Понимание живописи и ее мировоззренческой роли в трактате о живописи Леонардо да Винчи

Размещено на http://www.allbest.ru/

Понимание живописи и ее мировоззренческой роли в трактате о живописи Леонардо да Винчи

Эпоха Возрождения (франц. Renaissance, итал. Rinascimento) - это эпоха великих социальных, экономических и, естественно, культурных изменений в жизни средневековой Европы, эпоха, когда преобразования в идеологии и жизни людей шли по направлению усиления гуманизма и просвещения.

В этот исторический период произошел невероятный взлет культуры, обусловленный рядом благоприятных условий. Активно развивались сферы науки и техники, расширялись зоны географического влияния, менялись торговые пути и появлялись новые торговые и промышленные центры. Все эти факторы существенно расширяли представления человека об окружающем мире, что привело к пику расцвета науки, литературы и искусства.

Именно в эпоху Возрождения появился целый ряд великих выдающихся ученых, мыслителей, изобретателей, путешественников, художников, поэтов, деятельность которых внесла колоссальный вклад в развитие общечеловеческой культуры.

Но среди всех ярко выделялся талант гениальнейшего человека, основателя искусства Высокого Возрождения Леонардо да Винчи. Его феноменальная исследовательская мощь проникала во все области науки и искусства. Даже в наше время исследования его работ изумляют гениальностью прозрений. Леонардо да Винчи был художником, скульптором, архитектором, философом, историком, математиком, физиком, механиком, астрономом, анатомом.

Будучи ребенком, Леонардо проводил много времени со своим дядей Франческо, практикующим в медицине священником. Его отец был поражен, когда увидел, как маленький Леонардо старательно рисовал листки со всеми их прожилками, пока собирал травы по заданию дяди. Он начал рисовать самостоятельно, имея в качестве образца лишь прекрасные картины и скульптуры, созданные природой. Именно благодаря рано пробудившейся одаренности отец отдал Леонардо в обучение к одному из самых известных мастеров во Флоренции - скульптору, ювелиру и живописцу Андрей Верроккьо. Именно здесь началось формирование творческой индивидуальности Леонардо.

Уже позже он развил свои таланты во многих других сферах, среди которых физика, архитектура, философия, но живопись занимала первое место среди множества прочих.

По давней средневековой традиции живопись не входила в число «свободных» или «благородных» искусств. Она причислялась к искусствам «механическим», т.е. стояла наряду с ремеслами, и живописцы не выделялись из среды прочих ремесленников.

Леонардо горячо восставал против подобной оценки живописи. «Вы поместили живопись среди механических искусств. Конечно, если живописцы были бы столь же способны восхвалять в писаниях своих произведения, как и вы, я полагаю, она не осталась бы со столь низким прозвищем». Живопись, по Леонардо, не «механическое ремесло», а «наука». Она - «законная дочь природы, ибо порождена природой». Живопись основана на «благороднейшем» из чувств - зрении. Как одно из высших средств познания, живопись органически сливается с наукой, ибо и наука в конечном итоге основана на чувственном, зрительном познании окружающего мира.

Трудно сказать, кого именно конкретно имел в виду Леонардо, говоря: «…вы поместили живопись среди механических искусств». Во Флоренции его времени уже происходила переоценка ценностей, и представители самых различных направлений склонялись к признанию права живописи занять место среди свободных искусств. Фичино писал: «Наш век, наш золотой век вернул к жизни свободные искусства, почти совершенно уничтоженные, - грамматику, поэзию, риторику, живопись, архитектуру, музыку и древнее пение лиры Орфея. И произошло это во Флоренции».

Если говорить о принципиальных высказываниях, то, пожалуй, только у Савонаролы можно найти защиту старого средневекового представления о часто «служебном» характере «механических искусств». Савонарола различал два вида практических наук: одни направлены на «действия души», относящиеся к «внешней материи», другие - на усовершенствование самой души (этика). Первый вид охватывает «механические искусства», которые не имеют благородства (dignitas) ни от своего предмета (ех obiectо), ни от характера своего действия (ех modo suo). Философу не вредно знать о них кое-что, однако «отсутствие таких знаний не лишает его имени мудреца». «Следовательно, те искусства, которые осуществляются телом, служителем души, называются служебными (serviles), а те, которые осуществляются посредством одного лишь интеллекта, являющегося свободным (qui liber est), называются свободными (liberales)».

Но дело не столько в принципиальных высказываниях философского характера, сколько в настроениях, подчас не до конца осознававшихся, в некоей консервативности оценок, продолжавших бытовать в обществе. Отец Рафаэля, художник Джованни Санти сражался не с ветряными мельницами, когда превозносил живопись и обличал своих современников в стихах за то, что они поместили ее среди «механических искусств», - «неблагодарные, несправедливые, непонимающие и жестокие».

Нельзя забывать также, что, как бы ни судили во Флоренции о значении живописи, материальное положение Леонардо и других художников оставалось трудным. Известно, что ему из-за нужды пришлось производить окраску часовой башни Сан Донато золотом и ультрамарином. Вазари рассказывает о том, как монахи монастыря Пассиньяно относились к Давиду и Доменико Гирландайо, когда те работали там в 1476-1477 гг.: на них смотрели как на простых ремесленников, «чернорабочих» и кормили объедками с монастырского стола.

Известно, как настойчиво Леонардо боролся за то, чтобы живопись была признана равноправной среди свободных искусств, если не выше их всех, в том числе геометрии и арифметики. Он утверждал: «Эти две науки распространяются лишь на понятие количества, бесконечного или конечного, а сущностью не занимаются, а в ней и ее красота созданий природы и украшение мира. Если живописец пожелает увидеть прекрасные вещи, внушающие ему любовь, то в его власти породить их, а если он пожелает увидеть уродливые вещи… то и над ними он властелин и бог… Все, что существует во вселенной как сущность, как явление или как воображаемое, он имеет сначала в душе, а затем в руках, - писал он. - Поэтому живопись должна быть поставлена выше всякой другой деятельности».

Существует труд, носящий название «Trattato della pittura», «Трактат о живописи», в котором можно увидеть, что же для Леонардо значила живопись. Некоторые показания его современников создали предположение, что он сам подготовил для отдельного издания материалы, трактующие об этом предмете и разбросанные в его многочисленных Кодексах, и что различные печатные издания «Trattato della pittura» нужно считать простым воспроизведением его собственной рукописи. Однако, надо заметить, что все известные до сих пор издания этого трактата суть не что иное, как хрестоматические издания, т.е. компилятивный свод отрывков, относящихся к живописи, из всех известных и, быть может, некоторых не дошедших до нас манускриптов Леонардо да Винчи. Действительно, читая обнародованные манускрипты его, постоянно наталкиваешься на отдельные рассуждения, знакомые тем, кто прочел раньше трактат о живописи, и притом в тех же словах и выражениях. Уже это обстоятельство делает сомнительным показание Вазари, который утверждает, между прочим, что он видел этот трактат в оригинальном манускрипте, писанном справа налево. Нельзя понять, с какою целью Леонардо да Винчи стал бы делать выписки из своих собственных Кодексов этим малодоступным способом, т.е. именно справа налево. Если бы он приготовлял такое сводное издание своих рассуждений об искусстве для печати или для подношения Людовико Моро, как полагают некоторые исследователи, то, конечно, он делал бы свои выписки обыкновенным почерком, которым он владел, как известно, с полною свободою. В Кодексах, не предназначенных для общего употребления, он мог набрасывать свои мысли так, как ему было удобнее, легче и приятнее, но странно было бы допустить, что он создал ненужные затруднения в новом списке, предназначенном для других. Именно поэтому авторство этого труда приписывают его ученику, Франческо Мельци, который на основе записных книжек и рукописей мастера (около 7000 листов) составил произведение, дошедшее до нас под названием «Трактат о живописи».

Во главе всех рассуждении Леонардо да Винчи о живописи нужно поставить несколько строк из «Атлантического Кодекса», не вошедших ни в одно из первоначальных изданий «Trattato della pittura» и впервые обративших на себя внимание Рихтера. Немногими словами Леонардо да Винчи, с обычною остротою своей научно-революционной мысли, рисует пути искусства от расцвета к падению и возрождению. Вот еще тонко намечена непоколебимая теория художественного Ренессанса. Леонардо да Винчи говорит: Живописец будет создавать произведения низкого достоинства, если он делает для себя отправным пунктом произведения других художников. Но если он будет исходить от предметов природы, он будет давать хорошие плоды. Это мы наблюдаем у живописцев после римского периода, которые постоянно подражали один другому: их искусство непрерывно, из века в век, склонялось к упадку. После них явился флорентинец Джотто, который, не удовлетворяясь подражанием произведениям своего учителя Чимабуэ и родившись в уединенных горах, обитаемых только козами и тому подобными животными, при своей природной склонности к живописному искусству, начал рисовать на камнях движения коз, находившихся под его надзором. Таким же образом он стал изображать всех животных, находившихся в этой местности, и посредством продолжительной работы достиг такого совершенства, что превзошел не только мастеров своего времени, но и всех художников многих прошедших веков. После Джотто искусство упало, потому что все стали подражать существующим картинам, и так шло из века в век, пока флорентинец Томазо, по прозванию Мазаччио, не показал своими совершенными работами, что мастера, исходящие в своих произведениях из чего-либо иного, кроме природы, наставницы учителей, трудятся напрасно». Эти слова могли бы послужить введением ко всему трактату о живописи. Художник ставит как величайшую задачу своего искусства воспроизведение видимого мира, его предметов, фактов и событий, как они воспринимаются зрением. Мысль эта проникает весь трактат, хотя ее действительное значение не сразу бросается в глаза в простых доводах и примерах. Иногда, прославляя живописное искусство, Леонардо да Винчи впадает в тон наставнического красноречия, прибегая при этом к иллюстрациям, убедительным для толпы, которые он берет отчасти из собственного опыта, отчасти, может быть, из сочинений Плиния, где разбросано множество характерных для древнего мира анекдотов о жизни и деятельности художников.

Трактат начинается с параллели между живописью и поэзией. Устанавливая коренное различие этих двух областей человеческого творчества, Леонардо да Винчи указывает на то, что живопись создает подобия предметов, как бы самые предметы, тогда как литература дает только слова, наименования предметов. Произведения живописи воспринимаются зрением, глазом, этим высшим органом внешних чувств, тогда как поэзия воспринимается воображением. А между тем воображение, пишет Леонардо да Винчи, относится к действительности так, как тень относится к телу, отбрасывающему тень. Таково же отношение поэзии к живописи, потому что поэзия ставит свои предметы в воображении посредством значков, а живопись действительно дает предметы глазу извне, а глаз воспринимает их образы так, как если бы они были натуральными. Поэзия же передает предметы без сходствующих с природою образов, и эти предметы входят в сферу впечатлений без посредства зрительной способности, как это происходит в живописи. Несмотря на некоторую схоластичность, это краткое рассуждение дает чувствовать настоящего теоретика живописи, с определенной философскою перспективою, которая позволила ему в немногих словах обнять многовековую историю своего искусства. Главная задача человеческого развития заключается для него в непосредственном зрительном восприятии окружающего мира, и потому высшим искусством для него является то, которое создает зрительное впечатление, доводя его, по возможности, до полной иллюзии. Это искусство, в своих наиболее совершенных образцах, создает чарующий обман для зрения наивных, непосредственных существ, заставляя своими изображениями весело волноваться детей, собак и птиц. Если поставить перед глазами живописную картину битвы и представить ее слуху в изображении поэта, то не может подлежать сомнению, что картина живописца должна войти в воображение и в своей наглядности взволновать его действительными ужасами битвы, тогда как описание поэта, разъединенное в своих отдельных моментах, дает только ряд чередующихся представлений, постепенно бледнеющих в воображении и трудно удерживаемых памятью. Читая книгу, мы не имеем перед собою живой картины битвы. Точно так же никакое рассуждение о Боге не произведет такого действия на человеческий дух, как религиозная картина великого мастера. Известно, что перед такими картинами толпа останавливается в благоговейном очаровании, воздавая им почти религиозные почести, потому что в живописном образе, что бы он собою ни выражал, всегда выносится на свет первородная, прямая истина, та истина, которая одна имеет полную власть над душою человека. Ничто не может сравниться, по своему значению для человека, для всей его жизни, с наглядными восприятиями, которые льются в прозрачное окно души, называемое глазом. «О, какая разница, - восклицает Леонардо да Винчи, - видеть свет мутным глазом воображения и действительно смотреть из мрака в свет!» «Кто не предпочел бы, - говорит он далее, - лишиться слуха, обоняния и осязания, чтобы только не лишиться зрения, потому что тот, кто лишается зрения, как бы изгоняется из мира: он ничего более не видит, ничто ему не принадлежит, и вся его жизнь становится похожею на смерть». Разъясняя свою мысль о значении живописи, Леонардо да Винчи говорит; «Живопись есть немая поэзия, а поэзия есть слепая живопись. Каждая из них идет путем подражания природе, поскольку это доступно ее средствам. Каждая из них может давать изображения различных нравов и обычаев, как это сделал Апеллес в своей картине Calunnia. Но живопись, служащая глазу, органу более благородному, чем ухо, это орудие поэзии, создает гармонические соотношения, подобные сочетанию многих голосов в одной гармонии, которая производит на ухо такое впечатление, что слушатели обмирают от изумленного восхищения. Еще гораздо более глубокое впечатление должны произвести пропорциональные красоты в живописном изображении ангела. От этих пропорций проистекает такое же гармоническое созвучие для глаза, как от музыкальной гармонии для уха. Если такая живописная гармония красок будет показана возлюбленному той, чьи красоты воспроизведены в картине, то, без всякого сомнения, он исполнится изумленного восхищения и несравненной радости, превосходящей все другие чувства. Но от поэзии, которая вознамерилась бы дать изображение совершенной красоты, с отдельным воспроизведением ее частей, сливающихся в живописи в описанную гармонию, не получится иной прелести, как при восприятии в музыке раздельно и последовательно поющих голосов, не образующих единого созвучия. Такое же впечатление получилось бы, если бы мы стали показывать лицо по частям, постоянно закрывая уже показанные части его. При этих условиях человеческая забывчивость не дает возможности сложиться никакой гармонической пропорции, потому что глаз не воспринимает единовременно этих частей своею зрительною способностью. Так именно бывает с красотами предмета, измышляемого поэзией, из которых память не создает никакой гармонии, потому что части его воспринимаются раздельно, в различные моменты времени».

Это коренное различие между поэзией и живописью, из которых одна, в своих воздействиях на человека, притупляется бессилием воображения и памяти, а другая опирается на не иссякающие зрительные впечатления, собранные в одну целостную гармонию, можно сказать, положено в основание всех главнейших умозаключений Леонардо да Винчи относительно искусства. Именно потому, что поэзия действует разъединенными по времени впечатлениями, возбуждая ожидания и разочарования, вовлекая дух читателя в психологические противоречия и давая уму пищу для логического сочувствия или протеста, именно потому поэзия разрешается впечатлениями и суждениями нравственного характера, тогда как живопись переходит, по словам Леонардо да Винчи, в научную философию мира. Если поэзия может производить в людях брожение, иногда даже возбуждать их к мятежу или нравственному подвигу, то она достигает этих эффектов только средствами, которыми сама по себе она не располагает: ей помогают философия, проповедничество, разные науки, причем она является как бы лавкой товаров, приготовленных руками различных мастеров. Что же касается живописи, то она действует ей одной свойственными орудиями и служит при этом руководительницей других искусств, создавая для них отправные пункты своими рисунками, отражающими характер предметов. Не вызывая нравственных брожений, она дает эстетический восторг и является молчаливым объяснением внешнего мира, в его плоскостях и линиях. Она не имеет в себе ничего условного, кричащего к человеческому уму посредством произвольно установленных наименований и выражений, она молчит. Спокойно воспринимает она в свои картины дела людей и явления природы, в их индивидуальных очертаниях и красках, не поясняя своих изображений никакими рассудочными средствами, ничем отвлеченным, почти скрывая свое логическое и психологическое содержание. Она требует самостоятельной работы и тонкого понимания того, что представляет собою материя в ее линейных формах, на языке наших внутренних понятий. В этом смысле живопись сливается для Леонардо да Винчи с механической философией, изучающей законы движения и формулирующей для искусства величайший закон перспективных восприятий. Этот именно закон тяготеет над всеми зрительными созерцаниями, которые суть ничто иное, как наслаждение души красотами мира сквозь прозрачное окно, называемое глазом. «Разве ты не видишь, - пишет Леонардо да Винчи, - что глаз воспринимает красоту всего мира? Он есть глава астрологии, он создает космографию, он руководит всеми человеческими искусствами и направляет их. Он увлекает человека в различные страны света. Он царит над математикою и дает материал для самых достоверных наук. Он измерил высоту и величину звезд. Он открыл стихии мира и их распределение. Он дал возможность по движению звезд предвидеть явления будущего. Он породил архитектуру и перспективу, он же создал божественную живопись. О ты, превосходнейшая из вещей, созданная Богом! Какие хвалы могли бы исчерпать твое великолепие! Какие народы, какие языки могли бы достойно описать твою настоящую деятельность!» В таких словах рисует Леонардо да Винчи значение для человечества глаза и живописи. Он старается как бы осилить иные существовавшие в его время эстетические течения, давая живописи преимущество пред всеми другими искусствами и особенно унижая словесное творчество, которое, по его мнению, имеет одну естественную для него форму: диалог. В своем полемическом увлечении он постоянно прибегает к разным иллюстрациям, желая как можно ярче обрисовать свою мысль. Вот один из таких примеров. Однажды, в день рождения короля Матиаса, поэт принес ему свое произведение, где восхвалялись его доблести. В то же время живописец принес ему портрет его возлюбленной. Король сейчас же обратился от книги к картине. Тогда поэт, оскорбленный невниманием, воскликнул: «О, король! Читай, читай! Ты узнаешь нечто более важное, чем может дать немая живопись». Но король, услышав этот упрек за предпочтение немой картины звучным словам, ответил: «О, поэт, молчи! Ты не знаешь, что говоришь! Живопись служит высшему чувству, чем твое искусство, предназначенное для слепых. Дай мне вещь, которую я мог бы видеть и осязать, а не только слышать. Разве ты не знаешь, что душа наша построена на гармонии, а гармония получается не иначе, как при единовременном восприятии пропорциональных соотношений между предметами посредством зрения и слуха? Вот почему я думаю, что твое изобретение гораздо ниже картины живописца, единственно потому, что оно не создает никаких гармонических пропорций».

Живопись - это немая поэзия, а поэзия - это слепая живопись, и та и другая стремятся подражать природе по мере своих сил, и как посредством одной, так и посредством другой можно показать много поучительных вещей. Но результатом живописи, которая служит глазу, то есть более благородному чувству, является гармоническая пропорция, наподобие той, как если бы много различных голосов соединилось вместе в одно и то же время и в результате этого получилась бы такая гармония, которая настолько удовлетворила бы чувство слуха, что слушатели столбенели бы и становились чуть живыми от восхищения. Много больше сделают пропорциональные красоты ангельского лица, перенесенные на картину. В результате этой пропорциональности получается то единое созвучие, которое служит глазу так же, как и музыка уху.

Список литературы

леонардо художник живопись поэзия

1. Золотой век итальянской живописи: очерки. / Л. Любимов. - М., 1979. С. 41

2. См. Педретти, К. Леонардо. / Сокр. пер. с итал. Е. Архиповой. М., 1986. С.

3. Каминг, Р. Художники: жизнь и творчество 50 знаменитых живописцев. / Р. Каминг. - М., 1999. С. 32.

4. Рачеева, Е.П. Великие итальянские художники. М., 2005. С. 84.

5. Баткин, Л.М. Леонардо да Винчи и особенности ренессансного творческого мышления. М., 1980. С. 45.

6. Искусство средних веков и Возрождения. Энциклопедия. М., 2001. С. 196.

7. Леонардо да Винчи. Суждения. / Леонардо да Винчи. - М. 2000. С. 7-9.

8. Гастев А.А. Леонардо да Винчи. / А.А. Гастев. - М., 1982 - С. 243

Волынский А.Л. Жизнь Леонардо да Винчи. - СПб, 1900 г.

Размещено на Allbest.ru