Готика Петровского времени

К маю 1704 г., т.е. через год после закладки крепости на Неве, самые срочные и важные мероприятия по защите Невы и очищению от неприятеля окрестностей были закончены. За этот год на берегах Невы успел вырасти город.

В 1706 г. началось сооружение каменных бастионов Петропавловской крепости (закончено оно было лишь в 1740 г.), а в следующем году приступили к постройке кронверка по другую сторону протока, отделяющего крепость от Березового острова. Одновременно шли работы по укреплению Котлина. На нем были возведены постоянные сооружения, заменившие собой существовавшие до того временные.

Знаменитый историограф Карамзин говорил, что Петр I сделал «бессмертную ошибку», основав Петербург именно на этом месте, а не на другом. Его взгляд разделили многие. Но здесь не было ошибки Петра: Россия шла естественным ходом исторической жизни к своему упрочению на Балтийском море. Петр I стал исполнителем этого исторического процесса, сознавая пользу, которую принесет Петербург, построенный в устье Невы. Карамзин полагал ошибкой не то, что Петр построил торговый город на море, но то, что он сделал его столицей. Казалось, что опасность превышает выгоды: «Утаим ли от себя ещё одну блестящую ошибку Петра Великого? Разумею основание новой столицы на северном крае государства, среди зыбей болотных, в местах, осуждённых природою на бесплодие и недостаток. Ещё не имея ни Риги, ни Ревеля, он мог заложить на берегах Невы купеческий город для ввоза и вывоза товаров; но мысль утвердить там пребывание государей была, есть и будет вредною. Сколько людей погибло, сколько миллионов и трудов употреблено для приведения в действо сего намерения? Можно сказать, что Петербург основан на слезах и трупах. Иноземный путешественник въезжает в пески, в болота, в песчаные леса сосновые, где царствует бедность, уныние, болезни. Там обитают государи российские. Но великий муж самыми ошибками доказывает своё величие: их трудно или невозможно изгладить - как хорошее, так и худое делает он навеки. Сильною рукою дано новое движение России; мы уже не возвратимся к старине!..». Однако Петр имел глубокий замысел перестройки всей России через новый город. А это можно было сделать только одним способом - сделать этот город главным. Он должен был быть столицей, ибо столица - образец, пример, который рано или поздно формирует нравы и понятия всей страны.

Для чего же был воздвигнут город на море? Море - это связь с миром, а потому и приучение к толерантности, море - это торговля. Петр говорил: «Если бог продлит жизнь и здравие, Петербург будет другой Амстердам».

Разветвленная дельта Невы давала возможности как для строительства портовых сооружений и корабельных верфей, так и для превращения Петербурга в сильную приморскую крепость. Вот почему выбор Петра I пал на невскую дельту, несмотря на трудный для освоения болотистый грунт и суровость природы.

Слабые уклоны приморской равнины и обилие вод сделали почву Петербурга болотистой. И нужно было затратить немало усилий на то, чтобы осушить почву и сделать ее пригодной для строительства города. Каналы, прорытые при Петре и в более позднее время, снизили уровень грунтовых вод и улучшили климат, но опасность морских наводнений все же не была изжита. Здесь мы видим черту новой эпохи. Человек предстает перед нами как творец. Несмотря на все препятствия, которые встают перед ним, он стремится к достижению поставленной цели, преодолевая все трудности.

Почти во всех специальных трудах, посвященных изучению старого Петербурга, первое десятилетие с момента основания города считалось временем строительного беспорядка. А между тем в истории строительства Петербурга эти годы сыграли весьма существенную, если не решающую роль.

Темпы строительства города - следующая его особенность. С первых же лет после основания Петропавловской крепости Петербург стал развиваться необыкновенными темпами. Уже в том же 1703 г. строительство перебросилось на Петербургскую сторону и на Васильевский остров. В 1704 г. на левом берегу возникает Главное Адмиралтейство. Вокруг него разбивается эспланада (Адмиралтейский луг), за которым вырастает Адмиралтейская слобода. На Березовом острове (Фомин остров), где еще вчера шумел дремучий лес, на прорубленных просеках возникли первые улицы. Их заселение шло по сословным и профессиональным признакам, что получило отражение в названиях многих улиц. Вблизи Троицкой площади появились Большая Дворянская и Малая Дворянская улицы, где поселились дворяне. По соседству образовались Посадские улицы. Далее, в глубь острова - Ружейная, Монетная, Пушкарская, Гребецкая и другие улицы.

Вдоль самого берега реки были возведены дома "именных людей". Кроме царской резиденции здесь стояли добротные дома виднейших сановников - А.Д.Меншикова, Г.И.Головкина, П.П.Шафирова, И.М.Зотова, М.П.Гагарина и других. От того далекого времени сохранился лишь Домик Петра I. Он был срублен из обтесанных сосновых бревен солдатами-плотниками за три дня - с 24 по 26 мая 1703 г. А 28 мая под пушечную пальбу основатель города поселился в своем новопостроенном дворце.

Наплыв населения в Петербург был настолько велик, что в течение десяти с небольшим лет была застроена территория между Адмиралтейством и Марсовым полем, а также и весьма протяженное побережье Невы от Финского залива и до Выборгской стороны. В 1710 г. напротив впадения в Неву р. Охты, т.е. на расстоянии 5 км от «исходного пункта» Петербурга-Петропавловской крепости, появились первые деревянные здания Александро-Невской Лавры, а через два года между Адмиралтейством и Лаврой началась прокладка главной магистрали столицы - Невского проспекта. Таким образом, несмотря на разбросанность застройки и наличие в черте города обширных «пустопорожних» мест, Петербург петровского времени охватил громадную территорию, не уступавшую в размерах крупнейшим европейским столицам. Это территориальное распространение города, вызвавшее строительство больших прямолинейных проспектов, завершенных громадными шпилеобразными башнями, навсегда определило тот широкий размах, который свойственен Петербургу и не свойственен другим российским городам, что также выделяет его.

В самом деле, представим себе обстановку, в какой происходило строительство Петербурга в первые годы после его основания. Десятки тысяч людей разной социальной принадлежности навсегда и весьма поспешно переселились в Петербург. Но в Петербурге они не имели готовых жилищ и даже самых необходимых строительных материалов. Указ Петра о запрещении каменного строительства во всей России, за исключением Петербурга, вышел только в 1714 году, поэтому в первые годы строительство велось из всяких материалов, находившихся под рукой. Дерево в бревнах и досках, глина для мазки деревянных стен и для изготовления сырцового кирпича, хворост и дерн для покрытия домов - все шло в дело. При отсутствии предварительно составленного генерального плана Петербурга такое строительство могло привести к непоправимому хаосу. Однако этого не произошло, и даже больше того - иностранцы, приезжавшие в Петербург в двадцатых годах 18 века, с восторгом отзывались о новой петровской столице.

Что же было сделано для того, чтобы предотвратить стихийное развитие города и сделать его удобным, благоустроенным и красивым? Среди строительных мероприятий петровского времени выделяются три главных, а именно: 1) государство приняло на себя руководство работами по осушению почвы и по прокладке улиц и набережных; 2) государство заняло опорные пункты городского плана, из которых главным был центр Петербурга; 3) чтобы обуздать стихию застройки улиц и кварталов, частным застройщикам были предложены образцовые дома с обязательством строить дом не внутри участка, а по «красной линии» улицы, что также имело важное противопожарное значение.

Примерно в это же время выходили указы Петра о переходе к регулярной застройке, о широком применении посадки новых зеленых насаждений и сохранении старых, о строительстве набережных («Набережной улице быть 7 сажен шириною и так погнутой, как сваями назначено») и их укреплении, а в последующем и об их облицовке гранитом; о проведении осушительных работ, замощении и освещении улиц в ночные часы. Все это составило целый кодекс строительных правил, характерных уже для нового города, регулярного в своем существе. Отсюда становится очевидным, что петровская эпоха явилась переломным периодом в истории русского градостроительства.

Несмотря на принудительные меры переселения, строительство в городе в 1709 г. развивалось сравнительно медленно и только с устранением непосредственной военной угрозы темпы застройки значительно ускорились.

По указу Петра для жилых домов архитектор Трезини разработал типовые проекты, ярко отразившие классовую структуру феодального общества. Дома для «именитых», «зажиточных» и «подлых» людей отличались друг от друга не только размерами, планировкой и этажностью, но и богатством архитектурного оформления их фасадов.

Учитывая большое международное значение перенесения столицы в Петербург и значение Невы как основной транспортной магистрали города, правительство указами обязывало на берегах Невы и ее главных протоков строить каменные здания. В связи с этим, на набережной от Летнего сада до Адмиралтейства строилось после 1709 г. большое количество монументальных каменных и мазанковых зданий, далеко превосходивших образцовые дома Трезини. Дома вельмож строились также на территории, расположенной от Летнего сада вверх по Неве. О характере архитектуры петровского Петербурга дают хорошее представление сохранившиеся до нашего времени архитектурные памятники того времени.

К началу 80-х годов 18 века Петропавловская крепость уже значительно изменила свой первоначальный вид, как об этом можно судить по панораме Зубова. Земляные валы и бастионы начали заменяться кирпичными на каменном цоколе. С восточной стороны в крепость вели главные Петровские ворота, сооруженные архитектором Трезини в 1708 г. из дерева, а в 1718 г. выполнены по его же проекту из камня. Они сохранились до нашего времени.

В 1718 г. у Невы на Сенатской площади начала строиться каменная церковь Исаакия Далматского (будущий Исаакиевский собор). Она была заложена вместо первоначально существовавшей деревянной церкви и к концу жизни Петра еще оставалась недостроенной (окончена в 1730 г.)

В 1716 г. начала складываться многолучевая композиция планировки улиц, ориентированных на башню Адмиралтейства. Первым лучом явилась Миллионная улица (Халтурина). Второй луч - Невский проспект - был проложен в 1711 г. для улучшения связи Адмиралтейского острова со старой дорогой, которая вела из Москвы и Новгорода к берегам Невы. Следующие три луча доходили только до реки Мойки. Последний луч (шестой) - будущий Вознесенский проспект - в то время доходил только до реки Фонтанки.

На Миллионной линии находился первый Зимний дворец Петра, построенный в 1711 г. и расширенный в 1725 г. Застройка вдоль набережной Невы и Миллионной линии тянулась до Царицына луга - современного Марсова поля - и заканчивалась у него мазанковым двухэтажным зданием Почтового двора, в котором приезжающие в Петербург могли останавливаться.

Вся территория между Адмиралтейством и Фонтанкой, Невой и Мойкой была застроена и освоена. Мойку соединили с Фонтанкой, а также с Невой, для чего были прорыты три канала, получившие название Лебяжьей канавки, Красного канала и Зимней канавки.

Намеченная и прорытая при жизни Петра сеть каналов в городе и на островах имела троякое назначение. Каналы служили на первых порах как дренажные магистрали, способствовавшие осушению территории города. Затем в основной своей массе были расширены и углублены, и стали служить постоянными транспортными магистралями, а во время наводнений - приемниками - распределителями излишков воды из Невы, тем самым, уменьшая уровень поднятия воды.

Вообще Петр I придавал большое значение наблюдениям за своенравной и капризной Невой. Регулярные изучения колебаний уровня в реке было начато по указанию Петра в 1715 г. Первый водомерный пост появился у Петропавловской крепости. Здесь была установлена специальная металлическая линейка с дюймовыми делениями - футшток. В дальнейшем наблюдения за уровнем воды в реке проводились у западного павильона Адмиралтейства в Кронштадте, а также и в ряде других мест на Неве.

Возникновение и развитие ансамбля Летнего сада способствовало застройке берегов Фонтанки. Весь ансамбль его создавался на протяжении почти двух десятков лет. И уже в 1712 г., по словам современников, производил впечатление благоустроенного и большого парка. Из значительных архитектурных сооружений Летнего сада следует назвать Летний дворец Петра, построенный при впадении Фонтанки в Неву, который сохранился до наших дней: грот, изнутри и снаружи обильно украшенный скульптурой и лепкой, являвшийся первоклассным произведением садово-парковой архитектуры и некоторые другие. Благодаря энергичной деятельности Ивана Матвеева было осуществлено большое количество работ по планировке, посадке деревьев и устройству фонтанов в Летнем саду. Земцов руководил расстановкой по аллеям скульптур, завершая облик Летнего сада петровского времени. Фонтаны Летнего сада питались при помощи водопровода из Литовского канала, прорытого в 1718-1721 гг. от речки Лиговки, и били под естественным напором.

В 1720 году Петром, как загородная резиденция для отдыха, был построен небольшой дворец, получивший название Смольного дворца. Свое название он получил от находившегося неподалеку Смольного двора, на котором для нужд флота варилась смола.

В 1710 г. по указу Петра началось строительство Александро-Невского монастыря. Целью этого строительства было увековеченье памяти Александра Невского, одержавшего убедительную победу над шведами. Монастырь начал свое существование в 1713 г. По своему положению монастырь был поставлен Петром выше других обителей России. 30 августа 1724 года, в день третьей годовщины победы в Северной войне, по указу императора здесь поместили перенесённые из Владимира мощи Александра Невского, что сыграло свою роль в деле укрепления столицы.

Основанием монастыря, в память об одном из наиболее чтимых в народе людей, Петр хотел придать новому городу особое значение.

При жизни Петра в столице начинает развертываться строительство каменных общественных зданий. К их числу следует отнести прежде всего здание Двенадцати коллегий, Кунсткамеру и каменный Гостиный двор на Васильевском острове.

После Полтавской победы начинается строительство в Петербурге и его окрестностях загородных домов и дворцов знати. Первой крупной резиденцией был Ораниенбаум (Ломоносов), начавший строиться в 1710 г. и законченный в 1725 г.

Характерным примером пригородных дворцово-парковых ансамблей Петровского времени были Петергоф (Петродворец), начатый в 1705 г. Принадлежащий самому Петру композиционный замысел Петергофа был чрезвычайно прост. Территория парка была рассечена продольными и поперечными перспективами, соединявшими между собой Верхний дворец, Монплезир, павильон Марли и Эрмитаж. Группой архитекторов были созданы водные каскады и фонтаны Петергофа. На топких берегах Финского залива уже в петровское время была создана блестящая царская резиденция - мировой шедевр садово-парковой архитектуры.

Начало 18 столетия в истории развития русской архитектуры ознаменовано чрезвычайно знаменательными творческими достижениями. За два десятилетия были созданы многочисленные архитектурные ансамбли и отдельные сооружения, частью сохранившиеся до нашего времени, свидетельствующие о мощном расцвете архитектурного гения русского народа. Монументальное церковное и дворцово-парковое строительство характеризует русскую архитектуру середины столетия. В ведущей тематике архитектуры эпохи со всей яркостью сказалась политика дворянского абсолютистского государства, приведшая к расцвету монументального дворцового и культового строительства.

По мере застройки города и роста его населения, стали возникать многие дополнительные хозяйственные проблемы. Местный грунт и обилие осадков делали улицы непроходимыми в сырую погоду. Началом крупных работ по замощению улиц столицы нужно считать указ от 24 октября 1714 г. о привозе камня в Петербург. Этот указ вменял в обязанность привозить по 10-30 камней (в зависимости от величины судна) всем приходящим в город судам (каждый весом не менее 30 кг.) и по 3 камня всем приезжающим возам (от 15 до 20 кг каждый). За каждый недовезенный камень полагался штраф в гривну. Первые работы по замощению основных магистралей выполнялись пленными шведами.

Но государство не склонно было производить все работы за счет казны. Мощение улиц, рытье водоотводных кюветов вдоль них и посадка зеленых насаждений возлагалась на жителей, проживающих вдоль этих улиц. Затем, чтобы «мостили во всем против образцов, чтобы впредь не перемащивать было», следили офицеры полиции.

Многочисленные водные протоки в городе вызывали необходимость строительства мостов. В 1711 г. существовал деревянный подъемный мост, соединявший Петропавловскую крепость с Городским островом. Это был первый мост в городе. К 1723 г. только на Адмиралтейском острове их было уже 17. При жизни Петра были устроены мосты через все водные протоки в черте тогдашнего города, не существовало лишь моста через Неву.

Рост города и все более усложнявшееся его хозяйство заставило Петра серьезно заняться вопросами управления Петербурга. Указом от 7 июня 1718 г. была создана должность генерал-полицмейстера - начальника городской полиции. В функции городской полиции входило поддержание внутреннего порядка, отлов беглых солдат, матросов и крестьян, направление в богадельни престарелых и увечных, сбор налогов с жителей города, организация тушения пожаров и многое другое.

Одним из крупных мероприятий в области городского хозяйства было устройство уличного освещения.

Подводя итоги деятельности Петровского правительства в деле развития городского хозяйства Петербурга, следует отметить в этой области значительные успехи. Санкт - Петербург уникален по своему архитектурному облику. Некоторые отрасли Петербургского городского хозяйства были либо совершенно новыми для России, либо получили в Петербурге небывалое для русских городов развитие. Прежде всего, необходимо назвать Адмиралтейство. Это не только необычное для прежней России архитектурное сооружение, но и сложный комбинат, объединявший предприятия, прямо или косвенно связанные с Военно-морским делом, новым делом для России. Адмиралтейская верфь являлась не только крупнейшим в стране промышленным предприятием, но и крепостью, готовой встать на защиту недавно основанного города, как с суши, так и с моря. Вторым по значению промышленным предприятием столицы следует назвать литейный двор, названный позже Арсеналом. По размерам он намного уступал Адмиралтейству, но подобно ему, являлся комбинатом: главным в этом комбинате был цех, где проходило литьё стволов медных пушек. Его обслуживали разнообразные вспомогательные мастерские: токарная, столярная, слесарная и т. д. литейный двор мог изготовить все необходимое для артиллерии: стволы пушек здесь же сверлили, рядом изготовляли колёса и лафеты, пушечные фитили и даже пушечную упряжку.

Кроме Адмиралтейства и Литейного двора, в Петербурге среди действовавших предприятий значились: каламянковая и полотняная мануфактура, крупное и дорогостоящее предприятие по производству штофа, бархата, шёлковой парчи, основанное вельможами Меншиковым, Толстым, Шафировым, кожевенный завод, Сестрорецкий оружейный завод, Охтинский пороховой завод. Развернувшиеся широким фронтом строительные работы потребовали организации в окрестностях Петербурга кирпичных заводов. Таким образом, постепенно столица превращалась в крупный промышленный центр России. По своему благоустройству, планировке, системе застройки Петербург ушел вперед от других городов России. Петербург был не только любимым детищем царя, но и символом его царствования, выражением эпохи преобразований. От старых городов Петербург отличался строгой планировкой улиц, каменными домами, построенными по совершенно новому образцу, уличным освещением, обширными парками, площадями и бульварами. Петербург не зря называли «окном в Европу». Сам идейно-художественный замысел этого города утверждал европейский характер русского государства и его культуры. Эта мысль настойчиво внедрялась в сознание европейских правительств. Например, план Петербурга, гравированный на 9 листах в 1753 году, русские послы распространяли в тех странах, где они были аккредитованы. Ещё раньше, в 1716 году правительствам западных стран рассылали проекты устройства Петербурга, выполненные архитектором Леблоном. В сознании современников Петербург воплощал и патриотический подъём складывающейся нации. Этому подъёму способствовали проводимые реформы и успехи в Северной войне, крепнущая мощь государства, рост его международного значения, развитие новой культуры. Вопреки всем трудностям, был построен город нового типа - новой культуры. Напрасно его иногда противопоставляют остальной России как город «западный». На самом же деле, Петербург, несмотря на миссию, возложенную на него основателем, и на то направление, которое было дано им же его развитию, если и рос под руководством иностранных учителей, то всё же не изменял своему русскому происхождению. Это «окно в Европу» находилось всё в том же доме, в котором жило всё русское племя, и это окно этот дом освещало.

2.2 Архитектурные особенности Санкт-Петербурга

В петровское время Петербург развивался с чрезвычайной быстротой. В 1703 году в устье Невы была заложена крепость, через год - Адмиралтейство, а уже в 1712 году Петербург был объявлен столицей. Петербург создавался совершенно иначе, чем большинство русских городов. Москва, например, строилась и росла в холмистой местности («на 7 холмах»), расселяясь концентрическими кругами вокруг Кремля. Это так называемая кольцевая система. Господствующим строительным материалом в Москве было дерево, главными темами московской монументальной архитектуры - церкви и дворцы; при этом дома строились обычно по усадебной системе, то есть главный корпус помещался в глубине двора, тогда как на улицу выходили сараи и заборы.

Совершенно иные идеи направляли застройку Петербурга, заложенного на болоте, выросшего на ровном месте. Планировка Петербурга осуществлялась не по кольцевой, а по радиальной системе, тремя главными лучевыми проспектами. Петербург строился (за исключением самого короткого периода) исключительно из камня, причём за основу были положены утилитарные и общественные здания; строился не по типу усадьбы, а именно как город, с чёткой перспективой улиц, с их подчёркнутыми «красными линиями» (в 1714 году Петр издал указ, запрещавший усадебную застройку с глубокими дворами и требовавший выведения фасадов на улицу).

Первоначально застройка Петербурга была сосредоточена на правом берегу Невы. Но вследствие мощного роста города и явного преимущества левобережной части строительство перенеслось в район Адмиралтейства, а при Анне и Елизавете стало всё дальше распространяться на юг, вплоть до Фонтанки. Здесь, собственно, и сложился могучий город, с его громадными магистралями, парками, площадями и дворцами, слившимися в одно неразрывное целое - один из красивейших и, в смысле архитектурного ансамбля, один из наиболее органических городов всего мира. Эта четкость планировки, эта удивительная ясность и целеустремлённость композиционной идеи, далеко превосходящая все крупнейшие городские центры тогдашней Европы - и Париж, и Лондон, и Вену, - отличает Петербург уже в петровскую эпоху.

Петровская эпоха явилась переломным периодом в истории русского градостроительства. Одновременно с решительным переломом во всех областях городского строительства произошли крупнейшие сдвиги и в самих художественных воззрениях русских зодчих. Для осуществления строительной программы, особенно широко развернутой в Санкт-Петербурге, требовались многочисленные архитектурные кадры. В начале 18 века Москва, обладавшая крупными зодчими, все же являлась хранительницей старины, и, следовательно, в новой обстановке, когда сам Петр стремился к европеизации русской культуры, было необходимо приглашение иностранцев. Снова, как и при Иване III, в Россию приезжают иностранные архитекторы. Большинство из них сосредоточилось в Петербурге, где под руководством самого Петра и Комиссии строений, возглавляемой Ульяном Сенявиным, осуществляются широкие строительные работы. Начиная с 1713 г. в Петербурге работают Шлютер, Шедель, Леблон, Маттарнови и ряд других мастеров.

Самый факт приглашения иностранных мастеров архитектурного дела был вызван исторической необходимостью и в свете задач, стоявших перед Россией петровского времени, был прогрессивным явлением. Отдельные иностранные архитекторы, особенно Трезини, Шедель и Леблон, сделали положительный вклад в русское зодчество. Однако нельзя преувеличивать творческого значения этих мастеров и тем более считать их проводниками западноевропейской художественной культуры, якобы воспринимавшейся в России без каких-либо существенных изменений.

Следует также отметить, что далеко не все архитекторы, поступившие при Петре I на русскую службу, оправдали себя в проектной и строительной работе. Чрезмерное доверие к иностранцам со стороны Петра открывало широко двери всем желавшим ехать в Россию, и, естественно, поэтому наряду со способными людьми в Петербург попадали посредственные или вовсе никуда негодные архитекторы-самозванцы.

По поводу восприятия Россией европейской культуры В.Г.Белинский говорил: «Петр великий, приобщив Россию к европейской жизни, дал через это русской жизни новую обширную форму, но отнюдь не изменил ее субстанционального основания точно также, как представители нового европейского мира, усвоив себе роскошные плоды, завещанные ему древним миром, отнюдь не сделались ни греками, ни римлянами, но развивались в собственных самобытных формах».

Действительно, если подвергнуть анализу творчество архитекторов, прибывавших в Россию, то между их первыми и позднейшими работами нельзя не заметить значительной разницы. Так, например, Доминико Трезини, долгое время работавший при королевском дворе в Копенгагене, принес с собой в Петербург суровые формы скандинавского зодчества. Эта суровость нашла воплощение в колокольне Петропавловского собора, которая поднимается над равниной Невы подобно шпилеобразным башням Стокгольма, Таллина и Риги. Это самое значительное из его произведений. Петропавловский собор не обладает единством целостного архитектурного организма. Но колокольня собора, взятая в отдельности, представляет собой замечательную удачу архитектора. С удивительным чутьём Трезини нашёл и воплотил тот необходимый для мощного простора Невы вертикальный акцент, то непрерывное, неудержимое и, | вместе с тем, такое лёгкое устремление ввысь, которое уравновешивает однообразную протяжённость Петербурга и которое отныне и навсегда сделалось органическим, неотъемлемым элементом петербургского пейзажа. В дальнейшем под влиянием русского зодчества архитектурные формы Трезини заметно смягчились. Искусство Д.Трезини было проникнуто как раз тем бюргерски-светским, простым, утилитарным и вместе с тем «приморским» духом, которого Пётр искал при своей первой поездке за границу. Д.Трезини не обладал выдающимся талантом. Однако его отличная выучка, его опыт, ясность и логичность его архитектурного мышления позволили Трезини правильно угадать основные задачи петровского строительства и занять ведущее положение на первом этапе застройки Петербурга.

Д.Трезини в течение десяти лет был архитектором-распорядителем почти всех петровских построек. Он строил здания самого различного назначения - и крепости, и церкви, и дворцы, и жилища обывателей. Он разрабатывал проекты для тех образцовых, типовых строений, с помощью которых Петр хотел регламентировать строительное дело в России. Все, что построил Трезини и что строили вокруг него, отличалось простотой, инженерной добротностью и не слишком высоким полётом фантазии.

Стиль Трезини - это не голландский стиль, пересаженный на русскую почву, это - петербургский вариант русского стиля раннего петровского времени. Из больших замыслов Трезини, осуществлённых, однако, уже другими зодчими и по неизменному проекту, следует назвать Александро-Невскую лавру - первый монастырь в Петербурге, задуманный Трезини в виде обширного, замкнутого усадебного ансамбля. Представление о первоначальном проекте Трезини, прямоугольном в плане с высокой колокольней в центре, и о позднейших изменениях и усложнениях в духе криволинейной барочной динамики дают гравюры А.Зубова 1716 года и Пикарта 1723 года. Голландизмы Д.Трезини оставили очень заметный след в истории и петербургской и вообще русской архитектуры; в частности, голландская мода сохранила популярность в архитектуре подмосковных усадеб вплоть до середины 18 века. Однако около 1710 года вкусы Петра, отражающие общую социально-политическую эволюцию России, начинают значительно меняться. Контуры абсолютистской, крепостнической России вырисовываются всё отчётливее и в связи с этим интересы Петра всё более отклоняются от добротного утилитаризма Голландии к Франции оплоту меркантилизма, торжеству централизованной военной и бюрократической машины, царству разума и величавой пышности двора. Ученик голландско-датской, бюргерски уютной архитектуры, Д.Трезини теряет популярность, и руководящее положение начинают занимать мастера придворно-абсолютистского барокко: представители вычурно-тяжёлого стиля Шлютер, Швертфегер, Шедель, изящный и сдержанный француз Леблон, талантливые эпигоны римско-иезуитского, декоративно-чувственного барокко Микетти и Киавери.

Теоретически рассуждая, сдержанный, полуклассический вариант стиля «Нелепее», воплощённый в творчестве Леблона, должен был явиться наиболее естественным переходом к новым художественным симпатиям Петра и к его абсолютистским тенденциям. Ранняя смерть Леблона (появился в Петербурге в 1716 году, умер в 1719 году), не позволившая ему довести до конца почти ни одной постройки, а может быть чрезвычайная утончённость его искусства, не доходившая до понимания русского общества петровского времени, помешали французскому архитектурному мышлению пустить корни в петровской России и дали перевес немецкому варианту позднего барокко. Правда, немецкие архитекторы развили при Петре широкую деятельность, но их стилистические приёмы очень мало привились на русской почве, сказавшись в решительном противоречии и с тенденциями раннего петровского строительства и с национальными традициями русского зодчества.

Наряду со скупым голландско-датским стилем и с помпезным немецким барокко, третье и, несомненно, основное русло позднего петровского строительства воплощено в творчестве выдающегося французского архитектора Леблона. Это был действительно архитектор очень крупный, европейского масштаба, художник исключительного дарования. О тонком чутье Петра, сразу угадавшего в Леблоне большого мастера, свидетельствует письмо Петра из-за границы Меншикову, где он пишет о Леблоне, что «сей мастер из лучших и прямо диковинкою есть». Жан-Батист-Александр Леблон был инициатором важнейшего перелома в эволюции французской архитектуры, родоначальником того нового направления в трактовке интерьера, которое сменило тяжеловесно-торжественный стиль Людовика 14 более сдержанными, уютными, лёгкими и грациозными формами, получившими название тиля «Regence». Таким образом, Леблон явился в Россию не только первым представителем французской художественной культуры, но и провозвестником совершенно нового для России варианта европейской архитектуры, и притом в тех двух областях архитектурного творчества (в композиции больших архитектурно-парковых ансамблей и в украшении интерьера), которые до сих пор были наименее разработаны в русском зодчестве. В этом - огромное значение Леблона в истории русской архитектуры. В контракте, заключенном с Леблоном 19 февраля 1716 года Лефортом, говорится о том, что Леблон был приглашен в Россию на пять лет для всякого рода архитектурных работ, строения фортификаций, мостов, платин, для обучения художеству и руководства мастерами, на чрезвычайно выгодных условиях.

Леблон сразу же развернул в Петербурге очень широкую деятельность. Петр назначил Леблона генерал - архитектором, сосредоточив в его руках всё строительное дело России. Леблон привёз с собой целый штат помощников самых различных специальностей и немедленно по приезде устроил 19 обширных мастерских: первая в России мастерская декоративной лепки под руководством скульптора Б.К.Растрелли, мастерская-школа художественной резьбы по дереву во главе с Н.Пино, столярная мастерская во главе с Ж.Мишелем, слесарно-кузнечная под руководством Т.Белена, обработки камня -- Баталье и Кардасье, литейно-чеканная мастерская во главе с Соважем и др. При Канцелярии городовых дел Леблон начал создавать архитектурную школу, после его смерти в 1719 году организацию её завершил первый русский архитектор Петербурга, ученик Д.Трезини, выдающийся мастер петровской эпохи М.Г.Земцов. Петербург превратился в единственный в своем роде центр подготовки строительных кадров, овладевавших на практике самыми передовыми методами и идеями эпохи.

Леблон не сразу освоился с русской действительностью и применился к местным художественным традициям. Его Генеральный план Петербурга был задуман слишком отвлечённо - проект Леблона предусматривал идеальный город-крепость, расположенный на Васильевском острове, с очертаниями правильного овала, прорезанного идеально симметричной сетью улиц и каналов, замкнутый со всех сторон укреплениями, с квадратным дворцом Петра в центре, город, как бы изолированный от всякого соприкосновения с рекой и морем и абсолютно статический. Леблон планировал Петербург в соответствии с пятью основными принципами - «крепость, красота, комодите, или удобство публичное, твёрдость и полисе, или добрые регулы» Эта кардинальная ошибка Леблона была исправлена и самой жизнью, и всем дальнейшим ходом петровского строительства, обратившегося к реке как к главному идейному и пространственному стержню городского ансамбля. Петербург должен был стать морским, речным, водным годом. Это был решающий перелом в истории не только русского зодчества, но и всей русской культуры, полный разрыв с исконными традициями славянского племени. Но уже в следующей большой работе проекте Стрельнинского дворца, блестяще задуманном и выполненном, чисто по-французски сочетающим строгость с изяществом. Леблон начинает находить контакт с окружением. Сам план дворца, медленно нарастающего к центру, в виде буквы П, с почётным двором и длинными флигелями, очень привился в Петербурге и получил в дальнейшем самое широкое распространение.

Ещё ярче богатые возможности дарования Леблона развёртываются в Петергофе, где Леблон одновременно даёт образцы интимного уюта с оттенком «голландизма» и стремится к большей пышности в главном дворце. Вместе с тем, Леблон ещё последовательнее примыкает здесь к петербургским архитектурным традициям: и в композиции всей усадьбы, и в планировке самого дворца. Исключительное мастерство Леблон проявил при отделке петергофских интерьеров. Несмотря на чисто европейский репертуар применённых Леблоном декоративных мотивов, по основному принципу низкого рельефа и сложного плетения плоского узора убранство интерьеров Леблона вполне соответствовало декоративным традициям русского народного узорочья. Именно по этому пути пошло дальнейшее развитие русского монументального интерьера.

Шире всего талант Леблона развернулся в планировке петровских парков - Летнего и Петергофского. Причём если в Летнем саду он дает типичный образец французского регулярного парка с длинными стрелами аллей пересечённых площадками и фонтанами, и с геометрически подстриженными деревьями, то в Петергофе, особенно в планировке Нижнего сада, Леблон соединяет геометрию французского стилизованного парка с динамическим рельефом почвы, свойственным итальянским садам.

2.3 Становление культурно-художественной традиции Санкт-Петербурга

Поначалу использование здесь опыта организованного строительства городов XVII в. не увенчалось успехом. Петербург, сложившийся к 1712 г., когда он не был еще столицей, потом весь перестраивался руками иностранцев на «европейский манир». С этого момента и создалась угроза полного разрыва с традицией. Но произошел ли полный разрыв с ней? Связь с традицией могла сохраняться теперь не на внешнестилевом, а на самом обобщенном морфологическом уровне, что собственно и показал дальнейший опыт строительства города, особенно к середине XVIII в., когда проблема стыка воспринятого европеизма с собственной традицией приобрели особую остроту.

После застоя и оппозиции европеизму к середине века наметились сдвиги и в региональных архитектурных очагах страны, чему способствовала отмена петровского указа 1714 г. о повсеместном (кроме Петербурга) запрещении каменного строительства. Однако проникновение сюда архитектурных новаций осуществлялось не путем прямого контакта с европейским опытом, а опосредованно, через столичные центры, откуда эти новации поступали уже в адаптированном виде. Таким образом, Петербург брал на себя роль ретрансляторов европеизмов на все обширное архитектурное пространство страны. Причем обновление архитектурного языка здесь шло в основном за счет приятия мотивов новомодного архитектурного декора, в чей-то созвучного местному «узорочью» XVII в.

Таким образом, процесс перехода русской архитектуры и градостроительства на новые европейские пути развития протекал весьма сложно и противоречиво, в постоянной полемике с собственной традицией, от резкого противостояния и угрозы трагического разрыва с ней к поискам компромисса и взаимодействия, но уже на основе наиболее обобщенных морфологических ее закономерностей.

В переводе русской архитектуры на новые европейские пути развития важную роль сыграло упорядоченное структурирование образующих элементов, т.е. «регулярство», от ранних, еще несовершенных его проявлений в XVII в. до подлинно регулярных в петровское, время. Эта перемена имела отношение к становлению как барочной, так и классицистической пространственно-пластической системы, иначе говоря, к стилеобразующим процессам, через которые и раскрывается специфика русскому пути к конечной цели -- классицистическому архитектурному идеалу.

Разумеется, русское художественное и религиозное сознание XVII в. еще не готово было тогда к восприятию ни чувственной драматургии барокко, ни рационалистических основ классицизма. Естественно, что могло быть нам ближе, так это наследие европейского маньеризма. Своим гротескным декоративизмом и переизбыточностью форм маньеристический декор оказался созвучным последней стадии местного стиля «узорочья» конца XVII в., что создавало условия, благоприятствовавшие его проникновению на русскую почву.

Ситуация «полистилизма» в архитектуре этого переломного времени в какой-то мере определялась фактором моды, вкусовыми запросами самого заказчика, получившего право «выбора» для себя тех или иных предпочитаемых западных «образцов». Поскольку носителем стилевого признака в условиях того времени был декор, наиболее предрасположенный к миграции, «заигрывание» с его годными мотивами выглядело явлением поверхностным, «косметическим». Эстетическое же освоение таких основополагающих категорий архитектурного формообразования, как масса и пространство, шло более замедленными темпами, не поспевая за сменяющейся стилистикой декора, что до сих пор затрудняет квалификацию многих изучаемых нами архитектурных явлений рубежа XVII-XVIII вв. Опережающая роль в этом отношении принадлежала изобразительным искусствам того времени, где в жанре портрета, статуарной и декоративной пластики, а также в графике, совершенно очевидно утверждала себя барочная концепция стиля.

Рассмотрение стилевой проблематики применительно к архитектуре и градостроительству этого переходного времени потребовало более широкого взгляда на развитие художественных процессов, т.е. выхода на культурный контекст. И только через него представилось возможным более весомо ощутить сквозь многостилье нарастающую стилевую тенденцию барокко с последней четверти XVII в.

В культурном контексте этого переходного времени шло медленное накопление генофонда, благоприятствующего становлению не только барокко, но и классицизма, свидетельством чему служит растущий интерес к естественнонаучным знаниям античности, ее литературе. Знаменательными для этого этапа стали непосредственное обращение к европейским архитектурным трактатам и попытки их перевода (выборочный перевод Палладио в 1699 г., затем издания Витрувия начала XVIII в., Скамоцци 1708 г. и дважды Виньолы в 1709 и 1712 гг.). Теперь можно было не только листать их, но и читать пояснения.

Иными словами, и в сфере культуры в целом наблюдается та же двойственность -- параллельное существование разностильных устремлений. Но, разумеется, эти противоположные устремления, по существу, не изменили характера формирующейся барочной культуры, достигшей своего апогея к середине XVIII в. Накопленные же за это время элементы будущей классической культуры переадресованы были эпохе Просвещения и развиты ею далее. Новая художественная культура, постепенно приобретавшая свой все более барочный характер, и определяла тот устойчивый и долговременный вектор, по которому пошло дальнейшее стилевое развитие архитектуры. И действительно, как показал сам опыт, стилистика барокко в конечном итоге взяла вверх над ранними классицистическими претензиями, когда и архитектура, и художественная культура во всех ее многомерных проявлениях слились в одно синтетическое целое.

В архитектуре Петербурга переход к классицизму в определенной мере был уже подготовлен развитием самого барокко и более ранними предклассицистическими веяниями в виде так называемого «протестантского классицизма».

Рациональные классицистические веяния в архитектуре петровского Петербурга нашли созвучие с характером делового языка и реформированного в 1710 г. гражданского шрифта, получившего вместо сложной, орнаментальной вязи более строгие линии, ясное, архитектоническое начертание. Для этого достаточно сравнить заглавные тексты рукописных церковных книг XVII в. с изданиями гражданской печати, набранными новым петровским шрифтом (как, например, титульный лист «Устава воинского» 1715 г. или книга «Приемы циркуля и линейки» со шрифтами времени классицизма).

Вместе с тем в жанрах эпитафии и пышных панегирических текстах того времени параллельно развивается высокопарный аллегорический язык барокко с соответствующей ему узорно-орнаментальной основой букв, т.е. и здесь наблюдается та же амбивалентность. Как мы уже констатировали, к становлению языка барокко, а затем и классицизма имело отношение и «регулярство», присутствующее в обеих этих стилевых системах.

Наука «Риторика», посвященная организации языкового материала или ритмическим закономерностям построения высокопарной речи, в такой же мере соотносима и с языком стиля барочного великолепия в архитектуре. Основы же гармонического рационального языка классицизма содержались в многочисленных художественных и архитектурных трактатах, восходивших к заветам античности и Возрождения и к новой классической риторике. По этим двум устремлениям -- от «великолепия» к «ясности» -- шла выработка языка русской архитектуры, вступившей в новое время.

2.4 Готические элементы в архитектуре Санкт-Петербурга

Вытянутое здание обращено торцовым фасадом к Неве и разделено на самостоятельные, но одинаковые по размерам трехэтажные корпуса. В XVIII веке каждый корпус был перекрыт отдельной крышей и имел свой вход. Все они объединялись в единую прямолинейную композицию (общая длина -- около 400 метров). Фасады идентично обработаны в духе петровского стиля. Они были окрашены в оранжево-красный цвет, на фоне которого рельефно выделялись белые пилястры, лопатки, наличники окон. Что касается интерьеров, то о них можно судить по сохранившемуся залу Сената (Петровскому залу), наиболее богато декорированному.

План здания символичен: он отражает самостоятельность каждой коллегии и вместе с тем подчеркивает их общность при решении государственных задач. Вместе с тем резиденция Двенадцати коллегий должна была воплощать новые притязания государственной власти. В 1721 году, после Ништадтского мира, Россия была провозглашена империей, а год спустя были забиты первые сваи главного административного центра страны. Петр I требовал, чтобы отдельные ведомства размещались в отдельных зданиях, чтобы эти здания можно было строить последовательно, одно за другим. Высочайший наказ, таким образом, предполагал экономичность и унифицированность. Строительство между тем шло очень медленно и неравномерно. Причин тому было много, в их числе болотистая почва, нехватка материала и казнокрадство.

Двенадцать коллегий исполняли не только административную функцию но, как ни странно, и коммерческую: на первом этаже со стороны площади была возведена аркада «гостиного двора» для торговых рядов и лавок, а с противоположной стороны здания была пристроена «коммуникация» -- двухэтажный коридор, в котором и должны были располагаться коллегии.

В 1716 году Петр I принял решение превратить Васильевский остров в центральный район столицы и сосредоточить на нем основные государственные учреждения. Проект планировки острова, выполненный Леблоном, не получил утверждения, и разбивка жилых кварталов была осуществлена архитектором Д. Трезини по собственному проекту.

Новое здание правительственных учреждений было заказано Доменико Трезини, одному из самых удачливых и плодовитых архитекторов, работавших в петровском Петербурге. При общей известности этого архитектора о самом Трезини мы знаем совсем немного: по происхождению итальянец, он был выписан из Копенгагена, столицы союзной России Дании. Это значит, что он уже работал у датского короля и знал стиль северного барокко, сдержанную, плоскостную и в основе своей протестантскую версию барокко католического. Этот стиль, знакомый Петру по его поездке в Голландию, был как-то молчаливо и уверенно выбран в качестве ведущего в сооружении Петербурга, а потому южные по происхождению курватуры Киавери (Кунсткамера) или Швертфегера (проект Александро-Невской лавры) выглядели отдельными яркими мазками на общем сдержанном фоне столичной архитектуры. В этом стиле петровского Петербурга Доменико Трезини был главной фигурой: он проектировал и строил Петропавловский собор, ворота Петропавловской крепости, Летний дворец и десятки других построек. Все свои здания он обрабатывал плоскими пилястрами с в меру изящными капителями, тянутыми карнизами, рамочными наличниками с «ушами», а также накрывал эти здания кровлями с переломом. Это был какой-то не совсем типичный зодчий, который не выпячивал своих дарований, не стремился создать свою лучшую постройку, но спокойно работал на самых разных стройплощадках, выполнял любые поручения, дополнял и воплощал любые проекты, а главное -- слушал царя и делал так, что царь понимал и принимал каждую следующую постройку. Царь приглашал временами то блестящего Микетти, то лощеного Леблона, но их куда-то сносили ветры перемен, а Трезини оставался и был все так же близок к царю и так же нетребователен.

В деятельности Трезини есть один эпизод, который, вероятно, является ключом к пониманию здания Двенадцати коллегий. Этот эпизод -- создание трех хрестоматийно известных типовых домов для Петербурга: это «дом для подлых», «дом для зажиточных» и «дом для именитых». Это очень простые постройки в духе северного барокко (только в «доме для именитых» есть следы какой-то французистости, сообщенной, видимо, Леблоном), которые предназначались для регулярной застройки Петербурга: участки и строительство частное, а общий стиль государственный, созданный государственным архитектором и апробированный самим царем. Эти здания, безразлично -- будет это административное сооружение для министерств или группа жилых домов в месте расположения Преображенского полка, должны быть «в стиле», должны поддерживать определенный престиж владельца, города, государства, а также должны быть достаточно гибкими -- для того чтобы их можно было применить к разным условиям. Всем этим требованиям отвечают и типовые дома Трезини и его же Двенадцать коллегий.