Ранняя московская архитектура XIV–XVI вв.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Курский Государственный Университет

Кафедра ТиМПИИ

Реферат

Ранняя московская архитектура XIV - XVI вв.

Выполнила: студентка

ХГФ гр. 53

Крючкова Татьяна

Проверила: Пронина Т. Д.

Курск 2007

Содержание

Введение

Глава 1. Соборы московского Кремля

1.1 Успенский собор

1.2 Архангельский собор

1.3 Благовещенский собор и церковь Ризоположения

1.4 Грановитая палата

Глава 2. Каменный шатер

2.1 Церкви и храмы села Коломенское

Глава 3. Собор Покрова на Рву (храм Василия Блаженного)

Заключение

Список использованной литературы

 Введение

Мы мало знаем о московском зодчестве предыдущей поры, так как большинство его памятников не дошло до нас (как, например, белокаменные храмы Московского Кремля, воздвигнутые среди деревянной Москвы при Иване Калите, а затем замененные более богатыми и величественными).

Изящный собор Успения на Городке в Звенигороде (около 1400г.) - крестово-купольный, кубический и одноглавый, во многом напоминающий владимиро-суздальские храмы. Однако уже в древнейшем сохранившемся здании Москвы - Спасском соборе Андроникова монастыря, воздвигнутом в 20-х годах ХV в., вероятно, при участии Андрея Рублева, видно стремление преодолеть кубичность, унаследованную великокняжеской Москвой от архитектуры владимирских «самовластцев». Ступенчато возвышающиеся своды придают храму динамичность и пирамидальный характер.

Так, уже в раннем зодчестве Москвы, основанном не только на владимиро-суздальской традиции, но и на достижениях других древнерусских художественных центров, проявляется тенденция к уменьшению массивности архитектурного целого, что достигается устремленностью ввысь.

Несколько слов о носителях верховной государственной власти в пору воссоединения Руси под главенством Москвы.

Германский император предлагает Ивану III королевский титул. Но тот гордо отказывается: «Мы божиею милостью государи на своей земле изначала, от первых своих прародителей… а поставления как прежде ни от кого не хотели, так и теперь не хотим».

После падения Византии Русское государство стало оплотом православия и надеждой славянского мира. Другие православные церкви сулили московскому князю корону византийских императоров. Москва возомнила себя третьим Римом. Московский митрополит величал Ивана III «государем и самодержцем всея Руси», «новым царем Константином». Впоследствии родилась такая теория: Рим первый пал из-за своего нечестия, Рим второе, т.е. Византия, пал от агарянского (иначе, мусульманского) засилия, а третий Рим - Москва стоит непоколебимо, и четвертому Риму не бывать. При этом происхождение московских князей выводили через Рюрика от самого римского императора Августа.

Иван III женится на Софии Палеолог, племяннице последнего византийского императора, после чего русским гербом становится византийский двуглавый орел. София очень гордая своим происхождением (после многих лет замужества все еще именовавшия себя не великой княгиней московской, а царевной цареградской), внушает Ивану непререкаемое представление о его могуществе. По словам Ключевского, «эта царевна, известная тогда в Европе своей редкой полнотой, привезла в Москву очень тонкий ум и получила здесь весьма важное значение».

Иван III был государем достаточно крутым и властным.

София, очевидно, поощряла его деспотические наклонности, а для наглядного воплощения установленного им абсолютного единодержавия был введен при ее содействии строжайший и сложный придворный церемониал с возданием до того невиданных почестей наследнику повелителей первого и второго Рима. В то же время в московских правительственных бумагах появился более торжественный язык, с пышной терминологией незнакомой прежним временам. Обветшалые стены и храмы Кремля не могли удовлетворить таких властителей. Надо было создать на старом месте новый Кремль, отвечающий новым запросам некогда захолустного Московского княжества, ставшего мировой державой.

Русское зодчество имело к тому времени огромный опыт.

Столько величественных зданий, Столько подлинных шедевров было уже создано в предыдущие века! При этом русское зодчество постоянно черпало живительные силы в народном творчестве, в искусстве деревенских древоделей. То малое, что сохранилось (главным образом на Севере) от их древних построек, свидетельствует о хорошем вкусе и мастерстве. Уютные и изящные деревенские церквушки ХV в. ясно показывают, что ступенчатость храмового здания последователь развивалась крестьянскими зодчими, чьи смелые творческие искания нашли позднее свое завершение в восхитительно стройных шатровых церквях - башнях.

Казалось бы на рубеже ХV и ХVI вв. наша страна должна обладать опытными зодчими. Но беда в том, что монголо-татарское нашествие нанесло русской архитектуре, как и всей русской культуре, нелегко поправимый ущерб. Некоторые технические приемы, важные для возведения прочных каменных зданий, были утрачены в те трагические годы. Москва собирает лучшие художественные силы страны, выписывает зодчих из Пскова, Твери, Ростова, обращается и к иноземным мастерам.

То было время, когда Италия главенствовала в искусстве Европы, французские короли Карл VIII и Франциск I, испанские, германские и польские правители наперебой приглашали итальянских архитекторов. Так же поступил и Иван III, очевидно, не без участия своей супруги (по матери, внучке итальянского герцога), проживавшей в годы изгнания в Риме.

Глава 1. Соборы московского Кремля

Московский Кремль - плод совместного творчества итальянских и русских («со всея Руси») мастеров, причем роль первых была во многом руководящей. И однако этот несравненный ансамбль глубоко волнует русскую душу, ибо он продолжает древнерусскую художественную традицию и отвечает нашим эстетическим идеалам. Новшества и технические усовершенствования, внесенные итальянцами, были значительными, и ими широко воспользовались русские зодчие. Но дело в том, что нигде, кроме России, скажем больше, кроме Москвы, не мог бы возникнуть такой грандиозный, такой единый при всем своем многообразии памятник силе и славе русского народа. Ибо итальянцы, обучавшие русских мастеров самой передовой по тому времени строительной технике, исходили в своем художественном творчестве из классических достижений древнерусской архитектуры. Таково было данное им предписание, отвечавшее уже до них народившемуся общему художественному замыслу Московского Кремля.

Алтарь России! Ведь так говорил Лермонтов о Кремле.

А чтобы стать достойным отечества, этому алтарю надлежало всем своим обликом преисполниться его юным могуществом и древней его красотой. Таким он и был воздвигнут разноязычными мастерами, озаренными в совместном своем творчестве русским художественным гением.

И вот мы на просторной, светлой кремлевской Соборной площади. Величественные храмы-богатыри и храмы легкие, причудливые, словно Игрушечные в сравнении с ними. А над соборами властно объединяющий их в единое целое столп Ивана Великого, что как «часовой, поставленный Годуновым, в белой одежде, как рында, в золотой шапке, как князь, сторожит покой Кремля» (А.И.Герцен) …Мы в сердце России.

В начале ХVI в. Посол германского императора Герберштейн отмечал в изумлении, что Московский Кремль по своей обширности - как бы целый город.

1.1 Успенский собор

И по сей день в Кремле мы чувствуем себя не просто в Москве, а именно по слову Лермонтова, на ее челе, украшенном державным венцом. И в этом венце из соборов всех величественней и всех прославленней Успенский (1475 - 1479 гг.), возвышающийся в самом центре Кремля над Москвой.

«…Бысть же та церковь, - говорит летописец, - чюдна велми величеством, и высотою, и светлостию, и звоностию, и пространьством, такова же прежде того не бывала в Руси, опроче Владимирской церкви, а мастер Аристотель».

Какие красивые и какие точные слова, свидетельствующие о глубоком восприятии прекрасного тогдашними русскими людьми, об их умении распознавать подлинно замечательное произведение искусства. «Опроче Владимирской церкви!..» Таков, значит, был их идеал, восходивший к вершинам великого древнерусского зодчества.

Но кто же был упомянутый летописцем мастер Аристотель? Звали его Фиораванти, а Аристотелем он был прозван за «строительную мудрость». В своей родной Болонье и в других итальянских городах он заслужил славу искусного архитектора и инженера. Приглашенный Иваном III Аристотель Фиораванти широко проявил свои дарования в России, которая, как никогда для Феофана Грека, стала для него второй родиной.

Фиораванти было предложено съездить во Владимир и взять за образец для нового кремлевского Успенского собора (который, как требовал того Иван III, должен был своей внушительностью превзойти все соборы на Руси) тамошний знаменитый Успенский собор.

Как свидетельствует летописец, Фиораванти научил Русских строителей более совершенной выделке кирпича (для чего был построен специальный завод) и составлению особых известковых растворов, приказав «густо мотыгами… мешати, и яко наутрие же засохнет, то ножом не мочи расколупити».

Но этим не ограничились его новшества.

Взяв за основу общие формы Успенского собора во Владимире, аркатурный пояс посередине его стен и колонны, он, однако, спрятал апсиды за мощные угловые пилястры, что придало главному фасаду более строгий, величественный вид, и добился органической слитности пятиглавия, как бы выражающей единство и могущество Русского государства. Во всем этом он проявил достойную мастера итальянского Возрождения логику конструктивных решений и глубокое ощущение архитектурного целого.

Особенно оригинально было решено им внутреннее пространство собора: оно без хоров и, что главное, поражает своим светлым простором, полностью открывающимся нам с первого взгляда. Огромный торжественный зал. Массивные круглые столбы, поддерживающие купола, не создают впечатление тяжести. Современники образно сравнивали их с «древесными стволами» и с восхищением отмечали, что собор был построен «палатным образом». Таково было и задание архитектора: Успенский собор предназначался для венчания московских государей на царство и для других торжественных служб.

Неоспоримы заслуги Аристотеля Фиораванти: этот виртуоз строительной техники проникся духом русского искусства. Ведь точно расчлененный в фасадах белокаменный наш собор, увенчанный золотом куполов идеальных пропорций, - чисто русский в своей размеренной богатырской мощи. Более русского и не представить себе по самой стати, по полноте выявления нашей исконной архитектурной традиции, по всему, что он будит в нашем сердце. Разве такой храм был бы мыслим на родине Фиораванти, где зодчество преследовало тогда совсем иные задачи, отражая совсем иное мироощущение?

В Венеции, перед собором св. Марка, Суриков решил, что кремлевский собор «сановитее».

В Успенском соборе, ставшем главной святыней Руси, красовалась привезенная из Владимира знаменитая икона Владимирской богоматери вместе со многими другими особо чтимыми иконами, доставленными из разных городов.

Живописное убранство собора было выполнено художниками круга Дионисия. Истинно сказочным великолепием засверкал этот храм с его мозаичным полом в сиянии драгоценных камней и золота иконных окладов. Увы, от фресок собора до нас дошли лишь фрагменты. Искусство Дионисия (или его круга) блестяще представлено иконой митрополита Петра, во многом напоминающей икону митрополита Алексея.

1.2 Архангельский собор

Служивший усыпальницей русских царей Архангельский собор (1505 - 1509 гг.), самый нарядный и самый большой в Кремле после Успенского (его строил соотечественник Аристотеля - Алевиз Новый), являет некоторые черты, характерные для итальянского Возрождения. В основе его тоже древнерусская художественная традиция, однако широкие русские лопатки заменены тонкими коринфскими пилястрами, иначе говоря, применена классическая ордерная система. Несмотря на то, что он пятиглавый и шестистолпный, этот торжественный и нарядный собор напоминает двухэтажное дворцовое здание типа «палаццо», с необычным у нас карнизом. Одним из новшеств, применённых Алевизом, стали белокаменные раковины в закомарах собора - этот элемент получил впоследствии широкое распространение в России. Следует признать, что смешение разнородных архитектурных принципов несколько повредило целостности общего облика собора, но тем не менее этот изящный храм настолько пришёлся по душе москвичам, что в течение почти столетия служил образцом для других церковных и светских построек. Многие элементы Архангельского собора были использованы при строительстве Грановитой палаты, Благовещенского собора, Теремного дворца в Кремле.

Порталы храма обильно украшены резным растительным орнаментом. Первоначально собор окружала открытая арочная галерея, а закомары были украшены островерхими белокаменными пирамидками. Галерея, вероятно, была разобрана в XVII столетии.

Постройка Архангельского собора сделала соборную площадь московского Кремля необыкнвенно торжественной. Молодая столица единого Русского государства приобрела достойный своего возросшего значения архитектурный ансамбль - образ Небесного Града, Горнего Иерусалима. Многоглавые златоверхие храмы тесной группой венчали Боровицкий холм. А над ним высоко в небе парил золотой крест колокольни Ивана Великого

1.3 Благовещенский собор и церковь Ризоположения

Псковским мастерам, особо ценившим в Москве, мы обязаны двумя чудесными кремлевскими храмами, более интимными и, быть может, наиболее изящными и тонко одухотворенными в своих пропорциях: Благовещенским собором (1484 - 1489 гг.) и церковь Ризположения (1484 - 1485 гг.).

Первый служил домовой церковью великого князя и его семьи. Псковские зодчие опять-таки взяли за основу достижения своих владимиро-суздальских предшественников, однако возвели здание на высоком подклете, своего рода белокаменном цокольном этаже, и окружили его обходной галереей - гульбищем. Они сумели - и в этом, пожалуй, главное очарование Благовещенского собора - придать миниатюрному (в сравнении с соборами Успенским и Архангельским) храму внушительность, прекрасно сочетающуюся с его изысканной декоративностью. При этом украсили его снаружи типично псковским узорным поясом из наклонно поставленного кирпича, так называемым «бегунцом».

В 1563 - 1564 гг. по повелению Ивана Грозного Благовещенский собор был перестроен. Некоторые исследователи связывают эту перестройку с желанием царя увековечить очередную крупную военную победу - взятие Полоцка. На четырёх углах собора были устроены одноглавые пределы, а сам собор был переделан на пятиглавие - в результате храм увенчала горка из девяти золотых куполов. Наличники окон и столбы галерей украсила белокаменная резьба. Пол собора выложен узорной яшмой, вывезенной по повелению Ивана Грозного из Ростова Великого.

Интимен, уютен и великолепен интерьер собора. Там сокровище древнерусской живописи - Деисус Феофана Грека (написанный для более раннего кремлевского храма Благовещения). А стены покрыты росписью, исполненной под руководством Феодосия, талантливого сына знаменитого Дионисия.

Одноглавая церковь Ризположения была тоже домовой - для утренних молитв московского митрополита, а затем патриарха всея Руси. Воздвигнутая совсем рядом с Успенским собором, она по контрасту кажется крохотной, радуя лирической музыкальностью своих стройных форм, вдохновенным творчеством русских мастеров, наделивших ее мерной в своей грации, легкой устремленностью ввысь.

1.4 Грановитая палата

Грановитая палата выстроена итальянцами Марко Руффо и Пьетро Солари. Большой зал с огромным столбом посередине служил для торжественных приемов и пиршеств. Итальянские мастера и здесь продолжили русскую художественную традицию. Вот как сириец Павел Алеппский описывает построенную за двадцать лет до Грановитой палаты (в 1469г.) замечательным русским зодчим и скульптором Ермолиным, не дошедшую до нас, но известную нам по изображениям на иконах раннюю трапезную Троице - Сергиева монастыря:

«Эта трапезная, как бы висячая, построена из камня и кирпича с затейливыми украшениями; посередине ее один столб, вокруг которого расставлены на полках в виде лесенки всевозможные серебряно-вызолоченные кубки…»

В Грановитой палате живо воскресает парадная атмосфера московского двора с его пышными церемониями и долгими возлияниями, перенося нас еще дальше в глубь веков, ибо ермолинская трапезная, несомненно, восходит к гридницам - столовым палатам древнего Киева и Новгорода.

Опоясавшись приспособленными к «огневому бою» новыми стенами и башнями, Кремль стал неприступной твердыней. И эта твердыня поражала своей, чисто русской, торжественно сияющей красотой. Белизна соборов и царских палат, золото куполов, Цветовые сочетания красок над порталами храмов - вся эта красочная гамма единого при всей своей динамичности ансамбля обогащалась четкой рамой розово-красных зубчатых стен и мощных башен в несколько этажей.

В 1491 г. монголо-татарский хан снова подошел к Москве со своими полчищами. С Воробьевых гор, пишет патриарх Иов, «узре окоянный царь красоту и величество всего царствующего града, и великие каменноградные стены, и златом покровенные, и пречюдно украшенные божественныя церкви, и царския веливия досточудные двоекровные и трикровные полаты». Красота и величественность русского царского града! Третьего Рима! Они стали образцом для всея Руси, где один за другим русскими зодчими воздвигались соборы, создавались монастырские ансамбли и строились неприступные кремли.

Печать кремлевского зодчества на соборах древнего Ростова и Дмитрова, Волоколамска, Новодевичьего монастыря в Москве, Лужецкого монастыря под Можайском, Никитского монастыря в Переславле-Залесском, монастырей Спасо-Каменного, Ферапонтова и Кирилло-Белозерского, пограничного Тихвина, Хутынского монастыря под стенами Новгорода и далекого Сийского монастыря на берегах Северной Двины. Эта печать на Целых ансамблях таких монастырей, как Кирилло-Белозерский, Троице - Сергиев в Загорске, Борисоглебский под Ростовом, на трапезных Андроникова монастыря в Москве и Пафнутьево - Боровского монастыря и на могучих крепостях Нижнего Новгорода, Коломны и Тулы. Печать Москвы, печать кремлевских палат и соборов и на памятниках, созданных позднее, можно сказать, на всем русском зодчестве ХVI и ХVII вв., ибо в едином Русском государстве главенствовала Москва и она же определяла направление его искусства.

Глава 2. Каменный шатер

Таково было значение для русского зодчества высоких художественных достижений строителей Московского Кремля.

И, однако, в «Истории русского искусства» (издание Академии наук СССР) сказано совершенно справедливо:

«Ни широко развернувшееся градостроительство, ни постройки могучих крепостных сооружении и величественных многоглавых соборов в городах и монастырях, ни возведение интереснейших по форме и убранству «посадских» храмов не могли отразить во всей полноте того большого политического и культурного подъема, который переживала Московская Русь в конце ХV и начале ХVI века. Как ни примечательны были отдельные здания этого времени, все же они представляли собой лишь подготовительный этап к сооружению тех изумительных по красоте памятников, которые определили архитектурный облик ХVI века. Мечты о необычном, стремление к новому, поиски оригинального облеклись, наконец, в середине ХVI столетия в форму шатровых храмов, которые знаменуют одну из высших точек развития древнерусского зодчества.

Каменный шатер ХVI века сыграл в древнерусском зодчестве не меньшую роль, чем смелая конструкция Флорентийского собора в архитектуре итальянского Возрождения».

Этот каменный шатер, этот храм-башня, храм-сказка был, по-видимому, увенчанием давнишних исканий русских строителей. Еще в прошлом веке историк и археолог И. Е. Забелин усматривал в таких храмах стремление увековечить «те старозаветные формы чисто русских деревянных сооружений, какие в деревянном зодчестве, по преданию, от поколения к поколению переходили с незапамятных времен».

В летописи прямо сказано, что «князь великий Василий поставил церковь камену Вознесение... вверх на деревянное дело в своем селе Коломенском». Иначе говоря, высокий каменный шатер Коломенского храма был создан по деревянному образцу.

Мы знаем, что деревянные шатровые храмы искони существовали на Руси. В плане такой храм образует квадрат (четверик), на котором возводится основание шатра (восьмерик), в свою очередь увенчанное восьмигранным конусом (шатром).

Какие бы схожие мотивы не обнаруживались в западных или восточных храмовых постройках, важна несомненная связь каменного шатрового строительства с народным художеством, безвестным творчеством зодчего-плотника, важна глубокая русскость шатровой архитектуры, место, как бы самой природой ей уготовленное в русском пейзаже.

2.1 Церкви и храмы села Коломенское

Здесь уже было сказано, что церковь Вознесения в Коломенском - вершина древнерусского зодчества. Можно добавить, что это и одна из вершин мирового зодчества.

Как «застывшую музыку» (Шеллинг), как «безмолвную музыку» (Гёте) подчас воспринимает наше эстетическое чувство архитектуру. Человек, музыкально одаренный, слышит особенно чутко безмолвное звучание архитектурных форм.

Вот что писал в прошлом веке князю В. Ф. Одоевскому, литератору, музыковеду и собирателю древнерусских нотных рукописей, восхищенный величавой музыкальностью русского шатрового храма знаменитый французский композитор Берлиоз:

«Ничто меня так не поразило, как памятник древнерусского зодчества в селе Коломенском. Многое я видел, многим я любовался, многое поражало меня, но время, древнее время в России, которое оставило свой памятник в этом силе, было для меня чудом из чудес. Я видел Страсбургский собор, который строился веками, я стоял вблизи Миланского собора, но, кроме налепленных украшений, я ничего не нашел. А тут передо мной предстала красота целого. Во мне все дрогнуло. Это была таинственная тишина. Гармония красоты законченных форм. Я видел какой-то новый вид архитектуры. Я видел стремление ввысь, и я долго стоял ошеломленный».

Ныне былая царская летняя резиденция Коломенское - это уже не Подмосковье, а сама Москва. Долг каждого москвича, каждого приезжающего в нашу столицу полюбоваться на церковь Вознесения, поглядеть на нашу национальную гордость, на такой шедевр русской архитектуры, которого было бы достаточно, чтобы пронести через века и тысячелетия славу создавшего его народа: подобно египетским пирамидам, подобно Парфенону или константинопольской Софии...

Имя гениального зодчего этого храма не дошло до нас. Но уже современники по достоинству его оценили. «Бе же церковь та, - говорит летописец, - велми чюдна высотою и красотою и светлостью, такова не бывша прежде сего на Руси».

Тут нет оговорки, нет знака равенства с каким-либо другим великим памятником зодчества. И дело не только в художественном совершенстве церкви Вознесения. Летописец подчеркивает ее уникальность. Ведь этот хронологический первый каменный шатровой храм означал коренной перелом в русской архитектуре, полный разрыв с византийской традицией крестово-купольного храма.

Недаром завершение постройки Коломенской церкви (в 1532 г.), по преданию воздвигнутой в честь рождения первенца Василия III - будущего Ивана Грозного, было ознаменовано трехдневными торжествами и пиршествами в присутствии великого князя и митрополита. Так каменный шатер был узаконен в храмовом строительстве Московской державы.

На южных, особо угрожаемых подступах к Москве (там, где некогда стояли полчища Едигея), над крутым берегом Москвы-реки, замечательная, в недрах народа возникшая архитектурная традиция обрела грандиозное воплощение (в камне!) в триумфальном памятнике во славу Руси.

Сравним Коломенскую церковь с кремлевским Успенским собором. Сила в них одинаковая. Но там она как бы вобрана внутрь, твердокаменно вросла в землю; это сила грозная и надежная, ждущая своего часа. Здесь этот час настал, и сила пришла в движение. Но не беспорядочное, мятущееся, а точно знающее свою цель. Кажется, что сама земля родила эту силу, чтобы в стройном, уверенном восхождении она воцарилась над ней.

Как знак победы и власти!

Обширные галереи с раскидистыми лестницами, четверик, восьмерик, исполинский шатер и невысокая главка. Ничего «налепленного» или напоминающего ажурность поздней готики, никаких посторонних эффектов, ничего, что не работало бы на стремление ввысь, и только на это стремление, в широком подъеме вырастающее из земли. Четко выступающие вертикали пилястров, друг над другом чередующиеся кокошники, двускатная кровля, продолговатые наличники окон, стройные грани шатра, увитые бусинами, так построенные и «оркестрованные», чтобы переход от яруса к ярусу происходил сам собой, органически, без малейшей задержки, неудержимо, но и без видимой торопливости. И так же все естественно, динамично внутри храма, где легкость двадцативосьмиметрового шатра создает даже в сравнительно небольшом пространстве ощущение простора. Нигде не давит огромная масса материала - кирпича и белого камня, - и это при почти трехметровой толщине стен.

Другой замечательный памятник шатровой архитектуры ХVI века - белокаменная Преображенская церковь в селе Остров, в Подмосковье.

В соседнем с Коломенским селе Дьякове (где жили царские слуги - дьяки) высится храм, воздвигнутый лет пятнадцать спустя после церкви Вознесения, как полагают, в честь венчания Ивана IV на царство. Это очень интересный памятник строительного искусства.

Дьяковский храм (1553-1554 гг.) стройно выступает над лесистым холмом, отделенным оврагом от Коломенского. Но когда вы поднимаетесь к нему вплотную, он производит впечатление несколько неожиданное и озадачивающее. И в то же время волнующее. Храм наседает на вас всей своей каменной массой, причем вы больше не ощущаете его единства, так бурна, так динамична сложная игр а его горизонталей и вертикалей, выступов и проемов.

Великая сила и здесь пришла в движение. Оно борется с неким извечным покоем, так что вы воспринимаете эту борьбу как чередование порывов в их нарастании и замирании.

Но проходит минута, и вы уже ощущаете в сцеплении и в сталкивании архитектурных форм какие-то полногласные аккорды, а в самих формах - парадность, смягченную искусной нарядностью. И хотя все это не вполне согласовано, значительность созданного здесь из камня несомненна.

Традиционное пятиглавие, но пятеро восьмериков расставлены так, что средний, самый большой, безраздельно царит над другими. Как башнеобразный столб! Недаром Дьяковский храм чем-то походит на замок. Но столб этот увенчан пышным карнизом. Монолитность этого столба с его эффектно отделанным барабаном подчеркнута ярусным построением приделов. И карнизы, и треугольные кокошники изящны и декоративны. Причем кажется, будто каждая форма вырастает из другой. В отличие от архитектуры Коломенской церкви, архитектура Дьяковской (существенно иная по своей направленности) - всего лишь многообещающее становление.

Имя строителя Дьяковской церкви также не дошло до нас. Зато нам известны некоторые другие замечательные «каменных дел мастера» ХVI в.: ростовец Григорий Борисов, тверич Ермола, «царский мастер» Андрей Малый, псковичи Барма и «городовой и церковный мастер» Посник Яковлев, «городовых дел мастер» Федор Савельев Конь.

Глава 3. Собор Покрова на Рву (храм Василия Блаженного)

Посник и Барма - авторы созданного в честь взятия Казани крупнейшего на Руси архитектурного сооружения ХVI в., собора Покрова, «что на рву» всемирно известного под названием храма Василия Блаженного (1555-1560 гг.).

Вышесказанное требует расшифровки.

«Что на рву» - означало соседство со рвом, проходившем перед твердыней Кремля. А Василием Блаженным собор был назван по имени юродивого, особо чтимого церковью и погребенного у стен храма.

«Казанское взятие» наносило решительный удар ханским захватническим вожделениям на юге нашей страны. Монголо-татары предпринимали опустошительные походы и «налетали на Русь внезапно, отдельными стаями в несколько сотен или тысяч человек... Полон - главная добыча, которой они искали... для этого они брали с собой ременные веревки, чтобы связывать пленников, и даже большие корзины, в которые сажали забранных детей. Пленники продавались в Турцию и другие страны... В ХVI веке в городах по берегам морей Черного и Средиземного можно было встретить немало рабынь, которые укачивали хозяйских ребят... русской колыбельной песней» (Ключевский).

Еще много пришлось Руси претерпеть от ханов и после Казанской победы, но эта победа рождала уверенность в конечном полном торжестве над ее злейшим врагом.

Храм Василия Блаженного являет нам наглядный пример созвучности истинно великого произведения искусства с думами и чаяниями, воодушевляющее народное сознание в данную эпоху.

По свидетельству очевидца, Москва с ликованием встречала молодого царя Ивана во главе русского войска по возвращении из Казани.

«И повознеся великий град Москва, и изыдоша на поле за посад встретити царя и великого князя... все множество бесчисленное народа московского... яко забыти в тот час всем людем, на такие красоты на царские зрящим, и вся домовная попечения своя и недостаци... вси послы же и купцы тако же дивяхуся глаголюще, Яко несть мы видали ни в коих же царствах, ни в своих, ни в чюжих... таковыя красоты и силы и славы великия».

Красоту, силу и славу - вот что должен был выражать храм, сооружаемый в честь великой победы, вызвавшей подобное ликование. Истинно ликующим во всем своем облике, прекрасным, как победоносная рать, и сияющим, как слава, надлежало быть этому храму.

Значение, придававшее его постройке, явствует из слов летописца: «дарова ему [царю Ивану] бог дву мастеров по реклу Посника и Барму и была предудри и удобни таковому чудному делу».

Далее, впервые в истории древнерусского искусства, мы находим точное свидетельство как об основном замысле заказчика, так и о претворении этого замысла приглашенными им мастерами. Подчеркиваем, что речь шла о начинании исключительной важности, о деле, именуемым «чудным», и что заказчиком был сам царь. Летописец сообщает, что царь, по совету митрополита, повелел зодчим воздвигнуть храм, в восемь престолов. Дело в том, что носители высшей светской и церковной власти желали окружить главный, центральный храм семью самостоятельными приделами в честь тех святых, чьи праздники падали на решающие дни Казанского похода. Однако Посник и Барма «основаша девять престолов [иначе говоря, не семь, а восемь вокруг главного] не якоже повелено им, но яко по бозе разум даровася им в размерении основания ». Такого числа приделов требовала элементарная симметрия в согласии с задуманной мастерами композицией собора, долженствующий увенчать весь архитектурный ансамбль Москвы.

Значит, можно утверждать на основании недвусмысленного текста летописи, что они поступили не так, как было повелено им всемогущим заказчиком, а по своему разумению, как истинные художники, лучше его разбирающиеся в законах и целях художественного творчества.

Воля царская и митрополичья спасовала перед красотой.

Необычайность и опять-таки уникальность Василия Блаженного объясняют глубокое впечатление, произведенное этим храмом на иностранцев.

Правда, Наполеон, воображавший, что в современной ему России по- прежнему правят бояре (депутацию от них он тщетно ожидал перед входом в Москву), проявил в отношении Василия Блаженного не менее странное заблуждение, окрестив эту христианскую церковь мечетью. Скорее всего он просто высказал первое, что ему пришло на ум, перед непривычной причудливостью ее архитектурных форм. Более примечательны не лишенные меткости суждения некоторых других чужеземцев, которым казалось, что этот храм построен больше «для украшения, чем для молитвы». А еще другие сравнивали его с колоссальным растением, группой скал «слеплением сталагмитов» или даже «со зданием из облаков, причудливо окрашенных солнцем».

Значит, красочность, сказочность, нечто замечательное и еще невиданное.

Пусть в храме Василия Блаженного меньше ясности, меньше первозданной чистоты архитектурных форм, чем в Коломенском храме, где во всем царят абсолютная мера и согласие. Своим высоким шатром храм Василия Блаженного восходит к Коломенскому, а ярость соподчиненных приделов, их затейливо живописной совокупностью, игрой вертикалей, горизонталей и полукружий, равно как пышностью и нарядностью, - к Дьяковскому, однако при большей легкости и органической стройности. Пусть храм Василия Блаженного иногда сравнивают с гигантским кондитерским изделием, а его яркая многокрасочность (первоначально он радовал глаз простым сочетанием красного кирпича и белого камня) отражает вкусы уже следующего, ХVI в., его буйное многообразие нигде не вырождается в хаос, а его декоративная перегруженность все же не простая затейливость, раз в ней рождается многословная, но прекрасная сказка. Храм этот ведь состоит из нескольких храмов, объединенных общим подклетом и образующих чудесную в своей пирамидальности группу. И так велика была с самого начала ее притягательная сила, что позднейшие пристройки как бы срослись с ней, не повредя общей гармонии ансамбля. Нет, многообразие не разрушает в Василии Блаженном великого принципа внутреннего единства.

Нам легко представить себе восторженный отклик, который храм должен был вызывать в русских сердцах, когда, подобно «райскому зданию», это собор, «что на рву», возвысился на Красной площади как памятник великой русской победе, «кустом» своих глав торжественно перекликаясь с многоглавием кремлевских соборов и как бы «держа» весь город своей легкостью и стройной громадой. Подобно тому, как уже тогда «держал» весь Кремль столп Ивана Великого, воздвигнутый до Василия Блаженного и лишь надстроенный при Годунове.

Итак, столп и шатер - как символы победного восхождения.

Век спустя шатровым покрытием были увенчаны и башни Московского Кремля: в чисто национальном русском обличии могучая ограда, опоясывающая «алтарь России, предстала (как гласит надпись на одной из более ранних шатровых построек) «сему граду на украшение и на утверждение от противных супостатов».

Заключение

Идеи общерусского патриотизма находили отражение в раннемосковском искусстве, которое продолжало традиции владимиро-суздальской художественной культуры, политику владимирских князей, претендовавших на роль «самовластцев». Москва выступает как наследница великодержавной власти Киева и Владимира. Она возрождает белокаменное строительство, отличающееся великолепием и силой идейного воздействия. Ширятся посады Москвы, усиливаются связи с различными землями, на подступах к столице возникает кольцо монастырей; строится Набережный терем, возводится церковь Рождества Богородицы на Сенях. В конце XIV века летописец с гордостью записывает: «…град Москва велик и чуден и много людей в нём».

Рассмотренные выше памятники раннемосковского зодчества показывают, что в начале XV века великокняжеские зодчие уже хорошо освоили технику каменного строительства и выработали на основе передовых традиций других художественных школ свой архитектурный почерк, созвучный напряжённому периоду освобождения от монголо-татарского ига и преодоления сопротивления бояр Твери и Новгорода усилению Москвы. В оптимистических образах, динамичности уверенно подымающихся ввысь форм, их триумфальности нашёл своеобразное отражение подъём национального самосознания народа.

Раннемосковское искусство впитало высокие общенародные идеалы, связанные с объединительной миссией Москвы, ставшей элементом освободительной борьбы русского народа. Понятно, что и раннемосковская архитектура заложила первые камни в фундамент общерусского зодчества. Динамичное построение храмов по вертикали, включение элементов народного узорочья, более житейская трактовка образа церкви, введение иконостаса - вот далеко не полный вклад московских каменодельцев, который получил в дальнейшем творческое развитие.

Список использованной литературы

собор церковь зодчество храм

1. Любимов Л. Искусство древней Руси, М., 1981

2. Низовский А. Ю. Величайшие чудеса света, М., 2007

3. Пилявский В. И. история русской архитектуры, М., 2004

1. Размещено на www.allbest.ru