения культурной реальности. Ориентализм не был напрямую связан с пониманием Востока, многие знания трансформировались (Д.С. Мережковский, Е.П. Блаватская). Здесь работали другие культурные механизмы - желание изменений, открытость новому, толерантное отношение к Иному, богоискательство.

Тем не менее многие деятели культуры отозвались «на зов Востока» вполне осознанно.

«Одни искали восточные духовные ценности, стремились понять иные культуры, другие мечтали почерпнуть на Востоке силы для поддержки дряхлеющей Европы, третьи видели для России возможность особой «синтетической» духовности, в которой плодотворно соединятся восточная мудрость и европейская цивилизация» [5, с. 175].

Во времена, именуемые русским религиозно-философским ренессансом, интерес к Востоку проник не только в кружки и салоны, возникли даже общественно-политические движения, такие как, например, «Великий Восток народов России». В целом ориентализм опровергал позитивистские ценности и европоцентризм. Он указывал альтернативные «пути к истине» через самосовершенствование, утверждал необходимость привнесения духовности и нравственности в науку. Начиная с восьмидесятых годов XX в., после полувекового перерыва, питаемый результатами востоковедного труда и разнообразием инокультурных практик ориентализм начал восстанавливать утраченные позиции. Сегодня принимаются «как свои» такие понятия, как «карма», «ци», «бхакти», «нирвана», «сатори», «адвайта». Развиваются модные молодежные тренды, такие как «гоу-транс». Возобновляются исследования ведических корней русской культуры (С.В. Жарникова). Осуществляют культурные проекты арии индославы. Сотрудники РГО обследуют Гиперборею (экспедиции С.В. Голубева). Музыканты и литераторы осуществляют артистическую рефлексию на символическое смешение Востока - России - Запада (Б.Б. Гребенщиков). Осваиваются «новые» маршруты путешествий (Бутан, Сикким, Тибет, Мекка), причем организуются не туристические поездки, а паломнические, имеющие конфессиональную специфику. Это приводит к появлению людей не просто знающих (читавших, изучавших), но становящихся носителями одновременно двух типов культур и осуществляющих посредничество между ними для других (Б. Ерохин, В. Федько). Ориентализм институциализируется. В Петербурге работает Ведическое общество духовного развития, действует школа традиционных искусств Китая Bai Mao, Центр духовных и оздоровительных практик и много других реальных и виртуальных центров восточных культур, связывающих в сообщества тысячи ориентально настроенных петербуржцев. В целом современный ориентализм, как и в Серебряном веке, представляет весьма эклектичное культурное пространство, которое осваивается сообща, выражая общие тенденции развития мультикультурного самосознания.

Другая важная форма освоения восточной культуры в Петербурге - наука. Её функции с петровских времен определяются выработкой и теоретической систематизацией позитивных знаний о действительности. Значимость гуманитарных исследований восточных культур в XVIII в. заключалась не только в том, что они производились впервые. Востоковеды получали новые знания, что впоследствии привело к трансформации отечественной культуры. Более века (XVIII - нач. XIX в.) ушло на изучение восточных языков и первичный сбор информации. И хотя ранняя специализированная литература по Востоку сегодня уже потеряла свою актуальность, её культурная значимость осталась непреходящей. Пионеры востоковедения Г.З. Баер, С.П. Паллас, Г.Ф. Миллер и другие создали прецедент, определили направления последующего освоения восточных культур.

Иной культурный смысл имеют для нас работы Ф.И. Щербатского, Е.Е. Обермиллера, их коллег и последователей, прославивших отечественную ориенталистику в конце XIX - нач. XX в. В них мы имеем дело с материалом двойного осмысления Востока и Запада, с философским сопоставлением культурных смыслов, с диалогом уже соприкоснувшихся культур. Тем более что подлинное понимание Востока оказывалось невозможным без вживания в иные культурные коды, что неминуемо приводило к личностным трансформациям исследователей. Интересен и тот факт, что востоковедение, как и российская философия, во многом развивалось вне академической среды. Хороший исторический пример - жизнь и деятельность Г.С. Лебедева, открывшего индологическое научное направление в отсутствие опосредованного Академией государственного заказа и официальных договоренностей между странами. Систематическое и стихийное изучение Востока продолжается и ныне здравствующими учеными-энтузиастами, исследующими свой предмет во всем многообразии тем и дисциплинарных направлений. В рамках академической науки в городе продолжают работу исследовательские и образовательные институты, в частности, Институт восточных рукописей Российской академии наук, Восточный институт и др. Кроме того, с начала 1990-х гг. в городе появилось множество издательств, которые специализировались на восточной тематике, такие как «Петербургское востоковедение», «Нартанг», «Ясный свет», «Алмазный путь», «Диля» и др. Анализ количества и качества изданий, оригинальных и переводных книг по Востоку, проводимых семинаров, конференций свидетельствует об активизации востоковедной жизни в Петербурге. Изыскания востоковедов, посвященные ментальности и категориям восточных культур, создают основы понимания культурных кодов восточных народов.

Заметен интерес к Востоку и в не востоковедческой научной среде. К восточной философии и культурным практикам проявляют интерес не только гуманитарии, но и физики, химики, биологи. Например, медики исследуют Аюрведу, Чжуд-ши и другие памятники восточной мысли. Вводят в современную практику лечения и диагностики знания акупунктуры (метод Накатани), энергетических каналов. Иновативный опыт традиционных восточных культур легализуется в таких направлениях, как восстановительная медицина и валеология. Освоение вводимых востоковедами знаний изменяет сознание интересующихся Востоком петербуржцев, ведет к открытию альтернативных путей интеллектуальной жизни, указывающих, например, на абсурдность форсирования своей индивидуальности, на необходимость выхода из текстовой ограниченности, на иные этические основы.

Обращение интеллектуалов к восточной тематике в философии и литературе началось уже в первой половине XIX в. Увеличивающийся поток востоковедной информации, подкрепленный романтической реакцией на Просвещение, менял отношение к Востоку многих образованных петербуржцев. Восточная тематика не просто интересовала, но неизменно вплеталась в контекст интеллектуального дискурса. К осмыслению места России (на оси Восток-Запад) обращался П.Я. Чаадаев. «Первое всемирно-историческое пробуждение человеческого самопознания» увидел в буддизме В.С. Соловьев. Он даже высказывал мысль о возможности объединения буддизма и христианства [6, с. 308-309]. В течение

XVIII в. петербургская и московская интеллектуальная среда с интересом впитывала восточные концепции, обнаруживая новые ориентиры, открывая новые системы ценностно-смысловых координат. Интерес к Востоку не миновал крупнейших русских писателей: Ф.М. Достоевского, Максима Горького, Л.Н. Толстого и др. Восточное влияние проявило себя не только в тематических произведениях. Для литераторов, как и для других петербургских интеллектуалов, Восток стал альтернативным способом осмысления мира.

Восточная тематика не оставила равнодушными поэтов и художников. Рассмотрение этих проявлений ориентальной жизни Петербурга значимо хотя бы потому, что статус поэзии и изобразительного искусства в XIX - начале XX в. был достаточно высок. Кроме того, эти виды искусства хорошо отражают актуальное отношение к восточной теме петербургского общества, маркируя уровень развития межкультурного диалога. Начиная с творений В.А. Жуковского, сделавшего первый поэтический перевод с немецкого поэмы о «Нале и Дамаянти», к восточной тематике обращается всё большее число петербургских поэтов. «Для воспитанного на Байроне поколения Восток стал тем же, чем Италия была для классиков.» [4, с. 54] Интересно наблюдать и то, как в течение полувека эволюционировало содержание произведений. В начальный период романтического воодушевления Востоком Ближним (А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов) магистральной линией в литературе стала антиномия «личность - общество», в которой альтернативой борьбе героя-одиночки служило бегство от общества. Однако постепенно Ближний Восток терял свою привлекательность. «Возникла потребность обращения к иному Востоку, к иной цивилизации, в основе которой лежала изначальная идея гармонии между небом, землей и человеком, между индивидуумом и обществом» [1, с. 90]. К эпохе Серебряного века Восток значительно упрочил свои позиции. К Восточной теме обращаются М. Волошин, поэты-символисты А. Белый, К.Д. Бальмонт, В.И. Иванов, В.Я. Брюсов; акмеисты Н.С. Гумилев, О.Э. Мандельштам, футурист В. Хлебников.

Диалог с Востоком, всегда личный, богатый формообразующими культурными инвенциями, находим мы и в работах русских живописцев В.В. Верещагина, Н.К. и С.Н. Рерихов. Авангардисты начала века (абстракционисты, лучисты, футуристы) также многому учились у Востока, который позволял им подняться над стереотипами европейской культуры. На этом этапе творческих взаимодействий речь уже не шла о простых подражаниях и стилизаторстве. Прямо или косвенно восточное влияние сказывалось не столько на формотворчестве, сколько на обретении новых личностных ориентаций.

Рассмотрение рецепций восточной культуры в театре и кино уместно начать с творчества К.С. Станиславского, создавшего систему, повлиявшую на весь западный театр и даже Голливуд. По свидетельству Е. Вахтангова, Константин Сергеевич многое черпал в произведениях Вивекананды и других индийских мыслителей. Обращаясь к трудам режиссера («Работа актера над собой»), действительно встречаешь много индийских образов, терминологии, техник (йогические асаны, дыхательные упражнения, методы сосредоточения). Реформы натуралистического театра также связаны с диалогом культур Востока и Запада. Так, проводником особого творческого переосмысления японских традиций на петербургской сцене был В.Э. Мейерхольд. Разрабатывая свою знаменитую биомеханическую систему, он никогда не скрывал, что был вдохновлен японским театром Кабуки. Стремление к самоценности театрального начала, к «тотальности» действа обратило внимание ученика Мейерхольда А.Я. Таирова к индийской традиции. В 1914 г. он поставил «Сакунталу» на сцене Камерного театра.

Эта практика диалога не исчезла и в последующие времена вдохновляла не только реформаторов театра, но и кино. Например, в России превращение кинематографа в новый вид искусства произошло во многом благодаря творчеству С.М. Эйзенштейна. Создатель нового визуального языка, изучавший в Петербурге японский язык, писал: «Я очень часто пользуюсь материалом Востока: вначале больше опытом Японии, в дальнейшем китайского искусства» [3, c. 183]. Восток для многих творческих людей представал неисчерпаемым источником вдохновения, порою даже родиной истинного искусства, и Россия часто естественным образом с Востоком отождествлялась. Обращение к «внутреннему Востоку» впоследствии получила развитие в советском кинематографе, в работах Г.Н. Данелии, С.И. Параджанова, О.Д. Иоселиани и многих других. Сегодня рецепции восточной культуры работают в механизмах адаптации восточных культурных форм, творческого синтеза, служащего рождению новых жанров, например созданный в СПбГАТИ Театр пластики рук «Hand Made». Интерес представляют восточные темы в слиянии поэзии и мультимедиа («фото-тханки» В. Трофимова), в изобразительном искусстве (В. Хахо, Т. Архипова, В. Близнецов, В. Синкевич). Восточные темы входят в репертуар петербургских театров, например, «Белое облако Чингизхана» в Учебном театре на Моховой, «Волшебное пёрышко» театра марионеток Е.С. Деммени. Высшую театральную премию Петербурга «Золотой софит» (2003) присуждают балету Михайловского театра «Принцесса Луны или Такэтори - моногатари». Заметны восточные темы и на фестивальных площадках, таких как Балтийский дом, в постановках экспериментальных театров (Дерево, Академия Тишины, Шанрги-ла), в продюсерских проектах (арт центра «Берег», Открытой ассоциации своевременного искусства «ЧЮ»), Open Air-ах, таких как «Инлакеш» или «Танцы за всеобщий мир». Взаимодействие культур порождает новые системы творчества, например, «Самоосвобождающая игра» В. Демчога, транспонировавшего подобно Станиславскому и Ежи Гротовскому восточные практики и идеи на язык театрального действа и создавшего на основе ваджраянских психотехник новую школу актерского мастерства.

В качестве формы межкультурных контактов следует выделить и межконфессиональный диалог. Начавшийся уже в XVIII в., он отмечен пионерскими инициативами деятелей православной церкви по культивации восточного культурного пространства, в частности Сибири. Однако исторические материалы свидетельствуют о том, что эта форма взаимодействий (казалось бы, призванная осуществлять обмен трансцендентным опытом) демонстрирует весьма скромные результаты. Вплоть до открытия в 1861 г. миссии дипломатической, наиболее успешная и репрезентативная Пекинская духовная миссия по большей части готовила переводчиков и выполняла функции посредника в политических сношениях России и Китая. Хотя ряд священнослужителей уделял внимание изучению восточных культур (Н.Я. Бичурин, П.И. Кафаров, А.Г. Владыкин и др.), в целом в работах православных авторов (арх. Нил, И. Попов, иер. Мефодий, А.И. Введенский, В.А. Кожевников) не ощущается желания понять суть иного мировоззрения. Толкуя восточные религии как пагубную духовную практику (языческое идолопоклонство), они традиционно преследовали цель оградить свою паству от возможного влияния Востока и выработать у нее однозначный ментальный стереотип, срабатывающий на альтернативные пути духовного развития как «метафизический шлагбаум». Столкновение конфессий особенно обострилось во времена принятия закона «о свободе вероисповедания» в начале XX в. и открытия в городе мусульманской соборной мечети и буддийского дацана.

Однако в атеистическом СССР межконфессиональное противостояние было снято с повестки дня. Эту исторически сложившуюся форму межкультурного общения характеризует тот факт, что подавляющее большинство искажающих толкований восточных мировоззрений (непоследовательность, мистифицированность, пессимизм, пассивность, иждивенчество и пр.), с которыми мы встречаемся и сегодня, выработаны христианскими авторами и советскими идеологами. Однако за последние двадцать лет ситуация начала меняться. Культурная проницаемость Востока и Запада привела к появлению в Петербурге нетипичных для традиционной русской и европейской культур форм религиозной идентичности. Данный феномен основывается на идее духовного родства рода человеческого. Организуется и как личное движение к абсолюту (Брахма самадж, Практическая веданта, Интегральная йога, Вайшнавские общины) и как поиск и открытие альтернативных способов «духовного подъема» (корейский дзэн «кван ум», японский сото дзен, даосский центр Дао Дэ). В данном пространстве диалога культур возникает и «духовное эмигрантство», которое заключается в подмене своих культурных традиций заимствованными и, по сути, является паллиативом неаутентичных восточных традиций. Однако значительно более распространен в Петербурге иной тип взаимодействий, который состоит в адаптации восточного мировоззрения и психофизических практик к реалиям современной жизни. Свидетельство результатов этой «переработки Востока в своё» - развитие западной версии буддизма, основанной на усвоении живой передачи традиций Дзен, Махамудры и Дзогчен. Следует отметить, что в развитии данной формы межкультурного взаимодействия Петербург занимает ключевые позиции в России и странах СНГ.

В настоящее время восточная составляющая проявлена практически во всех сферах санкт-петербургской культуры. Её возрастающее влияние на культуру города определяется экономической связанностью, демографическими изменениями, большим числом рекреационных обращений к восточной этнике. В массовой культуре и художественных практиках ориентализм демонстрирует свою эклектичность, в обращении к религиозным идеям и философским концепциям - востребованность альтернатив. В целом взаимодействие между культурами перестает быть фрагментарным и механическим. Оно несет компаративный опыт встречи несовпадающих культурных кодов, разных принципов организации деятельности, общения, самоактуализации. Осуществляясь на разных уровнях и в разных формах, контакты трансформируют культурную реальность Петербурга, обогащая современность вариантами культурного развития.

ренессанс ориентализм восточный европоцентризм

Размещено на Allbest.ru