Фриденсрайх Хундертвассер

Размещено на http://www.allbest.ru/

БЕЛАРУСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ АКАДЕМИЯ ИСКУССТВ

Реферат по теме

«Фриденсрайх Хундертвассер»

Подготовила:

Студентка 4 курса

Факультета дизайна и ДПИ

Специальности дизайн интерьеров

Осипова Екатерина

г.Минск 2010

архитектор хундертвассер авангардный

Фриденсрайх Хундертвассер - один из самых известных и получающих все большую популярность архитекторов XX века, создатель новой, постнеклассической эстетики. Начав как художник, он реализует свои авангардные, насыщенные экологизмом и эсхатологизмом, идеи в арт-акциях, архитектуре, графике.

Большинство людей, впервые сталкивающихся с его творчеством, так и остаются на первичном уровне восприятия формообразующих приемов и стилистических принципов: яркость, символизм, оригинальность подкупают. Знакомство с культурным контекстом разных десятилетий позволяет глубже понять логику творчества Хундертвассера, а также провести параллели с процессами, происходящими в эстетическом сознании и арт-практике начала третьего тысячелетия.

«У человека - три кожи. В первой он рождается, вторая - это его одежда, третья - фасад его дома» Фриденсрайх Хундертвассер

В статьях о нем удивляет единодушно-приподнятый тон - как будто в конце каждого предложения стоит восклицательный знак. Начиная писать спокойно, тут же сбиваешься на патетику.

Он нестерпимо ярок. От него можно быстро устать, но это ничего не меняет в его величии. Ровным счетом ничего.

Он родился 15 декабря в Вене, и его звали Фридрих Стовассер. Если произносить фамилию в подправленном им самим варианте - Хундертвассер (немецкое «hundert» в точности совпадает с русским «сто»), предваряя фосфоресцирующим именем, тоже найденном им, - Фриденсрайх - получается целый текст, на который сначала реагирует ухо. Люди думают, что я ругаюсь по-немецки или кому-то грожу. Скоро выясняется, что все обстоит проще и сложней, ведь произнесено всего лишь имя. «Мирная империя ста вод» - имя, в котором западная твердость многочисленных «р» по-восточному поэтично говорит о грандиозных планах. Или западный индивидуализм оборачивается желанием восточной гармонии с природой. Или, что вполне возможно, он иронично улыбается нам, и всем рекам, и всем рейхам, которые случились в его веке. Если бы я была историком архитектуры, то, отдав заслуженную дань Ле Корбюзье или Луису Кану, назвала бы двадцатый век столетием Хундертвассера. И непременно упомянула Гауди. Чтобы обозначить интригу вечного поиска истины в архитектуре. У него есть еще два имени, придуманных им самим, - Регентаг Дункельбунт, дождливый пестро-темный день. Но я боюсь запутаться окончательно. «Каждая капля дождя - это поцелуй неба» (Ф. Хундертвассер, 1968).

Если имя определяет судьбу, то в нем знаково все, от предрождественского дня рождения, намекающего на праздник и подарок, до даты смерти в 2000-м, когда заговорили о тысячелетиях и эпохах. Дитя мира, баловень судьбы, придумавший свое имя в 1949-м, после путешествия-странствия по Европе, когда холокост еще дышит в спину леденящим холодом, но так хочется мира и так хочется жить. «Почему люди не надевают короны? Потому что они слишком трусливы для того, чтобы быть королями» (1968).

Сегодня наиболее известны его «жилые холмы» в Вене (1977 - 1986), которая со времен императрицы Марии-Терезии была городом помпезным, величественным и очень «каменным». Во второй половине XIX века ее лишили покоя доктор Зигмунд Фрейд и гнутые спинки стульев Михаэля Тонета, а полотна Густава Климта, вальсы Иоганна Штрауса и знаменитые булочки открыли венцам, что они могут быть чувственны и наслаждаться жизнью. В самом конце двадцатого пляшущие окна, яркие разноцветные пятна мозаики, неровные полы, клочья травы на стенах, балкончики и арки, начисто лишенные порядка и исчисления, превратили жилой дом, созданный Хундертвассером, в наиболее престижное место жительства в австрийской столице, хотя, поговаривают, что не все жильцы выдерживают натиск туристов, цвета и асимметрии. Случается, что в их душах эстет уступает место простому квартиросъемщику.

У нас о нем написано немного - и в довольно схожих выражениях. Даже основные, программные работы не переведены, поэтому приходится искать информацию в иноязычных источниках. Немецкий интернет называет его стиль «несхоластической архитектурой». Для непосвященного в вопросы схоластики это, скорее, архитектура, созданная по принципу «от противного», на романтическом, почти юношеском отрицании. Нерегулярность - в противовес классической и классицистской традиции, лес на крыше - потому что обычно он растет внизу, неэкологичная встреча с природой, встроенной в специальные отверстия. Вопреки всему этому, люди здесь чувствуют себя свободными. Может быть, современные европейцы так устроены, что свобода для них в первую очередь связана с преодолением? «Я решил всегда носить с собой килограмм гипса. Когда меня пригласят куда-нибудь пойти, я сначала посмотрю на здание. И я буду настаивать на том, чтобы прилепить хороший кусок гипса на стену этого здания своими собственными руками. Если мне не разрешат, то я не зайду» (Ф. Хундертвассер, 1968).

Есть еще детский сад под Франкфуртом-на-Майне, кирха Св. Барбары в Бэрнбахе в Австрии, жилой комплекс в немецком курортном городке Бад Сотен, где вместо нефти нашли минеральную воду, ресторан на автобане Растштад, завод по переработке мусора и теплоцентраль в Вене, школа в Виттенберге. Они похожи не столько друг на друга, сколько на своего автора. Поэтому не станем классифицировать направление. Скажем просто: он.

Мне не нравится читать описания, однообразно перечисляющие яркость, пестроту и необычность его архитектуры.

Я не хочу шокировать читателей подробностями обнаженного Хундертвассера, пришедшего на телевизионное шоу «в одной кепке» - кто не ходил и не снимался голым в семидесятых годах?.. Известные всему миру непарные носки, дизайн новозеландского флага и жетонов для австрийских казино, собственные виллы в разных концах света, жена в Гибралтаре, через некоторое время другая - в Японии. Краткие браки, восхитительные юные девушки, позирующие рядом с ним. Манифесты и книги. Преподавание. Естественность или эпатаж?

Мальчик родился между войнами, учился в прогрессивной школе Монтессори, где стремились помочь раскрепостить каждого ребенка, научить его творчеству. Здесь царила атмосфера абсолютной свободы, которую вряд ли одобрит большинство воспитателей. Главным правилом было отсутствие готовых решений любой задачи. Он шел этим путем всю жизнь, занимаясь в графике, живописи и архитектуре примерно одним и тем же: никогда не дублируя уже существующее, безостановочно создавал что-то новое. Не довольствуясь установленным порядком - искал собственный. Так было в юности, когда, недолго проучившись в академии (профессора звали - Робин Кристиан Андерсен, как вам это нравится?), он отправляется поглядеть на мир - Париж, Италия, Тунис, Марокко. Образовательное путешествие, необходимое любому европейскому юноше, начиная еще с восемнадцатого века. Первый выход будущего космополита за пределы бюргерской и имперской Вены. Понимание ограниченности расчерченного по линейке пространства. Поиск будущего, в котором не предусмотрены симметрия и прямые линии.

Его последний проект назывался «Лесная спираль». Свою первую спираль он пишет в 1953-ем, и она становится одной из любимых тем всей жизни. Он опережает моду на все восточное, когда в следующем году опробует на практике теорию трансавтоматизма, который позволяет спонтанно и творчески высвобождать природную энергию, заблокированную цивилизацией (почти дзен). И идеально совпадает со своим временем, когда в 1958-м выпускает книгу «Манифест заплесневелости против рационализма в архитектуре». «Живопись и скульптура теперь свободны, - констатирует он, - каждый может сегодня создавать любые полотна и выставлять их». Почему же для работы в архитектуре необходим диплом? «Каждый может строить, и пока эта свобода строительства не достигнута, архитектуру нельзя считать искусством. То, что реализовано, представляет собой статичный жалкий компромисс людей с чертежными линейками и нечистой совестью!» Дело, конечно, не в линейках. Целесообразность рациональной архитектуры тридцатых годов как нельзя лучше сочеталась с идеологией авторитарных режимов, требующей унифицированности и хорошо принимающей лишь оттенки серого цвета. Начавшись как прекрасная утопия, она довольно быстро пришла к кризису. «Следует запретить носить линейку в кармане, по крайней мере, по соображениям морали. Прямая линия - это безбожно и аморально» (Ф. Хундертвассер, 1968).

В нем очень многое - от этого самого шестьдесят восьмого, года молодежных бунтов, антивоенных демонстраций, битловских песен и открытия восточной культуры: длинные волосы и борода, юная худощавость до старости, тяга к манифестам, лозунгам и эпатажу, психоделические цвета картин. Чтобы публика этому поверила и приняла, нужно быть очень искренним и убежденным в своих идеях. Очень цельным. Всегда.

Скандалы были странными. Или это - методы преподавания? 1959 год. Гамбургская академия изящных искусств, на последнем этаже которой располагается мастерская Хундертвассера. Он там преподает наряду с работой в собственной школе, «Пинторариуме». Слух о каком-то мероприятии или лекции, собирается публика. Ждут акции или жеста. «Я хотел нарисовать спираль, которая горизонтально поднимается по стенам, как слои камня. В назначенный момент я начал рисовать линию против часовой стрелки вокруг всей комнаты, примерно в сантиметре от пола. Вернувшись к точке начала, я продолжил линию чуть выше, почти параллельно первой. Спираль росла... Я все убрал со стен, поэтому места было много. Я рисовал свою линию, стоя на четвереньках и ползая под ногами наблюдателей. И только очень немногие могли разглядеть, что же я делаю. Наверное, люди ожидали от меня демонстрации, речей с подиума и так далее, но не ползания у них под ногами. Наверное, они хотели увидеть шоу, взрыв, но не эту постепенную эволюцию, так что через час они ушли, потому что им казалось, что ничего не происходит. Это было странно: они находились в эпицентре процесса, который их окружал и вовлекал в себя, но никто не заметил этого». Прикладная философия. Учитесь смотреть. Умейте видеть. И понимать.

В разгар акции появился ректор, который требовал, чтобы его немедленно впустили. «Я ответил: «Подождите минутку, пока не могу, потому что это запрещено законом линии. Подождите, пока линия не покинет дверь»». Ректор был вне себя и пытался войти. Он не понял. Линия длилась два дня и две ночи.

Позже критики писали примерно так: «Наглядно продолжая орнаментальные традиции венского модерна, его стиль «бесконечной линии» (беспредметной либо очерчивающей пейзажные и фигурные мотивы) завоевал большую популярность и вошел в число художественных эмблем страны». Похоже, разбежавшаяся публика и гневный ректор просто не заметили наглядной связи с модерном...

В архитектуре Фриденсрайх Хундертвассер проявляет себя прежде всего как художник, тоскующий по образности, эмоциям и импровизациям. В его подходе есть что-то от непосредственности ребенка, рисующего дом на песке и не задумывающегося ни о каких условностях. Здесь очень чувствуется влияние живописи русского авангарда, раньше других ощутившего тупики эпохи. Яркий цвет, пульсация ритмов, формальные переклички - приземистые глазурованные колонны, золотые купола, которые называют то византийскими, то русскими. Чудесный мир, который невозможно не любить. Зыбкий мир чувственных радостей, за который надо цепляться, чтобы в нем уцелеть.

Он, безусловно, романтик. Но прочные узы связывают его с теми, для кого он творит. И что-то мессианское есть в этом отношении. Например, Худертвассер полагает плохую архитектуру причиной заболеваний, алкоголизма, тяги к наркотикам и даже самоубийств. И советует людям не входить в здания, которые им не нравятся. Назначать встречи на улицах, потому что исправлять или перестраивать - бесполезно. «Архитектор, строитель и жилец - это триединство, такое же, как Бог-отец, Бог-сын и Святой дух» (Ф. Хундервассер, 1968).

Иногда он рассуждает вполне рационально. Но в конечном счете получается очень экологично. Например, когда говорит об «убитой» при постройке здания земле, которую нужно перемещать на крышу. Для Вены с ее садами и парками это было бы хорошо. Тогда это выглядело как утопия. Теперь довольно часто практикуется в современной городской архитектуре.

В 1960-70-х пришло признание, выставки прошли почти во всех европейских столицах. Существовал даже специальный выставочный тур под названием «Австрия представляет Хундертвассера континентам». Он побывал в Судане и Уганде. Был первым европейцем, с которыми сотрудничали японские мастера-резчики, переводившие его художественные проекты в дерево. Он создавал почтовые марки, за что позже, в 1997-м, получил Гран-при филателистов Германии.

Большинство построек относятся к восьмидесятым и девяностым, когда утвердившаяся идеология постмодернизма дает возможность перевести модели, разработанные прежде в живописи и графике, в архитектурные решения. В это время выпущен и манифест «Диктатура окон и право на окна» (1990). Если вы идете по улице, застроенной разными домами, то барочные окна в одном и формы югендстиля в другом ничуть вас не беспокоят. Так и в одном доме вполне можно покончить с «апартеидом» в отношении окон. Одинаковые окна отдают концентрационным лагерем, времена нивелировки прошли, - считает Хундертвассер. Его лексика кому-то может показаться архаичной. Мне нравится, что она не дает забывать историю. Если то же самое проговорить научными терминами, мысль не покажется банальной, но ей гораздо труднее будет оказаться действенной.

Некоторые люди говорят, что дома состоят из стен. Я говорю, что дома состоят из окон.

Когда разные дома стоят на улице рядом друг с другом, никто не замечает, что все они имеют разные типы окон, даже разные расы окон, например, дом в стиле Ар Нуво с окнами Ар Нуво рядом с домом в стиле модерн с квадратными окнами без всяких украшений, а следует за ними дом в стиле барокко с барочными окнами.

Но если бы один дом содержал три разных типа окон, это было бы воспринято как нарушение оконной расовой изоляции. Почему? Каждое отдельное окно имеет своё собственное право на жизнь.

Однако, согласно с господствующим законом, если оконные расы смешиваются, ущерб наносится достоинствам окна. Здесь всё: расовые предрассудки, расовая дискриминация, расовая полиция, расовая идеология, расовые барьеры, с роковым воздействием окна на человека. Это должно прекратиться. Потому что повторение одинаковых окон рядом друг с другом и одно над другим согласно системе координат - это черта, присущая концлагерю. В новой архитектуре пригородов и в новых административных зданиях, банках, больницах и школах, уравнение окон неприемлемо.

Индивидуальности никогда не бывают идентичными и защищают себя от стандартизации, которую воспринимают более или менее активно - зависит от человека. Таким образом, возникает любая алкогольная или наркотическая зависимость, массовый отъезд из города, мания наводить порядок, привычка к телевизору, необъяснимые жалобы на самочувствие, аллергии, депрессии и даже суициды, или в качестве альтернативы - агрессия, вандализм и преступность.

Человек, который живёт в квартире, должен иметь возможность выглянуть из окна и переделать его в тех пределах, до которых может дотянуться рукой. А также ему должно быть позволено взять длинную кисть и покрасить снаружи всё, до чего он не может дотянуться. Тогда всем на улице будет видно издалека, что тот, кто живёт здесь, отличается от своего заключенного в тюрьму, порабощенного, стандартизированного соседа.

Можно спорить о том, эклектика это или нет. Хорошая эклектика отличается от плохой тем, что из нее «слова не выкинуть». При всей дробности и детализованности архитектура Хундертвассера очень целостна, она - как живой организм, в котором неповторим и необходим каждый элемент.

Его часто сближают с Антонио Нонелем Гауди. Действительно, их роднят бионические мотивы, не всегда свойственные архитектурным постройкам, яркие образы и метафоры, сложность формы - при доступности ее восприятия. Только Гауди берет у природы в большей степени конструктивные решения, тогда как у Хундертвассера природа субстанциальна: архитектурное пространство буквально создается из нее. Это наиболее заметно по венскому дому и жилому комплексу в Бад Сотене «В лугах» (In der Wiesen), земля Штирия, строительство которого было начато в 1990 году. Здесь реализована модель «катящихся холмов». Ее формула: на одну часть человека должно приходиться четыре части природы. Природе принадлежит все, что горизонтально: крыши, пол, дороги. Вертикаль принадлежит человеку, но непременно творческому, который, как вы помните, не терпит прямых стен, ровных окон и всюду рисует линии. Такой человек понимает, что в природе он всего лишь гость и ведет себя соответственно. Хороший дом должен сочетать две вещи: гармонию с природой и гармонию с индивидуальностью жильца. Поэтому на крышах снова растет трава и по ним можно передвигаться от дома к дому, а двух одинаковых элементов с ходу не найти. Такой подход обеспечивает повышение качества жизни не только для самих жильцов, но и для их соседей, - говорит архитектор.

Дорогой Джуллио Маччи,

Я имею честь принимать участие в Миланской выставке.

Хочу реализовать один проект, связанный с окружающей средой: одно или несколько деревьев, растущих из окон. Большие деревья на третьих или четвёртых этажах, например.

В одном из павильонов выставки или неподалёку от неё. Это будет нечто постоянное, а не только на время экспонирования.

Вот пример: в монотонном, бесплодном городе много необжитого пространства. Так почему, раз существует нехватка кислорода, в квартире вместо человека не может жить дерево? Всё, что вам нужно, это окно квартиры и немного места позади него. Это очень важно и может совершить революцию в городе, гораздо более масштабную, чем крыши, покрытые лесом. Потому что жильцы-деревья, выглядывающие из окон, будут заметны издалека, и каждый сможет получить удовольствие, глядя на них. А сады и леса на крышах могут быть не видны с улицы.

Пространство, отведённое для дерева, должно быть изолировано до высоты подоконника резиной, пластиком или другим материалом, а потом на неделю заполнено водой, чтобы убедиться в его непроницаемости.

После этого комнаты должны быть до подоконника заполнены землёй в два слоя, первый слой - пемза, затем гумус или торф, а между ними - водопроницаемый слой пенистого пластика.

Жильцов-деревьев поднимают в дома через окна с помощью кранов, корни их должны оставаться в земле, а крона поднята вверх.

Корни закапывают в тёмной части комнаты, а листва растёт на ярком дневном свете.

Окна должны всегда оставаться открытыми, без рам, чтобы воздух, дождь, жара, холод, ветер, снег могли проникать внутрь.

Таково новое место жительства для жильца-дерева, у которого, должно быть, другие потребности, чем у жильца-человека. Комнату необходимо полностью отделить от остальной части здания при помощи специалистов по изоляции. Дождевую воду следует провести с крыши по трубе, а избыток будет стекать вниз по другой трубе.

Машины загнали деревья на верхние этажи. Бесплодные вертикальные стены зданий, от агрессивности и тирании которых мы страдаем каждый день, станут похожими на зелёные аллеи, где человек сможет дышать свободнее.

Жилец-дерево - это представитель леса.

Жилец-дерево платит свою арендную плату кислородом, способностью абсорбировать пыль. Это устройство против шума, которое вырабатывает тишину, обезвреживает токсины, очищает загрязнённую дождевую воду, вырабатывает счастье и здоровье, привлекая бабочек и многое другое.

Всё это может быть переведено в деньги, и, замечу, получится больше, чем может заплатить жилец-человек с помощью своего чека.

В отличие от Гауди и других представителей модерна, у которых конструкция задает эстетику формы, Хундертвассер не стесняется быть декоратором. Ему часто предлагают преобразить существующие «кубики», например завод по переработке мусора (1988 - 1992). В 1971 г. в местечке Шпиттелау близ Вены был построен завод, который позже пережил пожар. Перестраивать его доверили Хундертвассеру. Казалось бы, такая работа противоречит ранним манифестам: менять - не строить. Но, видимо, зрелость мастера делает его взгляды менее утопичными - или чуть более терпимыми. Он берется за индустриальную конструкцию в надежде очеловечить ее и поставить в один ряд с жилыми зданиями. Это вполне может быть телевизионный или культурный центр, библиотека или научное учреждение. Углы крыши приподняты и украшены золотыми шарами. Башня с огромной золотистой сферой будоражит фантазию и освещает серые окрестности. Бирюзово-синие тона стен напоминают восточные минареты. На вентиляционной трубе в качестве фильтра навешана знаменитая кепка архитектора, выросшая до четырех метров. Весело и легко. Тем более весело, что в момент открытия завод имел самую высокую степень экологичности в мире, перерабатывая 250 тыс. тонн мусора в год и вырабатывая энергию для обогрева 40 тысяч жилых домов в Вене. При этом уровень загрязнения воздуха меньше, чем дает один легковой автомобиль. Стало быть, качество декораций вполне соответствует содержимому.

Он может показаться наивным и смешным. Но кто-то должен быть таким, иначе в мире исчезнет движение. В нем сошлись мудрость нации, не понаслышке знающей о мессианстве, веселость ребенка, о которой писал Ницше - «забыть о прежней игрушке, чтобы увлечься новой», традиции восточного экологизма и западного просветительства.

Вкладывать будущее в архитектуру - в этой идее нет ничего нового! Это просто способ вернуть себе человеческое достоинство. Зачем нам так бессердечно использовать линейку, если всякий знает, что прямая линия - это опасный, комфортабельный обман, который разрушает нас?

Сегодня все мы являемся свидетелями триумфа рациональных технологий, но в то же время стоим перед пропастью, эстетической пустотой, пустыней стандартов, убийственной монотонностью, творческим бессилием.

Природа, искусство и создание - это части единого целого. Только мы разделили их. Если мы уничтожаем творчество в самих себе, мы уничтожаем себя. Только природа может научить нас креативности. Наша действительная безграмотность - это невозможность быть творчески активным.

Желание человека иметь дом и жить в нём в гармонии с природой и творчеством огромно.

Архитектура, совместимая с природой и человеком, облагораживает человека, а не унижает его. «Среди лугов» люди будут чувствовать себя защищёнными.

Среди лугов: там, где есть право на окна и жильцы-деревья, нерегулярные иррегулярности. Путешествие в страну креативной архитектуры, мелодия для глаз и для ног.

Он умер в Тихом океане на борту лайнера «Королевы Элизабет II» 19 февраля 2000 года. Он похоронен на своей земле в Новой Зеландии в « Саду счастливых мертвецов» под тюльпановым деревом в гармонии с природой.

В нем сошлись мудрость и непосредственность, любовь и эпатаж, традиция и революция.

Размещено на Allbest.ru